На сером фоне политической жизни России конца 80 – х годов вооруженное сопротивление кучки политических ссыльных на отдаленной окраине нашей обширной родины, в городе Якутске, в марте 1889 года, произвело впечатление громового удара в ясную погоду. Оно вызвало к себе интерес не только в России, но и в Западной Европе, благодаря статьям известного публициста Кенана. К началу 1889 года в г. Якутске и ближайших к нему наслегах скопилось несколько десятков политических ссыльных, ожидавших дальнейшей отправки в северные округа.

Часть из них назначалась к поселению под надзор полиции на 5 – 10 лет в район «мирового полюса холода» - Верхоянск, но большинству местом ссылки был определен еще более далекий Среднеколымск. Стояла суровая зима. Предстоял длинный и долгий путь: тысяча верст до Верхоянска, две с половиной тысячи верст до Колымы. Быстрота и условия передвижения зависели в основном от тех правил и порядков, которые устанавливались на этот счет администрацией. До февраля 1889 года Якутской областью управлял губернатор Светлицкий. По отзыву ряда ссыльных, это был порядочный человек, который не проявлял бездушия и формализма, не притеснял ссыльных и не стремился к ухудшению их положения. Поэтому и условия передвижения до Среднеколымска, установленные им для ссыльных, были в общем сносными.

Их отправляли партиями по два человека через 10 – 14 дней, чтобы не создавалось заторов на почтовых станциях, которые по северным трактам отстояли иногда на 50 – 100 верст одна от другой; вес продуктов, платья, посуда и книг, которые везли ссыльные, не ограничивали; кроме кормовых денег и суточных, полагавшихся на время пути, длившегося в среднем полтора месяца, выдавали за два месяца вперед казенное пособие. В феврале 1889 года Светлицкого, покинувшего область, временно заменил вице – губернатор Осташкин Павел Петрович. 

Он и раньше отличался нескрываемой враждебностью к ссыльным и карьеристическими наклонностями. 16 марта перед началом массовой отправки ссыльных на север, Осташкин установил для них следующие крайне стеснительные правила: отправлять не из частных квартир, где жили ссыльные, а из тюрьмы, куда они обязаны были сами являться накануне отправки; каждая партия должна была состоять из четырех ссыльных, сопровождаемых четырьмя конвоирами, а отправка производиться через каждые семь дней; вес всего багажа, включая продукты, одежду и книги, который разрешали брать с собой каждому ссыльному, в среднем на два месяца пути, ограничивался всего лишь пятью пудами; выдача казенного пособия на два месяца вперед отменялась. Первыми эти правила должны были испытать ссыльные, которым начало этапа из Якутска было назначено на 22 марта, а их было свыше 30 человек, в том числе более 10 женщин и детей. Обычным и часто посещаемым местом сбора ссыльных служил небольшой деревянный дом, принадлежавший якуту Монастыреву, по Большой улице. 

В нем тогда жили Я. Ноткин и М. Соломонов. В одной комнате была устроена библиотека. Особой гордостью политических являлась библиотека, право на которую было также добыто после длительной борьбы с начальством. Еще накануне, получив сведения, что в квартире Ноткина по – прежнему собираются ссыльные и «открыто обсуждают действия начальства», Осташкин распорядился сборища эти воспретить, библиотеку и читальню закрыть и произвести по этому делу расследование. Ссыльные сочли, что подчинение этому нелепому приказу «равносильно добровольному самоубийству» и 19 марта послали к вице – губернатору уполномоченного с требованием отменить жестокие правила, но тот был непреклонен. Тогда 21 марта ссыльные заявили об отказе выехать на север. Осташкин это оценил как «антиправительственное выступление», приказал ссыльных до отправки заключить в тюрьму.

Тревожную ночь с 21 – го на 22 – е марта провели те ссыльные, мужчины и женщины, друзья, товарищи и родные, которые вновь собрались в дому Монастырева. Ночь прошла спокойно. Наутро, часов в десять, подъехал полицейский надзиратель Олесов и предложил всем ссыльным, находившимся в доме Монастырева, немедленно отправиться в городское полицейское управление, чтобы выслушать резолюцию губернатора. Ссыльные ответили отказом, аргументируя вчерашним обещанием полицмейстера, потребовали объявить им резолюцию губернатора здесь, а не в другом месте, тем более не в полиции. Губернатор распорядился немедленно взять солдат и вывести упорствующих ссыльных силой. И тогда со стороны ссыльных неожиданно раздается сперва один револьверный выстрел, затем другой. Это Н. Зотов легко ранил подпоручика Карамзина, а еще кто – то – одного из солдат. Карамзин дважды выстрелил из револьвера, солдаты энергичнее стали работать штыками, особенно сильно исколов Софью Гуревич, затем все они и полицмейстер выбежали во двор. Полицмейстер Сухачев сразу же уехал с докладом губернатору, а солдаты дали по дому несколько залпов. Вскоре в сопровождении Сухачева приезжает и губернатор – вдохновитель и организатор кровавой расправы над «монастыревцами». Протест более 30 ссыльных против невыносимых условий ссылки был подавлен отрядом солдат, убивших 6 и ранивших 10 человек. За 8 – 10 минут солдаты выпустили до 750 пуль.

Были убиты Г. Шур, хозяин квартиры Я. Ноткин, дважды перед тем исколотый штыками П. Муханов, С. Пика, а во дворе П. Подбельский. У последнего уже закончился срок ссылки, в Якутске он жил лишь в ожидании первого парохода и участия в протесте не принимал, но прибежал на выстрелы движимый чувством солидарности со своими друзьями в роковой для них час. Когда начался последний обстрел, жена Брамсона бросилась из дома к Осташкину с криком: «Вы убили моего мужа, убейте и меня!» и тут же упала без чувств. Стоявший поблизости Подбельский кинулся ее поднимать, но тут подбежал к нему один из солдат и почти в упор выстрелил в голову… Оставшиеся в живых «монастыревцы» поняли бесцельность дальнейшего сопротивления, которое только увеличило бы число жертв. И среди них раздались голоса: Не стреляйте!... Сдаемся!... «Монастыревцев», оставшихся невредимыми, обыскали и увели в тюрьму. 

Через полтора часа после того, как была доставлена в больницу, умерла Софья Гуревич, получившая несколько штыковых ран еще при первом нападении солдат. Со стороны нападающих, кроме подпоручика Карамзина, были легко ранены солдаты Горловский и Палкин и тяжело ранен городовой Хлебников, вскоре умерший. Громкое событие 22 марта, происшедшее в далеком Якутске, сильно обеспокоило высшие правительственные круги Петербурга. Губернатор о случившемся телеграфно донес в Иркутск генерал – губернатору и в Петербург департаменту полиции. Из Петербурга 3 апреля телеграфировали иркутскому генерал – губернатору: «Благоволите всех обвиняемых, оказавших в Якутске вооруженное сопротивление власти, предать военному суду по полевым уголовным законам, с применением к виновным 279 ст. Военного Устава о наказании на основании высочайшего именного Указа Высоко сиятельству от 26 апреля 1885 года и. д. министра Щебеко».

На докладе о якутских событиях Александр III положил резолюцию: «Необходимо примерно наказать, и надеюсь, что подобные безобразия более не повторятся». Началось предварительное следствие. До приезда в Якутск военно – следственной комиссии дело поручили якутскому следователю Д. И. Меликову. Вскоре после вскрытия Лены, 21 мая, в Якутск на пароходе прибыл весь состав военно – следственной комиссии. Подполковник Савицкий, капитан Корсаков, единственный офицер с юридическим образованием, и еще два офицера, первым делом посетили тюрьму. Здесь они интересовались только тем, насколько надежно и строго охраняются «монастыревцы». С приездом комиссии следствие перешло к ней. Суд длился с 6 июня по 13 июля 1889 года, т. е. прошел очень быстро, если учесть всю серьезность процесса, большое число обвиняемых и свидетелей. Такая быстрота объясняется тем, что все судебное следствие, явно в нарушение процессуальных норм, было упрощено до крайности. Приговор уже давно предрешили царь и министр внутренних дел, поэтому к беспристрастному ведению дела, к разбору его во всех деталях судьи не стремились. 

Военно – полевой суд приговорил троих – Л. М. Коган – Бернштейна, Н. Л. Зотова и А. Л. Гаусмана к смертной казни через повешение, 23 других подсудимых были приговорены к каторжным работам на разные сроки и 2 к ссылке в отдаленные места Якутской области. Ни суд, ни администрация не решались объявить им о смертном приговоре, и только пришедший проститься с ними начальник местной воинской команды частным образом сообщил им об этом. Эти последние два дня своей жизни Гаусман и Коган – Бернштейн проводили на гауптвахте вместе с женами и детьми, а Зотов с своей невестой. Бесстрашно смотря в лицо надвигавшейся на них смерти, о которой им напоминал доносившийся до них глухой стук топора по доскам и бревнам, устраивавшегося тут же, возле кордегардии, эшафота, они ни на одну минуту не теряли спокойствия духа и самообладания. Перед казнью Зотов отказался принять священника, Гаусман и Коган – Бернштейн отказались принять раввина. «Монастыревцев» казнили на рассвете, в 4 часа утра,7 августа 1889 года. По словам И. Минора, Когана – Бернштейна поднесли к виселице на кровати, так как ходить он мог. У эшафота они простились друг с другом. Все трое были повешены одновременно тремя палачами. Монастыревские события 22 марта 1889 года в Якутске получили большой резонанс в России и за рубежом. Неизвестный провинциальный Якутск стал символом жестокости самодержавия и получил широкую известность во всем мире.

Дом Монастырева сохранился до наших дней. Этот историко – революционный памятник до 1953 года стоял на месте своей первоначальной постройки, на проспекте им. В. И. Ленина недалеко от Русского театра, а затем его перенесли на территорию Якутского республиканского объединенного музея истории и культуры народов Севера им. Ем. Ярославского.

Иванова Галина Платоновна

Уваровская Ирина Васильевна

В начале 1895 года «Якутское дело» было пересмотрено, признано, что приговор – слишком жесткий, и его вообще отменили. Всем участникам объявили, что они считаются осужденными не на каторгу, а на житье сроком на 10 лет, считая от 7 августа 1889 года, с лишением лишь особых прав, и они получили право через некоторое время вернуться в Европейскую Россию. К тому времени Терешкович уже отбыл свой сокращенный до 5 лет каторжный срок.

Къ событіямъ 1889 г. въ г. Якутскѣ.

„Соцiалистъ“ №1, 23 марта 1917 г.

Исключительно тяжелая жизнь политическихъ ссыльныхъ въ старое время, сгущенная еще болѣе нелѣпыми распоряженіями отдѣльныхъ сатраповъ, создавала почву для острыхъ конфликтовъ, которые имѣли мѣсто по всей Сибири. Въ нашемъ Якуткѣ въ 1889 году 22 марта произошелъ конфликтъ, приведшій къ бойнѣ. Старая администрація не считалась съ тѣми условіями, въ какія ставила ссыльныхъ. Ей важно было упрятать ихъ какъ можно дальше и не дать смѣлымъ правдолюбцамъ вернуться къ широкому полю общественно-революціонной дѣятельности. И вотъ политическіе ссыльные г. Якутска въ 1889 году по распоряженію Осташкина (врем. исп. д. губернатора) должны были быть отправлены въ Колымскій округъ, для того, чтобы ихъ совершенно изолировать отъ возможности побѣга. Съ изоляціей связывалась еще и возможная голодная смерть, ибо въ то время въ Колымскомъ округѣ былъ недостатокъ хлѣба. Политическіе ссыльные, между которыми были соціалисты-революціонеры Гоцъ, Миноръ, Бернштейнъ—Коганъ, Подбѣльскiй, рѣшили лучше умереть славной смертью за правду, чѣмъ умирать отъ голода. Они наотрѣзъ отказались подчиниться рѣшенію администраціи и, когда имъ заявили, что они будутъ отправлены насильно, стали готовиться оказать вооруженное сопротивленіе. Осташкинъ зналъ, что пролитая кровь революціонеровъ создастъ ему карьеру — рѣшилъ устроить бойню.

22 марта 1889 года были направлены войска къ дому Монастыревой на Большой улицѣ, гдѣ засѣли политическіе ссыльные. Началось сраженiе, длившееся почти день. Были жертвы съ обѣихъ сторонъ. Въ заключеніе верхъ взяли войска, и здѣсь опять сказалась вся дикость и кровожадность приверженцевъ стараго режима. Софья Гуревичъ была вся исколота, одинъ изъ дикарей солдатъ поднялъ ее на штыкъ. Расправа съ остальными была сплошнымъ кошмаромъ. Администрація добилась своего. Убила нѣсколько стойкихъ смѣлыхъ борцовъ за народное дѣло. Среди убитыхъ: Подбѣльскій, Папій, Павловичъ, Пикъ, Ноткинъ и др. Правительство на этомъ не остановилось и оставшихся въ живыхъ рѣшило казнить. 6 Августа 1889 года послѣ Шемякина суда были казнены: Которъ, Бернштейнъ—Коганъ, Зотовъ, Грауманъ. Такъ мужественные борцы за право и справедливость создали себѣ памятникъ нерукотворный. Пусть не зарастетъ народная тропа къ ихъ могиламъ на Никольскомъ и еврейскомъ кладбищахъ, пусть ихъ примѣръ воспитаетъ въ насъ мужество и стойкость въ революціонной борьбѣ за великое будущее человѣчества, за соціализмъ!

(OCR: Аристарх Северин)

В адрес сайта недавно пришло очень интересное письмо от Даниила Гинзбурга, с версией о спасении Софьи Гуревич, следующего содержания:

«Здравствуйте,

Я хочу вас заинтересовать историей моей пра-пра-бабушки, Фрумы Гуревич.

Я родился и вырос в Питере, с 1996 года живу в Израиле.

Мою пра-пра-бабушку звали Фрума Гуревич, также как и Фруму Гуревич из Якутской трагедии (после замужества Фрума Гадло). Считается, что она была убита во время Якутской трагедии. Несмотря на официальную версию, возможно Фрума-Фейга-Софья Гуревич осталась жива, а то, что она погибла - это легенда.

Она была родом из г. Борисов. Это известный факт. Её имя называла моя бабушка (1925-2018) и её мама (1905-1977). Моя мама также застала Фруму (свою прабабушку) и даже есть фотографии, где моя мама в возрасте 5 лет вместе с Фрумой. По словам моей бабушки, её бабушка Фрума была из г. Борисов (в Минской области Беларуси). По другой версии Фрума-революционерка родилась в Москве в семье состоятельного еврея-купца из г. Борисова во время проживания в Москве, имевшего Борисовскую прописку.

Недавно я нашёл в метрических книгах синагоги Санкт-Петербурга запись о браке моих пра-пра-дедушки и пра-пра-бабушки, Моисея Гадло и Фрумы Гуревич. Там она записана, как Плещеницкая мещанка Борисовского уезда. Плещеницы – это местечко в Логойском районе Минской области Беларуси (до революции в Борисовком уезде Минской губернии). Т.е. имя, фамилия и место жительства совпадают.

Но самое главное, на что я обратил внимание – это внешнее сходство. Есть фотография молодой Фрумы-революционерки и фотографии Фрумы в конце её жизни. Похоже это один и тот же человек, несмотря на то, что разница снимков во времени составляет 50-60 лет.

Из описания Монастырёвского бунта известно, что Фрума (Софья) Гуревич была ранена и отвезена полицией в городскую больницу, где умерла через 1,5 часа. С тех пор товарищи Софьи не видели ее. При этом официально было объявлено, что якобы она умерла. Я склоняюсь к версии спасения Софьи Гуревич и ухода от возможного наказания путем подмены тела в больнице посредством дачи взятки. За Софью Гуревич кто-то дал взятку, скорее всего её родители. После этого она была тайно вывезена обратно в Москву или в какое-то другое место.

"Через полтора часа после того, как была доставлена в больницу, умерла Софья Гуревич, получившая несколько штыковых ран еще при первом нападении солдат."

В 1904 году Фрума появляется в Петербурге и выходит замуж за моего пра-пра-дедушку Моисея Гадло (еврея рабочего-металлиста). Они жили в доме на Охте (рабочий район Петербурга). Со слов прабабушки (дочки Фрумы) в их доме часто бывали социал-революционеры (С.Р.), среди которых иногда была Фани Каплан. А также прабабушка видела Ленина (при каких обстоятельствах – неизвестно. А спросить уже некого).

Получается, что после побега Фрума исправила в документах год рождения с 1869 на 1880 и отчество с Яковлевны на Абрамовну. И таким образом частично изменила личность.

В 1942 году Фрума вместе с моей бабушкой и прабабушкой и другими родственниками была эвакуирована в Казань из блокадного Ленинграда. После войны она там и осталась. Умерла в начале 1960-х. Похоронена в Дербышках (район Казани). Неизвестно, сохранилась ли ее могила.

Есть ещё фотографии старой Фрумы. Если будет интересно, я их тоже опубликую.»

Даниил Гинзбург.

6 мая 2020 г.