Господа судьи! Когда я прочелъ обвинительный актъ по этому дѣлу и самое дѣло, меня поразила безысходная путаница всего. Съ одной стороны, цѣлый рядъ свидѣтелей твердилъ, что политическіе производили въ мирный городъ безъ всякаго вызова какую-то пальбу, какую-то нелѣпую, никому ненужную пальбу и залпами и «пачками», — съ другой стороны, въ дѣлѣ стояли особнякомъ письменныя заявленія, требованія самихъ политическихъ, и по содержанію, и по тону совершенно не вязавшіяся съ разсказомъ этихъ свидѣтелей... Я искалъ отвѣтъ на возникшія сомнѣнія въ показаніяхъ обвиняемыхъ и не находилъ этихъ показаній... И все событіе рисовалось мнѣ въ непонятныхъ и странныхъ краскахъ. Но, когда я внимательно перечитывалъ дѣло, я натолкнулся на одну едва замѣтную строчку, затерявшуюся среди безчисленнаго множества другихъ. Она занесена и въ обвинительный актъ. — «Обвиняемые отказались дать какія-либо показанія по дѣлу»... Эти слова сказали мнѣ многое. Я зналъ, что такое — предварительное слѣдствіе, зналъ, что даже самый опытный слѣдователь станетъ въ тупикъ и не сумѣетъ выяснить истины въ большомъ и сложномъ дѣлѣ, гдѣ 60 человѣкъ подсудимыхъ и около 100 свидѣтелей, наполовину неграмотныхъ, если у него не будетъ руководящей нити — показаній обвиняемыхъ. И тогда я началъ сопоставлять факты... Вамъ случалось, навѣрное, плыть на почтовой лодкѣ по Ленѣ — помните обычный предразсвѣтный туманъ, густой, непроницаемый, какъ тьма... Вотъ онъ всколыхнулся, тамъ и сямъ прорвался, — и на берегу Лены стоятъ не скалы, а какія-то вычурные разбойничьи притоны, грозные форты съ бойницами, стоитъ не угрюмая тайга съ разбросанными, обгорѣлыми деревьями, а цѣлый рядъ безобразно сказочныхъ чудовищъ съ поднятыми лапами, расползающимися щупальцами... Но туманъ разсѣивается, отходитъ, черезъ него блеснули лучи солнца, и среди тумана уже вырисовываются ближайшія деревья, скалы и сама рѣка... И тогда достаточно солнцу подняться надъ рѣкой, освѣтить ее, какъ, вмѣсто грозныхъ чудовищъ, крѣпостей, вы видите дивной красоты природу...

Переговоривъ съ подсудимыми, выслушавъ ихъ горькій, правдивый разсказъ, я сразу понялъ все. То страшное, непонятное, что такъ давило, — отошло въ сторону вмѣстѣ съ туманомъ... Я понялъ, что произошло нѣчто безконечно нелѣпое, противозаконное, ужасное, но совсѣмъ не то, что рисовалось мнѣ... Мы, адвокаты, — люди маленькіе, и задача наша — выяснять истину. Но иногда мы бываемъ «большими» людьми. Это случается, когда мы входимъ въ тюрьму къ подсудимымъ, — тогда передъ нами открываются не только двери камеры, но и души подсудимыхъ. И то, что вы судьи, можете узнать, лишь продѣлавъ тяжелый трудъ, мы узнаемъ сразу, ибо мы скорѣе подходимъ къ истинѣ... Когда, перетолковавъ съ подсудимыми, узнавъ все, что произошло въ дѣйствительности, я мучительно думалъ объ этомъ дѣлѣ, мнѣ вспомнилась знаменитая картинная галлерея Третьякова въ Москвѣ... Въ ея громадномъ домѣ можно поселить и размѣстить весь Якутскъ, а въ нѣкоторыхъ залахъ можно выстроить по нѣсколько якутскихъ домовъ. И все это помѣщеніе наполнено картинами. Онѣ также разнообразны и многообразны, какъ сама наша жизнь... Вы медленно двигаетесь изъ залы въ залу, отъ картины къ картинѣ... Вотъ онъ — Шишкинъ съ его стройными сосновыми лѣсами, Левитанъ съ безконечными долинами, равнинами, полями и степями, Орловъ съ величавымъ Днѣпромъ, Айвазовскій съ южнымъ Чернымъ моремъ... Какъ прекрасна, безконечно велика и разнообразна наша родина и какъ безконечно трудно закричать на ней такъ громко, чтобы съ этого конца ея — услышали на томъ!..

Но вотъ и Рѣпинъ — знаменитый психологъ-художникъ. Это прославившая его картина: «Не ждали». — Изъ далекой ссылки нежданно, негаданно возвратился «онъ»... Небольшая скромная, трудовая комната... По стѣнамъ развѣшаны портреты Достоевскаго, Некрасова, Шевченко. Вся семья въ сборѣ. Старушка мать съ чулкомъ, маленькая дѣвочка и гимназистикъ за книгами. Старшая сестра ушла въ музыку рояля... И вдругъ — «онъ» вошелъ: его никто не ждалъ! Какъ безконечно давно не было отъ него вѣстей, какими долгими, томительными мѣсяцами шли его письма... Мать приподнялась и застыла, и вотъ уже готова ринуться къ сыну... А эти дѣти, забывшія, а, быть можетъ, не знавшія родного брата... Далѣе, далѣе... Бурлаки, стонущіе надъ Волгою, Іоаннъ Грозный, только что убившій своего сына и самъ такой-же мертвенно-блѣдный, какъ и онъ... «Христосъ и грѣшница» Полѣнова... Христосъ — простой, спокойный, полный мысли, какъ божественное правосудіе, чертитъ, глубоко задумавшись... Успокоенный отходишь отъ картины... Но что-же это? Почему передъ этой картиной толпится публика?.. Громкое имя художника? — Нѣтъ. Именемъ никто даже не интересуется... — никогда не забываемое впечатлѣніе!

Большая деревянная изба, посреди на полу сложены дрова. Они горятъ, и внутренность комнаты уже наполняется дымомъ и огнемъ, и на этомъ кострѣ стоитъ цѣлая толпа людей. Они всѣ въ бѣлыхъ одеждахъ. Прекрасныя, честныя лица одухотворены святой вѣрой. Они сами горятъ, какъ лампада, и молитва ихъ такъ-же чиста, какъ ея огонь. Это — секта самосожигателей. Заблудившіеся въ исканіи правды, отчаявшіеся въ настоящемъ — раскольники! И всѣ, кто подходитъ впервые къ этой картинѣ, всѣ полны недоумѣнія и страха. Что такое?! Кто они? Гдѣ, когда?! Ничего подобнаго никто не слышалъ и не видѣлъ, неужели это возможно? Неужели возможно, чтобъ нашлось столько людей съ такими хорошими лицами, которые рѣшились-бы одновременно и добровольно на самоубійство?! Какой ужасъ! Скорѣе въ каталогъ! Какъ вы рады, что можете найти страницу, поясняющую, что это — странная секта, о которой сохранилось только далекое преданіе, но что ея больше, конечно, нѣтъ, что такое массовое самоубійство уже невозможно, немыслимо, что это стало сказкой миновавшихъ лѣтъ...

И вотъ сейчасъ, думая объ этомъ дѣлѣ, я вспоминаю ту страшную картину... Да, черезъ нѣсколько столѣтій, въ далекомъ, заброшенномъ углу нашей обширной родины снова нашелся деревянный домъ, куда вошли 57 человѣкъ и безповоротно рѣшили въ немъ погибнуть... Но кто-же они?! — Изувѣры-раскольники?! Нѣтъ, нѣтъ! — Это все развитые, интеллигентные люди. — Шесть изъ нихъ окончили высшія учебныя заведенія, половина либо училась въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, либо имѣетъ право на ученіе въ нихъ, — остальные — офицеры, зубные врачи или съ домашнимъ образованіемъ или низшимъ... Только два грузина — неграмотны и не говорятъ по-русски... Но посмотрите на умныя, рѣдко интеллигентныя лица этихъ стариковъ... И значитъ-ли, что не получившіе образованія — не сознательны?! Вы слышали объясненія подсудимыхъ, то, какъ ставили они вопросы, и теперь вамъ понятенъ сдержанный смѣхъ, раздавшійся, когда одинъ изъ обвиняемыхъ, быть можетъ, читающій по-англійски, французски и нѣмецки, быть можетъ, европейски образованный человѣкъ, такъ неожиданно для всѣхъ товарищей, сообщилъ суду, что получилъ только «низшее» образованіе... Итакъ, не невѣжество погнало ихъ на гибель. Не молодость привела ихъ сюда, — среди нихъ нѣтъ даже несовершеннолѣтнихъ...

Такъ кто-же они? — Разбойники, воры, грабители, убійцы, святотатцы, которымъ, какъ татямъ — некуда было укрыться?! Нѣтъ, они — честные, хорошіе люди, ихъ прислали сюда безъ суда; вы слышали правдивыя заявленія нѣкоторыхъ, что они сами не знаютъ, за что очутились въ далекой Сибири... — Они только политическіе, они были недовольны существующими порядками... Почему-же они рѣшились на такой ужасный шагъ?.. — Отвѣтъ содержится въ ихъ заявленіи... — Они требовали отмѣны полнаго запрещенія совершать какія-бы то ни было отлучки изъ назначенныхъ имъ наслеговъ, примѣненія къ нимъ за эти самовольныя отлучки установленныхъ въ законѣ наказаній, а не ссылки въ отдаленнѣйшія мѣста отдаленнѣйшей области, отмѣны запрещенія видѣть вновь прибывающихъ товарищей и, наконецъ, возвращенія, согласно закону, отбывшихъ срокъ наказанія на казенный счетъ, однимъ словомъ, они требовали возврата къ существовавшему до послѣдняго времени режиму. — Ничего новаго они не просили, и, по существу, требованія ихъ были консервативными... Я не стану говорить о томъ, что эти требованія подсудимыхъ были совершенно законны, а циркуляры генералъ-губернатора, отмѣны которыхъ они добивались, — противозаконны! На юридической сторонѣ возникающихъ по дѣлу вопросовъ остановится мой товарищъ по защитѣ; я только напомню вамъ, что требованіе обратной отправки на казенный счетъ было удовлетворено самими властями, по словамъ полицеймейстера Березкина, тогда, когда подсудимые сидѣли уже въ домѣ Романова; точно также ясно, что требованіе относительно отлучекъ — «пусть дѣйствуетъ законъ» — уже въ силу одной такой формулировки было законно... Нужно-ли говорить о свиданіяхъ?... Вспомните, что при самомъ строгомъ, келейномъ заключеніи, даже и во время предварительнаго слѣдствія, даютъ свиданія. Лишеннымъ всѣхъ правъ состоянія, каторжникамъ — разрѣшаютъ видѣть близкихъ людей. А вѣдь они не были лишены правъ!.. Когда губернаторъ Чаплинъ объяснилъ имъ, что не отъ него зависитъ отмѣна циркуляра, запрещающаго подходить ко вновь прибывающимъ, грозящаго за это тяжелой ссылкой, они просили губернатора дать высшему начальству относительно этого ихъ требованія свое заключеніе, указать на насущность ихъ требованій, всецѣло исходящихъ изъ мѣстныхъ условій. И эта просьба подсудимыхъ была согласна съ 517 статьей Общ. учр. губ. А развѣ губернаторъ самъ не призналъ здѣсь, на судѣ, что безъ отлучекъ имъ невозможно обойтись? — Есть наслеги, гдѣ якуты не говорятъ ни слова, гдѣ нельзя достать корки хлѣба. Безъ покупки въ городѣ припасовъ ссыльнаго ждетъ неизбѣжная голодная смерть. Мнѣ нѣтъ нужды доказывать вамъ, насколько циркуляры генералъ-губернатора не соотвѣтствуютъ мѣстнымъ условіямъ. Если изъ Иркутской и Енисейской губерній возможны побѣги, благодаря желѣзной дорогѣ, массѣ переполненныхъ поѣздовъ, то изъ Якутской области они почти немыслимы, — путь здѣсь только одинъ и открытый — по рѣкѣ Ленѣ, противъ быстро бѣгущей воды, по берегу-же дорога непроходима. Обвиняемый, докторъ Розенталь, указалъ вамъ, съ цифровыми данными въ рукахъ, какъ мало было отсюда побѣговъ, насколько трудны они для ссыльнаго, хотя-бы благодаря страшной дороговизнѣ далекой дороги, и какъ мало возможность побѣговъ зависитъ отъ запрещенія отлучекъ. Чѣмъ-же здѣсь опасны отлучки?! А вѣдь за эти отлучки, вызываемыя крайней нуждой, совершаемыя безъ утайки, политическихъ ссылали въ Верхоянскъ безъ суда, безъ простого хотя-бы запроса о причинахъ, по одному голословному доносу полуграмотнаго урядника! Изъ учебниковъ географіи вы всѣ знаете, что такое этотъ страшный и для Якутска — Верхоянскъ! Зимой тамъ полтора мѣсяца стоитъ непрерывная ночь, другіе мѣсяцы слабый дневной свѣтъ бываетъ только одинъ—два часа въ сутки, морозы доходятъ до 60°, краткимъ лѣтомъ солнце совершенно не заходитъ за горизонтъ, по казенной, самой дешевой цѣнѣ, ржаная мука тамъ продается за 16 рублей пудъ, а почта вся идетъ туда единственнымъ путемъ изъ Якутска, медленно двигаясь только отсюда мѣсяцъ— два, телеграфа нѣтъ. Но вѣдь имъ нужно было подавать прошенія, жаловаться! — Вы слышали ихъ разсказы... На телеграммы — не отвѣчали, а телеграммы поглощали всѣ ресурсы, прошенія оставались либо безъ отвѣта, либо на нихъ систематически приходили запоздалые отказы. Во все это, въ возможность жалобъ на почвѣ закона, они совершенно извѣрились... А между тѣмъ такъ существовать было невозможно: они погибали... Нужно было рѣшить, какъ подать о себѣ голосъ, чтобы его, наконецъ, услышали... Господа судьи! Родину постоянно сравниваютъ съ матерью... Не о комъ, какъ о ней, гласитъ народная мудрость: «дитя не заплачетъ, — мать не разумѣетъ!» И притомъ, какая мать не разумѣетъ?.. Помню, какъ-то я услышалъ одну народную пѣсенку о томъ, что такое настоящая «мать»... Эта пѣсенка была всего изъ нѣсколькихъ словъ... — Онъ любилъ ее... И она сказала ему: «пойди, принеси мнѣ сердце твоей матери, я брошу его собакамъ». Онъ пошелъ, зарѣзалъ свою мать, вынулъ сердце и побѣжалъ... И когда онъ бѣжалъ, то споткнулся, упалъ, и сердце, вывалившись изъ рукъ его, покатилось въ сторону... И вдругъ онъ услыхалъ тревожный человѣческій голосъ. Сердце заговорило: «Мое бѣдное дитя, не ушиблось-ли ты?!»... — Такова, и именно такова — любящая, всепрощающая чуткая мать: она можетъ не понять своего дитяти, пока оно не заплачетъ!.. Полицеймейстеръ господинъ Березкинъ, уговаривая подсудимыхъ покинуть баррикады, обнадеживалъ ихъ, что достаточно имъ было запереться, съ оружіемъ въ рукахъ, и заявить свои требованія, чтобы этого факта не замолчали, чтобы ихъ услышали... Они думали иначе и вошли въ домъ, чтобы хотя своею гибелью закричать о безвыходномъ положеніи ссылки... И они стали ждать отвѣтъ на телеграмму, тотъ отвѣтъ, котораго не получили по сію пору... Господинъ прокуроръ выразился, что домъ Романова былъ «фортъ»... Онъ ошибся: это былъ не «фортъ», а гробъ, громадный, страшный гробъ съ заживо погребенными, которые такъ страстно рвались жить...

Было-ли тутъ возстаніе? Конечно — нѣтъ! Помните, я спросилъ начальника мѣстной команды Кудельскаго, сколько въ Якутскѣ солдатъ. Оказалось — 150, изъ которыхъ только 80 человѣкъ онъ могъ вывести въ городъ, такъ какъ остальные должны нести разный обязательный караулъ. Это подсудимые, конечно, могли знать черезъ обвиняемаго Виленкина... Если-бы они пожелали возстать, они легко захватили бы городъ и тогда, перерѣзавъ телеграфную проволоку, сдѣлались бы полными хозяевами области... А они просто засѣли, навезли провизіи, дабы имѣть возможность ждать, и приготовились къ самооборонѣ, чтобы не такъ скоро умереть... Но они знали, что ихъ ждутъ 865 пуль, не считая казацкихъ и полицейскихъ... Въ дѣлѣ промелькнулъ разсказъ, будто они обобрали квартиранта дома Романова — Слѣпцова, но вы слышали показаніе послѣдняго... Никакого взлома они не дѣлали, за все, что брали, тотчасъ-же торопились заплатить, и Слѣпцовъ объявилъ вамъ, что никакихъ претензій противъ обвиняемыхъ у него нѣтъ и не было, что еще въ маѣ мѣсяцѣ онъ получилъ съ нихъ послѣдній платежъ... Полицеймейстеръ Березкинъ, и.д. губернатора Чаплинъ оба показали, что, во время ихъ объясненій съ подсудимыми, послѣдніе держались вѣжливо, корректно... И только одинъ разъ одинъ Тепловъ говорилъ «вызывающе», но вы помните его разсказъ, простой и искренній, о томъ, что онъ говорилъ тогда тотчасъ послѣ убійства Юрія Матлахова, о чемъ свидѣтели не знали... Подсудимые не желали «скандаловъ», и заявленіе г. Никифорова — лучшая тому порука: не желая уличнаго скандала, онъ пошелъ за городовыми, когда они того потребовали.

Первые два дня на столѣ вещественныхъ доказательствъ лежали топоры съ длинными рукоятками... Жутко было смотрѣть на нихъ, мысль не мирилась съ такою изобрѣтательностью подсудимыхъ... И что-жъ — свидѣтель Слѣпцовъ показалъ, что именно съ такими готовыми ручками продалъ онъ американскіе топоры подсудимымъ... Не они изобрѣли эти топорища, назначеніе ихъ было — простая рукопашная самооборона, при которой обвиняемые сами шли на смерть... Тонъ корректности былъ выдержанъ ими до конца: «никакія демонстративныя дѣйствія, какъ таковыя, для насъ, при данныхъ обстоятельствахъ, значенія не имѣютъ» — утверждалъ въ своемъ заявленіи отъ 27 февраля 1904 года Никифоровъ... Имъ нужно было только разрѣшеніе больныхъ вопросовъ ссылки. Правда, самое послѣднее заявленіе на имя губернатора было крайне рѣзко лично по отношенію къ нему и, скажу искренно, несправедливо рѣзко. Но обвиняемые были убѣждены, что губернаторъ ихъ обманываетъ, и не подозрѣвали, что въ дѣйствительности губернаторъ грубо введенъ въ заблужденіе своими же подчиненными. Такъ относились къ протекавшимъ событіямъ политическіе все время, за исключеніемъ 4-го, 5-го и 6-го марта, о которыхъ я буду говорить особо. Какъ же относилась мѣстная администрація къ разыгравшимся событіямъ?.. Всѣ стремленія ея сводились къ желанію во что бы то ни стало замолчать эту исторію. Вопреки 517 ст. Общ. учр. генералъ-губернаторъ не считалъ нужнымъ донести объ этомъ въ Петербургъ. Онъ самъ показалъ, что разрѣшилъ г. Никифорову послать министру внутреннихъ дѣлъ такую важную телеграмму, едва взглянувъ на нее и не прочтя... Полицеймейстеръ, какъ я уже сказалъ, лишь обнадеживалъ обвиняемыхъ, что шила въ мѣшкѣ не утаишь... Г-нъ прокуроръ успокаиваетъ насъ указаніемъ на то, что обвиняемые обратились не по адресу, что циркуляры генералъ-губернатора «большей частью» относились не къ Якутской области; что губернаторъ и полицеймейстеръ просили политическихъ обдумать свой поступокъ... Я не знаю, что разумѣетъ г. прокуроръ подъ словами «большей частью», но вѣдь всѣ почти подсудимые пересылались въ отдаленнѣйшія мѣста на основаніи этихъ циркуляровъ, они цѣликомъ были примѣнены и къ Якутской области; свиданія запрещались и въ Олекмѣ... Нѣтъ, не все было такъ благополучно, какъ думаетъ г. прокуроръ... Г-нъ губернаторъ на вопросъ мой о томъ, зналъ-ли онъ, что солдаты одновременно стрѣляли и съ Мало-Базарной и съ Поротовской улицы, т. е. стрѣляли одни въ другихъ, отвѣтилъ, что услышать это было бы для него полнѣйшею неожиданностью. А между тѣмъ это теперь абсолютно установленный фактъ... Губернаторъ сообщилъ намъ, что ни разу не говорилъ ни съ кѣмъ изъ солдатъ и городовыхъ и сносился со всѣми только черезъ непосредственно подчиненныхъ ему лицъ, что къ дому Романова, съ параднаго крыльца, не подъѣзжалъ...

А что дѣлалъ мѣстный начальникъ команды г. Кудельскій? Когда я задалъ ему вопросъ, могли-ли солдаты съ Мало-Базарной улицы стрѣлять по направленію дома Кондакова, онъ категорически объявилъ, что это было совершенно невозможно, такъ какъ онъ лично разставилъ посты, и солдаты съ Мало-Базарной улицы стрѣляли по направленію къ Ленѣ и монастырю, а съ Поротовской по направленію къ Ленѣ. Мы осматривали домъ Романова, видѣли прострѣлы, узнавали ихъ направленіе стальными спицами, и я ни на минуту не сомнѣваюсь, что вы точно такъ же, какъ и экспертъ, пришли къ убѣжденію, что выстрѣлы съ Мало-Базарной шли по направленію къ воротамъ дома Кондакова.

Нужно-ли говорить о той страшной опасности, которой подвергалось все населеніе Якутска при такой пальбѣ... Я задалъ г. Кудельскому вопросъ, разъяснялъ-ли онъ солдатамъ ихъ обязанности, говорилъ-ли караульнымъ, прежде чѣмъ отправить ихъ на посты, когда именно и какъ они имѣютъ право стрѣлять. И я получилъ отъ г. Кудельскаго неожиданный отвѣтъ, что онъ не считалъ нужнымъ дѣлать это, такъ какъ съ солдатами отправлялись караульные начальники — унтеръ-офицеры, которые прекрасно знали свои обязанности... Такъ соблюдалъ г. Кудельскій уставъ о караульной службѣ, предписывающій офицеру дважды разъяснить каждому постовому солдату его права и обязанности, прежде чѣмъ отпустить караулъ... Къ чему же приводила эта оригинальная система отношеній высшихъ къ низшимъ?! Дѣло даетъ тому лучшія иллюстраціи... Въ обвинительномъ актѣ сказано, что подсудимый Никифоровъ былъ арестованъ въ полицейскомъ управленіи; на судѣ выяснилось, что онъ былъ арестованъ на улицѣ полицейскимъ надзирателемъ Олесовымъ, даже безъ вѣдома г. полицеймейстера... Губернаторъ разсказалъ намъ, какъ онъ приказалъ арестовать г. Никифорова, узнавъ, что выйдя изъ дома Романова, тотъ напился до пьяна и лежитъ пьяный дома; отъ кого онъ узналъ это,— г. губернаторъ никакъ вспомнить не могъ... Мнѣ нечего доказывать вамъ, что разсказъ «кого-то», будто Никифоровъ напился пьянымъ — былъ чистѣйшимъ вымысломъ, или, какъ выразился г. Никифоровъ, «неизвѣстно, чьего сочиненія басней»... Впрочемъ, насколько источникъ агентурныхъ свѣдѣній о г. Никифоровѣ — полицейскій надзиратель Олесовъ — былъ точенъ, видно изъ разсказа его о времяпрепровожденіи г. Никифорова на волѣ: Олесовъ утверждалъ, будто-бы г. Никифоровъ заходилъ въ лавку Николая Попова, покупалъ тамъ селитру для посолки мяса; Олесовъ передалъ даже бывшій между г. Никифоровымъ и Поповымъ разговоръ объ этой селитрѣ... И что-же? Мы спросили г. Попова... Оказалось, что у него никогда никакого разговора съ Никифоровымъ не было, что селитру у него дѣйствительно покупалъ какой-то политическій, имени котораго онъ не знаетъ, повидимому — это пріѣзжій изъ улуса, Никифоровъ же покупалъ только спички и папиросы, притомъ заявилъ, что это онъ помнитъ твердо, ибо Никифоровъ его постоянный покупатель, почему онъ хорошо знаетъ его въ лицо. Попову было предложено узнать среди подсудимыхъ г. Никифорова, и онъ немедля указалъ его. И вмѣсто подробнаго показанія о пьянствѣ г. Никифорова мы въ концѣ концовъ освѣдомились, что когда онъ шелъ по улицѣ, то Олесову показалось, будто онъ слегка выпивши... Но это все пустяки, — было нѣчто гораздо болѣе серьезное.

Вспомните, какъ категорически утверждалъ полицейскій надзиратель Олесовъ, будто г. губернаторомъ было приказано солдатамъ стрѣлять, если со стороны политическихъ раздается болѣе одного выстрѣла. И только теперь уже на судѣ его поправляетъ г. губернаторъ, не менѣе категорически заявляя, что такого распоряженія никогда не отдавалъ, что, наоборотъ, онъ все время запрещалъ стрѣлять! Подумайте, сколько зла могъ причинить одинъ только полицейскій надзиратель Олесовъ, такъ «точно» понимавшій и передававшій солдатамъ, отданнымъ въ его безконтрольное распоряженіе, приказанія свыше... Мы спрашивали г. Кудельскаго, по чьему распоряженію въ нижнемъ этажѣ дома Романова были вынуты окна, разрушена печь; онъ даже не зналъ, было-ли это кѣмъ-нибудь сдѣлано. И только употребивъ усилія, мы, наконецъ, выяснили этотъ инцидентъ. Солдатъ Вахлинъ показалъ, что все это предпріятіе было затѣяно нынѣшнимъ экспертомъ суда — подпоручикомъ Лепинымъ... (Предсѣдатель: г. защитникъ, напоминаю вамъ 745 ст. Устава угол. суд.), который вызывалъ даже охотниковъ стрѣлять въ обвиняемыхъ снизу... Точно также г. Кудельскій ничего не зналъ о планѣ обстрѣливанія засѣвшихъ въ домѣ Романова съ крыши трехэтажнаго каменнаго дома Бушуевой. А между тѣмъ къ ней приходилъ «солдатикъ» — фельдфебель, офиціально не принимавшій участія въ караулѣ и обстрѣлахъ... За все время только одинъ разъ г. Кудельскій лично провѣрилъ заявленіе солдата, въ котораго будто бы раздался первый выстрѣлъ политическихъ — и оказалось, слѣда отъ пули нигдѣ не было, а вѣдь кругомъ лежалъ снѣгъ: слѣдъ не могъ не быть... Такова была заброшенность солдатъ. Не могу умолчать еще объ одной черточкѣ, которая бросилась мнѣ въ глаза, — увѣренъ, бросилась и вамъ. Въ первый день суда, торжественный день, мы видѣли сразу всѣхъ свидѣтелей солдатъ, когда ихъ приводили къ присягѣ: въ залѣ присутствовали старшій предсѣдатель и прокуроръ судебной палаты, губернаторъ и другія власти. И я могу удостовѣрить, что никогда въ жизни, даже на полевыхъ работахъ, я не видалъ такихъ запущенныхъ, грязныхъ, ободранныхъ солдатъ... (Предсѣдатель: «это не относится къ дѣлу»...)

Таково было поведеніе администраціи... А что дѣлали солдаты, какъ реагировали они на протекавшія событія?.. Вы слышали разсказъ подсудимаго Виленкина о томъ, что онъ испыталъ, сидя въ больницѣ, видя возбужденіе окружающихъ солдатъ, переживая ихъ ненависть къ политическимъ... Солдатъ заставили несть обширный караулъ на лютомъ морозѣ; благодаря этому, они лишились отпусковъ, томились службой... А тутъ еще въ ихъ среду вошли только что прибывшіе съ партіей политическихъ иркутскіе солдаты, у которыхъ были постоянныя столкновенія съ административно ссылаемыми, закончившіяся избіеніемъ послѣднихъ въ Усть-Кутѣ... Недовольство, раздраженіе солдатъ подогрѣвалось общимъ недовольствомъ, раздраженіемъ противъ политическихъ и всего населенія Якутска: въ этомъ смыслѣ очень характерно показаніе Пенькова: «якуты думали, что въ городѣ объявлена война, подвозъ провизіи совершенно прекратился, цѣны на все поднялись»... Я не говорю о томъ, какъ было стѣснено движеніе по улицамъ, благодаря рогаткамъ, какъ многіе боялись выходить изъ дома... Всѣмъ хотѣлось поскорѣе ликвидировать исторію. Солдаты не могли не знать этого... Вотъ почему разсказъ подсудимыхъ — искренній и простой — о тѣхъ безобразіяхъ, о тѣхъ вызовахъ, которые продѣлывали солдаты, не можетъ возбуждать сомнѣнія. Это все было такъ естественно. Между тѣмъ, въ обвинительномъ актѣ говорится, что даже указаніе подсудимыхъ — въ заявленіяхъ — на закрываніе ставенъ солдатами ничѣмъ на предварительномъ слѣдствіи не подтвердилось. Обвиняемый г. Теслеръ, давая разъясненія, какъ разыгрались событія, сказавъ объ издѣвательствахъ солдатъ, промолвилъ: «у насъ нѣтъ никакихъ доказательствъ этого — хотите, вѣрьте, хотите — нѣтъ»... Г-нъ Теслеръ ошибался: доказательствъ закрыванія ставенъ у насъ много и вполнѣ достаточно. Пусть свидѣтели говорятъ, будто не видали, какъ солдаты и городовые закрывали ставни, сопоставьте цѣлый рядъ отдѣльныхъ чертъ въ показаніяхъ разныхъ свидѣтелей, и все будетъ ясно. Мы прочитали показаніе умершаго свидѣтеля Николаева: «какъ-то ночью еще дня за два до убійства солдатъ я замѣтилъ, что ставни съ дома Романова съ улицы были закрыты, кажется, во всѣхъ окнахъ»... Городовой Максимъ Тихоновъ сообщилъ, что «какъ-то одно окно было закрыто со стороны улицы». То же видѣлъ городовой Медвѣдевъ. Свидѣтель Семенъ Федоровъ показалъ, что за полчаса до стрѣльбы вѣтромъ затворило ставни у окна, которое выходитъ прямо къ караульному дому. Припомните показаніе Федота Романова — домовладѣльца, который категорически заявилъ, что домъ построенъ десять лѣтъ назадъ, что ставни никогда за это время не затворялись, что они были прикрѣплены къ стѣнамъ желѣзными крючками. Судъ осматривалъ домъ Романова со двора, я обратилъ тогда вниманіе ваше на то, что одна изъ ставенъ окна, выходящаго къ караульному дому, сорвана съ петель, тогда какъ въ зимнихъ, оставшихся до сего времени рамахъ окна — форточекъ нѣтъ, а стекла цѣлы. Я указалъ тогда на полную невозможность для подсудимыхъ сбросить эти ставни изнутри дома.

Вы видѣли желѣзные крючки, которыми прикрѣплены были ставни къ стѣнамъ, такіе крючки вѣтеръ не открываетъ. Впрочемъ, мы спрашивали эксперта, была-ли въ теченіе всего времени, пока обвиняемые сидѣли въ домѣ Романова, хоть одна буря, и получили отвѣтъ, что ея не было. Въ бюллетеняхъ метеорологической обсерваторіи былъ записанъ вѣтеръ въ одинъ часъ дня 4-го марта, сила его опредѣлялась тремя штифтиками. Это былъ, по словамъ эксперта, настолько умѣренный вѣтеръ, что открывать и закрывать ставенъ — онъ не могъ. Если Семенъ Федоровъ и видѣлъ ставню, по его предположенію, закрытую вѣтромъ, мы все-же знаемъ теперь, что ее закрылъ не вѣтеръ. А между тѣмъ, въ дѣлѣ есть самыя точныя данныя, какъ относились политическіе къ закрыванію ставенъ. Свидѣтель Максимъ Тихоновъ, Семенъ Федоровъ, Николаевъ, Медвѣдевъ, Киренскій, Кондаковъ — видали, какъ «государственные», разбивъ стекла при лютомъ якутскомъ морозѣ, старались сбросить закрытыя ставни. Въ это время, по словамъ свидѣтелей, во дворъ изъ дома подсудимые уже не могли выходить, и никто изъ постороннихъ не смѣлъ приблизиться къ дому, такъ какъ вокругъ него и день ночь стоялъ караулъ. Но у насъ есть совершенно объективное показаніе — это протоколъ осмотра дома Романова, составленный слѣдователемъ. Въ немъ указано, что на нѣкоторыхъ окнахъ ставенъ нѣтъ — онѣ сброшены у двухъ оконъ, выходящихъ на улицу, ближе къ воротамъ, у венеціанскаго окна въ стѣнѣ между воротами и параднымъ окномъ и, наконецъ, въ крайнемъ окнѣ со стороны дома Канина. Всѣ эти ставни прикрѣплены были къ оконнымъ рамамъ не на петляхъ, а на крючкахъ, съ которыхъ ихъ можно было легко сбросить, по словамъ слѣдователя, просунувъ руку въ разбитое окно. Наконецъ, свидѣтель Вильконецкій показалъ, что одинъ изъ обвиняемыхъ подалъ ему еще до стрѣльбы записку, въ которой говорилось о дурномъ поведеніи солдатъ, и о томъ, что они закрываютъ ставни. Объ этомъ сообщалось и въ открытомъ письмѣ подсудимыхъ къ губернатору. Письмо было чрезвычайно рѣзко, очевидно, именно потому, что обвиняемые главнымъ виновникомъ закрыванія ставенъ считали г-на Чаплина. Они не допускали мысли, что это дѣлалось не только безъ вѣдома, но даже вопреки его запрещенію. О закрываніи ставень говорилъ губернатору и подсудимый Тепловъ, крича и волнуясь, какъ разсказывалъ самъ г. Чаплинъ. На судѣ былъ оглашенъ и дневникъ подсудимыхъ 4 марта, и по тону, и по содержанію предназначенный не для чтенія постороннихъ. И въ этомъ дневникѣ опять-таки говорилось о закрываніи ставенъ солдатами. Свидѣтель полицейскій надзиратель Вильконецкій, получивъ записку, о которой я упоминалъ, тутъ-же на мѣстѣ разспрашивалъ солдатъ, кто закрывалъ ставни, и они ему отвѣтили, что это не они дѣлаютъ, что, можетъ быть, закрыть ставни распорядился хозяинъ дома. Итакъ, тогда никому изъ солдатъ и въ голову не приходило, что эти ставни могъ закрывать вѣтеръ. Мы спросили Романова, не закрывалъ-ли онъ ставенъ, не приказалъ-ли онъ кому-нибудь поступать такъ. И онъ заявилъ, что этого не было... Еще одинъ штрихъ. Свидѣтель Леньковъ, жившій около Кондакова, показалъ, что, когда онъ ушелъ изъ дома, послѣ четвертаго марта, то вернувшись, къ удивленію, увидалъ, что во всѣхъ его окнахъ закрыты ставни. Никто посторонній, никто, кромѣ солдатъ, къ его дому не могъ подойти. Кому понадобилось такъ озорничать, — осталось неизвѣстнымъ. Кто-же закрывалъ ставни въ домѣ Романова?

На это мы имѣемъ отвѣтъ отъ одного лишь свидѣтеля Кондакова. Онъ все время неотступно наблюдалъ за ставнями дома Романова и утверждалъ, что ставенъ никто не запиралъ. Подумайте, сколько самоувѣренности у этого свидѣтеля. То, что намъ не удалось открыть, кто именно, изъ солдатъ или городовыхъ или, наконецъ, казаковъ закрывалъ ставни, неудивительно. Вы знаете изъ акта осмотра дома Романова, что внизу подъ квартирою политическихъ былъ произведенъ цѣлый рядъ разрушеній: сломана печь, вынуты окна. Сдѣлать это политическіе не могли, такъ какъ входъ въ квартиру былъ единственный со двора. Около дома стояли кругомъ часовые. Мы вызвали ихъ всѣхъ, мы всѣхъ ихъ допрашивали объ этихъ разрушеніяхъ, всѣ они заявили, будто не видали даже этихъ разрушеній. Между тѣмъ, со словъ свидѣтеля Вахлина, мы знаемъ, что разрушеніе было сдѣлано по распоряженію подпоручика Лепина. Кто разрушалъ, конечно, такъ и осталось неизвѣстнымъ. Подсудимые вамъ заявили, что полиція подвезла къ дому Романова бревна, очевидно, для того, чтобы при посредствѣ выступовъ на стѣнахъ дома облегчить себѣ внезапное нападеніе. Мы опять-таки допытывались, кто привезъ эти бревна и получили отвѣтъ, что никто даже не видалъ ихъ. Посмотрите-же на ту фотографію дома Романова, которая приложена къ дѣлу и которую вы намъ предъявили какъ вещественное доказательство; она снята слѣдователемъ, согласно его акту осмотра утромъ 8-го марта, т.е. на другой день послѣ сдачи подсудимыхъ. На этой фотографіи вы увидите бревна передъ караульнымъ домомъ, покрытыя густымъ слоемъ снѣга, тогда какъ тутъ-же, на той-же фотографіи, у дома Романова, свалены бревна безъ одной снѣжинки на нихъ. Но довольно объ окнахъ и бревнахъ.

Подсудимые разсказывали въ своихъ заявленіяхъ и о томъ, что солдаты и городовые пытались ломать у нихъ цендровку, когда они провертывали дыры въ стѣнахъ дома. Въ обвинительномъ актѣ говорится, что и это тоже не подтвердилось на предварительномъ слѣдствіи. Но, вѣдь, здѣсь на судѣ свидѣтель Шаракаловъ показалъ вамъ, что слышалъ отъ убитаго затѣмъ товарища Глушкова разсказъ про то, какъ городовые мѣшали политическимъ провертывать въ стѣнахъ дыры и хотѣли сломать цендровку. Здѣсь, на судѣ, было оглашено предсмертное показаніе Глушкова, въ которомъ онъ категорически сообщалъ, что въ то время, какъ политическіе провертывали дыры, городовые заколачивали ихъ. Что намѣреніе заколачивать дыры было вообще у солдатъ, видно изъ показаній рядового Удальцова, при которомъ, по его словамъ, кто-то изъ городовыхъ сказалъ: «Надо пойти заткнуть дыры политическимъ» — на что получилъ отвѣтъ: «попробуй-ка!..».

О бросаніи камней въ политическихъ вамъ разсказалъ подсудимый Виленкинъ. По его словамъ, свидѣтель, рядовой Соловьевъ, присутствовавшій теперь при разъясненіи Виленкина въ залѣ судебныхъ засѣданій, тогда, въ моментъ разгара событій похвалялся передъ всѣми товарищами, какъ удачно онъ бросилъ замерзшимъ навозомъ въ политическаго. О бросаніи камней Глушковымъ сообщилъ вамъ трактирщикъ Аркадій Поповъ со словъ Анны Бурятки, сожительницы покойнаго, но она затѣмъ отрицала его разсказъ. Этотъ свидѣтель не внушаетъ г-ну прокурору довѣрія. Вспомните, я самъ просилъ судъ дать очную ставку Попову и Аннѣ Буряткѣ. Послѣдняя была пьяна. Каждый стоялъ на своемъ. Кто изъ нихъ правъ, такъ и неизвѣстно. Я-же не люблю пользоваться показаніями свидѣтелей, которымъ требуется давать очныя ставки и потому не дѣлаю никакихъ выводовъ на основаніи ихъ показаній. Но вотъ что удивляетъ меня: г. прокуроръ констатируетъ, что разсказъ подсудимыхъ о неприличной выходкѣ покойнаго Глушкова по отношенію къ политической дѣвушкѣ, показавшейся у окна, ничѣмъ не подтвердилось. Это не вѣрно: губернаторъ Чаплинъ показалъ, что объ этой выходкѣ онъ тогда-же слышалъ разсказъ начальника мѣстной команды Кудельскаго. И хотя Кудельскій вамъ заявилъ, что онъ ничего не-помнитъ объ этомъ эпизодѣ, мы все-же можемъ утверждать, что онъ дѣйствительно говорилъ о немъ губернатору Чаплину. Свидѣтель докторъ Сабунаевъ, присутствовавшій при разговорѣ Чаплина съ Кудельскимъ, передалъ разговоръ послѣдняго въ тѣхъ-же выраженіяхъ, что и свидѣтель Чаплинъ.

Таковы были обстоятельства, при которыхъ разыгрались печальныя событія 4-го марта. Политическіе мирно и спокойно сидѣли въ домѣ Романова и ждали отвѣта на свою телеграмму министру. Губернаторъ предлагалъ имъ выйти изъ дома Романова, гарантируя, что эта исторія ни для кого изъ нихъ не будетъ имѣть вредныхъ послѣдствій, что никто изъ нихъ не будетъ арестованъ. Очевидно, если-бы въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ до 4-го марта было бы какое-нибудь уголовно-наказуемое преступленіе, губернаторъ не давалъ-бы имъ такого обѣщанія... Перехожу къ 4-му марта.

Объ этомъ событіи вы выслушали здѣсь простой, искренній и истинный разсказъ подсудимаго Теплова. Этотъ разсказъ совершенно совпадаетъ съ тѣмъ, что записано въ дневникѣ обвиняемыхъ отъ 4-го марта. Тутъ нѣтъ и тѣни юмора «объ эскадрѣ», тутъ дневникъ — правдивый и серьезный. Солдаты закрывали ставни, политическіе ихъ предупреждали не дѣлать этого. Тогда одинъ изъ солдатъ бросилъ камнемъ, вѣроятно мерзлымъ конскимъ навозомъ, въ руку политическаго, высунувшаго ее въ окно, чтобы сбросить ставень. Политическій предупредилъ, что будетъ стрѣлять. «Стрѣляй!» — послѣдовалъ отвѣтъ. Въ это время раздались два выстрѣла изъ бойницы надъ окномъ. Подсудимый Тепловъ вамъ заявилъ, что за все время нахожденія политическихъ въ домѣ Романова со стороны ихъ только и были эти два выстрѣла. Послѣ этого они не отвѣчали ни на одинъ выстрѣлъ, ни на одинъ залпъ солдатъ. Говоря объ этихъ двухъ выстрѣлахъ, Тепловъ все время выражался: «наши два выстрѣла», «съ нашей стороны два выстрѣла»... Онъ не сказалъ вамъ даже, что эти два выстрѣла одного товарища раздались совершенно неожиданно для остальныхъ. Объ этомъ мы имѣемъ только показаніе полицеймейстера Березкина. Когда тотчасъ-же послѣ убійства двухъ солдатъ, Тепловъ вышелъ къ губернатору, крича и волнуясь, онъ заявилъ, что они, выстрѣлы, раздались неожиданно для нихъ. Уходить изъ дома тогда не собирались, они готовы были тамъ погибнуть, процесса никто не ожидалъ. И, конечно, Тепловъ говорилъ правду... Господинъ прокуроръ утверждаетъ, что эти выстрѣлы нужны были политическимъ для достиженія «своей цѣли», что имъ нужно было бросить вызовъ, добиться стрѣльбы солдатъ, такъ какъ они уже испытывали голодъ... Нѣтъ, у нихъ еще не было голода. Вы помните актъ осмотра дома. Тамъ были найдены кадка, полная заготовленнымъ тѣстомъ, головы сахару, большіе куски мяса, муки, три съ половиною пуда карасей, много соленой рыбы, 20 ф. масла, глыбы льда и дрова. Нѣтъ, имъ было еще что ѣсть... Г-нъ прокуроръ утверждаетъ, что будто-бы солдаты спокойно стояли и смотрѣли, а политическіе начали стрѣлять. Дѣло вашей судейской совѣсти повѣрить обвиняемымъ или нѣтъ...

Такъ что-же въ такомъ случаѣ вызвало ихъ выстрѣлы? Благодаря чему имъ, политическимъ, закрытіе ставенъ казалось такимъ невыносимымъ, ужаснымъ? Необходимость отворять ихъ, разбивая стекла, смерть отъ мороза?! Нѣтъ, не замерзаніе было имъ страшно. Ихъ не пугала сама смерть... Вѣдь въ домъ Романова они пришли съ тѣмъ, чтобы умереть... И не та смерть, которой всѣ мы, остальные такъ боимся, представляла для нихъ смертельную опасность?. Для нихъ было ужасомъ безслѣдно, никому невѣдомо быть взятыми изъ дома Романова... А ставни все ликвидировали... При закрытыхъ ставняхъ они не могли защищаться... Господинъ прокуроръ говоритъ, что эти два выстрѣла могли произвести одинъ или нѣсколько человѣкъ. Нѣтъ, два выстрѣла произвести могутъ не болѣе двухъ человѣкъ, а обвиняемыхъ въ домѣ было 55 человѣкъ... Свидѣтель Удальцовъ подтверждаетъ разсказъ обвиняемаго Теплова, говоря, что изъ дома Романова онъ слышалъ всего два выстрѣла. Свидѣтель Соловьевъ, говоря объ этомъ днѣ 4-го марта, свидѣтельствуетъ, что послѣ перваго-же выстрѣла онъ видѣлъ дымъ (а не «дымокъ» — Кондакова!)... Свидѣтель Ярковъ сообщаетъ намъ, согласно съ дневникомъ подсудимыхъ, что первымъ-же выстрѣломъ былъ убитъ Кирилловъ... То-же удостовѣряетъ Шутовъ, утверждая, что раньше былъ убитъ Кирилловъ, а затѣмъ Глушковъ. Ст. Тихоновъ твердо помнитъ, что послѣ-же выстрѣла свалился рядовой; что это былъ Кирилловъ — разъясняетъ намъ и Хромовъ, подтверждающій, что Глушковъ былъ убитъ послѣ него. Наконецъ, вы слышали показаніе самого Глушкова. Когда былъ убитъ Кирилловъ, Глушковъ бросился къ крыльцу, гдѣ и раненъ. Господинъ прокуроръ молчитъ, что покойный Глушковъ былъ смертельно раненъ пулей навылетъ. Ея въ немъ не нашли, но, по заключенію эксперта, она была выпущена изъ берданки. Пуля, убившая Кириллова, осталась въ немъ. Если Глушковъ былъ раненъ въ плечо, пуля, вышедшая изъ его груди, должна была попасть въ караульный домъ. Во время осмотра этого дома я обратилъ вниманіе суда на то, что во всей стѣнѣ его, обращенной къ кухнѣ Романова, нѣтъ ни одного слѣда пули. Судъ внимательно разсматривалъ всѣ стѣны и долженъ былъ констатировать, что этихъ слѣдовъ нѣтъ, кромѣ только одного, въ сѣняхъ караульнаго дома, показаннаго городовымъ Хлѣбниковымъ. Городовой Хромовъ, согласно съ предсмертнымъ показаніемъ Глушкова, показалъ вамъ, что тотъ стоялъ на площадкѣ широкой ступеньки передъ лѣстницей. По моему ходатайству, вы поставили на мѣсто, указанное Хромовымъ, солдата и затѣмъ всѣ смотрѣли въ бойницу надъ окномъ. Я убѣжденъ, что, согласно съ господиномъ экспертомъ, вы пришли къ непремѣнному убѣжденію, что слѣдъ отъ пули въ стѣнахъ былъ слѣдомъ отъ той-же пули, которая прошла черезъ Глушкова.

Перехожу къ выстрѣламъ въ пальто Хлѣбникова и сумку Колоскова. Гдѣ-же, наконецъ, находился Хлѣбниковъ въ то время, когда пуля прострѣлила ему пальто? Самъ Хлѣбниковъ неоднократно мѣнялъ въ этомъ отношеніи свои показанія: у слѣдователя онъ сначала показалъ: только онъ сошелъ съ крыльца, какъ почувствовалъ, что одежду задѣла пуля, потомъ у слѣдователя-же онъ припомнилъ, что это случилось, когда вышелъ на крыльцо караульнаго дома. Во время осмотра дома Романова Хлѣбниковъ указалъ намъ мѣсто, гдѣ стоялъ онъ въ сѣняхъ караульнаго дома. По моему ходатайству вы сдѣлали опытъ, на одной-ли линіи выстрѣла было направленіе прострѣла тѣла Глушкова, одежды Хлѣбникова и слѣдъ отъ пули въ стѣнахъ караульнаго дома. Мы поставили солдата, гдѣ по указанію городового Хромова былъ раненъ Глушковъ, Хлѣбниковъ сталъ на свое мѣсто, и экспертъ призналъ полную возможность того, что одежда Хлѣбникова была прострѣлена пулей, прошедшей навылетъ черезъ Глушкова. Въ самомъ дѣлѣ, иначе и быть не могло. Куда дѣвался-бы слѣдъ отъ другой пули? Правда, Хлѣбниковъ говоритъ, что передъ нимъ никого не было. Но вспомните, какъ онъ мѣнялъ свои показанія. Естественно, что онъ могъ не замѣтить Глушкова, забыть о немъ... Вѣдь и самый прострѣлъ пальто внушаетъ сомнѣнія. Входное отверстіе не соотвѣтствуетъ выходному, высота отверстій отъ пола неодинакова... Господинъ экспертъ призналъ возможность прострѣла пальто въ то время, когда оно висѣло на стѣнѣ. Но намъ нисколько не интересно устанавливать ложность показаній Хлѣбникова...

Господинъ прокуроръ утверждаетъ, что кромѣ двухъ выстрѣловъ было еще много, но что онъ не желаетъ останавливать на нихъ вашего вниманія. Я, напротивъ, прошу васъ обратить на нихъ вниманіе. Дѣйствительно, приказный Березкинъ показалъ суду, что когда послѣ перваго выстрѣла онъ и другіе выскакивали въ окно караульнаго дома (со стороны, противоположной дома Романова), то были слышны еще выстрѣлы, очевидно, политическихъ. Городовой-же Хлѣбниковъ утверждаетъ, что до общей стрѣльбы по командѣ никто кромѣ политическихъ не стрѣлялъ. Мнѣ нечего доказывать вамъ, что эти свидѣтели и довѣряющій ихъ мнѣнію г. прокуроръ безусловно ошибаются. Свидѣтель городовой Хромовъ показалъ вамъ, что тотчасъ-же послѣ того, какъ первымъ выстрѣломъ былъ убитъ Кирилловъ, онъ сдѣлалъ одинъ выстрѣлъ изъ револьвера, но откуда — не помнитъ. То, что Хромовъ выстрѣлилъ, подтвердилъ и рядовой Семенъ Федоровъ. Степанъ Тихоновъ сдѣлалъ 4 выстрѣла изъ револьвера. Самъ рядовой С. Федоровъ сдѣлалъ 6 выстрѣловъ съ поста во дворѣ. Итого, мы знаемъ 11 выстрѣловъ, раздавшихся до общей команды. Эти выстрѣлы и были тѣ, которые приказный Березкинъ и другіе, слыша ихъ съ другого двора, принимали за выстрѣлы политическихъ. Еще и еще разъ повторяю: вѣдь иначе мы нашли-бы слѣды пуль на стѣнѣ караульнаго дома.

Въ обвинительный актъ занесено, будто, по словамъ Хлѣбникова, одинъ изъ политическихъ черезъ разбитое стекло въ кухонномъ окнѣ стрѣлялъ изъ револьвера въ двери караульнаго дома, причемъ Хлѣбниковъ въ стрѣлявшемъ узналъ подсудимаго Бройдо, котораго затѣмъ и указалъ. По моей просьбѣ, судъ оглашалъ показаніе Хлѣбникова, данное судебному слѣдователю, и вы имѣли возможность убѣдиться, что въ обвинительномъ актѣ содержится фактическая ошибка. Хлѣбниковъ тогда показалъ, будто онъ припоминаетъ, что это письмоводитель мирового суда, но что онъ именно — въ этомъ не увѣренъ. Какъ отличительную примѣту видѣннаго имъ человѣка, Хлѣбниковъ указалъ до предъявленія ему Бройдо — черную бороду. Мы спрашивали свидѣтелей — полицейскихъ чиновъ, Вильконецкаго и Шубарина, заявившихъ, что они хорошо знаютъ подсудимаго Бройдо, носилъ-ли онъ когда-либо бороду, и они категорически удостовѣрили, что Бройдо всегда ходилъ только съ усами, брѣя щеки и подбородокъ. Самъ Хлѣбниковъ объяснилъ, что господина Бройдо до того, какъ его указалъ, онъ, Хлѣбниковъ, за все время видѣлъ только 2 раза и то случайно въ камерѣ мирового судьи, что собственно у выглянувшаго человѣка была не черная борода, а черныя баки. Вы помните, конечно, наружность Бройдо и то, что у него бриты не только щеки, но весь подбородокъ, на это я своевременно обратилъ ваше вниманіе, слѣдовательно, если-бы у него случайно и отросла борода, то она не имѣла-бы вида бакенъ. Впрочемъ, всѣ эти соображенія не имѣютъ особаго значенія, такъ какъ Хлѣбниковъ на судѣ окончательно отвергъ свое показаніе, данное судебному слѣдователю, удостовѣривъ, что не видалъ, стрѣлялъ-ли человѣкъ, выглядывавшій изъ окна. Перейду къ показанію Колоскова. И его показаніе точно такъ-же, какъ показаніе Хлебникова, полно противорѣчій. Колосковъ у судебнаго слѣдователя показалъ, что въ тотъ моментъ, когда онъ стоялъ рядомъ съ убитымъ Кирилловымъ, положа ему руку на плечо, сначала раздался одинъ выстрѣлъ, затѣмъ другой, потомъ еще нѣсколько выстрѣловъ, изъ которыхъ однимъ былъ убитъ Кирилловъ. Прежде чѣмъ былъ убитъ Кирилловъ, однимъ изъ выстрѣловъ была оторвана у Колоскова, по его словамъ, пуговка отъ патронташа. Когда Колосковъ сначала было подтвердилъ этотъ разсказъ, онъ былъ поставленъ на очную ставку съ рядовымъ Ярковымъ, который ранѣе показалъ, что Кирилловъ былъ убитъ первымъ-же выстрѣломъ, причемъ Ярковъ стоялъ въ это время передъ Кирилловымъ, держа руку на его плечѣ, а Колоскова тутъ онъ не примѣтилъ.

Я говорилъ уже вамъ, какъ осторожно отношусь къ показаніямъ свидѣтелей, которымъ приходится давать очныя ставки. Каждый изъ нихъ стоялъ на своемъ, только Колосковъ измѣнилъ снова свое показаніе; онъ не держалъ руки на плечѣ Кириллова, а стоялъ рядомъ съ нимъ. Господинъ экспертъ, поручикъ Лепинъ, осматривавшій сумку Колоскова, убѣжденно заявилъ вамъ, что если пуговка на ней и была оторвана рикошетною пулею, то не иначе, какъ револьверною. Я задалъ вопросъ господину эксперту: возможно-ли, чтобы этотъ выстрѣлъ изъ револьвера былъ произведенъ человѣкомъ, стоявшимъ на той-же поверхности, что и Колосковъ. Экспертъ далъ утвердительный отвѣтъ, сказавъ, что для этого онъ долженъ былъ стрѣлять сверху внизъ, поднявъ руку. У меня и въ мысляхъ нѣтъ доказывать вамъ лживость показаній Колоскова, но что онъ все путаетъ, въ этомъ для меня нѣтъ никакого сомнѣнія. Цѣлымъ рядомъ свидѣтельскихъ показаній установлено, что Кирилловъ былъ убитъ первымъ-же выстрѣломъ, послѣ котораго всѣ разбѣжались и одинъ Колосковъ твердитъ, что раньше пуля попала въ него. Я убѣжденъ, что Колосковъ не помнитъ того мѣста, гдѣ онъ стоялъ, не помнитъ, какъ именно и откуда пуля попала въ его пряжку, а затѣмъ въ сумку. Между тѣмъ мы имѣемъ весьма цѣнное показаніе городового Хромова. Тотчасъ-же послѣ перваго выстрѣла онъ, выхвативъ впопыхахъ револьверъ, взволнованно, не помня откуда и куда, выстрѣлилъ! Очевидно, что выхватывая револьверъ изъ кабура, Хромовъ могъ поднять руку кверху и выстрѣлить внизъ, причемъ пуля его и попала въ пряжку пояса Колоскова, давъ рикошетъ въ пуговку патронташа, о которомъ говорилъ господинъ экспертъ. Вотъ объясненіе всѣхъ выстрѣловъ, раздавшихся до общей стрѣльбы. О томъ, что политическіе отвѣчали на залпы солдатъ, на ихъ стрѣльбу по командѣ, не говоритъ ни одинъ свидѣтель. Мнѣ больше нечего прибавлять къ 4-му марта. Перехожу къ стрѣльбѣ 5-го марта.

Господинъ прокуроръ выразился, что о ней и событіяхъ 6-го марта можно говорить сразу. Я поступлю иначе и разберу всѣ данныя о каждомъ днѣ. Относительно 5-го марта мы имѣемъ прежде всего показанія полицейскаго надзирателя Шубарина. Онъ находился въ караульномъ домѣ. Вдругъ кругомъ забѣгали солдаты, начали кричать, что политическіе «стрѣляютъ». Всѣ выскочили въ окно, въ числѣ ихъ и Шубаринъ, построились около дома Сюткина и по командѣ начали стрѣлять; до криковъ солдатъ «стрѣляютъ», по словамъ Шубарина, онъ не слышалъ ни одного выстрѣла. Не забудьте, что дѣло происходило зимой, кругомъ лежалъ снѣгъ, ѣзду вблизи запретили. А вѣдь и лѣтомъ въ Якутскѣ почти мертвая тишина. Вы, конечно, помните показаніе начальника команды Кудельскаго, которое я уже цитировалъ. Какъ-то ему заявили, что общая пальба солдатъ началась послѣ того, какъ политическіе выстрѣлили въ рядового, стоявшаго на посту. Господинъ Кудельскій провѣрилъ разсказъ этого рядового, осмотрѣлъ все кругомъ, но никакихъ слѣдовъ пули не нашелъ. Этотъ солдатъ былъ вѣроятно свидѣтель Филатовъ. Онъ показалъ вамъ, что 5 марта стоялъ на посту около дома Кондакова. Вдругъ началась стрѣльба. Первый выстрѣлъ былъ въ него. Откуда — не знаетъ. Дыма въ окнахъ дома Романова не видалъ. Господинъ прокуроръ утверждаетъ, что показаніями цѣлаго ряда казаковъ установлено, что первыми стрѣлять начали политическіе. Грозящее подсудимымъ наказаніе черезчуръ серьезно, чтобы обвиненіе могло отдѣлываться такими голословными заявленіями. Пусть господинъ прокуроръ укажетъ суду не цѣлый рядъ казаковъ, а только хоть одного, который удостовѣрилъ-бы это! Нѣтъ, господинъ прокуроръ не сможетъ сдѣлать этого, онъ не назоветъ ни одного имени такого свидѣтеля!

У насъ есть показаніе казака Чепалова. Онъ стоялъ 5 марта на посту тоже около дома Кондакова. По словамъ Чепалова, сначала раздался гдѣ-то одинъ выстрѣлъ. Откуда — неизвѣстно. Дыма изъ оконъ политическихъ не было видно. Тогда онъ самъ выстрѣлилъ съ поста. Затѣмъ началась общая пальба солдатъ по командѣ!.. И такъ всѣ свидѣтели говорятъ: стрѣляли изъ дома Романова, но дыма не видалъ... Но вотъ кто видѣлъ его — купецъ Кондаковъ! Господинъ прокуроръ утверждаетъ, что въ полной достовѣрности его показаній нельзя сомнѣваться, а онъ видѣлъ дымъ отъ перваго выстрѣла... Но прежде всего практическая поправка. Въ обвинительномъ актѣ дѣйствительно говорится, будто Кондаковъ увидалъ «дымъ». На судѣ, однако, Кондаковъ измѣнилъ свое показаніе, заявивъ, что видалъ только «дымокъ». И цѣлаго дыма защита не подаритъ обвиненію. Я не буду доказывать вамъ, что Кондаковъ говоритъ неправду, но что онъ заблуждается, — въ этомъ я глубоко убѣжденъ! Вы видѣли, какая невѣроятная пыль во всемъ домѣ Романова. Господинъ экспертъ выразился, что баррикады устроены изъ пыли. Достаточно было кому-нибудь ступить сразу на пыльную одежду, и, при разбитомъ стеклѣ въ рамѣ, Кондакову показался «дымокъ»; я не говорю уже о табачномъ дымѣ или естественномъ зимою парѣ, если кто-нибудь послѣ выстрѣла Чепалова отнялъ подушку отъ разбитаго стекла. Но самъ Кондаковъ не возбуждаетъ во мнѣ того довѣрія, которымъ преисполненъ къ нему господинъ прокуроръ. Прежде всего, это человѣкъ крайне озлобленный на обвиняемыхъ. Онъ выдержалъ осаду въ теченіе 18 дней, и, конечно, болѣе чѣмъ кто-нибудь тяготился ею. Я не повторяю вамъ о томъ, что всѣ жители были недовольны отсутствіемъ подвоза продуктовъ. Кондаковъ былъ окруженъ рогатками, былъ лишенъ гостей, находился въ вѣчномъ страхѣ погибнуть отъ шальной пули. Мы были у него, когда производили осмотръ на мѣстѣ. Вспомните, какъ онъ старался васъ убѣдить, что слѣдъ въ заборѣ дѣйствительно отъ пули, какъ онъ радъ былъ все показать, безъ всякой просьбы торопился взобраться на крышу... Вспомните вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ онъ былъ самоувѣренъ, утверждая отрицательный фактъ, что никто изъ солдатъ не закрывалъ ставенъ дома Романова... О томъ, что за человѣкъ свидѣтель Кондаковъ, вы имѣете свѣдѣнія отъ свидѣтеля доктора Сабунаева. Онъ пользовалъ Кондакова отъ падучей, въ такой формѣ, которая почти всегда связана съ галлюцинаціями и ослабленіемъ памяти...

Кондаковъ утверждаетъ, что, кромѣ «дымка», онъ видѣлъ еще затѣмъ на снѣгу слѣды отъ пуль. Г-нъ прокуроръ въ подтвержденіе этого факта ссылается еще и на Малышева, по словамъ котораго пули падали на снѣгъ. Этому показанію Кондакова я вполнѣ вѣрю... Г-нъ прокуроръ утверждаетъ, что мы осмотрѣли все въ домѣ и дворѣ Романова и убѣдились, что такихъ прострѣловъ въ стѣнахъ дома Романова, которые показывали-бы, что пули падали на снѣгъ черезъ стѣны отъ стрѣльбы со стороны Мало-Базарной ул., не было; г-нъ прокуроръ ссылается на эксперта, не нашедшаго внутри дома сквозныхъ прострѣловъ! А между тѣмъ, начальникъ мѣстной команды Кудельскій утверждалъ, что у солдатъ были ружья, пули которыхъ свободно пробиваютъ три толстыхъ деревянныхъ стѣны, что и 5-го и 6-го стрѣляли какъ отъ дома Сюткина, такъ и съ Мало-Базарной.

Гг. судьи! Мы всѣ по забывчивости и усталости сдѣлали одну ошибку! Осматривая домъ Романова снаружи, мы установили цѣлый рядъ входныхъ прострѣловъ въ стѣнѣ нижняго этажа дома, обращенной на Мало-Базарную ул. Спицами мы узнавали направленіе этихъ прострѣловъ, и экспертъ призналъ, что они отъ солдатскихъ ружейныхъ пуль... и что если пролетѣли черезъ стѣны, то могли упасть на снѣгъ около забора дома Кондакова. Затѣмъ мы вошли въ самый домъ и стали искать сквозные прострѣлы, забывъ, что мы во второмъ, а не въ первомъ этажѣ! Нижній этажъ мы такъ и не осматривали изнутри!.. Но не только слѣды отъ пуль, пролетавшихъ черезъ стѣны нижняго этажа, могли видѣть на снѣгу свидѣтели. Г-нъ прокуроръ утверждаетъ, что, по заключенію г. эксперта, пули отъ выстрѣловъ вверхъ пролетали далеко за лагерь. Г-нъ прокуроръ передаетъ не все заключеніе г. эксперта. Я дѣйствительно задалъ послѣднему вопросъ, могли-ли падать на снѣгъ пули, если съ Мало-Базарной улицы стрѣляли вверхъ. И господинъ экспертъ далъ заключеніе, что отъ солдатскихъ ружей падать такъ близко не могли, но иное дѣло отъ револьверныхъ. Пули отъ нихъ могли падать на снѣгъ. И что-же? Казакъ Шамаевъ показалъ вамъ, какъ слышалъ отъ нѣсколькихъ казаковъ, что они стрѣляли въ разныхъ направленіяхъ изъ револьверовъ. Господинъ прокуроръ еще переспросилъ Шамаева, знаетъ-ли онъ тѣхъ казаковъ, и Шамаевъ отвѣтилъ, что трехъ изъ нихъ и сейчасъ помнитъ... Куда именно они стрѣляли, — такъ и неизвѣстно.

Господинъ прокуроръ говоритъ, что мы осматривали и заборъ, прилегающій къ дому Романова, но и въ немъ не оказалось выходныхъ отверстій отъ пуль по направленію къ дому Кондакова. Это вѣрно, но не совсѣмъ! Мы смотрѣли заборъ, по моей просьбѣ, только на небольшомъ пространствѣ, ближайшемъ къ окну кухни дома Романова, съ цѣлью установить, что изъ того окна не было стрѣльбы черезъ заборъ. Прострѣловъ, дѣйствительно, не оказалось, но остального забора мы не смотрѣли, какъ не смотрѣли отхожаго мѣста около него. Между тѣмъ, въ оглашенномъ вами актѣ осмотра судебнымъ слѣдователемъ съ экспертизою того-же г. Лепина, на стр. 17 дѣла значится слѣдующее: «Заплотъ (заборъ) между домами Романова, выходящій на Поротовскую улицу, навѣсъ, его столбы, заплотъ, раздѣляющій дворы Романова, отхожее мѣсто, выстроенное около этого забора — во многихъ мѣстахъ пробиты пулями со стороны караульнаго дома, какъ это видно по входнымъ и выходнымъ отверстіямъ и со стороны Поротовской улицы». Итакъ, вотъ самое простое и очевидное объясненіе пуль, падавшихъ на снѣгъ, — онѣ были со стороны караульнаго дома и несомнѣнно должны были попадать въ снѣгъ — около воротъ дома Кондакова, такъ какъ, помните, отхожее мѣсто находится между домомъ Романова и караульнымъ.

Перехожу къ 6-му марта. По разсказамъ подсудимаго Теслера, въ этотъ день, въ 11 часовъ утра, раздался неожиданный одиночный выстрѣлъ. Политическіе не отвѣчали, стрѣльбы со стороны солдатъ не послѣдовало. Этимъ однимъ выстрѣломъ со двора былъ раненъ Медяникъ. Когда мы осматривали домъ Романова, Медяникъ показалъ намъ отверстіе въ стѣнѣ, черезъ которое прошла пуля: по заключенію господина эксперта, этотъ прострѣлъ былъ произведенъ солдатскою пулей со двора изъ-за караульнаго дома. Кто-же выстрѣлилъ 6-го утромъ?.. Но почему объ этомъ должны говорить мы, почему господинъ прокуроръ, утверждая, что 6-го марта со стороны политическихъ раздался первый одиночный выстрѣлъ, не сообщаетъ суду, въ кого былъ направленъ этотъ выстрѣлъ? — Пусть обвиненіе укажетъ намъ хоть одного свидѣтеля, хоть одно соображеніе, дающее ему основаніе думать, что этотъ выстрѣлъ послѣдовалъ со стороны политическихъ! Такъ обвинять нельзя, такія голословныя утвержденія по меньшей мѣрѣ странны...

И все-же мы имѣемъ кое-какія указанія на то, кто могъ сдѣлать этотъ выстрѣлъ. Урядникъ Иннокентій Безсоновъ показалъ вамъ, что тогда былъ арестованъ казакъ Величенко, такъ какъ былъ пьянъ, причемъ у него отняли ружье, но стрѣлялъ-ли онъ, или нѣтъ, — Безсоновъ не знаетъ. Мы допросили самого Величенко. Оказалось, что его дѣйствительно арестовалъ тогда полицейскій надзиратель Большевъ и отнялъ ружье за то, что онъ, стоя на мѣстѣ, притопывалъ отъ мороза ногами. Но пьянъ онъ, конечно, не былъ и ни въ кого не стрѣлялъ... И опять мнѣ вспоминается показаніе господина Кудельскаго... Господинъ прокуроръ можетъ мнѣ возразить: это все предположенія и предположенія! Да, но что-же дѣлать, если и всѣ собранныя обвиненія о томъ, откуда послѣдовалъ этотъ выстрѣлъ, основаны уже на совершенно голыхъ предположеніяхъ...

Въ обвинительномъ актѣ этотъ одиночный выстрѣлъ отнесенъ на 6-ое вечеромъ. Господинъ Теслеръ утверждаетъ, что это происшествіе имѣло мѣсто утромъ, а не вечеромъ, такъ какъ передъ вечеромъ въ 2—3 часа солдаты устроили самый обстрѣлъ. Дата обвинительнаго акта основана на показаніи господина губернатора, но на судѣ господинъ Чаплинъ заявилъ, что съ его стороны возможна въ этомъ ошибка. Полицеймейстеръ Березкинъ отнесъ одиночный выстрѣлъ къ 5-му марта утромъ. При такой путаницѣ датъ вамъ нѣтъ никакихъ основаній не вѣрить датѣ подсудимыхъ...

Перехожу къ послѣднему обстрѣлу 6-го въ 2—3 часа пополудни... Что этотъ обстрѣлъ былъ именно тогда, видно изъ показанія караульнаго начальника Былкова и послѣдняго заявленія подсудимыхъ, переданнаго Теслеромъ губернатору, того рѣзкаго заявленія, о которомъ я уже говорилъ...

Какъ-же излагаютъ ходъ событій подсудимые? Около 2 часовъ госпожа Анна Розенталь стояла въ комнатѣ, выходящей окномъ на Мало-Базарную улицу, т.-е. у той стѣны, по которой сбоку находится кухонная дверь. Госпожа Розенталь смотрѣла въ окно. Вдругъ изъ-подъ навѣса въ отверстіе отъ вынутой доски кто-то просунулъ ружье, и грянулъ выстрѣлъ. Пуля пробила стекла окна и ударилась о печь. Мы провѣрили разсказъ госпожи Розенталь осмотромъ. Я увѣренъ, что въ правдивости разсказа вы не можете сомнѣваться послѣ осмотра. Направленіе выстрѣла, входное и выходное отверстія были видны и безъ спицы. Что выстрѣлъ послѣдовалъ именно оттуда, изъ-за забора, далъ заключеніе и господинъ экспертъ. 6-го марта въ это время на Мало-Базарной улицѣ стоялъ рядовой Михаилъ Федоровъ, тотъ самый, который показалъ, что выстрѣлъ былъ сдѣланъ въ него, откуда — онъ не замѣтилъ. Вы, конечно, помните допросъ Федорова. Когда его спросили, стрѣлялъ-ли онъ, Федоровъ замолчалъ... Я никогда не забуду его лица: эта задранная кверху, застывшая голова, раскрытый ротъ, шатающаяся фигура... Я тогда-же обратилъ ваше вниманіе на его видъ... Но — Богъ съ нимъ...

Кто началъ стрѣльбу, не зналъ самъ караульный начальникъ Былковъ, на котораго возлагалъ такія надежды господинъ Кудельскій. Былковъ, по его собственному показанію, равно и по показанію полицейскаго надзирателя Вильконецкаго и другихъ, сразу-же отправилъ для обстрѣла половину солдатъ на Мало-Базарную, а половину на Поротовскую къ дому Сюткина... И началась пальба съ двухъ сторонъ, та самая пальба, о которой даже не подозрѣвалъ господинъ губернаторъ... Но раньше, чѣмъ началась общая пальба, стоявшій на посту рядовой Захаровъ, услыша первый выстрѣлъ, самъ сдѣлалъ нѣсколько... Точно такъ-же поступилъ казакъ Харлампій Кондаковъ, выстрѣлившій изъ-за угла дома Кондакова... Онъ самъ показалъ это... Господинъ Кудельскій объяснилъ вамъ, почему во время стрѣльбы по командѣ всегда слышны одиночные выстрѣлы: — одни начинаютъ, другіе кончаютъ стрѣлять до и послѣ команды. При этомъ ружья казаковъ, какъ стараго образца, стрѣляютъ громче солдатскихъ. То-же разъяснилъ казакъ Поповъ... Послѣ этого разъясненія мнѣ нечего объяснять вамъ ошибку нѣкоторыхъ свидѣтелей, различавшихъ выстрѣлы по силѣ звука и приписывавшихъ болѣе глухіе политическимъ. Во время стрѣльбы 6-го марта рядовой Малышевъ, стоя у дома Кондакова, видалъ, какъ пули падали изъ дома Романова на снѣгъ, но дыма въ окнахъ не видалъ; дымъ былъ на улицѣ, гдѣ стрѣляли солдаты... О слѣдахъ пуль на снѣгѣ я говорилъ уже черезчуръ много...

Но вотъ на чемъ еще необходимо остановиться. Нѣкоторые свидѣтели, и особенно купецъ Кондаковъ, показали, что во время обстрѣла политическіе отвѣчали залпами, «пачками». При этомъ, правда, всѣ они, слыша стрѣльбу, не видали дыма изъ дома Романова, такъ какъ свой «дымокъ» увидалъ одинъ Кондаковъ, да и то только одинъ разъ. Вы слышали объясненіе подсудимыхъ: во время обстрѣловъ они всѣ лежали подъ прикрытіемъ баррикадъ. Подняться значило немедля-же погибнуть, такъ какъ кругомъ сыпались сотни пуль. Мы провѣрили это заявленіе подсудимыхъ и во время осмотра дома Романова видѣли, что въ сторону домовъ Кондакова и Сюткина въ стѣнахъ не было ни одной бойницы, что всѣ стекла прострѣлены съ улицы, а не изнутри. Господинъ экспертъ далъ вамъ категорическое заключеніе, что изнутри стрѣльба пачками и залпами не производилась...

Для того, чтобы покончить съ выстрѣлами, мнѣ нужно остановиться на второй пулѣ, приписываемой политическимъ. Ее случайно нашелъ, уже послѣ обстрѣловъ, у себя въ заборѣ Кондаковъ. Пуля маленькая, свинцовая, фабричная, отъ обыкновеннаго карманнаго револьвера. Заборъ находится въ глубинѣ двора, за высокимъ, большимъ домомъ Кондакова; и при этомъ пуля вошла въ доску на сантиметръ. Въ протоколѣ осмотра дома Кондакова сказано, будто отъ окна кухни до этого забора всего 80 шаговъ. Мнѣ кажется, ошибка въ разстояніи — несомнѣнна. Разстояніе много больше *); измѣрить его, благодаря дому, слѣдователь не могъ. Но развѣ въ разстояніи дѣло? Нельзя-же допустить, что кто нибудь изъ политическихъ произвелъ этотъ никому ненужный, нелѣпый выстрѣлъ. По направленію, какъ это установлено судебнымъ слѣдователемъ, его единственно можно было произвести изъ верхняго отверстія въ кухонномъ окнѣ, высунувъ для этого руку съ револьверомъ, и затѣмъ стрѣлять, не глядя и не зная, въ кого, такъ какъ въ это отверстіе ничего, кромѣ двери караульнаго дома, не видно, а домъ Кондакова сбоку, далеко въ сторонѣ... Между тѣмъ, тамъ, въ домѣ Кондакова, жила подсудимая Зеликманъ, тамъ, въ городѣ, были у обвиняемыхъ друзья, знакомые, товарищи по ссылкѣ. Такъ стрѣлять могъ только сумасшедшій, и вы не судили-бы его, а поторопились-бы помѣстить въ больницу... Нѣтъ, для этой находки есть болѣе простое объясненіе. Вспомните разсказъ госпожи Раковой и Крюкова о томъ, какъ, услыхавъ стрѣльбу 4 марта, они побѣжали посмотрѣть, что происходитъ, какъ на нихъ безъ всякаго вызова, безъ всякаго повода набросились озвѣрѣлые солдаты, ударили Ракову въ спину штыкомъ, а Крюкова по лицу, какъ за спиною ихъ, на Монастырскомъ переулкѣ, на который выходитъ домъ Кондакова и къ которому примыкаетъ его заборъ, раздались выстрѣлы... Помните, на вопросъ о томъ, возможно-ли, что эта пуля попала въ заборъ отъ выстрѣла вверхъ съ Монастырскаго переулка, господинъ экспертъ Лепинъ отвѣтилъ, что — да!..

*) Въ протоколѣ осмотра дома говорится, что «разстояніе отъ дома Романова до дома Линькова и Кондакова 80 съ небольшимъ шаговъ», т.-е. вымѣрена была только ширина улицы, но совершенно не принята во вниманіе глубина двора Кондакова.

Вотъ и всѣ улики по дѣлу. Повторяю: хотя г. прокуроръ и говоритъ, будто многими свидѣтелями установлено, что и кромѣ 4 марта первые начинали стрѣлять политическіе, — это никѣмъ не установлено. Чтобы повѣрить г. прокурору, намъ не нужно многихъ свидѣтелей, пусть онъ укажетъ хоть одного, но только не съ дымкомъ, а съ дымомъ, съ блескомъ огня. — Ихъ нѣтъ и быть не можетъ... Я убѣжденъ, что болѣе вы не вѣрите голословной клеветѣ нѣкоторыхъ свидѣтелей, будто подсудимые производили нелѣпую пальбу въ мирныхъ жителей.

Въ самомъ дѣлѣ, представьте себѣ, вообразите всей силой своей фантазіи то, что говорятъ вамъ эти свидѣтели: въ городѣ, на открытой площади, стоитъ открыто одинокій домъ; онъ на виду у всѣхъ. Кругомъ ни души. И вотъ изъ этого дома слышны залпы; на улицу падаютъ пули, а дыма и огня у оконъ нѣтъ!... Довольно, когда вы были маленькими мальчиками, вы и тогда не вѣрили подобнымъ сказкамъ...

Нѣтъ, подсудимые вошли въ домъ Романова не съ тѣмъ, чтобы убивать беззащитныхъ обывателей. Они вошли съ тѣмъ, чтобы погибнуть. И не смерть испугала ихъ, понудила уйти отъ баррикадъ... Тотчасъ же послѣ самыхъ жестокихъ обстрѣловъ они выходили по вызову губернатора и категорически повторяли, что останутся въ домѣ. Среди нихъ былъ уже убитый, были раненые, но не это остановило ихъ протестъ, ихъ вопль...

Изъ объясненій съ губернаторомъ они убѣдились, что все дѣло окружила безысходная клевета... Они готовы были умереть, защищаясь отъ нападенія, боясь за свою неприкосновенность, но быть перестрѣляными, какъ куропатки, они не желали, такъ какъ ничто не возстановило бы затѣмъ правды... И они вышли, чтобы добиться этой правды... Когда они сидѣли въ домѣ Романова, со всѣхъ сторонъ губернатору посыпались телеграммы, заявленія, протесты разныхъ ссыльныхъ съ полными подписями о присоединеніи ими своего голоса къ голосу подсудимыхъ... И эти заявленія, прочтенныя на судѣ, — лучшее доказательство того, какъ насущны были требованія обвиняемыхъ, какъ жизненны были они и какъ неисполненіе ихъ было равносильно смертному приговору... И протесты эти противъ тѣхъ циркуляровъ генералъ-губернатора, за отмѣну которыхъ они рѣшились пожертвовать своей жизнью, будутъ повторяться, ибо они такъ же неизбѣжны, какъ крикъ погибающаго, какъ вопль о помощи задыхающагося...

Господа судьи! Въ своей ссылкѣ подсудимые пережили много страданій и вырваться отсюда было ихъ страстной мечтой. Нѣкоторымъ оставалось до срока нѣсколько мѣсяцевъ, другимъ только сосчитанные дни... Цукеру 6 марта окончился срокъ, у Никифорова впереди было меньше года... И тѣмъ не менѣе всѣ они пошли въ домъ Романова на вѣрную гибель, понесли туда не только свою молодость, но и старость и всю свою жизнь...

Господа судьи! Пребываніе въ Якутскѣ томитъ васъ. — Страшная оторванность отъ всего, заброшенность, унылое однообразіе домовъ, лѣтомъ пыль, грязь, зимою — дикій холодъ, темнота и туманы, отсутствіе людей, примитивнаго комфорта... И вы рветесь отсюда, точно такъ же, какъ они рвутся изъ наслеговъ — подумайте — только сюда!

Ахъ, въ этомъ дѣлѣ черезчуръ много самоотверженія, черезчуръ много страданій, для того, чтобы честный судья могъ пойти на компромиссъ. И я вѣрю, хочу вѣрить въ вашъ честный приговоръ, хочу, чтобы онъ былъ продиктованъ не милостью, — ея подсудимымъ не нужно, а только правдой, одной правдой! *).

*) Въ дополнительной своей рѣчи В. В. Беренштамъ касался спеціально вопроса о виновности четырехъ лицъ: Виленкина, Никифорова, Зеликманъ и Померанцъ, выдѣленныхъ изъ общей массы подсудимыхъ слѣдствіемъ и обвиненіемъ. Ея мы не приводимъ, такъ какъ она носитъ слишкомъ частный характеръ.

 

Манифестація, устроенная нѣсколькими десятками политическихъ ссыльныхъ ради облегченія ставшихъ въ послѣднее время невозможными условій ихъ существованія, окончившаяся, къ несчастью, убійствомъ трехъ людей, породило цѣлую легенду. Какъ удостовѣрилъ свидѣтель Юшмановъ, въ Якутскѣ говорили, что «политическіе» объявили войну и хотятъ завоевать Якутскую область, а за предѣлами города ходили даже слухи о томъ, что «политическіе» одержали побѣду, и всѣ жители города перебиты. Подобные легендарные слухи о настоящемъ дѣлѣ доходили и до насъ на западъ Россіи, но, что гораздо удивительнѣе и печальнѣе, это то, что даже предварительное слѣдствіе по винѣ самихъ же подсудимыхъ, отказавшихся давать какія либо объясненія, не могло дать точной и правдивой критики происшествія и породило легенду о томъ, будто запершіеся въ д. Романова ссыльные въ теченіи трехъ дней залпами стрѣляли въ окружавшихъ ихъ солдатъ и полицію. Эта послѣдняя легенда въ достаточной степени опровергнута предшествующимъ защитникомъ. На моей обязанности лежитъ опроверженіе другой легенды, которую я назвалъ бы юридической и которая является наиболѣе опасной, такъ какъ имѣетъ за собой кажущійся авторитетъ закона.

Г. прокуроръ предлагая вамъ произнести приговоръ о нѣсколькихъ столѣтіяхъ, если не тысячелѣтіяхъ каторги, поставить крестъ на столькихъ прекрасныхъ жизняхъ, выбросить за бортъ человѣческаго общенія столько хорошихъ и выдающихся людей, не далъ достаточнаго, по моему мнѣнію, юридическаго обоснованія тому тяжкому обвиненію, которое онъ предъявляетъ подсудимымъ. Подсудимые обвиняются въ вооруженномъ сопротивленіи администраціи и войскамъ. Дѣйствующее уложеніе о наказаніяхъ знаетъ два рода сопротивленія властямъ: во-первыхъ., болѣе тяжкую форму сопротивленія — возстаніе, предусмотрѣнное ст. 263— 269 и, во-вторыхъ, менѣе тяжкую — простое сопротивленіе, предусмотрѣнное ст. 270 и слѣд. Независимо отъ этого, вооруженное сопротивленіе, оказанное скопищемъ военному караулу, предусмотрѣно ст. 123 Новаго Угол. Улож., которая, въ силу закона 30-го іюня 1904 года, получила уже силу дѣйствующаго закона. Такимъ образомъ, суду необходимо сдѣлать то, чего не сдѣлалъ г. прокуроръ: опредѣлить съ точностью, какимъ именно изъ трехъ названныхъ законовъ предусматривается дѣяніе, въ которомъ обвиняются подсудимые.

Можетъ-ли это дѣяніе считаться возстаніемъ, предусмотрѣннымъ ст. 263? Для правильнаго толкованія закона необходимо прежде всего обратиться къ лучшему для этой цѣли средству — русскому языку. Что означаетъ на обыкновенномъ разговорномъ языкѣ слово возстаніе? Ясно, какъ день, что возстаніе — это сопротивленіе особой, большой важности, затрагивающее основныя общія условія всего государства или цѣлаго края: это — актъ революціоннаго движенія. Никто на разговорномъ языкѣ не назоветъ возстаніемъ столкновенія, происшедшаго между нѣсколькими крестьянами или рабочими и полицейскимъ приставомъ, вслѣдствіе нежеланія подчиняться требованіямъ власти, касающимся какихъ-нибудь частныхъ и мѣстныхъ условій. Если таково понятіе «возстаніе» на языкѣ разговорномъ, то спрашивается, нужно-ли иначе понимать это выраженіе, когда оно встрѣчается въ уголовномъ законѣ? Думаю, что нѣтъ. По крайней мѣрѣ, правительствующій сенатъ всегда строго различалъ вышеуказанныя два рода сопротивленія властямъ. Позволю себѣ сослаться на рѣшеніе сената отъ 30 іюня 1893 года по весьма аналогичному съ настоящимъ дѣломъ: о майкопскихъ безпорядкахъ. Сущность этого дѣла заключалось въ сопротивленіи, оказанномъ майкопскими мѣщанами приведенію въ дѣйствіе закона 3 іюля 1879 года объ убоѣ зачумленнаго скота. Двѣ судебныя инстанціи примѣнили къ подсудимымъ 263 ст. Ул., но сенатъ отмѣнилъ приговоръ судебной палаты, признавая эту статью въ данномъ случаѣ не примѣнимой. При этомъ правительствующій сенатъ разсуждалъ такъ: «согласно нашимъ законамъ (ст. 263 и слѣд. Улож.) и разъясненіямъ, преподаннымъ по сему предмету сенатомъ (рѣш. 1877, № 40 по общ. собр.), неповиновеніе распоряженіямъ правительства и установленнымъ отъ онаго властямъ распадается на два различные вида: на неповиновеніе общее, которое собственно и именуется въ законѣ явнымъ противъ правительственныхъ властей, правительствомъ установленныхъ, возстаніемъ (ст. 263—269 Ул.) и неповиновеніе частное, соотвѣтствующее понятію сопротивленія властямъ (ст. 270—273). Изъ самаго законнаго опредѣленія отдѣльныхъ случаевъ сихъ видовъ неповиновенія существеннымъ признакомъ ихъ различія является не степень оказаннаго виновными сопротивленія и соотвѣтствующій сему сопротивленію родъ принятыхъ для прекращенія безпорядковъ мѣръ — такъ при простомъ нарушеніи общественнаго порядка толпой, если даже для прекращенія безпорядковъ была потребована военная сила (рѣш. 1888 г., № 14) — виновные отвѣчаютъ не по правиламъ о возстаніи, а только по 3-й части 38 ст. Устава о наказаніяхъ, — не число лицъ, оказавшихъ неповиновеніе, такъ какъ отдѣльныя распоряженія власти могутъ имѣть прямое отношеніе не къ одному, а къ нѣсколькимъ лицамъ (85 г., № 11), — но оно всецѣло зависитъ отъ рода и значенія той власти, проявленію коей было оказано неповиновеніе. Такимъ образомъ, явное возстаніе противъ властей предполагаетъ не повиновеніе велѣніямъ непосредственно отъ верховной власти исходящимъ, законамъ, ихъ обнародованію или приведенію ихъ въ дѣйствіе, или тѣмъ общимъ распоряженіямъ и мѣрамъ властей, правительствомъ установленныхъ, кои относятся къ общему порядку управленія краемъ или мѣстностью, почему и отвѣтственность за возстаніе сего рода, столь близко соприкасающаяся съ возстаніемъ противъ основаній государственнаго правленія, съ бунтомъ, полагается особенно тяжкое; сопротивленіе же частное имѣетъ въ виду неповиновеніе отдѣльнымъ мѣрамъ и постановленіямъ правительственныхъ властей, относящимся или къ исполненію судебныхъ рѣшеній, или къ охранѣ общественнаго порядка или спокойствія, къ предупрежденію опасности для народнаго здравія или благосостоянія и т. д., все равно, относятся-ли такія требованія или распоряженія къ отдѣльному лицу, или они налагаютъ извѣстныя обязанности на всѣхъ обывателей селенія, мѣстечка или города, все равно основываются-ли сіи требованія или распоряженія на прямомъ указаніи закона, или же принимаются извѣстными властями по ихъ усмотрѣнію, въ силу правъ, имъ закономъ предоставленныхъ, Сіе различіе сопротивленія частнаго и общаго подтверждается въ отношеніи тяжести «опредѣляемыхъ за сіе наказаній» ст. 269 Ул. (по закону 9 декабря 91). По этимъ соображеніямъ правительствующій сенатъ призналъ неправильнымъ признаніе судебной палатой, что оказанное майкопцами сопротивленіе приведенію въ дѣйствіе закона 3 іюля 1879 года объ убоѣ зачумленнаго скота является явнымъ противъ правительства возстаніемъ, и указалъ, что дѣянія осужденныхъ соотвѣтствуетъ не 263 ст., а 271 ст. Улож. о наказ.»

Примѣняя приведенныя соображенія указаннаго рѣшенія сената къ настоящему дѣлу, нельзя не признать, что циркуляры, касавшіеся порядка отбытія ссылки административно-ссыльными иркутскаго генералъ-губернаторства, не могутъ считаться имѣющими болѣе общее значеніе и болѣе затрагивающими интересы всего населенія, чѣмъ законъ объ убоѣ зачумленнаго скота, и что поэтому сопротивленіе, оказанное примѣненію этихъ циркуляровъ, должно считаться сопротивленіемъ частнымъ, предусмотрѣннымъ ст. 270 Улож., а не общимъ, предусмотрѣннымъ ст. 263.

Я долженъ, впрочемъ, пойти навстрѣчу обвиненію и указать на существующее или, по крайней мѣрѣ, существовавшее въ нашей практикѣ мнѣніе о примѣненіи ст. 263 къ одному случаю частнаго сопротивленія: именно къ тому, когда сопротивленіе было оказано болѣе, чѣмъ тремя лицами. Мнѣніе это, выводимое изъ одного выраженія ст. 270, высказано было, кажется, впервые въ извѣстномъ рѣшеніи сената 1877 года по дѣлу Боголюбова. Но съ тѣхъ поръ много времени прошло и много воды утекло, и практика нашихъ судебныхъ учрежденій въ значительной степени уклонилась отъ теоріи, проведенной сенатомъ въ этомъ рѣшеніи... Въ памяти всякаго опытнаго судебнаго дѣятеля навѣрно, сохраняется длинный рядъ дѣлъ о вооруженномъ сопротивленіи нѣсколькихъ лицъ, къ которымъ суды примѣняли не 263, а 270 ст. Улож. Укажу, напр., на рѣшеніе сената отъ 17 октября 1903 г. по дѣлу Хагеразовыхъ и др. По дѣлу этому нѣсколькими лицами, въ числѣ болѣе трехъ, оказано было вооруженное сопротивленіе судебному слѣдователю, и, однако, судебною палатою примѣнены были къ нимъ ст. 270 и 271, а не 263, и изъ указа сената (копію котораго, равно какъ и копію названнаго выше рѣшенія по майкопскому дѣлу, я представляю суду) не видно, чтобы сенатъ призналъ непримѣненіе къ подсудимымъ 263 ст. неправильнымъ.

Въ лежащемъ предо мной номерѣ журнала «Право», который, между прочимъ, принесъ намъ текстъ новаго закона о производствѣ политическихъ дѣлъ, напечатанъ отчетъ о производившемся въ одномъ изъ сибирскихъ судовъ дѣлѣ о сопротивленіи властямъ. По дѣлу этому были преданы суду 5, а осуждены 4 лица, за вооруженное сопротивленіе и тѣмъ не менѣе къ осужденнымъ была примѣнена 270, а не 263 ст.

Итакъ, судебная практика по вопросу о значеніи для квалификаціи преступнаго дѣянія участія въ сопротивленіи болѣе трехъ лицъ значительно измѣнилась за послѣднюю четверть столѣтія подъ вліяніемъ, отчасти, того же самаго сената, который во многихъ рѣшеніяхъ (напр., рѣшеніе 85 г., №11 по дѣлу Пачковскихъ и указанное рѣшеніе 93 г. по майкопскому дѣлу) значительно смягчилъ суровыя требованія рѣшенія 77 г. по дѣлу Боголюбова. Иначе и быть не могло. Уголовный законъ, гг. судьи, нельзя примѣнять къ дѣянію такимъ способомъ, какимъ бумажнымъ колпакомъ покрываютъ какой-либо предметъ, не озабочиваясь тѣмъ, плотно ли прилегаетъ колпакъ къ предмету, или онъ значительно больше его, лишь-бы онъ накрылъ предметъ, лишь-бы наказаніе было достаточно, съ той или другой точки зрѣнія, строго. Уголовный законъ, напротивъ того, долженъ примѣняться къ дѣянію правильно и точно, какъ перчатка къ рукѣ, палецъ къ пальцу, признакъ къ признаку, и гораздо правильнѣе и согласнѣе съ истиннымъ смысломъ законовъ примѣнять къ случаю вооруженнаго сопротивленія второго рода, то есть частнаго, оказаннаго нѣсколькими лицами, ст. 270, чѣмъ прилагать къ нимъ законъ, предусматривающій, по истинному его смыслу, дѣяніе совсѣмъ другого, значительно болѣе важнаго характера.

Но если, затѣмъ, не согласиться съ этими моими соображеніями и признавать, что въ случаяхъ участія въ частномъ вооруженномъ сопротивленіи болѣе 3-хъ лицъ, въ силу рѣшенія по дѣлу Боголюбова, должно опредѣляться наказаніе, указанное въ ст. 263, то и тогда необходимымъ условіемъ для примѣненія въ подобныхъ случаяхъ этой послѣдней статьи является наличность всѣхъ тѣхъ признаковъ, которые указаны въ ст. 270, въ томъ числѣ законности распоряженій, которымъ оказано неповиновеніе, и явной насильственности сопротивленія: поэтому, при отсутствіи явнаго насилія, ст. 263, по точному смыслу Боголюбовскаго рѣшенія (ср. также рѣшеніе 1885 г., № 11), въ указанныхъ случаяхъ примѣнена быть не можетъ.

Наконецъ, суду необходимо разрѣшить вопросъ, какой изъ двухъ дѣйствующихъ нынѣ уголовныхъ кодексовъ — Уложеніе о наказаніяхъ, или Новое уложеніе — должны быть примѣнены къ настоящему дѣлу, ибо ст. 123 Новаго улож., предусматривающая вооруженное нападеніе скопища на военный караулъ, то есть такое именно дѣяніе, въ которомъ обвиняются подсудимые, въ настоящую минуту является уже дѣйствующимъ закономъ...

Предсѣдатель (прерывая). Вы не можете говорить о Новомъ уголовномъ уложеніи, потому что преступленія, предусмотрѣнныя имъ, подсудны судебной палатѣ, и окружные суды не въ правѣ примѣнять Новое уложеніе.

Зарудный. Я совершенно съ этимъ согласенъ и хотѣлъ-бы сказать, какой отсюда надо сдѣлать практическій выводъ для настоящаго дѣла...

Предсѣдатель (прерывая). Вы не можете касаться этого, я вамъ запрещаю говорить о Новомъ уложеніи.

Зарудный проситъ отмѣтить это въ протоколѣ и продолжаетъ.

Но было-ли по настоящему дѣлу сопротивленіе общее — возстаніе (ст. 263), или сопротивленіе частное (ст. 270), во всякомъ случаѣ, суду необходимо разрѣшить вопросъ, были-ли законны тѣ требованія или распоряженія властей, которымъ оказано неповиновеніе. Преступленіе возстанія или простого сопротивленія заключаетъ въ себѣ два момента: моментъ неповиновенія закону или административному распоряженію и моментъ насильственнаго или, во всякомъ случаѣ, активнаго ему сопротивленія. Для установленія судомъ наличности перваго момента необходимо признаніе судомъ законности тѣхъ распоряженій, которымъ оказано сопротивленіе, и, напротивъ того, не законными тѣхъ предъявленныхъ къ властямъ требованій, которыя виновными были поддержаны путемъ возстанія или сопротивленія. При признаніи судомъ распоряженій властей незаконными, первый моментъ будетъ отсутствовать, и послѣдующія за неповиновеніемъ насильственныя дѣйствія частныхъ лицъ могутъ, при извѣстныхъ условіяхъ, оказаться преступнымъ дѣяніемъ другого рода, напримѣръ убійствомъ, насиліемъ и т. п., но ни въ какомъ случаѣ не могутъ считаться сопротивленіемъ властямъ.

Не буду приводить ни мнѣній нашихъ лучшихъ юристовъ, ни многочисленныхъ рѣшеній правительствующаго сената по вопросу о значеніи для состава преступленія сопротивленія властямъ законности тѣхъ распоряженій, которымъ оказывается сопротивленіе. Позволю себѣ сослаться лишь на одно изъ послѣднихъ и наиболѣе характерныхъ рѣшеній, сената въ этомъ отношеніи. Я говорю объ упомянутомъ уже мною рѣшеніи 17 октября 1903 года по дѣлу Хагеразовыхъ и другихъ. Судебный слѣдователь, производя предварительное слѣдствіе о похищеніи дѣвицы, явился въ квартиру, въ которой она была скрыта, и распорядился о задержаніи дѣвицы для возвращенія ея отцу. Дѣло происходило на Кавказѣ, и находившіеся въ той квартирѣ похитители дѣвицы оказали слѣдователю вооруженное сопротивленіе и ранили нѣсколькихъ лицъ изъ сопровождавшей слѣдователя стражи. Судебная палата примѣнила къ этому случаю 270 ст., но сенатъ, признавая указанныя дѣйствія судебнаго слѣдователя незаконными, отмѣнилъ приговоръ палаты за неправильнымъ примѣненіемъ 270 статьи и предписалъ разсмотрѣть вновь дѣло въ отношеніи обвиненія подсудимыхъ по ст. 1483 (нанесеніе ранъ). Если, такимъ образомъ, сенатъ призналъ ненаказуемымъ неповиновеніе незаконнымъ распоряженіямъ судебной власти при производствѣ ею судебныхъ дѣйствій, то можно-ли сомнѣваться въ ненаказуемости неповиновенія незаконнымъ административнымъ распоряженіямъ, устанавливающимъ порядокъ и подробности отбытія административнаго наказанія. Такимъ именно распоряженіямъ оказали неповиновеніе подсудимые.

По обвинительному акту подсудимые обвинялись въ томъ, «что съ цѣлью принудить правительственныя власти къ отмѣнѣ изданныхъ послѣдними распоряженій, касающихся политическихъ ссыльныхъ въ Сибири, предъявили якутскому губернатору рядъ требованій объ этомъ» и затѣмъ для поддержки этихъ требованій оказали вооруженное сопротивленіе. Были-ли эти, предъявленныя подсудимыми, требованія законны или нѣтъ, вотъ вопросъ, который прежде всего долженъ разрѣшить вашъ приговоръ. Если эти требованія были законны, то предъявленіе ихъ ни въ какомъ случаѣ не можетъ считаться тѣмъ неповиновеніемъ власти, которое, какъ я указалъ выше, является первымъ моментомъ въ составѣ преступленія возстанія и сопротивленія властямъ. Всѣ послѣдующія дѣйствія подсудимыхъ, если-бы даже они и заключали въ себѣ составъ какихъ-либо другихъ преступленій, не будутъ, во всякомъ случаѣ, указаннымъ вторымъ моментомъ преступленія сопротивленія властямъ, ибо необходимый для состава этого преступнаго дѣянія первый моментъ будетъ отсутствовать.

Итакъ, были-ли предъявленныя подсудимыми якутскому губернатору 18 февраля требованія, по содержанію ихъ, незаконными? Замѣчательно, что самъ и.д. якутскаго губернатора Чаплинъ, ни при личныхъ объясненіяхъ его съ подсудимыми во время происшествій, составляющихъ предметъ настоящаго дѣла, ни здѣсь, на судѣ, при допросѣ его въ качествѣ свидѣтеля, не утверждалъ, чтобы требованія подсудимыхъ, по существу ихъ, были незаконны. Основываясь на показаніяхъ свидѣтеля Чаплина, г. прокуроръ, въ своей рѣчи, указалъ лишь на одинъ признакъ незаконности требованій подсудимыхъ, именно на то, что они были направлены «не по адресу». Но если-бы даже это было такъ, то и въ такомъ случаѣ неужели законность или незаконность требованій, подобныхъ заключавшимся въ заявленіи подсудимыхъ отъ 18 февраля, зависитъ отъ адреса, по которому заявленія были направлены? Отъ губернатора зависѣло переслать ходатайства частныхъ лицъ по надлежащему адресу, и очевидно, что невѣрный адресъ не можетъ играть указанной г. прокуроромъ роли, при разрѣшеніи вопроса о степени законности дѣйствій подсудимыхъ. Что губернаторъ, при объясненіи его съ подсудимыми, не ссылался на то, что требованія послѣднихъ, по существу ихъ, являются незаконными, доказывается и тѣмъ, что, какъ мы слышали отъ свидѣтеля Чаплина, онъ одобрилъ представленный ему подсудимымъ Никифоровымъ и имѣвшійся въ его рукахъ проектъ телеграммы на имя министра внутреннихъ дѣлъ, по содержанію своему аналогичный съ заявленіемъ, поданнымъ подсудимыми губернатору, и обѣщалъ, съ своей стороны, оказать содѣйствіе, чтобы эта телеграмма была принята на телеграфѣ. Могъ-ли поступить такимъ образомъ губернаторъ, если-бы онъ признавалъ, что ходатайство подсудимыхъ, по самому содержанію своему, являлось незаконнымъ?

Посмотримъ-же теперь, какія именно требованія заключало въ себѣ заявленіе отъ 18 февраля. Подсудимые требовали:

1) «Гарантіи немедленной отправки всѣхъ окончившихъ срокъ ссыльныхъ на казенный счетъ». Было-ли такое требованіе основано на законѣ? Обратимся къ Высочайше утвержд. 12 марта 1882 года положенію о полицейскомъ надзорѣ, учреждаемомъ по распоряженію административныхъ властей (прилож. II къ ст. 1, примѣч. 2, Уст. пред. и пресѣч. прест.), и въ 40 ст. означеннаго положенія мы найдемъ правило о томъ, что «освобожденное отъ надзора лицо, въ случаѣ неимѣнія своихъ средствъ для отъѣзда изъ мѣста водворенія, имѣетъ право на пособіе отъ казны». Итакъ, требованіе, заключающееся въ первомъ пунктѣ подсудимыхъ, было вполнѣ и безусловно законно. Свидѣтель Чаплинъ удостовѣрилъ намъ, будто случаевъ отказа окончившимъ срокъ ссыльнымъ въ возвращеніи на казенный счетъ въ якутской области не было, на что онъ и указалъ подсудимымъ при его личныхъ объясненіяхъ съ ними. Но этому заявленію свидѣтеля противорѣчитъ содержаніе представленнаго нами суду, въ частной копіи, отношенія якутскаго губернатора на имя якутскаго полицеймейстера отъ 16 декабря 1903 года за № 1095-мъ. Изъ отношенія этого, сущность котораго была, по оглашеніи его, подтверждена на судѣ свидѣтелемъ Чаплинымъ, усматривается, что въ концѣ прошлаго года тремъ ссыльнымъ: Бѣлову, Смирнову и Долинину было отказано въ отправкѣ ихъ до Иркутска на казенный счетъ, не въ качествѣ арестантовъ, и въ выдачѣ имъ кормовыхъ денегъ. Такимъ образомъ, подсудимые имѣли фактическое основаніе опасаться, что подобный-же отказъ послѣдуетъ въ свое время и для нихъ и для другихъ ихъ товарищей. Но если-бы заявленія свидѣтеля Чаплина о томъ, что окончившіе срокъ ссылки всегда возвращаются на казенный счетъ, и соотвѣтствовали дѣйствительности, то отсюда слѣдовало бы лишь то, что первое изъ требованій подсудимыхъ было излишнимъ, но ни въ коемъ случаѣ не то, чтобы оно было противозаконнымъ.

2) Второе требованіе подсудимыхъ было слѣдующее: «Отмѣна всѣхъ изданныхъ въ послѣднее время распоряженій о стѣсненіи и почти полномъ запрещеніи отлучекъ». Изъ содержанія представленныхъ нами копій циркуляровъ, показаній свидѣтелей и объясненій подсудимыхъ вы могли убѣдиться, что подъ самовольной отлучкой въ послѣднее время администрація здѣшней мѣстности разумѣла всякое, хотя-бы и кратковременное удаленіе ссыльнаго отъ мѣста, назначеннаго ему на жительство наслега, уединенной юрты. Такое ограниченіе правъ поднадзорнаго не можетъ быть признано согласнымъ съ истиннымъ смысломъ законовъ о полицейскомъ надзорѣ 12 марта 1882 г. Учрежденный этимъ закономъ полицейскій надзоръ, являясь мѣрой не карательною, а лишь предупредительною, ограничиваетъ въ точно указанной въ законѣ степени его права, лишь настолько, насколько это необходимо для предупрежденія его противозаконной политической или агитаціонной дѣятельности. Внѣ этихъ, точно указанныхъ въ положеніи, ограниченій, поднадзорный является полноправнымъ гражданиномъ, и правила закона о стѣсненіи его правъ ни въ коемъ случаѣ не должны толковаться распространительно. Изъ того, что съ одной стороны низшимъ полицейскимъ чиномъ, имѣющимъ право надзора за поднадзорными, является становой приставъ и что, съ другой стороны, ст. 8-ой положен. 12 марта 1882 года устанавливается обязательство для поднадзорныхъ просить о разрѣшеніи отлучки у начальника уѣздной полиціи, у мѣстнаго губернатора, у министра внутреннихъ дѣлъ лишь въ случаяхъ отлучекъ, въ первомъ случаѣ, въ предѣлахъ уѣзда, во второмъ — въ предѣлахъ губерніи и въ третьемъ — въ другія губерніи, — первый департаментъ правительствующаго сената заключалъ, что для отлучекъ въ предѣлахъ стана особыхъ разрѣшеній не требуется. Вы слышали изъ объясненій подсудимыхъ, что еще не такъ давно такимъ образомъ толковалось право поднадзорныхъ на отлучки въ предѣлахъ стана и администраціей иркутскаго генералъ-губернаторства. Вы слышали также, что нѣкоторые изъ подсудимыхъ, при предъявленіи имъ полиціей обвиненія за подобныя отлучки, были оштрафованы судебными учрежденіями. Наша повсемѣстная судебная практика, въ большинствѣ случаевъ, толковала законъ о правѣ поднадзорныхъ на кратковременныя отлучки именно въ указанномъ мною смыслѣ. Чтобы не быть голословнымъ, укажу, напримѣръ, на появившуюся въ 88 или 89 годахъ въ «Юридическомъ Вѣстникѣ» статью о правѣ поднадзорныхъ на кратковременныя отлучки, заключающую въ себѣ свѣдѣнія изъ практики мировыхъ учрежденій. По этимъ соображеніямъ я не могу признать законнымъ то безусловное воспрещеніе поднадзорному удаляться отъ того наслега, отъ той юрты, гдѣ онъ водворенъ, которое въ послѣднее время примѣнялось въ Якутской области. Должности станового пристава здѣсь соотвѣтствуетъ земскій засѣдатель, въ предѣлахъ участка котораго поднадзорный по закону имѣетъ право отлучаться на короткое время безъ особыхъ на то разрѣшеній. Не можетъ служить оправданіемъ для подобныхъ воспрещеній обширность участковъ земскихъ засѣдателей, затрудняющая для послѣднихъ постоянный надзоръ за ссыльными. Если по мѣстнымъ условіямъ надлежащій надзоръ за ссыльными дѣлается почему-либо затруднительнымъ или невозможнымъ, то отсюда можно сдѣлать только одинъ выводъ, а именно, что ссылку надо перенести въ другую, болѣе соотвѣтствующую ея цѣли, мѣстность, а никакъ не тотъ, чтобы въ виду мѣстныхъ условій слѣдовало нарушать установленный закономъ порядокъ и стѣснять частныхъ лицъ въ ихъ законныхъ правахъ.

Но изданные въ послѣднее время циркуляры не только ограничивали въ указанномъ мною смыслѣ права поднадзорныхъ по отношенію къ кратковременнымъ отлучкамъ, они устанавливали еще за нарушеніе правилъ этихъ циркуляровъ объ отлучкахъ новое, непредусмотрѣнное въ законѣ и страшное по своей тяжести, наказаніе. Полиція объявила подсудимымъ, подъ требовавшіяся отъ нихъ подписки, что за самовольныя отлучки изъ назначенныхъ имъ мѣстъ водворенія они будутъ переводимы «въ отдаленнѣйшія мѣстности Якутской области». Имѣла-ли администрація право дѣлать подобныя распоряженія и объявлять о томъ поднадзорнымъ? Ясный отвѣтъ на этотъ вопросъ заключается въ законѣ. Согласно ст. 32 полож. о полицейскомъ надзорѣ, администрація имѣетъ право подвергать поднадзорныхъ, за неисполненіе правилъ положенія, наказанію не свыше ареста на 1 мѣсяцъ, а въ силу примѣчанія къ этой статьѣ «за самовольную отлучку поднадзорныхъ изъ мѣста, назначеннаго имъ для жительства, они подвергаются суду и наказанію, опредѣленному въ ст. 63 Уст. о наказ.». Правда, свидѣтель Чаплинъ ссылается на то, что назначеніе мѣста отбытія надзора зависитъ отъ губернатора, который въ правѣ поэтому и перемѣнять мѣсто водворенія поднадзорнаго. Это совершенно вѣрно. Но если, такимъ образомъ, администраторъ имѣетъ огромную и почти безконтрольную власть при опредѣленіи мѣста водворенія поднадзорнаго, то слѣдуетъ-ли изъ этого, что онъ можетъ употреблять эту власть не съ той цѣлью, для которой она предоставлена ему закономъ, а съ цѣлью совершенно другого характера? Да, губернаторъ можетъ перемѣнить мѣсто водворенія ссыльнаго, но, по смыслу закона и разъясненій перваго департамента сената, онъ можетъ это сдѣлать лишь тогда, когда въ силу мѣстныхъ условій продолженіе надзора въ данной мѣстности является невозможнымъ и для успѣха надзора оказывается необходимымъ перевести его въ другое мѣсто. Но можетъ-ли администрація установить для поднадзорныхъ особое уложеніе о наказаніяхъ, карающее проступки, въ общихъ уголовныхъ законахъ вовсе непредусмотрѣнные, или же назначающее за дѣяніе, указанное въ общихъ уголовныхъ законахъ, наказаніе, своею тяжестью неизмѣримо превышающее тѣ кары, которыя установлены означеннымъ закономъ? Можетъ-ли мѣстная администрація объявить поднадзорнымъ, что за одни проступки она безъ суда будетъ назначать ссылку въ Верхоянскъ, а за другіе въ Нижне-Колымскъ? Очевидно, нѣтъ. Перемѣщеніе поднадзорнаго изъ одного мѣста водворенія въ другое можетъ быть предпринято лишь при признаніи администраціей въ каждомъ данномъ случаѣ необходимости такого перемѣщенія въ цѣляхъ болѣе успѣшнаго надзора. Но подобное перемѣщеніе поднадзорнаго не можетъ, безъ всякаго сомнѣнія, совершаться въ видѣ общей кары за нарушеніе какихъ-либо установленныхъ администраціей правилъ. Не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, что воспрепятствованіе администраціей поднадзорнымъ самовольныхъ отлучекъ изъ какого-нибудь Нижне-Колымска является болѣе затруднительнымъ, чѣмъ въ Якутскомъ округѣ. Отсюда ясно, что объявленная администраціею всѣмъ поднадзорнымъ общая мѣра — высылка за самовольныя отлучки въ отдаленнѣйшія мѣстности Якутской области — является не средствомъ воспрепятствовать данному поднадзорному совершать въ дальнѣйшемъ самовольныя отлучки, а лишь карою за проступокъ, за который въ законѣ назначается арестъ не свыше 3 мѣсяцевъ. Въ заявленіи 18 февраля подсудимые не требовали ни полной отмѣны ссылки или полицейскаго надзора, ни полной безнаказанности за самовольныя отлучки. Они просили лишь о непримѣненіи изданныхъ въ послѣднее время распоряженій по этому поводу, и эта просьба ихъ была законна, такъ какъ означенныя распоряженія не могутъ считаться законными.

3) Въ-третьихъ, подсудимые требовали и «отмѣны всякихъ, кромѣ точно указанныхъ въ Положеніи о гласномъ надзорѣ, репрессій за нарушеніе этого положенія». Я уже упомянулъ о томъ, что ст. 32 названнаго положенія точно перечисляетъ тѣ наказанія, которыя администрація въ правѣ налагать на поднадзорныхъ, и что наложеніе въ административномъ порядкѣ на поднадзорныхъ наказаній внѣ случаевъ, указанныхъ въ этой статьѣ, не можетъ считаться законнымъ. Можно-ли, въ такомъ случаѣ, вмѣнять подсудимымъ въ преступленіе ихъ обращеніе къ властямъ съ просьбой о соблюденіи дѣйствующаго закона?

4) Подсудимые просили также объ отмѣнѣ циркуляра, запрещающаго свиданія мѣстныхъ поднадзорныхъ съ проѣзжающими въ пересылаемой партіи товарищами ихъ. Изъ оглашенной на судѣ представленной нами частной копіи этого циркуляра, сущность которой была подтверждена свидѣтелемъ Чаплинымъ, усматривается, что, по мнѣнію администраціи, ссыльные имѣютъ полную возможность сношеній съ пересыльными товарищами ихъ и, «узнавъ о проѣздѣ вновь высланныхъ, являются на мѣста остановокъ, получаютъ и передаютъ корреспонденцію и деньги и вообще входятъ съ ними въ нежелательныя сношенія». Для прекращенія этого означеннымъ циркуляромъ объявлялось, что «тѣ административно-ссыльные, которые будутъ изобличены въ противозаконныхъ сношеніяхъ съ вновь высылаемыми поднадзорными, будутъ переводиться на водвореніе въ отдаленнѣйшія мѣстности Якутской области», о чемъ циркуляръ «предписывалъ поставить въ извѣстность всѣхъ поднадзорныхъ».

Если вы согласились со мною, что поднадзорные, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ ограниченія ихъ правъ, которые точно указаны въ законѣ, должны быть признаны полноправными гражданами, то вы должны признать, что администрація не въ правѣ налагать на ихъ поступки какіе-нибудь запреты, кромѣ указанныхъ въ положеніи о надзорѣ. Всякій гражданинъ имѣетъ право искать свиданія съ арестантомъ, заключеннымъ въ тюрьмѣ или пересылаемымъ по этапу. Отъ администраціи зависитъ разрѣшить или нѣтъ эти свиданія, принять тѣ или иныя мѣры къ охраненію арестантовъ отъ вліянія постороннихъ лицъ, но она не можетъ признавать незаконнымъ и преступнымъ самый фактъ требованія посторонними лицами свиданій съ заключенными. Между тѣмъ, указанный циркуляръ не только объявлялъ воспрещеннымъ для поднадзорныхъ домогаться свиданій съ ссылаемыми ихъ товарищами, но и грозилъ имъ за это все той же ужасной карой, ссылкой къ Ледовитому океану. Вполнѣ естественна, правильна и законна была заключающаяся въ 4-мъ пунктѣ ихъ заявленія отъ 18-го февраля просьба о непримѣненіи означеннаго циркуляра.

5) Наконецъ, пятое и послѣднее требованіе подсудимыхъ заключалось въ томъ, «чтобы никакихъ репрессалій по отношенію къ лицамъ, подписавшимъ заявленіе, примѣнено не было». Если въ предшествующихъ требованіяхъ, по содержанію ихъ, не заключалось ничего противозаконнаго, то, очевидно, что не можетъ считаться незаконною и просьба о непримѣненіи къ лицамъ, заявившимъ эти требованія, какихъ-либо репрессалій. — Вотъ и всѣ требованія, предъявленныя подсудимыми администраціи.

Мнѣ кажется, что, разобравъ ихъ. я уже взялъ первый фортъ обвиненія и доказалъ, что въ фактѣ подачи подсудимыми заявленія отъ 18 февраля, заключавшаго въ себѣ лишь вполнѣ законныя ходатайства, нельзя усматривать того неповиновенія властямъ, наличность котораго необходима для установленія перваго изъ указанныхъ мною моментовъ преступленія сопротивленія властямъ. Но г. прокуроръ, какъ опытный противникъ, можетъ отступить нѣсколько шаговъ и признать, что если даже въ означенномъ заявленіи не заключалось этого момента, то послѣдній можетъ быть найденъ въ послѣдующихъ дѣйствіяхъ подсудимыхъ. Необходимо, вслѣдъ за прокуроромъ, разсматривать эти послѣдующія дѣйствія.

Обвинитель указываетъ на заявленіе подсудимыхъ отъ 26 февраля, въ которомъ они требовали прекращенія предпринятой по отношенію къ нимъ блокады. Но вѣдь заявленіе это, въ сущности, является лишь повтореніемъ той же угрозы, которая заключалась въ первомъ ихъ заявленіи; угроза же сама по себѣ, какъ бы преступна она ни была, не является еще неповиновеніемъ законнымъ дѣйствіямъ властей. Во всякомъ случаѣ, если и усматривать въ заявленіи 26 февраля моментъ неповиновенія, то это было неповиновеніе распоряженіямъ полиціи о надзорѣ за домомъ, въ которомъ находились подсудимые, то есть неповиновеніе административнымъ распоряженіямъ частнаго, а не общаго характера; поэтому, если-бы такое неповиновеніе повлекло за собою сопротивленіе властямъ, то это послѣднее дѣяніе соотвѣтствовало бы, конечно, преступленію, указанному въ ст. 270, а не 263.

Г. прокуроръ ссылается далѣе на заявленіе, поданное подсудимыми губернатору 4 марта. Въ заявленіи этомъ подсудимые указываютъ, что «администрація держится крайне вызывающаго образа дѣйствій, выразившагося въ цѣломъ рядѣ поступковъ: занятіи двора солдатами, бросаніи часовыми камней, площадной ругани, прицѣливаніи и угрозахъ стрѣлять или арестовать; закрываніи часовыми ставенъ и т. п.» Заявленіе заканчивается угрозой, что подсудимые, въ случаѣ продолженія полиціей подобныхъ дѣйствій, «будутъ считать себя въ правѣ приступить къ вооруженной самозащитѣ». Если вспомнить ту обстановку, при которой писалось это заявленіе, то какъ бы вы ни осуждали его формы и рѣзкость выраженій, вы въ содержаніи его едва-ли усмотрите моментъ караемаго неповиновенія властямъ. Въ своихъ неоднократныхъ объясненіяхъ съ подсудимыми губернаторъ, какъ онъ самъ удостовѣрилъ на судѣ, завѣрялъ подсудимыхъ, что никакихъ насилій или другихъ агрессивныхъ дѣйствій со стороны полиціи или солдатъ по отношенію къ нимъ предпринято не будетъ, пока они, подсудимые, сами не позволятъ себѣ какого-либо насилія по отношенію властей. Губернаторъ объявилъ имъ, что, по его выраженію, онъ не «доставитъ имъ удовольствія» вооруженнаго столкновенія съ властями и «возьметъ ихъ живыми». Наконецъ, свидѣтель Чаплинъ удостовѣрилъ намъ, что онъ не только не давалъ какихъ-либо приказаній о приготовленіи къ нападенію на домъ Романова, какъ-то: къ занятію нижняго этажа, закрыванію ставенъ, а тѣмъ болѣе къ отдѣльнымъ нападеніямъ на политическихъ, вродѣ бросанія въ нихъ камнями и т. п., но, напротивъ того, строго запретилъ всякія подобныя агрессивныя со стороны полиціи дѣйствія, не желая, чтобы таковыя вызвали насильственное сопротивленіе ссыльныхъ. При такомъ извѣстномъ подсудимымъ распоряженіи начальника области, подсудимые имѣли полное право считать указанныя насильственныя и оскорбительныя для нихъ дѣйствія полиціи и войскъ, на которыя они жаловались въ заявленіи отъ 4 марта, незаконными, почему и угроза ихъ прибѣгнуть, въ случаѣ продолженія подобныхъ незаконныхъ насильственныхъ дѣйствій, къ «вооруженной самозащитѣ», не должна считаться преступной. Правда, заявленіе написано въ рѣзкомъ тонѣ и заключаетъ въ себѣ брошенные по отношенію къ губернатору упреки, которые, по убѣжденію защиты, не могутъ считаться справедливыми. Но можно-ли винить за это подсудимыхъ? То, что намъ стало ясно теперь, на судѣ, могло-ли быть извѣстно подсудимымъ въ то время, когда они находились въ домѣ Романова, лишенные свободы? Двое изъ подсудимыхъ заявили вамъ на судѣ, что нынѣ они пришли къ убѣжденію въ неосновательности ихъ прежнихъ подозрѣній въ томъ, что указанныя агрессивныя дѣйствія полиціи и солдатъ дѣлались съ вѣдома губернатора Чаплина. Но могло-ли у нихъ не быть этихъ подозрѣній въ злосчастные дни 3 и 4 марта? По закону (правилъ «о призваніи войскъ къ содѣйствію гражданскимъ властямъ» — прилож. къ ст. 316 (примѣч.) Общ. учр. губ., т. II) администрація въ правѣ употребить силу противъ частныхъ лицъ лишь при соблюденіи установленнаго для этого порядка и послѣ надлежащаго объ этомъ предупрежденія. Подсудимые знали объ этомъ. По отношенію къ нимъ властями не только не было сдѣлано подобнаго предупрежденія, но, напротивъ того, начальникъ области объявилъ имъ, что продолженіе ихъ пребыванія въ домѣ Романова вызоветъ лишь воспрепятствованіе имъ выхода изъ дома для добыванія жизненныхъ продуктовъ, но не повлечетъ за собою употребленія властями по отношенію къ нимъ силы, если только они сами не позволятъ себѣ нападенія. При такихъ условіяхъ подсудимые въ правѣ были требовать, чтобы городовые и солдаты не позволяли себѣ насилій и оскорбленій. И вотъ въ теченіе ряда дней разнузданные и, по употребленному на судебномъ слѣдствіи выраженію, «озвѣрѣлые» нижніе полицейскіе и военные чины позволяли себѣ тотъ рядъ насильственныхъ дѣйствій, который не могъ не возмутить и не обезпокоить подсудимыхъ. Чему должны были они приписать эти возмутительныя дѣйствія властей? Если таковыя происходили безъ вѣдома губернатора, го подсудимые не могли не протестовать противъ того, что мѣстнымъ начальствомъ не приняты надлежащія мѣры для предохраненія ихъ отъ опасности, грозившей имъ отъ самовольныхъ и незаконныхъ дѣйствій нижнихъ чиновъ. Если-же указанныя наступательныя дѣйствія совершались съ вѣдома и по приказанію губернатора, то поведеніе послѣдняго, послѣ того, что онъ объявилъ имъ, не могло не считаться подсудимыми незаконнымъ и неправильнымъ. Поэтому понятенъ тотъ рѣзкій и возбужденный тонъ, которымъ написано заявленіе 4-го марта.

Повторяю, эта ошибочность подозрѣнія подсудимыхъ по отношенію къ свидѣтелю Чаплину, тактичному поведенію котораго мы обязаны сохраненіемъ многихъ драгоцѣнныхъ жизней, — стала теперь очевидной, но эту ошибку подсудимыхъ, эту неудачную форму ихъ заявленія въ виду тѣхъ условій, въ которыхъ они находились, и тѣхъ свѣдѣній, которыя они имѣли, вы не можете поставить имъ въ вину!

Мы установили, что, если даже стоять на точкѣ зрѣнія рѣшенія сената по дѣлу Боголюбова, для обвиненія подсудимыхъ по 263 или 270 ст. Улож. необходимо признанія наличности двухъ моментовъ: во-первыхъ, неповиновенія властямъ и, во-вторыхъ, оказанія ими насильственнаго сопротивленія. О первомъ моментѣ я уже сказалъ, перехожу къ обсужденію второго.

Въ какихъ дѣйствіяхъ подсудимыхъ можно было усматривать моментъ насилія? Подсудимые демонстративно собрались въ частномъ домѣ и послали властямъ заявленіе съ своими требованіями, съ угрозой оказать насильственное сопротивленіе въ томъ случаѣ, если власти попытаются силой арестовать ихъ. О томъ, что подобная демонстрація сама по себѣ не заключаетъ въ себѣ признака какого-либо караемаго уложеніемъ о наказаніяхъ преступленія, — сказалъ вамъ самъ прокуроръ. Что заключала въ себѣ угроза сопротивленія? Можно-ли считать ее началомъ сопротивленія, предусмотрѣннымъ ст. 270 или 271 Ул.? Очевидно, нѣтъ. Это было обнаруженіе умысла и больше ничего, а обнаруженіе умысла, какъ извѣстно, карается лишь при преступныхъ дѣяніяхъ, совершенныхъ противъ главы государства. Г. прокуроръ видитъ элементъ насилія въ томъ, что подсудимые устроили, по его выраженію, «укрѣпленный фортъ, извѣстную боевую единицу». Но можно-ли придавать такое значеніе тому обстоятельству, что подсудимые въ своей частной квартирѣ заколотили двери и устроили вдоль стѣнъ блиндажи? Да простятъ мнѣ подсудимые мое критическое отношеніе къ ихъ сооруженіямъ! Быть можетъ, ихъ баррикады и блиндажи были прекрасно сдѣланы въ техническомъ отношеніи и хорошо защищали отъ ружейныхъ залповъ, но въ смыслѣ юридическомъ, для установленія состава преступленія, они не стоятъ ровно ничего и разлетаются въ прахъ отъ прикосновенія строгой юридической критики. Подобныя сооруженія, сдѣланныя въ частной квартирѣ, сами по себѣ, могутъ считаться лишь приготовленіемъ къ сопротивленію властямъ и не являются не только окончательнымъ преступленіемъ сопротивленія или возстанія, но даже и покушеніемъ на таковое. Г. прокуроръ обвиняетъ подсудимыхъ въ томъ, что они устроили «фортъ». Но нашъ уголовный законъ такого преступленія не знаетъ. Приготовленіе же къ сопротивленію или возстанію не можетъ считаться наказуемымъ.

Въ обвинительномъ актѣ, далѣе, заключаются намеки на то, что подсудимые силою не пустили къ себѣ въ квартиру губернатора и полицеймейстера. Но на судѣ, послѣ показаній свидѣтелей Чаплина и Березкина, всякое подозрѣніе въ этомъ отношеніи разсѣялось! Свидѣтели Чаплинъ и Березкинъ удостовѣрили, что при посѣщеніяхъ ими дома Романова подсудимые не позволили себѣ по отношенію къ нимъ и тѣни насилія. Если губернаторъ не захотѣлъ войти въ первую дверь, то только потому, что ранѣе его прихода эта дверь была заложена доскою (половинкой двери), но подсудимые при этомъ не только не препятствовали г. Чаплину войти въ ихъ квартиру, но, напротивъ того, по объясненію свидѣтеля Чаплина, подали ему стулъ, чтобы онъ перелѣзъ черезъ означенное препятствіе, отъ чего онъ самъ отказался.

Передъ судомъ прошло, затѣмъ, показаніе свидѣтеля пятидесятника Попова о томъ, какъ нѣкто Кацъ прорвался во дворъ Романова, причемъ для содѣйствія этому подсудимый Лаговскій будто бы угрожалъ ему, Попову, револьверомъ. Но лучшимъ доказательствомъ, что показаніе этого свидѣтеля не можетъ служить достаточнымъ для обвиненія кого-либо въ насильственномъ сопротивленіи пятидесятнику Попову, является то обстоятельство, что названный Кацъ въ качествѣ обвиняемаго привлеченъ вовсе не былъ. Если принять во вниманіе то душевное состояніе, въ которомъ находился въ тотъ моментъ Поповъ, испугавшійся угрозы Каца, спустившаго руку въ карманъ будто за револьверомъ, котораго на самомъ дѣлѣ у него не было, и если сопоставить съ этимъ показаніемъ объясненія подсудимыхъ Лаговскаго и Теплова, каждому слову которыхъ трудно не повѣрить, то нельзя не прійти къ заключенію о вполнѣ возможной со стороны свидѣтеля Попова ошибкѣ и объ отсутствіи достаточныхъ основаній для признанія доказаннымъ факта имѣнія въ рукахъ Лаговскаго револьвера. Но еслибы даже это было такъ, то и въ такомъ случаѣ, съ одной стороны, Лаговскаго правильнѣе было бы обвинять не въ сопротивленіи съ насиліемъ (ст. 270 и 271), а въ удержаніи чиновника угрозою (ст. 272), а съ другой стороны, это дѣяніе Лаговскаго не можетъ быть связано съ другими подсудимыми путемъ установленія предварительнаго между ними на сопротивленіе Попову соглашенія. Такимъ образомъ, во всѣхъ дѣйствіяхъ подсудимыхъ вплоть до двухъ несчастныхъ выстрѣловъ 4-го марта, нельзя усмотрѣть элемента насилія.

Перехожу къ разсмотрѣнію того юридическаго значенія, которое слѣдуетъ придавать означеннымъ двумъ выстрѣламъ. Если эти выстрѣлы могутъ быть поставлены въ прямую и неразрывную связь съ требованіями, предъявленными подсудимыми губернатору 18-го февраля, если они были сдѣланы ради поддержанія этихъ требованій, то, конечно, они должны быть признаны тѣмъ насиліемъ, которое въ такомъ случаѣ и явилось бы вторымъ моментомъ разсматриваемаго преступленія. Но было-ли это такъ? Подсудимые объясняютъ, что выстрѣлы эти были сдѣланы для защиты отъ самовольныхъ и незаконныхъ дѣйствій, которыя имъ грозили отъ нижнихъ военныхъ и полицейскихъ чиновъ, отъ того противозаконнаго нападенія на нихъ, котораго въ ту минуту они ожидали. Правда, съ другой стороны, рядъ свидѣтелей — солдаты и чины полиціи удостовѣряли передъ вами, что никакихъ указанныхъ подсудимыми агрессивныхъ дѣйствій со стороны солдатъ или полиціи предпринимаемо не было. Вамъ предстоитъ разрѣшить, гдѣ-же правда, кому больше вѣрить — подсудимымъ или названнымъ солдатамъ?

Вашъ судъ называется короннымъ, гг. судьи, но слѣдуетъ-ли отсюда, что вы безусловно не должны въ извѣстной степени безотчетно подчиняться голосу вашего внутренняго убѣжденія? Можете-ли вы формѣ придавать большее значеніе, чѣмъ сущности дѣла? Должны-ли вы отказывать въ довѣріи человѣку только потому, что онъ сидитъ на скамьѣ подсудимыхъ, и вѣрить другому только потому, что онъ уже несъ передъ вами присягу? Мнѣ кажется, что на всѣ эти вопросы надо отвѣтить отрицательно, что вы должны стремиться быть такимъ же «судомъ совѣсти», какъ и судъ присяжныхъ, что правъ нашъ извѣстный юристъ Муравьевъ («Изъ прошлой дѣятельности», томъ I, стр. 230), когда онъ говоритъ, что «общія характеристическія черты репрессій» обѣихъ формъ суда — короннаго и присяжнаго — должны быть тождественны. И вотъ, если вы при оцѣнкѣ степени довѣрія, которое вы должны оказать словамъ подсудимыхъ, прислушаетесь къ внутреннему голосу вашей совѣсти, то я убѣжденъ, что вы не усомнитесь въ правдивости этихъ объясненій. Послѣ того, какъ трое изъ подсудимыхъ подробно разсказали вамъ весь ходъ дѣла и искренностью своего тона тронули многихъ изъ насъ до слезъ, — у меня пропала всякая охота собирать дальнѣйшія доказательства къ подтвержденію правдивости ихъ словъ.

Я сказалъ товарищу, — сказалъ подсудимый, — что данное имъ объясненіе для этой цѣли совершенно недостаточно; что если судъ не повѣритъ этимъ объясненіямъ, то никакіе доказательства и доводы не убѣдятъ его. И въ самомъ дѣлѣ: неужели подсудимые, по личности ихъ, по всей обстановкѣ происшествія, по всему ихъ поведенію, не внушаютъ къ себѣ полнаго довѣрія? Неужели они стали бы ложно наговаривать на солдатъ и низшихъ агентовъ полиціи, неужели они, признавая, что изъ ихъ среды раздались два выстрѣла, убившіе двухъ солдатъ, стали бы скрывать остальные ихъ выстрѣлы, никому никакого вреда не причинившіе? Напротивъ того, вполнѣ естественно, что городовые и солдаты, если только они, несмотря на запрещенія начальства, позволяли себѣ агрессивныя и произвольныя дѣйствія по отношенію къ ссыльнымъ, находившимся въ домѣ Романова, — здѣсь на судѣ, изъ страха предъ могущей имъ угрожать отвѣтственностью, эти свои поступки отрицаютъ. Недаромъ 722 ст. Уст. уг. суд. разрѣшаетъ свидѣтелю въ подобныхъ случаяхъ умолчаніе объ его дѣйствіяхъ, недаромъ рядовой Соловьевъ на мой вопросъ, не затворялъ-ли онъ ставни штыкомъ, отвѣтилъ: «часовому не полагается ставни штыкомъ закрывать». Вы не можете-же, наконецъ, не принять во вниманіе и неоднократныхъ измѣненій многими изъ такихъ свидѣтелей своихъ показаній, какъ на предварительномъ, такъ и на судебномъ слѣдствіяхъ, и уклончивости объясненій нѣкоторыхъ изъ нихъ и того очевиднаго смущенія, которое здѣсь, на судѣ, постигло другихъ. Неужели, при такихъ условіяхъ, показанія свидѣтелей этой категоріи могутъ имѣть для васъ значеніе безусловнаго доказательства и опровергать объясненія подсудимыхъ?.. Думаю, что нѣтъ, и что приведенныя первымъ защитникомъ данныя убѣдили васъ въ томъ, что сторожившіе домъ Романова городовые и солдаты, дѣйствительно, позволяли себѣ по отношенію къ подсудимымъ рядъ насильственныхъ и оскорбительныхъ дѣйствій, которыя окончились несчастьемъ 4-го марта.

Очевидно, что возбужденные и озлобленные солдаты, не получившіе, несмотря на требованія закона, достаточнаго руководства и точныхъ указаній о порядкѣ исполненія возложенныхъ на нихъ обязанностей, тяготившіеся тяжелымъ, несеннымъ ими въ суровыхъ условіяхъ, трудомъ, а, быть можетъ, подстрекаемые нѣкоторыми полицейскими чинами, добивавшимися тѣхъ или другихъ своихъ цѣлей или сводившими съ политическими свои счеты, — очевидно, что солдаты рѣшились добиться того, чтобы политическіе пошли на крайнія мѣры, съ той цѣлью, чтобы получить затѣмъ возможность расправиться съ ними. Если это было такъ, то должны-ли были подсудимые безропотно выносить всѣ подобныя насилія и оскорбленія, не реагировать на нихъ и не защищаться? Да, подсудимые были административно ссыльные и поднадзорные, да, они заперлись въ своей частной квартирѣ и не выходили оттуда по требованію губернатора, но потеряли-ли они вслѣдствіе этого право защиты своей личности отъ насилія и оскорбленія? И когда они увидѣли прямыя приготовленія къ нападенію на нихъ, готовившіяся внѣ законнаго порядка и въ противность объявленныхъ имъ распоряженій начальника мѣстной администраціи, когда это нападеніе началось и одинъ изъ нихъ получилъ ударъ камнемъ, брошеннымъ солдатомъ, когда предупрежденія о томъ, что они будутъ защищаться и стрѣлять, не подѣйствовали, — что имъ оставалось дѣлать?

Правильный судъ, г.г. судьи, возможенъ только тогда когда судящій мысленно ставитъ себя на мѣсто подсудимаго и задается вопросомъ о томъ, какъ онъ, судья, поступилъ бы въ его положеніи. Задаваясь по отношенію къ себѣ этимъ вопросомъ, я по совѣсти отвѣчу на него слѣдующимъ образомъ: не знаю, если-бъ я былъ въ положеніи ссыльнаго въ Якутскѣ, заперся-ли бы я вмѣстѣ съ подсудимыми въ домѣ Романова. Быть можетъ, мои понятія и привычки, мой темпераментъ, воля и присущій мнѣ культъ законности помѣшали бы мнѣ это сдѣлать. Но мнѣ достаточно только вспомнить то страшное оскорбленіе, которое нанесъ солдатъ одной изъ находившихся въ домѣ Романова женщинъ для того, чтобы сказать съ увѣренностью, что если-бы я очутился въ домѣ Романова, то выстрѣлъ оттуда раздался бы раньше.

И въ самомъ дѣлѣ, что было-бы, если-бы со стороны политическихъ не раздались эти выстрѣлы? Возбужденные, озвѣрѣлые и, есть полное основаніе это думать, въ значительной степени пьяные солдаты рѣшили, во что бы то ни стало, вызвать столкновеніе съ политическими съ тѣмъ, чтобы получить возможность убивать ихъ. Закрытіе ставенъ, съ цѣлью облегчить себѣ неожиданный входъ въ домъ, бросаніе камней, вызывающій и оскорбительный отвѣтъ на предупрежденіе ссыльныхъ, что они будутъ стрѣлять, — все это было лишь первымъ шагомъ нападенія, за которымъ несомнѣнно послѣдовалъ бы и второй, если-бы со стороны ссыльныхъ не дано было отпора. И если вы признаете установленнымъ, что эти вызывающія и агрессивныя дѣйствія солдатъ были предприняты ими безъ вѣдома ихъ начальства и, во всякомъ случаѣ, противно распоряженію начальника области, то вы не можете не признать вмѣстѣ съ тѣмъ, что противъ подобныхъ незаконныхъ дѣйствій солдатъ и полиціи, подсудимые имѣли право защищаться. И если вы придаете значеніе той воинской дисциплинѣ, въ силу которой вы, г. предсѣдатель, во время судебнаго засѣданія требовали отъ находившихся въ залѣ солдатъ, чтобы они вставали при входѣ въ залъ офицера свидѣтеля или эксперта, то вы должны согласиться, что, именно въ силу этой воинской дисциплины, на солдатѣ болѣе, чѣмъ на комъ-либо другомъ, лежитъ обязанность безусловнаго подчиненія велѣніямъ закона и уваженія къ охраняемымъ закономъ правамъ личности и что, въ случаѣ противозаконнаго нарушенія воинскими чинами этихъ правъ, частное лицо можетъ защищаться противъ воинскихъ чиновъ такъ же, какъ и противъ всякаго другого насильника. Одинъ изъ подсудимыхъ сдѣлалъ два выстрѣла, защищая свою жизнь, свою личность, свое человѣческое достоинство. Это было не сопротивленіе властямъ, это была необходимая личная оборона. Но если-бы вы, признавъ, что подсудимые подверглись незаконному нападенію солдатъ, противъ котораго они могли обороняться, въ то же время сочли бы, что самые выстрѣлы послѣдовали уже послѣ отвращенія непосредственной опасности, безъ крайней нужды, то и тогда у васъ не будетъ еще законнаго основанія для признанія въ данномъ случаѣ наказуемаго умышленнаго убійства. Въ такомъ случаѣ, на лицо будетъ лишь превышеніе предѣловъ необходимой обороны, т. е. преступленіе, предусмотрѣнное ст. 1467 Улож. о наказ. Мы просимъ васъ, чтобы при обсужденіи, имѣло-ли по настоящему дѣлу мѣсто какое-либо преступное дѣяніе, вы вошли въ обсужденіе вопроса о примѣнимости въ данномъ случаѣ ст. 101 или 1467 Улож.

При такихъ условіяхъ произошелъ самый фактъ преступнаго дѣянія, какъ я его понимаю. Но, каково бы ни было юридическое значеніе этого дѣянія, можетъ-ли оно быть приписано всѣмъ подсудимымъ?

Тяжелая сторона защиты по настоящему дѣлу заключается въ томъ, что она лишена возможности назвать лицо, сдѣлавшее два выстрѣла 4-го марта. Вамъ ясно, насколько легче была бы задача защиты, если-бы мы могли это сдѣлать. Мы понимаемъ, что отказъ подсудимыхъ назвать товарища, сдѣлавшаго эти выстрѣлы, дающій поводъ обвинителю смѣшивать несомнѣнно простую «солидарность», существующую между подсудимыми, съ соучастіемъ ихъ въ преступленіи, можетъ и въ васъ зародить сомнѣніе въ фактической виновности всѣхъ подсудимыхъ въ убійствѣ. Мы боимся, что поставленные передъ дилеммой: или всѣхъ оправдать, или всѣхъ обвинить, вы скорѣе склонитесь къ послѣднему рѣшенію, чѣмъ въ томъ случаѣ, если-бы вы имѣли средній выходъ — возможность обвинить одного фактическаго виновника и — покаюсь передъ всѣми — при всемъ нашемъ убѣжденіи въ томъ, что этотъ фактическій виновникъ, защищавшій жизнь свою и жизнь своихъ товарищей, не долженъ нести кару за поступокъ, который на его мѣстѣ совершилъ бы всякій человѣкъ, — мы, защитники, невольно желали бы предоставить вамъ полную возможность осужденія одного изъ подсудимыхъ, мы, съ болью въ сердцѣ, но согласились бы на жертву одного, хотя бы и невиннаго, ради спасенія другихъ 58 невиновныхъ! Я извиняюсь, что говорю такъ передъ вами, но я знаю по собственному опыту, знаю тяжкую обязанность судьи; я знаю, что судебный приговоръ является столько же результатомъ работы ума, сколько и актомъ воли, знаю естественное стремленіе судьи, чтобы приговоръ принесъ извѣстное общественное удовлетвореніе и боязнь, чтобы приговоръ этотъ не вызвалъ извѣстныхъ нареканій. Какой честный судебный дѣятель будетъ утверждать, что подобныя соображенія никогда не зарождались въ его умѣ, что въ тайникѣ его души не появлялись подобныя побужденія, вызываемыя преданностью нашему суду и желаніемъ ему блага, но порою приводившія къ тому, что въ судебномъ приговорѣ сказывалась не вся истина, а только часть ея?

Итакъ, мы, защитники, имѣемъ основаніе желать, чтобы вы знали имя лица, сдѣлавшаго два выстрѣла. Намъ это не удалось; подсудимые съ той солидарностью, которую подчеркнулъ г. прокуроръ, отказались выдать своего товарища; вы можете такъ или иначе отнестись къ этой рѣшимости подсудимыхъ, но, конечно, вы не припишете ее малодушному желанію избѣжать отвѣтственности за свои поступки. Люди, которые шли на смерть, которые дали передъ вами столь прямыя и правдивыя объясненія, которые отказываются назвать стрѣлявшаго товарища, несмотря на убѣжденія ихъ защитниковъ въ томъ, что обнаруженіе этого лица послужило бы лишь въ пользу дѣла защиты ихъ всѣхъ, въ томъ числѣ и самого стрѣлявшаго, — очевидно, такъ поступаютъ не изъ страха передъ наказаніемъ, и если вы вникнете въ душевное состояніе подсудимыхъ, если вы поймете ихъ психологію, вамъ сдѣлается понятна ихъ солидарность, и вы не признаете ее уликой, на которой можно было бы построить обвиненіе всѣхъ подсудимыхъ въ преступленіи.

Какія-же, кромѣ этой, указанной г. прокуроромъ «солидарности», имѣются данныя для обвиненія подсудимыхъ въ предварительномъ соглашеніи на убійство? Обвинитель указываетъ въ этомъ отношеніи лишь на одно обстоятельство — на письменное заявленіе подсудимыхъ отъ 4 марта, въ которомъ они, указывая на предпринимаемыя полиціею и нижними воинскими чинами по отношенію къ нимъ самовольныя и противорѣчащія завѣреніямъ властей агрессивныя дѣйствія, предупреждаютъ, что, въ случаѣ продолженія такого противозаконнаго насилія, они будутъ защищаться. Но можно-ли эту угрозу — прибѣгнуть въ случаѣ надобности къ допускаемой закономъ самозащитѣ, считать за вполнѣ выраженное предварительное соглашеніе всѣхъ подсудимыхъ на опредѣленные умыселъ и преступленіе? Если видѣть въ содержаніи заявленія отъ 4 марта выраженіе соглашенія подсудимыхъ на совершившееся затѣмъ убійство, то точно съ такимъ же правомъ такое-же соглашеніе можно было-бы усматривать въ ихъ заявленіи отъ 26 февраля. Оба эти заявленія отличаются между собой только редакціей, но сущность заключающейся въ обоихъ угрозы совершенно одинакова. Между тѣмъ, самъ обвинитель не придаетъ никакого значенія заявленію отъ 26 февраля, ибо въ противномъ случаѣ ему пришлось бы обвинять въ убійствѣ и подсудимаго Никифорова, 26 февраля бывшаго еще въ Романовкѣ, чего обвинитель не дѣлаетъ. На какомъ-же основаніи отвергать значеніе улики по отношенію къ одному доказательству и признавать это значеніе за другимъ, совершенно однороднымъ?

Итакъ, по дѣлу не добыто никакихъ данныхъ къ установленію соучастія всѣхъ подсудимыхъ въ убійствѣ, совершенномъ, очевидно, вслѣдствіе внезапно явившагося умысла, подъ вліяніемъ раздраженія и страха передъ угрожавшей опасностью и, не имѣя прочнаго убѣжденія въ виновности опредѣленныхъ лицъ, судъ не можетъ обвинить кого либо изъ подсудимыхъ.

Перейдя затѣмъ къ обвиненію подсудимыхъ въ выстрѣлахъ, будто бы сдѣланныхъ ими 5 и 6 марта, Зарудный подчеркнулъ, что самъ прокуроръ оговаривается, что въ дѣлѣ нѣтъ безусловныхъ доказательствъ къ существованію со стороны подсудимыхъ тѣхъ выстрѣловъ, которые они отрицаютъ, почему обвинитель разрѣшеніе этого вопроса «предоставляетъ судейскому убѣжденію судей». Всякій понимаетъ истинное значеніе подобной оговорки обвинителя, проявившаго въ этомъ случаѣ большое безпристрастіе. Приводя данныя, служащія къ подтвержденію обвиненія подсудимыхъ въ стрѣльбѣ 5 и 6 марта, обвинитель ссылается на свидѣтелей Яхонтова, Былкова, двухъ Федоровыхъ, Филиппова, Малышева, Кондакова. Съ своей стороны, Зарудный, въ дополненіе къ соображеніямъ перваго защитника, привелъ записанныя имъ во время судебнаго слѣдствія подлинныя выраженія этихъ свидѣтелей и, на основаніи ихъ объясненій, доказывалъ, что всѣ эти свидѣтели, кромѣ Кондакова, не утверждаютъ, чтобы видѣли выстрѣлы подсудимыхъ, а высказываютъ лишь предположеніе, что стрѣляли подсудимые, такъ какъ «больше было некому». На судѣ выяснилось, однако, что стрѣлять было кому и кромѣ подсудимыхъ. Что же касается свидѣтеля Кондакова, то, принимая во вниманіе отдаленность разстоянія, съ какого онъ смотрѣлъ на Романовку, его испугъ и окружавшую его обстановку и стоявшій въ то время, по удостовѣренію одного свидѣтеля, среди улицы дымъ, вполнѣ возможно предположить добросовѣстную со стороны названнаго свидѣтеля ошибку.

Подводя итоги сдѣланному имъ разбору обстоятельствъ настоящаго дѣла, Зарудный находилъ возможнымъ осужденіе подсудимыхъ лишь въ неисполненіи требованія губернатора разойтись, т. е. въ проступкѣ, предусмотрѣнномъ 2 и 3-ей частью 38 ст. Уст. о наказ., налагаемыхъ мировыми судьями.

Закончилъ свою рѣчь Зарудный такъ:

Но, какимъ бы образомъ вы ни охарактеризовали дѣянія подсудимыхъ, подъ какую статью уголовнаго кодекса вы ни подвели бы ихъ, вы должны разсмотрѣть тѣ душевныя побужденія, тѣ мотивы, которыми руководились подсудимые при вмѣняемыхъ имъ въ вину поступкахъ, должны разрѣшить вопросъ, дѣйствительно-ли условія жизни административныхъ ссыльныхъ въ Якутской области были настолько тяжелы, какъ это объясняютъ подсудимые, были-ли эти условія настолько невыносимы, что протестъ противъ нихъ не можетъ не вызвать сочувствія со стороны безпристрастнаго суда, или, напротивъ того, поведеніе подсудимыхъ не находитъ себѣ никакого оправданія въ той обстановкѣ, въ которой они жили, является лишь результатомъ преступной воли и склонности къ безпорядкамъ. Если вы исключаете эти вопросы изъ подлежащихъ вашему разсмотрѣнію предметовъ, если, интересуясь внѣшнею стороною дѣйствій подсудимыхъ, вы не зададитесь цѣлью понять внутренній ихъ смыслъ, — то вы вынете душу изъ вашего приговора, вы оставите лишь внѣшнюю формальную оболочку и выкинете то, что собственно и должно составлять истинное содержаніе судебнаго рѣшенія.

Правда-ли, что условія жизни административныхъ ссыльныхъ въ отдаленныхъ мѣстахъ нашего отечества страшно несправедливо тяжелы и что нѣкоторыя изъ послѣдовавшихъ въ послѣдніе годы административныхъ распоряженій сдѣлали эти условія совершенно невозможными для сколько-нибудь нормальной человѣческой жизни?

«Наше время не можетъ болѣе терпѣть всѣхъ безобразныхъ явленій ссылки, всего того, что происходитъ въ ея распущенной и безпорядочной области». Это не мои слова, гг. судьи, это слова министра юстиціи, произнесенныя имъ 24 апрѣля 1900 г. въ засѣданіи государственнаго совѣта по вопросу объ отмѣнѣ ссылки. «Нельзя мириться, — говоритъ далѣе статсъ-секретарь Муравьевъ, — съ нынѣшнимъ вполнѣ разстроеннымъ, глубоко вреднымъ положеніемъ всего ссылочнаго строя, если такъ можно называть колоссальное фактическое сплетеніе неустранимыхъ безпорядковъ и роковыхъ недоразумѣній».

Теперь, послѣ всего того, что въ послѣднее время предпринято было правительствомъ для урегулированія условій ссылки, послѣ закона о почти полной отмѣнѣ ссылки по суду, о недостаткахъ ссылки можно говорить прямо и смѣло. Изъ всего того, что написано о русской ссылкѣ, наиболѣе строгой ея критикой, произнесшей надъ нею безпощадный и безапелляціонный приговоръ, являются, по моему мнѣнію, труды чиновниковъ, посланныхъ высшимъ правительствомъ въ Сибирь для изслѣдованія вопроса о ссылкѣ, напримѣръ, работы Дриля, Соломона. Одинъ изъ подсудимыхъ, во время судебнаго слѣдствія по настоящему дѣлу, назвалъ ссылку «медленной смертною казнью». Зналъ-ли подсудимый, когда онъ говорилъ это, что онъ повторяетъ лишь слова бывшаго иркутскаго генералъ-губернатора графа Игнатьева, который, какъ это опубликовано въ офиціальномъ органѣ министерства юстиціи, въ одномъ изъ своихъ всеподданнѣйшихъ отчетовъ назвалъ ссылку въ Сибирь «особой формой медленной смертной казни?» Если-же вспомнить сдѣланный передъ вами подсудимымъ докторомъ Розенталемъ подсчетъ числа политическихъ ссыльныхъ Якутской области убитыхъ, покончившихъ съ собой, умершихъ и сошедшихъ съ ума за нѣсколько послѣднихъ мѣсяцевъ, то, быть можетъ, справедливѣе будетъ назвать нынѣшнюю ссылку въ Якутскую область быстрой смертной казнью.

Кто эти лица, идущія сюда въ ссылку съ отстоящей отсюда на много тысячъ верстъ родины? Это — не опороченные судебнымъ приговоромъ люди, это — лица, ссылаемыя административнымъ порядкомъ подъ временный гласный надзоръ полиціи. Мы видѣли, какъ законъ смотритъ на поднадзорныхъ, являющихся вполнѣ полноправными гражданами, стѣсненными въ своихъ правахъ лишь постольку, поскольку это точно указано въ законѣ. Законъ 12 марта 1882 года озабочивается о возможно нормальной и обезпеченной жизни не только самихъ поднадзорныхъ, но и ихъ семей: онъ запрещаетъ дѣлать на выдаваемыхъ поднадзорнымъ на проживаніе свидѣтельствахъ отмѣтки о нахожденіи ихъ подъ надзоромъ (ст. 6), очевидно, съ тою цѣлью, чтобы не компрометировать поднадзорнаго въ глазахъ мѣстнаго населенія и не препятствовать ему въ его обычномъ образѣ жизни, законъ (ст. 37) желаетъ, наконецъ, чтобы поднадзорные не прерывали своихъ постоянныхъ занятій. Такова мысль закона, но насколько иначе все это исполняется на практикѣ!

Какъ правъ былъ гр. Игнатьевъ, когда говорилъ въ томъ же всеподданнѣйшемъ отчетѣ своемъ, что «поставить ссылку въ такія условія»... (Предсѣдатель, прерывая защитника: «г. защитникъ, судъ не провѣрялъ, что говорилъ гр. Игнатьевъ, прошу васъ не касаться этого»).

Зарудный (продолжая): я хотѣлъ лишь указать вамъ, сколь тяжелы были условія сибирской ссылки и въ прежніе годы, ранѣе возникновенія того «новаго режима», о которомъ столько говорилось на судебномъ слѣдствіи. И вотъ наступаетъ новый режимъ и лишаетъ поднадзорныхъ немногихъ, допускавшихся продолжительной практикой, льготъ, которыя сколько-нибудь скрашивали ихъ жизнь, дѣлая ее возможной. Совершенно исключительныя условія жизни въ глухомъ наслегѣ, подчасъ въ уединенной, отдаленной отъ всякаго другого жилья юртѣ, дѣлали подчасъ совершенно необходимой кратковременную отлучку изъ мѣста жительства для пріобрѣтенія необходимаго провіанта, обращенія къ медицинской помощи и т. п. Въ теченіе долгаго времени администрація, видя неизбѣжность подобныхъ отлучекъ, мирилась съ ними. И вдругъ приказъ: всякая кратковременная отлучка считается преступленіемъ, за которое безъ суда назначается страшное наказаніе — высылка за тысячи верстъ въ мѣстности съ самымъ суровымъ климатомъ на свѣтѣ. Обстановка, при которой приводится въ исполненіе административное распоряженіе о высылкѣ въ Сибирь, неожиданность подчасъ ареста и отправки, нерѣдко неимѣніе въ дорогѣ самыхъ необходимыхъ денежныхъ средствъ, одежды и пр., тяжесть и продолжительность пути, все это въ связи съ той солидарностью, которая, безъ сомнѣнія, соединяетъ всѣхъ политическихъ ссыльныхъ, — создало обычай, по которому ссыльные при проходѣ черезъ ихъ мѣстожительства партій ихъ товарищей, приходятъ къ нимъ на помощь, чѣмъ могутъ, и этимъ хоть сколько-нибудь облегчаютъ тяжелыя условія, въ которыхъ имъ приходится совершать далекій путь. Что можетъ быть естественнѣе и симпатичнѣе этого обыкновенія? Многіе подсудимые говорили вамъ о тѣхъ тяжелыхъ условіяхъ, при которыхъ имъ пришлось совершать далекое путешествіе въ Сибирь и, конечно, вашъ житейскій опытъ подсказалъ вамъ, насколько правдивы были эти объясненія подсудимыхъ. Но и главный свидѣтель по настоящему дѣлу, г. Чаплинъ, долженъ былъ признать, что требованіе мѣстными ссыльными свиданій съ проходящими въ партіи товарищами вызывается, хотя и въ нѣкоторой только степени, желаніемъ оказать товарищамъ необходимую для нихъ помощь. Мы благодарны г. Чаплину и за это, хотя бы только частичное признаніе справедливости объясненій подсудимыхъ, но если помощь мѣстныхъ ссыльныхъ является, хотя бы «отчасти» только, необходимой ихъ пересылаемымъ товарищамъ, если, такимъ образомъ, администрація, по тѣмъ или другимъ причинамъ, не можетъ предусмотрѣть и своевременно удовлетворить всѣхъ нуждъ лицъ, высылаемыхъ ею въ административномъ порядкѣ за тысячи верстъ, то не ясно-ли, что тѣ мѣстные ссыльные, которые приходятъ на помощь своимъ пересылаемымъ товарищамъ, оказываютъ въ этомъ случаѣ содѣйствіе самому правительству, помогая ему исполнять то, что лежитъ на его прямой обязанности? Думаю, что въ силу тѣхъ условій, при которыхъ происходитъ административная ссылка въ Сибирь, просвѣщенная администрація должна была бы итти на встрѣчу оказываемой ей въ этомъ случаѣ ссыльными помощи. И вотъ, не только всякія свиданія съ пересылаемыми товарищами стали запрещаться, но поднадзорнымъ офиціально была объявлена угроза, что всякая, хотя и совершаемая въ вполнѣ законныхъ формахъ, попытка увидѣться съ пересылаемыми повлечетъ за собою высылку въ отдаленнѣйшія мѣстности...

Понятно, какое дѣйствіе должно было имѣть на подсудимыхъ примѣненіе «новаго режима». Не красна и прежде была ссылка и, однако, въ своихъ объясненіяхъ подсудимые чуть-ли не съ нѣкоторой благодарностью вспоминаютъ о прежнихъ порядкахъ, а во вмѣняемыхъ имъ въ вину требованіяхъ, предъявленныхъ ими властямъ, они протестуютъ лишь противъ нововведеній послѣднихъ лѣтъ, окончательно отравившихъ ихъ и прежде бывшее не легкимъ существованіе въ ссылкѣ. И ради измѣненія этого «новаго режима», ради того, чтобы добиться въ этомъ отношеніи возвращенія къ прежнимъ, въ теченіе многихъ лѣтъ примѣнявшимся порядкамъ — они шли на смерть! Если правда, что ссылку въ Сибирь можно уподобить медленной смертной казни, то слѣдуетъ-ли возмущаться, когда казнимый инстинктивно отталкиваетъ руку палача, пытается сорвать наброшенную ему на шею веревку!

Гг. судьи! Справедливый судебный приговоръ не можетъ не заключать въ себѣ оцѣнки извѣстныхъ общественныхъ условій, когда они являются ближайшей, непосредственной причиной преступленія и приговоръ суда въ подобныхъ случаяхъ можетъ имѣть огромное нравственное и общественное значеніе. По обстоятельствамъ дѣла, вы должны ввести въ вашъ приговоръ этотъ элементъ, и приговоръ вашъ можетъ имѣть большое общественное значеніе. Вы не можете не произнести вашего сужденія объ условіяхъ административной ссылки въ Сибирь, и — кто знаетъ? — быть можетъ, въ наше время, когда идутъ горячія работы по преобразованію нашего уголовнаго и судебнаго законодательства, когда предстоитъ необходимость, такъ или иначе, покончить съ давно наболѣвшимъ, но окончательно еще не разрѣшеннымъ вопросомъ о ссылкѣ, вашъ приговоръ въ этой его части и вступитъ въ законную силу.

Исполните же вашъ долгъ по вашему убѣжденію и вашей совѣсти! А я, исполняя свой долгъ до конца, скажу еще одно: со всѣмъ убѣжденіемъ, на которое я только способенъ, со всей вѣрой въ конечное торжество добра, которая у меня есть, съ горячей любовью къ родинѣ, которая мнѣ присуща, — присоединяю и я свое имя къ подписямъ на заявленіи, поданномъ якутскому губернатору 18 февраля сего года.

 

Рѣчь А. С. Заруднаго, въ устахъ оратора, являлась прекраснымъ образцомъ юридическаго краснорѣчія. Въ ней строгая логика юриста удивительно гармонировала съ глубокой искренностью чувства. Она произвела сильное впечатлѣніе не только на благодарную аудиторію подсудимыхъ, но и на судей.

 

OCR: Аристарх Северин)