Останки мамонтов на территории Якутии

Костные останки мамонтов на территории Якутии, как и всей России, находили издавна. Первые сведения о таких находках сообщил амстердамский бургомистр Витсен в 1692 году в «Заметках о путешествии по Северо-Восточной Сибири». Несколько позже, в 1704 году, о сибирских мамонтах написал Избрант Идес, который по приказу Петра I совершилпутешествие через всю Сибирь в Китай. В частности, он первым собрал весьма интересные сведения о том, что в Сибири местные жители на берегах рек и озер время от времени находили целые туши мамонтов. В 1720 году Петр Великий передал губернатору Сибири А.М. Черкасскому устный указ о разыскании «неповрежденного скелета» мамонта. На территорию Якутии приходится около 80 % всех находок останков мамонтов в мире и других ископаемых животных с сохранившимися мягкими тканями. В 1799 году впервые в мире в дельте реки Лены в районе Быковского мыса охотником О. Шумаховым была обнаружена почти полная туша крупного мамонта. Мамонт находился в большой земляной глыбе, обвалившейся с крутого берега. О. Шумахов несколько лет ждал, пока вытаяли бивни. Купец Р. Болтунов, купивший бивни этого мамонта, сделал первый рисунок мамонта и подробно описал его. В 1806 году, спустя семь лет после обнаружения мамонта, М. Адамс, будучи в Якутске и услышав об этой удивительной находке, организовал экспедицию для сбора останков мамонта. К сожалению, к его приезду от туши остались голый скелет и кое-какие фрагменты кожи с правого бока и с головы. Кожный покров сохранился также на стопах и кисти ног. Впервые в мире был смонтирован скелет мамонта и поставлен в Кунсткамеру в Санкт-Петербурге. Позже эта замечательная находка получила название «мамонт Адамса». Одной из сенсационных находок, получивших всемирную известность, была туша Березовского мамонта. Захоронение его было обнаружено в 1900 году на берегу Березовки (правый приток р. Колымы) охотником С. Тарабукиным. Голова мамонта с кожей обнажилась в земляном обвале, местами она была разгрызена волками. Петербургская Академия наук, получив известие об уникальной находке мамонта в Якутии, без промедления снарядила экспедицию во главе с зоологом О.Ф. Герцем. В результате раскопок из мерзлых грунтов частями была изъята почти полная туша мамонта. Березовский мамонт имел огромное научное значение, ибо почти полная туша мамонта впервые попала в руки исследователей. Судя по наличию остатков непережеванных пучков трав, обнаруженных в ротовой полости, зубах, предположительное время гибели мамонта — конец лета. По результатам исследований Березовского мамонта было опубликовано несколько томов научных трудов. В 1910 году были раскопаны останки трупа мамонта, найденные в 1906 году А. Гороховым на реке Этерикан, на острове Бол. Ляховский. У этого мамонта сохранились почти полный скелет, фрагменты мягких тканей на голове и других частях тела, а также волосы и остатки содержимого желудка. К.А. Воллосович, раскопавший мамонта, продал его графу А.В. Стенбок-Фермору, который, в свою очередь, подарил его парижскому Музею естественной истории. Интерес к находкам мамонтов и других ископаемых животных особенно повысился после того, как президент Академии наук СССР академик В.Л. Комаров в 1932 году подписал обращение к населению страны «О находках ископаемых животных». В обращении было указано, что Академия наук за ценную находку будет выдавать денежное вознаграждение до 1 000 рублей. 

«В Сибирь за мамонтом». 
Очерки из путешествия в Северо-Восточную Сибирь. Е. В. Пфиценмайер; Перевод с немецкого Н. Нейман 
В 1902 году у речки Березовки, правого притока впадающей в Северный Ледовитый океан реки Колымы, километрах в 320 на северо-восток от Средне - Колымска был найден местными жителями труп мамонта. Местные жители, побывавшие на месте находки, сообщали, что труп этот очень хорошо сохранился. Академия наук решила снарядить экспедицию для обследования и раскопок этой новой находки. Руководителем экспедиции был избран уже раньше путешествовавший по Сибири энтомолог Д. Ф. Герц. В качестве помощников ему были даны Д. Н. Севастьянов и Е. В. Пфиценмайер, очерки из путешествия которого, мы печатаем ниже.

Отъезд из Иркутска

Из Иркутска мы выехали в тарантасе. Туда были положены матрацы, подушки и одеяла. Нам предстояло ехать трое суток, и мы надеялись, что все эти приспособлений, вместе с мягкой и свежей соломой, дадут нам возможность хоть сколько-нибудь спать в дороге. Тарантас имел верх, довольно хорошо защищающий от непогоды, и был бы сносным „экипажем" для дальних путешествий, если бы не имел одного большого неудобства: полного отсутствия рессор. Кузов его покоился на двух толстых совершенно не гибких жердях. Спереди и сзади эти жерди были прикреплены к осям колес. Таким путем достигалась большая устойчивость, необходимая при поездках по скверным дорогам. В тарантас была запряжена тройка лошадей, звонко побрякивающая своими колокольцами. Тарантас и телега для поклажи были наняты нами на все 360 километров от Иркутска до Чигалова, где мы должны были пересесть на пароход. Лошадей же мы должны были сменять на станциях, находившихся одна от другой на расстоянии 25—30 километров... — Э... Э... Эй...С богом!—крикнул кучер и прищелкнул языком. Лошади рванули, и тарантас запрыгал, а мы в это время старались по удобнее улечься в нашем «ящике пыток». Быстро мчались мы по улицам Иркутска. Рытвины следовали друг за другом, в особенности и предместье, которое мы пролетели шумным галопом. Телега так ужасно подскакивала, что разговаривать было совершенно невозможно. Попытка заговорить могла стоить потери нескольких зубов или части языка. Нашего кучера, однако, очень мало беспокоило то, что мы, как резиновые мячи, подпрыгивали на каждом ухабе. Он, как ни в чем ни бывало, горланил, присвистывал и жестикулировал, погоняя своих лошадей. Как хотелось нам иметь уже позади себя расстилавшуюся теперь перед нами бурятскую степь! Когда мы проехали несколько километров, дорога немного улучшилась. На одном из придорожных холмиков виднелся крест. Ямщик рассказал, что в этом месте были ограблены и убиты какие-то путешественники. Эти попадавшиеся от времени до времени придорожные кресты напоминали о том, что нужно быть все время начеку. Мысль о том, что нам могут воздвигнуть кресты в бурятской степи, мало нас соблазняла. Кругом раскидывалась степь, ровная, однообразная. Лишь от времени до времени виднелись узкие, высыхающие в это время года ручьи, поросшие по краям жидким кустарником. Нигде, насколько хватало глаз, не видно было ни леса, ни отдельного деревца. Единственные люди, повстречавшиеся нам в начале пути, были двое всадников, ехавшие в противоположном направлении. Это были, судя по их монгольскому типу, местные буряты, гнавшие в Иркутск, на убой, стадо быков. Над нами вились лишь вороны да коршуны. Вдали от времени до времени виднелись охраняемые конными пастухами стада лошадей или овец.

На следующее утро, вдали за холмами, показались голубоватые горы. Кучер подтвердил, что это цепь холмов, идущая от с. Качугского по правому берегу верхнего течения Лены. К полудню второго дня мы добрались до еще узкой у Качуги Лены. В этой гористой местности дорога была значительно лучше чем в степи, и мы теперь быстро продвигались вперед. Ямщик усиленно погонял своих лошадей. Теперь перед нами вставали покрытые деревьями горные склоны. Лес этот состоял преимущественно из лиственницы. Но в нем довольно часто виднелись сосны и березы. Изредка попадаются и кедры (Pinus cembra). Кедры очень ценятся в Сибири. Осенью кедровые шишки, заключающие в себе орехи, собираются в огромном количестве. Для сибиряка кедровые орехи заменяют подсолнухи Европейской России. Древесина этого красивого дерева также чрезвычайно ценна и в особенности хороша для мебельных и резных работ. Она совершенно не трескается и не коробится, как это бывает со многими другими древесными породами. Однако там, где кедр растет, он, ввиду отсутствия перевозочных средств, не имеет почти никакой цены. Нередки случаи, что сборщики орехов срубают самые лучшие кедры исключительно для того, чтобы не беспокоить себя влезанием на деревья. Начиная от с. Качугского, Лена уже доступна для маленьких пароходов, правда лишь при высоком уровне воды. Водные пути сибирских рек постоянно меняются, и Лена не является в этом отношении исключением. На местах, бывших глубокими в прошлом году, можно в этом году наткнуться на мель. В 1901 году лед на Лене прошел необычайно рано, еще в середине апреля. Наступившая вскоре сухая погода быстро понизила уровень воды. Об этом говорил нам уровень половодья, видневшийся отчетливой горизонтальной линией вдоль всего берега. Линия эта на полтора метра возвышалась над гладью реки. В Качугском нам сообщили, что мы получим возможность пересесть в лодку только в Чигалове, до которого приходилось ехать на лошадях. У Верхоленска проезжая дорога идет непосредственно по правому берегу Лены. Красный песчаник даст дороге настолько хороший грунт, что путешествие в тарантасе неожиданно превратилось в удовольствие. Удивительно, как человек ко всему привыкает! Когда мы покидали Иркутск, нам не верилось, что мы с неповрежденными костями достигнем цели путешествия, а теперь мы почти не обращали внимания на небольшие толчки, удобно лежали на наших матрацах и даже очень недурно спали. И все же мы радостно приветствовали показавшуюся вдали на возвышенном берегу, Чигаловскую церковь. Чигалово — село, основанное на верхней Лене не более двухсот лет тому назад, когда сюда пере¬селялись русские крестьяне из землевладельческих районов. Почтенного вида староста рассказал нам историю возникновения этого села. По его словам, сибирские селения основывались ссыльными и их потомками. До самого последнего времени село служило местом поселения для тех, которые отбывали срок своего заключения в каторжных тюрьмах и которые не получали права возвращения в Европейскую Россию. Чигаловские крестьяне жили в бедности. Улицы были покрыты грязью, дома полуразрушены. Лишь в очень немногих окнах были целые стекла. Оконные отверстия были во многих домах затянуты особо выделанными осетровыми кожами. На улице, между свиньями и бродячими собаками, играли грязные детишки. Ярко бросалось в глаза, что эта обширная и богатая страна, искусственно превращенная в страну «отверженных», не видела особой заботы со стороны царского правительства. Так как нам предстояло теперь двухдневное водное путешествие, мы закупили себе в единственной чигаловской лавке хлеба и копченой рыбы. Содержатель почтовой станции приготовил нам весельную лодку.

В ее крытую кормовую часть были положены наши матрацы и подушки. Быстро перенесена была в лодку наша поклажа, и через несколько минут мы уже неслись по средине реки, вниз по течению.

В лодке по Лене

После трехдневного путешествия в тряском тарантасе, мы вдвойне оценили положительные стороны поездки по реке. Наша лодка быстро и спокойно скользила вперед, а сами мы, удобно лежа на дне, наблюдали за непрерывно сменяющимся ландшафтом. Лодка была нанята нами на все триста шестьдесят километров до с. Усть кутского. Два гребца и рулевой сменялись на каждой из семи пристаней. По обе стороны непрерывно расширяющейся реки тянулась глухая тайга. Издали, казалось, что лес чисто хвойный, но при более тщательном наблюдении в нем можно было заметить также осину, березу и ольху. Из хвойных пород здесь чаще всего встречается лиственница, потом сосна и, изредка, кедр. К вечеру впереди нас, посредине реки, пока¬зался остров. Высокие стройные кедры тесно стояли на нем друг около друга. 

На западе за лесом заходило солнце и золотило верхушки деревьев и вершины гор на востоке. Вдоль левого, низменного берега реки лежали луга, где виднелись стога сена — признак того, что мы скоро увидим человеческое жилье. Действительно, к восьми часам мы прибыли в Дубровскую, где сменились наши гребцы и рулевой. Дорога от реки к селу и здесь, как и в Чигалове, проходила по настоящим „навозным горам", так как навоз из года в год свозится на берег. Здесь он и лежит, покуда река не унесет его во время половодья. Хотя мы отправились дальше только в девять часов вечера, рулевому не трудно было держаться правильного пути, так как в это время года здесь почти что не темнеет. Небо было совершенно безоблачно. На юго-востоке виднелся убывающий серп луны. На другом берегу, у опушки леса, виднеется одинокий огонек и силуэт движущегося вокруг него человека. Должно быть, охотник готовил себе пищу. Такие мелькающие в ночи огоньки обладают в лесной глуши какой-то особой притягательной силой. На рассвете мы с трудом достучались к уснувшему станционному смотрителю. Деревенские псы, возбужденные нашим появлением, производили адский шум, но, тем не менее, двери почтовой станции нам не отпирались. Наконец, появилась какая-то женщина, и вскоре мы сидели за самоваром, с наслаждением прихлебывая горячил чай. Около полудня нам повстречалась лодка, которую тащили на бичеве вверх по течению шесть собак. У руля сидел человек; другой, идя по берегу, криками и ударами погонял выбивающихся из сил животных. Тяжело нагруженная лодка довольно быстро подвигалась вперед и вскоре исчезла из наших глаз.

У одного из поворотов реки мы заметили и мелком месте крупное животное. В бинокль я разобрал, что это была самка лося. Это была первая крупная дичь, встретившаяся нам во время поездки. Завидев нашу лодку, животное быстро исчезло в прибрежном кустарнике. За исключением нескольких глухарей да уток, этот лось был единственной дичью, которую встретили мы за все время путешествия по Лене. К полудню следующего дня мы прибыли в Усть-кутское. Услыхав, что сегодня же в Якутск отходит принадлежащий частному пароходству пароходик „Витим", мы тотчас же отправились на пристань. Оказалось, что семидневная поездка на этом судне обойдется столько же, сколько стоила бы такая же поездка по тракту. Однако ожидание почтового парохода задержало бы нас на два дня, и мы решили тотчас же перебраться на «Витим». 

На "Витиме"

Столовая „Витима", носившая гордое название «салона», была настолько мала, что за единственным ее столом едва-едва могло поместиться шесть человек. Хорошо приготовленный обед быстро заставил нас позабыть о всех недостатках парохода: с тех пор как мы выехали из Иркутска, это была наша первая горячая пища. Если с утра наш капитан был скуповат на слова, то вечером его уж никак нельзя было бы обвинить в излишней молчаливости. Мы очень скоро установили, что это было ежедневно повторявшееся явление. Очевидно, желудок его только к вечеру наполнялся необходимым для хорошего расположения духа количеством водки. На следующее утро «Витим» сделал продолжительную остановку в селе Мачуряренске, где грузился хлеб для Якутска. Еще до Мачуряренска на нашем пути попадались другие небольшие селения. Тайга была здесь повсюду выкорчевана и плодородная, состоящая, главным образом, из на¬носной земли, почва распахана. На Лене сеют, по преимуществу, яровую пшеницу, имеющую больше всего шансов на вызревание в этих областях, доходящих до 62 ° северной широты. Нам передавали, что количество необходимых здесь для посева семян равно 100 килограммам на десятину (1,1 гектара). В среднем с десятины получают тысячу двести килограмм урожая. В особенно урожайные года сбор доходил до двух тысяч килограмм с десятины. Вновь прибывающим поселенцам приходится, первым-делом, заняться выкорчевыванием тайги, так как вся свободная земля уже бывает распределена. Выкорчевывание леса работа настолько трудная, что на Лену приходило лишь очень небольшое количество поселенцев. Большинство оставалось в Средней Сибири, главным образом в степной области, где им приходится прилагать меньше энергии для получения первого урожая. Во время прогулки по Мачуряренску нам повстречался старик нищий. Это был старец уже девяноста восьми лет, высланный сюда за политическую „неблагонадежность" из родного Закавказья в двадцатичетырехлетнем возрасте. Ему уже давно прекратили выдавать ежемесячные тринадцать рублей, положенные царским правительством в качестве пособия ссыльным. Срок его наказания давным-давно истек, и он имел право вернуться на родину. Но каждый раз, как местные власти предлагали ему бесплатный проезд, он от него отказывался, не желая покинуть земли, где провел изгнанником столько лет. У Мачуряренска ширина реки достигает шестисот метров. Лена делает здесь удлиненный изгиб. Тут легко было видеть следы мощного половодья, которые начинаются в ту пору, когда река освобождается от ледяного панциря. Отдельные медленно тающие льдины лежали на самом верху береговых обрывов. Внизу, у самой воды, они были тесно нагромождены одна около другой и видны были, насколько хватало глаз. Когда стиснутый берегами лед уносится рвущейся вниз рекой, эти огромные глыбы выбрасываются на берег.

Незадолго до нашего отъезда из Мачуряренска показался шедший из Якутска почтовый пароход. Пассажиров на нем было немало. Для сибирского речного парохода он имел довольно значительные размеры и вмещал не менее ста двадцати человек. После непрерывного двухдневного пути мы достигли Киренска, приветливого, красиво расположенного города Иркутской губернии, в пределах которой мы все еще находились. Здесь мы увидели впервые якутов, двух мужчин и женщину. У них были широкие монгольские лица и маленькие раскосые глаза с характерными так называемыми монгольскими складками. Вечером следующего дня машинист, должно быть, слишком усердно занимался истреблением закупленных в Киренске водочных запасов, так-как ночью пароход наш внезапно стал. — Паровик заболел,— заплетающимся языком сообщил машинист. Не очень трезвый капитан объяснил остановку тем, что „машина не поворачивает винта, так как в котле, вероятно, слишком много воды". Конечно, причина задержки была не в обилии воды в котле парохода, а в изобилии водки в желудках «упра¬вляющих» нашим судном. Того же мнения, по видимому, придерживался рулевой. Он не участвовал в попойках. Молча принявшись за исправление дефекта, он к утру привел в движение нашу старую посудину. По обе стороны реки берег был снова сплошь покрыт лесом. Восточный берег здесь всюду значительно выше западного. Первый обратил внимание на эту особенность сибирских рек русский естествоиспытатель Эрнст Бэр, который объяснял это явление влиянием вращения земли. Те же различия в вышине восточного и западного берегов наблюдаются и на Индигирке и Колиме, как это мы выяснили впоследствии. Высокий восточный берег, вдали которого мы теперь проезжали, был сильно изрыт половодьем. Ручьи и реки, впадающие в Лену, проделали себе множество глубоких путей. В тех местах, где эти потоки впадали в Лену, виднелись следы крупных оползней. Эти ежегодно меняющиеся берега являются неисчерпаемыми источниками, дающими остатки ископаемых животных. К несчастью, большинство этих остатков погибает... К вечеру пароход достиг южной границы Якутской области. Ее леса и тундры простираются на север до берегов Ледовитого океана, на юг и на северо-восток до гребней Станового хребта. К югу от Олекминска лес далеко отступает от плоского западного берега. Он принужден был уступить место многочисленным поселениям якутов, ведущих здесь оседлый образ жизни. Этот деятельный народ быстро прогрессирует в культурном отношении. Их недавно начавшаяся земледельческая деятельность приняла такие размеры, что якуты Олекминского округа снабжают теперь яровой пшеницей густо населенные золотые прииски на Витиме. А прежде прииска эти получали хлеб из Центральной Сибири.

В Якутске

В Якутске мы остановились в единственной в городе гостинице, убогой и грязной, но по своему центральному местоположению удобной для нас. Чрезвычайно важным являлся вопрос о нашем дальнейшем провианте. На пути к Колымску нам предстояло проехать сотни километров по почти совершенно безлюдной местности. Правда, в якутских селениях и на этапных станциях мы могли рассчитывать получить свежее мясо. Что же касается хлеба, то об этом не могло быть и речи, так как хлеб севернее Якутска уже не произрастает. Лена покрыта здесь льдом в течение двухсот дней в году. У якутских булочников мы заказали ржаные сухари. Мы предполагали также закупить в Якутске необходимых нам лошадей. Но по совету опытного казачьего атамана мы в конце концов решили пользоваться в продолжение дальнейшего нашего путешествия казенными лошадьми. Путь от Якутска до Колымска равен трем тысячам километров. Нам предстояло проделать его верхом. Для троих членов экспедиции, нанятого нами переводчика и двух прикомандированных к нам казаков требовалось шесть лошадей. Пе¬ревозка поклажи, по нашим расчетам, требовала еще четырнадцати. Поэтому вперед был тотчас же послан казак, извещавший о нашем прибытии все станции этапного пути от Якутска до Верхоянска и далее до Колымска. Он передавал содержателям почтовых станций приказания приготовить нам шесть верховых и пятнадцать вьючных лошадей. Кроме необходимых двадцати мы считали нужным иметь еще одну резервную лошадь.

Этот передовой казак должен был опередить нас на неделю, а мы не спеша заканчивали сборы. Мы запаслись чаем, сахаром, солью, кое-какими консервами. Накупили всякой всячины для подарков туземцам и для обмена. Мужчинам предназначались якутские ножи, порох, свинец, трубки и табак. Женщинам — чай, сахар, цветные бусы, пестрые шелка и иголки. В областном казначействе мы разменяли несколько тысяч рублей на золото и на новенькое серебро. Туземцы не принимали бумажных денег, но как дети радовались при виде блестящих серебряных монет. В течение почти трехнедельного пребывания в Якутске мы вполне успели осмотреть его немногочисленные достопримечательности. Каменных здании в Якутске, за исключением складов, нет. По обе стороны не мощеных улиц тянутся небольшие деревянные домики. Для пешеходов имеются деревянные помосты. Повсюду большое количество бродячих собак и коршунов (Milvus ater). Гнездясь на всех более или менее возвышенных постройках, коршуны сотнями летают над городом и. вместе с собаками, уничтожают выбрасываемые жителями отбросы. Город широко раскинут, так как каждый якутский дом имеет обширный двор, отделенный от улицы досчатым забором. Для разъездов я пользовался услугами одного и того же извозчика, с которым подружился на второй же день моего прибытия в Якутск. К моему удивлению этот извозчик оказался одним из немецких колонистов Поволжья. Он рассказал мне о всех своих злоключениях, о том, как он просидел два года в тюрьме и затем был отправлен в ссылку в Сибирь. С трогательным постоянством поджидал этот земляк моего утреннего выхода из гостиницы. Ему явно доставляло большое удовольствие беседовать со мною на родном языке. Среди якутских зданий обращала на себя внимание казачья крепость, выстроенная в 1621 —1623 гг. В 1901 году она еще существовала, но во время революции была разрушена, и остатки ее были употреблены в качестве топлива. Башни ее были построены из мощных стволов лиственниц. Простояв почти триста лет, они были еще очень прочны. Построена она была казаками, спустившимися вниз по Лене на плотах и подчинивших якутов в начале семнадцатого века. Недалеко от гостиницы находился обширный гостиный двор. Якутск-центральный рынок северной пушнины и ископаемой слоновой кости.

Якутский базар, благодаря летнему времени, был похож на восточный базар, так как местные ремесленники работали здесь под открытым небом. Я купил себе на память различные резные вещицы, сделанные из бивней мамонта. Тут были ящички, гребешки, ножи для разрезания бумаги, мундштуки и трубки. Здесь же можно было купить оригинальный ковер из белых и черных конских волос, сплетенный в виде шахматной доски. Замечательны своей непромокаемостью якутские сапоги на мягких подошвах, сделанные из конской кожи. Якуты называют их «сари». Очень хороши серебряные и кузнечные изделия якутов. Из березовой коры они изготовляют всевозможные сосуды с очень красивыми узорами. Коротко говоря, якуты — чрезвычайно способный народ, имеющий все шансы к дальнейшему развитию. Якуты или сохолары (люди), как они сами себя называют, являются смешанной тюркскомонгольской народностью. До начала четырнадцатого столетия они населяли местности, расположенные на восток от Байкальского озера. Пришедшие с востока монгольские полчища оттеснили их к северу. В южной части области якуты ведут оседлый образ жизни, все больше и больше занимаются земледелием. Лишь на севере от Оленека до Колымы и вверх до Ледовитого океана они остались полукочевниками. Летом они переселяются там из своей прочно построенной зимней юрты в летнюю, расположенную обычно у какого-нибудь озера, где имеется достаточно подножного корма для оленьих стад, коров и лошадиных табунов. В противовес большинству туземцев Северо-восточной Сибири якуты не вымирают. Численность их непрерывно возрастает, достигая в настояшее время трехсот тысяч человек. Они обладают замечательной способностью ассимилировать другие народности. Не только другие северо-восточные племена Сибири, но даже и русские поселенцы нередко перенимают их язык, нравы и своеобразную культуру. В Якутском музее мне удалось познакомиться с произведениями старинной якутской культуры. Коллекции его являются интересными образцами туземной промышленности и местных кустарных изделий. Еще больший интерес вызвали во мне ценнейшие геологические и палеонтологические экспонаты того же музея. За неделю до нашего отъезда прибыл в Якутск лорд Клиффорд. Ему удалось поохотиться на верхней Лене и убить великолепного лося. Лорд снова возобновил свою просьбу — позволить ему ехать с экспедицией. Руководитель нашей экспедицией, Герц, ответил отказом на том основании, что нам самим едва-едва хватало лошадей для путешествия в Колымск. Англичанин, однако, не успокоился и попытался иным путем достигнуть своей цели. Жена полицмейстера получила роскошные подарки. Ее супругу были обещаны восемьсот рублей для якутских бедных. Этим путем Клиффорд думал добиться того, чтобы ему дали лошадей еще до нашего выезда из Якутска. Мы об этом узнали. Герц обратил внимание губернатора на то, что если лорду действительно удастся выехать раньше нас по направлению к Верхоянску, нашему транспорту грозит опасность задержаться в дороге из-за недостатка лошадей. Поэтому губернатор просто-напросто запретил Клиффорду ехать в Верхоянск, ссылаясь на действительно существовавшее тогда правительственное предписание, по которому иностранцам было строжайше воспрещено посещать места ссылки, расположенные севернее Якутска. Его «лордству» пришлось отказаться от поездки в Верхоянск. Разгневанный отправился он с ближайшим же пароходом на нижнюю Лену, где занялся охотой на северных оленей и диких баранов. Мы договорились с владельцем маленького торгового парохода, что он довезет нас до станции Тандннской у реки Алдана, и двадцатого июня «Михаил» снялся с якоря.

По ущельям, лесам и болотам 

За Якутском Лена достигает десяти километров ширины. Фарватер проходит между многочисленными островками. Без лоцмана здесь очень легко наткнуться на мель. Станция Тандинская находится на расстоянии ста семидесяти пяти километров выше впадения Алдана в Лену. Поездка к Тандинской продолжалась два дня. В этом месте ширина Алдана равна восьми километрам. Пятнадцатью километрами выше он суживается уже до трех километров, сохраняя эту ширину больше чем на протяжении 600 километров. Подобно Лене он в своем начале образует многочисленные острова. Благодаря ежегодно меняющимся мелям судоходство на Алдане требует большой осторожности. Сидевший на носу нашего судна матрос от времени до времени старательно измерял глубину воды. Несмотря на это, пароход частенько плотно врезался в песок. Мы снимались с мели, давая обратный ход, после чего пытались обойти мель и пробраться дальше. Местность, которую мы теперь проезжали, была необычайно однообразна. Мы долго пробирались меж плоских, поросших ивняком, островов. Растительность эта несла на себе явные следы половодья, по видимому совершенно затоплявшего их весною.

Берега одеты сплошным девственным лесом. По словам капитана, в этой местности множество лосей. Во время остановки, сделанной для сбора топлива, мы убедились в том, что это сообщение нисколько не преувеличено. На берегу, в большом количестве, видны были старые и новые лосиные следы. Это были настоящие тропинки, проделанные лосями в мягкой влажной земле. За несколько километров от станции Тандин-ской, по правому берегу Лены, возвышается горная цепь метров в двести вышиною. В этих местах река внезапно суживается до трех километров в ширину. Течение становилось все быстрее. В воде виднеются вырванные с корнем стволы деревьев — работа горных потоков. Пароходик наш напоминал неуклюжую черепаху, борющуюся с бушующими водяными массами. Утром 22 июня мы стали на якорь вблизи станции Тандинской и тотчас же послали одного из наших казаков за лошадьми. Лошади были приведены к берегу неожиданно быстро. Пришел, низко кланяясь, и сам содержатель почтовой станции, седовласый якут. Мы узнали от него печальную новость. Оказалось, что наш передовой казак целых девять дней ждал падения воды в Тукулане. маленькой речке, вздувшейся от таяния снегов в Верхоянских горах. Наконец, он решил двинуться в путь, и тут-то и произошло несчастие. Сопровождавший его ямщик утонул вместе с лошадью. Одновременно погибла вся почта, предназначенная для Верхоянска и Колымска. Трупы как человека, так и лошади не были найдены. Дикий горный поток унес свои жертвы в Алдан. Навьючивание лошадей продолжалось довольно долго. Необходимо было распределить груз как можно равномернее. Наконец, все было готово. Мы вскочили в седла и двинулись в путь. Караван наш подвигался вперед гуськом по узкой дороге в полметра шириной. Кроме нас, членов экспедиции, двух казаков и переводчика с нами было еще двое хорошо знающих дорогу ямщиков-якутов, сменявшихся вместе с лошадьми на каждой станции. Ямщики ехали на наиболее легко нагруженных лошадях. Объясняться с ними мы могли только при помощи казаков и переводчика, знавшего, кроме якутского, еще и тунгусский язык. Уже в окрестностях Якутска нас начали беспокоить комары. Теперь же, в болотистых лесах, они причиняли нам настоящее страдание. И всадники, и лошади были окутаны целыми стаями комаров. Пришлось покрыть головы густою вуалью. Измученную свою лошадь я обмахивал длинным конским хвостом, прикрепленным к деревянной рукоятке. Но «крылатая таежная кавале¬рия» все-таки ухитрялась находить незащищенные места, и скоро наши лица и руки покрылись жгучими волдырями. Даже привычные к этим местам ямщики надели покрывала и кожаные перчатки. От времени до времени я очищал свою белую лошадь от наших мучителей. Но уже через минут десять она снова становилась серой. 

Не прошло и двух часов с той минуты, как мы двинулись в путь, как лошадь стала совершенно розовой. Ее окрасила как кровь убитых на ней комаров, так и кровь, выступившая от их укусов. Часов в двенадцать ночи мы, наконец, сделали привал у лесного ручья. В эту пору года здесь, собственно говоря, ночи не бывает. Солнце ушло лишь два часа тому назад. Стояли светлые сумерки. Из ущелий подымались белые массы тумана и медленно ползли к вершинам хребта. На востоке за снежными гребнями горной цепи уже алел день. Быстро разбили мы на сравнительно сухой площадке палатку. В этот день мы прошли пер¬вые тридцать пять километров пути. Скоро, однако, пришлось оставить всякую надежду на сон. Несмотря на то, что вблизи палатки был разведен дымный костер, меня сплошь покрывали бесчисленные маленькие мучители. Бросив борьбу с ними, я вышел из палатки и уселся у огня вместе со своими товарищами. Все они сидели у большого лагерного костра, вокруг которого было разведено еще множество маленьких. Благодаря гнилому дереву, мху и траве эти небольшие костры давали сильный, едкий дым. Он, правда, заставлял слезиться глаза, но все же был много легче комариных укусов. Растительность вокруг нас уже щеголяла весенним нарядом. Ярко-зеленые березы и лиственницы четко выделялись на фоне темных сосен. На росистом лугу цвели уже пушица (Eriophorum vaginatum) , первоцвет и другие вестники весны. Ивы у ручья надели свои серебристые листочки. На смородине, которая растет на севере повсюду вплоть до границы лесов, кроме молоденьких листочков, виднелись цветочные бутоны. Где-то вблизи, в гуще кустарников, распевал свои песни сибирский соловей, и кукушка неумолчно бросала свой одинокий призыв. Солнце поднялось уже довольно высоко, и вокруг нашего лагеря становилось все оживленнее. Одна за другой запевали птицы. Мы напились чаю и поели ржаных сухарей. Повар, он же переводчик, изжарил на вертеле кусок оленьего мяса. Горе было только в том, что при каждом куске приходилось приподнимать сетку, и комары тотчас же облепляли наши шеи, подбородки и щеки. Я скоро научился от ямщиков курить и даже пить чай, не снимая с головы сетки. Ямщики находились на собственном иждивении и питались соленой рыбой и чаем. Они очищали от чешуи явно недосоленную рыбу, а затем разрезали ее в продольном направлении на две половинки. В рот закладывался и захватывался зубами один конец такой половинки, другой же ее конец якут крепко придерживал левой рукой. Ножом он отрезал себе соответственной величины куски, причем проделывал это в направлении снизу вверх, едва не касаясь острием губ и кончика носа. Лошади наши также сгруппировались у костра. Хорошо зная защитные свойства едкого дыма, они расположились с подветренной стороны костра. Мы двинулись дальше по ущельям, по густому лесу и болотам. Почва была сильно размыта непрерывными дождями, и лошади местами увязали по брюхо. В таких случаях нам приходилось соскакивать с седел и вести их в поводу. В продолжение двух следующих дней мы проезжали всего лишь по тридцать — тридцать пять километров, и это несмотря на то. что находились в седлах по восемнадцати часов в сутки! Двадцать четвертого июня мы достигли бурного Тукулана. Старший из проводников-якутов перевел нас в брод через этот ревущий горный поток. Мы перебрались на противоположный берег выше того места, где произошло недавнее несчастие. Мокрые, но невредимые продолжали мы свой путь по круто подымающейся в гору долине Тукулана. Роскошная трава местами доходила до брюха лошадей и то-и-дело соблазняла их своей свежестью и сочностью. Вокруг, в защищенной от ветров горной долине красовались разнообразные цветы. Мы нашли здесь два вида лилий с белыми и ярко красными цветами, горечавки, ирисы, один вид башмачка (орхидея) с великолепными лиловыми цветами и еще много других роскошно цветущих растений. На горных склонах высились могучие лиственницы, кедры и отдельные сосны. Чем мы выше подымались в горы, тем реже становился лес и низкорослее деревья. Лиственница едва лишь достигала человеческого роста, а уродливые березки были совсем карликами. Те и другие прятались в защищенных местах, в ущельях и между скалами. После крутого подъема, ведя лошадей в поводу, мы достигли, наконец, горного перевала. Здесь, на ровном месте, была сложена из обломков скал пирамидка метра два вышиною. В промежутки между составляющими пирамиду камнями были вложены всевозможные жертвоприношения. Все они предназначались в дар обитающему в этих местах «горному духу». Мы нашли тут щепотки чая и табака, лисьи, заячьи и беличьи черепа, стеклянные бусы и наконечник для стрел, медные и мелкие серебряные монеты. По обе стороны этого своеобразного алтаря были вбиты в землю колья. На них развевались по ветру волчьи шкуры, пестрые куски тканей и пучки конских волос. Наши якуты тотчас же вырвали небольшое количество волос из грив и хвостов лошадей и прикрепили их к кольям. Затем они насыпали табаку, но, конечно, сохраняя экономию, между камнями этого алтаря. Мы бросили в трещины пирамиды несколько серебряных монет. Переводчик поспешил разъяснить якутам, что .это сделано нами для того, чтобы снискать к нашей экспедиции расположение «духа здешних мест». Якуты были, по видимому, удовлетворены.

В горах

 
На юго-восточной части Верхоянского хребта еще попадался снег. Только что достигнутый нами перевал был водоразделом между Яной и впадающим в Алдан Тукуланом. Внизу стлались мягко спускающиеся лужайки, покрытые зеленеющими моховыми подушками и молодой травкой. Здесь же повстречалось нам стадо ручных оленей, пригоняемых на лето в горы, где им меньше докучают комары. Издалека долетел до нас дым костров, разведенных охранявшими оленей тунгусами. Был полдень. Стадо, обычно в поисках корма рассеивающееся по склонам, теперь отдыхало. Но едва мы приблизились к ним, как все восемьсот штук оленей внезапно поднялись с места. Поразительное зрелище представлял этот лес рогов! Мы купили у тунгусов жирного молодого оленя. Парень, погнавшийся за ним на другом неоседланном олене, ловко накинул на него лассо. Замечательно то, что животные останавливаются, едва к ним прикоснется лассо, и дают себя схватить уже без сопротивления. Легкая летняя палатка тунгусов, уросса, делается из березовой коры или из кожи. Войдя в это жилище, мы уселись на полу, устланном меховыми подстилками. Тунгусы угостили нас чаем и свежим оленьим молоком. Чай был приготовлен в дочерна закопченном котле, висевшем над пылавшим в середине палатки костром. «Наша узкоглазая хозяйка обладала довольно приятными чертами лица, но, по видимому. давно не умывалась. У нее имелись даже серебряные чайные ложечки и тонкие фарфоровые чашки, с видимой гордостью извлеченные по случаю нашего посещения из старинного, окованного железом, сундука. Она даже не позабыла стереть меха. Штаны изготовляются летом из замши, а зимой также из оленьих шкур. Сапоги, пояс и огниво, патронташ и ножны, одним словом, все, что имел при себе тунгус, было хорошо сработано и украшено. Кожаные предметы были с большим вкусом расшиты пестрыми бусами. В этих узорах преобладали голубой и белый цвета. Вещицы, сделанные из рога или дерева, были покрыты изящной резьбой и в некоторых местах выложены металлом. Мы угостили тунгуса чаем и сухарями. И то и другое представляло для него редкое лакомство. Показали ему и наше снаряжение, главным образом оружие. Я продемонстрировал ему работу моего магазинного ружья. Оно почти вывело его из присущего ему состояния философского спокойствия. Тунгус был совершенно озадачен дальностью расстояния, на которое можно было стрелять из этого ружья. Я прошел с ним к тому месту, где он сделал привал, так как хотел рассмотреть его оленя и ружье. Животное было привязано к дереву длинной веревкой. Несмотря на защиту дымного костра, оно, видимо, страдало от комаров. Тунгус тотчас канал отгонять комаров особым опахалом. Он, по видимому, очень заботился о своем олене и расседлал его на время отдыха. Седло было сделано чрезвычайно просто. Оно состояло из деревянной подставки, сверху покрытой мехом. И эти вещи тунгуса были украшены орнаментами из цветных бус. Седло не имеет стремени. Управляется животное ремнем, обвитым вокруг рогов и головы. Ружье тунгуса оказалось чрезвычайно примитивным. Замок его был сделан из кремня, а диаметр выпускаемых им пуль равнялся, приблизи¬тельно, одиннадцати миллиметрам. А между тем владелец его убивал из него и лосей и медведей. Нужно было обладать большой смелостью, чтобы стрелять из этого ружья; идти же с ним на лося или медведя казалось мне актом безумной храбрости. Тунгусы мастерски выслеживают свою добычу. Они метко стреляют из примитивных своих ружей, и раненый зверь нападает на охотников только в самых редких случаях. Следующую остановку мы сделали в Конг-урахе. Это — первая к северу станция после перевала через Верхоянский хребет. 

Мы решили отдохнуть в хорошо устроенной зимней юрте содержателя, этой почтовой станции. Она была очищена от комаров при помощи все того же спасительного дыма. Здесь мы могли, на¬конец, более или менее спокойно переночевать. Слово «переночевать» является здесь, однако, довольно неуместным, так как, когда мы в полночь заползали в нашу юрту, было светло, как днем. Вся восточная часть неба горела отблеском восходящего солнца. Находившееся перед нами маленькое озеро отражало в себе пурпур восхода и казалось наполненным расплавленною медью. Якут имеет обычно две юрты: теплую зимнюю и легко построенную летнюю. Последняя мало отличается от обыкновенной избы. Особенностью ее являются только якутский камин и наклонно расположенный дымоход. Зимняя юрта построена очень основательно. Составляющие ее бревна несколько наклонены во-внутрь. Четыре угловых, особенно крупных столба вкопаны в землю и образуют остов строения. Углы юрты соединены рамой из балок. Крыша, служащая вместе с тем и потолком, имеет два ската. Для утепления вся постройка вымазывается толстым, в четверть метра, слоем глины, смешанной с коровьим и конским пометом. Сплошь покрытая этой землистой массой якутская юрта напоминает кучу взрытой кротом земли. Ведущий вниз ход дополняет это сходство. В маленькие оконные отверстия якут вставляет зимою кусочки льда. Летом лед заменяется задерживающей комаров сеткой из конских волос, выделанными и сшитыми рыбьими кожами или слюдою. Зажиточные якуты иногда позволяют себе роскошь — вставить в эти окошечки настоящие стекла. Камин состоит из расположенных полукругом и наклоненных к стене балок, постепенно переходящих в более узкий тоже наклонный дымоход. Деревянные стенки камина в своей нижней части обложены камнями и доверху покрыты толстым слоем глины, предохраняющим их от возгорания. Это открытое спереди сооружение покоится на фундаменте, сложенном из камней и также обмазанном глиной. Сюда-то и помещается топливо. Поленья располагают вертикально и прислоняют к каминной стенке. Тяга получается великолепная, и пылающий огонь хорошо согревает промерзшего зимой путника. Дверь в юрту — низкая и узкая. Ее обычно располагают под выступом, занимающим весь фасад юрты. Выступ этот поддерживается столбами. Вход всегда обращен на восток, так как якуты, выходя по утрам из юрты, преклоняются перед восходящим солнцем. Это — один из многочисленных у них пережитков культа сил природы. Пол юрты по большей части состоит из утрамбованной глины. У богатых бывают и деревянные полы.

Коровин хлев тесно примыкает к юрте и сообщается с нею дверью. Лошади даже в самые суровые холода остаются снаружи и вырывают себе траву из-под снега. Размеры юрт колеблются в зависимости от зажиточности владельцев. Точно так же различны по величине и хлева, кладовые, погреба и прочие пристройки. В юрте содержателя почтовой станции были расставлены наши походные кровати. Окна, затянутые сеткой из конских волос, пропускали достаточно воздуха, но тем не менее здесь пахло вполне по-якутски. Этот далеко неприятный аромат представляет смесь запахов кумыса, конского пота, гниющей рыбы и прогорклого оленьего жира. Я проснулся лишь тогда, когда почувствовал, что к моему лицу прикасается чья-то влажно-теплая морда. Это был теленок, пришедший к нам в гости из соседнего хлева. Он держал себя весьма непринужденно, и прежде всего постарался оказать честь нашим сухарям. Над дверями в хлев висели шнуры, сплетенные из конских и коровьих волос. К концам этих шнуров прикреплены были миниатюрные ведра и другие сосуды для молока, сделанные из березовой коры. Это были амулеты. Их сделал шаман. Он заколдовал их против враждебных духов, которым таким образом запрещался доступ в хлев. В том углу юрты, куда усаживали гостей, хозяина дома и прочих уважаемых лиц, висели иконы. Для человека, думает практичный якут, может быть, и годится поповская религия, ну, а для скота гораздо надежнее помощь шамана. Поэтому якут старается поддержать добрые отношения с христианским богом, не порывая и со страшным для него миром духов. Дороги, по которым мы продвигались в этой гористой местности за станцией Конг-урах. были сравнительно недурны. Мы проезжали до семидесяти пяти километров в сутки, задерживаясь на станциях лишь постольку, поскольку этого требовали еда и короткий сон. Несмотря на нашу поспешность, мне все-таки удавалось поохотиться на уток. Они представлены здесь многими видами и в большом количестве попадались на каждом болотце. Еще легче удавалось нам стрелять тундровых куропаток (Lagopus mutus), надевших на летнее время свой пестрый, коричнево-белый наряд. Они массами попадались на самой дороге и подымались лишь после того, как раздавались выстрелы. Особою специальностью Герца являлся мир насекомых, и я помогал ему охотиться на бабочек и жуков. Мы нашли здесь редкие виды. Эти виды свойственны северу Сибири и являются дорогими гостями во всех музейных коллекциях. Мы добыли также большое количество ночных бабочек. Последующее определение показало, что среди них имеется несколько новых видов. Интересно было наблюдать, как строго разграничивалось время полета ночных и дневных бабочек. К 7—8 часам вечера, несмотря на яркое сияние солнца, все дневные бабочки исчезали. Их заменяли ночные, резвящиеся у чашечек цветов при совершенно дневном освещении. Жуки были немногочисленны, но среди них попадались великолепно раскрашенные виды. Больше всего насекомых нами было добыто в начале июля в верхней части долины Яны. В тех местах, где дорога была обычно довольно хороша, мы быстро продвигались вперед. Отставать же от нашего каравана было рискованно, так как догнать его пешком являлось делом нелегким. Таким образом количество собранных нами видов равнялось всего шестидесяти четырем в 673 экземплярах. Однако среди них было найдено и описано после нашего возвращения в Петербург семь новых форм). 

В Верхоянске 

 
В Верхоянск мы прибыли девятого июля. Путь между Якутском и Верхоянском был равен тысяче тридцати километров. Мы употребили на него девятнадцать дней. Принимая во внимание, что в начале путешествия дорога была скверная, можно считать, что в общем, мы двигались сравнительно быстро. Верхоянск совершенно не заслуживает названия города. Он состоит из маленькой деревянной церкви и нескольких домов, в которых жили поп, начальник округа и купец. Остальные жители — около пятнадцати якутских семей, дюжина казаков и сосланные сюда политические — ютились в юртах. Город этот совершенно не имеет улиц. Даже в самых маленьких приленскнх селениях бывала хотя бы одна уличка; здесь же отдельные строения были расположены совершенно беспорядочно и далеко друг от друга. Чтобы попасть из одного жилья в другое, приходилось переходить вброд глубокие лужи и болотца. Эта топкая почва покрыта в летнее время обманчивым зеленым ковром. Не зная местных условий, мы частенько рисковали потерять в этих липких глинистых трясинах наши свободно сидящие якутские «сари». Миллиарды комаров обитают как в самом городе, так и в окрестностях. Во время пребывания экспедиции в Верхоянске мы страдали от них нисколько не меньше, чем в самых болотистых местах, пройденных нами до сих пор. И здесь у человека имеется сожитель из мира животных. Это — северный вид суслика проворный серенький грызун, величиной с морскую свинку. Эти забавные зверьки копают свои норы не только в окрестностях, но и в самом городе. Они то и дело попадаются вам на глаза. Верхоянский округ занимает не больше не меньше, как 1 077 824 квадр. километра. Франция почти вдвое меньше этого ,маленького сибирского округа. Мы поселились на казенной квартире. Подаваемые нам за обедом сочные оленьи спины, молодые глухари, куропатки и рябчики, великолепная рыба, как осетр, моксун и сиг дали нам некоторое представление о животных богатствах этой страны. Наш передовой уже выехал из Верхоянска, и мы могли рассчитывать, что почтовые станции приготовят нам лошадей. Но исправник убедил нас в том, что станции, расположенные между Верхоянском и Колымском, не смогут снабдить нас необходимым количеством лошадей. Мы решили разделить экспедицию на две части. Руководитель экспедиции, Герц, выехал из Верхоянска одиннадцатого июля. Он забрал с собой шесть вьючных лошадей и отправился вперед в сопровождении ямщика и одного из казаков. Мне же было поручено руководство оставшейся частью каравана. Таким образом Герц получил возможность лично заказывать на станциях необходимых мне лошадей. Кроме того, он мог, по прибытии к месту нахождения мамонта, сделать все необхо¬димые приготовления для раскопок. Пять лишних дней, проведенных мною в Верхоянске, я употребил на экскурсии по его окрестностям. В самом городе имеется только одна достопримечательность — метеорологическая станция. Ею заведывал один научно-образованный политический ссыльный. Он производил регулярные метеорологические наблюдения и ежемесячно посылал свои сообщения Петербургской центральной физической обсерватории.

Верхоянск является самым холодным из населенных пунктов земного шара. Шкурки песцов, красных лисиц, горностая и белок служат обычным предметом меховой торговли Верхоянска. Во время одной из загородных прогулок мне посчастливилось наткнуться на остатки интересного ископаемого животного. На этот раз меня сопровождал ссыльный студент-юрист Харьковского университета. Мы до часу ночи проохотились на тундровых куропаток и уже собирались возвращаться домой. По пути к городу нам пришлось переходить совершенно высохшее ложе какого-то ручейка. Тут я и заметил, что из гальки торчит чья-то могучая бедренная кость. Это была верхняя часть бедра, принадлежавшая одному из самых крупных млекопитающих дилювиального периода, быть может, ископаемому носорогу. Эта неожиданная находка сделала нас более внимательными. Мы отправились вверх по глубоко вымытому ложу этого ручья и вскоре нашли еще большие и малые кости. На некоторых из них висели остатки связок и сухожилий. Очевидно, было, что эти кости принадлежали одному и тому же животному. Можно было ожидать, что где-нибудь поблизости найдутся и другие части скелета. Мой спутник сообщил мне, что ручеек этот называется Хоптолог. Образующие его источники находятся в тайге, в горах, девятью верстами ниже того места, где мы теперь находились. Дальше, между устилавшими ложе ручья камнями и галькой, мы нашли еще крупные кости конечностей, одну лопатку, ребра и позвонки, в том числе и атлант (первый шейный позвонок), зацепившийся за корень дерева. Наконец, в небольшой луже воды нашлись часть таза и верхняя часть черепа. Так наткнулись мы на остатки мохнатого носорога — современника мамонта.

Можно было предположить, что мы находимся где-то очень близко от того места, где этот труп пролежал века. Кости черепа и таза были последней нашей находкой. Как самые тяжелые части скелета они, очевидно, оставались ближе всего к прежнему местонахождению трупа. Скелет был, вероятно, вымыт из береговых склонов полноводным в весеннее время ручейком. Возможно и то, что он попал в ручей вследствие какого-нибудь обвала или постепенного сползания его берегов. До этого времени он, по всей вероятности, лежал вместе с частично сохранившимися на нем мягкими частями в вечно мерзлой почве. Почва эта оттаяла теперь едва на один метр в глубину. Собрав рассеянные на протяжении целого километра кости в одно место, мы потащили с собой в Верхоянск только один череп. Вся прочая добыча была доставлена в город лишь на следующий день. На обратном пути в Петербург мы захватили с собой эти остатки носорога. Средства к жизни местные политические ссыльные отчасти добывали охотой и рыбной ловлей. Многие занимались собиранием зоологических и ботанических коллекций. Собранные ими материалы пересылались в русские университеты и музеи. Интересную фигуру представлял из себя местный помощник исправника, типичнейшая канцелярская крыса. О нем ходило немало забавных историй. Однажды Петербургская академия наук запросила исправника о новостях в области верхоянской флоры и фауны. За отсутствием исправника ответ был дан его помощником. Он гласил следующее: «Варшавская студентка Флора Твардецкая провела здесь пять лет. Отбыв свое наказание, она уехала на родину. Что же касается женщины по имени Фауна, то таковая верхоянской полиции не известна». Этот чудак устроил бал, на который пригласил и нас. Купец дал ему взаймы свой граммофон, а сам исправник «соорудил пунш». Две довольно миловидных якутки танцевали в своих изящных, но не по сезону теплых меховых кафтанах. Оригинальнее всего была одета местная фельдшерица, уже далеко не молодая особа. Костюм ее был снабжен огромным «турнюром», который когда-то носили в восьмидесятых годах прошлого столетия. Таким образом, мы поняли, что веселиться можно даже и в Верхоянске. Воспоминание об этом бале под полярным солнцем принадлежит к забавнейшим моментам нашего путешествия.

Читать дальше