Звать меня Березкинъ, Николай Михайловичъ, и.д. якутскаго полицеймейстера, православный, грамотный, 28 лѣтъ, живу въ гор. Якутскѣ, подъ судомъ не былъ, съ участвующими въ дѣлѣ лицами въ особыхъ отношеніяхъ не состою.

По дѣлу показываю: домъ инородца Федора Романова, въ которомъ забаррикадировались политическіе ссыльные, за все время службы моей въ гор. Якутскѣ (съ іюля 1903 г.) былъ извѣстенъ мнѣ, какъ квартира политическихъ. До послѣдняго времени въ ней жили поднадзорные Пріютовъ и Виленкинъ, у которыхъ имѣли пребываніе временно оставшіеся въ Якутскѣ политическіе, ожидавшіе очереди къ отправкѣ. Изъ этихъ квартирантовъ я могу назвать политическихъ: Ройтенштерна, Кудрина и Бодневскаго. Политическій Пріютовъ перешелъ изъ д. Романова недѣли за 2 до описываемаго здѣсь событія и права свои, какъ квартиронаниматель, передалъ Виленкину. Послѣдній, по словамъ домохозяина Романова, ушелъ изъ дома его утромъ 18-го февраля, мотивируя свой уходъ тѣмъ, что ему при его занятіяхъ необходимъ покой, котораго онъ въ д. Романова при нѣсколькихъ жильцахъ найти не можетъ, при этомъ Виленкинъ объяснилъ Романову, что квартиру онъ передаетъ полит. Никифорову. 18 февраля днемъ, около двухъ часовъ дня, ко мнѣ на квартиру явился инородецъ Федоръ Романовъ и сообщилъ, что, по его наблюденіямъ, въ домѣ, занимаемомъ политическими, начата спѣшная работа: замѣтилъ онъ, напр., стеченіе многихъ политическихъ, которые ему кажутся особенно суетливыми; видѣлъ, какъ спѣшно нѣсколькими политическими вносились въ домъ дрова, ледъ и съѣстные припасы. Во всемъ этомъ Романовъ заподозрилъ что-то неладное и счелъ своей обязанностью заявить мнѣ. Предложивъ Романову продолжать свои наблюденія за политическими и обо всемъ замѣченномъ немедленно сообщать мнѣ, я собрался отправиться къ губернатору и въ этотъ моментъ черезъ посланнаго получилъ приказаніе явиться къ Его Превосх—ству. Оказалось, что г. губернаторъ только-что получилъ письменное заявленіе политическихъ, въ числѣ 42 чел., въ каковомъ заявленіи былъ по пунктамъ изложенъ протестъ, направленный противъ нѣкоторыхъ распоряженій г. Гл. Начальника Края. Рѣшившись немедленно выяснить положеніе дѣла, г, губернаторъ высказалъ мнѣ свое намѣреніе съѣздить со мною въ д. Романова. Поѣздка эта состоялась часа въ 3½ дня. По пріѣздѣ мы нашли двери дома, занятаго политическими, запертыми изнутри. На стукъ въ переднюю дверь въ сѣняхъ раздалось 2—3 голоса, спрашивавшіе, кто стучитъ, и, получивши въ отвѣтъ, что пріѣхали губернаторъ съ полицеймейстеромъ, дабы переговорить съ ними, политическіе нѣсколько разъ повторили черезъ дверь вопросъ, одни-ли мы, подразумевая, видимо, что мы имѣемъ при себѣ охрану. Убѣдившись, что съ нами никого нѣтъ, политическіе отворили, наконецъ, дверь и, пропустивъ насъ въ сѣни, наружную дверь заперли на крючекъ. Отворялъ дверь и находился позади насъ въ сѣняхъ политическій Кудринъ. Кромѣ него, были на первомъ планѣ Никифоровъ и Логовскій. Дверь, ведущая изъ сѣней въ квартиру, была открыта настежъ и изнутри до половины почти была перегорожена дверью же широкою, бѣлою, некрашенной, поставленной длиннымъ ребромъ на полъ и, повидимому, прибитою. На сдѣланный губернаторомъ намекъ, что дверь эту слѣдовало бы убрать, чтобы дать намъ возможность пройти въ комнаты и говорить съ ними, съ политическими, на болѣе близкомъ разстояніи, они уклонились, почему намъ и пришлось остаться за этою баррикадой. Передняя комната представлялась мнѣ плохо освѣщенной въ виду того, что 2 двери, ведущія въ комнаты направо и налѣво, были закрыты, а въ двери въ аркѣ, прямо противъ входа въ квартиру, расположилась группа политическихъ, заслоняя собою свѣтъ, падавшій изъ оконъ позади ихъ. Въ группѣ, по моему предположенію, было человѣкъ 20 — 25; въ комнатѣ направо было совершенно тихо, налѣво былъ слышенъ временный шорохъ, почему я и предполагаю, что тамъ тоже были политическіе. За все время пребыванія нашего въ квартирѣ послѣднихъ, они вели себя крайне сдержанно и прилично. Группа стояла молча, и всякая попытка начать рѣчь и шумъ тотчасъ-же предупредительно останавливалась стоявшими внутри; для переговоровъ, какъ я уже замѣтилъ выше, выдѣлился изъ толпы политическій Левъ Никифоровъ. Сущность бесѣды заключалась въ томъ, что Никифоровъ, отъ лица товарищей по ссылкѣ, повторилъ тѣ требованія, которыя были изложены въ письменномъ протестѣ, развивъ ихъ нѣкоторыми примѣрами и остановившись на мѣстныхъ тяжелыхъ условіяхъ, коими обставлена жизнь политическихъ ссыльныхъ. Никифоровъ подчеркнулъ, что онъ лично, какъ и нѣкоторые изъ другихъ его товарищей, непосредственно не заинтересованы въ тѣхъ или другихъ распоряженіяхъ администраціи, а считаютъ эти вопросы общими для всей ссылки и рѣшили во что-бы то ни стало не отступать отъ намѣченнаго пути, предпочитая своей гибелью добиться отмѣны распоряженій и льготъ для другихъ. Выслушавъ слово г. губернатора, очень подробно остановившагося на существѣ ихъ требованій и разъяснившаго, что каждый изъ собравшихся здѣсь, обратившись къ нему съ заявленіемъ о наилучшемъ устройствѣ въ мѣстѣ водворенія, въ предѣлахъ возможнаго и насколько это зависитъ отъ мѣстной администраціи, можетъ разсчитывать на благопріятное разрѣшеніе этихъ заявленій, политическіе, соглашаясь съ г. губернаторомъ, что 2 пункта ихъ требованій, а именно, отмѣна административныхъ взысканій за самовольныя отлучки и отмѣна распоряженія, запрещающаго свиданія проходящихъ партій съ товарищами, водворенными по пути, ни въ коемъ случаѣ имъ удовлетворены быть не могутъ, — просили его, какъ мѣстнаго администратора, лишь дать свое заключеніе по существу этихъ требованій. Объясненіе это закончено было предложеніемъ г. губернатора, обращеннымъ ко всѣмъ собравшимся политическимъ, разойтись немедленно, спокойно и заявить свои просьбы каждому въ отдѣльности въ любое время, послѣ чего всѣ самовольно отлучившіеся изъ округа должны выѣхать на свои мѣста. Когда мы стали уже уходить, бывшій въ группѣ политическихъ Тепловъ заявилъ: «Мы просимъ васъ дать ваше заключеніе, пошлите телеграмму, мы будемъ отвѣтъ ожидать здѣсь». На это г. губернаторъ, резюмируя все сказанное, разъяснилъ, что посылать телеграммы онъ не находитъ возможнымъ. Выйдя изъ квартиры политическихъ, послѣ, приблизительно, часового пребыванія въ ней, мы у воротъ Романова встрѣтили городовыхъ и толпу народа, которые были обезпокоены нашимъ продолжительнымъ пребываніемъ въ домѣ при запертыхъ дверяхъ. Опасеніе это дошло до того, что на выручку была приглашена военная команда, но она съ пути была возвращена г. губернаторомъ, какъ равно и нарядъ городовыхъ. На другой день я ѣздилъ къ политическимъ съ полиц. надзирателемъ Олесовымъ и вновь повторилъ сказанное имъ наканунѣ губернаторомъ; на это вышедшіе ко мнѣ навстрѣчу въ сѣни политическіе Никифоровъ и Кудринъ заявили, что они обсуждаютъ слышанное отъ губернатора и какъ только придутъ къ тому или иному рѣшенію, направятъ съ нимъ къ г. губернатору своего довѣреннаго, во всякомъ случаѣ не позже завтра утромъ. 18 и 19 февраля охраны двора Романова, согласно распоряженію г. губернатора, организовано не было. Негласное-же наблюденіе установило, что начали прибывать новыя лица. 20 февраля утромъ Никифоровъ былъ у губернатора, и вслѣдъ за симъ я получилъ распоряженіе оцѣпить дворъ Романова. Для этой цѣли мною тотчасъ-же были назначены всѣ наличные городовые, въ числѣ 14 челов. и 6 чел. казаковъ, а всего 20 человѣкъ, которые раздѣлились на 2 смѣны. Стража эта, охранявшая весь примыкающій къ двору Романова кварталъ, на первыхъ-же порахъ доказала свою несостоятельность. Такъ, напр., если не ошибаюсь, 21 февраля выбѣжавшими изъ д. Романова политическими былъ отбитъ отъ стражи политическій Кацъ, затѣмъ проникъ еще какой-то политическій, неожиданно прорвавшійся сквозь цѣпь на извозчикѣ. За симъ изъ двора Романова незамѣченнымъ образомъ и, вѣроятнѣе всего, черезъ сосѣдніе дворы выбрался политическій Логовскій, который въ ночь на 23 февраля былъ задержанъ при попыткѣ проникнуть обратно и былъ доставленъ въ полиц. управленіе. Въ виду этого на первыхъ-же порахъ представилась необходимость усилить полицейскую стражу военнымъ карауломъ. Назначено было отъ якутской мѣстной команды вначалѣ семь человѣкъ солдатъ, которые въ составъ цѣпи сторожевой не входили, а составляли на случай тревоги резервъ, находившійся въ ближайшей полицейской будкѣ и выставлявшій для наблюденія за цѣпью 1 часового. Несмотря на присутствіе этого караула и увеличеніе наряда казаковъ до 10 чел., политическіе изыскивали способы сообщенія съ д. Романова. Такъ, напр., 23 февраля подъ вечеръ политическій Логовскій верхомъ на принадлежащей ему лошади въ карьеръ проскочилъ во дворъ, ворота котораго моментально были заперты подоспѣвшими изъ дома политическими. Нужно замѣтить, что наблюденіе за окружающей мѣстностью производилось ими самое тщательное; днемъ и ночью въ сѣняхъ у окошечка надъ дверью постоянно находился дежурный политическій. Такъ тянулся день за днемъ. Не помню точно, кажется, это было числа 27 или 28 февраля утромъ въ 8 часовъ, я, вслѣдствіе письменнаго порученія г. губернатора, вновь предъявлялъ политическимъ требованіе разойтись. Въ домъ меня, несмотря на мою просьбу. не впустили подъ тѣмъ предлогомъ, что спятъ еще товарищи, и мнѣ пришлось бесѣдовать въ сѣняхъ все съ тѣми-же Никифоровымъ и Кудринымъ; были тутъ-же Соколинскій, Костюшко и Логовскій. Предписаніе ко мнѣ губернатора, коимъ предлагалось самовольно отлучившимся — черезъ сутки послѣ выхода выѣхать въ округъ, а остальнымъ, въ ожиданіи очереди къ отправкѣ, временно оставаться въ городѣ, политическіе временно оставляли у себя для обсужденія съ товарищами и просили меня черезъ часъ времени заѣхать за отвѣтомъ. При вторичномъ посѣщенiи разойтись отказались, обѣщая сдѣлать это только въ томъ случаѣ, когда будутъ удовлетворены ихъ требованія, о чемъ они заявили письменно еще разъ г. губернатору. 28 февраля изъ д. Романова вышелъ днемъ Никифоровъ, который 1 марта утромъ, по распоряженію г. губернатора, былъ мною заключенъ въ пересыльное отдѣленіе тюремнаго замка для высылки изъ города. Того-же 1 марта утромъ вышли въ городъ политическіе Бодневскій и Лурье Моисей, которые тогда не были задержаны и разыскивались въ городѣ для взятія ихъ подъ стражу. Вечеромъ 1 марта, часовъ въ 7, когда наступили сумерки, сквозь сторожевую цѣпь въ карьеръ проскочили къ воротамъ двора Романова тройка и пара лошадей, запряженныя въ кошевы. Натискъ былъ настолько сильный и неожиданный, что бросившіеся полицейскіе и казаки рѣшительно ничего сдѣлать не могли, солдаты-же во время подоспѣть не успѣли. Какъ оказалось, пріѣхали въ этотъ разъ Бодневскій, Лурье, Добросмысловъ и Дроновъ; послѣдніе двое до этого участія, по крайней мѣрѣ, активнаго, въ безпорядкахъ не принимали. Лошади оказались принадлежащими извозчику Августу Карле и были затѣмъ выпущены со двора, причемъ дежурному Олесову была вручена записка, писанная рукой полит. Кудрина, что лошадей просятъ возвратить ихъ хозяину, что онѣ были взяты для поѣздки въ Тулугинцы. Послѣ подобной выходки политическихъ, дабы ихъ окончательно отрѣзать отъ сообщенія съ городомъ, было рѣшено: во-1-хъ, усилить военный караулъ до 20 чел., а во-2-хъ, выставить вокругъ двора и во дворѣ Романова часовыхъ, что и выполнено было утромъ 2 марта, причемъ весь резервъ какъ военнаго караула, такъ и полицейской стражи, былъ помѣщенъ въ передней половинѣ флигеля, занимаемаго самимъ хозяиномъ Романовымъ, въ разстояніи 6—7 саженей отъ занятаго политическими дома. Такая охрана исключила, наконецъ, всякую возможность сообщенія политическихъ съ кѣмъ бы то ни было; они не выходили даже на дворъ, очевидно, изъ боязни быть арестованными. Въ такомъ положеніи дѣло обстояло до 4-го марта; въ это число днемъ, часа въ два, весь городъ облетѣло извѣстіе, что забаррикадировавшіеся въ д. Романова политическіе неожиданно открыли стрѣльбу по часовымъ, изъ которыхъ одного убили наповалъ, одного смертельно ранили и прострѣлили гордовому шинель. Извѣстивъ немедленно г. губернатора, я тотчасъ-же съ нимъ прибылъ на мѣсто происшествія. Какъ военный караулъ, такъ и полицейскую охрану я засталъ отступившими къ д. Сюткина. Солдаты, расположившись цѣпью и разбившись на двѣ части по обѣимъ сторонамъ этого двора, обстрѣливали домъ Романова; въ моментъ нашего прибытія былъ данъ одной частью цѣпи послѣдній залпъ, послѣ чего стрѣльба была пріостановлена. Выстрѣловъ изъ д. Романова я не засталъ, но изъ разспросовъ бывшихъ на мѣстѣ городовыхъ и солдатъ узналъ, что стрѣльбу совершенно неожиданно начали политическіе. Раненый солдатъ былъ еще до моего пріѣзда увезенъ въ казармы, а убитый лежалъ у угла караульнаго помѣщенія и былъ тотчасъ-же отправленъ. Въ виду необходимости вызвать политическихъ на объясненіе и увѣщаніе, я отправился въ сопровожденіи двухъ солдатъ къ переднему крыльцу дома, занятаго политическими. Стучать мнѣ пришлось минуты 2—3; въ началѣ ничего не было слышно, но затѣмъ я услышалъ, какъ что-то раздвигалось, развязывалось, было очевидно, что раздвигались баррикады. Въ это время около меня ударомъ кулака было разбито изнутри оконное стекло у окна, выходящаго во дворъ, и политическій Кудринъ, предупредивъ меня черезъ это отверстіе въ окнѣ о томъ, чтобы я не опасался, что стрѣльбы теперь не будетъ, спросилъ меня, что нужно. На это съ моей стороны послѣдовалъ отвѣтъ, что я пришелъ къ нимъ съ цѣлью вызвать довѣреннаго ихъ для переговоровъ. Вслѣдъ за симъ ко мнѣ подошелъ г. губернаторъ, а изъ квартиры на крыльцо вышли политическіе Тепловъ и Костюшко. Оба они были сильно взволнованы; всѣ объясненія велъ одинъ Тепловъ, Костюшко присутствовалъ молча. Здѣсь г. губернаторъ вновь разъяснилъ Теплову положеніе забаррикадировавшихся политическихъ и, въ виду совершеннаго ими преступленія — убійства двухъ солдатъ, потребовалъ немедленнаго выхода ихъ и слѣдованія въ тюрьму, гдѣ они и должны были быть арестованными. На это Тепловъ возразилъ, что первый выстрѣлъ въ солдата съ ихъ стороны былъ вызванъ поведеніемъ бывшихъ въ караулѣ солдатъ, которые будто-бы подшучивали надъ ними: напр., бросали камнемъ, закрывали окна ставнями, что передъ выстрѣломъ одинъ изъ солдатъ, державшій себя такимъ образомъ, былъ предупрежденъ, что они, политическіе, вынуждены будутъ стрѣлять. На это солдатъ отвѣтилъ: «стрѣляй!» и неожиданно, по словамъ Теплова, раздался выстрѣлъ. Кто именно изъ политическихъ стрѣлялъ въ солдатъ, Тепловъ не сказалъ. Здѣсь на предъявленное категорическое требованіе г. губернатора покинуть немедленно ихъ забаррикадированную квартиру Тепловъ заявилъ, что всѣ находящіеся въ домѣ Романова политическіе рѣшили оставаться въ немъ до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены всѣ ихъ требованія и предприняты для достиженія этого всѣ самыя крайнія мѣры. На предложеніе г. губернатора, что на обсужденіе ихъ положенія и раздумье имъ назначается полчаса времени, Тепловъ и Костюшко сказали, что это слишкомъ большой срокъ, что имъ для этого достаточно даже ¼ часа, такъ какъ всѣ вопросы давно и безповоротно разрѣшены и удалились въ квартиру, заперевъ за собою двери. Мы остались въ ожиданіи во дворѣ. Минутъ черезъ 15 Тепловъ и Костюшко вышли снова, причемъ первый снова повторилъ, что всѣми его товарищами рѣшено не отступать и что или должны удовлетворить ихъ требованіямъ, или могутъ взять ихъ изъ этого дома мертвыми, такъ какъ сдаваться, не защищаясь съ оружіемъ въ рукахъ, они не намѣрены. При этомъ добавилъ, что ни стрѣльбы, ни какихъ-либо наступательныхъ дѣйствій они въ дальнѣйшемъ не предпримутъ. Въ заключеніе г. губернаторъ подтвердилъ, что онъ разстрѣливать ихъ, какъ они ошибочно предполагаютъ, не будетъ, а постарается взять ихъ живыми. Съ этими словами мы отошли къ караульному помѣщенію. Послѣ этого, рѣшено было военную команду отправить обратно, а бывшій до начала стрѣльбы караулъ занялъ свои мѣста, съ тою разницей, что во дворѣ часовые были разставлены въ закрытіи. Тотчасъ по уходѣ команды надъ домомъ Романова снова появился красный флагъ съ добавленіемъ подъ нимъ чернаго куска матеріи. Ночь на 5-е марта прошла тихо. 5-го числа днемъ часовъ въ 11 политическіе, по словамъ стражи, вновь произвели выстрѣлы, на которые солдаты отвѣчали, отступая ко двору Сюткина. Команда военная на эту тревогу явилась и была возвращена. Подъ вечеръ политическіе сдѣлали тотъ-же вызовъ, но солдаты не отвѣчали. На слѣдующій день 6-го марта часа въ два политическіе снова открыли огонь и стрѣляли чуть-ли не залпами, главнымъ образомъ, по караульному помѣщенію, но, къ счастью, никого изъ стражи не ранили. На эту стрѣльбу солдаты отвѣчали, обстрѣливая д. Романова съ двухъ сторонъ. По прибытіи моемъ на мѣсто, а также г. губернатора и по установкѣ вновь караула, но уже въ болѣе закрытыхъ и нѣсколько удаленныхъ пунктахъ, въ выходящемъ на улицу изъ д. Романова окнѣ показался бѣлый флагъ, а затѣмъ выбѣжалъ за ворота, размахивая чѣмъ-то бѣлымъ, одинъ изъ политическихъ. Я и губернаторъ направились навстрѣчу; вышедшій оказался политическимъ Теслеромъ. Передавши г. губернатору письмо, онъ велъ совершенно спокойно бесѣду, отрицая, главнымъ образомъ, приписываемые имъ первые выстрѣлы и утверждая, что стрѣльба 5-го и 6-го марта начиналась не ими. Пользуясь этимъ случаемъ, г. губернаторъ вновь подтвердилъ свои требованія, и Теслеръ, пообѣщавъ все слышанное въ точности передать товарищамъ, удалился. Вскорѣ Теслеръ вновь вышелъ и, согласно его просьбѣ, былъ препровожденъ дежурнымъ полицейскимъ надзирателемъ Вильконецкимъ на квартиру къ г. губернатору. Вечеромъ онъ снова ѣздилъ съ дежурнымъ Олесовымъ. На утро 7-го марта политическіе сдались и въ 8 час. утра совершенно спокойно вышли, вынеся больныхъ и трупъ убитаго Матлахова, и, окруженные полицейской стражей, направились въ тюрьму.

И. д. якутскаго полицеймейстера сотникъ Николай Михайловъ Березкинъ.

И. д. судебнаго слѣдователя Шведовъ.

 

Показанія Березкина выгодно отличаются своей толковостью и относительной вѣрностью. Но и они спутаны и невѣрны въ части, касающейся обстрѣловъ, такъ какъ основывались на завѣдомо-ложныхъ донесеніяхъ Кудельскаго, Олесова, другихъ полицейскихъ надзирателей и караульныхъ начальниковъ.

Звать меня Ник. Ник. Чаплинъ, 38 л., православный; я якутскій вице-губернаторъ, исправляю должность губернатора. 18-го февраля, около 2 ч. дня, урядникъ казачьяго полка Безсоновъ, несущій обязанности курьера при Обл. Управленіи подалъ мнѣ пакетъ, оставленный сторожу Обл. Упр. неизвѣстнымъ лицомъ для передачи мнѣ. Въ пакетѣ оказалось заявленіе политическихъ поднадзорныхъ, подписавшихъ его. Немедленно былъ вызванъ мною якутскій полицеймейстеръ, сотникъ Березкинъ, которому и было поручено произвести дознаніе. Въ тотъ-же день полицеймейстеръ доложилъ, что политическіе ссыльные, подписавшіеся подъ заявленіемъ № 1, забаррикадировались въ д. инородца Романова. Въ этотъ-же день около 5 ч. дня я лично отправился къ засѣвшимъ въ д. Романова. Дверь въ домѣ оказалась запертой (далѣе идетъ изложеніе переговоровъ, которое опускаемъ, такъ какъ оно совпадаетъ съ приведенными выше — въ показаніяхъ полицеймейстера)... 19-го февраля ко мнѣ никто не явился, а потому въ этотъ день мною вновь предъявлены мои требованія имъ черезъ полицеймейстера. 20-го февраля ко мнѣ явился политическій Ссыльный Никифоровъ, какъ довѣренный протестующихъ, который и заявилъ, что его довѣрители остались при своемъ, изложенномъ въ заявленіи № 1, при чемъ добавилъ, что забаррикадированные не разойдутся до тѣхъ поръ, пока ихъ требованія не будутъ исполнены. Они хорошо знаютъ, что съ моей стороны послѣдуетъ арестъ ихъ силой, что они ждутъ и желаютъ этого, такъ какъ отстаивать свои права будутъ съ оружіемъ въ рукахъ до послѣдней капли крови, устроенной демонстраціей добьются отмѣны. Вызывая съ моей стороны дѣйствія военной силы, не остановятся ни передъ какими жертвами, убѣжденные, что вызовутъ тѣмъ сочувствіе общественнаго мнѣнія въ Россіи и за-границей, а все-таки добьются исполненiя ихъ требованій, хотя для облегченія участи другихъ. Когда я сообщилъ поднадзорному Никифорову, что я не доставлю удовольствія забаррикадировавшимся и примѣнять военной силы для ареста ихъ за баррикадами — не стану, Никифоровъ заявилъ, что они и это предусмотрѣли, и потому рѣшили сидѣть до истощенія продовольственныхъ запасовъ. Когда таковые истощатся, то они въ правѣ будутъ силой добывать ихъ. Мною повторены Никифорову мои требованія, предупреждая, что каждый вышедшій, не подчинившійся требованіямъ, будетъ арестованъ, что ожидаетъ и его, Никифорова, если онъ немедленно не явится ко мнѣ по выходѣ изъ д. Романова. Черезъ 2 дня Никифоровъ явился вновь ко мнѣ, прося отослать телеграмму протестующихъ на имя Мин. Внутр. Дѣлъ. Въ этомъ мною было отказано Никифорову, предоставивъ ему лично отправить телеграмму, что онъ и сдѣлалъ на другой день. Черезъ нѣсколько дней... утромъ полицеймейстеръ доложилъ мнѣ, что довѣренный протестующихъ, поднадзорный Никифоровъ, вышелъ изъ д. Романова съ тѣмъ, чтобы явиться ко мнѣ. Такъ какъ онъ до вечера не явился, то мною отдано распоряженіе установить, гдѣ находится Никифоровъ и что намѣренъ дѣлать. Мнѣ сообщено, что, по выходѣ изъ д. Романова, Никифоровъ получилъ 25 руб. съ почты, напился и пьяный спитъ у себя. Мною отданъ приказъ арестовать Никифорова, на другой день утромъ онъ и былъ заключенъ въ тюрьму. Почти ежедневно были высылаемы мнѣ или письменныя требованія отъ забаррикадировавшихся, которые выбрасывали или передавали ихъ стоящимъ на постахъ полицейскимъ чинамъ, или по почтѣ прокламаціи, воззванія и угрозы всякаго рода. Изъ доклада полицеймейстера я предположилъ возможность, что гектографируются прокламаціи въ Музеѣ, а потому я отдалъ распоряженіе — немедленно произвести тамъ обыскъ, который, не увѣнчался успѣхомъ. По экземпляру подлинныхъ прокламацій, присланныхъ мнѣ и найденныхъ подброшенными и расклеенными по городу, я, на основ. 1035 ст. Уст. Уг. Суд., направилъ г. прокурору. Я предполагаю, что прокламаціи гектографировались внѣ города и несомнѣнно лицами, находившимися внѣ дома инородца Романова. Забаррикадировавшіеся два раза оказывали вооруженное сопротивленіе полиціи, отбивая присоединяющихся. Объ этомъ подробности имѣются въ донесеніяхъ мнѣ полицеймейстера, приложенныхъ къ слѣдственному матеріалу. 4 марта около 3 час. дня мнѣ донесъ сотникъ Березкинъ, что забаррикадировавшіеся нѣсколькими выстрѣлами изъ отверстій дома убили двухъ часовыхъ солдатъ мѣстной команды. Я явился немедленно на мѣсто, гдѣ засталъ военный караулъ, расположенный цѣпью въ отдаленіи отъ д. Романова (шаговъ 130), производящій довольно частую одиночную стрѣльбу по дому Романова. Мною немедленно стрѣльба была остановлена. При мнѣ стрѣльбы изъ д. Романова не было. На мѣстѣ выяснилось, что дѣйствительно 1 солдатъ убитъ, а другой смертельно раненъ. По заявленію начальника караула унт.-офицера (фамилію не помню) и нѣсколькихъ солдатъ, политическіе сдѣлали «двадцать съ лишнимъ» выстрѣловъ изъ дома Романова, убили двухъ. Это и вызвало перестрѣлку съ ихъ стороны. Когда мною были вызваны для переговоровъ забаррикадировавшіеся изъ д. Романова, вышли двое — Тепловъ и другой, фамилію котораго я не знаю и не спросилъ. Говорилъ вызывающе, очень возбужденно и громко, почти крича, одинъ Тепловъ. Между прочимъ, онъ, ссылаясь на другого, сказалъ, что камень, брошенный солдатомъ въ окно, попалъ въ руку другого уполномоченнаго. Тепловъ заявилъ категорическій отказъ исполнить мои требованія выйти изъ засады всѣмъ тамъ находящимся, объяснивъ, что они дѣйствовали огнемъ противъ часовыхъ, такъ какъ послѣдніе вызывающе дѣйствовали: бросали камнями, прицѣливались и закрывали ставни оконъ. Будутъ продолжать дѣйствовать оружіемъ, пока вооруженная блокада обрекаетъ ихъ на голодную смерть, не разойдутся, пока не исполнятъ ихъ требованій, пусть силой ихъ арестуютъ, они же ни передъ чѣмъ не остановятся, чтобы добиться своего. 5-го марта мнѣ доложено, что засада вновь открыла стрѣльбу изъ дома Романова. Тотчасъ-же явившись на мѣсто, я остановилъ стрѣльбу караула. На мѣстѣ мнѣ доложено было солдатами и полицейскими чинами, что изъ дома Романова сдѣлано нѣсколько залповъ, которые и вызвали перестрѣлку. Видимо, когда увидали меня, изъ д. Романова былъ выброшенъ бѣлый флагъ, а затѣмъ съ бѣлымъ платкомъ въ рукахъ вышелъ политическій ссыльный Теслеръ, подошелъ ко мнѣ и подалъ «Открытое письмо»¹), въ подлинникѣ также переданное г. прокурору. Помимо «открытаго письма» Теслеръ заявилъ, что послѣ 4 марта ими стрѣльбы не производилось; не разойдутся и не сдадутся, пока ихъ требованій не исполнятъ. 6 марта мнѣ заявлено, что изъ дома раздался одинъ выстрѣлъ, направленный въ часового, но этотъ выстрѣлъ уже не вызвалъ отвѣтныхъ со стороны караула. 5 марта, когда я вернулся домой послѣ первой перестрѣлки, за мною въ догонку пріѣхали опять съ заявленіемъ, что вновь началась стрѣльба. Вернувшись на мѣсто, мнѣ заявили солдаты и полицейскіе чины, что опять были выстрѣлы изъ д. Романова, которые вызвали перестрѣлку. Прекративъ ее, я просилъ начальника команды воздѣйствовать на караулъ, чтобы послѣдній не отвѣчалъ на выстрѣлы изъ д. Романова. Послѣднимъ распоряженіемъ объясняю, что 6-го отвѣтныхъ выстрѣловъ не было. 6-го марта ко мнѣ въ губ. домъ явился поднадзорный Теслеръ, который просилъ дать шесть часовъ времени, дабы обсудить забаррикадировавшимся вопросъ о сдачѣ, такъ какъ «подавляющее большинство» пришло къ заключенію о необходимости сдаться. При чемъ онъ заявилъ, что теперь несвоевременно предъявлять какія-бы то ни было требованія...

1) Лишь послѣ напечатанія первыхъ листовъ намъ удалось найти этотъ важный документъ, который и помѣщаемъ въ приложеніи IV.

18 февраля я отдалъ распоряженіе полицеймейстеру учредить надзоръ полиціи за домомъ инородца Романова, дабы наблюдать за скопомъ. 19-го февраля усилилъ охрану, чтобы прекратить общеніе забаррикадировавшихся съ внѣшнимъ міромъ. Когда изъ ежедневнаго доклада полицеймейстера усматривалъ, что общеніе продолжается, ежедневно усиливалъ охрану, поставилъ на ноги всю полицію и выборныхъ казаковъ, которые только оказались въ моемъ распоряженіи. При всемъ этомъ я не достигъ вполнѣ желаемыхъ результатовъ, а потому распорядился усилить охрану карауломъ и часовыми отъ него изъ мѣстной военной команды и тогда только достигъ полнаго отсутствія въ общеніи. Вся подготовка забаррикадировавшихся, крайне вызывающія дѣйствія ихъ, до убійства часовыхъ включительно, словесныя заявленія довѣренныхъ, письменныя скопомъ прокламаціи, — все разсчитано, чтобы вызвать распоряженіе съ моей стороны взять засаду военной силой, приступомъ, чѣмъ хотѣли добиться побоища съ огромными потерями обѣихъ сторонъ. 17-дневное сидѣніе окончательно отрѣзанными отъ всякаго общенія, мѣры безопасности, принятыя для охраны, мои рѣшительныя неоднократныя заявленія поднадзорнымъ, находившимся въ засадѣ, что я добьюсь ихъ сдачи, при демонстративномъ же ихъ выходѣ приму крайнія мѣры при арестовываніи, — поставили скопъ въ безвыходное положеніе, и они сдались...

И. д. якутскаго губернатора вице-губернаторъ Ник. Ник. Чаплинъ.

 

Въ показаніяхъ Чаплина хронологическая путаница и невѣрность изложенія событія 4—6-го марта еще больше. Если неточность хронологіи объясняется забывчивостью, то извращеніе фактовъ и въ данномъ случаѣ — завѣдомой ложностью донесеній, заинтересованныхъ въ провокаціи лицъ и участниковъ беззаконныхъ дѣйствій.

Звать меня Никита Иннокентьевичъ Олесовъ, 38 лѣтъ, полицейскій надзиратель 1-го квартала г. Якутска. 18-го февраля часа въ 3 дня, черезъ городового я былъ позванъ въ полицейское управленіе къ полицеймейстеру. Придя туда, я узналъ отъ полицеймейстера, что находившійся тамъ-же инородецъ Романовъ заявляетъ, что въ его домѣ, гдѣ живутъ политическіе, происходитъ что-то неладное — натаскали въ домъ лѣсу, плахъ, дровъ, льду и что онъ, Романовъ, спросилъ у одного изъ политическихъ, что послѣдніе тамъ дѣлаютъ, на что получилъ отвѣтъ: «уходи, тутъ будетъ скоро полиція!» Сказавъ объ этомъ, полицеймейстеръ уѣхалъ къ губернатору, а я остался въ полицейскомъ управленіи; Романовъ также уѣхалъ. Чрезъ часъ Романовъ пріѣхалъ снова въ полицейское управленіе и заявилъ, что политическіе заперли въ домѣ губернатора и полицеймейстера. Я отправился къ дому Романова и увидѣлъ бѣжавшаго ко мнѣ городового, который мнѣ доложилъ, что его послали сказать, что губернатора и полицеймейстера заперли политическіе въ домѣ. Я поѣхалъ въ казармы и сказалъ начальнику команды, который, взявъ 15 человѣкъ солдатъ, отправился вмѣстѣ со мною къ дому Романова. Когда мы шли туда, увидѣли ѣхавшихъ губернатора и полицеймейстера, изъ коихъ первый вернулъ команду обратно...

Въ мое дежурство, когда — не помню, на тройкѣ и на одной парѣ проникли въ домъ Романова семь человѣкъ. Во весь карьеръ, съ гиканьемъ они въѣхали во дворъ, и моментально были ворота заперты политическими на замокъ; во дворѣ тогда никакого караула не было, лишь за воротами на улицѣ стояли невооруженные казаки и въ будкѣ стояли 7 человѣкъ солдатъ, которые на наши свистки прибѣжали, но было уже поздно, такъ какъ ворота были заперты...

Со времени появленія военнаго караула, изъ дома Романова политическіе почти не выходили, до этого-же они бывали во дворѣ, таскали дрова, лѣсъ, изъ амбара Слѣпцова вытащили мясо, рыбу и муку, причемъ я наблюдалъ, что эти работы производились подъ охраною вооруженныхъ политическихъ. Часть политическихъ работала, а человѣкъ отъ 10 до 15 стояли вооруженными, при чемъ вооруженные политическіе становились въ шеренгу около воротъ внутри двора. Я видѣлъ, что политическій Бодневскій всегда выходилъ въ числѣ вооруженныхъ политическихъ, составляющихъ охрану, причемъ онъ имѣлъ при себѣ два револьвера, остальные также были вооружены револьверами и кинжалами, ружей у нихъ тогда я не видѣлъ. Ночью въ домѣ происходила постоянная работа: слышенъ былъ стукъ топоровъ, пилы и даже былъ слышенъ такой звукъ, какъ будто что-то ковали. Въ ту ночь, когда пріѣхали къ нимъ на тройкѣ и парѣ, работы, повидимому, не было, а въ домѣ пѣли пѣсни. Тѣ бойницы, которыя теперь имѣются въ стѣнѣ, обращенной къ крыльцу караульнаго дома, были сдѣланы уже тогда, когда въ сосѣднемъ домѣ Романова былъ установленъ военный караулъ. Я наблюдалъ, какъ сверлили въ этой стѣнѣ бойницы. Это было за часъ или два до убійства солдатъ...

О томъ, что солдаты закрыли ставни и безобразно ведутъ себя, политическіе мнѣ не заявляли. Въ ту ночь, когда они сдѣлали заявленіе объ этомъ Вильконецкому, которому въ 1 часъ ночи я передалъ дежурство, никакой перебранки солдатъ съ политическими не было, и я не видѣлъ, чтобы солдаты закрывали ставни. Былъ сильный вѣтеръ, и ставень могла сама собой закрыться, если это дѣйствительно было. Политическіе сами заводили разговоры съ солдатами и казаками, обращаясь къ нимъ не подчиняться распоряженіямъ начальства, говоря, что они борятся съ правительствомъ и что противъ нихъ ничего не имѣютъ.

Замѣтивъ то, что политическіе караульные останавливаютъ казаковъ и солдатъ для убѣжденій, я приказалъ не подходить близко и не слушать разговоровъ, и въ послѣднее время никто не подходилъ изъ стражи къ политическимъ..

По собраннымъ свѣдѣніямъ, политическіе покупали оружіе въ магазинахъ Кушнарева, Авринскаго, Коковина и даже у частныхъ лицъ.

Послѣ того, какъ было выбито стекло въ кухонномъ окнѣ и просверлены отверстія въ той стѣнѣ, которая обращена къ караульному дому, очевидно было, что политическіе намѣрены изъ этихъ бойницъ и окна стрѣлять въ караулъ; поэтому, въ караульномъ домѣ былъ устроенъ для солдатъ выходъ чрезъ окно, обращенное во дворъ, ко двору Холмогорова, сосѣднему со дворомъ Романова, такъ-какъ въ случаѣ, если-бы солдаты выходили изъ караульнаго дома чрезъ крыльцо, то они поражались-бы выстрѣлами со стороны политическихъ изъ бойницъ».

(Подписи Олесова и Шведова).

 

Въ истинномъ свѣтѣ подозрительная роль Олесова въ событіяхъ нашего протеста выяснилась только на судѣ, хотя этому и препятствовалъ всячески предсѣдатель. Но и это показаніе является характернымъ для его автора. Въ немъ содержится и признаніе въ беззаконномъ вызовѣ команды и лживыя увѣренія, что 1-го марта проѣхало на «Романовку» семъ человѣкъ (а губернатору онъ донесъ о 15-ти), что казаки и городовые были не вооружены, что при работахъ на дворѣ насъ охраняли 10—15 вооруженныхъ товарищей, и постоянно Бодневскій съ двумя револьверами, что вечеромъ 3-го марта «былъ сильный вѣтеръ», что уже до выстрѣловъ 4-го марта солдаты перестали ходить чрезъ крыльцо караульнаго помѣщенія и т. п. Оно содержитъ и цѣнное невольное признаніе, что во время закрыванія ставенъ, тасканія половицъ для настилки и разрушенія печей въ нижнемъ этажѣ ночью съ 3-го на 4-е дежурнымъ былъ Олесовъ, т. е. что эти провокаторскія дѣйствія совершались по его иниціативѣ, какъ главнаго распорядителя осадой «Романовки».

Протоколъ допроса полицейскаго пристава Шубарина содержитъ комичный эпизодъ блокады съ «тремя личностями», изъ которыхъ одна была нашъ Логовскій. Въ часы моего дежурства, не помню котораго числа, часовъ около 3-хъ утра, я, выходя изъ будки 1-го квартала, услыхалъ свистокъ и побѣжалъ на таковой. Тутъ-же за мной выбѣжали изъ будки солдаты и казаки, бывшіе въ будкѣ. Добѣжавши до угла дома противъ квартиры Канина, по Мало-Базарной улицѣ, я увидѣлъ, что городовые и казаки, бывшіе на караулѣ по Мало-Базарной около дома Романова, остановили у угла дома трехъ личностей. Личности эти, какъ мнѣ объясняли городовой Сорокинъ и казакъ Гурій Кондаковъ, пытались попасть съ Мало-Базарной улицы во дворъ Романова, но они ихъ не пустили и стали свисткомъ звать караулъ на помощь. Личности эти ругались, крича «что вамъ нужно отъ насъ» и что они насъ разбросаютъ какъ картошку. Въ это время, опускали руки въ карманы ихъ платья, какъ-бы ища оружія. Прибѣжавшіе со мною солдаты, окружили ихъ. Затѣмъ предложили имъ идти въ городскую полицію. На это предложеніе они согласились и съ ними пошли въ полицію трое солдатъ и два казака... Возвратившись затѣмъ обратно изъ полиціи въ будку, конвоиры объяснили мнѣ, что они задержанныхъ личностей сдали полицеймейстеру въ полиціи».

А вотъ какъ онъ рисуетъ картину обстрѣла насъ 5 марта:

«На другой день послѣ случая убійства часовыхъ солдатъ, я былъ въ кухнѣ караульнаго дома. Это было около 3-хъ часовъ дня. Въ это время вдругъ забѣгали въ караульномъ домѣ казаки, городовые и солдаты и закричали: «стрѣляютъ!» Солдаты схватили ружья и бросились изъ караульнаго дома на улицу въ окно, а за ними выбѣжалъ въ окно и я. Выбѣжавшіе на улицу впередъ солдаты на бѣгу къ лавкѣ Сюткина стрѣляли въ домъ Романова. Добѣжавшіе солдаты до Сюткина лавки выстроились и дали изъ ружей залпъ въ домъ Романова, послѣ залпа половина солдатъ перебѣжала къ углу двора Кондакова, а затѣмъ стали стрѣлять съ двухъ сторонъ,то есть съ угла двора Кондакова и съ лавки Сюткина. Дали солдаты, какъ я припоминаю, залповъ пять или шесть, а затѣмъ перестали стрѣлять. Во время стрѣльбы солдатъ въ домъ Романова, стрѣляли-ли изъ дома Романова политическіе, я не знаю, такъ какъ растерявшись я не обращалъ вниманія... Когда я былъ въ кухнѣ караульнаго дома предъ крикомъ «стрѣляютъ», выстрѣла изъ огнестрѣльнаго оружія на улицѣ не слыхалъ».

Такова обстановка, при которой насъ разстрѣливали!

Протоколъ допроса полицейскаго надзирателя Вильконецкаго, неизвѣстно когда составленный, содержитъ показанія о событіяхъ рокового дня: «Убійство солдатъ произошло въ мое дежурство. Это было въ 3 часа съ минутами 4 марта. Передъ этимъ я былъ во дворѣ, обошелъ домъ, гдѣ были государственные и зашелъ въ караульное помѣщеніе, гдѣ были солдаты. При обходѣ я видѣлъ, что государственные просверливали подъ окномъ кухни справа круглое отверстіе цендровкой, бывшіе на караулѣ солдаты и городовые имъ не мѣшали; ставенъ у этого окна никто не закрывалъ, по крайней мѣрѣ, я не видалъ. Вдругъ раздались выстрѣлы нѣсколько заразъ; откуда они были сдѣланы, я не могу сказать, такъ какъ былъ въ караульномъ домѣ. Когда я еще былъ въ комнатѣ, вбѣжалъ туда кто-то изъ городовыхъ и крикнулъ: «стрѣляютъ, убили солдатъ». Изъ комнаты моментально выскочило нѣсколько солдатъ, а затѣмъ и я, чрезъ дверь, выходящую къ укрѣпленному дому Романова. Когда я выбѣжалъ, выстрѣлы были, но чьи — я не знаю». Обстрѣлъ «Романовки» 6 марта Вильконецкій изображаетъ такъ:

«Я стоялъ около угла двора Сюткина, въ разстояніи 100 шаговъ или болѣе и разговаривалъ съ Пятаевымъ и Уткинымъ. Это было среди дня. Раздались выстрѣлы у дома ¹) Романова.

1) Характерно, что собесѣдники Вильконецкаго про тѣ-же самые выстрѣлы показали слѣдователю, что они раздались изъ дома Романова, т. е. отъ насъ.

Я побѣжалъ во дворъ караульнаго дома. Солдаты-караульные были во дворѣ Холмогорова. Когда я прибѣжалъ, мнѣ сказали, что стрѣляютъ изъ дома.

По распоряженію караульнаго начальника одна половина солдатъ вышла къ углу дома Сюткина, а другая — на Мало-Базарную улицу. Солдаты начали стрѣлять въ домъ съ двухъ сторонъ; были слышны выстрѣлы и изъ дома Романова. Пріѣхалъ губернаторъ и прекратилъ стрѣльбу. Послѣ этого изъ дома Романова въ окно на улицу былъ вывѣшенъ бѣлый флагъ, и затѣмъ изъ дома вышелъ Теслеръ съ бѣлымъ въ рукахъ и подошелъ къ губернатору, съ которымъ и разговаривалъ, а затѣмъ губернаторъ уѣхалъ. Чрезъ нѣсколько времени раздались три выстрѣла (чьи?), на эти выстрѣлы солдаты не отвѣчали, а затѣмъ былъ выкинутъ бѣлый флагъ».

Возвращаясь къ событіямъ ночи съ 3 на 4-е марта, Вильконецкій повторяетъ Олесовскую ложь въ еще болѣе грубой формѣ:

«Былъ сильный вѣтеръ, такъ что трудно было стоять на посту».

О передачѣ записки В. Бодневскаго, требующей, чтобы солдаты не закрывали ставни, Вильконецкій показываетъ:

«Я вышелъ за начальникомъ караула. Караульные политическихъ на вопросъ «что надо?» заявили: «Подойди ближе, стрѣлять не будемъ!», послѣ этого я подошелъ и освѣтилъ фонаремъ сторожевое окно, откуда было выброшено письмо начальнику караула. Затѣмъ политическій сказалъ: «Кто стоитъ?», я отвѣтилъ: «Полицейскій надзиратель!» Спросилъ: «Какъ фамилія?» На это я сказалъ: «Вамъ что до этого?» Тогда караульный политическій сказалъ: «Передаю вамъ то-же самое, что написано въ запискѣ, — что солдаты запираютъ ставни и ведутъ себя плохо во дворѣ». На это я сказалъ, что узнаю и приму мѣры. Такъ какъ это было ночью, то я не разузнавалъ по этому заявленію ничего. Потомъ я спрашивалъ солдатъ, и они мнѣ сказали, что они не запирали ставенъ, а что, можетъ быть, распорядился хозяинъ запереть ихъ. Ставни у оконъ, выходящихъ на улицу, были потомъ сняты самими политическими».

Въ этой части показанія интересно отмѣтить возмутительную халатность главнаго распорядителя всѣмъ карауломъ. Его просятъ немедленно предупредить солдатъ, чтобъ не закрывали ставенъ, иначе будутъ стрѣлять. Онъ говорилъ: «узнаю и приму мѣры» и самъ-же признается, что въ то время «не разузнавалъ по этому заявленію ничего». Ставни были сброшены нами не «потомъ», а еще раньше этого заявленія. Тутъ-же приведено кстати и категорическое заявленіе слѣдователю хозяина дома — Федора Романова относительно ставенъ:

«Въ то время, когда государственные заперлись въ дому, я ни разу не распоряжался запирать ставенъ у нихъ въ квартирѣ».

Самый фактъ одновременнаго закрытія ставенъ подтверждаетъ старшій городовой Николаевъ, только ошибается на день во времени.

«Какъ-то ночью, дня за два до убійства солдатъ, я замѣтилъ, что ставни въ домѣ государственныхъ съ улицы были закрыты, кажется, во всѣхъ окнахъ. Какъ и кто закрылъ — этого я не видалъ, затѣмъ въ ту-же ночь я слышалъ, какъ изнутри дома кто-то разбилъ стекло въ одномъ окнѣ и открылъ ставни, какъ открыли другія ставни, я не видалъ».

А казакъ Каренскій объ этомъ-же дополнительно показываетъ:

«3 марта часовъ въ 7 вечера, я, находясь въ караульномъ домѣ, услыхалъ крикъ, что государственные ломаютъ окна у себя въ домѣ. Я вышелъ на улицу и увидалъ, что у средняго окна дома обѣ ставни были сняты и лежали на землѣ, а у ближайшаго къ воротамъ окна былъ снятъ одинъ лѣвый ставень, который также лежалъ на землѣ; второй-же ставень съ этого окна при мнѣ кто-то изъ государственныхъ снялъ чрезъ разбитое стекло въ окнѣ рукой или палкой и сбросилъ на землю».

Показаніе якута Слѣпцова, занимавшаго нижній этажъ «Романовки» (18 марта):

Зовутъ меня Афанасій Спиридоновичъ Слѣпцовъ, Намскаго улуса, Бетюнскаго наслега, живу въ г. Якутскѣ.

Я жилъ на квартирѣ внизу Романова съ прошлой осени; знаю что тамъ жили Пріютовъ, Виленкинъ и Тамара Борисовна, которая служила въ магазинѣ Васильева. Въ послѣдніе дни передъ тѣмъ, какъ государственные заперлись въ въ домѣ Романова, туда, я видѣлъ, приходило много какихъ то политическихъ. Нѣкоторые привозили съ собою багажъ и провизію: мясо и хлѣбъ. Хлѣбъ, я видѣлъ, привозили цѣлыми возами, также и мясо. 18 февраля рано утромъ я видѣлъ, государственными было привезено много плахъ, которыя они стаскивали въ домъ; кто привезъ, я не видалъ: въ этотъ день они заперлись. Съ этого дня слышно было отъ насъ, какъ вверху происходила усиленная работа, слышался стукъ и пиленіе. Мы думали, что кто-нибудь изъ нихъ уѣзжаетъ въ улусъ и они заколачиваютъ ящики или дѣлаютъ кровати. До 18-го февраля стука не было слышно сверху, но, повидимому, народу тамъ было много, было тамъ шумно. Числа 20, кажется, февраля я съѣхалъ съ квартиры, но часто заходилъ туда; придя какъ то, я замѣтилъ, что лежавшій у меня у амбара ледъ взятъ, на оставшемся льду я нашелъ записку, въ которой было написано; «Хозяину за все то, что нами забрано, заплатимъ. Политическіе». Въ это же время изъ дома вышло нѣсколько государственныхъ, которые спросили меня, что стоитъ ледъ, что они взяли. Я имъ сказалъ цѣну, и они почти насильно вручили мнѣ 1 рубль. Спустя дня 3 послѣ этого, когда я приходилъ во дворъ Романова, то меня встрѣтили опять на дворѣ какіе-то политическіе, которые спросили у меня, нѣтъ ли у меня какой провизіи, въ случаѣ, если имъ понадобится. Я сказалъ, что нѣтъ. Потомъ я узналъ, что они отперли у меня завозню и взяли 5 кусковъ мяса, пудовъ 8 соленой рыбы, 9 кулей ржаной муки, порохъ, коровьи головы и карасей: какъ они брали это у меня, я не видалъ, и разрѣшенія на это я имъ не давалъ; денегъ за это они мнѣ не платили и не предлагали. Передъ этимъ они взяли со двора мои дрова и когда потомъ увидѣли меня на дворѣ, то предлагали мнѣ за нихъ деньги, но я не взялъ, такъ какъ не зналъ, сколько они еще возьмутъ, да при томъ мнѣ не хотѣлось быть поставщикомъ такимъ людямъ, которые самовольно поселились въ домѣ. Пріѣзжалъ ли къ нимъ кто изъ улуса, я не видалъ, но слышалъ, что кто-то пріѣхалъ на почтовой парѣ. Какъ забивали кухонныя двери государственные, я самъ не видалъ. Затѣмъ, въ тотъ день, какъ была первая стрѣльба у дома Романова, я утромъ еще до стрѣльбы уѣхалъ въ улусъ и вернулся только сегодня. Изъ видѣнныхъ тамъ политическихъ, я никого не знаю, все какіе-то новые.

Афанасій Слѣпцовъ.

Образцомъ тенденціозности и лживости — что признано и судомъ — являются показанія купца Н. Кондакова.

«Пулю, которую я представилъ полицейскому надзирателю Вильконецкому, я нашелъ у себе въ заборѣ во дворѣ уже послѣ того, какъ государственные были арестованы; думаю, что она попала 5-го марта с.г. во время стрѣльбы государственныхъ, такъ какъ въ тотъ разъ они стрѣляли въ нашу сторону: я самъ слышалъ, какъ пули летѣли чрезъ нашъ дворъ; нѣкоторыя пули падали на дорогу на пригоркѣ: на снѣгу были тогда видны слѣды отъ пуль. 6-го марта государственные опять стрѣляли въ нашу сторону и въ сторону Сюткина. Въ этотъ разъ они выпустили очень много пуль, гораздо больше, чѣмъ въ первые два раза. 5-го числа я самъ видѣлъ, что государственными первый выстрѣлъ былъ сдѣланъ по солдату, стоявшему около нашихъ воротъ, изъ средняго окна дома, въ которомъ выломаны были стекла; видно было, какъ послѣ выстрѣла показался дымъ изъ окна, и солдатъ сейчасъ-же ушелъ съ поста. Когда солдаты начали обстрѣливать государственныхъ, тѣ отвѣчали выстрѣлами въ сторону солдатъ. На моихъ-же глазахъ государственные изнутри чрезъ разбитыя въ окнахъ стекла сняли ставни съ двухъ оконъ на улицу, городовыхъ по близости дома не было, и я не видалъ, чтобы кто-нибудь изъ городовыхъ запиралъ у нихъ ставни».

Далѣе идетъ подробное описаніе примѣтъ тѣхъ «политическихъ», которые имѣли неосторожность покупать у Кондакова оружіе.

Относительно загадочной пули, найденной Кондаковымъ у себя во дворѣ «за печкой», какъ острили мы при осмотрѣ мѣстности судомъ, достаточно замѣтить, что она — изъ револьвера плохенькой системы Лефоме, найдена въ разстояніи отъ нашего дома не менѣе 100 шаговъ и въ такомъ закоулкѣ, куда вообще не могла попасть отъ насъ. Вотъ что говорится объ этомъ въ протоколѣ осмотра:

«Изъ оконъ дома Романова и отверстій, продѣланныхъ въ стѣнахъ, не видно того мѣста, гдѣ попала въ заборъ Кондакова пуля; единственно можно предположить, что выстрѣлъ былъ сдѣланъ чрезъ отверстіе въ кухонномъ окнѣ, выходящемъ къ дверямъ караульнаго дома, если высунуть изъ отверстія руку съ револьверомъ».

Другими словами надо предположить, что мы, оставаясь въ здравомъ умѣ и твердой памяти, «не глядя, съ отвагой» палили куда попало, высунувъ руку изъ окна. Важно обратить вниманіе и на показаніе Кондакова, что «нѣкоторыя пули падали на дорогу на пригоркѣ». Онъ, противъ своего желанія, даетъ блестящее подтвержденіе того, что нѣкоторыя солдатскія пули съ Мало-Базарной, пронизавъ 4 стѣны «Романовки», обезсиленныя упадали на пригоркѣ. Иначе оставалось-бы предположить, что мы, стрѣляя съ высоты второго этажа и цѣлясь въ часового на противоположной сторонѣ улицы, шириною въ 80 шаговъ, попадали въ пригорокъ на ея срединѣ. Кондакову-же принадлежитъ сомнительная честь, одному изъ всѣхъ 108 свидѣтелей, видѣть дымъ отъ громаднаго числа нашихъ выстрѣловъ и залповъ 5—6 марта. Всѣ остальные свидѣтели слышали наши залпы и стрѣльбу «пачками», но дыма отъ выстрѣловъ изъ дома не видѣли.

Характерно показаніе якутскаго купца П. Юшманова:

«6-го марта часа въ два дня я подъѣхалъ къ углу заплота Сюткина и остановился разговаривать съ бывшими тутъ-же Вильконецкимъ, Уткинымъ, Пятаевымъ и другими. — Не успѣлъ я вынуть ноги изъ саней, какъ изъ дома, гдѣ были государственные, сразу раздалось нѣсколько выстрѣловъ. Я заѣхалъ за уголъ дома Кондакова и тамъ остановился до конца стрѣльбы.

Изъ дома государственныхъ еще нѣсколько времени раздавалась стрѣльба, пока не вышли изъ караульнаго дома солдаты и не выстроились около забора Сюткина. Тогда стрѣльба сразу прекратилась изъ д. Романова. Немного спустя, солдаты сдѣлали нѣсколько залповъ по д. Романова со стороны Сюткина, а потомъ со стороны Мало-Базарной улицы. Болѣе-же выстрѣловъ изъ д. Романова не слыхалъ. Въ какую сторону и откуда стрѣляли государственные — не могу сказать, такъ какъ я не слыхалъ свиста летящихъ пуль и въ окнахъ ихъ дома не видалъ дыму, да и кромѣ того, я тогда не обращалъ вниманія на домъ, а старался скорѣй спрятаться.

Я занимаюсь доставкой на пріиски продуктовъ. Во время безпорядковъ политическихъ ссыльныхъ, въ Якутскъ почти совершенно прекратился подвозъ припасовъ изъ округа. Причиной тому, я слышалъ, была боязнь инородцевъ показаться въ городъ, такъ какъ, по ихъ словамъ, въ городѣ въ это время происходила «война».

(Подписи Юшманова и Шведова).

Изъ многочисленныхъ показаній городовыхъ, казаковъ, и солдатъ, т. е. ближайшихъ виновниковъ, какъ предательскихъ выстрѣловъ и обстрѣловъ 5—6 марта, такъ и провокаторскихъ дѣйствій 2—4 марта, приведшихъ къ нашимъ выстрѣламъ 4-го, мы приведемъ лишь нѣсколько характерныхъ выдержекъ. Вотъ какъ эта категорія свидѣтелей показывала на слѣдствіи о событіяхъ 4—6-го марта.

Смертельно раненый рядовой Енисейскаго резервнаго батальона Константинъ Глушковъ 4-го марта «чрезъ силу» показалъ слѣдующее: сего числа онъ стоялъ на караулѣ у дома, гдѣ заперлись политическіе. Политическіе въ стѣнахъ дома стали провертывать дыры, а городовые заколачивать. Затѣмъ изъ дома былъ выстрѣлъ, которымъ убитъ наповалъ стоящій на посту одинъ рядовой мѣстной команды. Глушковъ бросился вмѣстѣ съ другими караульными къ крыльцу, гдѣ и былъ раненъ изъ окна выстрѣломъ, когда отъ крыльца шелъ къ воротамъ обратно. Кто стрѣлялъ, онъ не знаетъ, разговоровъ между караульными и находившимися въ домѣ политическими не слыхалъ». Глушковъ былъ единственнымъ, который призналъ хоть одно активное дѣйствіе стражи предъ выстрѣлами — заколачиваніе дыръ городовыми. Всѣ остальные упорно отрицали это, какъ и закрываніе ставенъ, бросаніе камней и т. п.

Городовой Шутовъ показалъ:

«4-го марта сего года я былъ на караулѣ около дома Романова, стоялъ я на улицѣ противъ воротъ караульнаго дома. Часа въ три или четыре дня раздался выстрѣлъ изъ дома государственныхъ. Я съ улицы сейчасъ-же побѣжалъ во дворъ караульнаго дома: тамъ одинъ солдатъ лежалъ убитый во дворѣ въ углу около дома и заплота. Изъ караульнаго дома я видѣлъ, выбѣжалъ съ ружьемъ солдатъ Глушковъ и одинъ разъ выстрѣлилъ въ домъ государственныхъ, изъ котораго тоже раздавались выстрѣлы. Глушковъ, выстрѣливъ, побѣжалъ за ворота на улицу, сказавъ «охъ, убили». На правомъ боку шинели у него была кровь. Онъ убѣжалъ въ сосѣдній дворъ и тамъ присѣлъ. Ружье свое онъ отдалъ городовому Васильеву, сказавъ: «отомсти за меня»... Откуда стрѣляли государственные — я не замѣтилъ. Въ слѣдующіе два раза стрѣльбу начинали первые государственные».

Послѣднее утвержденіе, какъ заученное, повторяется большинствомъ городовыхъ.

Такъ, городовые Шестаковъ, Тихановъ и Сорокинъ въ одинъ голосъ заявляютъ: «Стоялъ далеко, первые выстрѣлы были изъ дома Романова».

Городовой Хромовъ про обстрѣлъ 5-го марта показываетъ:

«Говорятъ, что начали тоже государственные. Когда я выскочилъ чрезъ окно, то слышно было, что изъ дома Романова раздавались залпы и солдаты стрѣляли со всѣхъ сторонъ».

Городовой Сухановъ: «На третій день (6-го), когда началась стрѣльба, я былъ и самъ слышалъ, что начали стрѣлять государственные. Сначала они стрѣляли по одиночкѣ, а потомъ залпами».

Городовой Михайловъ: «На третій день стрѣльба началась, когда я подходилъ къ мосту недалеко отъ Романовскаго дома; стрѣльба началась изъ дома государственныхъ. Я сейчасъ-же побѣжалъ назадъ къ будкѣ; слышно было, какъ пули летѣли около меня, но чьи это пули — государственныхъ или солдатъ — не знаю, такъ какъ не видалъ, съ какой стороны стрѣляли государственные и солдаты».

Казакъ Цыпандинъ: «Когда началась второй разъ стрѣльба, я былъ въ караульномъ домѣ, тоже и въ третій разъ; говорили, что во второй разъ государственные выстрѣлили первые въ солдата Филатова, въ третій разъ начали они стрѣльбу, сдѣлавъ выстрѣлъ по казаку Малышеву».

Рядовой Филатовъ: «Я на часахъ около дома Романова стоялъ 5-го марта с.г.; постъ былъ около воротъ Кондакова. Выстрѣлы начинались изъ дома Романова, сначала отдѣльные, а потомъ залпами. Изъ какихъ оконъ стрѣляли, — не замѣтилъ, но направленіе пуль было въ мою сторону, такъ какъ я слышалъ свистъ пуль, пролетавшихъ во дворъ Кондакова, а нѣкоторыя пули стучались о заборъ, но въ заборѣ я пуль не замѣтилъ»...

Рядовой Шаракаловъ: «Наканунѣ того дня, какъ убили рядового Глушкова, я лично отъ него слышалъ, что въ этотъ день городовые мѣшали провертывать дыры государственнымъ въ стѣнѣ: хотѣли сломать палкою цендровку, показавшуюся изъ стѣны снаружи».

Рядовой Лейковъ: «Когда я 4-го марта предъ самой стрѣльбой вышелъ на крыльцо караульнаго дома, то видѣлъ, что ставни у окна кухни государственныхъ были открыты, и ихъ никто не запиралъ и никто въ окно не бросалъ камнями».

Ефрейторъ Коваленко: «5-го марта с.г. я былъ въ караульномъ домѣ, когда началась стрѣльба. Самъ я не слыхалъ, кто началъ стрѣлять, но, когда раздались выстрѣлы, часовой, бывшій въ сѣняхъ караульнаго дома, закричалъ, что стрѣляютъ. Мы выскочили чрезъ окно караульнаго дома во дворъ, и тутъ я услышалъ, что изъ дома, гдѣ были государственные, раздавались выстрѣлы въ разныя стороны и слышно было, когда мы шли къ дому Сюткина, какъ свистѣли пули. Мы начали стрѣлять, и вскорѣ государственные прекратили стрѣльбу».

Старшій унтеръ-офицеръ Яхонтовъ: 5-го марта с.г. я былъ караульнымъ начальникомъ у дома Романова. Когда началась стрѣльба изъ дома Романова, я былъ въ караульномъ домѣ. О томъ, что начали стрѣлять изъ д. Романова, мнѣ сообщилъ рядовой Романовъ, стоявшій на часахъ въ корридорѣ караульнаго дома. Я вызвалъ караулъ чрезъ окно къ дому Сюткина. Въ это время государственные стрѣляли изъ дома: слышно было, какъ свистѣли пули, но никого они не задѣли. Когда мы начали стрѣлять, то выстрѣлы изъ дома Романова прекратились».

Рядовой Пономаревъ: «5-го марта с.г. я стоялъ на часахъ во дворѣ Романова съ задней стороны дома, гдѣ заперлись государственные. Вдругъ, изъ дома государственныхъ раздался выстрѣлъ, потомъ другой, а затѣмъ слышно было, какъ они стрѣляли залпами. Въ какую сторону они стрѣляли, я не могу сказать, такъ какъ не видно, куда летѣли пули; дыма отъ ихъ выстрѣловъ я уже не видалъ».

Рядовой Пантелѣевъ: «5-го марта с.г. днемъ я стоялъ на часахъ у угла караульнаго дома съ улицы, когда раздались выстрѣлы изъ дома государственныхъ. Въ какую сторону и откуда они стрѣляли, этого я не могу сказать, такъ какъ отъ меня не видно было дома государственныхъ, но слышалъ, что пули свистѣли и въ нашу сторону и въ сторону дома Кондакова. На другой день я стоялъ утромъ на часахъ на томъ-же мѣстѣ и слышалъ, что изъ дома государственныхъ былъ сдѣланъ одинъ выстрѣлъ ¹), но въ какую сторону они стрѣляли — я не знаю. Мы не отвѣчали на этотъ выстрѣлъ».

1) Выстрѣлъ часового — солдата, ранившій у насъ Медяника.

Въ заключеніе приведемъ еще нѣсколько показаній караульныхъ о самомъ жестокомъ обстрѣлѣ «Романовки» 6-го марта.

Рядовой Аверинскій: «6-го марта с.г., въ то время, какъ началась стрѣльба, я стоялъ у воротъ караульнаго дома съ улицы на тротуарѣ... Стрѣльба началась изъ дома Романова; стрѣляли государственные часто, залпами. Куда летѣли пули — я не слыхалъ. Потомъ мы выстроились у дома Сюткина и открыли стрѣльбу по дому государственныхъ».

Рядовой Федоровъ: «6-го марта с.г. я стоялъ на часахъ около дома Романова съ Мало-Базарной улицы, около продѣланнаго со двора Романова выхода; стоялъ какъ разъ противъ кухонной двери, и мнѣ была видна вся задняя часть дома. Вдругъ раздалось изъ дома Романова сразу нѣсколько выстрѣловъ, и я слышалъ, какъ пуля пролетѣла у меня надъ головой чрезъ отверстіе въ заборѣ, гдѣ я стоялъ — собственно я не стоялъ, а сидѣлъ на землѣ, какъ было приказано. Куда ударилась пуля — я не видалъ. Откуда былъ сдѣланъ выстрѣлъ въ мою сторону — тоже не замѣтилъ. Затѣмъ разводящій снялъ насъ съ постовъ и мы начали обстрѣливать домъ Романова съ двухъ сторонъ».

Рядовой Бояркинъ: «6-го марта, когда началась стрѣльба, я стоялъ на часахъ на улицѣ, сзади караульнаго дома, на той-же линіи, гдѣ домъ государственныхъ. Стрѣльба началась изъ дома государственныхъ, какъ мнѣ было слышно, но откуда они стрѣляли, я не видѣлъ, такъ какъ ихъ дома съ моего поста не было видно. Когда-же мы выстроились около дома Сюткина, то слышно было, какъ пули изъ дома государственныхъ свистѣли надъ нами. Они сдѣлали много выстрѣловъ — стрѣляли и по одиночкѣ и залпами».

Унтеръ-офицеръ Быковъ: «6-го марта с.г. я былъ караульнымъ начальникомъ при домѣ Романова. Когда началась стрѣльба, я былъ въ караульномъ домѣ и не знаю, кто началъ стрѣльбу. Когда началась стрѣльба, я вывелъ караулъ и съ двухъ сторонъ началъ обстрѣливать домъ государственныхъ. Когда выводилъ караулъ къ дому Сюткина, то слышно было, что пули изъ дома Романова летѣли надъ нами и свистѣли. Я далъ два или три залпа и пріостановилъ стрѣльбу, но изъ дома государственныхъ опять раздались выстрѣлы, почему я велѣлъ сдѣлать еще нѣсколько залповъ, тогда у государственныхъ стрѣльба прекратилась».

Можно-бы привести еще цѣлый рядъ аналогичныхъ показаній, но и вышецитированныхъ достаточно, чтобы ясно нарисовать себѣ ужасную картину обстрѣловъ «Романовки» 5-го и 6-го марта, когда подстрекаемые, озлобленные и загипнотизированные страхомъ казаки и солдаты предательскіе выстрѣлы своихъ выдавали за наши, а караульные, руководясь инструкціями Кудельскаго, не зная и не разбирая, кто являлся дѣйствительно виновникомъ провокаторскихъ выстрѣловъ, прямо выводили караулъ и подвергали насъ жестокимъ обстрѣламъ.

Слѣдствіе не выяснило дѣйствительныхъ виновниковъ преступныхъ дѣйствій караула 5-го и 6-го марта, какъ и вдохновителей незаконныхъ, провокаторскихъ дѣйствій стражи 2-го и 4-го марта, вызвавшихъ кровавое столкновеніе.