Семён Иванович Николаев – Сомоготто – историк, этнограф, автор концепции этногенеза якутов

Биографические сведения:

С.И. Николаев-Сомоготто (1923 – 2004 гг.) - первый дипломированный учёный-этнолог из якутов, историк, религиовед, тюрколог; уроженец Акаинского наслега Нюрбинского района Якутской АССР (01.09.1923 г.р.). Окончил Мархинскую школу (1939 г.); студент Вилюйского педучилища (1939 – 1942 гг.); преподаватель русского языка в Вилюйском районе (1942 – 1946 гг.); окончил Срезнеазиатский государственный университет (1946 – 1951 гг.); директор Бердигестяхской средней школы (1951 -1952 гг.); аспирант института этнографии и археологии АН СССР им.Н.Н. Миклухо-Маклая (1952 – 1955 гг.); защитил кандидатскую диссертацию на тему «Основные этапы этнической истории вилюйских якутов» (1955 г.); научный сотрудник Института языка, литературы и истории Якутского Филиала Сибирского Отделения АН СССР (1955 – 1982 гг.). Автор ряда научных монографий: «Эвены и эвенки юго-восточной Якутии», «Происхождение народа саха», «Обычаи народа саха», «Два язычества народа саха», «Народ саха», «Пища якутов (в свете соседних культур)», «Саха итэ5элэ» и др.

В публикации использованы авторские фотографии Виктора Солодухина (пос. Удачный, Мирнинский район, Республика Саха (Якутия)).

Содержание:

Часть I. Диринговое язычество

Глава 1. Не три, а два мира диринговцев

Глава 2. Раннее очеловечивание природы создание правил проживания в природной среде

Глава 3. Иччи - придание человеческого облика загадочностям - разума - неодушевлённых предметов и явлений

Глава 4. Кут и сюр – очеловечивание только одушевлённых существ

Глава 5. Кут-сюр и идея бессмертия

Глава 6. Диринговцы о загробной жизни

Глава 7. Дьяволы (абаасы) диринговцев

Глава 8. Айыы - рядовая душа живых существ и антипод абаасы

Глава 9.  Дьыл5а, билгэ и теруттэр – предтечи ещё неродившихся божеств

Часть II. Послерусское православное язычество якутов, именуемое исследователями шаманизмом

Глава 1. Как было создано в послерусском язычестве якутов новое подземное царство в подражание библейскому

Глава 2. Новосозданные послерусские боги якутов становятся квартиросъемщиками у небесных абаасы

Глава 3. Православный шаманизм

Глава 4. Камлание в олонхо

Часть I. Диринговое язычество

Глава 1. Не три, а два мира диринговцев

С записью легенд и преданий Якутии опоздали. Основная их масса записана в начале XX века. Из-за идеологических предвзятостей в них отсутствуют (не записаны) сведения, касающиеся язычества. Последних не очень много и в более ранних записях. Их следовало бы отобрать отдельно, опубликовать без всяких комментариев и классификаций и без подгонок к чужим религиям. Так удобнее было бы работать с самим местным материалом в его первозданной чистоте. Самые ранние языческие представления Якутии следует искать не в политизированном насквозь православном шаманизме, а в бытовых, промысловых обрядах и в наиболее древних легендах и преданиях. Древнейшие предания и легенды Якутии лишены стихотворности, беспесенны, просты сюжетно и все, на удивление, лаконичны.

При их чтении живо вспоминаются немногословные и практичные промысловики доколхозных дальних окраин, жившие круглый год без посторонних, наедине с необжитой природой. Главное отличие тех легенд: они повествуют только о двух мирах (о небе и Земле), а не о трёх поздних библейских. Нет ни слова о каком-то подземном царстве. По их представлениям, кроме неба и земли, никаких других миров нет. Те легенды и предания повествуют о том, что плоская Земля по краям загибается вверх, подобно котлу и сковороде, чтобы сойтись с небесным куполом, спускающимся вниз для стыка с Землей. Тот стык хорошо проходим для желающих подняться в небесную страну и для пришедших спуститься с небес вниз на Землю. Говоря об обитателях неба и Земли, легенды и предания не делают никакой разницы между землянами и обитателями неба. В них выставлены самыми обыкновенными людьми с семьями и детьми, буднично занятыми на своих участках неба и Земли повседневными хозяйственными хлопотами, трудом и промыслами. Здесь исключение составляют одни небесные дьяволы (абаасы) — посылающие на Землю самые лютые морозы. Однако и они обрисованы в виде самых обыкновенных людей, также со своими семьями и заботами, занятыми в своих хозяйственных промыслах. Солнце, Луна, Звезды обрисованы как небесные «ыал», т.е. семьи, не имеющие ничего отличного от обычных людских семей. Короче, их никто ещё не превратил ни в духов, ни в богов. Любопытно, даже небесные абаасы на своём небе остаются простыми людьми, лишенными дьявольских свойств и наклонностей. Короче, на своём небе и небесные абаасы — простые люди. Только спускаясь в «командировки» по сезонам на Землю, они создавали морозы, И с ними земляне обмениваются женихами и невестами. В легенде о Великом Кудангсе повествуется один из подобных случаев общения землян с небесными абаасы. С молодежью других обитателей неба земляне находились в постоянных брачных связях, ходили в гости друг к другу. Согласно тем легендам и преданиям, Земля была населена двумя типами существ: дневными и ночными. Контингент дневных состоял из всех видов существ: людей, зверей, птиц, насекомых и т.п. А ночные представлены одними душами и тенями мёртвых людей, зверей, птиц и прочих. Иначе говоря, деление на дневных и ночных представляло собой деление на живых и мёртвых. 

Вся группа мёртвых, во избежание произношения слова «мёртвый», именовалась «ночными» («туунгнгу», «туун сырыылаах»), «тёмными», «чёрными» (хара, хара дьайдаах, харанга, xapaнга куус», харанга тыын). Дневные или живые именовались «светлыми душами» (сырдык тыыннар), «дневными», «солнечными» («кун урдунээбилэр», «кунускулэр», «кун айыылар», «кунтэн кентостеехтер», «кун аймада», «кун айыы аймада», «кун одото»). Нередко «дневных», выкинув подразумеваемые «дневной», «солнечный», кратко называли «Айыылар», «Айыы аймада». Короче, понятие «айыы» было синонимом «живой», «дневной», «солнечный», «живущий под солнцем», «солнцесветный» и т.п. Деление живых и мёртвых на «ночных» (тёмных, чёрных) и «дневных» (солнцесветных или айыы) произведено дорусским диринговым язычеством из-за отсутствия понятий «подземное царство» («Аллараа дойду») и «наземное среднее царство» («Орто дойду»). Дорусские диринговцы ещё не додумались до деления Земли на «подземный» (Аллараа дойду) и «наземный» (Орто дойду) миры. Поэтому им приходилось отнести дневное солнечное время живым — Кун айыы, живущим в солнечное время, а ночное время — «тёмным» силам, т.е. мёртвым. Пространство было единым, и только двухсменное «проживание» могло поделить поверхность Земли на миры живых и мёртвых. Живые жили и трудились под защитой дневного солнечного света, потому и подчеркивали их солнечность «Кун». Ночью они спали, уступая ту же прожиточную площадь мёртвым. Во избежание столкновения между мёртвыми и живыми, мёртвым строго-настрого запрещалось появляться под солнечным светом. Прикосновение солнечного света к духу мертвеца (к дьяволу) сулило ему окончательную гибель. Потому мёртвые духи днём прятались от солнечного света в своих воздушных гробницах-арангасах. Только когда стемнеет, они шли шататься по поверхности Земли, в основном, там, где жили до смерти. Вот таково бесхитростное представление диринговцев не о трёх, а только о двух мирах. Представление на редкость простое, невыдуманное, взятое из жизни самого диринговца. Тут и гадать, и колдовать с философско-ультранаучным видом нечего: вещи названы своими именами. Оказалось, вахтовый посменный метод труда и проживания был придуман ещё пращурами человечества.

Глава 2. Раннее очеловечивание природы - создание правил проживания в природной среде

В отличие от всех своих степных соседей, эпосы якутов и якутян воюют не с людьми и полчищами натуральных войск, а, выполняя шаманскую работу, «богатырствуют» над натуральными дьяволами. Их сказки повествуют не о людях и их взаимоотношениях, а выставляют своими персонажами птиц, зверей, животных и естественные силы природы. Причем те персонажи все до единого очеловечены: разговаривают, думают, переживают, рассуждают, спорят. В единичных случаях появления человека в числе персонажей, он, как с равными себе, разговаривает и советуется со зверями, птицами и природными силами. Например, старушка со странным угро-самодийским тавтологично двойным именем Люди-Люди (Таал-Таал), примерзши мокрой одеждой ко льду, просит помощи у Солнца, облаков, ветра, гор, мышей и наводит у них справку о том, кто из них сильней.

Выручает бедолажку человек, т.е. сказка назидательно демонстрирует, что из всех вышеперечисленных очеловеченных сил природы остается сильнейшим все же человек. И все это не в шутку, а повествуется всерьез. Если иметь в виду тривиальную истину, что религия — зеркало социального строя, создавшего ее, то даже два вышеприведенных примера не позволили бы якутоведению зря тратить три с половиной столетия на выяснение социального строя якутов, якобы об их былой принадлежности к степнякам, имевшим развитую ступень классового общества. От достигнутой высоты развития общество не проваливается в бездну начальных этапов очеловечивания. Если бы якуты когда-либо принадлежали к классовому обществу степняков, то их религия и фольклор были бы на соответствующем классовом уровне, а не на уровне языческих представлений начальной зари первобытного общества. То, что описанное выше состояние фольклора не являлось частным исключением, и вся духовная жизнь не была выше по уровню развития, иллюстрируют бытовые, промысловые и другие языческие обычаи. Они устойчиво сохранялись на диринговом уровне почти до середины 20 века. Так, старые люди, подобно знаменитому арсеньевскому Дерсу Узала, продолжали разговаривать, как с людьми, со зверями, птицами, домашними животными, водоемами, лесом, природными явлениями до 50 - 60 гг., т.е. до полного вымирания последних остатков неграмотных досоветского времени. На дабалганах, т.е. на жертвенниках у подъемов на гору, на водораздельных седловинах, на местах опасных переправ через водоемы, на перевалах высоких гор, те старцы убежденно обращались к духам дабалганов и духам-хозяевам местностей с оставлением жертв. Они не упускали случая поговорить с вихрем холорук, стыдили одинокую тучку, не давшую докончить стогование сена, упрашивали внезапный порыв ветра не мешать переправе. Древний персидский царь Дарий не был одинок, стегая море кнутом за потопление флотилии. По преданиям, некий обитатель озера Мастаах на Вилюе «наказал» озеро за гибель сына на рыбалке, выпустив в реку значительную часть воды того озера. Из-за веры в одушевлённость всех живых деревьев, вся доколхозная Якутия потребляла на топливо только сухостой, сушняк и опавшие сухие ветви. Тогдашний заготовитель дров метался по густому бору в поисках сушняка, не смея срубить на топливо хоть одно живое дерево. Тут вера в одушевлённость живых деревьев играла роль подлинного бога-охранителя и бога-санитара лесов. О том, что в прошлом и лесные пожары были большой редкостью, свидетельствуют лесные топонимы «курунг» — «горелый лес». Подобные топонимы должны были появиться при очень большой редкости пожаров. Всё описанное выше — не взрослая игра в волшебство. Оно представляет собой чудом сохранившиеся живые экспонаты музея редкостей времён самой ранней зари детства человечества.

В них сохранилось состояние человечества, когда оно впервые заметило, что такое разум. Поскольку оно ещё не осознало то, что его разум и чувства отличаются от подобия разума и чувственности других живых существ, оно наделяло всю живую и неживую природу себе подобными качествами. А подобие себе оно видело в наивном очеловечивании всей окружающей природы. Тому раннему человеку казалось, будто всё одушевлённое и неодушевлённое вокруг него и природные явления чувствуют, думают, переживают, обладают речью, разговаривают со всем своим окружением. Так древнейшим человечеством были превращены в своеобразных людей не только все живые существа, но и неодушевлённые предметы и силы природы. На начальном этапе, пока ещё не родилось представление о загробной жизни, указанное очеловечивание всей живой и неживой природы явно было непосредственным и неогульным. Короче, все живое и неживое раннему человеку казалось таким же человеком, как он сам, но в ином внешнем облике. И именно благодаря сохранению той стадии представлений, арсеньевский Дерсу Узала и доколхозные якуты, как к натуральному человеку, обращались с речью и восклицаниями к ветру - вихрю холорук, к горе, к облакам, к солнцу, к живым зверям, птицам, рыбам, деревьям и камням. Из тех же представлений возникли все волшебства сказочных героев из явлений природы, зверей, птиц, неодушевлённых предметов. Часть олонховских персонажей из натуральных объектов живой и неживой природы также взята из тех же представлений. Отличительная особенность той примитивной стадии представлений - отсутствие абстракции и очеловечивание всего и вся в самой их натуре. Вот почему все персонажи сказок Севера и якутов из самих зверей, птиц, рыб и разных натуральных предметов и явлений. На той стадии очеловечивание всего и вся практически закрепляло естественные, равные взаимоотношения между всеми живыми существами, установившиеся ещё до сапиентации человечества. Тогдашний человек, ещё не уяснивший своё отличие от других живых существ, относился ко всем живым существам и неживой природе, полагая, что и они, как человек, обладают разумом, чувствами и своим языком для общения. Отсюда и его деликатное отношение ко всему своему окружению, ничем не отличающееся от его отношения к своим соплеменникам. Так, опасаясь «болтовни» «болтливой» природы, ещё древнейший человек наряду со своим повседневным бытовым языком придумал и пустил в ход особый «язык оберегов» (эвфемизмов). Последний обязан был воспрепятствовать пониманию «болтливой природой» сути разговора между промысловиками. Таким способом древнейший человек старался избегнуть передачи слухов об его намерениях объектам его промысла. Чтобы предупрежденные «болтовней» природы объекты охоты не убегали от промысловика, последний, выходя на промысел, полностью переходил в общении на язык оберегов. Например, «бех бэбээрэр» дословно означало «мусор блеет». На самом же деле выражение имело смысл «лает собака», ибо под условным словом «мусор» подразумевалась собака. Выражение «хараны чехетт-м» дословно означало «просверлил чёрного» и употреблялось в смысле «увидел человека». «Хара» (тёмный, чёрный) означал «человек».

В «языке оберегов» якутских промысловиков изобилуют угро-самодийские, майаато-нгасанские и юкагирские слова. Так, «хара», «харн» по-нгасански «сам» (по типу якутского «бэйэ» и тунгусского «бэйэ»), «хагамен» или «хаах» у юкагиров «ворон» и т.п. Примечательно, в тех якутских оберегах полностью отсутствуют тунгусоязычные слова. Это явное свидетельство того, что тунгусоязычие ещё вчера было языком якутов, и промысловики не пользовались им в качестве оберегов, боясь, что «болтливая природа» поймет слова на этом язычии не хуже слов на сага-языках. А майаатские и юкагирские слова, как слова давно оставленных якутами языков, считались не совсем понятными для «короткой памяти» «болтливой природы». Про механизм передачи вестей «болтливой природой» говорили: «Топор твой сболтнет услышанное у тебя деревьям, деревья передадут это птицам, птицы — ветру, а ветер — той дичи, на которую ты идешь охотиться». Как видите, все в данном очеловечивании построено на удивление бесхитростно, просто, непосредственно, как у малого ребенка в игре. Как хорошо прослеживается из простейших и будничных обычаев, самая ранняя стадия очеловечивания природного окружения сводилась только к установлению элементарных правил общения с природой. Например, обычай не шуметь в лесу, горах, в вечерней и ночной тиши означал: не тревожь без необходимости живую и неживую природу, ибо они тоже «люди» и нуждаются, как и ты, в покое. Данный обычай позже породил завет: «Люби ближнего» (очеловеченных живую и мёртвую природу). Запреты не трогать, не пугать и не беспокоить любую живность с детенышами и не обижать беспомощных детенышей вели к завету «люби ближнего». Промысловый обычай «не убивай лишнее, ненужное тебе, ради промыслового азарта» и бытовой обычай, запрещающий не только убивать, но даже беспокоить несъедобных тварей и живность, в дальнейшем переросли в общий завет «не убий». Туда же вёл обычай не мучить добычу и не позволять детям играть живыми и мёртвыми промысловыми трофеями.

Глава 3. Иччи - придание человеческого облика загадочностям - разума - неодушевлённых предметов и явлений

С самой зари появления по сей день человечество старается понять причину разумности окружающей его природы. Те старания и сегодня не дали уверенных выводов и представлений. Причина неуспеха здесь, возможно, кроется в том, что в качестве мерила искомого разума человек выставил единственно свой разум. Отсюда, любую разумность и разум человечество с первобытных времён пошло облекать в человеческое обличив. Так, приписывая разумность даже неодушевлённым предметам, оно наделило каждый предмет скрытым в его натуре невидимым маленьким человечком — «носителем» его «разума». Например, если дерево или камень наделены разумом, способным думать, чувствовать, говорить, то они должны были осуществлять это при помощи того невидимого маленького человека, скрытого внутри его. Того человека диринговцы Якутии и весь Север назвали по угро-самодийски «Йи-чи» — «человек-человек», ибо «йи» — «человек» и «чи» — «человек».

Русская «душа» также состоит из угро-самодийских слов «ду» — вариант «то, ту, до» и т.п. и «ша» — вариант «чи» (ча, че, пи) — «человек» в шекающем произношении, как в «киши» (кши). Парность «человек-человек» — особенность древнейшего создания подобных понятий. Тех человечков внутри каждого предмета древность наделяла словоохотливым характером. Болтовню подобной природы легенды уподобляли безудержному и беспорядочному гвалту толпы. Согласно легендам, обретшие дар услышать и понимать тот гомон указанных человечков, не выдержав круглосуточный гвалт, на первых порах сходили с ума. Ту болезнь именовали «колдунской болезнью» или шаманским «эттэтии». Правда, к шаманской болезни приписывали еще «освежевание» злыми духами. В определенные сезоны, по поверьям, упоминаемая болтовня природы становилась слышимой и понятной даже рядовым смертным, не наделенным ни шаманским, ни колдовским даром. Именно в те сезоны принято было ходить «послушать тангха». Taнгха - ожидаемая судьба или кусок судьбы. Вести те, будучи выболтанными, занятыми тем делом, подвергшись пересудам, попадали в уши «болтливой» природы. Последняя, как радио, вещала об услышанном во что горазда. Не имея ничего общего с понятиями о богах, слово «таьгха» имеет общие угро-само-дийские корни с понятием «тангра» или «таггара». Здесь «та» — «человек». В случае «тангра», «та» снабжена окончанием «-н» и суффиксом превосходной степени «-ра». Отсюда, «танра» — «величайший человек». В случае «тангха», «тан» добавляется второе слово «ха» или «ка» — «человек». Получается рядовое «люди — человек». Ту древнюю тaнгха принято было слушать ночами на так называемых «ночных тропах духов». После реформирования обычаев под православие, место слушания было перенесено к зимним прорубям и старым пустующим етехам. Перенос был связан с переходом на христианский обычай слушания болтовни водяных, якобы убегавших из водоемов из-за крещения в воде Христа. При этом термин «слушание тангха» заменили выражением «слушание сулуукана». У самих якутов не было понятия о «водяных» - «сулууканах». Православие же, приведшее это понятие, явно позаимствовало его у сибирских угро-самоди. Там шекающие водяных называют шулюкин от слова «чу-ликин» — «водяной человек». Слово «чу», «чул» — «вода», «река» встречается и в Якутии: Чууйэ близ Майа в Мегин-цах, речка Чулбу на Учуре, речка Чульман в Тимптоне. Однако от тех «чу», «чул» древняя Якутия не создала «водяных людей» - чуликинов. Указанных человечков неодушевлённых предметов, именуемых йичи или иччи, шаманисты и этнографы назвали «дух-хозяин». Например, «дух-хозяин травы». Подобные условные прозвища и прозвища, приклеиваемые им из других язычеств, настолько исказили представления о каждом язычестве, что позже, после вымирания самих старых представителей поколений язычников, эти представления становились непонятными или извращенными до такой степени, что их суть переставало понимать даже новое поколение самих язычников. По численности слишком массовых иччи неодушевлённых предметов и явлений практичные древние всегда выставляли в виде микроскопических человечков, не заслонявших собой воображаемый взор

Например, иччи трав и деревьев обрисовывали в виде весьма добродушных созданий - человечков с булавочную головку, копошившихся у основания каждой травки и отдельного дерева. Однако в общей массе коллектив тех микроскопических иччи считался вершителем судеб, знаком благополучия и высокой урожайности. Их всех собирательно называли «Аан дойду иччилэрэ», т.е. иччи матери-земли. Из числа массовых иччи деревьев отдельно выделили иччи деревьев-великанов, иччи деревьев-уродов (орук, арык) и иччи кутук мае или кудук мае. Те три иччи обрисовывались не микроскопичными. Иччи дерева-урода в виде мужчины-полудьявола со страшным внешним обликом выставлялся хозяином пристанища всевозможных недобрых духов-бродяг. Противовесом ему была содержательница проезжающих добрых духов иччи дерева-великана, рекордсменка по долгожительству. Подобные деревья считались хранителями благополучия региона. Их наличие причислялось к ряду живых указателей счастливой местности. Их усиленно оберегали, окружали противопожарной вырубкой, очищали от мусора. Само дерево превращали в местную святыню и объект молений и жертвоприношений. Иччи такого дерева обрисовывали в виде очень добродушной и благожелательной старушки. Однако, при защите несчастного, эта старушка превращалась в волшебницу — обладательницу неотразимого серебряного копья. В виде аналогичной волшебницы, хранительницы всех несчастных выставлялась женщина-богатырша — иччи странного дерева кутук-мас или кудук-мас. Это дерево любых пород, по внешнему виду ничем не отличается от других. Однако из-за каких-то особых свойств мимо него не проходит ни одна живность округи. Во время своих странствий я несколько раз натыкался на такие деревья в тайге. Вокруг него все истоптано, ветви лоснятся от лапок пернатых, кора исцарапана когтями древолазающих, стволина изрезана метками медведей. Ни одному из мудрейших старцев не удалось высказать чисто практические объяснения столь неотразимой притягательности подобных деревьев. Старики лишь пожимали плечами и ссылались на какие-то магнито-подобные свойства дерева. Вот такие аар-кудук или аал-кудук в самодеятельной адаптации явно образовали сказочное дерево аал-луук из олонхо, ибо дерева с названием «лук» не существует нигде в Якутии. Сказочный аал-луук художники несправедливо изображают в виде уродливого дерева со скрюченными ветвями. Такая уродина превратилась бы в гнездовье дьяволов, а не добрых духов. В виде женщин нормального роста обрисовывали иччи водоёмов. Правда, тут имеется их представление в виде рыбовидных людей. Например, в притче, рассказанной мне М.А. Сафоновой (родом из Кыыллаах-Абаги Олёкминского улуса, 1909 г.р.), на мастера-изготовителя карасьих верш насели два карасевидных иччи озера Соххор Соболоох.

Мастер отогнал их обратно в озеро, бросив на ворох сухих стружек зажжённую спичку. Это какой-то странный случай обращения с иччи водоёмов. Обычно же с ними всегда обращались весьма деликатно. Встречаются легенды и об обращении людей за помощью к данной обладательнице неотразимой серебряной стрелы Сэлээн. В виде человека нормального роста изображались и иччи конкретных местностей. Таковыми же иччи наделялись грозные стихии и явления. Например, Сун Дьааhын (дословно: ухающе зевающий) — якутский Зевс-громовержец считался охотником за нечистыми духами. Иччи эха - ой дуораана обрисовывался по-разному: то выставляли его ушастым мальчишкой или девчонкой, то молодым парнем с очень широким ртом. Ой Дуораана относился к ряду шаловливых и добродушных существ. Иччи разных ветров обрисовывались по-разному, меняясь соответственно особенности. Так, приятным ветеркам придавали вид красивых девушек, любящих расчесывать и ерошить волосы людей и шаловливо дующих им в лицо. Злые же ветры обрисовывались сварливыми старухами-ведьмами. Из всех якутских иччи особое место занимает иччи гор и скал. Его не стараются очеловечивать, ибо представляли и представляют в виде самой натуральной живой бесхвостой шерстистой обезьяны весьма крупной породы. Во всех справочниках и ранних записях слово «обезьяна» объяснено как «горное иччи». Как видим, иччи — не просто набор оторванных друг от друга понятий. Иччи — целая система придания человеческого облика всем загадочностям, непонятностям и кажущемуся разуму неодушевлённых предметов и явлений природы. В данной системе значимость иччи обозначена величинами роста человечков иччи: малозначимые и массовые по численности иччи малоприметны, микроскопичны, а опасные и грозные иччи персонализированы, увеличены в росте, снабжены картинно-характеристичными названиями и обладают броским характерным обликом. Например, иччи огня обрисовывается только в виде колоритной головы мудрого старца с пепельного цвета волосами, высунувшегося из очага. По типично якутской картинной обрисовке, облик этого иччи и загадочен, и мудр, и жесток, и ласков, и ужасен, и притягателен. В подобной обрисовке портрета якутская картинная речь бесподобна. Подобная многогранность портрета вполне понятна. Ведь этот иччи - главнейший на полюсе холода. Без его благорасположения не прожить и часу в зимнюю стужу и не быть здоровому даже в летнюю жару, если человек лишается горячей кухни. Иччи огня — постоянный посредник между человеком и всеми добрыми и злыми силами. Он же — главный защитник домашнего очага и очиститель от всех видов скверны. Слово «арчы» — по-тунгусски «можжевельник». Окуривание его благовонным дымом именовалось «арчылаа,ын» — очищением. Само имя данного иччи, как всегда у якутов, описательно. Хатан Темиэрийэ есть поздняя адаптация выражения Хатан Тибиирийэ. Здесь «Хатан» — «перекаленный до растрескивания» (имеются в виду, видимо, растрескивающиеся угли). «Тибиир» — «выплевывай брызгами». Тут воссоздана на редкость живая картина весело потрескивающего огня, рассыпающего во все стороны вылетающие искры и летящие раскаленные угли. Окончание «-йэ» — «человек» на угро-самоди. Система иччи практически была самым ранним правилом поведения первобытного человека в его взаимоотношениях с неодушевлёнными предметами и природными явлениями, которые он считал равными себе по «разуму».

А взаимоотношения те были, разумеется, равноправными, ибо в ту пору первобытное общество ещё не доросло до дискриминации кого-то в правах. В этом смысле приписывание иччи разного рода якобы культов несправедливо, ибо культ - рабское одностороннее низкопоклонство. У ранних первобытных людей не могло быть ни неравных отношений, ни низкопоклонства классового общества перед сильными. Другое дело - налаживание равноправных взаимоотношений, проведение своеобразной дипломатии путём угощений и иногда даже открытые схватки. Подобного типа взаимоотношения вытекают из анализа остатков обычаев с так называемыми культами. В отдельных случаях к объектам культа относились с позиций методов приручения диких животных. Говоря иначе, опасных объектов культа первобытные преимущественно стремились методами приручения нейтрализовать, приручить, благорасположить к себе. А колдуны замахивались даже на то, чтобы превратить их в ручных. Отсюда, не было никаких якобы культов разного рода, а была лишь система иччи - придание человеческого облика всем загадочностям и непонятностям, которых стремились как-то нейтрализовать.

Глава 4. Кут и сюр - очеловечивание только одушевлённых существ

Очеловечивая для взаимоотношений всю окружающую природу, диринговцы все же ту природу, оказалось, почти с самого начала пошли делить на неодушевлённые и одушевлённые категории. Для носителей очеловеченной неодушевлённости они придумали единый термин иччи. Для одушевлённых же очеловечивание было создано при помощи терминов сюр и кут. Сюр - зеркальная копия или тень одушевлённых. Происходит термин от угро-самодийского слова «сю» (сy) - живое существо. От него «суоhу» — «животное, скотина». Термин же «кут» на том же языке означает «человек» во множественном числе. Тут «ку» — «человек» почему-то снабдили окончанием множественного числа «-т». Подобным способом, кажется, термин «кут» решили отличить от слов «ку», «куп» (ки, ке), применявшихся для самих людей. Как видите, наличие тени, способной передвигаться, заставило древних создать особый очеловеченный образ «сюр» для одушевлённых подвижных существ. В итоге, очеловечивание одушевлённых само по себе разделилось на два самостоятельных человека, обслуживавших одновременно одно и то же одушевлённое существо. И это вполне практично: само существо и его тень получили собственных самостоятельных человечков - сюр (тень-человек) и «кут» (человек тела существа). Неподвижную тень неодушевлённых предметов древние не сочли необходимым наделить самостоятельным человечком. Поэтому йччи оказался без ординарца типа «сюр». С ординарцем или без ординарца - таково принципиальное отличие иччи и кут. Раннее язычество строжайше придерживается указанных различий иччи и кут. А вот всегда отличавшийся беспринципностью шаманизм пошёл сплошь и рядом нарушать и одинарность иччи, и двуединость неразлучных кут и сюр, изображавших тело и тень живого существа.

Между прочим, в своём очеловечивании природы и русское язычество не отошло от диринговой схемы очеловечивания всего и вся в природе. Оно также разделило природу на одушевлённую и неодушевлённую половины. Человечков неодушевлённой природы оно назвало духами. Непонявшие это шаманисты и этнографы пошли добавлять к понятию «дух» дополнительное слово «хозяин». А начальное же первобытное понятие «дух» не имело ничего общего с собственническим «хозяин». Под словом «дух» имелся в виду тот предполагаемый человечек, из-за присутствия которого внутри неодушевлённого предмета и явления, последние выставлялись думающими, переживающими и говорящими по-человечески. Подсовывание же в данное первобытное понятие слова «хозяин» резко меняло смысл понятия: первобытный «дух» (человечек) превращался в позднего социального «хозяина-собственника», т.е. владельца прежнего первобытного суверенного неодушевлённого предмета или явления. К сожалению, подобные поздние навешивания разных социальных ярлыков не дают возможности для понимания в чистоте понятия и явления первобытного времени. В отличие от «духа-хозяина», русское языческое понятие «душа» осталось в первозданной своей чистоте. «Душа» - тот невидимый человечек, который, находясь внутри одушевлённых существ, делает их «рассуждающими, переживающими и разговаривающими», как человек, Именно из такого расчета первобытные люди обращались к любым живым существам как к людям. И сама смышленость живых существ укрепляла веру первобытного человека в то, что только нахождение внутри любой живности невидимого человечка, названного «душой», делает её равной «по разуму» самому человеку. Душа душой, а понятие о разуме живых существ не понято наукой и сегодня. Возможно, мы не понимаем из-за стремления увидеть их разум по человеческому образцу. Например, если обезьяна не пишет и не читает, то её разум мы называем только инстинктом. А может быть, обезьяна наше умение читать и писать тоже относит к числу инстинктов в представлении обезьяньего разума. В технике воздухоплавания и безвредной энергетике двигателей человечеству ещё долго догонять насекомых и птиц. В технике связей, общении, локации человечеству также предстоит изучать микромир и поведение насекомых. Человек агрессивен к природе и ту агрессивность именует своим разумом. А все живые существа, за исключением человечества, предпочитали и предпочитают жить, не нарушая экологии природы. Кто его знает, возможно, там разум мощнее и жизнеспособнее агрессивного человеческого. В отличие от дирингово-якутского, русская «душа» остаётся одна без ординарца в лице отдельно очеловеченной тени. Короче, русская языческая «душа» проще, чем якутская «душа» — «кут» с его ординарцем «сюр». Впрочем, русские языческие «дух» и «душа» образованы на базе угро-самодийских «ду» - «человек», «ша» - «человек» и «к»(х) - «человек». Так, ду+к(х)=«дук или дух» - «человек-человек», ду+-ша (типа кши) = «человек-человек».

Подобные повторные «человек-человек» (ки-чи, ки-ши) типичны для этнонимов и обозначения понятия «человек». А угро-самодизмов в русском языке хоть отбавляй: угорский «кум» по-русски «кумовство», русский «жир» у самодиязычных «дир», самодия-зычный «хор», «хорье» - «журавль», «хоровод» по-русски «хор», «хоровод». Отличия между русским понятием «душа» и якутским «кут» не заканчиваются выделением или невыделением тени. Русская «душа» остается неизменно монолитной в отношении к живым и мёртвым. Якутский же «кут» остается цельным неделимым только у живых существ. После смерти существа его цельный кут разлагается на три составных: воздушный кут, водяной кут и земляной кут. Короче, распад тела мёртвого ведёт к распаду его кут. Не признававшая абстракций диринговая первобытность и понятие «кут» заставляет гнить и распадаться на составные гниющего мяса: на воздух с запахом, на испаряющуюся водяную часть и на часть, превращающуюся потом в землю. Не поняв данное копирование процесса гниения мяса, шаманисты уверяют, будто кут у якутов даже у живых (ещё не сгнивших) состоит из воздушного, водяного и земляного кут. Одновременно они добавляют сюда ещё «материнский» кут (ийэ кут) без «отцовского кут». Понятие о распаде кут мертвеца на три составных гниющего тела — явно понятие, связанное с арангасами, т.е. с воздушными захоронениями и их перезахоронениями. Когда воздушное захоронение сгнивало и падало, потомки обязаны были «поднять кости» — «кемус унгуохпун кэтэ5уэ» (дословно: «поднимет и перехоронит мои серебряные кости»). При таком многовековом перезахоронении не могли не заметить, что происходит с телом мертвеца. Они воочию видели, что и с телом покойника происходит то же самое, что и с телом погибшего животного. Вот и понятие о распаде кут после смерти на воду, воздух и землю, ибо и кости впоследствии превращаются в землю. А где в тех остатках «материнское» или «отцовское»? Следовательно, никакого полового кут не могло быть создано древними перехоронителями арангасов. Кстати, и в послехристианских закапываниях покойника в землю могильники в Якутии продолжают называть по-арангасному «костяк» (киhи yнгуo5a). Русское понятие «душа», очевидно, потому не делит душу мертвеца на ее воздушную, водяную и земляную части, что никогда не имело дела с воздушными захоронениями и перезахоронениями одних костных остатков. Якутская поговорка «Хой баhын тойуга» — «Песенка обветшавшего черепа», явно сохранила времена перехоронения таких воздушных арангасов ещё в юкагиро-угро-самодиязычное время предков якутов, ибо «череп» - только по-юкагирски «койл». Удивительно то, что очеловечив при помощи кут и сюр все живые существа, впоследствии диринговцы оказались вынуждены применить тот же «кут» и на самих себя. Так, мини-человек - человек «кут» поселился и внутри самого человека.

Глава 5. Кут-сюр и идея бессмертия

На первых порах очеловечивание всего и вся не составляло язычество. Оно было только методом «дипломатии» раннего человечества с окружающей природной средой. Тогдашний человек ещё не говорил заносчиво: «Я — царь природы». Он чувствовал себя лишь равноправным членом природного сообщества. И, как равный, относился ко всему по модели обращения со своими соплеменниками. Это помогало ему безболезненно вписываться в любую природную среду вплоть до очень экстремальных.

Тот же метод помог его начальным успешным шагам в направлении приручения диких растений и животных. Обращение к растениям как к живым людям дало первые азы терпеливого ухода за приручаемыми дикими растениями. Без обращения к окультуриваемым растениям как к живым существам и без внимательного ухода с «угощениями» («подкормкой»), окультуривание сорвалось бы с первых же попыток, приведя только к неудачам. Преимущественно на «угощениях» и добрых отношениях по образцу «дипломатия с людьми», были организованы первые шаги «дружбы» с хищниками, приручение птиц, предков домашних животных. Язычество как верование у диринговцев, очевидно, пошло рождаться с того рубежа, когда иччи неодушевлённых и кут-сюр живых существ стали отрываться от неодушевлённых предметов и живых существ в виде абсолютно самостоятельных человечков со своими индивидуальными характерами и со своими волеизъявлениями. Выделение их в виде самостоятельных независимых существ привело к представлению о том, что иччи и сюр-кут могут жить и самостоятельно, и внутри субъекта, чьим представителем они являются. Так, по той версии, иччи вихря холорук может существовать, и живя внутри холорук, и разгуливать самостоятельно, оставив на время свой холорук. У живых существ так же их человечки сюр-кут, по поверьям, могли отойти от своих хозяев временно или насовсем. Считалось, что временный уход кут и сюр вызывал болезнь их хозяина, и последний умирал, когда кут и сюр оставляли его насовсем. Так, изначально безобидное сопоставление всей окружающей природы с человеком в дальнейшей своей разгонке и абстракции пошло объяснять причину жизни и смерти именно присутствием и уходом того человечка, названного духом иччи и душой сюр-кут. При этом для последовательности пришлось снабдить и самого человека тем же маленьким человечком, именуемым «душой», прежде приписываемым лишь другим живым существам, уподобляемым людям, но не самому человеку. Отсюда, каждый человек получался двойным человеком: телесным оболочным и живущим внутри него человечком-душой. 

С указанного времени любую болезнь стали объяснять или болезнью того внутреннего человечка-души или его временным оставлением телесной оболочки, т.е. человека, по разным причинам. Тут пошли выдумывания разных ухищрений по возврату в тело ушедшей души или лечению ее недуга. Короче, начали рождаться волшебства и знахарства, пока в виде индивидуальной самодеятельности и фантазии. На том этапе они находились очень долго до выделения жречества. Многие язычества планеты так и не доросли до жречества — этапа социальных религий. Объяснение жизни и смерти присутствием или уходом из тела души или внутреннего человечка почти само по себе привело к идее о бессмертии, точнее, к натуральной религии. Говоря иначе, любого вида религия есть не что иное, как идея о бессмертии. А идея о бессмертии — та соломинка, за которую хватаются все до последнего вздоха. Если ещё точнее, религия — универсальный вид надежды на спасение от любых безысходностей. Отсюда вполне понятна зависимость степени религиозности от степени устойчивости жизни и уверенности в завтрашнем дне. Основой идеи о бессмертии, видимо, стало сопоставление продолжительности жизни духов (иччи) неодушевлённых предметов и душ (сюр-кут) живых существ. Если «жизнь» первых казалась почти бесконечной, то жизнь вторых была слишком короткой. Между тем, и духи неодушевлённых и души живых существ выставлены в одинаковом человеческом облике. И тут явно не потребовалось большой фантазии, чтобы сделать искусственно одинаковыми не только их облики, но и продолжительность их жизней. При этом, разумеется, не сократили долгую жизнь духов неодушевлённых, а продлили до бесконечности жизнь душ живых существ. Способствовала подобному продлению мысль об отделении душ от живых существ, когда те умирали или болели. Здесь невольно получилось так, как будто души уходили от умирающего и больного тела для избегания гибели вместе с умирающим телом. Оставалось в дальнейшем лишь «устроить» бестелесную жизнь осиротевшей душе. Устройство загробной жизни обессмертившихся душ живых существ прошло свою эволюцию соответственно эволюции социальных строев и уровней развития. Внутри общности схем эволюции варьировали внутренние детали, отражая различия климатических условий, типа занятий и уклада жизни. Поскольку духи неодушевлённых и души одушевлённых были объявлены бессмертными, возникала угроза переполнения Вселенной духами и душами усопших. Об этом не потрудились подумать социальные религии. Они копят души грешников всех времён в подземной тюрьме - в аду. Как они там умещаются - уму непостижимо. Со временем придумают, очевидно, брикетирование и прессование их в складах ада. Иначе в будущем свободного места в аду станет все меньше и меньше, и грешникам придется стоять столетиями в очередях, чтобы попасть в ад. А места в раю хватит всегда, ибо во Вселенной просторов предостаточно. Первобытные же люди остались верны принципу своего безотходного хозяйствования и в деле утилизации духов и душ умерших. Чтобы они не болтались без дела, души умерших вкладывали в новорождающиеся существа. Таким образом, одна и та же душа, перекладываемая каждый раз в новое существо после смерти прежнего, за свой долгий век могла жить в очень разных видах: то зверем, то птицей, то рыбой, то насекомым и т.п. Из учета того, кем была душа родоначальника рода и племени определялся тотем. Например, если душа родоначальника племени Куу, Куулат, Куу-лар до этого была лебедем, то птица лебедь становилась тотемом этого племени.

Глава 6. Диринговцы о загробной жизни

Религия - зеркало социального строя, создавшего ее. А описание загробной жизни - точнейшая копия повседневной жизни тех, кто создавал данное описание. Следовательно, в описании загробной жизни дохристианского язычества Якутии, как в документальной киноленте, обрисована редчайшая копия всей дорусской жизни якутян. Согласно тем описаниям, души умерших якутян, подобно птицам леса, живут на деревьях, т.е. в воздушных гробницах арангас. От этого проживания на деревьях и берет начало деление шаманов на ранги «по высоте сучьев», мол, «на сук выше» или «на сук ниже». Указанные «сучья» показывают то дерево, где висит арангас шамана. Отсутствие неарангасовых видов проживания душ мёртвых свидетельствует о том, что дорусские предки якутов исконно были только лесным народом, не имевшим иных видов захоронений, кроме арангасов на деревьях. Их шаманизм, мерявший ранги шаманов единственно лишь по высоте расположения сука на стволе дерева, был также шаманизмом только зоны тайги. Иначе «сила шамана» измерялась бы не высотой сука, а другими единицами. Вечность души умершего заключается в ее вечном проживании в той арангасной гробнице.

Только ее жизнь там не назвать райской. Она навсегда лишена права увидеть солнце. Как душа мертвеца, она обязана лежать в своей гробнице от ночи до ночи, не смея появляться в светлое время дня вне гробницы. Ей позволялось вылезать из арангаса только ночью после полного исчезновения дневного света. Так она могла бродить по поверхности земли до конца ночи. Она не могла уйти далеко от своей гробницы, ибо, если к рассвету она не окажется у себя в арангасе, ее ожидали несчитанные беды. «Уйатын булбатах абааhы курдук» — «как дьявол, застигнутый белым днём вне гробницы» - говорится в поговорке о подобной беде нерасчетливой души умершего. Таким образом, ночные прогулки души мертвеца ограничивались радиусом возврата ее обратно в арангас до конца ночи. Для сохранения иллюзий вечности души предка установлен обычай «поднятия костей» «унгуох кэтэ5уутэ» («кэмус yнгyox кэтэ5уутэ»). По тому обычаю, потомки были обязаны перехоронить кости предка, если они выпадут из истлевшей гробницы или когда рухнет ствол, на котором покоился арангас. Тот обряд сложный. Поэтому якуты по сей день намогильник называют «костяком человека» — «киhи унгуо5а». При невоздушном захоронении и без древнего обычая «поднятия костяка» намогильное сооружение называлось бы иным термином, и был бы установлен другой обычай ухода за могилой. Учитывая ограниченность во времени ночных прогулок душ мёртвых, сами умирающие перед смертью указывали место, где им хочется лежать после смерти. Невыполнение подобной просьбы никогда не случалось, ибо подобная воля умирающего обязательна для выполнения. Местами нахождения арангасов всегда становились сухие высоты у дорог, открывающие широту и дальность обзора местности. Шаманы и на том свете любили уединяться. Их арангасы были одиночными. Встречались семейные группы арангасов. Однако и там количество арангасов не было значительным. Зависело от разбросанности поодиночке усадеб и стойбищ якутян. Да и порицалось скопление на одном месте значительного количества арангасов из-за экологических расчетов. Говоря иначе, древние и душами мёртвых не желали перегружать экологию. Как вытекает из анализа типов захоронений и похоронных обрядов, дохристианское диринговое язычество Якутии почти стопроцентно сохраняло свои древнедиринговые первобытные взгляды на загробную жизнь. До указанного рубежа в их представлениях загробная жизнь человека ничем не отличалась от загробной жизни любых живых существ. Полновластное господство подобного взгляда вытекает из типов захоронений. Все их виды объединяет единое стремление избавить труп «от скверны» (киртэн, дьайтан). Под «скверной» у них всех понималось спасение костей от утери и обгладывания хищниками. Например, считалось, что в человеческом костяке 507 костей и ни одна из них не должна быть утеряна или съедена хищниками. При сохранении всего того комплекта, сохранение анатомического склада не считалось важным.

Так, тундровики специально разрезали труп на куски, не ломая костей, и раскладывали так, чтобы кости были очищены от мяса любым путём, но без участия крупных хищников, способных испортить, уничтожить или унести косточку. Тут допускалось и отгнивание, и выклевывание пташками и червями. По очищению от мяса, кости собирали, упаковывали в любой подручный оберточный материал с укладыванием потом в хорошо сохраняемые места. Бытует легенда явно позднего и несбыточного происхождения о том, будто бы юкагиры одулы все 507 костей родича делили между всеми членами рода, и каждый хранил свою долю как амулет, особо почитая череп койл. Поздняя надуманность здесь всплывает из-за святотатственного нарушения обязательности сохранения всех 507 костей вместе. Разнос же по частям тех костей помешал бы воскрешению души мертвеца из-за недостачи той или иной косточки. По подобному поводу принято говорить: «Были бы кости, а мясо нарастёт» (унгуо5а эрэ буоллун, этэ уунуэ). Близкой к истине из той поздней выдумки остается лишь мысль о почитании черепа койл. У якутов родов Одун, Оту, Уотту, Онту, Уодай, Уэдэй, Уэдугэй, и пр. до недавнего времени сохранился тот, оставшийся от их одульского этапа, обычай дачи всевозможных клятв перед черепом, в особенности конским. Отголоском тех древних времён и является поговорка: «Хой баhын тойуга» (песенка обветшавшего черепа). В северо-восточной части Якутии местами встречалось и трупосожжение. Тут уничтожение огнём костей равнялось полному сохранению скелета без утери. Вытекало подобное представление от священности и всеочистительности огня. Остальные типы дохристианских захоронений Якутии точно копируют методы и способы запасания мяса и рыбы впрок. Например, на стволах деревьев воздушный арангас и надземный срубной арангас - точные копии холбо - ящика или корыта для запасания рыбы и мяса впрок. В таких же коробах и урнах запасали «сыму», «липпэ», «лыыба». В местах обилия пластинчатых плит камня, короба из плитняка одинаково шли и для надземных плитняковых коробов «таас арангас» и на таас холбо для «сыма», «липпэ» и «лыыба». Естественные ямки, гроты, пещерки и коробовидные углубления на скалах также одинаково применялись и для запасания пищи впрок, и для захоронений «таас арангас». Таким образом, до христианизации Якутия не имела намогильных сооружений, копировавших жилища живых людей. Говоря иначе, якутяне продолжали смотреть на мертвецов как на обыкновенную тушу любого живого существа и для его сохранения применяли методы хранения мяса и рыбы впрок. Обращение с костями крупных животных (медведя, лося) почти одинаково с обращением с костями покойников. Например, у убитого медведя кости не ломали, тщательно собирали и складывали в прутковый арангас на развилине дерева. Раньше также было принято собирать все кости лося и складывать на «дэлкэн» на деревьях, т.е. на разновидности арангаса. На всех тех арангасах не было ни сэргэ, ни крестов и других поздних украшений. Короче, дохристианское язычество Якутии имело лишь смутное представление о загробной жизни, но ещё не додумалось до попыток благоустройства жизни мертвецов по образцу жизни живых людей.

Поэтому мертвецам они ещё не строили жилищ для проживания на том свете. Считалось вполне достаточным обеспечить мертвецам лишь сохранение их костей в чистоте без скверны, без выделения хранения их костяка от хранения костяка почитаемых животных (медведя, лошади, лося и т.п.). Чтобы не вертеть в руках оторванные куски явлений, рассмотрим ещё раз подробнее, каким видело дорусское диринговое язычество загробный мир. По его представлениям, загробный мир не делился на рай и ад, т.е. не было и представления о верхнем, среднем и нижнем мирах. Поскольку у дорусских диринговцев не было курортной жизни богатых, не имелось царей, господ и власти, диринговцами не созданы цари и диктаторы духов и душ – боги. Из-за отсутствия последних, небо ещё не превращено в обиталище богов. Небо тогда считалось заселенным обыкновенными, земного типа, людьми в лице членов семей небесных светил (солнца, звезд) и небесных «абаасы» (дьяволов) - посылателей на землю зимних морозов и летней жары. Численно те абаасы считались преобладающими в числе «небесных людей». Не знавшая этажности жилищ, дорусская Якутия полагала, что семьи небесных светил и небесных дьяволов жили вперемешку друг с другом на единой плоскости неба. Получилось так, будто небо превращено в преимущественное обиталище небесных абаасы. Короче, небо тогда заменяло библейского типа ад. Поскольку не было закапывания покойников в землю, не было и подземного царства. И загробный мир без ада и рая все же был создан. Диринговое язычество умудрилось поместить посменно мир живых и мир мёртвых на одной общей поверхности Земли. Ночное время отводилось мёртвым, а дневное — живым. Первых называли «тёмными и чёрными силами», а вторых — «светлыми, солнечными» (сырдык куннээх, кунуску) айыы. Так, все живые существа, из-за проживания в солнечное время, и их живые души оптом называли «К-н Айыы». К этой категории относились все души живых существ и сами живые существа. Люди, звери, птицы, рыбы, гады составляли главный контингент айыы. Сегодняшние якутяне неправильно считают, что айыы есть божество. Отличительная черта дневных айыы — наличие тени: именно отсутствием тени и изобличали души мёртвых, появившихся, вопреки запрету, в дневное время. Последних относили к категории самых злейших абаасы и называли «илэ» от угро-самодийского «йунг», «ийинг» — «живой дьявол» (тыыннаах абааhы). Этим «йунг», или адаптированно «ойун», окрестили шаманов, как дьяволов в живом человеческом облике. Вот почему их и презирали, по доброй воле не вступали с ними в брак. Одновременно их вынужденно почитали из-за боязни. Шаман был пугалом, живым дьяволом, посредником между живыми и мёртвыми. Понятия «грех» у дирингового язычества явно не было. Это видно из того, что души мёртвых не делили на грешников и безгрешных. Все они жили одинаково в своих арангасах. Да и понятие «айыы» - «грех» в звуковом и этимологическом смысле сливается с понятием тоже «айыы» - «дневное живое существо». Оправославленное нововведение о грехе в данном случае дало явную осечку, превратив возглас «айыы» в понятие «грешно».

Однако о нём будет подробнее изложено в главе о шаманизме. Нет даже намёков на наличие поощрительных мер в загробной жизни душам покойников за их примерное поведение в социальных и религиозных делах, когда те души были живыми существами. Нет также мер наказания их за прошлые грехи. Что-то похожее на наказание за грехи встречается лишь в понятии «yёp» и «yёp сюрюк». Это дьяволы, отличавшиеся своей свирепостью и появлением даже в дневное время вопреки запретам. Их иногда называли «илэ yёp». Таковыми становились души самоубийц. Живых стращали превращением их душ после смерти в уэр. Одновременно имело место мнение о превращении душ самоубийц в некое «айыыта». Например, Бологур айыыта, Алтай айыыта, Абака айыыта, т.е. историческая Абакайаада - жена С. Дежнева по имени Сычю. Понятие об этих айыыта, или айыы, симптоматично, двойственно. К числу подобных самоубийц обычно относили женщин — жертв жестокой судьбы. Поэтому отношение к ним было сочувственным. В то сочувствие примешивалось общее осуждение на накладывание рук на себя. Отсюда, айыы или айыыта занимали положение между дьяволом «yёp» и добрым «кут». Как «уёр» она оставалась опасным дьяволом — грозой своих врагов. Одновременно она становилась доброй помощницей натерпевшимся. Натерпевшиеся от жестокостей обращались к ней за помощью в делах мести и облегчения судьбы. Здесь слово айыы приобретало и понятие грех (за самоубийство), и что-то напоминающее русских великомучениц, как жертва жестокостей, и как дьявол уёр. Обычно имя таковых табуировалось и считалось небезопасным вспоминать и произносить их имя. Громко называли по имени только в крайностях. Вот таково неодинаковое применение термина айыы.

Глава 7. Дьяволы (абаасы) диринговцев

Абааhы или абачи — слово не тюркское, а угро-самоди-язычного происхождения: как и кичи (киЬи), оно состоит из пары слов. Если в кичи (киhи) дважды повторяется «человек-человек» из «ки» — «человек» и «чи» — «человек», то в аба чи (абаасы) также повторяется дважды «человек-человек» с заменой первого слова понятием «мёртвый человек» — «аба». Отсюда, абааhы — мёртвый человек. Короче, дьявол диринговцев — тот же человек, но «мёртвый человек», т.е. душа его. Из анализа всех накопленных представлений дохристианского времени Якутии явственно вырисовывается понимание под термином абааhы — мёртвый антипод живой жизни. Отсюда вытекали два вывода: во-первых, главным контингентом абааhы были души умерших людей, и, во-вторых, душа каждого умершего становилась потенциальным кандидатом в абаасы. Именно этой возможностью превратиться после смерти в абаасы дорусское язычество припугивало своих верующих подобно тому, как христиане стращали адом. Считалось, что после смерти превращались в абааhы только люди с дурными нравственными качествами: завистники, бессовестные, жестокие и обладатели «чёрных дум». Короче, превращение после смерти в абааhы заменяло в дорусской Якутии отсутствовавшее представление о библейском аде. Перспектива превратиться после смерти в абааhы пугала тогдашних якутян не меньше, чем поздняя перспектива попасть в библейский ад. Выходит, и дорусская первобытность Якутии не обходилась без выдумки нравственного ада.

Обязанностями абааhы были кража и пожирание душ живых, а также получение садистского удовольствия от измывательства над душами. Выделены профессиональные абаасы. В качестве этех абааhыта обычно выступала душа брюзгливого старца. «Дьиэ абааhыта» обрисовывали в облике старой-престарой старухи, бесконечно искавшей лоскутки кожи от старых подошв, обрезки меха от кройки и лоскутки старой одежды, бусины, поломанные остатки украшений. От тех занятий её прозвали Симэхсин Эмээхсин. Здесь «симэх» - украшение. А «симэхсин» — собирательница старых украшений. Якуто-русскоязычные позже ее прозвали по-русски Баба-Яга (в якутской адаптации – «Дьэгэ Бааба»). При этом прозвавшие ту старушку Бабой-Ягой вовсе и не подозревали о том, что исторически русская Баба-Яга была вовсе не старухой, а золотоордынским чиновником Бабай Ага. При многократном повторении скороговоркой «Бабай Ага» в русских ушах слышалось «Баба-Яга». Им пугали детей. Якутские подражатели чужих новинок ту Бабу-Ягу перенесли на «Симэхсин Эмээхсин». В послерусское время на «дьиэ абааhыта» перенесён русский домовой или «соседка» (в адаптации «Чеч-эккэ»). Были ещё абааhы, пожирающие детей, телят, жеребят и т.п. «Кэрэх абааhыта» была охранительницей арангасов и жертвенных деревьев. «Кэрэх» - единственное тюркское слово, проникшее в язычество не по назначению. «Керак» по-тюркски «надо» («Нма кэрак?» - Что надо?), а словом «кэрэх» сагаязычие невпопад назвало чучело из кожи жертвенного животного, подвешиваемое на дерево. «Ойун абааhылара» - шаманские абааhы в виде душ мёртвых птиц, хищных животных и разных уродов. «Кэриим абааhылара» - души умерших, сопровождавшие душу покойника в первые 40 дней, при её последнем обходе родных мест. «Дойду, сир абааhылара» - злая часть из духов местностей. Имеют место два типа абааhы, выставляемые за якобы военные. Это «Илбис» и «Ohoл». В отличие от всех остальных, эти два близнеца имеют не древнеугро-самодийскую терминологию. Названия им придуманы на сага-якутском языке XIX-XX вв. Указанные названия имеют типично поздний описательный характер, какой не встречается среди языческих терминов древнего происхождения. Более того, слова «илбис» и «ohoл», скорее, не названия самих абааhы, а названия повседневных травм производственного характера. Например, «оhол» от «оhуй», «оhуйбут» - травма костей, показывающая трещину и неполный излом. А «илбис» от слова «илбирий», «илбиркэй» - травмы мятого, изорванного типа. Оба типа ранений типичны для бытовых ушибов, а не военных ран. Судя по оружию, военные травмы того времени должны были иметь колотый и рубленый типы. При описательном образовании терминов, те военные травмы имели бы иную терминологию, чем бытовые измятость («илбис», «илбирийбит») и трещины («оhуйбут», «оhол»).

Да и сами «абааhы оhол» и «илбис» обрисованы не в виде военных дьяволов. «Оhол уолаттара» дословно означает «мальчишки по трещинам костей», а «илбис кыргыттара» в переводе - «дёвчонки из измятых ран». Короче, те абааhы профессионализированы по травмам неразумных шалопаев из мальчишек и девчонок. О наличии таких взрослых абааhы не говорится. А война — не дело мальчишек и девчонок. За отсутствием подлинно военных абааhы у исконно мирного народа, поздним реформаторам язычества явно пришлось приспособить под военные абааhы дьяволов детского травматизма. Как видите, исконно местные дьяволы якутов полностью оправдывают своё древнейшее односложное название абааhы или «аба чи» — мёртвый человек, ибо почти все абааhы оказались составленными из душ одних мёртвых людей. Из душ мёртвых других существ участвуют души одних шамански:; дьяволов. Последние состоят из душ хищников («аы х аста-ах»), «когтистых» пернатых («ты х ырахтаах») и вещих птиц («тыллаахтар»). Из сил природы почти нет односторонне отнесённых к дьяволам, за исключением небесных абааhы - посылателей зимних стуж. Остальные духи стихий занимают дипломатично осторожную середину - позицию между дьяволами и богами. В гневе они рвут и мечут, а в милости становятся богами. Не гневящихся духов стихий у якутов практически нет. Они все и опасны, и милостивы. Их трудно отнести и к богам, и к абааhы. Из сил природы остается загадочной принадлежность якутского духа «сибиэн». Дух «сиб» является общесамодийским: «сибчи», «сибучи» встречаются у энцев и нганасан. У эвенков он выступает как промысловый человекообразный дух под названием «сэбэки». Часть якутов «сэбэки» считает покровителем охотничьего промысла, т.е. Байанаем. Однако часть их «сэбэки» в виде «сибиэн» («сиб йи») считает то домовым абааhы, то абааhы местности. В роли абааhы местности «Сибиэн» игрив, шаловлив и добродушен, т.е. наделен чертами полубогов. У поздних профессионализированных абааhы с позднеякутскими терминами типична неустойчивость характерных названий. Их имена в каждой местности каждый индивид выдумывает по своему усмотрению. Их никто не собирал и не классифицировал. Это вконец запутало фольклористов и шаманистов. Отсутствие понятий об аде и рае, а также неуточненность того, как и за что души мёртвых могли быть превращены в абааhы, насовсем запутало представление послерусских якутов о загробном мире: одни взгляды перебивали другие. Оставалась отчетливой лишь версия о бессмертии духов неодушевлённых и душ живых существ. Однако понятие об их бессмертии перебивалось версиями о гибели части душ или идеями о пожирании душ шаманами, дьяволами и злыми духами. Часть душ мёртвых вкладывалась в новорождающиеся живые существа. Так сама по себе возникла идея второго и более рождений. Так, при втором своём рождении душа мёртвого могла стать птичкой, зверем, животным и пр. Считалось, что и при втором рождении удачливый мог родиться опять человеком. Повторные рождения несколько раз обычно приписывались знаменитым шаманам. Бывшие вилюйские нанагиры своим общим предком считали шамана по имени «Аадьа» из озера «Эдьээн». Говорили, будто он родился повторно где-то на Севере у «Ыт Сылгылаах» (дословно: у собако-конных), т.е. у ездивших на собаках. Третье его рождение ожидали вблизи г. Якутска. То его третье рождение считали временем полной утраты якутами сагаязычия и обычного якутского облика лица. «Они станут бородатыми, белолицыми, говорящими на нескольких языках», - говорилось в преданиях о нём. Говоря о перерождении, всегда практичные якуты вовсе и не пытались объяснить, каким образом собираются воедино воздушная, водная и земляная части разложившейся после смерти души живых существ.

Глава 8. Айыы - рядовая душа живых существ и антипод абаасы

Дорусское язычество имело дело только с духами и душами, деля их на добрых и злых. Духами иччи оно наделяло одни неодушёвленности (предметы и явления). Душой («сюр и кут») оно наделяло любые живые существа. При этом души мёртвых относило к категории абааhы, а души живых оптом именовало айыы. Короче, по той классификации душ, абааhы - душа мёртвых и айыы - душа живых. Оба типа душ являлись антиподами друг другу как сами понятия жизнь и смерть. Понятие бог и творец в той классификации отсутствовало, ибо местная первобытность ещё не дозрела до создания подобных социально классовых понятий диктаторства. К тому же у дорусского язычества и понятия не было о том, чтобы живые существа были созданы неполовым неестественным способом. Так, в легендах о Небесном Лыжнике и Эллэе оба северных Адама закладывают первооснову человечества естественным половым способом размножения, а не божественным сотворением. Сами же северные Адам и Ева (Эллэй и дочь Земли) выставлены не сотворенными кем-нибудь, а жившими сами по себе в никем несотворенной природе. Даже при позднем вмешательстве православия якутское язычество не признает, внеполовое сотворение, перекладывая души умерших в чрево будущей матери перед её половым зачатием. Короче, та перекладка души - не сотворение, а простая передача биологического генофонда.

Как видите, дорусскому язычеству Якутии - детищу первобытного бесклассового общества, чужды понятия о диктаторских божествах и всевозможных сотворениях. Та первобытность не признавала ничего, кроме естественного саморазвития природы и ее составных. Таким образом, дорусские айыы якутов не имели ничего общего ни с богами, ни с божественностью, ни с неестественными сотворениями. Айыы того времени были рядовыми символами рядовой души ещё не умершего любого живого существа, здравствующего под солнцем в дневном световом времени. Следовательно, и Солнце не было ни богом, ни творцом, а только указателем, т.е. указателем того, что данное существо ещё живое. Короче, упоминание о Солнце, солнечном свете и светлости времени указывало не на божественность, а только нагляднее подчеркивало то, что речь идет не о душе мертвеца, а о живой душе здравствующего существа. Если абааЬы указывало на мёртвость, то айыы выпячивало здравствование и жизнеспособность. Вот почему выражения «айыы о5ото», «кун айыы киhитэ» применялись ко всем живым существам от человека до тварей одинаково за то, что они все живы, здравствуют и вполне жизнеспособны не в пример абааhы. Отсюда, айыы не применялись без противопоставления к абааhы и наоборот. Говоря иначе, не было бы понятия абааhы, не возникло бы и понятие айыы таким же образом, как сопоставляются понятия о жизни и смерти. Как неразлучные антиподы, понятия айыы и абааhы - близнецы.

По времени возникновения и языку они оба не могли быть разными. «Абааhы», или «аба чи», на древнейшем угро-самоди означает «мёртвый человек». «Айыы», или «аи йи» на том же языке значит «великий человек». О головокружительном долголетии понятий абааhы и айыы можно судить по тому, что на том же угро-самоди возникли названия всех крупнейших рек Якутии: Лена, Алдан, Олекма, Вилюй, Колыма, Анабар и т.п. На том же языке образованы все древнейшие односложные и двухсложные этнонимы циркумполярного региона: Майя, Астек, Йинки, Йурен, Йурак, Куп, Дьап, Чап и т.п. Образ мысли на заре человечества по наглядности и непосредственности напоминает образ мысли ребенка, впервые начинающего приглядываться к окружающей среде. Отсюда, на мой взгляд, довольно легко можно войти в русло мысли создавших термины «Аба чи» (мёртвый человек) и «Аи йи» (великий человек). Так они назвали две противоположные души мёртвых и живых существ. Обе эти души назвали «человеком». Те души представляли в виде маленьких человечков, живущих внутри каждого живого существа, не разбирая, кто рыба, кто скот, кто птица, кто пресмыкающееся, включая и самого человека, якобы имевшего внутри себя маленького человечка, именуемого «душой». И поскольку все живые существа имели внутри себя одинаковых человечков по имени душа (человек), потребовалось явно чем-то выделить душу человека из их среды. Тут не обойтись без эпитетов. Для абааhы эпитет отыскался: «мёртвая душа» или «мёртвый человек». А вот как выделить из общей серой массы микроскопических человечков - душ всех живых существ - душу самого живого человека? И тот эпитет употребим до сих пор: из серой массы и сегодня люди стараются выделиться при помощи эпитета «улуу», «элэ», «еле», «аи» — «великий», «большой». Так, явно, возник сам по себе термин «Аи йи» - «великий человек», отделявший душу самого человека от человекообразных душ рыб, птиц, зверей и другой живности. Как видите, и тут ни капельки божественности, солнечности, богосозданности. «Аи йи» просто отделял душу человека от живых душ остального животного мира. Тут нужно объяснить, почему тот же Айыы одновременно употребляется в виде запрещающего возгласа «нельзя». Здесь мы явно имеем дело с нравственно-воспитательными приёмами древних. Возглас: «Айыы, не делай так!» мог означать: «Не делай так: ты ведь Великий человек, а не человечек рыбы, птиц, зверей и гадов», или: «Стыдись поступать так: ты ведь великий человек, разумный». На начальных стадиях развития напоминать о разумности и величии человека явно было жизненно важным. Актуальность того напоминания, как видите, не утратила нравственной важности и до встречи с православием. Православие - религия неравенства по имущественному состоянию и по положению в социальной иерархии. Такую религию на первых порах невозможно довести до сознания якутян, не имевших ни социальной лестницы во властных структурах (никакой власти не было), ни слишком богатых и бедных. Здесь церковь избрала самый разумный путь внедрения начальных азов православия. Она переработала понятия якутского язычества под православие. Выше уже рассказано о введении представлений о трёх библейских мирах вместо двух якутских языческих. Вместо слова «божественный» приспособили якутское понятие «айыы» — «живой, дневной». Вместо слова «грех» пристроили якутское «нельзя!» — «айыы, инньэ гыныма!»

Глава 9. Дьыл5а, билгэ и теруттэр - предтечи ещё неродившихся божеств

Диринговое язычество относится к той поре, когда северное человечество только что начало выделять себя из общей массы одушевлённых существ. Говорят об этом как легенды о северных Адаме и Еве (Небесный Лыжник и Эллэй с земляночкой), так и понятие «Аи йи» (великий человек, или человек разумный), отличавшее ранних людей от остальной массы очеловечиваемых существ. И тот этап, разумеется, не мог создать раннеклассовое социальное понятие «Бог» и «Бог-творец». Отсюда, язычество того времени не вышло за пределы понятий «жизнь и смерть», «добро и зло», «абааhы» и «айыы». Ни богов, ни ада (тюрьмы для душ усопших), ни рая (курорта для душ примерных и безгрешных). Все понятия данного этапа имеют термины только на древнем угро-самоди. Поздние кальки перевели на промежуточные и поздние языки те угро-самодийские термины. Лишь ориентация на эти термины может выявить пределы исконно местного язычества до осовременивания его поздними понятиями. Если оттолкнуться от такого датирующего признака, то всё в якутском язычестве, снабжённое сагаязычными терминами, есть или вчерашнее подражание православию, или непонятый багаж сагаязычия, доставленного по эстафете от одного непонимающего социальный строй Енисея к другим северянам и не имевшим представления о социальном строе драчунов за богатство. Так, сагаязычное понятие «Дьылhа» понимается как рок или судьба - зависимость от непонятных сил. Это в нынешнем оправославленном понимании не старого сагаязычия, а современного якутского. А по старому якутскому сагаязычию в основе Дьыл5а лежит не загадочный рок, а всего-навсего «дьыл»-зимовка, т.е. даже не полный «сыл» (год), а лишь перезимовка - Дьыл (от «Дьыл туорааhын» - перезимовать). Какой уж тут рок? Имеется в виду только: как перезимовать зиму при бескормице для скота и нехватке пищи для людей? Из этого будничного хозяйственного понятия скотника и домохозяйки, переживавших за зимние запасы, подражатели православия создали «рок» - «Дьыл5а», при этом ещё добавили «хаан» - «кровь» - «Дьыл5а хаан» - «рок крови». Знатоки эпитетов прибавили ещё «Чынгыс хаан» - дословно «жёстокая кровь» и ещё «Одун хаан» - «кровь племени Одул или Одун». Прибавляется тут ещё поговорка «Кырыы тааска суруллубут» - «начертанное на граненой стеле», т.е. на енисейских стелах-балбалах. Тут такая мешанина, что ум зайдёт за разум. Явно через сагаязычие докатилось до якутов сетование енисейских каменных стел-балбалов о погубленной ханами судьбе убитого воина. А передавшие эстафету языка охотнику севера вовсе не поняли, что за стелы. И в своём истолковании владыку-хана превратили в простую наследственную «кровь» и надгробную надпись - в предначертание будущего. Вот таким же способом из ставших непонятными старых слов архаики сегодня стараются создать новое язычество. Только непонятно, к какой социальной формации привяжут его: к социализму? к капитализму или к прилавкам рынка?

А ведь без социального строя не бывает религии. Аналогичны Дьылда-хаану и сведения о втором якутском вершителе судеб - о Билгэ-хаане. Это или имя какого-то усопшего кагана с древних статуй-балбалов, доставленное в багаже не совсем понятого енисейского сага-языка, или поздняя выдумка подгонщиков язычества под православие. Имя же довольно кричаще характерное, на современном якутском языке означающее «прощупыватель», т.е. «прощупыватель» судьбы. Подобного образца характеризующие картинные имена типичны у персонажей олонхо XIX-XX вв. У раннего язычества полностью отсутствовали личные имена и персонификация. Даже северные Адам и Ева не имели личных имен. Небесный Лыжник указывал, откуда мужчина; Эллэй, или Элэ йи, означал «изначальный мужчина», в якутской кальке «Эр Соготох»; Омогоева дочь вовсе не имела имени; «Омок-ой» означал «отец жены» — тесть. Такому дорусскому отсутствию личных имён у духов неодушёвленностей и душ, одушевлённых айыы противоречат явно появившиеся под воздействием православия описательные не самодиязычные, а якутоязычные имена для духов-хозяев. Таковы Ынахсыт (дословно «коровник»), Иэйэхсит (дословно «эротичная»), Хатан Тэмиэрийэ (дословно «брызгающий перекаленными угольями» от «тибиир» — «брызгай»), разной профессии Баянай и т.п. В данном перечне профессионализированных описательно характеристичных имён вызывает удивление полное отсутствие чего-нибудь, посвященного главной опоре жизни до-русских якутян - оленю и оленеводству - и «правой руке» промысловика - собаке и собаководству. Читатели поймут моё удивление, если им напомнить, чем кормились дорусские якутяне. Они все как один до времён Р.Маака (до середины XIX в.) кормились древоедством (заболонь), рыбой и дичью от промыслов. Олень у них был главной «вездеходной техникой». Корова и лошади содержались лишь детям на молоко. Этот хозяйственный комплекс я назвал оленескотоводством. Его остатки местами сохраняются и поныне. Данный монолитный комплекс, полностью использовавший все наличные ресурсы участка, разукомплектовала царская администрация. Именно с того времени пошла специализация отраслей хозяйства и всех дел якутян. Следовательно, все вышеперечисленные с якутскими терминами духи и покровители типов занятий явно появились только в послерусское время и в подражание русским. О том может свидетельствовать отсутствие особых духов покровителей для оленя с оленеводством и собаки с собаководством. К этим двум животным и связанным с ними занятиям царская администрация отнеслась пренебрежительно. Вот почему никто не догадался придумать богов-покровителей для них, когда в послерусское время началась мода на придумывание богов-покровителей занятий. Здесь остается непонятным, откуда слово «Дьэhегей». Судя по Ынахсыту, вместо «Дьэhегей» следовало ожидать в послерусской выдумке якутоязычный термин «Сылгыhыт» или тунгусоязычный «Муричи» и «Муринчи» (от «мурин» - лошадь). Следовательно, в данном случае бога-покровителя придумали не от самой лошади. Отсюда, «Дьэhегей» явно был забытым древним названием кумыса, изготовляемого не из малосахаристого и жирного молока коровы. А ведь «Дьэhегей» наделён ещё эпитетом «уордаах» - «сердитый», что не годится для ласковой лошади. Выходит, «Дьэhегей» — «сердитый кумыс». И сопоставьте этот термин с названиями «суэгэй», «чэчэгэй», «сэлэгей». Значит, структурно «Дьэhегей» входил в число молочных продуктов. Отсюда, «Дьэhегей», подобно Бахусу, возможно, был единственным пищевым продуктом древнеязыческих времён, имевших собственного духа-покровителя.

Часть 2. Послерусское православное язычество якутов, именуемое исследователями аманизмом

Глава 1. Как было создано в послерусском язычестве якутов новое подземное царство в подражание библейскому

Вскоре после прибытия в Якутию, вместе с некоторыми пищевыми ограничениями, воеводство запретило и дальнейшее применение арангасных захоронений как антисанитарных. На деле тот запрет был мягкой, необижающе приемлемой формой открытия пути для внедрения в крае православно-библейских представлений. И новый вид захоронений - закапывание покойников в землю по православному обычаю - наполовину очистил путь для возникновения в умах якутов новых воззрений о загробной жизни. Заменяя арангасы закапываниями покойников в землю, воеводство полагало, что якуты теперь поневоле признают существование под землей библейского подземного царства. Однако якуты это признали лишь наполовину, мол, пусть существует подземное царство злых дьяволов абааhы абстрактно, но не для душ самих якутов лично и не для душ их родичей. Для себя же лично и для своих родичей якуты сохранили прежние арангасные представления о потусторонней жизни. Они полагали, что закапывается только их бренное тело, а бессмертная душа по-арангасному остаётся жить в Орто Дойду, т.е. деля посменно с живыми поверхность земли: ночь - для душ: мёртвых, а день - для живых и для их душ. Лазейку для подобных воззрений оставили намогильники. Якуты сочли их заменителями арангасов, т.е. жилищами для загробной жизни душ. Именно из таких воззрений, они начали строить намогильники «киhи yнгуo5a» (костяк покойника) по образцам своих жилых домов. Например, очень долго и прочно сохранялись «ap5ac унгуох» - срубные полуарангасы для мумификации тел покойников. Последние остатки тех мумификаций исчезли где-то в 20 - 30 гг. XX в. Мумии в них сохраняли облик лица покойника почти как у живого. До указанной хронологической даты шаманы и отдельные приверженцы древних обычаев сохраняли лично для себя арангасы и замораживание тел покойников в погребениях, напоминающих булуусы, т.е. ледники для длительного хранения пищевых продуктов в глубоких недрах вечной мерзлоты или внутри естественных подземных нетающих линз льда. Всё это создавало условия для веры, что души лично своих родичей и родственников нисколько не связаны с абааhы, созданного в послерусское время подземного царства; мол, то царство лишь для успокоения священников, для приключенческих похождений шаманов и для детективных охот на дьяволов олонховских богатырей. Они полагали, что при отсутствии в прошлом обществе серьёзных преступлений для детективов будет скучно без шаманских баек об охоте на дьяволов и красивых песенных детективов о богатырствованиях с абааhы в олонхо.

Таким образом, застраховав лично себя и родичей от попадания в число обитателей только что создаваемого библейского нижнего мира Якутии, самостоятельности ради, якуты с XVII в. дружно пошли помогать церковникам и их добровольным помощникам строить основы будущего подземного царства. Строили ради того, чтобы иметь у себя то, что имеют другие, мол, «чем мы хуже других?». И подземный мир у них получился не совсем библейским. Туда не посылали силком за грехи, ибо их социальный строй ещё не дорос до создания подземных тюрем для покойников. И позже, узнав, какими бывают натуральные тюрьмы, якуты все же не превратили своё послерусское подземное царство в тюрьму для душ усопших. Своё подземное царство якуты сделали в точности похожим на ночную Якутию, только с ущербными Луной и Солнцем. Небом тому царству становилась поверхность Орто Дойду, продырявленная колодцами похоронных ям. Поскольку до тех колодцев было высоко, то выходы из Нижнего Мира в Орто Дойду караулить не требовалось, ибо летать умели из обитателей Нижнего Мира одни считанные их могучие богатыри. Да и якутам XVII - XVIII вв., не знавшим замков для дверей, ещё не была известна карательная служба собак-церберов. Кипящего библейского котла со смолой для вываривания душ наказуемых якутский Нижний Мир не имел. Всё же, узнав от церковников о наличии в библейском Нижнем Мире опасного большого огня, самодеятельная фантазия придумала огненное море, взятое, очевидно, от редких больших лесных пожаров. То кипящее Огненное море они поставили рядом со своим Подземным Ледовитым океаном. А о том, как могли располагаться рядом две такие противоположные стихии, никто и не подумал, мол, для явной фантазии земные противоречия нипочем. Усовершенствователи вплоть до XX в. придумывали всё новые и новые детали для нижнего и верхнего миров. Так, ближе к XX в. Нижний мир снабдили и третьим морем по названию Араат бай5ал. Они, очевидно, это название взяли от ставших непонятными архаизмов дальних окраин. Ведь Араат - название монгола-скотовода и старое название Тувы. Последняя ещё до конца XIX в. именовалась Ойратией или Айратией. А «Айрат» - древнее угро-самодийское выражение «большие люди», «великие люди» (по численности, как «бар дьон»). Здесь «ай» - «большой», «великий», «-ра» - указатель превосходной степени, «-т» - окончание множественного числа (сравните: Айгур или Уйгур, или якутское «бар дьон», где «бар» - самодийское «большой», «много»). Фантазия любит непонятности. Явно забытое и непонятное «Араат байдал» из архаизма было использовано для козыряния таинственным словом. Побила своеобразный рекорд широта политико-этнического состава дьяволов подземного царства Якутии. Там главнейшим из дьяволов считается еврей из библейского Азраиля (в якутской адаптации «Адьарай»). Вторым дьяволом является «дьаабал» от европейского «дьявол». Третьим, четвёртым и пятым пущены русские «илиэhэй» от русского «леший», «чэчуэккэ» от «соседки» - домового, суллукун от западно-сибирского «щулюкин» (собственно, от селькупского «чулюкин» - «водяной человек»). Шестой дьявол «Дьэгэ-Бааба» представляет собой татаро-монгольского чиновника Бабай-Ага (русская Баба-Яга). 

Седьмой дьявол взят от чукотского «кэлэ» - «дьявол» и превратился в «кээлээни». В качестве восьмого дьявола фигурирует «Ардьамаан Дьардьамаан» - прообраз местных малочисленных. Девятым дьяволом является кровопийца дэриэтинньик от искажения слова «еретик» - политик, антихрист, революционер, большевик. Десятый дьявол взят из западно-сибирского «аба кши» - «старая женщина» в лице Симэхсин Эмээхсин. Весь набор накоплен за 360 лет послерусского времени. Интересно, а где же дьяволы древних тюрков, хуннов, уйгуров, персов - «предков» якутов? Создав целое царство под землей, ни церковники, ни народная самодеятельность не объяснили верующим, не задумались сами о том, откуда взялись все те дьяволы. Только народная самодеятельность невнятно пытается уверять, будто те разноэтносные дьяволы являются детьми старухи Буор Махалай (дословно: Зев Земли) и старца Арсан Дуолай (дословно: Зубастая Пасть Земли). Оба прозвища являются картинными обрисовками погребальных ям. Не зря говорят, что религия - зеркало социального строя: якутская самодеятельность всех дьяволов целого подземного царства превратилась всего лишь в детей одной семьи - старцев Арсан Дуолая и Буор Махалая. И сделано это из-за того, что якутская самодеятельность не знала ничего, кроме семьи. О царях и государственном аппарате та самодеятельность и представления не имела. И о таковых уверяют, будто их предки в древности прошли школы государственности гуннов, тюрков и пр.

Глава 2. Новосозданные послерусские боги якутов становятся квартиросъёщиками у небесных абаасы

Наличие в дорусском язычестве своего арангасного, незакопанного в землю, ночного царства для душ мёртвых в Орто Дойду рядом с живыми, как сказано выше, облегчило церковникам создание якутского варианта библейского Нижнего подземного мира. Вариант получился компромиссный, но не признающий Нижний мир как ад - тюрьму для душ якутских покойников. Короче, хоть и было создано с обоюдного согласия абстрактное для сказок Подземное Царство в недрах Якутии, в практическом смысле каждая сторона осталась при своих старых мнениях: язычники продолжали верить в ночную жизнь своих покойников на поверхности Орто Дойду в намогильниках, а церковники отчитались перед своим Центром в Москве, что успешно создали в Якутии инородческий Подземный Мир. Больше никто никого не беспокоил, ибо обе стороны остались довольны друг другом. С созданием царства Небесного для якутов церкви пришлось попотеть. Дело в том, что по дорусским представлениям безоблачное зимнее небо считалось посылателем самых лютых морозов и жилищем самых злых небесных абааhы - творцов стужи. Короче, небо было заменителем ада. Разницу составляло лишь то, что небесные светила считались небоготворенными, а рядовыми жилищами рядовых небесных людей, как-то ужившихся с небесными абааhы.

С семьями людей из небесных светил по легендам земляне вступали в браки. Так, майаатский Небесный Лыжник и Эллэй (в дословном переводе из угро-самоди «Эр Соготох» — «Изначальный мужчина») в браке с дочерью Земли становятся северными Адамом и Евой - прародителями всего человечества. Там легенда сегодня выглядит связанной с Диринг Юряхом - местообитанием самого старейшего обитателя планеты, и южные натуральные Адам и Ева - прапрапотомками Небесного Лыжника и нашего Эллэя по возрасту, ибо африканский Олдувай вдвое моложе Диринга. Другую трудность для церкви составляло полное отсутствие у тогдашних якутов понятие о Боге. У них имелись лишь духи иччи для неодушевлённостей и души («сюр», «кут») для одушевлённых. Души мёртвых становились ночными абааhы, а души живых и сами живые существа все оптом считались обитателями дневного времени под общим именем айыы. Короче, абааhы и айыы являлись символами смерти и жизни, символами времени обитания. Говоря иначе, термин айыы был простым указателем понятия «немёртвый», «дневной», живущий в солнечное время суток. О боге-владыке и о боге-творце дорусские якуты не имели и представления, ибо в их обществе не было ни владык, ни царей, ни даже больших рядовых богачей. Слово «хан», перенесенное эстафетой сагаязычия, они понимали не как царский титул, а как «хаан» - «кровь», т.е. как указатель кровного родства. «Чынгыс хаантан» («Одун хаантан») они применяли только как ответ на вопрос, кто он по крови и пуповине («Кимтэн кииннээх, хантан хааннаах?»). При этом «чынгыс» употреблялся лишь в нарицательном значении «суровый», а не как имя знаменитого Чингисхана. Сатирическое «хара хан» - «злой хан» хакасского сагаязычия долганское и якутское сагаязычия превратили в простое имя «Харах хан» - «глазастый». Без учета социальной базы, имеются уверяющие, будто у дорусских якутов имело место тэнгрианство, т.е. якобы имели бога тэнгри. Тогда где же дьяволы, сопутствовавшие на том же языке тэнгри? А богов без дьяволов не бывает. Кроме того, общество, доросшее до создания бога, должно обязательно иметь царя или диктатора. Знали бы якуты таковых - не пришлось бы царя называть «ыраахтаа5ы», а назвали бы «русским каганом» или «русским ханом». Только непонимание этих двух титулов якутами заставило толмачей прибегнуть к описательному «ыраахтаа5ы» - «живущий далеко» с прибавлением русского термина «тиун» - «начальник». У якутов не оказалось и своих начальников. Попробовали применить для слова «начальник» «золотоордынский» «нойон» (господин). Однако по-якутски это слово звучало как «мальчишка». Вот почему толмачи русский «тиун» приспособили как адаптированный «тойон». Кроме полного отсутствия указанных понятий, внедрению христианских представлений о боге серьёзнейшими помехами являлись легенды о северных диринговых Адаме и Еве, т.е. об Эллэе и его жене.

Согласно той легенде, род людской на Диринге, т.е. Орто дойду, создан не Богом, а путём простой женитьбы рядового небесного человека Элэ йи (изначального мужчины Эр Соготох) на девушке из Орто дойду - дочери Омогоя. Здесь вместо божественного сотворения, диринговое язычество выставляло свою версию о возникновении человечества путём естественного размножения, и небесные люди выставлялись не богами-творцами, а рядовыми распространителями своего семени. Более того, по той легенде якуты выставлялись прямыми кровными родичами небесным людям. Христианству тут оставалось или принимать якутов как полубогов, или полностью опровергнуть ту языческую укрепившуюся версию. Вот почему легенда об Эллэе и Омогое позднее заменена фальшивым поддельным вариантом. В последнем небесного Эллэя заменили татарином, и спуск Эллэя с небес на землю подменили спуском татарина вниз по течению Лены. При этом его заставили проплыть три с лишним тысяч верст на дурацком одном бревне. Это сделано для снятия с Эллэя его древнего небесного ореола. Ту фальшивку явно сделали не чужие, а свои «улучшатели» веры. Это видно из почерка подделки. Наличие той подделки первым обнаружил талантливый Г.В. Ксенофонтов. XVIII, XIX, XX вв. прошли в тщетном состязании между церковью и охристианенным шаманизмом: имя чьей выдумки пристроить к привозному угорскому термину «тангра». Церковь в своей якутоязычной литературе и в церковных службах стремилась, чтобы якуты под тангрой признавали одного Иисуса, т.е. чтобы говорили «Христос» - «К-н айыы тахара». Шаманизм же в шаманских камланиях и в олонхо пытался внедрить под понятием «тангра» имя своего новопридумываемого языческого бога. Однако в имени последнего единства мнений не выработалось и не выработано по сей день. Каждый шаман, олонхосут, алгысчыт предлагали бесчисленное количество новопридумываемых характеристичных имен. При этом в виде главного божества называли супружескую чету: Кун Айыы Тойон, Кун Кубэй Ийэ Хотун; Кун Аар A5a Тойон, Аан Алахчын Хотун и т.п. Точного и конкретного здесь ещё не придумано: богоизобретательство продолжается и ныне. Точных имён нет и в бесконечном наборе описательно характеристичных имен духов иччи-покровителей типов занятий, которых в последнее столетие грамотная самодеятельность стремится выдать за богов. Церковники и самодеятельность общими усилиями заселили-таки небо морозных абааhы новосозданными богами. Конфликта в том общежитии избегли путём деления небес на ярусы, созданные из примера многоярусности облаков. И всё же в то новосозданное обиталище богов в стране небесных дьяволов не создали курортный рай для безгрешных душ Якутии. Таким образом, верхний и нижний миры библейского образца стали лишь бесплатными приложениями к древнему диринговому понятию о нахождении на поверхности земли нормальной и загробной жизней. Ненужными для практики жизни верхним и нижним мирами пошли пользоваться только шаманы и олонхо в своей общей детективной охоте на дьяволов.

Глава 3. Православный шаманизм

Дорусский шаман был лекарем-одиночкой. Организоваться в жреческую касту шаманам мешали конкуренция из-за клиентуры и отсутствие властных структур в обществе. Победителями в той конкуренции становились одни авторитеты. А авторитет достигался тем, кто нагнал больше страха окружающим. Чем больше опасались могущества отдельно взятого шамана, тем выше становился его авторитет. Только к таким, прославившимся своим могуществом, и обращались окружающие за специализированной психопомощью. Их приглашали для лечения сильно больных и для налаживания личных своих дел. Будничные обряды и лечение от мелких недугов население проводило само своими народными приемами.

Подобное положение с обрядами и лечением продолжалось до появления Советской власти и запрета религии. Любопытно: после запрета шаманизма в Якутии насовсем исчезли такие страшные неизлечимые психические болезни, как «мэнэрик» - психотропные песни от имени душ усопших, «омурэх» - полусумасшествие от имени дьявола, «чиччик» - юродивые (их лепет считался вещим), «эттэ-тии» - шаманский психоз, «ичээн» в якутской кальке «кор-буеччу» — болезнь «ясновидения», «таарымта» - вселение дьявола (лечили путём «изгнания беса»). За 70 лет указанные болезни без всякого лечения и профилактики исчезли настолько, что сегодняшняя молодежь и медицина Якутии не имеют и представления о них. Дорусский диринговый шаман был порождением охотничьего образа жизни. Отсюда, он тоже был охотником, но охотником на дьяволов — «причин» болезней и смерти. Если обычный охотник вел промысел при помощи собаки, то шаман-«охотник» охотился на дьяволов при помощи мёртвых душ всех видов хищников: пернатых «когтистых», «клювастых», наземных «клыкастых» и водных самых «зубастых». Отсюда, этот «охотник» при помощи своры тех душ хищников чувствовал себя властелином всех стихий. В воздухе, в воде и на земле дьявола должны были догнать стаи его духов-хищников в виде зубастых рыб, клювасто-когтистых пернатых и клыкастых всех зон. Охотясь «на благо» людей на дьяволов, шаман считал себя единственным героем-спасителем человечества от дьяволов, т.е. рекомендовался единственным чудо-охотником-истребителем дьяволов. Дорусский шаман, в основном, был лекарем-психотерапевтом. Однако, когда поступал заказ, не отказывался выступать в роли квалифицированного мага, помогавшего своей клиентуре «выправлять» их личные и хозяйственные дела, обе свои обязанности он выполнял, совершая камлание кы-ырыы (дословно: греметь). «Кыырыы» было своеобразным театром, где выступал единственный исполнитель — шаман со своим помощником — кутуруксутом (дословно: подбиратель «хвоста» шаманского плаща, мешавшего движениям). У всех шаманов было принято начинать камлание с протяжных громких зевков и воронова крика «хух». Зевки означали, что день для душ живых и для самих телесных живых кончился, и им всем пора спать. Одновременно шаманские зевки возвещали всем дьяволам и душам усопших о наступлении той половины суток, в которой все Серединное царство Орто дойду становится ареной для деятельности ночных сил. Подражая крику ворона «хух», шаман звал к себе своих духов-помощников: зубастых, когтистых и клювасто-когтистых хищников.

Последние должны поспешить на крик «хух» таким же образом, как в лесу вороны-падальщики слетаются по такому же крику клевать обнаруженный труп живности. Отсюда и плащ шамана, копирующий ворона-падальщика, первым возвещавшего о смерти любого живого существа. Следовательно, выставление шаманом себя вороном-падальщиком заимствовано в седой древности от методов приручения хищников. Последних охотник мог подманить к себе только путём их подкормки. А душ мёртвых хищников, по мысли шамана, нельзя было подозвать к себе иначе, как только объявлением в виде крика ворона о чьей-то смерти или приближении скорой смерти больного. Чувствуя поживу от той смерти, шаманские духи-хищники должны поспешить к своему хозяину-человеку в одежде ворона, ставшего возвещателем о приближении очередной смерти человека или другого живого существа. Убедившись в прибытии на кровавый пир всех приглашенных духов-хищников, шаман начинал камлание с предварительного подкармливания своих питомцев, чтоб они с голоду не набросились на ещё живого больного. Подкармливал он, подбрасывая в огонь клочья остропахнущей шерсти с чадящими каплями жира. Далее уговаривал тех хищников набраться терпения, мол, пожива ещё не готова. Затем он торговался с ними о том, что наживу для их пира пытаются отнять другие хищники — дьяволы, и их он начинал натравливать на того дьявола, который вызвал недуг больного, пригласившего шаманить. Камлая дальше, шаман повествовал и артистично инсценировал, как его духи-хищники, подобно охотничьим собакам, всей стаей по воздуху, воде и земле преследуют того дьявола. Опасаясь мести со стороны дьяволов, шаман часто ограничивался отпугиванием и отгоном подальше от больного дьявола-виновника. Однако вернувшихся с погони своих духов-хищников шаман обязан был накормить свежей кровью. В качестве той крови резали скотину, взятую у больного. «Попробовав» крови жертвенной скотины, духи-хищники уходили. В других случаях шаман вел камлание в направлении, чтобы дьявол болезни оставил больного в покое, взяв за него жертвенную скотину. В подобных случаях шаман камлал без своих духов-помощников. Отсюда бескровных камланий шаман не мог провести. Если он пытался провести хоть одно камлание без крови, то его духи-хищники набрасывались на семью и родичей самого шамана. Имело место мнение, что у неумелого шамана погибали вся семья и родичи. Поэтому никто не одобрял появления в семье домашнего своего шамана. По той же причине девушки не выходили замуж за шамана по своей доброй воле. Его все называли «йунг» (по угро-самоди) или «ойун» (в сагаязычной адаптации). А «йунг» означал «живой дьявол» - (тыыннаах абааhы). Его не подпускали к судьбоносным мероприятиям. Появление шамана даже без бубна и плаща на свадьбах и ысыахе считалось проклятием. Это была проклятая профессия.

Люди становились шаманами вынужденно, для самолечения от страшной психической болезни «эттэтии» - «шаманской болезни». После прихода русских лекарское шаманство и народное обрядовое язычество постепенно пошли создавать общий шаманизм не прежнего языческого толка, а шаманизм православный. Только с этим именно православным шаманизмом и имели дело все якутоведы и шаманисты. Его они и выдавали за «исконно якутский шаманизм», не замечая православную начинку. Так упущено очень многое, что можно было изучить по неостывшим следам. Если бы не нынешний самодеятельный бум нового бого-творчества у сегодняшних якутов, пожалуй, и я бы не понял многое из того, как создан православный шаманизм. В 50-х годах я лишь подивился тому, что в ясачных списках XVII в., вскоре после прихода русских, неожиданно пошла в рост в баснословных темпах численность шаманов среди якутов. Позже дело дошло до того, что чуть ли не каждый десятый стал фигурировать как шаман. Мой учитель С.А. Токарев лишь пожал плечами на мой удивленный вопрос по этому поводу. На свой вопрос я получил ответ от самой жизни, когда в начале 90-х гг. XX в. вошли в моду народная медицина и самодеятельное боготворчество. Выходит, приход русских вызвал в Якутии такую же бурную перестройку во всех сферах жизни, как сегодня. Якутия во всем подражала русским, как сегодня мы подражаем Западу. Правда, тогда подражание было своеобразное - самодеятельное, создававшее среднее между русским и якутским. Здесь, в первую очередь, пошёл распадаться на свои составные основной тип занятий - оленескотоводство. Когда, приобретая местных коров и лошадей, русские пошли создавать специализированное скотоводство на базе искусственного лугосозидания подсечно-огневым способом, и якуты последовали их примеру. А это занятие заставило их полуосесть со скотом на лугах и перейти от урас к жердяным юртам, привезенным русскими из Западной Сибири. Потому это жилище и носит русское название «балаган», а печь - «камелек». Выделились как самостоятельные отрасли специализированные промыслы и оленеводство. Перестройку в области местной религии с самого начала в свои руки взяла церковь. Провела она её спокойно, терпеливо, не прибегая к силовым приёмам. Постепенный переход бывших язычников к полуправославию она провела в трёх направлениях: путём перестройки основных бытовых обрядов, через учебные заведения и привлекая к себе шаманов. Крещение детей, отпевание покойников и венчание брачующихся безоговорочно попали в руки церкви из-за невиданной привлекательности самих обрядов для язычников и незанятости их местной религией. Крестя новорожденных, священники провели полное уничтожение языческих имен и среди взрослых. Утратив те имена, аборигены практически выкинули вон свои этнические лица. Более того, частые повторы имён вовсе обезличили якутян: стало невозможным отличить конкретный индивидуум от сотен и тысяч однофамильцев и тезок. Близнецы по именам пошли даже нумероваться как цари (Васильев первый, второй и т.п.). В похоронных и свадебных обрядах местному язычеству также не удалось выставить ничего конкурентоспособного. И массы предпочли православные. Этими тремя обрядами церковь с ходу перехватила все доходные источники религии у язычества. В дальнейшем церкви предстояла терпеливая кропотливая работа по созданию нового вида якутского язычества - православного шаманизма. Подобный путь внедрения идей православия в абсолютно неграмотную среду язычников не придуман впервые для Якутии.

Пока воеводы продвигались на восток, церковь вместе с народной самодеятельностью языческих народов империи уже разработала и успешно применила данный метод в Западной Сибири. Она сочла, чем пытаться вдалбливать православные каноны одними церковными службами, идеи православия успешнее и доходчивее могут довести до своих масс сами шаманы при успешном их обхаживании. И те шаманы, по опыту в Западной Сибири, могут «работать с огоньком», если подбросить им на помощь церковную самодеятельность из местной молодёжи, обучавшейся в церковных учебных заведениях. Этот план работ удался на славу. Как шаманы стали поощряться новыми воеводскими властями, их численность пошла расти, подобно нашей сегодняшней самодеятельности по местной религии, обычаям и народной медицине. И как бы ни выросла численность шаманов, воеводская администрация не возражала, ибо знала о том, что с их числом растёт армия проводников православия. Она не ошибалась: шаманы пошли создавать собственными руками православный шаманизм. Шаманы всегда были очень практичными людьми. Они не стали возражать против обновления своего язычества библейскими понятиями, ибо последние показались им богаче и интереснее своих надоевших старых. Библейские понятия им перевели толмачи и двуязычные выпускники церковных учебных заведений. Рука об руку с последними они пошли создавать православный шаманизм из оригинальнейшей смеси православия с местным язычеством. В итоге, вместо старых местных двух миров из неба и земли, возникли три библейских мира - подземный, срединный Орто дойду и верхний. Нижний мир заселили дьяволами, подсказанными церковью и новыми своими, придуманными. Только в тот ад не посылали грешников. Кем будет пополняться население подземного царства — не позаботило реформаторов. Средний мир, Орто дойду, они так и оставили принадлежащим ночью душам своих покойников, а дневное время по-прежнему отдали в распоряжение живых и их живых душ, именуемых собирательно айыы или «дневные», «живые». Верхний мир был отдан небесным абааhы, и его часть отвели под общежитие новосозданных богов. Туда же переселили из Орто дойду часть покровителей типов занятий, возведя их в ранг богов. В ранг богов было возведено и понятие «айыы», означавшее раньше просто «живой», но не мертвец. При переселении покровителей типов занятий на новые небесные квартиры как-то позабыли переселить туда Ынахсыта и Иэйиэхсита. Те так и остались в Орто дойду. Вполне возможно, что боги-покровители типов занятий, в подражание европейским, были придуманы в послерусское время реформаторами. Свидетельствовать о том может отсутствие своих богов-покровителей у оленеводства и собаководства - ведущих отраслей распавшегося оленескотоводчества. До распада последнего, очевидно, не требовались отдельные боги-покровители на его составные отрасли. И потребность в богах-покровителях на те отрасли явно появилась в послерусское время - после создания специализированных скотоводства, коневодства у якутов. А оленеводство с собаководством, оторвавшись от оленескотоводства, отошедшие от якутов, так и остались без своих якутских богов-покровителей.

До создания православного шаманизма с тремя мирами, шаманы «охотились», очевидно, за дьяволами лишь в пределах Орто дойду, ибо к верхним абааhы шаманы и позже обращались очень редко и неохотно. Их они боялись, называя чрезмерно сильными. При охоте на дьяволов в пределах Орто дойду шаману не требовалось особых транспортных средств. Он «на дорогу» «сушил крылья», т.е. сушил свой бубен, который позже стал называть «своим конем». Это указание на происхождение бубна от лыж-ракеток, обтянутых кожей. После создания трёх миров, шаман оказался вынужден путешествовать по трем мирам на старых своих лыжах — бубне, называя их «конем». И появившуюся мечту о коне, он, кажется, восполнил, создав «конное олонхо», т.е. оба они — одна и та же «охота» на дьяволов, а не борьба зла и добра. Как начнет вымирать то или иное явление, внутри его появляются свои изменники, становящиеся похоронщиками погибающего. Подобная роль выпала на долю белого шаманства с его героем айыы ойуном (дословно: божий дьявол). Издревле якутское шаманство кормилось охотой на дьяволов, т.е. лечением психотерапией страха перед абааhы. Иного типа шаманов не было. Из-за охоты на дьяволов их и прозвали йунг или ойун - живой дьявол или человек-дьявол. Не сами шаманы, а народ делил их на агрессивных (сиэмэх) и спокойных (сиэмэ5э суох). Делиться сами шаманы на чёрных и белых не могли. При делении суток на дьявольскую ночную (тёмную) и световую (дневную) часть для живых айыы, всем шаманам досталась лишь тёмная дьявольская часть суток как для ночных охотников на дьяволов. Отказавшийся от охоты на дьяволов и перешедший в светлое время суток автоматически лишался права называться шаманом, ибо переставал лечить психотерапией страха. К такому, переставшему быть шаманом, перестали бы ходить клиенты, и он лишился бы заработка. Появившееся с XVII в. всеподражание русской модной новинке создало угрозу почти полного вытеснения шаманизма из жизни, ибо под лозунгом «не отставать от жизни» массы пошли увлекаться красивым «камланием» «русского белого шамана», т.е. попа. Последнего от Урала до Чукотки и Амура все язычники на своих языках называли именно только «русским белым шаманом» за то, что в нём всё было светлым по сравнению с любым охотником на дьяволов. Попы могли нести церковную службу днём у походного креста, молились одним светлым богам, одевались в красивую светлую ризу, плюс имели светлые волосы и лик. Здесь шаманам не оставалось иного выхода, как подогнать всё своё под православие. Выше уже описано, как они создали для выживания новый православный шаманизм. От старого в том новом шаманизме сохранились одни бубен, плащ да охота на дьяволов. При такой агонии полувымиравшего шаманизма, шарлатанствующая ее часть, т.е. непреуспевавшая в психолечении, избрала путь вовсе предательства шаманизма: она отказалась от психолечения с охотой на дьяволов и объявила себя «белым шаманством», т.е. якутской копией православных священников, мол, «мы тоже своего рода попы». Они отказались от бубна, плаща. Объявили, что будут иметь дело с богами. Цепляясь за авторитет термина, они между тем продолжали называть себя шаманами и даже шаманами айыы (божий дьявол). Вот таковыми-то и пошли переполняться ясачные списки.

Явно их поощряли власти. Однако народ их не признал и не пустил на ысыахи и свадьбы. Пытаясь добиться авторитета, они в конце XIX в. и в начале XX в. выступали под названием унгээччи. Они ставили кресты и молились по-якутски богам (пели алгыс). Массы не признали и их. Такова бесславная история белого шаманизма в Якутии. Кстати, эпитет «белый» применялся не только к одним подражателям попов. К царю якуты также прилепили эпитет «белый»: «Yрyнг ыраахтаады». Эпитет «урунг» приспособили также к новосоздаваемым богам якутов явно из-за подражания церковным богам.

Глава 4. Камлание в олонхо

Со времени каменного века шамана кормила его лечебная практика. Успешность его лечения зависела от усиления у клиентуры уверенности в том, что причинами любых недугов и смерти являются козни дьяволов. Одними редкими камланиями в присутствии ограниченной публики шаман не в состоянии непрерывно подогревать необходимый для психолечения страх перед дьяволами у всех потенциальных клиентов психолечения. Поэтому изобретательный ум шамана почти с самого начала пошёл искать вспомогательные меры, заранее подготавливающие широкие массы к его лечению. Такая мера тем необходимее, что на сеансы камлания, кроме заказчика, приходили одни любители острых ощущений. Туда не допускали детей и часть женщин, по той причине, что у детей и женщин, не выдержавших сеансы страха, появлялись неизлечимые психические болезни аахы-маахы и чиччик (аналоги русской юродивости), «эмэрэх» и «мэнэрик». Искомые, помогающие камланию, меры одновременно обязаны рекламировать шамана как единственного спасителя человечества от дьяволов.

Богатым на выдумки шаманам не пришлось долго ломать голову над поиском указанной меры. Ее подсказало само камлание. Короче, в виде массового помощника камлания изобретен сиамский близнец камлания — «пешее олонхо». Оно было детективно-развлекательной массовой разновидностью камлания, исполняемой кем угодно из самодеятельности. При его исполнении не требовались ни гипноз, ни шаманский танец с бубном и пугающим плащом, ни трюки и фокусы камлания. Наконец, пешее олонхо могло быть исполнено в любое время суток, даже при дневном свете. Последнее обстоятельство дозволяло слушание олонхо даже детьми и женщинами, так как пугающий эффект намного ослаблен по сравнению со страшным камланием. Все же из-за выше поставленной цели подготовки потенциальных клиентов психолечения шамана, в пешем олонхо стопроцентно сохранено все содержание камлания. Как и камлание, ранее пешее олонхо не обрисовывало ничего иного, кроме «изгнания беса» и охоты на дьяволов. В те ранние поры единственный безымянный пеший герой олонхо — шаман, именуемый нарицательным «биhиги уолбут» (дословно: «наш парень» или «сын человеческий»), не был вооружен. Поскольку слушателям было известно о том, что рядовому смертному не состязаться с дьяволами, и героем мог быть только шаман-волшебник, безымянный «биhиги уолбут» состязался с дьяволами преимущественно путём их одурачивания, выторговывания на дешевки и своим волшебством.

В крайних случаях Бипиги уолбут натравливал на дьяволов волшебных хищников из рыб, пернатых, четвероногих. До появления библейских трёх миров, пеший Би»иги уолбут вертелся вокруг ночных арангасов. Послерусская перестройка всех основ жизни якутян, рождение православного шаманизма и борьба за выживание в новых условиях заставили и сиамских близнецов - камлание и олонхо приноровиться к требованиям на злобу дня. Оба они, корректируясь друг с другом, подогнали весь свой репертуар под православие. В угоду православию, молящемуся в тогдашних полевых условиях перед столбом с поперечной перекладиной - крестом, они превратили в священные столбы волшебное дерево аар-кудук и простой коновязный столб, не дающий коню хватать снег. Перегибщики вместо здорового дерева кудук местами пошли молиться перед деревом – «уродом орук» («арык») со сплетенными ветвями на вершине. В дорусское время этот урод считался только гнездовьем дьяволов. Внедрили обычай снабжения послерусских могил коновязями с поперечной перекладиной, образующей крест. Арангасы, висевшие на стволах деревьев, разумеется, и сэргэ не нуждались. Подражая «камланию русского белого шамана» — попа перед походным крестом, камлания под открытым небом и обряды перестали проводиться без кононизей. Даже новогодний ысыах, проводившийся раньше у ствола почитаемого дерева с костром-очагом, пошли снабжать «ба5ах» и «сэргэ». Не появись «русский белый шаман» (поп) со столбом (крестом), неизвестно, появились ли бы «священные коновязи». До христианства по всей Сибири не было цветных шаманов и не могло быть. Все они кормились от психолечения путём изгнания бесов и охотой на дьяволов. Это занятие только ночное. При «побелении», т.е. при отрыве от дьяволов, они бы перестали быть шаманами-психолекарями, т.е. потеряли бы свой хлеб насущный. И тому их занятию появилась угроза в лице «русского белого шамана» — попа. У публики они сразу получили успех на фоне шаманов, работающих на терапии страха. Однако подлинные шаманы, успешно лечившие на терапии запугивания дьяволом и гипнозом, остались верны своему ремеслу. Только шарлатанствовавшие в шаманском деле выступили в роли гробовщиков шаманизма, создав в подражание попу «белое шаманство». Оно отказалось от бубна, плаща и изгнания бесов. Это означало отказ от шаманского звания вообще. Однако, цепляясь за авторитет слова «шаман», они продолжали называть себя шаманами — «белыми шаманами», но не попами. Доведя дело до абсурда, они в Якутии назвали себя «айыы ойуна», что в переводе означало «божий дьявол». Их публика не признала и не подпустила к ысыахам и свадьбам, ибо появление на таких торжествах любого шамана, хоть золотого, обычаи продолжали считать проклятием. Близнецу камлания — повествовательному и беспесенному пешему олонхо, «чтобы не отставать от попов», пришлось перейти на песенность и на эпический жанр. Однако мелодии и стихотворный строй оно взяло не от православия, а от своих народных фольклорных традиций.

При анализе мелодий и эпических форм запевшее пешее олонхо, превратившееся после христианизации в «конное олонхо», за основу свою взяло стихотворные традиции и фольклорные мелодии всех аборигенных народов от Чукотки до Таймыра. У якутов и долган в данном деле подлинный фундамент составили ультраосновные наследия майаатов-нганасан и тунгусоязычия. Подобная их ультраоснова подтверждается и стратиграфией пластов топонимов и этнонимов региона. Время перехода пеших олонхо на «конность» превосходно датируется как временем их перехода на православные верхний, нижний и средний миры, так и датой налоговых льгот за «конность» в Якутии. Те даты упрямо неопровержимы. Вместе с конностью пошли характеристичные личные имена. Последние настолько обезличили прежнего главного героя олонхо — шамана «биhиги уолбут», что вовсе исчезло представление о том, что олонхо есть воспевание шаманских подвигов для подготовки потенциального клиента шамана к психолечению. До русских охотившийся на дьяволов при помощи одних волшебств и хищников, пеший шаман олонхо, сев на коня, вдруг вооружился до зубов: облачился в латы, взял в руки охотничье оружие. С того времени он объявил себя по-русски «богатырем» и стрелком-снайпером Бэргэн. Что его так внезапно военизировало, осталось неизвестным. Я ещё в детстве в довоенные годы играл в странную игру «аатын ылыы» или «даам биэриитэ» (дословно: «отнять имя» и «взять дань или ясак»). Явно это была игра, унаследованная со времён записи в ясачные списки беглых якутян. Игра состояла из борьбы. Победивший не давал вставать до тех пор, пока побежденный не называл своё имя и не соглашался платить дань. Дети явно превратили в игру будни времён «войн» «за отнятия имени», т.е. «кыргыс уйэтэ». Подобные игры дети с потолка не берут. Если дело дошло до детских игр, то фольклорная военизация конных олонхо могла отразить именно тот «кыргыс». У олонхо, очевидно, свой северный путь. Сходства его с социальными эпосами юга, вероятно, вызваны недопонятым наследством сагаязычия. В последнем эстафета не донесла сведений о социальном строе степных вояк. В нём нередко исковерканы даже простейшие значения слов. Например, при выражении «айах тутар», не понять, за что хватать кумысный сосуд, ибо «айах» у якутов «рот» или «отверстие», а у тюрков «айах» - «нога». «Аман ос» - по-тюркски «дурное слово, ругань», а по-якутски «доброе слово» или «памятное слово». Разумеется, через сагаязычие или через монголо-тунгусоязычные эпосы могли дойти до Якутии древние слухи о древних войнах каганов и ханов. Тогда почему до русских олонхо оставались пешими и не военизированными? Здесь исследователям предстоит выяснять и выяснять. Только тогда олонхо вряд ли придется брать без примера сказок. Последние не донесли до Якутии сказки о ханах и их войнах. Не дошёл до Якутии даже термин «золото». А без него какая может идти речь о наследии военизированности юга? 

Духовно-просветительское издание

Сомоготто  

Два язычества народа саха.

Оформление обложки В.В. Зырянов

Печать офсетная. Бумага тип. Формат 60x84/16

Объём 3,49 усл. п.л. Тираж 1000 экз.

Заказ №127

Издательство «Якутский Край», г. Якутск, ул. Б. Чижика, 33/2 Тел./факс: (4112)21-19-83, 706-298

Николаев С.И. Два язычества народа саха. – Якутск: изд-во «Якутский край», 2007.

УДК 21(=512.157)

ББК 86.31(2Рос=Як)

© Сомоготто С.И.

© Сафонова В.Н.