III.

    Мы уже говорили, что по свидѣтельству письменныхъ памятниковъ исторія русскихъ деревянныхъ укрѣпленій начинается со временъ Игоря и Ольги, а на самомъ дѣлѣ начало ихъ относится ко временамъ гораздо болѣе отдаленнымъ.

      Дѣйствительно, первое свидѣтельство нашихъ лѣтописей о «деревянномъ городѣ» на Руси мы встрѣчаемъ въ извѣстномъ повѣствованіи о мести Ольги древлянамъ. Вотъ подлинныя слова лѣтописи:

     «Ольга же устремися со сыномъ своимъ на Искоростѣнь градъ, яко тѣ бяху убили мужа ея, и ста около града съ сыномъ своимъ, а Древляне затворишась въ градѣ, и боряхусь крѣпко изъ града: вѣдаху бо яко сами убили Князя, и на что ся предати. И стоя Ольга лѣто, и не можаше взяти градъ, и умысли сице: посла ко граду, глаголюще: «Что хощете досѣдети, а вси гради ваши предашась мнѣ, и ялися по дань, и дѣлаютъ нивы своя и земли своя, а вы хощете измрети гладомъ, не имучись по дань».

     Деревлянежъ рекоша: «Ради быхомъ ялись по дань; но хощеши мщати мужа своего». Рече же имъ Ольга: «Яко уже азъ мстила мужа своего, егда пріидоша къ Кіеву, и второе, и третье, когда сотворихомъ трызну мужу своему, а уже не хощу мстити, но хочу дань имати по малу, и смирившесь съ вами пойду прочь». Рекоша Деревляне: «Что хощеши у насъ? ради даемъ и медомъ и скорою». Она же рече имъ: «Нынѣ у васъ нѣсь меду ни скоры, но мала у васъ прошу; дадите ми отъ двора по три голуби, да по три воробьи; азъ бо не хощу тяжки дани возложити, якожъ мужъ мой, но сего у васъ прошу мала». Деревляне же ради бывше, собраша отъ двора по три голуби и по три воробьи, и послаша ко Ользѣ съ поклономъ. Ольга же рече имъ: «Се уже ся есте покорили мнѣ и моему дитяти, да идете въ градъ, а я заутра отступлю отъ града, и пойду во свой градъ». Деревляне же ради бывше, внидоша въ градъ, и поведаша людемъ и обрадовашась людіе въ градѣ. Ольга же раздая всемъ по голубю комуждо, а другимъ по воробью, и повеле къ коемуждо голубю и къ воробьеви привязывати цѣрь 1) и обертываючи въ платки малы, ниткою перевязывати, и яко смерчесь, повеле Ольга пустити голуби и воробьи воемъ своимъ. И воробьевежъ и голуби влетеша во гнѣзда своя; голуби въ голубятницы, воробьевежъ подъ застрехи, и тако возгорахуся голубятницы, ово клѣти, ово вѣжи, ово ли одрины, и не бе двора, иже не горяше, и не льзе гасити; вси бо дворы возгорешася, и побегоша людіе изъ града. И повеле Ольга воемъ своимъ имати я, якоже взя градъ и пожже, и старѣйшины же града изыма и прочая люди, овехъ изби, а другія предастъ работѣ мужемъ своимъ, а прокъ ихъ остави платити дань, и возложи дань тяжку, двѣ части дани идетъ къ Кіеву, а третья ко Вышеграду ко Ользѣ; бѣ бо Вышегородъ градъ Олженъ 2).

1) Въ "Библіотекѣ Росс." (1767 г.), откуда мы приводимъ это мѣсто лѣтописи, слово "цѣрь" пояснено словомъ "фитиль". Карамзинъ замѣняетъ его выраженіемъ "трутъ съ сѣрою", а С. Соловьевъ — словами "сѣра съ огнемъ" (?); но для "фитиля" нужно масло или сало, "трутъ съ сѣрою" сами собою не загорятся, а "огонь" привязать нельзя. Поэтому ни одно изъ этихъ объясненій не можетъ быть принято, и естественнѣе всего предположить, что Ольга приказала привязать къ птицамъ куски трута, подожженые и тлѣющіе со свободнаго конца.

2) «Лѣтопись Несторова съ продолжателями по Кенигсбергскому списку до 1206 году». Спб. 1767, стр. 50-51. («Библіотека Россійская историческая...». Часть I). 

         Конечно, въ этомъ преданіи много баснословнаго, какъ на него и смотритъ, напр., Карамзинъ, но никто не мѣшаетъ намъ отдѣлить историческую основу отъ народнаго вымысла и воспользоваться этими данными.

    Самымъ невѣроятнымъ представляется, разумѣется, зажженіе города съ помощью воробьевъ и голубей, которое могло быть создано народной фантазіей для вящшаго прославленія «хитрости» княгини Ольги.

      Но съ другой стороны въ параллель ему мы можемъ привести «историческій» фактъ сравнительно недавняго времени, сомнѣваться въ которомъ нѣтъ ни малѣйшаго основанія: мы знаемъ, что въ XVII-мъ вѣкѣ сибирскіе инородцы пытались иногда зажигать русскіе остроги, пуская въ нихъ стрѣлы съ зажженнымъ трутомъ.

     Замѣнимъ птицъ стрѣлами и получимъ первобытный боевой пріемъ Х-го вѣка, повторяемый при одинаковыхъ условіяхъ въ XVII-мъ!

          Оставляя затѣмъ въ сторонѣ выдумку о хитрости Ольги, мы не имѣемъ никакихъ причинъ отвергать самую осаду Коростеня, а это фактъ для насъ весьма важный, ибо Ольга стояла подъ нимъ безплодно цѣлое лѣто и въ добавокъ едва - ли не съ лучшимъ войскомъ того времени, т.е. съ отборною дружиною, вскормленною походами Олега и Игоря и привыкшею громить самый Царьградъ. Слово «затворишась» показываетъ, что Искоростень былъ обнесенъ стѣною, а упоминаніе о вѣжахъ даетъ указанія на то, что въ немъ были «башни». И эти укрѣпленія, т.е. стѣны и башни, были очень сильны, если цѣлая дружина лучшихъ воиновъ своего времени стояла подъ городомъ цѣлое лѣто и ничего не могла съ нимъ подѣлать!

            Изъ какого - же матеріала были эти стѣны и башни?

           Отвѣтъ мы находимъ въ томъ-же преданіи: самая басня о сожженіи могла возникнуть только при томъ условіи, что городъ и его стѣны были сплошь деревянные, ибо только тогда онъ могъ быть сразу объятъ пламенемъ: «вси-бо дворы возгорешася», говоритъ лѣтописецъ, у котораго въ это время очевидно рисовалось представленіе о городѣ «деревянномъ».

        Въ этомъ смыслѣ мы, несомненно, должны признать только что приведенное мѣсто лѣтописи за первое извѣстіе о нашихъ «деревянныхъ» крѣпостяхъ.

     Но если во времена Ольги были уже столь «сильныя» крѣпости, то онѣ дошли до этой степени совершенства только постепенно, путемъ послѣдовательныхъ улучшеній, а значитъ появились гораздо ранѣе Х-го века. Точныхъ указаній на время ихъ перваго появленія нѣтъ, но къ нему можно подойти съ помощью ряда историческихъ соображеній, которыя приведутъ насъ къ тому выводу, что они были порождены торговлей, развившейся въ VIII — IX векахъ.

      Крайне остроумныя соображенія дѣлаетъ по этому поводу В. О. Ключевскій; они убѣждаютъ насъ въ томъ, что среди разбросанныхъ дворовъ славянъ возникли сборные пункты, которые стали сперва мѣстами промышленнаго обмѣна, а потомъ превратились въ города. Когда — же нахлынувшіе съ востока кочевники стали угрожать ихъ торговлѣ, они стали вооружаться, ограждать себя стѣнами и заводить боевыя дружины 3).

3) «Большая перемѣна произошла, говоритъ г. Ключевскій, въ экономическомъ быту восточныхъ Славянъ, разселившихся по Днѣпру, его притокамъ и далѣе къ сѣверу, въ области озера Ильменя. Своимъ низовымъ теченіемъ и лѣвыми притоками Днѣпръ потянулъ славянскихъ поселенцевъ къ черноморскимъ и каспійскимъ рынкамъ. Это торговое движеніе вызвало разработку естественныхъ богатствъ занятой поселенцами страны. Если мы представимъ себѣ нашу равнину въ томъ видѣ, какой она имѣла десять или одиннадцать вѣковъ тому назадъ, то легко можемъ раздѣлить ее на двѣ полосы, на сѣверо-западную лѣсную и юго-восточную степную. Восточные Славяне заняли преимущественно первую; самый городъ Кіевъ возникъ на рубежѣ между обѣими полосами. Эта лѣсная полоса своимъ пушнымъ богатствомъ и лѣснымъ пчеловодствомъ (бортничествомъ) и доставляла Славянамъ обильный матеріалъ для внѣшней торговли: мѣха, мѣдь, воскъ стали главными статьями русскаго вывоза.

        Одно внѣшнее обстоятельство особенно содѣйствовало успѣхамъ этой торговли. Съ конца VII в. по южно-русскимъ степямъ стала распространяться новая азіатская орда Хозары; они скоро стали покидать кочевой бытъ и обращаться къ мирнымъ промысламъ. Раскинувшись на привольныхъ степяхъ по берегамъ Волги и Дона, Хозары основали средоточіе своего государства въ низовьяхъ Волги. Здѣсь столица ихъ Итиль скоро стала огромнымъ разноязычнымъ торжищемъ, гдѣ рядомъ жили магометане, евреи, христіане и язычники. Хозары покорили племена восточныхъ Славянъ, жившія близко къ степямъ, Полянъ, Сѣверянъ, Вятичей. Но хозарское иго доставляло покореннымъ большія экономическія выгоды. Съ тѣхъ поръ для нихъ, какъ данниковъ Хозаръ, были открыты степныя рѣчныя дороги, которыя вели къ черноморскимъ и каспійскимъ рынкамъ. Подъ покровительствомъ Хозаръ по этимъ рѣкамъ пошла бойкая торговля изъ Поднепровья. Мы встрѣчаемъ рядъ указаній на успѣхи этой торговли... Есть и прямое указаніе на время, когда завязалась эта торговля. Въ области Днѣпра найдено множество кладовъ съ древними арабскими монетами, серебряными диргемами. Большая часть ихъ относится къ IX и X вѣку, ко времени наибольшаго развитая восточной торговли Руси. Но есть клады, въ которыхъ самыя позднія монеты не позже начала IX вѣка, а раннія восходятъ къ началу VIII вѣка; изрѣдка попадаются монеты VII вѣка и то лишь самыхъ послѣднихъ его лѣтъ. Эта нумизматическая лѣтопись наглядно показываетъ, что именно въ VIII вѣкѣ завязалась торговля Славянъ днѣпровскихъ съ хозарскимъ и арабскимъ востокомъ. Но этотъ вѣкъ былъ временемъ утвержденія Хозаръ въ южнорусскихъ степяхъ; ясно, что Хозары и были торговыми посредниками между этимъ востокомъ и русскими Славянами.

   Слѣдствіемъ успѣховъ восточной торговли Славянъ было возникновеніе древнѣйшихъ торговыхъ городовъ на Руси. Повѣсть о началѣ Русской земли не помнитъ, когда возникли эти города: Кіевъ, Черниговъ, Смоленскъ, Любечъ, Новгородъ и др. Въ ту минуту, съ которой она начинаетъ свой разсказъ о Руси, эти города являются уже значительными поселеніями. Но довольно бѣглаго взгляда на географическое размѣщеніе этихъ городовъ, чтобы видѣть что они были созданы успѣхами внѣшней торговли Руси: большинство ихъ вытянулось длинною цѣпью по главной рѣчной дорогѣ Днѣпра — Волхова. Возникновеніе этихъ большихъ торговыхъ городовъ было завершеніемъ сложнаго экономическаго процесса, завязавшагося среди Славянъ на новыхъ мѣстахъ жительства. Восточные Славяне разселялись по Днѣпру и его притокамъ разбросанными одинокими дворами. Съ развитіемъ торговли возникали среди этихъ дворовъ сборные пункты, мѣста промышленнаго обмѣна, куда сходились звѣроловы и бортники для торговли. Мелкіе сельскіе рынки тянули къ болѣе крупнымъ, возникавшимъ на особенно бойкихъ торговыхъ пунктахъ. Изъ этихъ крупныхъ рынковъ, служившихъ посредниками между туземными промышленниками и иностранными рынками, и выросли наши древнѣйшіе города по Днѣпру и его притокамъ. Города эти служили торговыми центрами и главными складочными пунктами для образовавшихся вокругъ нихъ промышленныхъ округовъ. Съ начала IX вѣка хозарское владычество начало замѣтно колебаться. Причиной этого было то, что съ востока въ тылу у Хозаръ появились новыя орды Печенѣговъ. Въ первой половинѣ IX в. варвары прорвались сквозь хозарскія поселенія и распространились по южно-русскимъ степямъ. Есть указанія, что Печенѣги уже около половины IX вѣка успѣли придвинуться близко къ Кіеву, отрѣзывая среднее Поднепровье отъ черноморскихъ и каспійскихъ рынковъ. Хозарская власть, очевидно, уже не была въ состояніи оберегать русскихъ купцовъ на востокѣ. Главные торговые города Руси должны были сами взять на себя защиту торговли и торговыхъ путей. Съ этой минуты они начали вооружаться, опоясываться стѣнами, вводить у себя военное устройство и запасаться ратными людьми». ("Кр. пос. по Русск. ист.", стр. 17-19. Москва. 1900).

     Все эти соображенія, несомненно, доказываютъ, что у насъ издревле существовало сильно развитое деревянное зодчество, которому мы обязаны главнымъ образомъ сооруженіемъ городовъ нашихъ.

     То же самое подтверждается и нѣсколько болѣе поздними свидѣтельствами лѣтописей: «Владиміръ», говоритъ лѣтопись, по возвращеніи изъ Корсуня «повеле рубити церкви и поставляти ихъ по мѣстомъ идѣже стояша кумиры». А затѣмъ, вскорѣ послѣ этого, найдя, что край около Кіева мало заселенъ, тотъ же Владиміръ «нача ставити городы по Деснѣ и по Встру и по Трубежеви и по Суле и по Стугнѣ». Нѣтъ сомнѣнія, что эта обширная строительная дѣятельность не могла производиться привозными греческими мастерами, вызовъ которыхъ каждый разъ отмѣчаетъ лѣтописецъ, и если Владиміръ могъ повелѣть «ставить и церкви и грады», то только потому, что было кому повелѣть, т.е., иными словами, что въ его распоряженіи было множество людей знакомыхъ со строительнымъ дѣломъ. Кіевъ славился своею красотою не только въ Россіи, гдѣ онъ слылъ «матерью городовъ русскихъ», но и на Западѣ. Такъ, напр., Дитмаръ, епископъ Мерзебургскій, жившій въ концѣ X в. и началѣ XI в., говоритъ о немъ, что въ немъ 400 церквей, 8 торжищъ, а народу несмѣтная сила; а Адамъ Бременскій, во второй половинѣ XI в., называетъ его «соревнователемъ царьградскаго скипетра и славнѣйшимъ украшеніемъ Россіи».

  Несомненно, что этотъ блескъ города былъ созданъ русскими, а не византійскими руками, и что занесенное къ намъ византійское зодчество было для насъ новостью только потому, что оно было каменное, что подтверждается и лѣтописью; такъ, напр., повѣствуя подъ 1089-мъ годомъ о строительной дѣятельности епископа Ефрема въ Переяславле и о томъ, что онъ «заложи городъ 4) каменный и строеніе банное каменно», лѣтописецъ замѣчаетъ: «сего же не бысть прежде въ Руси». Слѣдовательно, это чужеземное строительное новшество застало уже у насъ сильно развитое гражданское зодчество и, по своей относительной слабости, весьма долго существовало съ нимъ рядомъ, не мѣшая ему развиваться и совершенствоваться вполнѣ самостоятельно. Всё это, взятое вмѣстѣ, разумѣется, убѣждаетъ насъ въ правотѣ нашего второго предположенія и заставляетъ относить начало нашихъ деревянныхъ крѣпостей - «городовъ», по крайней мѣрѣ, къ ІХ-му вѣку.

4) Т.е. "городскія стѣны".

     Но если за «начало» ихъ слѣдуетъ принимать наши древніе города половины IX вѣка, то «концомъ» ихъ, несомненно, является Якутскій острогъ исхода XVII вѣка, ибо вслѣдъ затѣмъ наступаетъ Петровская реформа, а вмѣстѣ съ нею приносятся къ намъ новые пріемы европейской фортификаціи, и наши средневѣковые «остроги» и «города» отходятъ въ область преданій.

  И такъ, цѣлыхъ девять вѣковъ (IX-XVII) «деревянныя» стѣны оберегали русскія силы и закрѣпляли русскую власть въ покоряемыхъ странахъ. Любопытно было-бы выяснить, на много-ли они подвинулись впередъ, въ смыслѣ усовершенствованія обороны, за этотъ громадный промежутокъ времени и много ли должно быть разницы между стѣнами Коростеня и Якутска?

  И.Е. Забелинъ путемъ сопоставленія лѣтописныхъ свидѣтельствъ съ данными, представляемыми нашимъ «деревяннымъ» зодчествомъ, пришелъ къ одному весьма важному выводу. «Остается одно очень вѣрное предположеніе, говоритъ онъ, что какъ бытовыя, такъ и художественныя, и по преимуществу, строительныя формы, при неизмѣняемости общихъ началъ жизни, точно также существуютъ неизменно цѣлые вѣка и подвергаются лишь тѣмъ перемѣнамъ, которыя сами собою нарождаются изъ постепеннаго, послѣдовательнаго развитія самой жизни, т.е., видоизмѣняются въ частностяхъ, но никакъ не въ основныхъ чертахъ. Тѣмъ болѣе это соображеніе становится достовѣрнымъ въ отношеніи къ зодчеству, памятники котораго, сооружаемые даже изъ дерева, стоятъ не только по сту, но даже и по двѣсти лѣтъ и всегда служатъ цѣлому ряду поколѣній завѣтными образцами для новыхъ сооруженій» 5).

5) Ив. Е. Забелинъ, "Русское искусство". Москва, 1900 г., стр. 67.

     Повидимому, тотъ - же выводъ мы должны сдѣлать и относительно крѣпостныхъ оградъ. Оборонительныя особенности Якутскаго острога до того просты, первобытны и естественны и до того подсказаны условіями самой обороны, что врядъ — ли онѣ сильно разнятся отъ тѣхъ — же особенностей городскихъ оградъ Х-го вѣка, тѣмъ болѣе, что и вооруженіе нападающихъ было почти то же: мечи или сабли, копья, стрѣлы и топоры, такъ какъ огнестрѣльнаго оружія у инородцевъ не было.

    Къ тому-же выводу мы придемъ, если прослѣдимъ сооруженіе деревянныхъ стѣнъ по «лѣтописнымъ» даннымъ. Вотъ что говоритъ по этому поводу Ф. Ласковскій:

    «Начало употребленія деревянныхъ оградъ въ видѣ венчатыхъ стѣнъ надобно отнести къ половинѣ IX столѣтія; обширные лѣса, покрывавшіе большую часть древней Россіи, составляли неистощимый матеріалъ для ихъ построенія; причемъ дубовый лѣсъ предпочитали всякому другому. Старинныя сказанія не оставили намъ положительныхъ свѣдѣній о частномъ расположеніи древнѣйшихъ деревянныхъ оградъ; извѣстно только, что стѣны рубили тарасами.

          Основываясь на томъ, что деревянныя жилища Славянъ въ IX столѣтіи состояли изъ венчатыхъ срубовъ, можно съ достовѣрностію заключать, что и деревянныя ограды сначала устраивались также изъ срубовъ или по тогдашнему, городней, одинъ возлѣ другого поставленныхъ. Въ позднѣйшее время мы встрѣчаемъ въ лѣтописяхъ, хотя и весьма рѣдко, указанія на деревянныя ограды, составленныя изъ «городней».

      Длина срубовъ опредѣлялась величиною имѣвшагося подъ рукою лѣса; а глубина ихъ - тою толщиною стѣны, какая была необходима для помѣщенія и свободнаго дѣйствія войскъ. Срубы, составлявшіе бока ограды, имѣли видъ продолговатаго прямоугольника. Стѣны подобнаго устройства имѣли тотъ важный недостатокъ, что мѣста соединенія срубовъ подвергались наибольшему гніенію отъ дождя и снѣга, а потому представляли слабыя части ограды; при томъ каждый срубъ, составляя отдѣльную часть, получалъ съ теченіемъ времени не одинаковую осадку, что вредило прочности всей ограды и затрудняло самыя дѣйствія обороны. Нѣтъ сомнѣнія, что эти недостатки, еще и въ то время замѣченные, заставили нашихъ предковъ прибѣгнуть къ устройству стѣнъ тарасами.

    Стѣны, рубленныя тарасами, состояли изъ двухъ венчатыхъ стѣнъ, расположенныхъ параллельно между собою на толщину ограды: онѣ соединялись подъ прямымъ угломъ другими поперечными стѣнами, образуя глубокія клѣтки, которыя наполнялись землею и камнями. Участокъ деревянной ограды между двумя поперечными стѣнами и составлялъ собственно тарасу; протяженіе его въ длину измѣнялось вообще между 3 и 4 саж. Участокъ ограды, имѣвшій, приблизительно, половинное протяженіе въ длину, получалъ названіе полутарасы. Въ старинныхъ городовыхъ описяхъ иногда принимали тарасъ за единицу при измѣреніи протяженія стѣны между двумя смежными башнями или, по тогдашнему, прясла стѣны» 6). (Черт. 22, 23 и 24).

6) "Матеріалы для ист. инж. дѣла въ Россіи", стр. 81-83.

      Отсюда ясно слѣдуетъ, что способъ устройства стѣнъ въ теченіи вѣковъ измѣнился только въ «частностяхъ», а не въ «общемъ», ибо стѣны рубленыя «тарасами» отличаются отъ стѣнъ изъ «городней» только тѣмъ, что ихъ наружныя продольныя стѣны - «цѣльныя».

       Таково было начало и происхожденіе нашихъ «городовъ», т. е. древнихъ деревянныхъ крѣпостныхъ оградъ.

       Перейдемъ теперь къ разсмотрѣнію послѣдней стадіи ихъ развитія, - къ третьему Якутскому острогу.

       Говоря до сихъ поръ объ Якутскѣ, какъ объ укрѣпленномъ мѣстѣ, мы безразлично называли его и острогомъ, и крѣпостью, и городомъ. Но теперь, приступая къ изученію его, какъ оборонительнаго сооруженія мы должны разобраться въ точномъ значеніи этихъ названій.

   Присматриваясь къ изображеніямъ городовъ, которыя мы видимъ въ Чертежной книгѣ Сибири Семена Ремезова, мы замѣчаемъ тамъ три рода укрѣпленій:

   1) Мѣсто, огражденное тыномъ или частоколомъ (черт.2, 13 и 25).

    2) Укрѣпленіе, состоящее изъ замкнутой рубленой стѣны съ башнями (черт.1, правый нижній уголъ, черт.4 - вверху и черт.26).

    и 3) Городокъ, огражденный тыномъ, усиленнымъ многими башнями (черт.1, лѣвый верхній уголъ, и 12, 14 и 16).

  На чертежахъ Ремезова «рубленая» стѣна и стѣна изъ «частокола» показаны весьма различно: первая оставлена обыкновенно бѣлой и на ней только назначены точками или маленькими штрихами бойницы, какъ напр, на изображеніи г. Пелыма (черт.1, правый нижній уголъ, и черт.26); тогда какъ вторая всегда заштрихована вертикально для обозначенія тына (ibid. лѣвая и верхняя сторона и черт.2, 6, 13, 14 и 16). Нельзя не замѣтить при этомъ, что тыновая ограда, какъ болѣе простая, преобладала въ сибирскихъ укрѣпленіяхъ; по крайней мѣрѣ у Ремезова «рубленая» стѣна показана только въ трехъ городахъ: въ Пелыме (черт.1), въ Новой Мангазеѣ (черт.26) и въ Якутскѣ (черт.4, вверху, прямая стѣна). Кромѣ того, она несомненно была явленіемъ позднѣйшимъ. И, въ самомъ дѣлѣ, гдѣ мы ее видимъ? - Въ третьемъ Якутскомъ острогѣ, сооруженномъ въ концѣ XVII вѣка, и въ Новой Мангазеѣ, построенной послѣ Старой, которая имѣла ограду изъ «частокола» 7).

7) См. въ атласѣ Ремезова листъ 12.

   Надписи надъ укрѣпленіями перваго рода неизменно называютъ ихъ «острогами», напр., «острогъ Уртамъ» (черт.25), «острогъ Кецкой» (черт.2), «Балаганской острогъ» (черт.13) и т.д.

    Когда эти «тыновыя» ограды усиливались четырьмя башнями, это не препятствовало имъ сохранять свое прежнее наименованіе, какъ мы видимъ на черт.6-мъ, гдѣ прибавленіе угловыхъ башенъ не помѣшало Верхоленскому укрѣпленію называться «острогомъ».

       Что-же касается до укрѣпленныхъ мѣстъ второй и третьей категоріи, то надписи неуклонно называютъ ихъ «градами», т. е. «городами». За примѣрами ходить недалеко: «градъ Илимскъ» (черт.14), «градъ Епанчинъ» (черт.16), «городъ (?) Енисейскъ» (черт.12) и т. д. А отсюда ясно, что въ концѣ XVII-го и началѣ ХVIII-го вѣка тыновая ограда называлась «острогомъ», а рубленая стѣна и тыновая ограда со многими башнями - «городомъ».

  Это подтверждается, между прочимъ, и другими документами, какъ, напр., рукописнымъ планомъ XVII вѣка Большого Тихвинскаго монастыря 8), гдѣ на рву, проходящемъ около деревянной монастырской крѣпостной ограды, стоить надпись: «ровъ возлѣ города». Здѣсь слово «городъ» означаетъ, очевидно, самую стѣну, ибо внутри ея никакого города нѣтъ, а есть лишь монастырь.

8) Хранится въ библіотекѣ монастыря подъ № 2248.

     Обращаясь затѣмъ къ тому виду укрѣпленій, гдѣ поселеніе обнесено тыномъ, усиленнымъ башнями, мы видимъ, что онъ представляетъ собою переходъ отъ «острога» къ «городу». Особаго названія таковая ограда не имѣла и, повидимому, одинаково именовалась «острогомъ», судя по нѣкоторымъ надписямъ Ремезова, называющаго тыновую ограду, усиленную башнями, также «острогомъ». Примѣромъ въ этомъ случаѣ можетъ служить у Ремезова изображеніе города Пелыма (черт.1), гдѣ около тыновой ограды написано (слѣва вверху) - «кругомъ острогъ мѣрою 1020 саж.», а около рубленой стѣны (справа внизу) - «кругомъ мѣрою городъ 120 саженъ».

       Ласковскій, за неимѣніемъ опредѣленнаго древняго слова, называетъ такія стѣны «тыновыми городскими оградами», но прибавляетъ, что въ лѣтописяхъ, - съ Воскресенскаго списка и Ипатьевской, - подобная тыновая ограда названа «столпіемъ» 9). 

9) "Мат. для ист. инж. иск. въ Россіи", часть I, Спб. 1858, стр, 103-104.

     Въ планѣ Якутскаго острога (черт.19) мы видимъ двѣ ограды: наружную - тыновую и внутреннюю - рубленую.

    Щукинъ называетъ «крѣпостью» вторую, внутреннюю ограду, а Словцовъ и «Описаніе» къ плану (черт.18 и 19) обозначаютъ этимъ словомъ первую, а вторую называютъ «замкомъ». Но ни то, ни другое названіе не вѣрно, ибо слово «крѣпость» употреблялось въ XVII вѣкѣ главнымъ образомъ въ смыслѣ отдѣльныхъ приспособленій для усиленія обороны цѣлаго, а «замокъ» означаетъ собой укрѣпленное жилище средневѣковаго феодала. Въ сущности - же разсматриваемое нами третье Якутское укрѣпленіе конца XVII вѣка представляло собою «острогъ», внутри котораго былъ расположенъ «городъ».

  Правильность такого опредѣленія подтверждается «документальными данными: въ «Вѣдомости 1701 года» мы читаемъ: «Якутцкой городъ... Около города острогъ стоячій». То же повторяетъ «Росписной списокъ 1759 г.», гдѣ значится: «Городъ деревяной рубленой ветхой... Кругомъ города острогъ деревянной ветхой». Слѣдовательно, предложенное нами наименованіе частей Якутскаго укрѣпленія оказывается вполнѣ правильнымъ.

    Что-же касается до удержавшагося за нимъ названія «Якутскаго острога» вообще, то оно, конечно, является наслѣдіемъ первоначальнаго укрѣпленія, основаннаго Бекетовымъ и перенесеннаго потомъ на урочище Сай-саръ.

       Разсмотримъ теперь общее оборонительное расположеніе Якутскаго острога и опредѣлимъ его относительное положеніе среди прочихъ сибирскихъ укрѣпленій. Превосходнымъ матеріаломъ въ этомъ случаѣ является атласъ Ремезова, на таблицахъ котораго помѣщены все укрѣпленные города Сибири конца XVII столѣтія.

   Чертежи эти представляютъ собою весьма обширный матеріалъ для сравненій. Мы приводимъ здѣсь наиболѣе типичные образцы, вполнѣ достаточные для нашихъ выводовъ (черт.1, 2, 4, 6, 12, 13, 14, 16, 25 и 26).

    Какъ первичную или простѣйшую форму мы можемъ разсматривать простой «острогъ», т. е. только замкнутую ограду изъ тына или частокола прямоугольной или круглой формы (черт.2, 13 и 25). Дальнѣйшее развитіе этой формы заключается въ томъ, что она усиливается башнями (черт.6), сохраняя прежнее свое названіе «острога». Затѣмъ для лучшей обороны частоколъ замѣняется рубленою стѣною и острогъ превращается въ «городъ» (черт.25).

    Такіе города и остроги были почти всегда прямоугольными, какъ мы можемъ судить по многимъ образцамъ у Ремезова (черт.1, 12 и 16).

       Кромѣ этихъ двухъ видовъ укрѣпленій, встрѣчаются еще, какъ мы уже говорили, укрѣпленныя поселенія смѣшаннаго типа, который заключается въ томъ, что «городъ» соединяется съ «острогомъ», при чемъ въ первомъ располагались наиболѣе важныя зданія и наиболѣе цѣнные запасы населенія, а второй окружалъ «посадъ», т. е. обыкновенные обывательскіе дома, примыкавшіе къ «городу». Это - самый сильный способъ укрѣпленія городовъ, который мы видимъ у Ремезова. Но «городовое дѣло» XVII-го вѣка въ Сибири, поводимому, на этомъ не остановилось, но пошло еще далѣе и сказало свое послѣднее слово въ постройкѣ третьяго Якутскаго острога: мы уже видѣли (черт.19), что онъ состоялъ изъ «города», окруженнаго со всѣхъ сторонъ «острогомъ», тогда какъ во всѣхъ предыдущихъ примѣрахъ острогъ защищалъ посадъ и только часть «города», а затѣмъ этотъ послѣдній оставался открытымъ съ поля съ двухъ (черт.1) или даже съ трехъ сторонъ, какъ, напр., въ Томскѣ 10).

10) См. въ атласѣ Ремезова, табл.13.

    О превосходствѣ этого новаго расположенія въ оборонительномъ смыслѣ и говорить нечего. Лучшимъ доказательствомъ этого служитъ то обстоятельство, что западные строители прибѣгали къ нему уже въ средніе века 11). Наши - же сибирскіе строители не примѣняли его раньше, вѣроятно, потому, что слишкомъ презирали безпорядочныя и плохо вооруженныя толпы своихъ враговъ. Что - же касается до самаго пріема, то они его, несомненно, знали, уже хотя - бы потому, что въ громадномъ масштабѣ онъ былъ примѣненъ въ Москвѣ, гдѣ стѣны Бѣлаго и Земляного города окружали двойнымъ кольцомъ Кремль и Китай-городъ.

11) См. Е. Viollet le Duc, "Dictionnarie raisonne de l archit. francaise". Tome III, page 98, fig. 14. Paris MDCCCLХХМV.

          Познакомившись съ общимъ расположеніемъ Якутскаго острога, разсмотримъ теперь подробно оборонительные и строительные пріемы его стѣнъ и башенъ на основаніи данныхъ, представляемыхъ снимками съ натуры (табл.V, VI VII, VIII и IX) и моделью, хранящеюся въ Императорской Археологической Коммиссіи (табл.XI, XII, XIII и XIV).

         Здѣсь мы считаемъ нужнымъ оговориться, что сравненіе модели со снимками съ натуры показало ея замѣчательную точность, слѣдовательно данныя, ею представляемыя, безусловно можно считать документальными.

    Мы начнемъ наше разсмотрѣніе со стѣнъ, какъ съ оборонительнаго сооруженія преобладающаго характера и притомъ наибольшаго протяженія. Выяснимъ сперва тѣ требованія, которымъ должна удовлетворять такая деревянная крѣпостная стѣна. Они сводились, главнымъ образомъ, къ слѣдующимъ условіямъ:

      1) Стѣна должна быть достаточно устойчивой и прочной, чтобы нападающій непріятель не могъ сдѣлать мѣстнаго обвала илъ пролома, который открылъ-бы ему доступъ внутрь города.

       2) Она должна быть удобною для живой обороны, т.е. для ея защитниковъ, которыхъ надо размѣщать такъ, чтобы они могли наиболѣе сильно поражать непріятеля, оставаясь въ то же время сами защищенными отъ дѣйствія его оружія.

     и 3) Оборонительныя части ея должны быть устроены такъ, чтобы не только можно было поражать непріятеля издали, когда онъ еще подступаетъ къ крѣпости, но и отбивать его, когда онъ находится у самаго подножія стѣны и лѣзетъ на приступъ 12).

12) Не надо забывать, что предполагаемый противникъ. т.е. въ данномъ случаѣ сибирскіе инородцы, ни артиллеріи, ни огнестрѣльнаго оружія не имѣли.

     Первое условіе соблюдено въ Якутской стѣнѣ въ томъ отношеніи, что она представляете собою не простой легко опрокидываемый заборъ, а состоитъ изъ устойчивыхъ срубовъ въ 1,5 саж. длины и 1,5 саж. ширины, причемъ наружныя и внутреннія стѣны этихъ срубовъ - общія и цѣльныя, схваченныя короткими поперечными (табл.XI, рис.2); значитъ, иными словами, стѣны Якутскаго города срублены «тарасами». Такимъ образомъ опрокинуть эту стѣну нельзя, вслѣдствіе ея значительной устойчивости и общей связи по длинѣ. Что-же касается до связи въ углахъ, т. е. до соединенія стѣнъ съ башнями, то оно также не просто сдѣлано «въ притыкъ», а устроено очень прочно, причемъ часть бревенъ стѣны входить въ пазы, сдѣланные въ боку башни, а другія проходятъ насквозь его и закрѣпляются извнутри, какъ мы это ясно видимъ на модели (табл.ХІІ, лѣвый бокъ башни). Прекрасное доказательство прочности этого соединенія мы находимъ на снимкѣ съ натуры у лѣвой, сѣверной башни (табл.VI): уцелѣвшія верхнія бревна крайняго прясла стѣны сошли со своей нижней опоры и провисли, но держатся на вѣсу только потому, что лѣвый ихъ конецъ врубленъ въ стѣну башни 13).

13) То же самое мы видимъ на самомъ послѣднемъ снимкѣ Якутскаго острога на восточной сторонѣ сѣверной башни. См. П. Головачевъ, "Сибирь" Москва. 1905, стр. 381, рис. 92.

      Конечно, странно было бы утверждать, что она была бы въ состояніи сопротивляться тѣмъ стенобитнымъ машинамъ, которыми, напр., татары разбивали стѣны Кіева, или какія примѣнялись при осадахъ замковъ въ средніе вѣка. Но не надо забывать, что эти «города» строились не противъ непріятеля, вооруженнаго всѣми познаніями тогдашняго инженернаго дѣла, а для защиты отъ безпорядочныхъ и вооруженныхъ только холоднымъ оружіемъ скопищъ сибирскихъ дикарей, которые могли лишь или прорубить себѣ проёмъ при приступѣ или просто опрокинуть стѣну, навалившись на нее живою массою. Вотъ для сопротивленія подобнымъ усиліямъ Якутская стѣна была достаточно прочна и устойчива; это доказывается тѣмъ обстоятельствомъ, что Якутскій острогъ ни разу не былъ взятъ инородцами, несмотря на неоднократныя нападенія.

       Высота нижней части стѣны до верхняго выступа - 2 саж., а высота этого выступа или «облама» - 1 саж. Эти размѣры мы опредѣляемъ по модели и по чертежамъ Кипріанова (табл.X). Щукинъ утверждаетъ, что вышина нижней части 2,5 саж., а всей стѣны - 3 саж. 2 четверти (?) 14).

14) Стр. 197 и 198.

    Повидимому, высоту въ 2 саж. надо считать болѣе правильной, такъ какъ на чертежахъ, представленныхъ въ Т.-С. Комитетъ М.В.Д. въ 1870 году Якутскимъ Областнымъ Управленіемъ (черт.8, 9, 10 и 11 и табл.XI, черт.1), она показана всего 5 аршинъ 15). Кромѣ того, секретарь Якутскаго Областнаго Статистическаго Комитета А. Поповъ, въ своемъ отвѣтѣ на запросы Академіи Художествъ, сообщаетъ, что стѣна эта срублена изъ 6-вершковаго лѣса 16), а на снимкѣ съ натуры (табл.V, рис.2) мы видимъ, что она имѣла отъ 16-ти до 17-ти вѣнцовъ. Умножая 6 вершковъ, т. е. толщину бревна, на 16 или на количество вѣнцовъ, получимъ:

6 вершк. × 16 = 96 вершк. = 2 саж.

Отсюда ясно, что высоту стѣны, показанную на модели, надо считать болѣе правильной. Если мы обратимся теперь къ длинѣ стѣны, то найдемъ еще болѣе разнорѣчивыя показанія, и надо только удивляться, какъ возможны такія грубыя ошибки при простомъ обмѣрѣ прямолинейной стѣны!

15) См. отн. Як. Обл. Управл, отъ 31-го декабря 1870 г., за № 3653. (Архивное дѣло Хозяйственаго Д-та М.В.Д. 1877-79 гг., № 607-№ 605).

16) Отн. Як. Обл. Ст. К-та отъ 22-го декабря 1877 г., за № 162 (ib.).

     Вотъ свѣдѣнія, сообщаемыя объ ея длинѣ.

    1) По даннымъ г.Попова «вся длина фаса равна» 65 с.

  2) По плану, приложенному къ его отвѣту (табл.IV), она равна 66 с.

    3) По чертежамъ 1870 года (табл.XI, черт.1) 52 с.

    4) По чертежамъ Кипріанова 52 с.

    5) По «Вѣдомости 1701 года» 60 с.

    6) По Щукину 63,5 с.

  и 7) По архивному плану Т.-С. Комитета, №264-й (черт.19) лѣвая внутренняя стѣна имѣет около 80 с.

    Данныя Словцова, какъ явно нелѣпыя, мы оставляемъ въ сторонѣ.

     Итакъ, одни источники опредѣляютъ ея длину въ 52 саж., а другіе - въ 80 с. Разница такъ велика, что для рѣшенія вопроса остается, кажется, взять только среднее ариѳметическое! И, какъ это ни странно, мы получимъ при этомъ результатъ довольно близкій къ истинѣ:

(65+66+52+52+60+63+80)/7=438/7=62 4/7

     Дѣйствительно, Щукинъ пишетъ, что длина каждой тарасы или сруба равна 1,5 саж., что подтверждаетъ и г. Поповъ. Но на снимкѣ съ натуры (табл.V, рис.1) мы видимъ, что каждая половина стѣны, между средней и боковой башнями, состоитъ изъ 18-ти тарасъ, а вся стѣна - изъ 36-ти тарасъ.

    Слѣдовательно, длина одной только стѣны, безъ башенъ, будетъ:

1,5 с. × 36 =54 саж.

        Но къ этому надо еще прибавить ширину двухъ угловыхъ башенъ, по 3 саж. каждая, и ширину средней башни, равную 4 саж., или

6 с. + 4 с. = 10 саж.

    А 54 с. + 10 с. = 64 саж., т. е. величинѣ очень близкой къ среднему пропорціональному.

      Мы ее можемъ принять за вѣрную, такъ какъ она не много разнится отъ показанія г. Попова (65 саж.), описи 1701 года (60 саж. безъ выступовъ башенъ) и опредѣленія самаго Щукина (62,5 саж.) 17).

17) Но этимъ мы не считаемъ вопросъ окончательно рѣшеннымъ и оставляемъ его открытымъ, ожидая рѣшенія его отъ тѣхъ, болѣе насъ счастливыхъ изслѣдователей, которые будутъ обмерять памятникъ въ натурѣ.

    Внутренность каждой тарасы служила для помѣщенія защитниковъ, которые стрѣляли въ отверстія, продѣланныя въ наружной стѣнѣ и извѣстныя подъ названіемъ «подошвеннаго боя». Такихъ отверстій въ каждомъ отдѣленіи стѣны было два, что ясно видно на рисункѣ Щукина (рис.20), на чертежахъ 1870 года (табл.XI, черт.1 и черт.8, 9 и 10 въ текстѣ) и на чертежѣ Кипріанова (табл.X, черт.1). Судя по модели и по чертежамъ, теперь этотъ «подошвенный бой» расположенъ очень невысоко отъ земли, примѣрно на 1 арш. 4 вершка, изъ чего Щукинъ заключаетъ, что стрѣляли, вѣроятно, «лежа или стоя на колѣняхъ» (стр. 197). Но стрѣлять «лежа» черезъ бойницу, расположенную на 1 арш. 4 в. выше, можно только въ небо, а стрѣльба «съ колѣна» - необычна. Кромѣ того, на изображеніяхъ обороны у Ласковскаго и у Пальмквиста 18) (черт.28 и табл.XI, рис.3) защитники стрѣляютъ стоя; поэтому намъ кажется вѣрнѣе предположить, что бойницы находились прежде выше, но затѣмъ спустились ниже, вслѣдствіе «вростанія въ землю» древнихъ построекъ, что можно и до сихъ поръ еще наблюдать въ старыхъ избахъ, у которыхъ окна чуть не на землѣ.

            Такое «вростаніе» объясняется, съ одной стороны, сгниваніемъ нижнихъ вѣнцовъ, положенныхъ прямо на землю, безъ фундамента, а съ другой стороны постепеннымъ механическимъ наростаніемъ почвы въ древнихъ населіяхъ 19).

19) Оставляя въ сторонѣ базилику св. Климента въ Римѣ и другіе общеизвѣстные въ литературѣ примѣры, мы утверждаемъ, на основаніи личныхъ раскопокъ, что почва въ московскомъ Кремлѣ, противъ Николаевскаго дворца, наросла на три сажени.

      Но съ другой стороны въ «обламе» бойницы помѣщены примѣрно на той же вышинѣ: на чертежахъ 1870 года на уровнѣ 1 аршина (черт.9 и 10), а на модели - на половинѣ четвертаго вѣнца, слѣдовательно на слѣдующей высотѣ:

3,5 × 6 в. = 21 в. = 1 арш. 5 в.

    Полъ верхняго яруса стѣны былъ сдѣланъ на одномъ уровнѣ съ низомъ облама, какъ показано у Щукина (рис.21). Вмѣстѣ съ тѣмъ нельзя не принять въ разсчетъ и такого соображенія: при стрѣльбѣ «съ колѣна» локоть лѣвой руки опирается на колѣно лѣвой согнутой ноги, слѣдовательно при такомъ положеніи ружье получаетъ наиболѣе твердую опору, что было весьма важно при тяжелыхъ казацкихъ «самопалахъ». Поэтому мы оставляемъ этотъ вопросъ открытымъ и полагаемъ, что рѣшеніе его возможно только путемъ изученія самаго памятника.

   Тарасы соединены между собой и съ башнями, по свидѣтельству г. Попова, «низкими ходами»; ходы эти были, конечно, необходимы для прохода внутри всей стѣны и кромѣ того для того, чтобы защитники не были наглухо раздѣлены, а могли поддерживать взаимно другъ друга, собираясь туда, гдѣ грозила наибольшая опасность. Незначительная высота этихъ проходовъ какъ - бы подтверждаетъ нашу мысль, что стѣна «вросла въ землю»: ясно, что черезъ «высокій» проходъ сообщеніе легче, нежели черезъ «низкій»; нелепо - же дѣлать проходъ, чтобы «облегчить» сообщеніе, и въ то же время сдѣлать его «низкимъ», чтобы «затруднить» то же сообщеніе.

      Намъ, быть можетъ, укажутъ на низкія двери избъ, но указаніе это здѣсь не можетъ имѣть мѣста: тамъ низкая дверь дѣлается для сохраненія тепла, а здѣсь ни о какомъ теплѣ и рѣчи быть не можетъ. Слѣдовательно, мы вправѣ предполагать, что эти проходы были прежде выше; хотя, съ другой стороны, нельзя отрицать и того обстоятельства, что казаки, привыкнувъ къ маленькимъ дверямъ-лазамъ жилищъ сибирскихъ инородцевъ, просто не имѣли потребности въ большихъ дверяхъ. Поэтому окончательное рѣшеніе этого вопроса приходится также ожидать отъ изсдедованія памятника на мѣстѣ.

      Съ внутренней стороны стѣны каждая изъ тарасъ имѣла прямоугольное отверстіе, что мы видимъ на модели (табл.XI, рис.2) и на рисункѣ Щукина (рис.21-й). Отверстія эти расположены на высотѣ 1,5 арш. отъ земли и имѣютъ 1,5 аршина ширины и 1 аршинъ высоты. Они, повидимому, служили для освѣщенія, потому что для входа внутрь тарасъ мы видимъ двери, какъ у Щукина (рис.21), такъ и на модели (табл.XI, рис.2), около 2 арш. 6 верш, высотою и 1 арш. 2 вершка шириною. Впрочемъ, въ случаѣ надобности, можно было выскочить и въ свѣтовое отверстіе, хотя съ меньшимъ удобствомъ. Очевидно, что въ обычное время внутрь стѣны входили черезъ двери и затѣмъ направлялись боковыми проемами по тарасамъ.

    Затѣмъ вверху этой стѣны былъ балочный настилъ съ поломъ или такъ называемый «мостъ»; на модели мы его не видимъ (табл.XI, рис.2); это объясняется тѣмъ, что онъ давно уже сгнилъ и провалился. Но что онъ несомненно былъ, мы заключаемъ изъ того, что иначе по стѣнѣ нельзя ходить, и защитникамъ второго яруса не на чемъ было - бы стоять. Поэтому-то мы видимъ «мостъ» вездѣ на чертежахъ древнихъ русскихъ деревянныхъ башенъ и стѣнъ (черт.29 и 30 и табл.XI, рис.3). Кромѣ того, полъ очень замѣтенъ на изображеніи Щукина, во времена котораго онъ, очевидно, еще частію былъ цѣлъ, какъ это замѣтно на правой сторонѣ его рисунка, изображающаго задній фасадъ стѣны (рис.21).   

    Такое устройство облама весьма практично и остроумно въ строительномъ отношеніи и представляетъ собою, повидимому, пріемъ совершенно новый, такъ какъ у Ласковскаго такого примѣра мы не находимъ.

    Въ каждомъ изъ дѣленій облама мы видимъ три отверстія: двѣ бойницы парныя, образующія такъ называемый «верхній бой», и надъ ними одна продолговатая щелеобразная, служившая, вѣроятно, для скрытаго обзора непріятеля (черт.9, 10, рис.20, табл.X и табл.XI, рис.1). 

    Здѣсь нельзя умолчать о томъ обстоятельствѣ, что бойницы верхняго боя расположены также всего на 1 арш. отъ поверхности «моста» или пола стѣны, т. е. на той - же высотѣ, какъ и «подошвенный бой» надъ поверхностью земли, что какъ будто оправдываетъ предположеніе Щукина о «стрѣльбѣ съ колѣна». Во всякомъ случаѣ мы оставляемъ открытымъ вопросъ о томъ, «вросла - ли стѣна въ землю или нѣтъ», и ждемъ отвѣта на него отъ изслѣдователей на мѣстѣ.

     Затѣмъ вопросъ - какъ былъ устроенъ верхъ стѣны? Ни модель, ни снимки съ натуры не даютъ для этого никакихъ данныхъ, но г. Поповъ сообщаетъ, что «въ одномъ мѣстѣ, между башнями б и в (табл.IV), видны остатки галлереи, устроенной надъ срубами» 21); а на изображеніи Щукина видны не только остатки стропиль, но и часть крыши со столбами галлереи и перилами, уцѣлѣвшими у южной башни (рис.21). Наконецъ, на чертежѣ Кипріанова мы видимъ всё это полностью (табл.X, черт.2-й). Кромѣ того, въ «Вѣдомости 1701 года» прямо сказано: «городъ... новой, рубленой.... крытъ въ одинъ тесъ». Отсюда мы заключаемъ, что устройство верхняго яруса ограды было слѣдующее: снаружи на кронштейнахъ шла стѣна облама, удерживаемая на своемъ мѣстѣ срубами половинной противу нижнихъ ширины и расположенными не сплошь, а черезъ тарасу. Съ внутренней стороны ограды на концахъ кронштейновъ были поставлены столбы галлереи, схваченные на высотѣ 1 саж., т. е. на высотѣ облама, продольной обвязкой, которая служила опорой для стропильныхъ ногъ двускатной крыши, въ родѣ того, какъ мы это видимъ на черт.21 и 33. Пролеты между столбами были заняты перилами, а промежутокъ между этими послѣдними и срубами облама служилъ круговымъ проходомъ по стѣнѣ, сквозь башни.

21) См. его отвѣтъ на запросъ И.А.X, стр. 34-36.

   Мы предполагаемъ, что столбы галлереи стояли на кронштейнахъ, а не на продольной стѣнѣ, потому что иначе не было никакого смысла дѣлать кронштейны съ внутренней стороны ограды, а между тѣмъ они были сдѣланы, въ чёмъ убѣждаетъ насъ модель (табл.XI, рис.2). У строителей острога не было лишняго времени, чтобы тратить его безъ смысла, слѣдовательно кронштейны были для столбовъ и перилъ. Предположеніе это подтверждается, кромѣ того, расположеніемъ пазовъ на боковой стѣнѣ башни, гдѣ верхній вертикальный пазъ внутренней стороны ограды также сходитъ съ отвѣса стѣны, какъ и обламъ. Если - же мы смѣряемъ по модели пространство между внутренней стѣной ограды и такой - же стѣной срубовъ облама, т. е. ширину мѣста, оставленнаго для прохода, то увидимъ, что оно имѣетъ всего около 2-хъ аршинъ, что и побудило уширить его, выдвинувши внаружу столбы галлереи на кронштейнахъ и увеличивъ такимъ образомъ проходъ на 8-10 вершковъ. Этотъ свесъ галлереи отлично виденъ на изображеніи Щукина (рис. 21), гдѣ подъ нею показана сильная падающая тѣнь (около лѣвой башни).

   На наружномъ скатѣ кровли, вѣроятно, лежали такъ называемые «катки» или большія и тяжелыя бревна, которыя запасали на случай приступа и сбрасывали на непріятеля, когда онъ былъ уже у стѣнъ. Говоримъ «вѣроятно», ибо разсматриваемый нами «третій» Якутскій острогъ былъ построенъ въ 1683-мъ году, т. е. въ то время, когда русская власть широкою волною разлилась по краю и «внезапнаго» нападенія ожидать было нельзя; а слѣдовательно «катки» не зачѣмъ было держать постоянно; въ случаѣ - же надобности ихъ всегда можно было успѣть приготовить.

      Чтобы покончить со стѣнами, надо рѣшить еще вопросъ, какъ на нихъ входили? Въ башняхъ мы видимъ двери, которыя вели на галлерею (табл.V, рис.2-й, лѣвый бокъ средней башни, и табл.XII, тотъ же бокъ угловой башни). Если эти двери были единственными и выходили на галлерею, то всходить на галлерею приходилось такъ: надо было войти въ одну изъ дверей нижняго яруса, свернуть направо или налѣво, смотря по тому, гдѣ была ближайшая башня, войти въ нее, подняться по внутренней лѣстницѣ до уровня пола галлереи и выйти на нее черезъ боковыя двери башни. Врядъ - ли можно допустить, что этимъ кружнымъ путемъ должны были пользоваться защитники во время осады или, въ особенности, приступа, когда дорога не только каждая минута, но и каждая секунда. Поэтому вѣрнѣе предположить, что указанныя нами двери въ башняхъ служили главнымъ образомъ для сообщенія между двумя пряслами стѣны, раздѣленными башнями, и для кругового непрерывнаго хода вокругъ стѣнъ. Для входа же на стѣны были, вѣроятно, устроены въ разныхъ мѣстахъ открытыя наружныя лѣстницы, по которымъ можно было быстро вбѣгать на стѣны многимъ защитникамъ сразу. Само собою разумѣется, отъ этихъ лѣстницъ теперь не осталось уже никакихъ слѣдовъ. Но на мысль о существованіи ихъ наводятъ другія изображенія старорусскихъ укрѣпленій, напр. ограды Тихвинскаго монастыря, чертежъ которой помѣщенъ на монастырскомъ планѣ XVII вѣка 22), хранящемся въ библіотекѣ монастыря подъ № 2264-мъ; или - же изданный Снегиревымъ 23) древній чертежъ западнаго угла Красной площади въ Москвѣ, гдѣ близъ Воскресенскихъ воротъ показана наружная лѣстница для входа на стѣну Китая-города.

22) Приготовляется къ печати.

23) См. Русск. Стар., годъ шестой, стр. 132, изд. второе, Москва 1860 г.

     Перейдемъ теперь къ башнямъ. Изъ нихъ двѣ угловыя (табл.VI, VIII и XII) одинаковы, а двѣ остальныя (табл.VII, IX, XIII и XIV) похожи по формѣ, но не сходны въ подробностяхъ ни между собою, ни съ угловыми.

      Начнемъ ихъ обзоръ съ правой угловой, такъ какъ она находится въ состояніи лучшей сохранности и удержала даже свою верхушку (табл.V, рис.2, табл.VIII и XII). Относительно размѣровъ боковыхъ башенъ разногласій нѣтъ: всё источники одинаково указываютъ, что онѣ имѣютъ квадратъ въ планѣ, по три сажени въ сторонѣ, т. е. иными словами, представляютъ собою обычный девятиаршинный крестьянскій срубъ, удержавшійся и до нашего времени.

       Что же касается высоты, то здѣсь показанія разнятся. Вотъ ея размѣры по разнымъ источникамъ:

              1) По модели                                  4 саж. 2 арш.

              2) По чертежамъ 1870 года           4 саж. 1 арш.

              3) По чертежамъ Кипріянова (табл.Х)    4 саж.

              4) По свидѣтельству г.Попова    3 саж. 2,5 арш.

        Снова рождается вопросъ, которую - же изъ этихъ высотъ принять за вѣрную?

  Повидимому, правда остается на сторонѣ модели: дѣйствительно, эта башня, какъ видно по снимку съ натуры (табл.VIII), имѣетъ сорокъ два вѣнца 24). Если мы примемъ высоту модели, то толщина каждаго бревна будетъ

                        4 с. 2 ар. / 42 = 5,333 вершкамъ.

24) Можетъ быть, ихъ въ натурѣ и больше, но на снимкѣ за травою не видно.

     При рубкѣ «въ лапу» стѣна заканчивается по угламъ вгладь и бревна «остатковъ» не имѣютъ.

    Рубка башенъ «въ лапу» дѣлалась, вѣроятно, съ тою цѣлью, чтобы углы были совершенно гладки и неудобны для влѣзанія въ время приступа. Рубка - же «въ обло съ остаткомъ» предоставила = бы въ этомъ отношеніи нападающему значительныя удобства.

 Г. Поповъ говорить, что «раскатовъ въ башняхъ, повидимому, не было», но съ этимъ нельзя согласиться, во-первыхъ, въ виду свидѣтельства Щукина, что башни были въ нѣсколько этажей, а во. 2-хъ, по сравненію съ устройствомъ башенъ другихъ сибирскихъ городовъ (черт.29 и 30). Да и, наконецъ, «мосты» должны были быть для размѣщенія живой обороны: вѣдь не могли - же защитники держаться на воздухѣ! Поэтому первый «мостъ» или полъ въ башняхъ долженъ находиться па высотѣ пола стѣнной галлереи, второй - на высотѣ «обламовъ» башенъ, а третій - подъ «вышкой».

   Лицевой фасадъ башенъ выступаетъ впередъ противъ стѣны на одну сажень, что отлично видно на планѣ (табл.IV) и на перспективныхъ изображеніяхъ (та6л.V, черт.2). Это дѣлалось для того, чтобы съ башни было возможно стрѣлять въ бокъ, т. е. вдоль линіи стѣны, для пораженія непріятеля, когда онъ къ ней подойдетъ вплотную. На модели мы видимъ съ боковъ, т.е. въ тѣхъ стѣнахъ башенъ, въ которыя упираются стѣны ограды, бойницы, размѣщенныя на тѣхъ - же уровняхъ, что и бойницы лицевыхъ сторонъ, потому что и тѣ, и другія находятся въ зависимости отъ уровня одного и того - же пола. Обламъ башни, т.е. верхняя выступная стѣнка, основанъ на угловыхъ кронштейнахъ, образованныхъ, каждый, концами трехъ верхнихъ бревенъ стѣны (табл.XII). Онъ имѣетъ совершенно то же назначеніе, что и при оградѣ, т. е. устроенъ для образованія навѣсныхъ бойницъ.

    Но въ обламе башенъ мы замѣчаемъ съ каждой стороны по одному круглому отверстію, діаметромъ въ 12 вершковъ (табл.VI и XII), чего въ стѣнахъ не видно. Назначеніе ихъ объясняется изображеніемъ совершенно подобныхъ - же башенъ города Торжка XVII вѣка, которое мы видимъ у Пальмквиста (табл.XI, рис.3): онѣ предназначались для дѣйствія «снаряда огнестрѣльнаго», т. е. для пушечной пальбы.

  По поводу бойницъ этого рода Ласковскій говоритъ слѣдующее: «Отверстія для орудій, которыя были большею частію малыхъ размѣровъ, имѣли до 2,5 ф. высоты 26) и до 2 ф. 27) длины; малая толщина деревянныхъ стѣнъ много содѣйствовала къ увеличенію обстрѣла орудій; въ каждомъ этажѣ башни помѣщалось только по одному орудію» 28).

26) Около 1 арш. 1 в.

27) Около 14 вершковъ.

28) См. часть I, стр. 98.

    На приложенномъ изображеніи (черт.35) бойницы такого рода показаны у него въ видѣ «волоковыхъ» оконъ, т. е. оконъ, «заволакивавшихся» особыми щитами. Было - ли нѣчто подобное въ бойницахъ Якутскихъ башенъ, можно рѣшить только путемъ осмотра на мѣстѣ, ибо внутренней стороны облама не видно ни на чертежахъ, ни на снимкахъ съ натуры.

    Башня покрыта шатровой крышей съ вышкой. Скаты шатра довольно круты и образуютъ съ горизонтомъ уголъ въ 48° по модели, въ 50° по чертежу (черт.8). Разница здѣсь такъ невелика, что вполнѣ объясняется затруднительностью точнаго обмѣра стараго и покосившагося памятника.

  Что - же касается до самаго строительнаго пріема, съ помощью котораго сооруженъ шатеръ, то онъ образованъ не стропилами, какъ - бы сдѣлали теперь, а срубленъ изъ бревенъ вѣнцами, какъ клѣть или изба, и представляетъ собою продолженіе стѣнъ башни, но только съуживающееся кверху. Въ этомъ убѣждаютъ насъ, во 1-хъ, модель, внутри которой въ башняхъ эта рубка ясно видна, а во 2-хъ, примѣры другихъ однородныхъ формъ, каковы, напр., башни въ Красноярскѣ, приведенныя у Ласковскаго (черт.29 и 30). Срубы эти сверху покрыты тесомъ для болѣе быстраго стока дождевой воды и предохраненія шатра отъ сырости. Концы тесинъ на 1 арш. 12 вершк. свѣшиваются за плоскость стѣны (табл.XII).

    Концы ихъ красиво обдѣланы въ видѣ копій, что представляетъ собою одинъ изъ немногихъ образчиковъ украшеній, столь малочисленныхъ въ этой исключительно «полезной» постройкѣ. Цѣльныя части тесинъ свѣшиваются за стѣну на 12 вершковъ, а копья - на 1 арш., что прекрасно видно на среднемъ углу изображенія башни (табл.XII). Копья эти на чертежахъ Якутскаго острога не показаны (черт.8, 9, 10 и 11), что еще разъ подтверждаетъ ихъ небрежность.

       Надъ шатромъ расположена такъ называемая «дозорная вышка», предназначенная для наблюденія за приближающимся непріятелемъ; размѣры ея, разумѣется, обусловливаются ростомъ средняго человѣка: она имѣетъ 2 арш. 12 вершковъ высоты и 1 саж. ширины съ каждой стороны, при 1 кв. саж. площади пола. Между столбами сдѣланы перила обыкновенной полокотной высоты. Иногда такія вышки дѣлались съ наружными балконами (черт.29), но глухія перила указываютъ на то, что такихъ балконовъ здѣсь никогда не было.

    Вышка также покрыта шатрикомъ, скаты котораго еще круче скатовъ нижняго шатра; вокругъ шатрика идетъ такъ называемая «полка» или «полица», т. е. болѣе пологая часть крыши, которая, съ одной стороны, образуетъ навѣсъ и защищаетъ дозорщика отъ косого дождя, а съ другой стороны, уменьшаетъ скорость паденія водяной струи (табл.XII). Концы тесинъ точно также обдѣланы въ видѣ копій.

      Замѣтимъ попутно, что крыша ограды была, конечно, обрѣзана по прямой линіи и такой обдѣлки концовъ не имѣла, ибо «катки», т.е. бревна, которыя скатывались съ нея на непріятеля, разумѣется, ихъ обломали-бы; подтвержденіе этого предположенія мы видимъ и на рисункѣ Щукина (рис.20).

  Выходъ на вышку былъ устроенъ въ видѣ люка, занимающаго одну четверть площади пола, т. е. 1,5 квадратныхъ аршина, и прорѣзаннаго не посрединѣ, а къ одному углу.

   Такъ какъ внутреннее устройство башни давно уже исчезло, то на модели оно не показано, и мы можемъ судить о немъ лишь по соотвѣтствующимъ примѣрамъ (черт.29).

   Происхожденіе шатроваго верха съ дозорной вышкой русскихъ крѣпостныхъ башенъ весьма остроумно объяснено покойнымъ Л. В. Далемъ 29): онъ выводитъ эти вѣнчанія изъ формы полевыхъ вышекъ, которые и теперь еще въ ходу у казаковъ (черт.36). Дѣйствительно, сравнивая обѣ формы, мы замѣчаемъ полную аналогію.

29) См. его "Историческое изслѣдованіе памятниковъ русскаго зодчества". "Зодчій" 1873 г., стр.5.

Любопытно, что при украшеніи московскаго Кремля въ концѣ XVII-го столѣтія, надъ его каменными башнями постройки итальянскихъ мастеровъ XV вѣка были выведены русскими мастерами точно такіе - же каменные шатры съ дозорными вышками, вслѣдствіе чего эти башни представляютъ собою смѣсь формъ: снизу - онѣ итальянскія, а сверху - русскія.

      Что касается до сѣверной угловой башни (табл.VI), то она совершенно одинакова съ южной, а потому объ ней распространяться особенно нечего; у нея только исчезла вышка, которая несомнѣнно была, что доказывается всѣми прочими изображеніями (черт.20, 21 и табл.X). Но эта башня имѣетъ одну особенность, а именно маленькій наружный лазъ въ 12 вершковъ ширины и столько - же высоты, прорѣзанный надъ нижнимъ вѣнцомъ, слѣдовательно у самой земли (см. табл.VI, внизу).

 Щукинъ наивно предполагаетъ, что этотъ «лазъ» предназначался для «вылазокъ». Подобное предположеніе - явная нелѣпость: въ 1-хъ, «вылазки» производятся значительною частью гарнизона, настолько сильной, чтобы нанести существенный вредъ непріятелю или даже совсѣмъ его опрокинуть. Спрашивается, сколько же времени нужно «значительному» отряду, чтобы вылѣзти черезъ лазейку въ 12 вершковъ въ квадратѣ? Во 2-хъ, этотъ лазъ ведетъ изъ «города» въ «острогъ», т. е. въ промежутокъ между внутренней и внѣшней оградой. О какихъ - же тутъ вылазкахъ можетъ быть рѣчь? Не можетъ же гарнизонъ крѣпости дѣлать вылазки противъ самого себя! Поэтому скорѣе всего предположить, что этотъ лазъ служилъ для одиночныхъ сношеній «города» съ «острогами», когда, по требованіямъ ночного или военнаго времени, ворота были затворены и заложены брусьями.

  Перейдемъ теперь къ разсмотрѣнію средней или «проѣзжей» башни (табл.V и VII и черт.10).

      По общему пріему она совершенно повторяетъ угловыя башни, а потому мы его касаться не будемъ, а разберемъ только тѣ особенности, которыми она отличается отъ прочихъ. Первая ея особенность заключается въ томъ, что она не только «оборонительная», но и «проѣзжая», т. е. въ ней есть ворота, которыми обусловливается всё остальное, т. е. большіе размѣры башни и оборонительные выступы изнутри и снаружи въ видѣ закрытыхъ балконовъ.

       Ворота имѣютъ 4 аршина ширины и столько - же высоты. Они обдѣланы косяками, изъ коихъ два стоячихъ, по бокамъ, и два наклонныхъ верхнихъ, вытесанныхъ въ видѣ лучковой кривой (табл.VII).

      Согласно приведенному уже нами свидѣтельству Щукина, ворота закладывались сзади «толстыми брусьями». Ширина башни равняется 4-мъ саженямъ, т. е. на 1 саж. шире угловыхъ. Это увеличеніе ширины сдѣлано какъ для того, чтобы части стѣны по бокамъ воротъ были большей ширины, такъ и для того, чтобы имѣть внутри больше простора при проходѣ войска. Въ вышину точно такъ же, какъ въ ширину, она больше боковыхъ на 1 сажень.

    Такъ какъ ворота являются самымъ слабымъ мѣстомъ крѣпости, черезъ которое легче всего ворваться непріятелю, то для обороны ихъ всегда принимались особыя мѣры. Въ средніе вѣка надъ воротами устроивалось такъ называемое «мушараби», т. е. глухой выступающій балконъ, черезъ сквозной полъ котораго можно было избивать вламывающагося врага. 

       Отзвукъ такихъ мушараби мы находимъ и въ Якутскѣ: съ обѣихъ сторонъ башни надъ воротами были такіе - же выступы, о чемъ можно заключить по уцѣлѣвшимъ до настоящаго времени выступающимъ концамъ бревенъ и по сохранившимся выступамъ на отдѣльно стоящей башнѣ (табл.ХIII и XIV). Такъ какъ эти выступы имѣли весьма значительный свесъ, то надо было сдѣлать подъ нихъ прочные кронштейны, т.е., иными словами, разрѣшить прежде всего строительный вопросъ. Рѣшенъ онъ былъ якутскими строителями весьма просто: какъ мы видимъ на модели (черт.37), черезъ двѣ противолежащіе стѣны башни были пропущены бревна длиною 6 саж., которые выступали вслѣдствіе этого на 1 саж. въ каждую сторону. Такихъ бревенъ было пропущено по три, одно надъ другимъ, съ каждой стороны балкона. Разстояніе между обоими выпусками равно двумъ саженямъ, слѣдовательно каждый балконъ имѣлъ двѣ сажени длины и одну ширины, т.е. представлялъ собою площадь въ двѣ квадратныхъ сажени. Нижнее бревно кронштейновъ немного короче двухъ верхнихъ, въ концахъ которыхъ видны слѣды «рубки въ лапу» (черт.37), служившей для соединенія съ продольными, Фасадными бревнами балкона, на которые опиралась его лицевая стѣна.

  Бревна снизу обтесаны по нѣкоторому профилю, состоящему изъ кривыхъ полукруга и четверти круга и происходящему несомнѣнно отъ врубки «въ обло». Въ общемъ онъ представляетъ собою довольно прихотливую форму, какъ это видно на шаблонѣ (черт.38), и является вторымъ образчикомъ украшенія въ постройкѣ острога, послѣ копьевидныхъ концовъ кровельнаго теса башенъ.

    На эти балконы ведутъ изъ башни очень небольшіе дверные проемы (табл.VII); дверь на наружный балконъ имѣетъ 1 арш. 10 вершк. высоты, а дверь на внутренній балконъ - 1 арш. 14 вершк. высоты и 1 арш. 2 в. ширины.

     Но пороги этихъ дверей расположены значительно выше пола балконовъ съ такимъ разсчетомъ, что верхняя перекладина колоды приходится на высотѣ 2 арш. 10 вершк., слѣдовательно даетъ возможность входить почти не наклоняясь и лишь сильно поднимая ногу, чтобы перешагнуть высокій порогъ.

     Выходы - же изъ башни на стѣны (табл.V, рис.2, средняя башня) были значительно больше и имѣли 2 арш. 12 вершк. ширины и 2 арш. 4 в. высоты. Это объясняется тѣмъ, что черезъ башню на стѣну выходило гораздо большее число защитниковъ, нежели на оборонительные выступы воротъ.

   Чтобы покончить съ разсмотрѣніемъ этой башни, намъ остается еще указать, что тесовая крыша ея покрыта по ребрамъ отдѣльными тесинами, чтобы предохранить верхніе торцевые концы кровельнаго теса отъ гніенія, какъ это видимъ на модели.

   Намъ остается теперь лишь разсмотрѣть послѣднюю, стоящую отдѣльно башню, которая обозначена буквой г на планѣ г. Попова (табл.IV). Г. Поповъ полагаетъ, что она принадлежала той - же оградѣ, какъ и три остальныя башни; мы уже мелькомъ замѣтили по поводу этого предположенія, что оно невѣрно 30). Приведемъ теперь соотвѣтствующія доказательства.

30) Стр. 37.

    Мы уже видѣли, что Якутскій острогъ имѣлъ двѣ ограды: одну внутреннюю, въ видѣ рубленой стѣны, а другую внѣшнюю, состоявшую изъ частокола. Всё данныя говорятъ за то, что разсматриваемая нами башня принадлежала именно этой внѣшней оградѣ. На черт.11-мъ, фасада башни г 31), мы видимъ слѣва тынъ или частоколъ; то же самое мы замѣчаемъ и на ея фотографіи (табл.IX). Итакъ, первыя три башни соединены между собою рубленою стѣною (табл.V), а башня г была соединена съ сосѣдними частоколомъ.

31) См. планъ г. Попова: табл.IV.

       На это можно возразить, что стѣна могла быть сломана и что указанные нами остатки частокола могли быть позднѣйшаго происхожденія. Но мы находимъ опроверженіе этого предположенія въ самомъ памятникѣ: если къ башнѣ г некогда примыкала стѣна, то она была бы срублена вмѣстѣ съ нею, какъ мы это отлично видимъ на модели и на фотографіи лѣвой угловой башни (табл.VI); а въ такомъ случаѣ послѣ разборки стѣны на боку башни должны бы оставаться торцы обрубленныхъ бревенъ или вообще какіе-либо слѣды примыкавшей стѣны, которые мы такъ ясно видимъ на правой угловой башнѣ (табл.XII); между тѣмъ на лѣвой, этой первой башнѣ, которая вышла на фотографіи (табл.XIV), мы никакихъ слѣдовъ не замѣчаемъ: стѣна совершенно чистая и гладкая, что можетъ быть лишь въ томъ случаѣ, если около нея начиналась не стѣна, а забитый въ притыкъ частоколъ.

   То же самое подтверждаютъ и древнія изображенія Якутска. На чертежѣ Ремезова (черт.4 и 15) мы видимъ, что самую западную часть стѣны 32), т. е. самую крайнюю въ смыслѣ конца города, составляетъ тынъ или частоколъ. А на академической гравюрѣ (табл.III, рис.1) точно такъ же отъ лѣвой крайней башни, которая приходится тамъ между мачтами двухъ лѣвыхъ барокъ, направо по горизонту тянется частоколъ. Наконецъ, то-же самое утверждаетъ и Щукинъ: «Вся крѣпость, говоритъ онъ, на разстояніи ружейнаго выстрѣла обнесена была высокимъ частоколомъ или палисадомъ съ воротами и башнями. Отъ этого укрѣпленія остались теперь только одни ворота» 33).

32) При его оріентировкѣ - верхнюю.

33) См. у Щукина, стр. 199.

  Но самое неоспоримое доказательство принадлежности разсматриваемой нами башни къ внѣшней оградѣ мы находимъ на планѣ Т.-С. К-та (черт.19). Мы видимъ, что тамъ не показана средняя башня восточной стороны внутренней ограды, а слѣдовательно ея уже не было во время составленія плана; но за то показана средняя башня восточной стѣны внѣшней ограды, что подтверждается и описью плана, гдѣ упоминается, во 1-хъ, «замкъ внутри крѣпости о 6-ти башняхъ», а во 2-хъ, «старая и ветхая о 8-ми башняхъ крѣпость деревянная» (черт.18 и 19). Отсюда мы заключаемъ, что въ началѣ XIX вѣка, т.е. во время составленія плана, въ «острогѣ» сохранились все башни, а въ «городѣ» - не все. Но спрашивается, если средней башни восточной стѣны ограды не было уже въ началѣ XIX столѣтія, то откуда-же она могла явиться въ 70-хъ годахъ того-же столѣтія, когда описывалъ Якутскій острогъ г. Поповъ? Очевидно, что башня г есть средняя башня восточной стѣны внѣшней ограды, которая была цѣла въ началѣ XIX вѣка.

     Опредѣливъ ея мѣсто въ общемъ расположеніи острога, разсмотримъ теперь ея особенности. Башня эта (табл.IX) представляетъ собою въѣздъ въ острогъ, а потому и отличается полнѣйшимъ сходствомъ съ «проѣзжей» башней «города» (табл.VII). Та же ширина сторонъ, т.е. 4 саж., и тѣ-же выступы (балконы) съ обѣихъ сторонъ надъ воротами; только высота ниже: она равняется высотѣ угловыхъ башенъ «города» (табл.VI и VIII), вслѣдствіе чего башня имѣетъ очень приземистый видъ, что особенно замѣтно на снимкѣ съ натуры (табл.IX). Кромѣ того, она отличается большею сохранностью. Такъ, напр., на ней мы видимъ еще два выступа надъ воротами (табл.XIII и XIV). Затѣмъ, въ 70-хъ годахъ на ней была «дозорная вышка» (табл.IX), которая уцѣлѣла и до нашего времени 34).

34) Головачевъ, "Сибирь", стр. 380, рис. 91.

    Наиболѣе любопытными частями башни являются ея надвратные выступы, изъ коихъ одинъ обращенъ къ наружной сторонѣ ограды (табл.IX и XIV), а другой - ко внутренней (табл.XIII). Каждый изъ нихъ имѣетъ свое отдѣльное устройство.

        Подъ эти выступы выпущено всего только по два бревна, что прекрасно видно на табл.XIV-й, а не по три, какъ въ средней башнѣ города (черт.37). Это, по всей вѣроятности, объясняется тѣмъ, что выступы разсматриваемой нами «острожной» башни - легкіе, досчатые, какъ это видно по пазамъ на ея лицевыхъ стѣнахъ, обозначеннымъ на модели; пазы эти прекрасно видны на снимкѣ съ натуры (табл.VII). Въ нихъ входили обдѣланные шипами концы стѣнныхъ бревенъ выступа. 

      Внутренній выступъ (табл.IX и XIV) имѣетъ 3,5 аршина высоты и покрытъ двускатной тесовой крышей. На подобіе старинныхъ сѣней жилыхъ домовъ онъ рубленъ «въ столбъ» и забранъ «въ косякъ», т. е. состоитъ изъ столбовъ, схваченныхъ сверху насадкою, промежутки между которыми заполнены досками, расположенными наклонно. Между столбами на высотѣ 1 арш. 8 вершк. идетъ брусъ, который въ боковыхъ отдѣленіяхъ фасада поддерживается посрединѣ стойками. Ниже этого бруса, между стойками и столбами, верхи косыхъ досокъ прикрыты горизонтальной доской, вырѣзанной по двумъ смежнымъ четвертямъ окружности (табл.IX). Это - обычный русскій пріемъ обдѣлки подоконныхъ стѣнокъ домовыхъ сѣней и церковныхъ папертей. Здѣсь онъ является третьимъ образцомъ украшенія послѣ концовъ кровельнаго теса и шаблона кронштейновъ. Щипецъ закрытъ также досками «въ косякъ», расположенными параллельно скатамъ крыши. Боковыя подраздѣленія были выше бруса, повидимому, забраны досками «стоймя», какъ мы можемъ заключить это на основаніи одной уцѣлѣвшей доски, которая видна на снимкѣ съ натуры (табл.IX). Какъ было закрыто среднее отдѣленіе, мы не знаемъ, ибо ни на модели (табл.XIV), ни на снимкѣ съ натуры никакихъ слѣдовъ этого не видимъ. Но, судя по аналогичнымъ примѣрамъ, напр. по башнѣ въ г. Илимске, представленной у Ласковскаго (черт.39), можно думать, что для удобства пораженія непріятеля оно закрывалось какими-нибудь съемными или створными щитами.

    Боковыя стѣнки наружнаго выступа были, вѣроятно, глухія и устроены на подобіе передней, но раздѣлены только на два, а не на три отдѣленія (табл.IX и XIV).

  Подъ углами выступа стоятъ двѣ подпорки (табл.IX), подставленныя конечно впослѣдствіи, ибо такая хилая конструкція немыслима въ оборонительномъ сооруженіи: если-бы выступъ держался только на двухъ столбахъ, то непріятелю стоило ихъ подрубить, чтобы весь выступъ обвалился. Очевидно, слѣдовательно, что эти подставки подведены какимъ-нибудь сердобольнымъ обывателемъ, замѣтившимъ, что сгнившія выпускныя бревна могутъ переломиться и тогда весь выступъ рухнетъ.    Противоположной наружный выступъ, т. е. обращенный къ посаду, мы видимъ только на модели (табл.XIII). Онъ имѣетъ тѣ-же размѣры въ длину, что и балконъ съ внутренней стороны ограды, но въ ширину, какъ это ни странно, гораздо уже его и выдвигается всего на 1 саж. 8 в.; а между тѣмъ у «проѣзжей» башни города оба балкона имѣютъ одинаковые выступы (черт.37).

    Строительные пріемы въ немъ тѣ-же самые, что и во внутреннемъ выступѣ, т.е. брусчатый скелетъ съ промежуточными заполненіями, вверху, въ щипцѣ, досчатыми, а въ стѣнахъ - изъ балясника. Эта отдѣлка очень красива и живописна, но несомнѣнно позднѣйшаго происхожденія: трудно себѣ представить, чтобы строители острога рѣшились заполнить обращенную къ непріятелю стѣнку балясинками, изъ коихъ каждую можно перешибить ударомъ кулака; кромѣ того, нельзя допустить, чтобы тонкій балясникъ не сгнилъ въ теченіе двухсотъ двадцати лѣтъ. Наконецъ, находясь снаружи и будучи предназначенъ для главной обороны воротъ, выступъ долженъ былъ вмѣщать наибольшее число защитниковъ, а слѣдовательно ни въ какомъ случаѣ не могъ быть меньше внутренняго!

    Но хотя балясникъ и поздній, всетаки - же мы должны считать его образцомъ украшенія, который здѣсь является пятымъ по счету. Затѣмъ скаты крыши этого выступа обшиты досчатыми полотенцами съ вырѣзными рубчиками на нижнемъ краѣ и съ криволинейнымъ срѣзомъ концовъ сверху. Это уже шестой образецъ украшеній.

    Къ этому выступу - сѣнямъ, вѣроятно, вела наружная лѣстница, что мы заключаемъ по врубкѣ, которая ясно видна на правомъ «выпускномъ» концѣ нижняго бруса выступа (табл.ХIII); въ эту врубку входила «лапа» (см. черт.34) поперечнаго бруса, служившаго верхней ступенью лѣстницы. Кромѣ этой врубки никакихъ слѣдовъ больше не осталось.

    Но если наше предположеніе вѣрно и если такая лѣстница существовала, то она во всякомъ случаѣ была позднѣйшаго происхожденія. Немыслимо допустить, чтобы съ наружной стороны тыновой ограды могла быть незащищенная лѣстница, которая открывала-бы непріятелю свободный проходъ внутрь башни, а слѣдовательно и внутрь самой крѣпости!

  По поводу этого предположенія невольно рождается вопросъ: кому понадобилась эта передѣлка и зачѣмъ она была сдѣлана?

  Какихъ-либо прямыхъ указаній ни въ одномъ изъ приведенныхъ нами источниковъ мы не нашли, но есть нѣкоторые косвенные намеки. Такъ, напр., изъ «Росписного списка 1759 года» мы узнаемъ, что со стороны базара, т. е. съ внѣшней стороны острога, на этой башнѣ былъ образъ Нерукотвореннаго Спаса съ отдѣльными образами Богоматери и Іоанна Крестителя по бокамъ 35) или такъ называемый «Деисусъ»; а съ внутренней стороны, обращенной къ среднему укрѣпленію, - образъ «Богоматери Живоносной Источницы». Теперь этихъ образовъ, какъ видно на снимкахъ съ натуры, на башнѣ уже нѣтъ (табл.IX).

35) Это мѣсто "списка" будетъ приведено ниже (стр. 105).

   Затѣмъ изъ сведеній, сообщенныхъ Киренскимъ окружнымъ исправникомъ С. В. Поповымъ 36), мы узнаемъ, что въ Спасской башнѣ г. Илимска находилась «дцка», на которой была прежде написана икона, очевидно, снятая снаружи и помѣщенная внутрь башни.

36) Будутъ приведены ниже.

     Все это, вмѣстѣ взятое, наводить на мысль, не было - ли чего-нибудь подобнаго въ Якутскѣ, т. е. не были - ли перенесены внутрь башни наружныя иконы, которыя указаны въ «Спискѣ» 1759 года, въ то время, когда башня эта утратила свое военное значеніе? Когда - же она превратилась такимъ образомъ въ часовню, то потребовался къ ней свободный доступъ, который и могъ быть устроенъ съ помощью наружной лѣстницы, расположенной съ внѣшней стороны острога, иными словами, со стороны посада, откуда больше всего шелъ народъ. При этомъ попутно могъ быть передѣланъ и самый фасадъ выступа, на которомъ старая «косая» заборка досками была замѣнена балясинами.

     Конечно, - это одно только предположеніе, хотя въ весьма правдоподобное, вѣрность котораго, разумѣется, можете быть провѣрена только на мѣстѣ. 

      Чтобы покончить съ разсмотрѣніемъ этой башни, остается рѣшить вопросъ, какъ - же была первоначально устроена лѣстница для всхода въ эти выступы? Отвѣтъ мы находимъ въ самыхъ памятникахъ и говоримъ: или съ внутренней стороны ограды, какъ, напр., въ Никольской башнѣ города Илимска (черт.40), или внутри самой башни, какъ мы это видимъ въ Спасской башнѣ того - же города (табл.XV, черт.1). Но который - же изъ этихъ способовъ былъ примѣненъ въ Якутскѣ? На это можетъ отвѣтить только изслѣдованіе памятника на мѣстѣ. Здѣсь мы можемъ, пока, установить лишь то положеніе, что съ точки зрѣнія успѣшной «обороны» первое расположеніе гораздо выгоднѣе второго.

   И дѣйствительно, представимъ, что лѣстница находится внутри башни и что непріятель уже вломился въ первыя, т. е. наружныя ворота. Что тогда будетъ съ защитниками выступа? Останутся - ли они въ выступѣ, или сбѣгутъ внизъ по лѣстницѣ внутрь башни, они все равно попадаютъ въ руки превосходныхъ силъ непріятеля и слѣдовательно обречены на гибель. А что будетъ съ ними, если лѣстница выходитъ черезъ задній выступъ внутрь ограды? Тогда защитники выступа могутъ сбѣжать по лѣстницѣ и присоединиться къ гарнизону, чтобы встрѣтить врага у внутреннихъ ворота башни со стороны «города».

   Разница въ положеніяхъ громадная: въ первомъ случаѣ они неизбѣжно являются плѣнниками, а во второмъ - свободными бойцами, усиливающими ряды защитниковъ. Слѣдовательно, второе устройство лѣстницы гораздо болѣе цѣлесообразно съ точки зрѣнія обороны. Но мы уже видѣли, что Якутскъ является самой совершенной изъ старыхъ сибирскихъ крѣпостей, - значитъ, намъ слѣдуетъ предположить въ немъ наилучшіе оборонительные пріемы, т.е., иными словами, считать болѣе вѣроятнымъ устройство наружной лѣстницы башни съ внутренней стороны ограды, какъ въ Никольской башнѣ г. Илимска (черт.40).

      Но, опять таки повторяемъ, этотъ вопросъ можетъ быть рѣшенъ только на мѣстѣ.

     Изъ другихъ особенностей въ этой башнѣ мы должны указать на угловые кронштейны облама и его среднія прямоугольныя отверстія, расположенныя со всѣхъ сторонъ (табл.XIV).

    Кронштейны срублены изъ концовъ четырехъ бревенъ и потому гораздо прочнѣе башенныхъ кронштейновъ «города» (табл.VIII). Что - же касается до отверстій въ обламе, то они имѣютъ форму не круглую, какъ въ обламахъ «городовыхъ» башенъ, а прямоугольную, длиною около 1 арш. 4 вершк. и высотою около 1 арш. Они были окружены какой-то рамой, слѣды которой ясно видны и на снимкѣ съ натуры и на модели (табл. IX и XIII), но какая она была и для чего служила, сказать точно теперь врядъ - ли возможно, хотя, быть можетъ, она представляетъ собою слѣдъ обдѣлки такого «волокового» окна, образецъ котораго даетъ Ласковскій (черт.35).

     На этой - же башнѣ уцѣлѣла еще, какъ мы уже говорили, «дозорная вышка». Она особенно любопытна по формѣ угловыхъ столбиковъ, которые вырѣзаны на подобіе вспученныхъ балясинокъ съ перехватами въ видѣ двойныхъ рѣзныхъ жгутовъ (табл.IX) и представляютъ собою форму весьма типичную для нашего деревяннаго зодчества и нерѣдко встрѣчаемую въ столбахъ нашихъ сѣверныхъ деревянныхъ церквей. Вышка заканчивалась сверху шпилечкомъ или «тычкой» съ перехватомъ по срединѣ въ видѣ шарика (ib.). Эти двѣ формы, т.е. балясины и тычка, являются двумя послѣдними формами украшенія, которыя мы можемъ прибавить къ шести уже указаннымъ нами въ разныхъ частяхъ Якутскаго острога.

    На чертежѣ этой башни мы видимъ слѣва остатки тына или частокола (черт.11), замѣчаемые также на снимкѣ съ натуры (табл.IX). Это - остатки бывшей стѣны острога, которая теперь, судя по чертежу, имѣетъ около 4 арш. высоты. Но какою она была первоначально, какъ располагалась ея живая оборона, былъ ли впереди ровъ, или нѣтъ и т.д., объ этомъ теперь ничего сказать нельзя. Поэтому намъ остается лишь привести аналогичные примѣры. У Ласковскаго изображено устройство стѣнъ и расположеніе живой обороны въ Илимскомъ острогѣ (черт.28 и 41), причемъ впереди показанъ ровъ. Но ровъ этотъ, повидимому, не всегда дѣлался, ибо на изображеніи г. Пелыма (табл.II, рис.1) мы рва не видимъ и частоколъ забитъ прямо въ ровное мѣсто. Во всякомъ случаѣ эти остатки частокола только подтверждаютъ приведенныя нами выше описанія устройства внѣшней ограды Якутской крѣпости.