изъ матеріаловъ сборника
Въ отпискѣ дьяка Ефима Филатова, поступившей въ Сибирскій приказъ 20 августа 1643 года*), написано: „г. ц. и в. к. Михаилу Ѳедоровичу в. Р. бьетъ челомъ холопъ твой Еуфимко Филатовъ. По твоему государеву указу велѣно мнѣ, холопу твоему, быти на твоей государевѣ службѣ на великой рѣкѣ Ленѣ у твоего государева дѣла съ стольники и воеводы съ Петромъ Петровичемъ Головинымъ да съ Матвѣемъ Богдановичемъ Глѣбовымъ въ діяцѣхъ, и твои государевы всякія дѣла велѣно намъ дѣлать вмѣстѣ заодинъ. И будучи я, холопъ твой, у твоего государева дѣла съ тѣми стольники и воеводы отъ Москвы въ дорогѣ и въ Енисейскомъ острогѣ Петръ никакихъ твоихъ государевыхъ дѣлъ мнѣ, холопу твоему, дѣлать безъ него не велѣлъ; и въ Енисейскомъ острогѣ въ прошломъ во 148 году іюня въ — день въ церкви при воеводѣ при Никифорѣ Веревкинѣ и при многихъ людяхъ Матвѣя и меня, холопа твоего, лаялъ и называлъ измѣнники. А пришедъ на Ленскій волокъ въ прошломъ же во 149 году загорделъ и мнѣ, холопу твоему, говорилъ у себя на дворѣ: „что наша братья дьяки, гдѣ бываютъ у твоихъ государевыхъ дѣлъ съ бояры и съ ними съ боярскими дѣтьми, и къ нимъ приходя, что у кого слышатъ, сказываютъ; и за то де они нашу братью дьяковъ жалуютъ, любятъ и нажитками большими боготятъ“. И я, холопъ твой, сказалъ: „ушничать и на людей смучать не умѣю, а жалуютъ и любятъ нашу братью дьяковъ бояре и боярскіе дѣти для твоего государева дѣла, а не за ушничество". И рняся, государь, тому, Петръ учалъ твои государевы дѣла дѣлать (одинъ) и изъ съѣзжей избы у подьячихъ у Юрья да у Семена Обрамова государевы дѣла съ приговоры и безъ приговоровъ взялъ за моею холопа твоего Еуфимковою рукою къ себѣ на дворъ, и къ намъ учалъ быть не въ совѣтѣ и въ съѣзжей избѣ меня, холопа твоего, лаялъ и называлъ своимъ измѣнникомъ, а послѣ твоимъ государевымъ измѣнникомъ... Да по твоему государеву указу и по наказу велѣно, пришедъ въ Якутскій острогъ, городоваго мѣста осмотрѣть и, будетъ Якутскій острогъ стоитъ не у мѣста, велѣно перенесть въ иное мѣсто, гдѣ бы впредь было прочно, и церковь устроить небольшую, и служилыхъ людей Тобольскихъ и Березовскихъ и Енисейскихъ и иныхъ Сибирскихъ городовъ, которые будутъ при насъ въ Якутскомъ острогѣ, разобрать, и, которымъ служилымъ людямъ твоя государева Ленская служба за обычай, тѣхъ велѣно оставить въ Якутскомъ острогѣ, а которымъ служивымъ людямъ твоя государева служба не за обычай, и тѣхъ велѣно выслать въ тѣ жъ городы, изъ которыхъ они были присланы. И въ Якутскій, государь, острогъ пришли мы въ прошломъ во 149 году іюля въ 18 день, и живемъ въ старомъ острогѣ другой годъ, а новаго мѣста, гдѣ быть городу, не пріискано и церкви по ся мѣсто нѣтъ; а служилыхъ, государь, людей разныхъ сибирскихъ городовъ, которые были присланы съ сыномъ боярскимъ съ Парфеномъ Ходыревымъ и съ казачьимъ атаманомъ съ Осипомъ Галкинымъ изъ Енисейскаго острогу въ Якутской острогъ и которые служивые жъ люди посланы изъ Томскаго города на Алданъ съ Томскимъ сыномъ боярскимъ съ Астафьемъ Михалевскимъ и изъ Тобольска въ Вилюй съ Тобольскимъ сыномъ боярскимъ съ Воиномъ Шаховымъ, всѣхъ было въ Якутскомъ острогѣ человѣкъ со сто и больши. И Петръ, государь, Петровичъ, не говоря съ Матвѣемъ Богдановичемъ и со мною, холопомъ твоимъ, взялъ въ твою государеву Ленскую службу Енисейскаго атамана Осипа Галкина безъ твоего государева указу одинъ, а служивыхъ людей ималъ Енисейскихъ и Томскихъ и Мангазейскихъ и Красноярскихъ въ твою жъ государеву службу выборомъ по распросу Осипа Галкина; а которые, государь, нарочитые служилые люди и прожиточные были и тебѣ, государю, служили и новыя землицы пріискивали и прибыль тебѣ, государю, дѣлали, и тѣхъ служивыхъ людей выслалъ въ Енисейской острогъ. За то многіе, государь, Енисейскіе служивые и промышленные люди били челомъ тебѣ, государю, на атамана на Осипа Галкина въ обидахъ и въ насильствахъ и въ съѣзжей избѣ подавали многія челобитныя о судѣхъ во стѣхъ рубляхъ и въ полуторостѣ и въ двусотъ и больши. И Петръ, государь, любя того Осипа за ушничество, служивымъ и промышленнымъ людямъ ни въ какихъ обидахъ и въ насильствахъ на него суда не давалъ, и за челобитье кнутьемъ и огнемъ уграживалъ и въ съѣзжей избѣ Енисейскаго десятника Ваську Бугра за челобитье же билъ батогомъ, и всѣхъ служивыхъ и промышленныхъ людей лаялъ матерны и говорилъ: „кто де государю служитъ и государевымъ дѣломъ радѣетъ, того де вы и ненавидите; а Осиповы де службы ко государю много, а вы де всѣ воры". И Матвѣй, государь, и я, холопъ твой, Петру говорили: „зачѣмъ служивымъ и промышленнымъ людямъ на Осипа Галкина суда не давать? “ И Петръ на Матвѣя и на меня, холопа твоего, шумѣлъ и говорилъ, что научаете де служивыхъ и промышленныхъ людей на Осипа бить челомъ вы... Да въ прошломъ же, государь, во 149 году августа въ 30 день въ съѣзжей избѣ Петръ Петровичъ меня, холопа твоего, лаялъ и называлъ воромъ и бражникомъ и будто я, холопъ твой, съ подьячишки твои государевы дѣла передѣлываю и изъ приказа выдаю, и подьячаго Семена Обрамова велѣлъ дать за пристава атаману Осипу Галкину, а послѣ таможенному подьячему Васькѣ Скоблевекому... И нынѣшняго жъ, государь, 150 г. въ ноябрѣ мѣсяцѣ въ Ѳилиппово заговѣйно Петръ пришелъ въ съѣзжую избу, кричалъ на служилаго человѣка на кузнеца на Тимошку Булдакова, а говорилъ: „къ тебѣ де, дѣтина, Якуты пріѣзжаютъ съ собольми и торгуютъ съ тобою по ночамъ; а научаютъ де тебя воровать и съ Якутами собольми торговать Матвѣй да Еуфимій". И кузнецъ, государь, Тимошка говорилъ: „рубашку де у него, шитую золотомъ, Якуты торговали безъ соболей на бѣлки и ночевали у него не для воровства". И Петръ же говорилъ: „все де большое воровство и наученье и ворамъ потаканье отъ Матвѣя да отъ Еуфимъя". И Матвѣй, государь, Богдановичъ и я, холопъ твой, ему говорили, что мы не воруемъ и воровать никого не научаемъ и по ворамъ не потакаемъ, а дѣлаемъ государево дѣло съ тобою вмѣстѣ, а то на насъ затѣваетъ, не любя насъ; а чего не указано сыскивать про Парфеновы поминки сыскивать, про то нынѣ сыскиваешь, а того не сыскиваешь, какъ Василій Поярковъ да Осипъ Галкинъ въ Якутскомъ острогѣ до нашего приходу воровали, вино курили и корыстовались лутче Парфена. И Петръ, государь, закричалъ: „али де жаль вамъ стало Парфена Ходырева, что я нынѣ про его воровство сыскиваю; а вы де емлете посулы и съ него Парфена взяли тысячу рублевъ". И вставъ Матвѣя Богдановича ударилъ коробкою въ голову, въ которой у него твоя государева печать и наказъ, и Матвѣй за столомъ повалился на лавкѣ. Петръ учалъ бить, а Василій Поярковъ да Осипъ Галкинъ розымать. И Матвѣй закричалъ: „Василій де Поярковъ деретъ съ Петромъ за бороду, ты де, Еуфимій, меня не подай". И я, холопъ твой, Петру Петровичу учалъ говорить, что онъ дѣлаетъ не гораздо, товарыща своего бьетъ за Василъя Пояркова да за Осипа Галкина напрасно, а иноземцы нынѣ Якуты въ городѣ, твоему государеву имени дѣлаетъ нечесть. И въ тѣ поры Петръ съ Матвѣя всталъ и Матвѣй пошелъ изъ съѣзжей избы, являлъ въ городѣ и за городомъ на улицѣ попамъ и служилымъ людямъ на Петра и на Василья Пояркова и на Осипа Галкина въ бою, что де его Петръ билъ, а Василій за бороду дралъ, а Осипъ руки держалъ. А Петръ велѣлъ всѣхъ людей въ съѣзжую избу собрать и на Матвѣя и на меня, холопа твоего, являлъ же, будто Матвѣй его билъ, а я де, холопъ твой, повалилъ его на столъ на чернильницу и сзади де за лобъ, за волосы взявъ, съ Матвѣя тянулъ и на чернильницу де къ столу грудью придавилъ. И то онъ на Матвѣя и на меня, холопа твоего, затѣялъ, были въ тѣ поры въ съѣзжей избѣ казенные цѣловальники и подьячіе и служивые многіе люди, какъ было все видѣли. И послѣ, государь, того я, холопъ твой, въ съѣзжую избу не ходилъ недѣлю для того, что Петръ похвалился меня, холопа твоего, съ Васильемъ Поярковымъ да съ Осипомъ Галкинымъ убить; а люди его безпрестани ходили въ городъ и за городомъ станицами съ ослопьемъ. А я, холопъ твой, человѣкъ безлюдный, противиться мнѣ съ ними не съ кѣмъ. Да въ Якутскомъ же, государь, острогѣ, въ нынѣшнемъ во 150 году зимовали торговые и промышленные и служилые люди, и Петръ Петровичъ посылалъ ушниковъ своихъ толмача Гришку Летѣева, да торговаго человѣка цѣловальника Гришку Будилова, да служилаго человѣка кузнеца Тимошку Булдакова по всѣмъ избамъ, что есть въ Якутскомъ острогѣ, и къ Матвѣеву двору Богдановича и къ моему, холопа твоего, дворишку слушать ночью по подоконью кто что говоритъ для того, чтобъ ему, Петру, во всѣхъ домѣхъ что дѣлается, было вѣдомо. И тѣ, государь, его ушники, что слышатъ подъ окнами, пришедъ, ему сказываютъ, затѣваючи для винныхъ чарокъ; и тѣхъ людей на кого солгутъ, Петръ сажаетъ въ тюрьму и грозитъ кнутьемъ и огнемъ. И я, холопъ твой, въ съѣзжей избѣ Петру говорилъ, что ходятъ ночью ко мнѣ подъ окна слушаютъ или будетъ и красть приходятъ невѣдомо какіе люди, чтобы онъ велѣлъ заказъ учинить и караульщикамъ велѣлъ тѣхъ людей имать и приводить въ съѣзжую избу. И Петръ, государь, Петровичъ сказалъ при многихъ служивыхъ людяхъ, что посылаетъ ночью подслушивать онъ, а хочетъ вѣдать, что въ моемъ холопа твоего домишку и во всѣхъ домѣхъ дѣлается. И я, холопъ твой, въ съѣзжей избѣ служивымъ людямъ являлъ: будетъ Петръ пошлетъ ко мнѣ чего красть, и я того татя поимаю; а будетъ поимать не могу, и я застрѣлю изъ пищали. И отъ той, государь, Петровой посылки слушанья отъ ушниковъ торговымъ и промышленнымъ и служивымъ людямъ многая была тѣснота, и въ таможенной избѣ той зимы передъ прежними зимами соболиной десятинной прибыли тебѣ, государю, не было, тому свидѣтельствуютъ таможенныя книги ноября съ 1 числа іюня по 1 число нынѣшняго 150 году, и впредь, государь, въ Якутскомъ острогѣ зимовать торговые и промышленные люди будутъ мало, и таможенной десятинной соболиной прибыли потомужъ при Петрѣ, чаятъ, мало. Да ушникъ же, государь, его Петровъ служилый человѣкъ Максимко Кириловъ сказалъ ему, Петру, подслушавъ на торговаго человѣка на Незговорка Григорьева Важенина, что де тотъ Незговорка ходитъ отъ себя изъ лавки въ свою избу ночью съ огнемъ испитъ съ дѣвкою своею съ Якуткою. Да онъ же де Незговорко говорилъ въ трапезѣ: „я бы де, видя такое нынѣшнее житье, домъ свой сжегъ огнемъ". И Петръ, государь, про то сыскивалъ одинъ и того Незговорка посадилъ въ тюрьму до твоего государева указа, а говорилъ въ съѣзжей избѣ Петръ же будто тотъ Незговорко Важенинъ торгуетъ моими холопа твоего деньгами, и нынѣ его учинилъ своими затѣями безъ промыслу. И отъ тѣхъ, государь, его Петровыхъ ушниковъ и отъ его затѣйныхъ словъ въ Якутскомъ острогѣ съѣзду торговымъ и промышленнымъ людямъ при Петрѣ не чаятъ и прибыли твоей государевѣ всякой казнѣ будетъ мало, потому что, государь, ожесточился на православныхъ христіанъ мученьемъ, опричь кнута и огня расправы русскимъ людямъ иной мало, всякому дѣлу самъ истецъ и всѣхъ торговыхъ и промышленныхъ и служивыхъ людей зоветъ ворами... И марта жъ въ 13 день въ трапезѣ въ воскресный день послѣ соборнаго молебна Петръ же Петровичъ бранился съ отцомъ своимъ духовнымъ съ чернымъ попомъ Семіономъ при многихъ и всякихъ чиновъ людяхъ и назывались межъ собою еретики, и Матвѣя Богдановича и меня, холопа твоего, называлъ измѣнники... Да апрѣля жъ, государь, въ 24 день Петръ и Матвѣй отпускали изъ Якутскаго острогу сына боярскаго Алексѣя Бедарева да пятидесятника Богдашку Лѣнивцова и служивыхъ и промышленныхъ людей внизъ по Ленѣ рѣкѣ въ Свицкую волость на твоихъ государевыхъ измѣнниковъ Якутовъ въ войну и въ часовнѣ, государь, на молебнѣ его Петровъ отецъ духовной черной попъ Семіонъ его, Петра, къ евангелію прикладываться не пустилъ, а говорилъ, что де ты, Петръ, недостоинъ ни къ какой святыни приступать и въ церковь входить. И Петръ, государь, съ отцомъ своимъ духовнымъ бранился и называлъ его еретикомъ: „какъ де ты мнѣ, попъ, на Илимскомъ волоку говорилъ, такъ нынѣ и сдѣлалось. Почему де ты, еретикъ, то вѣдалъ?" И называлъ его измѣнникомъ. И попъ Семіонъ ему, Петру, говорилъ, что де я слышалъ отъ служивыхъ людей: „будетъ де Петръ станетъ у себя держать ушниковъ, и русскимъ людямъ не будетъ ласки, а Якутамъ не будетъ грозы“... И мая, государь, въ 6 день послѣ вечерни къ вечеру Петра Петровича отецъ духовный попъ Семіонъ учалъ де въ кельѣ у себя ядъ грѣть. И Петръ де увидѣлъ отъ себя изъ горницы, дымъ идетъ изъ кельи, послалъ деньщиковъ, велѣлъ загасить тотчасъ, а его, Семіона, лаялъ: „ты де чернецъ топишь келью ночью, а государева казна отъ кельи стоитъ блиско, научилъ де тебя, чернеца, топить келью Еуфимій нарокомъ, чтобъ кельи свою зажечь и государеву казну сжечь". И Петръ, государь, на меня, холопа твоего, затѣялъ же, изгоняючи по недружбѣ; а его, попа Семіона, за то велѣлъ посадить въ темную тюрьму къ Якутамъ и наутрее отдалъ за пристава до твоего государева указу, рняся тому, что онъ, Семіонъ, не пустилъ его къ евангелію и вѣдаючи на себя отъ него отца своего духовнаго въ духовныя дѣла и мірскія многія. И его де Семіона по Петрову приказу приставъ держитъ въ большомъ смиреньѣ. Да мая жъ, государь, въ 19 день загорѣлось у подьячаго у Семена Обрамова на дворѣ передъ избою мостъ, и Петръ, пришедъ на тотъ дворъ, Семенову жену распрашивалъ: „кто дворъ ихъ зажечь научилъ?“ И она де ему сказала: „мѣшала де въ печи огонь ожегомъ и выкинула тотъ ожегъ за двери не разсмотри съ огнемъ и отъ того де было загорѣлось". И Петръ, государь, говорилъ, будто тое Семенову жену научилъ дворъ ея зажечь я, холопъ твой, Еуфимко. А тѣ его рѣчи слышалъ я, холопъ твой, самъ; и угрожалъ ей пыткою и огнемъ. А письменный голова Василій Поярковъ тутъ же на на нее кричалъ: „скажи де на кого нибудь, что тебѣ велѣли домъ свой зажечь; и за то де тебѣ кнута не будетъ". И Петръ, государь, и Василій Поярковъ научаютъ говорить на меня, холопа твоего, по недружбѣ... Да въ нынѣшнемъ же, государь, во 150 году іюля въ 11 день послѣ вечерни въ трапезѣ говорилъ я, холопъ твой, Петру Петровичу при многихъ торговыхъ и промышленныхъ и при служивыхъ и при всякихъ чиновъ людяхъ, что по твоему государеву указу посланъ я, холопъ твой, съ ними съ стольники и воеводы къ твоему государеву дѣлу въ Якутскій острогъ въ діяцы, и онъ Петръ марта въ 31 день сказалъ на меня, холопа твоего, твою государеву измѣну и отъ твоего государева дѣла мнѣ отказалъ при служилыхъ людяхъ, а нынѣ въ Якутскомъ острогѣ всякихъ людей много, чтобъ онъ сказалъ при нихъ: кто ему на меня, холопа твоего, твою государеву измѣну сказалъ, что въ Якутахъ учинилась измѣна отъ меня, и для чего онъ отъ твоего государева дѣла отказалъ и въ съѣзжую избу пускать не велѣлъ. И Петръ, государь, при всѣхъ людяхъ на меня, холопа твоего, закричалъ и учалъ лаять, а говорилъ: „ты де воръ и измѣнникъ, а измѣну де на тебя вѣдаю самъ; да ты же де съ подьячими и съ цѣловальники государеву соболиную и всякую казну перекралъ и дѣла передѣлалъ, и отписки черныя переписалъ, и съ торговыми де и съ промышленными людьми съ Ивашкомъ Ванюковымъ да съ Ивашкомъ Коровинымъ съ товарыщи составную челобитную умыслилъ; а только бы де кому было дать тебя вора за пристава, и я бы де отдалъ и на пыткѣ разорвалъ, а нынѣ де учну Якутовъ пытать и огнемъ жечь и твоя измѣна вся объявится"... Да Якутъ же де, государь, взговорилъ на толмача на Енисейскаго казака на Куземку Туркина, что де тотъ Куземка говорилъ ему изъ тюрьмы изъ окна: поѣхали де къ вамъ русскіе люди въ улусы писать, и вы де ихъ побейте. И Петръ де, государь, того толмача пыталъ и огнемъ жегъ и спицы за ногти и въ ноздри билъ и естество тянулъ, и на другой день пыталъ же и огнемъ жегъ и спицы билъ же; и тотъ де толмачъ ни въ чемъ не повинился и ему де, Куземкѣ, велѣлъ сдѣлать особую тюрьму. А сыскиваетъ, государь, Петръ Петровичъ про Якутскую измѣну и Якутовъ пытаетъ и огнемъ жжетъ одинъ безъ твоего государева указу съ торговыми людьми... И августа, государь, въ 13 день Петръ Петровичъ Якутовъ по своему сыску указалъ, учинилъ безъ твоего государева указу, князцей и улусныхъ людей повѣсилъ 23 человѣка, а лучшихъ людей князцей же и улусныхъ людей билъ всѣхъ кнутомъ нещадно ударовъ по 40, и по 50, и по 60, и по 70, и больши въ наказаньѣ и отпустилъ по улусамъ, и затѣваетъ на меня, холопа твоего, заочныя бѣды: кто какое дурно и воровство учинитъ въ Якутскомъ острогѣ или за тысячу верстъ и за двѣ тысячи, и больши, и то все я, холопъ твой, тамъ всѣхъ людей воровать научаю... А купить, государь, мнѣ, холопу твоему, что доведется, торговые и промышленные и служивые люди продать въявь не смѣютъ, покупаю украдкою. А сговорилъ было я, холопъ твой, Мечинской волости съ Якутомъ дать ему пудъ икры нелемьи, а ему ко мнѣ принесть 50 утокъ битыхъ; и Петръ, государь, Петровичъ тѣ мои утки въ съѣзжей избѣ велѣлъ записать, а Якутовъ билъ батоги безъ пощады, чтобъ на то смотря никто ничего мнѣ, холопу твоему, не продавали".
*) Эта отписка привезена изъ Ленскаго Якутскаго острога въ Сибирскій приказъ Московскимъ барашемъ Якункою Корзинымъ тайнымъ образомъ въ ящикѣ. См. Сибирскаго приказа столбецъ № 6177, лл. 30, 38 и 42.
На оборотѣ оной отписки учинена въ Сибирскомъ приказѣ помѣта: „г. ц. и в. к. Михайла Ѳедоровичъ в. Р., слушавъ сеѣ Ленскія отписки, указалъ стольниковъ Петра Головина и Матвѣя Глѣбова да дьяка Еуфима Филатова перемѣнить, а на ихъ мѣсто на Лену послать иныхъ воеводъ и дьяка, кого пригожъ; и о воеводахъ и о дьякѣ приказалъ государь думному дьяку Ивану Гавреневу. А что діакъ Еуфимъ Филатовъ писалъ ко государю на Петра Головина въ его государевыхъ дѣлахъ, и что онъ, Петръ, чинитъ рознь и про тѣ всѣ дѣла, про отписки указалъ государь написати въ наказъ воеводамъ и дьяку, и про Петра Головина и Матвѣя Глѣбова и иныхъ людей въ чемъ кто распросу довелся распрашивати, и съ діякомъ съ Еуфимомъ Филатовымъ поставя съ очей на очи допрашивати, и про то про все русскими всякими людьми и иноземцы сыскати накрѣпко, да тотъ сыскъ и изъ того сыскнаго дѣла перечневую выписку указалъ государь прислать къ себѣ, ко государю, къ Москвѣ въ Сибирской приказъ. А что Петръ Головинъ дьяка Еуфима Филатова отъ дѣла отставилъ безъ государева указу, и про то указалъ государь отписати къ Петру Головину съ осудомъ: то онъ учинилъ не гораздо, что безъ его государева указу дьяка Еуфима Филатова отъ дѣла отставилъ, а посланъ онъ, Еуфимій, съ нимъ въ товарищахъ; и буде бы дьякъ Еуфимій что учалъ дѣлать недѣломъ, и ему было Петру и Матвѣю Глѣбову о томъ писати на него, Еуфима, ко государю, а безъ государева указу самовольствомъ отъ дѣла его не отставливати. И нынѣ указалъ государь тому прежнему дьяку Еуфиму Филатову быти съ ними съ Петромъ и съ Матвѣемъ на Ленѣ у своего государева дѣла до своего государева указу до перемѣны по прежнему и дѣлати свои государевы дѣла всѣмъ вмѣстѣ заодинъ, а никакой розни ни въ чемъ межъ себя не чинити, чтобъ въ ихъ розни его государеву дѣлу ни въ чемъ никакой порухи и ясашному сбору и ясашнымъ и русскимъ людямъ обидъ и налогъ и никакого насильства не было никоторыми дѣлы, и о томъ писати на Лену къ стольнику и воеводамъ къ Петру Головину и къ Матвѣю Глѣбову да къ дьяку къ Еуфиму Филатову. Писати жъ велѣти: ему, Еуфиму, будучи у государева дѣла, во всемъ государю искати прибыли, а съ стольники и воеводы розни въ государевыхъ дѣлахъ не чинити и никакимъ людямъ никому налоги и насильства не дѣлати, а государевѣ казнѣ деньгамъ и хлѣбу ясачному и десятинному, соболиному всякому сбору дѣлать смѣтные и помѣтные списки прошлыхъ годовъ съ прежними и съ новыми подьячими, да тѣ списки прислати ко государю къ Москвѣ; а однолично бъ ему тѣ всѣ смѣтные списки сдѣлать до перемѣны совсѣмъ и прислать къ государю къ Москвѣ, о томъ ни чѣмъ не описывался".
Грамоты къ воеводамъ Головину и Глѣбову и къ дьяку Еуфиму Филатову посланы 13 сентября 1643 г.
На другой отпискѣ объ оскорбленіяхъ онымъ же Головинымъ товарища своего Матвѣя Глѣбова въ Сибирскомъ приказѣ на оборотѣ оной написана помѣта: „152 г. октября въ 23 день. Государь, слушавъ сей отписки, указалъ писати на Лену къ стольникамъ и воеводамъ къ Петру Головину и къ Матвѣю Глѣбову и къ дьяку къ Еуфиму Филатову, велѣлъ имъ всякія свои государевы дѣла дѣлати вмѣстѣ до своего государева указу и до перемѣны". Грамота послана 9 ноября 1643 г.
Разрядный приказъ 3 января 1644 г. увѣдомилъ Сибирскій приказъ о томъ, что государь указалъ послать въ Сибирь на Лену Василья Никитина сына Пушкина, да Кирила Супонева, да дьяка Петра Стеншина на перемѣну Петру Головину да Матвѣю Глѣбову да дьяку Ефиму Филатову. Пушкину, Супоневу и дьяку Стеншину наказъ выданъ Сибирскимъ призомъ 10 февраля 1644 г.
Въ челобитной дьяка Петра Стеншина, поданной въ Сибирскомъ приказѣ 16 января 1644 г., написано: „г. ц. и в. к. Михаилу Ѳедоровичу в. Р. бьетъ челомъ холопъ твой Петрушка Стеншинъ. По твоему государеву указу сказано мнѣ, холопу твоему, на твою государеву дальнію службу на великую рѣку Лену съ воеводы съ Пушкинымъ да съ Кириломъ Супоневымъ; а дьяку жъ, который напередъ сего посланъ на Лену жъ съ стольники съ Петромъ Головинымъ да съ Матвѣемъ Глѣбовымъ, Еуфиму Филатову твоего государева жалованья и подмоги дано ему на Москвѣ въ Сибирскомъ приказѣ на 3 года на 147 да на 148 да на 149 годъ 400 руб., да въ Сибири твоихъ государевыхъ хлѣбныхъ запасовъ 115 чети да 30 ведръ вина. А нынѣ, государь, имъ на той твоей государевѣ службѣ 6 лѣтъ, а какъ мы, холопи твои, на великую рѣку Лену придемъ въ третій годъ, и имъ будетъ 9 лѣтъ, а тотъ, государь, имъ годъ за счетомъ и за роспискою съ Лены къ Руси будетъ, идти не успѣть, а пойдутъ съ нашего пріѣзду на другой годъ, а ходъ ихъ съ Лены къ Руси, хотя учнутъ и наспѣхъ идти, и имъ до Москвы ходу будетъ 2 года, итого всего Ленскаго ходу имъ будетъ 12 лѣтъ".
Жалованья выдано и подмоги Ленскимъ воеводамъ и дьяку на 3 года: Петру Головину 700 руб., Матвѣю Глѣбову 500 руб., дьяку Еуфиму Филатову 400 руб. Оклады государева жалованья Петру Головину 30 руб., Матвѣю Глѣбову 40 руб., дьяку Еуфиму Филатову 60 руб., да имъ же велѣно дать въ Сибири всякихъ запасовъ: Петру Головину 200 чети, Матвѣю Глѣбову 150 чети, дьяку Еуфиму Филатову 115 чети, а то никому ни въ указъ, ни въ образецъ; да имъ же велѣно дать въ Сибири безденежно вина: Петру Головину 50 ведръ, Матвѣю Глѣбову 40 ведръ, дьяку Еуфиму Филатову 30 ведръ. А оклады государева жалованья по памятямъ изъ Володимирскія да изъ Галицкія чети Василью Пушкину 50 руб., Кирилу Супоневу 30 руб., дьяку Петру Стеншину по памяти изъ Устюжскія чети 70 руб.
Въ грамотѣ Сибирскаго приказа, посланной 11 февраля 1644 года въ Сибирь на великую рѣку Лену къ стольникамъ и воеводамъ Петру Петровичу Головину да Матвѣю Богдановичу Глѣбову да дьяку Еуфиму Филатову, написано: „по нашему указу велѣно быть на нашей службѣ на ваше мѣсто воеводамъ Василью Никитину Пушкину, Кирилу Осипову Супоневу и дьяку Петру Стеншину, во всемъ съ ними росписаться и въ нашей казнѣ отчетъ дати, ѣхали бъ къ Москвѣ послѣ сыску и очныхъ ставокъ“.
А по росписямъ, каковы они, Василій и Кирила и дьякъ Петръ, подали въ Сибирскомъ приказѣ боярину князю Никитѣ Ивановичу Одоевскому да дьяку Григорью Протопопову, везти имъ съ собою въ Сибирь на великую рѣку Лену запасовъ: Василью Пушкину—800 ведръ вина, 200 пудъ меду, 30 чети муки пшеничной, 20 чети крупъ овсянныхъ, 20 чети крупъ гречневыхъ, 20 ведръ масла коноплянаго, 300 полоть мяса свинаго, 10 пудъ масла коровья, 3 половинки суконъ однорядошныхъ, 3 ар. суконъ сермяжныхъ, 3000 аршинъ холста, 20 юфтей кожъ красныхъ, 5 юфтей подошевныхъ, 5 юфтей сафьяновъ, 5 пудъ зелья, 5 пудъ свинцу, 200 ведръ уксусу; а людей съ нимъ будетъ 50 человѣкъ, а запасовъ де ему въ Сибирскихъ городѣхъ купить 500 чети. Кирилу Супоневу — 500 ведръ вина, 150 пудъ меду, 20 чети муки пшеничной, 20 чети крупъ овсянныхъ, 10 чети крупъ гречневыхъ, 3 чети проса толченаго, 12 ведръ масла коноплянаго, 100 полстей мяса свинаго, 300 аршинъ крашенины, 15 пудъ масла коровья, 5 половинокъ суконъ однорядошныхъ, 300 аршинъ суконъ сермяжныхъ, 2000 аршинъ холстовъ, 20 юфтей кожъ красныхъ и бѣлыхъ конинъ, 2 юфти кожъ подошевныхъ яловишныхъ, 10 хозовъ кониныхъ подошевъ, 5 юфтей сафьяновъ, 2 пуда зелья, 2 пуда свинцу, 150 ведръ уксусу; а людей съ нимъ будетъ 30 человѣкъ, а запасовъ де ему въ Сибирскихъ городѣхъ (окончанія росписи нѣтъ... Столбецъ №6177, лл. 1, 6—7, 10, 15—16, 18, 20, 21, 24—26, 29, 31, 43—55, 64—67, 72—73, 80, 89—92, 99, 139, 140, 161).
Воеводская Сибирь.
Восточное обозрѣнiе» №2, 8 января 1889
Историческая литература о Сибири по-немногу обогащается отдѣльными монографіями. Эпохѣ завоеванія посвящены были въ послѣднее время работы Пуцилло, А. В. Аксенова, Тыжнова и священника Александра Іонина. Теперь мы получили монографію о воеводской Сибири, вышедшую въ Ташкентѣ и принадлежащую перу преподавателя ташкентской женской гимназіи, г. Кулешова.
Въ историческомъ очеркѣ «Наказы сибирскимъ воеводамъ» г. Кулешова мы встрѣчаемся съ данными, довольно интересными для характеристики стараго управленія Сибирью. Мы постараемся передать читателю въ извлеченіи черты воеводскаго управленія, которое не разъ характеризовались отрывками и по частямъ у разныхъ историковъ, и память о которомъ сохраняется въ различныхъ наказахъ, грамотахъ и т. д.
Воеводы назначались на воеводства по усмотрѣнію царя, царскимъ указомъ, выдаваемымъ изъ разряднаго приказа или изъ другого, въ вѣдѣніи котораго находился тотъ городъ, куда посылался воевода. При назначеніи воеводы обращалось, главнымъ образомъ, вниманіе на прежнюю его службу и воеводство разсматривалось, какъ отдохновеніе отъ понесенныхъ трудовъ и награда за выдающуюся военную дѣятельность.
Въ большіе города посылались на воеводство сановники высшихъ чиновъ, бояре и окольничьи, стольники и дьяки, въ незначительные города посылались стольники и дворяне и съ ними дьяки или подъячіе. Воеводы главныхъ городовъ обыкновенно имѣли при себѣ товарищей, безъ которыхъ они не могли разрѣшать важнѣйшихъ дѣлъ. Дмитріевъ полагаетъ, что «при назначеніи воеводскихъ товарищей правительство имѣло въ виду, съ одной стороны, облегченіе управленія, а съ другой — взаимный надзоръ другъ за другомъ. Назначаемому на воеводства давался изъ приказа, въ вѣдѣніи котораго находилось воеводство, наказъ, въ которомъ указывались общія границы дѣятельности воеводы; обыкновенно въ наказахъ предписывается воеводѣ «дѣлати по сему государеву наказу, и смотря по тамошнему дѣлу и по своему высмотру, какъ будетъ пригоже и какъ Богь вразумить». Получивъ наказъ, воевода отправлялся въ назначенное мѣсто, «не мѣшкая нигдѣ, ни зачѣмъ», не мѣшкая нигдѣ ни часу. Ему давалось извѣстное число подводъ: боярамъ и воеводамъ тобольскимъ давалось по 25 подводъ, стольникамъ по 20, товарищамъ ихъ по 15, съ казенными прогонами, дьякамъ по 12, письменнымъ головамъ по 10 съ ихъ прогонами; томскимъ большимъ воеводамъ по 20, товарищамъ ихъ по 13 съ казенными прогонами; томскимъ дьякамъ по 11 съ ихъ прогонами; воеводамъ тобольскаго и томскаго разрядовъ: березовскимъ, тарскимъ, сургутскимъ по 13, пелымскимъ, кемскимъ, красноярскимъ, енисейскимъ, нарымскимъ по 12, мангазейскимъ по 14, илимскимъ по 17, якутскимъ по 30 подводъ съ ихъ прогонами, а подъ запасы на второй и третій годъ давались подводы людямъ въ половину противъ первыхъ отпусковъ.
Приведенныя данныя, между прочимъ, важны потому, что они могутъ служить прекрасною иллюстраціею того тяжелаго экономическаго положенія, которое переживало населеніе вслѣдствіе частыхъ перемѣнъ мѣстныхъ правителей, если еще прибавить къ этому, что подорожныя, которыя давались въ Сибири, по злоупотребленію, писались на гораздо большее число подводъ, чѣмъ слѣдовало. Если-же гдѣ путь прерывался водою, то доставка судовъ и снабженіе ихъ гребцами лежали на обязанности того воеводы, подъ вѣдѣніемъ котораго находилась подобная мѣстность.
Итакъ, за воеводою слѣдовалъ цѣлый обозъ; но спрашивается, чѣмъ-же было нагружено такое огромное количество подводъ? Изъ наказовъ мы узнаемъ, что кромѣ своихъ пожитковъ, воевода везъ еще массу казенныхъ и частныхъ запасовъ.
Якутскій воевода Иванъ Большой Голенищевъ-Кутузовъ везъ въ 1658 году слѣдующіе запасы: 6 ведръ вина церковнаго, 5 пудъ ладону, 6 пудъ воску, да для государевыхъ посылокъ и служебъ 90 пудъ желѣза «кричнаго добраго», 30 пудъ «зелья ручнаго» и столько-же свинцу, да для письма государевыхъ дѣлъ 60 стопъ писчей бумаги, да для иноземныхъ ясачныхъ расходовъ 100 в. вина, «горячего», 20 пудъ меду «прѣснаго», 8 половинокъ «суконъ разныхъ цвѣтовъ лѣтчины», 15 пудъ олова «въ тарелехъ и въ блюдахъ», 15 пудъ мѣди «въ котлахъ и тазѣхъ», 15 пудъ «одекую».
Сибирскіе воеводы позволяли себѣ при проѣздахъ многія злоупотребленія: провозили безпошлинно товары и вино; во всѣхъ почти наказахъ упоминается про эти злоупотребленія и угрожается строгимъ наказаніемъ тому, кто впредь себѣ дозволитъ таковыя.
Иногда, по вступленіи въ должность, новому воеводѣ поручалось произвести слѣдствіе о противузаконныхъ поступкахъ прежняго воеводы. Вновь назначенному воеводѣ Ивану Большому Голенищеву-Кутузову было поручено: «разспросити Михаила Ладыженскаго и дьяка Федора Тонкова, для чего, они государевы соболи въ сорокахъ присылали къ великому государю передъ присылками прежнихъ воеводъ плоше, а цѣнили тѣ соболи въ Якуцкомъ дорогою цѣною и для чего они, будучи въ Якуцкомъ, тутошнимъ, всякимъ и пріѣзжимъ людемъ чинили налоги и насильства большіе и обыски и разспросныя рѣчи прислати, и о томъ отписати къ великому государю царю и великому князю Алексѣю Михаиловичу, всея Великія и Малыя и Бѣлыя Россіи самодержцу».
Сибирскіе воеводы имѣли обширный кругъ дѣятельности. Предметы ихъ управленія на основаніи данныхъ наказовъ можно распредѣлить слѣдующимъ образомъ: 1) дѣла военныя; 2) обязанности по финансовому управленію; 3) заботы о религіозномъ образованіи народа; 4) полицейскія дѣла; 5) участіе воеводъ въ судѣ; — наконецъ, иногда воеводамъ поручался высшій надзоръ за христіанскою нравственностью народа; въ 648 году по царскому указу Верхотурскій воевода велѣлъ приказчику Ирбитской слободы смотрѣть, чтобы жители приходили по праздникамъ въ церковь «и слушали-бы церковнаго пѣнія со страхомъ и со всякимъ благочестіемъ, внимательно, и отцовъ своихъ духовныхъ и учительныхъ людей наказанья и ученія слушали и отъ безмѣрнаго пьянаго житья уклонилися, и были въ трезвости, и скомороховъ съ домрами и гуслями, и съ волынками, и со всякими играми, и ворожей, мужиковъ и бабъ, къ болнымъ и ко младенцамъ, и въ домъ къ себѣ не призывали, и въ первой день луны не смотрѣли, и въ громъ не купалися, съ серебра не умывалися, олова и воску не лили и зернью и карты, и шахматы, и лодыгами не играли, и медвѣдей не водили, и съ сучками не плясали и по ночамъ на улицахъ и на поляхъ богомерзкихъ и скверныхъ пѣсней не пѣли, и всякихъ бѣсовскихъ игръ не слушали, и кулачныхъ боевъ межъ себя не дѣлали, и на качеляхъ ни на какихъ не качалися, и на доскахъ мужской и женский полъ не скакали, и личинъ на себя не накладывали, и кобылокъ бѣсовскихъ не наряжали, и на свадьбахъ безчинства и сквернословія не дѣлали. А гдѣ объявятся домры и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякія гудебные бѣсовскіе сосуды, и тебѣ-бъ то все велѣть выимать и изломавъ тѣ бѣсовскія игры, велѣть жечь; а которые люди отъ того отъ всего богомерзкаго дѣла не отстанутъ и учнутъ впередъ такого богомерзкаго дѣла держаться, тебѣ-бъ по государеву указу, тѣмъ людемъ чинитъ наказаніе».
Особенное вниманіе обратилъ г. Кулешовъ на злоупотребленія сибирскихъ воеводъ, желая изобразить оборотную сторону картины сибирской жизни XVII вѣка, поэтому эти главы мы приводимъ цѣликомъ. «Злоупотребленія были многочисленны и разнообразны; по цѣлымъ годамъ воеводы не присылали въ Москву отчетовъ, не исполняли царскихъ указовъ и даже томскій воевода Бунаковъ осмѣлился бить тобольскихъ служилыхъ людей, присланныхъ къ нему съ царскими грамотами.
Верстали незаконно въ службу, не производили слѣдствій по преступленіямъ, вступались въ таможенныя дѣла. Но главная язва воеводскаго управленія, — общій недугъ всѣхъ служащихъ того времени, — это грабительство и лихоимство. Тайная продажа вина, корчемство, процвѣтало благодаря участію въ ней самихъ воеводъ. Такъ какъ потребности мѣстныхъ жителей удовлетворялись корчемнымъ виномъ, то на долю казны въ этомъ промыслѣ выпадали только крохи; такъ, по отчетамъ, въ Сибири продавалось 10 или 20 ведеръ въ годъ, а въ иные годы 1 ведро, а иногда и ничего.
Особенно, какъ уже упомянуто выше, грабительство процвѣтало въ ясачномъ сборѣ; воеводы грабили ясачныхъ людей, выбирали себѣ лучшіе мѣха, а въ Москву отсылали похуже. Мѣха часто оцѣнивались дороже ихъ дѣйствительной стоимости. Сборщики ясака постоянно были на откупу у воеводъ, поэтому послѣдніе дозволяли имъ грабить ясачныхъ людей, не обыскивали ихъ при возвращеніи съ собраннымъ ясакомъ, какъ это предписывалось въ наказахъ, и не давали на нихъ суда въ случаѣ жалобъ.
Вопреки наказамъ воеводы брали съ жителей кормы, посулы и поминки. Торговые люди терпѣли отъ воеводъ многія притѣсненія корыстнаго свойства; поэтому въ Сибири въ 1646 году выдача проѣзжихъ грамотъ торговымъ людямъ была изъята изъ вѣдѣнія воеводъ и возложена на таможенныхъ головъ. Въ Сибири почва для различныхъ злоупотребленій была благодатная; отдаленность отъ Москвы разнуздывала воеводскій произволъ. Петръ Великій энергически боролся противъ произвола и самовластія воеводскаго; издалъ указъ 1695 г., по которому земскимъ людямъ повелѣно было не повиноваться незаконнымъ требованіямъ воеводъ, а доносить о нихъ Государю; но о воеводскихъ злоупотребленіяхъ упоминается и послѣ этого указа.
Особенно прославился злоупотребленіями енисейскій воевода Василій Голохвастовъ: онъ безъ государева указа версталъ на службу гулящихъ и промышленныхъ людей, а не стрѣлецкихъ и не казачьихъ дѣтей и отъ того бралъ себѣ денежное, хлѣбное и соляное жалованье; енисейскихъ посадскихъ людей записалъ въ ямскую гоньбу «и отъ того взялъ съ нихъ 150 рублевъ серебряныхъ денегъ»; многимъ посадскимъ людямъ «своими приметы» причинялъ большіе убытки, «работныхъ людей у нихъ отогналъ, и они-де промысловъ своихъ отбыли, а иныхъ чиновъ людей своими приметы испродалъ, билъ и мучилъ, и въ тюрьму сажалъ». Отдавалъ на откупъ для своей корысти зернь и корчму; а безмужныхъ женъ отдавалъ на блудъ и бралъ отъ всего этого «откупу 100 рублевъ и больше» приказывалъ «блуднымъ женкамъ наговаривать на проѣзжихъ торговыхъ и промышленныхъ людей напрасно и тѣхъ людей по ихъ оговору безъ сыску и безъ распросу сажалъ въ тюрьму».
Еще замѣчательнѣе злоупотребленія якутскаго воеводы Петра Головина, который по вымышленному обвиненію въ измѣнѣ, — подговорѣ якутовъ взбунтоваться противъ правительства, не платить ясака, грабить и бить купцовъ и служилыхъ людей, посадилъ своего товарища воеводу Матвѣя Глѣбова и дьяка Ефима Филатова въ тюрьму и запечаталъ ее своею печатью, посадилъ также въ тюрьму таможеннаго голову Бахтеярова и много другихъ лицъ, число которыхъ доходило до 100 человѣкъ. Дѣло дошло до того, что купцы не осмѣливались ѣздить изъ Енисейска въ Якутскъ и вслѣдствіе этого произошла остановка въ торговлѣ и уменьшеніе таможеннаго сбора. Царь, извѣщенный объ этомъ самовольствѣ воеводы Головина, тотчасъ-же повелѣлъ освободить заключенныхъ и назначилъ въ Якутскъ новыхъ воеводъ Пушкина и Супонева съ дьякомъ Стеньшинымъ. Эти воеводы на дорогѣ, въ Енисейскѣ, получили мірскую челобитную на Головина, въ которой описывалось слѣдующее: желая обличить своихъ товарищей въ измѣнѣ, Головинъ посадилъ въ тюрьму Ивашка Остяка, морилъ его голодомъ и подъучалъ его наговоритъ измѣну на Глѣбова и Филатова; по оговору Ивашки взяты были люди Глѣбова и Филатова, которые съ пытокъ повторили тѣже обвиненія, а также многіе другіе люди, и якуты, которыхъ Головинъ по этому дѣлу сажалъ въ тюрьму, пыталъ и жегъ огнемъ, такъ что многіе русскіе и инородцы съ такихъ пытокъ и съ голоду, и со всякой тюремной нужды умирали въ тюрьмахъ. Далѣе въ этой челобитной говорилось, что Головинъ «якутовъ, князцей и улусныхъ людей пыталъ и огнемъ жегъ и кнутомъ билъ больше мѣсяца, въ три палача, безъ пощады, и тѣ де якуты въ тѣ поры съ пытки и съ огня на нихъ, на Матвѣя и на Еуѳимья, и на русскихъ людей ни на кого той якутской измѣны и русскихъ людей въ убійство въ наученьѣ ничего не говорили-жъ, и Петръ-де Головинъ послѣ того своего сыску тѣхъ якутовъ лутчихъ людей и аманатовъ повѣсилъ 23 человѣка, а иныхъ выбравъ-же лутчихъ людей билъ кнутьемъ безъ пощады, а съ того кнутья многіе якуты померли, и тѣхъ мертвыхъ Петръ вѣшалъ-же. Да въ томъ-же измѣнномъ дѣлѣ многіе якуты съ пытокъ и сь холоду въ тюрьмахъ померли, и многихъ якутовъ толмачи научали и Петръ ихъ, якутовъ, билъ и морилъ голодомъ, чтобы они, якуты, измѣну и въ убійство говорили на нихъ Матвѣя и Еуѳимья, и многую налогу и тѣсноту дѣлалъ, кнутьемъ билъ и ясакъ большой и свои поминки передъ прошлыми годами мало не въ четверо прибавилъ; а какъ пріѣзжали якуты съ ясакомъ, князцей и улусныхъ людей на морозѣ морилъ, а государевъ ясакъ имѣлъ за правежемъ».
Преемникъ Головина, Василій Пушкинъ, злоупотреблялъ не менѣе своего предшественника; прибывъ въ Якутскъ, онъ роздалъ жалованье служилымъ людямъ, которые впродолженіе двухъ лѣтъ не получали его отъ Головина, и при этомъ изъ денежнаго жалованья взялъ себѣ половину, а изъ хлѣбнаго годовой окладъ. Изъ торговыхъ людей, посаженныхъ въ тюрьму Головинымъ, онъ освободилъ только тѣхъ, которые дали ему выкупъ; отобранное Головинымъ имущество возвратилъ только тѣмъ, которые дали ему взятку; бралъ большія взятки съ купцовъ; билъ людей батогами у себя на дворѣ, отсылалъ ихъ со двора въ тюрьму и, взявъ съ нихъ деньги, возвращалъ имъ свободу.
Притѣсненія воеводъ вызывали среди ясачныхъ инородцевъ нерѣдко бунты: они не платили ясака и отходили въ подданство въ другія государства.
Такова неприглядная картина воеводской Сибири. Народъ запечатлѣлъ память объ этой эпохѣ въ пословицѣ «возить воду на воеводу», употребляющейся до сего времени въ разговорномъ языкѣ для обозначенія безконечности и непосильности какого-нибудь труда. Пословица эта, по крайней мѣрѣ, въ томъ смыслѣ, въ какомъ она употребляется въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Россіи, несомнѣнно историческаго происхожденія и ведетъ свое начало отъ XVII вѣка».