II.
Организація протеста, его характеръ и цѣли.
При такихъ обстоятельствахъ возникла идея нашего протеста. Къ тому времени, т. е. началу февраля, въ самомъ городѣ Якутскѣ и ближайшихъ къ нему поселеніяхъ насчитывалось около 120 ссыльныхъ. Значительное большинство изъ находившихся въ городѣ ссыльныхъ только недавно пріѣхали и жили тамъ лишь временно, до отправки въ дальніе улусы, въ Колымскій, Верхоянскій и Вилюйскій округа. Среди этой части сосланныхъ товарищей еще раньше, съ января мѣсяца, возникло и развивалось протестующее настроеніе. Оно проявлялось уже съ перваго момента прибытія въ Якутскъ, гдѣ власти не разъ пытались запирать новыя партіи въ тюрьмѣ до отправки на мѣста водворенія. Оно росло на многочисленныхъ собраніяхъ политическихъ ссыльныхъ въ Якутскѣ, на которыхъ имъ приходилось обсуждать вопросы о томъ, что дѣлать въ случаѣ отправки въ отдаленнѣйшіе улусы, дикія мѣста, гдѣ нѣтъ сносныхъ квартиръ, медицинской помощи и даже хлѣба, какъ поступать больнымъ товарищамъ - улусникамъ въ виду запрещенія самовольныхъ отлучекъ и выдачи лошадей политическимъ, что дѣлать, если администрація будетъ отправлять серьезнобольныхъ товарищей въ Верхоянскъ и Колымскъ, наконецъ, — что предпринять, если товарищей изъ улусовъ будутъ высылать въ Нижне-Колымскъ за самовольныя отлучки въ городъ? На этихъ собраніяхъ принимали участіе и товарищи, недавно высланные въ улусы.
Многіе изъ нихъ прямо бѣжали въ городъ отъ невозможныхъ, прямо-таки нечеловѣческихъ условій жизни въ глуши въ жалкихъ, разбросанныхъ по тайгѣ, юртахъ якутовъ. Они рѣшительно заявляли, что добровольно не вернутся въ эти ужасныя человѣческія норы. И опять возникалъ вопросъ:—что дѣлать ссыльнымъ, если полиція захочетъ силой вернуть самовольно отлучившихся товарищей?..
Страстныя обсужденія всѣхъ этихъ злобъ дня ссыльной жизни съ логической неизбѣжностью приводили къ основному злу — режиму Кутайсова и вопросу о средствахъ протеста противъ него, борьбы съ нимъ. Съ тѣмъ, что «кутайсовщина» стремится сдѣлать жизнь политическихъ ссыльныхъ нестерпимой, что она представляетъ возведенное въ систему поруганіе ихъ человѣческаго достоинства, — съ этимъ всѣ были согласны.
Въ принципѣ никто не возражалъ и противъ того, что долготерпѣніе и покорность при такихъ условіяхъ — недостойны революціонеровъ. Разногласія обнаружились только съ момента, когда болѣе активные товарищи нашли своевременнымъ перейти отъ словъ къ дѣлу, рѣшили выразить свое негодованіе въ формѣ серьезнаго протеста, начать открытую борьбу съ кутайсовскимъ режимомъ.
И всѣ дальнѣйшіе споры на общихъ собраніяхъ политическихъ ссыльныхъ въ Якутскѣ велись не за и противъ необходимости протеста, а лишь по вопросу о наиболѣе цѣлесообразной и дѣйствительной формѣ этого протеста и его своевременности въ данный моментъ.
Были, конечно, въ средѣ присутствующихъ и лица, по тѣмъ или другимъ причинамъ, вообще не расположенные протестовать, но единодушіе общаго настроенія заставляло ихъ молчать, въ дальнѣйшемъ — не являться на собранія. На первомъ-же общемъ собраніи по вопросу о протестѣ, въ половинѣ февраля, гдѣ присутствовало болѣе восьмидесяти политическихъ ссыльныхъ, принципіальное рѣшеніе о необходимости протестовать было принято единогласно, при нѣсколькихъ воздержавшихся. Полное единодушіе господствовало и по вопросу о безцѣльности всякихъ чисто бумажныхъ протестовъ единоличныхъ и коллективныхъ. 2—3 «старожила», раньше отстаивавшіе полезность коллективныхъ заявленій по начальству, на это, какъ и послѣдующія собранія, не явились. Отсутствовали на собраніяхъ и многіе соціалисты-революціонеры, что вначалѣ могло объясняться сильной обостренностью ихъ отношеній къ соціалъ-демократамъ — фактическимъ иниціаторамъ протеста, а въ дальнѣйшемъ — ихъ выяснившимся принципіальнымъ несогласіемъ съ рѣшенной формой протеста. Вообще, надо сказать, что эта партійная рознь, особенно усиливавшаяся подъ вліяніемъ резолюціи о соціалистахъ-революціонерахъ, принятой на второмъ соціалъ-демократическомъ съѣздѣ и дошедшей въ Якутку лишь къ январю 1904 г., окончательно испортила отношенія въ ссылкѣ и нарушила возможное, при другихъ условіяхъ единодушіе протеста.
Когда перешли къ обсужденію различныхъ формъ протеста, такъ нашлись товарищи, рекомендовавшіе методъ «пассивнаго сопротивленія» кутайсовскимъ циркулярамъ и массоваго ихъ нарушенія. Но при этомъ оставался нерѣшеннымъ вопросъ, что дѣлать, если на пассивное сопротивленіе и массовыя нарушенія администрація и полиція отвѣтятъ активными насиліями, избіеніями, массовыми-же отправками силой въ прежнія мѣста водворенія или Верхоянскъ и Колымскъ. У всѣхъ предъ глазами стоялъ ужасный опытъ «пассивнаго сопротивленія», пережитый партіей ссыльныхъ въ Усть-Кутѣ, только-что прибывшей въ Якутскъ. Подъ вліяніемъ мучительныхъ разсказовъ товарищей о звѣрскомъ избіеніи, связываніи и оскорбленіяхъ, которымъ подвергла ихъ свора конвойныхъ и сотскихъ за одну попытку добиться свиданія, невольно смолкали въ нашемъ собраніи голоса защитниковъ «пассивнаго сопротивленія». Все опредѣленнѣе выяснялась необходимость активнаго протеста. Но всѣмъ было ясно, что активное сопротивленіе режиму Кутайсова неизбѣжно приведетъ къ жертвамъ, что здѣсь трудно остановиться на полдорогѣ. И первое собраніе закончилось принятіемъ рѣшенія о необходимости активнаго протеста, не останавливаясь предъ вооруженнымъ сопротивленіемъ насилію.
Выясненіе формы активнаго протеста было цѣлью второго собранія, — на слѣдующій день. Но въ промежуткѣ уже совершился отборъ, и изъ, приблизительно, восьмидесяти человѣкъ, принципіально высказавшихся за протестъ, на второе собраніе явилось только пятьдесятъ. Здѣсь прежде всего отъ имени «группы двадцати» соціалистовъ-революціонеровъ поступило заявленіе, что они признаютъ въ данномъ случаѣ цѣлесообразной лишь тактику единоличныхъ актовъ наказанія виновниковъ репрессій, а всякая форма массоваго вооруженнаго сопротивленія не достигнетъ цѣли, будетъ стоить слишкомъ много жертвъ и т. д. Когда собраніе высказалось противъ рекомендуемой ими тактики, делегаты этой группы удалились, и она въ дальнѣйшемъ не только не принимала уже никакого участія въ протестѣ, но повела усиленную контръ-агитацію. Подъ флагомъ этой группы лицъ, отстаивавшихъ свою тактику борьбы, укрылись и тѣ элементы ссылки, которые были противъ всякихъ протестовъ и всякихъ формъ борьбы съ кутайсовщиной. Такъ образовалась группа въ 42 человѣка «контръ-протестантовъ», которая еще наканунѣ «Романовки» заявила, что снимаетъ съ себя всякую нравственную отвѣтственность за могущія быть послѣдствія и жертвы протеста. Этимъ, да усердной, къ сожалѣнію, не всегда разборчивой въ средствахъ, контръ-агитаціей и ограничилась ея дѣятельность. Высказавшись за активный протестъ, организаторы должны были рѣшить вопросъ о конкретной формѣ его. Страстно дебатировалось два плана дѣйствій. Одинъ — вооруженнаго сопротивленія первой же серьезной попыткѣ администраціи дѣйствовать на основаніи кутайсовскихъ циркуляровъ — отправкѣ силой товарища Коревина за «самовольную отлучку» въ Нижне-Колымскъ и т. п. На это возражали, что нѣтъ смысла ждать дальнѣйшихъ проявленій общей системы, уже достаточно выяснившейся на практикѣ всей Сибири. А главное, тутъ приходилось рѣшить основной вопросъ — цѣлесообразно-ли оказывать сопротивленіе при. случайныхъ условіяхъ мѣста и времени, которыя будутъ невыгодны для насъ и не только лишатъ возможности дѣйствительнаго сопротивленія, но и дадутъ возможность полиціи и солдатамъ учинить надъ ссыльными новую звѣрскую расправу. И до сихъ поръ въ Якутскѣ еще жива память о кровавой бойнѣ, учиненной тамъ надъ политическими ссыльными въ 1889 году при такихъ-же условіяхъ. Въ результатѣ долгихъ и горячихъ дебатовъ рѣшили организовать коллективный протестъ противъ системы Кутайсова въ ея цѣломъ и при условіяхъ мѣста и времени, дающихъ возможность дѣйствительной самозащиты отъ избіеній и надругательства «охранителей порядка» надъ протестантами.
А для этого необходимо было выработать общія требованія и предъявить ихъ высшей администраціи, предварительно запастись оружіемъ, собравшись вмѣстѣ и забаррикадировавшись въ какомъ-либо домѣ. Быстро намѣчены были общія требованія, — ихъ диктовала сама жизнь какъ ближайшія, самыя первыя, неотложнѣйшія условія возможности человѣческаго существованія политическихъ ссыльныхъ.
Между прочимъ, были убѣжденные сторонники протеста, которые доказывали несвоевременность его въ данный моментъ, необходимость отложить на 1—2 мѣсяца, чтобы имѣть время снестись со всѣми колоніями, организовать ссылку для всеобщаго протеста и т. д.
Но эти товарищи забывали, что громадному большинству выяснившихся участниковъ протеста грозила въ ближайшія 2—3 недѣли разсылка по отдаленнымъ улусамъ, отправка въ Вилюйскъ, Верхоянскъ и Колымскъ, откуда, все равно, нельзя выбраться, чтобы участвовать въ общемъ протестѣ. Ближайшіе-же улусники были извѣщены, приглашены къ участію съ первыхъ-же шаговъ организаціи протеста. И, наконецъ, громадное большинство высказалось за необходимость быстро начать протестъ, иначе про то узнаетъ администрація, предприметъ высылки, аресты, и дѣло разстроится. Уже начатую закупку оружія и пищевыхъ запасовъ рѣшено было ускорить. Всѣ участники собранія поручились не отступать и считать измѣной предъ остальными товарищами послѣ этого не участвовать въ протестѣ.
Но это не устранило печальнаго факта, что на послѣднее, уже чисто практическое собраніе наканунѣ «Романовки» явилось только 36 человѣкъ изъ пятидесяти.
Глубокое убѣжденіе въ жизненной необходимости протеста и надежда, что присоединятся другіе, разъ онъ будетъ начатъ, побудилъ явившихся товарищей остаться вѣрными принятому рѣшенію. Выборъ между «Ивановкой» — общей квартирой улусниковъ — и «Романовкой», которая тоже занималась «политическими», былъ окончательно рѣшенъ въ пользу послѣдней, какъ болѣе удобной въ стратегическомъ отношеніи и расположенной въ бойкомъ мѣстѣ города, на виду у жителей.
Условившись окончательно съ нѣсколькими товарищами, которыхъ оставляли въ городѣ для помощи извнѣ, принявъ необходимыя мѣры для своевременнаго полученія остальной провизіи, хлѣба, мяса, льда, а также досокъ, плахъ, корабельныхъ гвоздей, телеграфной проволоки, и другихъ матеріаловъ и инструментовъ для постройки баррикадъ и проволочныхъ загражденій въ домѣ, мы рѣшили собраться въ «Романовку» на слѣдующее утро къ 11 часамъ дня.
Многіе товарищи, особенно пріѣзжіе, прямо остались тамъ ночевать.
Здѣсь умѣстно, предъ началомъ открытаго выступленія, подробнѣе выяснить общій характеръ и цѣли протеста, какъ они формулировались участниками въ результатѣ всѣхъ обсужденій. Это облегчитъ пониманіе ихъ образа дѣйствій въ самомъ протестѣ, а затѣмъ и на судѣ.
Съ самаго начала первые иниціаторы и всѣ будущіе участники протеста были согласны въ томъ, что дѣло идетъ не о простой, хотя-бы и вооруженной, демонстраціи, могущей повліять на улучшеніе положенія ссыльныхъ въ неопредѣленномъ далекомъ будущемъ. Общественный смыслъ и цѣль готовившагося протеста заключались для насъ не въ простомъ желаніи выразить свое недовольство условіями ссылки путемъ вооруженной демонстраціи, а въ опредѣленной рѣшимости добиться положительныхъ результатовъ борьбы — отмѣны позорныхъ циркуляровъ генералъ-губернатора Кутайсова, дѣлающихъ жизнь политическихъ ссыльныхъ невыносимой, ихъ положеніе — унизительнымъ. На ряду съ чисто-агитаціонной, нашъ протестъ имѣлъ и непосредственно-практическую цѣль — добиться уничтоженія «кутайсовщины» если не сейчасъ, такъ въ скоромъ будущемъ. И только помня объ этой двоякой цѣли протеста, можно правильно судить о нашихъ дѣйствіяхъ какъ за время «Романовки», такъ и потомъ на судѣ.
Съ точки зрѣнія исключительно агитаціонной, демонстративной, прежде всего явилась-бы непонятной умѣренность выставленныхъ нами требованій, о которыхъ потомъ мы сами и защита на судѣ отзывались, какъ о «консервативныхъ» по своему характеру.
Вырабатывая и предъявляя наши требованія, мы, конечно, руководились не «законностью» каждаго изъ нихъ съ точки зрѣнія «Устава о ссыльныхъ» или «Положенія о гласномъ надзорѣ», а ихъ жизненной настоятельностью. Но при этомъ мы сознательно урѣзывали себя, сообразуясь не только съ важностью, настоятельностью и справедливостью нашихъ требованій, но и со степенью ихъ практической осуществимости въ данный моментъ. Такъ, напр., мы вычеркнули уже принятое было требованіе наказанія и удаленія съ должности виновниковъ избіенія политическихъ ссыльныхъ въ Усть-Кутѣ именно потому, что нашли его недостижимымъ при нашихъ силахъ. Вотъ копія того заявленія Якутскому губернатору, которое рѣшено было подать на слѣдующее утро протестантами, забаррикадировавшись въ домѣ Романова:
«Якутскій губернаторъ!
Мы никогда не считали ссылки и прочихъ репрессій правительства противъ революціонеровъ явленіемъ нормальнымъ, или имѣющимъ что-либо общее съ справедливостью. Тѣмъ не менѣе, мы не можемъ допустить попытки отягченія ссылки путемъ примѣненія къ намъ разныхъ измышленій большихъ или маленькихъ властей, не стѣсняющихся въ своей изобрѣтательности даже рамками законовъ, изданныхъ съ репрессивными цѣлями самодержавнымъ русскимъ правительствомъ. За послѣднее время чиновничій произволъ съ каждымъ днемъ все сильнѣе даетъ себя чувствовать. Насъ били и бьютъ по тюрьмамъ и въ дорогѣ, намъ создаютъ обстановку, въ которой жить нельзя; насъ водворяютъ въ улусы, гдѣ большей частью нѣтъ сносныхъ квартиръ, а за самовольныя отлучки высылаютъ безъ разслѣдованія обстоятельствъ въ отдаленнѣйшія мѣста; намъ набавляютъ сроки опять-таки безъ гласнаго разслѣдованія и неизвѣстно, по чьему фактическому усмотрѣнію; насъ везутъ безъ средствъ и въ негодной одеждѣ, лишая даже возможности пользоваться товарищеской помощью. Изъ ссылки намъ устраиваютъ западню, въ которой мы должны оставаться и послѣ окончанія срока, такъ какъ, вопреки точному смыслу законовъ, намъ отказываютъ въ возвращеніи на казенный счетъ; наши самыя законныя ходатайства остаются безъ удовлетворенія по причинамъ намъ неизвѣстнымъ и т. д. и т. д.
Служить объектомъ произвола и административныхъ измышленій, откуда-бы они ни исходили, мы не желаемъ и заявляемъ, что никто изъ насъ не уѣдетъ изъ Якутска и что мы не остановимся предъ самыми крайними мѣрами до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены слѣдующія требованія:
1) Гарантія немедленной, безъ всякихъ проволочекъ и пререканій, отправки всѣхъ оканчивающихъ срокъ товарищей на казенный счетъ.
2) Отмѣна всѣхъ изданныхъ въ послѣднее время распоряженій о стѣсненіи и почти полномъ воспрещеніи отлучекъ.
3) Отмѣна всякихъ, кромѣ точно указанныхъ въ «Положеніи о гласномъ надзорѣ», репрессій за нарушеніе этого «Положенія».
4) Отмѣна циркуляра, запрещающаго свиданія партій съ мѣстными политическими ссыльными.
5) Гарантія въ томъ, что никакихъ репрессій по отношенію къ лицамъ, подписавшимъ настоящія требованія, примѣнено не будетъ.
Отмѣну упомянутыхъ циркуляровъ и распоряженій мы считаемъ тѣмъ болѣе настоятельной, что примѣненіе ихъ вызывало и будетъ вызывать рядъ серьезныхъ столкновеній, а повтореніе такихъ гнусныхъ фактовъ, какъ избіеніе въ Усть-Кутѣ товарищей, прибывшихъ въ Якутскъ 2-го февраля, всегда будетъ вызывать рѣзкій протестъ.
Мы убѣждены, что тотъ или иной исходъ въ значительной степени будетъ зависѣть отъ вашего собственнаго образа дѣйствій и что поэтому отвѣтственность за могущія быть недоразумѣнія и столкновенія падетъ лично на васъ. Являться по требованію полиціи мы никуда не будемъ и всѣ сношенія рекомендуемъ вести письменно, адресуя любому изъ подписавшихся товарищей».
Если-бы мы смотрѣли на свой протестъ какъ на простую демонстрацію, намъ естественно было-бы выставлять такія важныя безспорно насущныя требованія,какъ полное уничтоженіе административной ссылки, введеніе суда присяжныхъ по дѣламъ политическимъ и т. п. Но скромность, консервативность нашихъ требованій, ихъ законность даже съ точки зрѣнія дѣйствующаго законодательства были намъ ручательствомъ въ ихъ немедленной достижимости, что было главной цѣлью протеста.
Мы хорошо знали цѣну «законности», господствующей въ Россіи, особенно по отношенію къ политическимъ ссыльнымъ и заключеннымъ. За борьбу противъ царящей «законности» мы всѣ побывали въ тюрьмахъ и попали въ ссылку. И если за всѣмъ тѣмъ революціонерамъ пришлось вести борьбу на жизнь и смерть за «права и вольности», гарантированные Положеніемъ о гласномъ полицейскомъ надзорѣ и уставомъ о ссыльныхъ, такъ это свидѣтельствуетъ лишь о дикой реакціонности и наглости произвола «кутайсовщины», о всемъ ужасѣ тогдашняго положенія ссылки, созданнаго режимомъ фонъ-Плеве.
Людей, не знающихъ тогдашнихъ условій жизни политическихъ ссыльныхъ въ Якутской области, должно поразить чудовищное несоотвѣтствіе между умѣренностью нашихъ требованій и крайностью избраннаго средства борьбы за ихъ осуществленіе. Но именно самый фактъ рѣшимости нѣсколькихъ десятковъ политическихъ ссыльныхъ пожертвовать собой за эти требованія долженъ былъ не только дать знать друзьямъ о нестерпимости положенія, а и предостеречь нашихъ враговъ.
Мы прекрасно знали, что «кутайсовщина» — не личная фантазія и не безсознательное творчество иркутскаго генералъ-губернатора, а цѣлая строго обдуманная правительственная система въ отношеніи къ политическимъ врагамъ, но мы надѣялись, что такіе факты, какъ готовившійся протестъ, даже «нашихъ охранителей» заставятъ призадуматься надъ цѣлесообразностью этой системы... Въ дальнѣйшемъ общій характеръ протеста долженъ былъ опредѣляться не только его цѣлями, но и нашей тактикой, избранной формой борьбы, а также поведеніемъ властей.
Высказавшись за рѣшительный протестъ, съ оружіемъ въ рукахъ, мы имѣли предъ собой два пути: 1) открытаго возстанія и 2) вооруженнаго сопротивленія насиліямъ «охранителей порядка». Мы единодушно высказались за второй путь. Всѣ рѣшили держаться строго-оборонительной тактики. Поэтому цѣлью нашего вооруженія и забаррикадированія было сознаніе условій дѣйствительной самозащиты на случай попытки взять насъ силой и учинить кровавую бойню протестантамъ. Мы шли на «Романовку», готовые дикому насилію противопоставить вооруженную силу и дорого продать свою жизнь въ борьбѣ за охраненіе человѣческаго достоинства отъ поруганія.
(OCR: Аристарх Северин)
