Разсказъ Н. Г. Чернышевскаго о пребываніи въ ссылкѣ.
«Сибирскiй вѣстникъ» №6, 12 января 1890
Въ «Рус. Богатствѣ» и «Нов. Врем.» приведенъ разсказъ корреспондента лондонскаго «Daily News» о свиданіи его съ Чернышевскимъ, послѣ того, какъ покойный публицистъ поселился въ Астрахани. Разсказъ этотъ очень интересенъ.
«Таинственность, какою такъ давно окутывалась судьба Чернышевскаго, теперь можетъ считаться совершенно раскрытой. Я видѣлъ и бесѣдовалъ съ Чернышевскимъ и слышалъ его исторію отъ него лично. Я представлялъ его человѣкомъ преждевременно состарившимся послѣ 18-ти-лѣтней ссылки, но вмѣсто дряхлаго старика, какимъ его изображали въ подпольной литературѣ, увидѣлъ передъ собою широкоплечаго, коренастаго мужчину, на видъ лѣтъ на десять моложе своего 55-ти-лѣтняго возраста. Мы усѣлись за столъ и закурили сигары. Я началъ вглядываться въ Чернышевскаго. Выразительныя черты его лица сохранились, голубые глаза, свѣтящіеся умомъ, высокій лобъ, правую сторону котораго обрамляла черная прядь волосъ, и довольно длинная борода»... Во время бесѣды съ корреспондентомъ, Чернышевскій обнаруживалъ нѣкоторую неусидчивость, нервозность; разговоръ шелъ по-русски, хотя Чернышевскій прекрасно зналъ англійскій языкъ, но зналъ, «какъ языкъ мертвый», т. е. знаніе его было теоретическое. Когда Н. Г. хотѣлось быть особенно точнымъ въ выраженіи, онъ бралъ клочекъ бумаги и набрасывалъ нѣсколько строкъ по-англійски вполнѣ правильно. Разговоръ съ Чернышевскимъ привелъ корреспондента къ убѣжденію, что большая часть свѣдѣній, ходившихъ въ обществѣ о его ссылкѣ, были не точны. Чернышевскій никогда не былъ въ Колымскѣ. Съ 1864 г. — годъ его ссылки — по 1871 г. онъ жилъ въ Забайкальской области. Съ 1871 по 1883 г. онъ пребывалъ въ Вилюйскѣ, Якутской области.
Причина перевода Чернышевскаго въ Вилюйскъ — было окончаніе для него въ 1871 году формальной каторги.
«Тогда я — сказалъ Чернышевскій — формально назывался поселенцемъ, и мѣстожительствомъ мнѣ былъ назначенъ Вилюйскъ». Чернышевскій, сосланный въ каторгу, никогда, въ дѣйствительности, въ рудникахъ не работалъ. Нѣкоторые чиновники не знали, какъ съ нимъ обходиться. На нѣсколько дней онъ былъ заключенъ въ кандалы, но когда правительство узнало объ этомъ, было приказано никогда не повторять этого больше. «Кромѣ этого случая, о которомъ не стоитъ и разговаривать — прибавилъ Чернышевскій, — власти всегда обращались со мною, какъ съ человѣкомъ, который можетъ жить, какъ ему угодно. Меня держали, не какъ каторжника, а какъ военно-плѣннаго. Каторга была для меня, какъ и для многихъ русскихъ и поляковъ, политическихъ ссыльныхъ, съ которыми мнѣ пришлось раздѣлять судьбу, только однимъ названіемъ, — она существовала лишь на бумагѣ, а не въ дѣйствительности». На разспросы корреспондента о денежныхъ средствахъ, о трудахъ и обществѣ во время ссылки, Чернышевскій отвѣтилъ, что, въ Забайкальѣ, онъ получалъ деньги отъ Некрасова и другихъ пріятелей. Какъ поселенецъ, онъ 12 лѣтъ получалъ ежегодно по 200 руб. отъ правительства. На замѣчаніе корреспондента, что на 200 рублей не разживешься, Чернышевскій отвѣчалъ что его потребности были не велики, и что даваемаго ему содержанія вполнѣ хватало. Общество въ ссылкѣ составляли исключительно такіе же политическіе ссыльные изъ русскихъ и поляковъ. Относительно своего времяпровожденія Чернышевскій сказалъ, что иногда онъ писалъ, но ничего изъ написаннаго не сохранилъ. Такъ, имъ было написано въ Сибири нѣсколько повѣстей и нѣсколько этюдовъ по всеобщей исторіи, но они были имъ же самимъ сожжены. Чернышевскому не воспрещалось получать журналы и газеты, но онъ пользовался только изъ русскихъ газетъ «Сибирскою», а изъ иностранныхъ — «Illustrated London News».
(OCR: Аристарх Северин)