Одежда и украшение якутки в половине XVIII в.

(По археологическим материалам)

Е. Д. Стрелов

Е. Д. Стрелов

Одежда и украшение якутки в половине XVIII в.

(По археологическим материалам)

По всем данным доисторическая территория якутов лежала где-то на юге. Переселившись на крайний север, якуты должны были заменить свою одежду другою, более приспособленною к новым условиям обитания. Вернее всего, они позаимствовали ее у туземцев. Но отдельные детали и украшения могли остаться и на новой родине прежними. Поэтому изучение древнего якутского костюма может добавить еще несколько новых черточек к тому, что уже известно из жизни якутов дорусского периода.

В интересах этого дела я даю здесь самое точное и детальное описание якутских женских погребений, сообщая попутно и такие данные, которые хотя и не имеют непосредственного отношения к женскому костюму, но избавят других исследователей в этой области от многого, что дается лишь в результате длительной научной практики.

Необходимо отметить здесь помощь художника М. М. Носова, который с исключительной точностью зарисовал красками костюмы на рис. 17, 18, 19, 20, а также библиографа Якутии Н. Н. Грибановского, помогшего ценными библиографическими указаниями и принявшего на себя все хлопоты, связанные с изданием этой работы. Обоим им за эту помощь я приношу глубокую благодарность.

I

В научной литературе, касающейся якутов, их костюму отведено немало места. Однако, руководствуясь только этими данными, трудно составить себе правильное о нем представление; тем более об одежде какого-либо определенного периода. Причиною этого является то, что описания одежды у нескольких авторов не всегда совпадают, хотя все они говорят об одежде одного и того же времени. Кроме того, записи, особенно у более ранних авторов, в большинстве случаев произведены наспех, проездом, и потому не достаточно подробны, а зарисовки выполнены, надо полагать, или невнимательно или, вернее, с чужих слов.

Последнее особенно может быть отнесено к альбому И. Булычева — «Путешествие по Восточной Сибири». Роскошно изданный в половине прошлого столетия альбом при самом беглом с ним знакомстве создает впечатление, что автор и художник менее всего заботились о научно точном воспроизведении действительности. В этом легко убедиться, если взглянуть на виды р. Лены на листах 7, 8, 12, 13, 16, 17 и 18 альбома. Своею неправдоподобностью виды эти у человека, хотя бы раз видевшего р. Лену от с. Качуга до г. Якутска, прежде всего вызывают недоумение: перед читателем все время стоит чуждый, не ленский пейзаж, в центре которого живописная речушка с утопающими в зелени миниатюрными островочками и с берегами, покрытыми причудливою тропическою растительностью, а на этом фоне — странные, не ленские суда, лодочки и «шитики» с рулями, никогда не виданными на Лене.

Переходя к человеческим фигурам, то же самое нужно сказать и об якуте, изображенном на 20-м листе альбома: это скорее индеец, задрапировавшийся в плащ, чем типичный якут в своей одежде.

Столько же сходства с якутским быком и у быка, изображенного на листе 21-м.

После этого будет вполне законным усомниться также в правдивости передачи женского костюма и украшений на 22-м листе альбома.

К счастью, почти одновременно с Булычевым якутскую одежду описали и другие авторы, как, напр., Миддендорф (1843 г.), Маак (1854 г.) и несколько позже Серошевский; поэтому имеется возможность проверить данные Булычева. Пока же отметим, что, судя по рисункам в его альбоме, нашивки на поясе, другие украшения, а также серьги у якутской женщины того времени, к которому относится работа Булычева, были металлические.

Обращаясь теперь еще к одному источнику, а именно к «Живописной России», можно без труда установить следующую связь его с источниками, указанными ранее: центральная фигура на стр. 283, ч. I, т. XII «Живописной России» позаимствована с 22-го листа альбома Булычева; якутка, едущая на быке, на том же рисунке — с 21-го листа, «шитики» — с 13-го листа, а женщина, сидящая к зрителю спиной, взята у Миддендорфа со стр. 761 его «Путешествия на Север и Восток Сибири» (отд. VI — «Коренные жители Сибири»), Таким образом «Живописная Россия» ничего нового в отношении якутского женского костюма не дает.

Если обратиться теперь к более ранним литературным источникам, чем альбом Булычева, то первым из них по времени, дающим наглядное представление об якутской одежде, является (по данным «Библиографии Якутии» Н. Н. Грибановского) «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей», изданное К. В. Миллером в 1776 г. В тексте второй части этого труда имеются 30 цветных гравюр, на шести из которых изображены якуты — мужчины, женщина и девушка.

Кто является автором «Описания» — неизвестно, так как об этом ничего не сказано в титульном его листе, но, судя по тому, что в 1796 и 1799 гг. вышли из печати подобные же книги, правда в несколько измененном виде, но под тем же названием, с теми же шестью гравюрами, только с обозначением автора — И. Г. Георги, последнему, очевидно, принадлежит и первое «Описание», т. е. изданное Миллером в 1776 г. Но если автором «Описания» является Георги, то неизвестно, чьи и какого времени материалы легли в основу шести гравюр, изображающих якутов, так как сам Георги в Якутии не был.

Упомянутая книга во всех трех изданиях крайне редка, в Якутске ее нет вовсе, и потому для настоящей работы используется только аннотация к ней Н. Н. Грибановского, видевшего эти гравюры в Ленинграде. В отношении четырех гравюр в его аннотации сказано: «Якутская баба и девка с лица и со спины, на головах у них шапки с рожками. Якутки татуированы и костюм вышит цветным бисером».

Но, если обратиться теперь к «Путешествию флота капитана Сарычева», то за январь 1786 г., т. е. спустя только 10 лет после издания «Описания» К. В. Миллером, находим следующую запись: «Платье носят якуты, богатые из оленей, а бедные из лошадиной кожи, и притом как зимою, так и летом почти одинакового покрою, с тою только разностью, что для зимнего кожи употребляются с шерстью. Вместо рубашки надевают нагрудник, потом род длинного полушубка шерстью внутрь; а сверх всего с завороченными полами кафтан, называемый санаях, шерстью вверх. Штаны у них короткие, на четверть выше колен, к ним привязываются ремешками наколенники, спускающиеся немного пониже икр; потом на ноги одеваются носки, а на них сапоги, называемые этербесы. Достаточные якуты сверх всего платья носят привязанные к поясу два набедренника, состоящие из двух четверосторонних лоскутов красного или синего сукна...» и далее: «...женское якутское буднишное платье почти такое же, как и мужское, но наряднее, длиннее и полнее обыкновенного, покрыто цветным сукном, фанзою и китайкою, унизано серебряными и медными бляшками разных фигур и обложено кругом широкою опушкою из мехов бобровых и выдренных. К сему платью шапки надевают особого роду, с тремя вверху хохлами из птичьих перьев; в ушах носят серебряные большие кольца, волосы завязывают назад в косу» (стр. 23 и 24).

Таким образом и у Сарычева, как и у всех позднейших авторов, писавших об якутской женской одежде, бисер отсутствует совершенно, тогда как в «Описании» — исключительно бисер.

Создается впечатление, что 1776 г. («Описание») и 1786 г. (Сарычев) это та грань, когда якутский женский костюм претерпевал значительные изменения. Конечно, смена одних украшений другими, введение новых материалов для одежды и изменение ее покроя не могли совершиться в каких-нибудь 10 лет. Во-первых, 1776 г. это только год издания «Описания» и он отнюдь не указывает на время, когда был собран материал для этого издания, и, во-вторых, смена эта и не могла происходить по всей Якутии одновременно и равномерно: окраинные районы несомненно отставали.

В распоряжении исследователя более ранних литературных источников по этому вопросу, чем упоминавшиеся выше, нет. Поэтому единственный выход — это прибегнуть к помощи археологии, тем более, что только она дает возможность, непосредственного наблюдения жизни человека в давно минувшие времена.

2

В древности у якутов было два способа погребений умерших, а именно, арангасы — погребения над поверхностью земли (на столбах, на деревьях) и трупосожжение; современный же способ — зарывание в землю — появился позже, после прихода русских, которыми и введен насильственно.[1]

[1] Е. Д. Стрелов. Лук, стрелы и копье древнего якута. Сборник трудов Исследовательского общ. «Саха Кескиле», вып. I (4), 1927, стр. 58—60.

Древние арангасы, относящиеся, напр., к XVII в., по вполне понятным причинам не могли сохраниться до нашего времени. Тем более не оставалось никаких следов в результате трупосожжений. Таким образом только какие-либо случайные находки могут дать представление о костюме якутской женщины к моменту прихода в Якутию русских.

Самые древние могилы, какие мне приходилось встречать до настоящего времени, ни в каком случае не могут быть отнесены далее половины XVIII в. Очевидно, это грань, после которой, с одной стороны, начинают изживаться арангасы и трупосожжения, с другой — входит в обычай чуждое доселе якутам, навязанное им русскими, зарывание покойника в землю.

В Якутии условия сохранения трупов и зарытых с ними вещей особенно благоприятны вследствие вечной мерзлоты почвы. Хотя якуты и не хоронят своих покойников глубже 1—1½ м, все же влияние вечно мерзлого слоя сказывается во многом. Прежде всего здесь нет могильных червей, разрушающих ткань тела; очевидно, близость вечно мерзлого слоя не благоприятствует их зарождению и развитию. Процесс разложения трупа при слабом доступе воздуха и при температуре близкой к 0° идет каким-то иным, не обычным порядком, в результате чего трупы всегда мумифицируются; будучи же извлечены из могилы, быстро высыхают, не издавая трупного запаха. Иногда мумификация достигает такой полноты, что сохраняются ногти, уши, нос, губы, морщины на коже и т. п. Не сохраняются только кишечник и желудок.

Степень сохранности трупа зависит прежде всего от времени года, когда похоронен покойник, а затем, конечно, и от глубины могилы. Само собою понятно, что более стойки зимние погребения, хотя труп, зарытый в мае, тоже может замерзнуть и не оттаять затем со стороны спины в течение полутора столетий. В этом мне пришлось убедиться осенью 1922 г. во время раскопок в Хоринском наслеге Западно-Кангаласского улуса. Здесь, в одном из погребений, под спиною покойника была обнаружена небольшая ветвь березы с не вполне еще распустившимися листочками. Ветвь настолько сохранила первоначальную свежесть, сочность, гибкость и зеленую окраску листьев, что если бы это случилось не поздней осенью, когда листва опала уже с деревьев, то можно было бы искать какого-либо другого объяснения этой находки.

Из металлов полному окислению подвергаются только железо, свинец и олово, медь же, бронза и серебро покрываются окисями только с поверхности и потому в случае нужды легко чистятся соответствующими реактивами. Лучше всего сохраняется волос, благодаря чему всегда возможно определить меха на одежде. Шелковые и шерстяные ткани и такие же нитки почти не изменяются, но окраска их несколько буреет; однако побурение это не настолько сильно, чтобы невозможно было определить первоначальный цвет. Бисерные вышивки остаются в полной неприкосновенности, но нитки из жил, закрепляющие бисер, иногда настолько подгнивают, что неосторожное сотрясение может разрушить бисерный узор. Чтобы этого не произошло, необходимо на месте раскопок заливать бисерные вышивки густым раствором желатина, после чего можно спокойно приступать к перевозке добытых материалов.

Самым страшным врагом, нарушающим целость погребения в Якутии, является овражка (суслик), которая особенно охотно роет свои норы в могильных холмиках. Объясняется это тем, что надмогильное сооружение и более густая растительность, развивающаяся на взрыхленной при рытье могилы почве, лучше скрывает нору от пернатых хищников.

Овражка, поселившаяся на могиле, обычно роет свои норы по направлению к гробу, и если последний настолько уже подгнил, что не служит неодолимым препятствием, то она забирается внутрь, засоряет его землей, растительным мусором, перемешивает мелкие вещи, украшения и разрушает бисерный узор на одежде покойника. С другой стороны, если овражке даже и не удается проникнуть внутрь гроба, то все же многочисленные ее норы служат каналами, по которым циркулирует теплый воздух летом, холодный — зимой, что способствует более быстрому разрушению всего погребения.

3

Из ряда старинных якутских могил с женскими погребениями, раскопанными мною в период 1914—1922 гг., наиболее богатыми по обилию украшений оказались три: одна в так называемой «Атласовской» («Шахурдинской») заимке, километрах в 7—8 на запад от г. Якутска, и две на вершине Лысой горы в Хоринском наслеге Западно-Кангаласского улуса, километрах в 10—12 от Якутска.

Первая могила была разрыта в августе 1914 г., причем гроб с покойницею в нетронутом виде перевезен в город, где в том же месяце описан, и материал технически обработан. Что же касается двух других могил, то между раскопками, с одной стороны, и описанием и обработкой материалов — с другой, прошло довольно много времени. Колоды с покойницами из этих могил были доставлены в сентябре 1920 г. в амбар Якутского музея, простояли там в нераскрытом виде до 18 марта 1926 г., когда, наконец, представилась возможность открыть крышки, описать добытый материал и заняться технической его обработкой. Планшеты с коллекциями из всех трех могил поступили в 1926 г. в Исторический отдел Якутского музея, где и хранятся сейчас вместе с прочими моими археологическими коллекциями как собственность музея.

Первая могила расположена на опушке леса на берегу высохшего озера. Около могильного холмика, заключенного в полусгнивший сруб, валяются отдельные части развалившейся оградки. Столбики этой оградки как бы выточены на токарном станке; ряд углублений сменяется возвышающимися частями то с прямыми сторонами, то с закругленными. Основываясь на этой резьбе, якут, указавший могилу, заключил, что в данном случае похоронена женщина. И хотя в этот раз предположение его оправдалось, впоследствии же мне не раз приходилось наталкиваться и на мужские погребения с подобными же столбиками у надмогильной оградки. Таким образом по этому признаку нельзя определить заранее, с мужским или женским погребением придется иметь дело исследователю.

После удаления верхнего слоя земли ясно обозначилось могильное пятно. Верхний слой земли — глина, подстилающий — песок. На глубине ⅓ м от поверхности попадаются древесные угли, а уже на четвертой лопате встречена крышка гроба. Последний составлен из четырех толстых досок по бокам, одной, служащей дном, и двух полубревен вместо крышки. Поверх этой крышки положена прямоугольная, сшитая из бересты, пластина, вышитая по бокам берестой со сквозным узором (рис. 11, 3). В гробу — женщина, обращенная головою на юго-запад. Руки вытянуты вдоль туловища, причем кисти рук покоятся на нижней части живота. Лицо закрыто лисьим мехом. На голове меховая шапка с круглой серебряной пластинкой над лбом. Форма шапки такая же, как и на рис. 15. В ушах серьги, представляющие собою медную проволоку, на которую вздеты пять чередующихся между собою черных и белых корольков и конец которой, служащий для вдевания в ухо, загнут кольцом. Проволока на серьгах окислилась насквозь и потому местами поломалась при нашивке на планшеты (рис. 10, 2 и 4).

Покойница одета в короткую, доходящую только до колен, одежду, сшитую из синей дабы, на холщевой подкладке, обильно украшенную бисерной вышивкой (рис. 17). Бисер нашит не прямо на материю, а сначала на ровдугу (замшу), которая в свою очередь пришита к дабе. Очевидно, когда одежда изнашивалась, с нее спарывали ровдужные полосы с вышивкой и нашивали на новую.

Бисер и корольки на вышивках и украшениях только трех цветов: белого, черного и голубого. И по моим наблюдениям исключительно только эти три цвета и встречаются в старинных якутских могилах. Прозрачные стеклянные корольки зеленого и фиолетового цветов, а также бисер других цветов, обычные для одежды и украшений XIX в., совершенно отсутствуют в могилах половины XVIII в.

Бисер на вышивках местами развалился вследствие того, что закрепляющие его нитки истлели, но так как еще в могиле все расшитые части одежды были залиты густым раствором желатина, — удалось сохранить все узоры настолько, что впоследствии, при реставрации якутского женского костюма в целом, художник без малейших затруднений рисовал по ним самые мельчайшие детали узора.

Даба хотя на вид и казалась совершенно цельною, но при попытке расправить складки или раскрыть полы одежды рассыпалась, почему сделать точные обмеры последней для выяснения покроя никак не удалось. Для музея же в качестве образца лоскут дабы пришлось закреплять бесцветным желатином с консервирующими веществами, в каковом виде после просушки он и нашит на планшет (рис. 11, 2).

Воротник у верхней одежды (рис. 7, 2) стоячий, сплошь зашитый бисером и белыми корольками; застегивался он на две металлические пуговицы, имеющие форму гирьки (рис. 4, 8). Подобные пуговицы всегда встречаются в старинных якутских могилах; как это видно по рис. 2 и 6 (11,12 и 1,3,4), они употреблялись не только как застежки, но шли также на те или иные украшения в качестве подвесков. Подобные подвески находил также Маак в Вилюйском округе, только там нижняя часть их не круглая, а коническая [2].

[2] Маак. Вилюйский округ Якутской области, табл. 1, №№ 4 и 18.

Описываемая одежда застегнута на три пуговицы (рис. 6, 1,3 и 4), две из которых точно такие же, как и на воротнике, третья же несколько крупнее и имеет форму не гирьки, а грибка (рис. 6, 4). Основанием продолговатых ровдужных петель служат ровдужные же кружочки 3—3½ см в диаметре, сплошь зашитые бисером, с оловянными бляшками в центре (рис. 6, 1,3 и 4). Олово во всю толщину окислилось, имеет матовый цвет и при нажиме легко крошится. На концах рукавов, отступя 1 см от края, с той стороны, которая не прилегает к туловищу, имеются ровдужные полоски, вышитые девятью рядами черного, белого и голубого бисера (рис. 6, 2 и 5).

На груди, приблизительно против каждого соска, прикреплены к дабе нитками оригинальные вышивки бисером по ровдуге, имеющие форму перевернутого сердечка, продолжением которого вверху служит крестик (рис. 6, 6 и 7). В углах крестиков и в середине каждого сердечка сохранились остатки оловянных бляшек, окислившихся во всю толщину. Снизу у каждого сердечка имеется по четыре свободно висящих подвеска, составленных каждый из двух голубых корольков, разделенных двумя черными бисеринками, и такой же пуговицы на конце, какими был застегнут воротник описываемой одежды.

На передней части одежды, как раз в талии — опять своеобразная бисерная вышивка по ровдуге (рис. 5, 1), состоящая из 17 рядов бисера черного, белого и голубого с оловянными бляшками в середине. Вышивка идет сначала по линии пояса через весь живот, затем под острым углом опускается немного вниз, после чего плавно закругляется по направлению к бокам одежды, но, не доходя до них, резко обрывается по вертикальной линии. На концах этой вышивки пришиты ровдужные язычки, оканчивающиеся петлями, в которые вдеты медные кольца; к последним подвешены у правого бока покойницы кошелек (рис. 2, 10), а у левого — медная игольница (рис. 1, 3). Кошелек сделан из ровдуги и с лицевой стороны вышит нитками; узор стерся настолько, что зарисовать его не представляется возможным. Кошелек открывается и закрывается при помощи ровдужных ремешков, продетых через ряд отверстий, прорезанных в верхней его части. На ремешки вздеты черные и голубые корольки, чередующиеся с медными трубочками, точно такими же, как на цепочке у креста на рис. 3, 1, или на косоплетке, изображенной на рис. 9, 7.

Эти медные трубочки — самое обычное явление в старинных могилах хоринских якутов, но, судя по Мааку [3], они были в употреблении также и в Вилюйском округе; не являются они редкостью и в украшениях самого последнего времени, где обычно занимают место между корольками на каких-либо подвесках.

[3] Маак., ук. соч., ч. III, табл. 1, №№ 10, 11 и 18.

Кроме ремешков, служащих для открывания и закрывания кошелька, на нем имеется еще один, который служит для привязывания кошелька к кольцу.

На этот ремешок также вздеты голубые и черные корольки, медные трубочки и пуговицы. На обоих ремешках имеется еще три тонких, плоских медных подвеска, с несколькими сквозными отверстиями в каждом; кроме того, точно такие же, но сломанные (рис. 2, 1 и 3), найдены лежащими около кошелька: по всей вероятности и они в момент погребения находились на ремешках.

В кошельке обнаружена пара оловянных серег (рис. 2, 8 и 9). Подобных серег в раскопках не попадалось ни разу. Обнаружено также пять русских медных монет-полушек (рис. 2, 2, 4, 5, 6 и 7), на одной из которых после удаления окиси без труда читается: 1747 г., бронзовая пряжка от дамского пояса, по тонкости работы несомненно не якутского происхождения (рис. 1, 4), и, наконец, медная поделка, употреблявшаяся, вероятно, для чистки трубки (рис. 3, 2). Наличие монет с обозначением года дает возможность установить бесспорную одностороннюю дату погребения, т. е. оно, следовательно, не могло совершиться ранее 1747 г. Остальные четыре монеты представляют собою такие же полушки, как и описанная, но прочесть на них год чеканки не представляется возможным, так как с поверхности они глубоко окислились.

На противоположном конце описываемой бисерной вышивки, т. е. у левого бока покойницы, на таком же медном кольце, на каком привязан кошелек, висит медная игольница (рис. 1,3), ремешок которой сначала прикреплен к двойному медному кольцу, в котором внутреннее кольцо соединено с наружным крестообразно расположенными перешейками, а уже это кольцо привязано к простому, пришитому у пояса в конце бисерного узора.

Двойное кольцо — самое обычное явление для хоринских могил как мужских, так и женских, и чаще всего оно бывает пришито близ пояса для привязывания кошелька, сумочки, ножа, игольницы и т. п. Употреблялось оно также якутами и Вилюйского округа, хотя в несколько ином виде: наружное и внутреннее кольца соединены здесь, кроме четырех перешейков, еще четырьмя маленькими колечками [4].

[4] Маак, ук. соч., ч. III, табл. 1, № 23.

Игольница (рис. 1, 3) состоит из медной, покрытой резным и давленым орнаментом, трубки и пропущенного через нее ровдужного ремешка, на нижнем конце которого прикреплен медный подвесок со сквозным узором, препятствующий трубочке соскользнуть с ремня вниз. В самом начале и в конце трубочки ремень туго перевязан поперек нитками, отчего между этими точками ремень имеет вид лодочки, куда и складываются иголки. Чтобы достать последние из игольницы, необходимо одной рукой взяться за подвесок, другой же передвигать трубочку по ремню вверх настолько, чтобы можно было взять из лодочки иглу, после чего трубочка опять передвигается на прежнее место.

В настоящее время таких игольниц уже нет в употреблении совершенно, но на женских шубах XIX в. имеются пришитые к боку кожаные шнурки со вздетыми на них трубочками и с металлической чашечкой-колокольчиком или с корольком на конце. Эти трубочки своим происхождением и местом на одежде несомненно обязаны вышеописанной игольнице.

Иголок в игольнице, найденной при покойнице, не сохранилось, но обильная ржавчина в лодочке указывает, что они были там в момент погребения.

По подолу одежды во всю длину нашита широкая ровдужная полоса, сплошь зашитая белым, черным и голубым бисером с оловянными блестками в середине бисерной дорожки и в центрах кружков, завершающих узор в верхней его части. Эта вышивка сохранилась плохо, так как нитки, закреплявшие бисер, сгнили, почему последний и осыпается при малейшем прикосновении. При помощи желатина удалось все же закрепить часть вышивки во всю ее ширину, благодаря чему и удалось получить вполне надежный материал для научной реставрации якутского женского костюма (рис. 5, 2).

На безымянном пальце каждой руки покойницы одето по серебряному кольцу, суживающиеся концы которых не спаяны вместе, а свободно заходят один за другой спирально, почему эти кольца можно было увеличивать и уменьшать в зависимости от толщины пальцев (рис. 3, 5 и 6).

Выше кисти на обеих руках надеты широкие и тонкие медные браслеты с давленным выпуклым орнаментом (рис. 11, 1 и 4). Концы каждого из этих браслетов загнуты один наружу, другой внутрь, благодаря чему их без труда можно было застегивать и расстегивать, слегка сжимая для этого свободной рукой.

Под описанной одеждой на покойнице имеется еще вторая, а именно рубаха, сшитая из тонкой ровдуги. Вышита она только в одном месте — немного ниже воротника. Вышивка эта представляет собою две короткие полоски, расшитые девятью рядами голубого, черного и белого бисера (рис. 7, 1), которые прикреплены к рубахе в таком же направлении, как петлицы на отложном воротнике форменной тужурки.

На шее покойницы, поверх ровдужной рубахи, надет небольшой серебряный крестик неякутской работы, подвешенный на шнурке, украшенном голубыми и черными корольками, чередующимися с такими же медными трубочками, какие были описаны выше. Порядок размещения их следующий: корольки голубой, черный, голубой, затем трубочка, дальше опять корольки голубой, черный, голубой и трубочка и т. д., в том же порядке. Рубаха опоясана ровдужным поясом, расшитым бисером трех цветов с голубыми корольками по средней линии (рис. 8, 3 и 20, № 3). Бисер на поясе хотя и осыпался, все же, будучи закреплен желатином на месте раскопок, сохранил в точности первоначальный узор на обоих концах, что дало возможность реставрировать и весь пояс в целом.

Под рубахой в верхней части туловища больше не обнаружено никакой одежды, в нижней же части имеются короткие ровдужные штаны, с передней стороны которых, несколько ниже опушки, пришиты кожаные скобки, служащие для привязывания четырех подвесков (рис. 1, 1 и 2). Каждая пара подвесков внизу скреплена между собою ремешком, так что представляет собою как бы одно целое. Подвески висят вдоль ног и потому при ходьбе должны были звенеть. Пластинки этих подвесков отлиты из желтой меди и представляют собою точную копию подвесков, найденных Мааком в Вилюйском округе [5]. Пластинки вздеты на длинные узкие ровдужные ремешки, пропущенные для этого через крайние отверстия каждой пластинки. Вверху подвески оканчиваются тремя корольками — голубым, черным, голубым, внизу же вместо черного королька вздета медная трубочка, какая уже описывалась выше, а дальше вслед за последним голубым корольком имеются на каждой паре подвесков по четыре массивных литых металлических фигурки (рис. 1, 1 и 2, а также на рис. 10, 4). Эти фигурки должны были звенеть при ходьбе, ударяясь друг о друга.

[5] Маак, ук. соч., ч. III, табл. 1, № 17.

На передней же части штанов, ближе к бокам, вшиты в кожу по медному гладкому кольцу (рис. 8, 1).

На ногах покойницы мягкая ровдужная обувь — этербесы, доходящие до колен. Верхняя часть голенища кругом расшита трехцветным бисером (рис. 8, 2). В нижней части этербесов, где пришиваются обыкновенно ремни для завязывания, с наружных сторон вышиты голубым, белым и черным бисером по маленькому сердечку, из середины широкой части которого выходил ремешок (рис. 7, 3; рис. 20, 2).

Другой ремень, находящийся на внутренней стороне этербесов, пришит без всяких украшений. Оба ремня опоясывали ногу спирально почти на ⅙ м.

Помимо описанных вещей в этой могиле найдены еще трубка (за правым голенищем), деревянные ложка и миска, а также четыре медных гладких кольца, королек и пуговица, очевидно оторвавшиеся от одежды (рис. 4).

Вторая могила, давшая много нового в отношении якутской женской одежды половины XVIII в., находилась на гребне Лысой горы между Хоринской и Атласовской падями, приблизительно в 12 км на юго-запад от г. Якутска. Местонахождение этой могилы вместе с другими описано мною в статье «Лук, стрелы и копье древнего якута» [6], откуда и приводится это описание.

[6] Сборник трудов Иссл. общ. «Саха Кескиле», вып. 1 (4), 1927, стр. 61.

«Склон горы в сторону р. Лены настолько крут в этом месте, что его можно считать неприступным, а потому, чтобы попасть к могилам, необходимо пройти сначала с полверсты по пади и уже тогда только по довольно крутому распаду взбираться на гору.

Здесь, наверху, на самом ее гребне, начиная от южного склона и далее на север до Атласовской пади, почти на полверсты вдоль гребня, по одной прямой линии, с небольшими между собою промежутками, расположены старинные могилы хоринских якутов.

Отсюда открывается величественный вид на долину реки Лены, начиная от мыса Ытык-Хая до Кангаласского камня. На юге виднеются деревни Табага и Владимирская, на севере — город, а между ними на голой равнине разбросаны небольшими группами юрты Багарадского, Орсютского и Хоринского наслегов, обрамленные сплошной сетью бютяйных [7] изгородей. Под самой горой тянется беспрерывная цепь озер. Вдали — Лена.

[7] Бютяй — огороженное место для пастьбы скота.

На горе почти к самым могилам подступает сплошная стена леса, который почему-то обрывается резкой гранью, не доходя сажен тридцать до гребня, оставляя между последним и собою длинную, узкую и совершенно голую полосу, вдоль которой и расположены могилы. Таково местоположение хоринских погребений».

Надмогильное сооружение отсутствует и погребение обнаружено только при помощи щупа, которым исследовался гребень горы на протяжении 300 м от самой крайней со стороны Хоринцев могилы.

Могила расположена как раз против высокой, единственной здесь, ели, которая особо чтится и поэтому бережно охраняется хоринскими якутами от порубки.

По снятии дернового слоя и зачистки обнаженного места рельефно вырисовывается могильное пятно, в зависимости от которого и начато рытье ямы. На глубине ½ м встречена верхняя часть сруба, состоящего из нескольких тонких круглых бревен (приблизительно 9 см в диаметре), покрытых берестяной пластиной.

Внутри сруба лиственничная колода-гроб, сохранившаяся довольно хорошо, в которой похоронена женщина, обращенная головою на юго-запад, лицом вверх.

В виду начавшегося ненастья колоду пришлось перевезти в г. Якутск, где она оставалась нераскрытою до 15 марта 1926 г., когда вместе со всем имуществом музея перевезена во вновь отведенное здание, и через два дня была открыта крышка колоды, произведены фотографические снимки и детальное описание.

Длина колоды 207 см, в обхвате — 162 см (рис. 13). Сделана она из ствола лиственницы, причем на торце заметна насеченная линия, по которой, очевидно, предполагалось произвести раскол, однако последний в действительности не везде совпал с этою линиею. По хорошо видным слоям на торце можно было установить, что дерево было срублено в возрасте более 200 лет.

Руки покойницы вытянуты вдоль туловища, причем кисти их покоятся на нижней части живота. Под головой вместо подушки — пестрая шкура бело-рыжего телка. На голове шапка-капор (рис. 15), край которой, обрамляющий лицо, сшит из меха росомахи, сама же шапка — из лап красной лисицы. С передней части на шапке, сразу же за полосой росомашьего меха, нашита круглая, тонкая серебряная пластинка до 5 см в диаметре.

Лицо покойницы закрыто каким-то мехом волосами наружу; он походит на мех из лап красной лисицы. При попытке снять мех с лица обнаружено, что края его крепко пришиты к шапке, поэтому снять его удалось, только распоров шов, шедший вокруг всего лица до самой шеи.

Начиная от плеч, до ступеней ног покойница завернута в шкуру лошади волосами наружу. Судя по сохранившейся на шкуре гриве, длина волос которой не превышает 18 см, можно заключить, что лошадь была не моложе одного года и не старше двух лет.

На шее покойницы надет массивный как бы витой металлический обруч (рис. 14), окислившийся настолько, что у концов его, т. е. в более тонких местах, окись проникла на всю толщину. Окись яркозеленого цвета, что указывает на то, что обруч был сделан из меди или бронзы. Обруч сходен с изображением на рис. 10, 5.

На покойнице надета ровдужная одежда длиною на 9—10 см ниже колен, опушенная по рукавам, полам и подолу мехами разных цветов и с меховыми же нашивками вокруг верхней части рукава.

Подол этой одежды, как было сказано, обрамлен меховой опушкой. Общая ширина опушки 30½ см. Начиная снизу, 3½ см занимают полоски, из которых самая нижняя белого меха, средняя темного и верхняя белого. Выше идет полоса темного меха, шириною в 27 см. Судя по длине волос, их цвету, форме и толщине, можно с уверенностью сказать, что как темный, так и белый мех изготовлены из шкуры оленя и именно из части, содранной с голеней упомянутого животного.

Описанная опушка тянется вокруг всего подола и затем спереди под прямым углом поднимается вверх, обрамляя полы одежды со стороны переднего разреза от самого низа до выреза для шеи. Порядок расположения мехов у этой опушки тот же, что и на подоле, с той только разницей, что здесь ширина последней темной полосы не 27 см, а только 4½—5 см; кроме того, крайние (цветные) полосы выделяются несколько резче, так как шерсть на них несколько короче, чем на подоле.

Как упоминалось выше, описываемая одежда имеет спереди во всю длину разрез до шеи и застегивается десятью ровдужными ремешками — вязками, пришитыми к полам попарно друг против друга, причем правая пола помещается сверху левой.

При попытке распахнуть полы одежды обнаруживается, что, начиная от шейного выреза до самого низа, они, кроме скрепления вязками, крепко сшиты одна с другою жильными нитками; отверстия на нижних концах обоих рукавов тоже наглухо зашиты; таким образом кисти рук покойницы не высовываются из рукавов.

Это зашивание указывает, насколько сильно была развита боязнь покойников у якутов. Всеми мерами они старались обезопасить себя на случай, если покойник или покойница вздумали бы вредить оставшимся в живых. И действительно, если бы подобным образом одеть живого человека, то он оказался бы в самом беспомощном положении, так как, ничего не видя (лицо зашито мехом), плохо владел бы руками, зашитыми в рукава, и в то же время без посторонней помощи не смог бы избавиться от подобной одежды, зашитой спереди. Мне приходилось иметь дело с такими погребениями, где даже надмогильное сооружение устраивалось таким образом, что крышка надмогильного сруба закреплялась поперечными брусьями, концы которых пропускались через отверстия, проделанные в столбиках, вкопанных по бокам могилы [8].

[8] Е. Д. Стрелов., ук. соч., стр. 62, 64 и прил., рис. 2 и 11.

Рукава около кисти рук, т. е. на самом их конце, имеют тоже меховые опушки, причем здесь по самой кромке идет сначала узенькая полоска белого меха, а за нею сразу темная, шириною в 5 см. Опушки на рукавах из того же оленьего меха, что и на подоле и полах, белая полоска здесь настолько узка, что едва заметна.

Начиная приблизительно с половины бицепса, ровдуга сменяется мехом из лисьих лап, который, не доходя 5 см до места вшивки рукавов, опять уступает место ровдуге. Ровдуга пришита к корпусу одежды так, как обыкновенно вшиваются рукава. Ширина описанных меховых колец равняется 18—20 см. Расположение этих колец на рукавах, а также опушка на нижней части видны на рис. 18. Воротник отсутствует, а вместо него имеется только круглый вырез для шеи.

Описанная одежда предназначалась, вероятно, не для зимы, так как с внутренней ее стороны нет никакого меха; но это одежда и не комнатная, так как под нею имеется другая, более короткая, богато украшенная нашивками из кожи со сквозным узором (рис. 18). Обилие этих украшений в свою очередь дает основание предполагать, что вторая одежда не является нижнею, т. е. нательною, соответствующею белью.

На ногах покойницы надеты торбаса из черной кожи, доходящие до коленной чашечки. Под коленом и выше ступни они подвязаны ременными вязками. Дальше идут штаны из меха с оленьих ног, надетые шерстью наружу.

Как уже упоминалось выше, под верхней одеждой имеется еще одна, которая и изображена художником Носовым в красках (рис. 18). Эта короткая одежда, не доходящая на 18 см до колен, так же как и верхняя имеет спереди разрез от шеи до самого низа. Так же как и первая, она обрамлена по подолу, полам и на концах рукавов меховой опушкою из меха разной окраски; но сшита она не из ровдуги, как первая, а из красного или оранжевого сукна, которое к моменту раскопок настолько побурело, что имеет такой цвет, как на упомянутом рисунке худ. Носова (рис. 18). Подкладкой у этой одежды служит грубый холст.

По подолу идет меховая опушка в 11—12 см шириною; из них ¾ см приходится, как и в первой одежде, на три полоски белого, темного и опять белого меха, четвертая же полоса (темного меха) здесь всего только около 8 см шириной. Опушка проходит вокруг всего подола, затем спереди под прямым углом поворачивает вверх, обрамляя обе стороны разреза до самого выреза для шеи. Разница между опушками на подоле и на полах заключается лишь в том, что крайние темные полосы меха на полах имеют в ширину всего только около 4½ см. На одежде сохранились три пары ременных вязок, которыми она застегивалась. Воротника нет, а вместо него имеется просто круглый вырез для шеи.

Рукава оканчиваются точно такой же опушкой, как и на полах. После этой опушки вверх по рукаву идет сначала полоска какой-то материи грязно-белого цвета, а затем рукав опоясан полосою тонкой черной кожи шириною в 5 см, под которую подложена синяя даба. На нижней части кожаной полосы имеется вышивка, исполненная шелковыми нитками тамбурным швом. Вышивка эта состоит из семи рядов волнистых линий синего и красного цветов, идущих параллельно вокруг всего рукава. Оба цвета вышивки чередуются между собою в следующем порядке: самая нижняя линия синяя, затем красная, опять синяя, снова красная и т. д. в том же порядке.

Упомянутая вышивка занимает как раз половину ширины полосы, а дальше в верхней ее части вырезаны два ряда сквозных отверстий, через которые красиво выделяется подложенная снизу синяя даба. После сквозного узора идет неширокая полоска кожи, ничем не украшенная. Выше этой кожаной полоски весь рукав сшит из той же материи, как и на корпусе одежды, но близ плеча его охватывает опять полоса такой тонкой черной кожи, как у конца рукавов. Ширина этой полосы 11—12 см, причем в коже прорезаны сквозные кружки и полукружки, через которые виднеются снизу и с краев синяя даба, а в середине — коричневато-желтая шелковая ткань.

По бокам средней дорожки, состоящей из двух рядов полукружков, обращенных друг к другу выпуклыми сторонами, на фоне черной кожи рельефно выделяются по три волнистых линии, вышитые голубым шелком тамбурным швом. На кожу между каждыми четырьмя полукружками нашиты сверху кожаные же ромбики, прометанные по краям тонкими шелковыми нитками желтого цвета. Такими же нитками обметаны и края тех кружков, под которыми подложена синяя даба.

Вся эта кожаная опояска, когда краски имели первоначальную свежесть, несомненно выглядела очень эффектною и обращала на себя внимание как тонкостью работы, так и рельефностью многоцветного узора.

Упомянутые линии кружков и вышивка шелком охватывают не весь рукав, а только боковые и нижние его части, на верхней же, т. е. по линии плеча, они пересечены таким же почти узором, идущим под прямым углом к описанному. Половина этого узора хорошо видна на рис. 18, но к сожалению многие детали, как, напр., ромбики, видны плохо, желтая же обметка на ромбиках и отверстиях совсем не вышла, хотя на оригинале работы худ. Носова, изображающем одежду в три четверти натуральной величины (хранится в Якутском музее), все эти детали выполнены по извлеченным при раскопках материалам почти с фотографической точностью.

На полах описываемой одежды сразу же вслед за меховой опушкой тоже нашито по кожаной ленте с вырезанными в ней сквозными кружками и полукружками и с такими же кожаными ромбиками и желтой шелковой обметкой, как и на только что описанной полосе, опоясывающей верхнюю часть рукава. Ленты эти начинаются внизу сразу от меховой опушки на подоле и доходят до шейного выреза, врезаясь в кожаную же «кокетку», лежащую вокруг всего шейного выреза на плечах и верхних частях груди и спины.

«Кокетка» имеет форму прямоугольника с отверстием для шеи посередине. Вышивка и сквозной узор, украшающий «кокетку», строго подчинены общей ее форме, почему отдельные ряды сквозных вырезок и волнистые линии, исполненные тамбурным же швом, идут все время параллельно кромке «кокетки», меняя направление только под прямым углом.

Под «кокеткой» имеется подкладка, местами из синей дабы, местами из желто-коричневой шелковой ткани, так что отдельные дорожки сквозных отверстий в коже рельефно отделяются друг от друга благодаря смене синего и желто-коричневого цветов. Порядок чередования последних таков: сначала идет полоса синей подкладки, затем красиво выделяются два ряда овальных отверстий с просвечивающей желто-коричневой шелковой тканью, после чего опять полоса с синей подкладкой, за которой следует узкая желто-коричневая полоска, просвечивающая здесь только через ряд сквозных отверстий, и наконец, последняя полоса в виде горизонтальной короткой ленты, идущей от шейного выреза до половины плеча — опять на синей подкладке.

Между двойными рядами отверстий как с желтой подкладкой, так и с синей, на кожу нашиты такие же ромбики, как и на лентах, идущих по полам одежды и на рукавах. Точно так же все отверстия и ромбики «кокетки» обметаны по краям желтыми шелковыми нитками, а по бокам сквозного узора тянутся параллельными рядами волнистые линии, шитые голубым шелком тамбурным швом. Линии эти представляют ряды как бы соединенных между собою скобок и имеют, примерно, такой вид:

Посередине спины, вдоль, начиная от самой «кокетки» вплоть до меховой опушки, на подоле тянется почти такая же кожаная лента со сквозным узором и с подкладкой из синей дабы и желто-коричневой шелковой ткани, как и на верхней части рукава. Разница здесь только в том, что у спинного украшения с краев ленты идет сначала ряд сквозных полукружков, а затем два ряда полных кружков, тогда как на рукавах в первом ряду полные кружки, во втором — полукружки и в третьем — кружки.

Средняя часть описываемой дорожки точно такая же, как и на верхней части рукава, т. е. между тремя рядами волнистых линий, вышитых голубым шелком, проходит полоска с двумя рядами полукружков, рельефно выделяющихся на шелковой ткани желто-коричневого цвета, подложенной снизу.

Между каждой парой кружков с синей подкладкой и полукружков с желто-коричневой на кожу нашиты ромбики таким же порядком, как это описывалось выше, т. е. с обметкою их отверстий по краям желтою шелковою ниткою.

В этом же погребении, кроме перечисленных выше вещей, у левого бедра покойницы под второю одеждою найдены два небольших гладких медных кольца, из которых нижнее сохранило следы ременных вязок, на втором же, находившемся выше на 4½ см, следов ремней нет. Около нижнего кольца рассыпан мельчайший порошок оливкового цвета, чрезвычайно похожий на нюхательный табак. По всей вероятности к нижнему кольцу и был привязан мешочек с нюхательным табаком.

Когда с головы покойницы была удалена шапка, то оказалось, что волосы острижены в скобку (рис. 14), а в ушах — обычные для якутских женских погребений XVIII в. серьги, сделанные из медной проволоки, конец которой, проходящий через мочки, загнут кольцом, а на остальной части проволоки вздето по пять крупных корольков черного (2) и белого (3) цвета. Больше в этой могиле никаких других украшений (колец, браслетов) не найдено.

Тазовые кости подтверждают, что это погребение женское.

4

Последняя из трех могил, дающая более полное представление об якутском женском костюме, находилось от только что описанной в 80 м к северо-востоку на том же самом гребне Лысой горы против последних юрт (считая вниз пор. Лене) Хоринского наслега Западно-Кангаласского улуса. Раскопана она одновременно с предыдущей, т. е. 10 сентября 1920 г.

Могила обозначена едва заметным расплывшимся холмиком, пронизанным овражечьими норами. По удалении верхнего дернового слоя резко обозначается могильное пятно, в зависимости от которого и начато рытье ямы. На глубине немного больше полуметра встречен сруб, покрытый четырьмя узкими плахами и пластиной, сшитой из бересты. Внутри сруба гроб-колода, по форме грубо подражающая человеческому телу: там, где должны находиться плечи покойницы, колода заметно толще, а в головах и ногах тоньше (рис. 12). В гробу женщина, обращенная головою на юго-запад, лицом вверх. Колода с внутренней стороны местами расколота, причем трещины схвачены железными скобками. Внутри колода выдолблена точно по форме человеческого тела (рис. 12): сначала идет круглая выемка для головы. Выемка расширяется в том месте, где должны находиться плечи, и в таком виде идет до таза, откуда опять сужается. Выдалбливание колоды произведено каким-то жолобообразным инструментом, очевидно «теслом», которым делают желоба, так как следы его хорошо видны, особенно в том месте колоды, где находится голова покойницы.

Колода вместе с покойницей в один день с описанным до этого погребением доставлена в город, где тоже пролежала до марта 1926 г., когда, наконец, представилась возможность открыть крышку, сфотографировать и приступить к осмотру и детальному ее описанию.

Покойница лежит вверх лицом, причем руки ее вытянуты вдоль туловища по обе стороны живота. На голове меховая шапка, но настолько сгнившая, что не представляется возможным определить, есть ли у ней такой же верх, как у позднейших женских шапок, или же она круглая, как на рис. 15. Впереди, немного выше лба к шапке прикреплена круглая плоская серебряная пластинка.

В ушах покойницы обычные для этого периода серьги, состоящие каждая из 2 белых и 3 черных корольков, вздетых на медную проволоку, причем в правом ухе одна серьга, в левом — две. Когда шапка была удалена с головы, то оказалось, что волосы покойницы относительно коротко острижены (5—7 см). Лицо закрыто куском меха волосами наружу.

Покойница в короткой, немного не доходящей до колен, одежде из толстой ровдуги (рис. 19). Рукава в верхней части вшиты сборами и, начиная от плечевого шва, почти до локтевого сустава обшиты каким-то мехом волосами наружу, т. е. так же как и в предыдущем погребении. Ниже этой меховой опояски рукава опять ровдужные, и только самые концы их оторочены полоской меха в 3½ см шириной. Так же как и в описанном уже погребении, кисти рук спрятаны в рукава, концы которых накрепко зашиты жильными нитками. На обоих рукавах на безымянных пальцах имеется по одному медному кольцу.

Впереди одежда имеет разрез до самого низа, причем на краю каждой полы от шейного выреза до пояса нашиты полосы такого же меха, как и на рукавах. Застегнута одежда ременными вязками. На том месте, где должен быть пояс, нашит широкою полосою бисер белого, черного и синего цветов, чередующихся в следующем порядке: с краев по одному ряду белого цвета, дальше по два ряда черного, затем по четыре ряда синего, потом опять по ряду белого, и, наконец, в середине — два ряда черного бисера.

Начиная от пояса, до самого низа на обе полы по краям разреза нашиты бисерные полосы, в которых цветной бисер чередуется в следующем порядке: по краям по ряду белого, далее по четыре ряда синего, затем опять по ряду белого, после чего по два ряда черного и по ряду белого, а в середине четыре ряда синего. Описанные бисерные полосы, дойдя до нижнего края одежды, поворачивают под прямым углом и идут по подолу одежды, доходя только до боковых частей, откуда под прямым же углом опять поднимаются вверх приблизительно на 18 см. (рис. 19).

На ногах покойницы надеты короткие меховые наколенники шерстью наружу, а под ними видны штаны из оленьего меха. На штанах, начиная от верхней части коленного сустава до половины голени, с обеих сторон каждой гачи, нашиты наподобие лампас бисерные полосы следующего вида: по краям по два ряда синего бисера, затем по одному ряду белого и в середине два ряда черного. Ноги обуты в короткие торбасы.

Под описанной одеждой имеется вторая, отороченная мехом и застегнутая на груди и животе двумя медными и двумя оловянными пуговицами. Кроме того, с левой стороны в верхней части груди пришита продолговатая бусинка, сделанная из прозрачного зеленого стекла, с отверстием в верхней, более тонкой ее части. На стекле местами сохранилась краска с перламутровым отливом.

На плечах второй одежды имеется какой-то узор, но так как эта одежда сильно сгнила, зарисовать его не представилось возможным. На груди между первой и второй одеждой найдена медная монета, которая, после удаления слоя окиси, оказалась полушкой 1747 г. Таким образом и это погребение, хотя и односторонне, но датируется.

Нижняя часть второй одежды от пояса совершенно сгнила и поэтому трудно сказать к этой или третьей одежде были пришиты медное и железное кольца, найденные с правой и с левой стороны живота в нижней его части. Скорее всего эти кольца должны были служить для подвязывания штанов.

Под первой одеждой, начиная от пояса, посередине живота и ниже лежат две пары подвесков, составленных из медных пластинок со сквозным узором, и корольков, вздетых на 8 ремешков. В самом низу — двойные кольца (рис. 20, 6). Пояса на второй одежде не обнаружено, и таким образом неизвестно, как и к чему были прикреплены эти подвески.

Сохранилась верхняя часть женского полового органа (рис. 16), что вместе с тазовыми костями с несомненностью доказывает, что погребена была женщина, в чем можно было усомниться при виде коротких волос на голове, короткой одежды и штанов.

Все три описанные погребения являются наиболее богатыми в смысле количества украшений и сохранности одежды; остальные, с которыми мне приходилось иметь дело как археологу, обычно повторяют их в отдельных частях, иногда же вносят и некоторые новые детали.

Так, напр., в одной женской могиле, односторонне датированной монетою XVIII в., встречен такой же почти бисерный пояс, какой изображен на рис. 19, но с оригинальными медными подвесками во всю длину пояса (рис. 20, 7). В другой могиле, датированной фишами с изображением Людовика XIV, вместо пояса на верхней длинной одежде, вокруг всей талии нашит ряд сердцеобразных бисерных вышивок, с подвешенными к ним фишами желтой меди на ремешках, украшенных бисером и корольками разных цветов (рис. 20, 1). Наконец, еще одна могила (рис. 9, 1—7), по всей вероятности могила девушки, тоже датированная фишами, дала возможность познакомиться еще с одним украшением якутской женщины — косоплеткой. Последняя состоит из четырех подвесков, составленных из медных трубочек (какие описывались уже в первом погребении), перемежающихся с оловянными или свинцовыми корольками, вздетыми на тонкие ровдужные ремешки, прикрепленные попарно к более широкому ремню. Каждый подвесок оканчивается внизу круглой фишей, сделанной из желтой меди, которые и дали возможность датировать погребение.

В заключение необходимо остановиться на одном вопросе: действительно ли описанные погребения являются погребениями якутскими, а не какой-либо другой народности. Одежда, описанная здесь, так не похожа на ту, которую обычно считают древнею якутскою одеждою (рисунки ее можно встретить у многих авторов, писавших об якутах), что выставленные в Якутском музее рисунки худ. Носова вызвали у многих сомнение в принадлежности описанных погребений якутам, а не другим народностям Якутии, как, напр., ламутам, юкагирам и пр.

Подобное предположение опровергнуть не трудно, так как оно могло зародиться только у таких людей, которые совершенно не считаются ни с исторической преемственностью, ни с самой историей, а руководствуются исключительно зрительными впечатлениями.

И действительно, все описанные погребения со стороны древности бесспорно датируются монетами и фишами. Эта дата — половина XVIII в. Таким образом погребение не могло быть совершено ранее этой даты, раз в них найдены монеты указанного времени. С другой стороны в XVIII в. в Хоринском наслеге Западно-Кангаласского улуса жили только якуты, что подтверждается целым рядом документов, хранящихся в Якутском Центральном архиве, как напр.: ясачными книгами, ревизскими сказками, а также отчетами князцов и родовых старшин, в которых точно описаны границы поселений их родов. Все эти документы бесспорно подтверждают, что в XVIII в. в пределах Хоринского наслега жили только якуты, тогда как ламуты и юкагиры кочевали далеко на севере, где их застали еще первые русские завоеватели.

Кроме этого имеются и другие доказательства. Ни одна из народностей, населяющих Якутию, кроме якутов, не носит на шапках круглой серебряной пластины (tuhaqta), кроме якутов никто не шьет конским волосом (в погребениях — украшения из бересты); буфы на одежде якута в дореволюционное время находят свое основание в меховых или кожаных опоясках в верхней части рукава, встреченных в описанных погребениях; игольница вполне оправдывает присутствие трубочек на позднейшей одежде якутов и т. д. и т. д.

Несомненно, что переход от описанной здесь одежды к той, которую принято считать национальною и древнею одеждою якутов, скрыт в могилах второй половины XVIII в. и начала XIX в., т. е. в тех «христианских» погребениях с надмогильным крестом, которых по дореволюционным законам не могла касаться рука исследователя.

Résumé

E. Strelov

L’habillement et les parures de la femme iakoute dans le milieu du XVIII-e siècle

La littérature scientifique renferme des données assez nombreuses, mais peu concordantes, sur le costume des Iakoutes. L’auteur les soumet à une revue critique, puis décrit deux modes de sépulture en usage chez les Iakoutes: l’aran-gassy — inhumation au-dessus de la surface du sol, et l’incinération.

L’auteur décrit trois tombeaux féminins fouillés par lui, l’un à Atlassovskaïa zaïmka, à 7—8 km d’Iakoutsk, les deux autres au sommet de la montagne Lyssaïa, à 10—12 km de cette ville. D’après les monnaies et les fiches qu’elles renferment, ces sépultures datent du milieu du XVIII-e siècle. L’habillement féminin ici trouvé diffère de celui décrit par beaucoup d’autres auteurs, mais il appartient incontestablement à des Iakoutes; à cette époque, la contrée était habitée exclusivement par des Iakoutes, comme le démontre l’auteur.

(OCR: Аристарх Северин)