ЯКУТСКАЯ ИСТОРІЯ

МАТЕРІАЛЫ.

П. Розенталь

Пролетаріи всѣхъ странъ, соединяйтесь!

Всеобщій Еврейскій Рабочій Союзъ въ Литвѣ, Польшѣ и Россіи.

 

Histoire sanglante à Yakoutsk

II^me partie

 

ЯКУТСКАЯ ИСТОРІЯ

 

Выпускъ II.

ДРАМА ПОДЪ НОХТУЙСКОМЪ.

(Съ двумя фотографіями).

Изданіе Всеобщаго Еврейскаго Рабочаго Союза въ Литвѣ, Польшѣ и Россіи.

ЖЕНЕВА.

Imprimerie Israélite, Rue de Carouge 81, Genève, Suisse.

Октябрь 1904.

 

Оглавленіе.

На смерть Матлахова (стихотвореніе). Днѣпровскаго.

Какъ мы забаррикадировались. Одного изъ „группы протестующихъ“

Изъ-за якутскихъ баррикадъ. Днѣпровскаго.

Судъ надъ якутскими протестантами.

ПРИЛОЖЕНІЕ:

I. Заявленія „группы протестующихъ“ и администраціи.

II. „Послужной“ списокъ участниковъ протеста.

III. Протесты политическихъ ссыльныхъ.

IV. Привѣтствія героямъ якутской драмы.

Драма подъ Нохтуйскомъ. (Хожденіе политической партіи по мукамъ).

ЯКУТСКАЯ ИСТОРІЯ

 

Какъ мы забаррикадировались*).

I

18 февраля 1904 года Якутскъ былъ огорошенъ неслыханнымъ событіемъ: въ городѣ оказался укрѣпленный „фортъ“. Нѣсколько десятковъ политическихъ ссыльныхъ, большею частью „улусники“ заперлись въ домѣ Романова, съ рѣшеніемъ не выѣзжать оттуда, пока не будутъ выполнены предъявленныя ими губернатору требованія.

*) Первый выпускъ о „Якутской исторіи“ былъ, главнымъ образомъ, заполненъ слѣдственнымъ матеріаломъ. Здѣсь мы помѣщаемъ систематическое изложеніе разыгравшейся драмы, составленное однимъ изъ ея участниковъ.

Редакція.

Послѣднія касались исключительно того режима, который установился въ ссылкѣ за послѣдніе мѣсяцы и были формулированы въ заявленіи, поданномъ губернатору, слѣдующимъ образомъ: 1) гарантія немедленной, безъ всякихъ проволочекъ и пререканій отправки всѣхъ окончившихъ срокъ ссылки товарищей на казенный счетъ; 2) отмѣна всѣхъ изданныхъ въ послѣднее время распоряженій о стѣсненіи и почти полномъ воспрещеніи отлучекъ; 3) отмѣна всякихъ, кромѣ точно указанныхъ въ „Положеніи о гласномъ надзорѣ“, репрессій за нарушеніе этого положенія; 4) отмѣна циркуляра, запрещающаго свиданія партій съ мѣстными политическими ссыльными; 5) гарантія въ томъ, что никакихъ репрессій по отношенію къ лицамъ, подписавшимъ настоящія требованія, примѣнено не будетъ.

Чтобы представить себѣ волненіе, которое охватило городъ при вѣсти о „бунтѣ“ политическихъ, слѣдуетъ имѣть въ виду, что по сію пору память о знаменитой якутской бойнѣ чрезвычайно жива въ головахъ обывателей. Всѣ прекрасно помнятъ, какъ въ мартѣ 1889 года было произведено царскими опричниками подъ начальствомъ вице губернатора Осташкина гнусное умерщвленіе многихъ политическихъ ссыльныхъ, виновныхъ только въ томъ, что отказались выполнить нелѣпѣйшій циркуляръ изъ Петербурга о немедленной ускоренной отправкѣ ихъ въ Колымскъ большими партіями, циркуляръ, обрекавшій ихъ на голодную смерть въ дорогѣ*). Свѣжо еще у якутянъ воспоминаніе, какъ послѣ гнусной бойни была надъ уцелѣвшими разыграна не менѣе гнусная комедія „суда“, послѣ котораго трое были повѣшены, а остальные пошли на каторгу. И теперь еще они безъ ужаса не могутъ вспомнить, какъ неоправившагося еще отъ ранъ Когана-Бернштейна на кровати поднесли къ висѣлицѣ и выдернули изъ подъ него постель. И вотъ, ровно чрезъ 15 лѣтъ городу предстоитъ повидимому быть свидѣтелемъ новой якутской бойни, еще болѣе ужасной, такъ какъ число запершихся въ „Романовкѣ“ дошло до 57 чел., рѣшившихъ дорого продать свою жизнь.

*) И въ настоящее время, чрезъ 15 лѣтъ, когда культура края замѣтно повысилась, больше двухъ чел. на верхоянско-колымскій трактъ заразъ не посылаютъ, иначе они не достанутъ на станкахъ оленей.

Здѣсь имѣются представители русской, еврейской, польской, грузинской и армянской національностей. Здѣсь есть члены всевозможныхъ фракцій россійской соцiалдемократіи. Есть просто с.-д. Есть много „бундовцевъ“. Есть нѣсколько „искровцевъ“. Есть члены прекратившихся „Рабочаго знамени“, „Рабочей библіотеки“, „Рабочаго дѣла“. Есть польскіе с. д. Зато вы совершенно не найдете старыхъ народовольцевъ, имѣющихся въ Якутскѣ въ немаломъ количествѣ, и почти полнымъ отсутствіемъ блистаютъ с.-ры, которыхъ тоже немало собралось къ тому времени въ Якутскѣ и его округѣ. Теперь не время заниматься раскрытіемъ той странной психологической загадки, что люди, съ жаромъ и трескомъ кричащіе на страницахъ своей печати о покушеніяхъ и „казняхъ“, о револьверахъ и бомбахъ, о вооруженныхъ демонстраціяхъ и вооруженныхъ сопротивленіяхъ и т. подобныхъ кровавыхъ вещахъ — въ данномъ случаѣ, когда дѣло дошло до вооруженнаго протеста, какъ и въ безчисленномъ множествѣ другихъ, болѣе невинныхъ случаевъ, оказались не въ лагерѣ протестующихъ. О нихъ нельзя даже сказать, что они были „къ добру и злу постыдно равнодушны“. Они проявили неслыханную, несвойственную имъ энергію, чтобы провалить протестъ, сдѣлать его невозможнымъ, отвлечь всѣхъ сочувствующихъ. Даже когда, не смотря на всѣ ихъ усилія, забаррикадированіе совершилось, они и тогда энергично отвлекали отъ присоединенія къ протестантамъ всѣхъ стекавшихся въ городъ улусниковъ, всячески компрометируя дѣло, нисколько не смущаясь того, что ставя протестантовъ въ совершенно изолированное положеніе, прекрасно извѣстное администраціи (благодаря всеобщей неконспиративности), они такимъ образомъ толкали дѣло къ кровавой развязкѣ. Эта роль якутскихъ контръ-протестантовъ продолжалась все время, пока держался „фортъ“. Не прекратилась она и послѣ. Они ровно ничего не сдѣлали для протеста, ничего такого, что повелительно диктовалось — не говоримъ уже — малѣйшей прикосновенностью къ революціонному дѣлу, а простой порядочностью.

Перейдемъ теперь къ тѣмъ обстоятельствамъ, которыя вызвали столь энергичный, столь необычайный по формѣ протестъ.

Условія жизни ссылки, начиная съ осени 1903 года стали систематически ухудшаться. Г. фонъ-Плеве рѣшилъ подтянуть ссылку, недаромъ совершали свои развѣдочныя путешествія г-да фонъ-Вали. Такъ какъ вино новое не вливаютъ въ мѣхи старые, то первымъ дѣломъ надлежало обновить помпадуровъ. Вмѣсто „слабаго“ Пантелѣева ген.-губернаторомъ назначили графа Кутайсова, близкаго потомка плѣннаго турченка, состоявшаго при Павлѣ I камердинеромъ и брадобреемъ и за это пожалованнаго въ графы. Енисейскимъ губернаторомъ вмѣсто Плетца очутился пресловутый Августовъ. Якутскимъ вмѣсто Скрипицына — Булатовъ, вице-губернаторомъ — Чаплинъ. Понятно, что за крупными помпадурами обновилась и вся сошка помельче — полицмейстры, исправники, помощники, засѣдатели и т. п. Ближайшій начальникъ края, графъ Кутайсовъ — человѣкъ въ высшей степени принципіальный. Это ясно показалъ его процессъ съ г. Плеве изъ-за недоданныхъ ему 600 рублей прогонныхъ. Ему, видите ли, какъ полному генералу, полагается прогонныхъ на 15 лошадей, а ему считали какъ ген.-губернатору только на 12!! Принципіальность всегда связана съ неуклонной строгостью. Новый фараонъ принялся строчить циркуляръ за циркуляромъ. Нѣкоторые изъ нихъ уже были напечатаны въ литературѣ. Въ одномъ строжайше запрещается политическимъ ссыльнымъ добиваться свиданій и выходить для встрѣчи съ проходящими политическими партіями подъ угрозой ссылки въ отдаленнѣйшія мѣста Як. обл. Въ другомъ строжайше запрещается ссыльнымъ отлучаться изъ назначенныхъ имъ для жительства селеній безъ разрѣшенія начальства, опять таки подъ угрозой ссылки въ отдаленнѣйшія мѣста Якут. обл. Начальство же, которое не будетъ немедленно докладывать ген.-губернатору о каждой самовольной отлучкѣ, будетъ удалено безотлагательно со своей должности. Чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ. Покончивъ побѣдоносно съ самовольными отлучками, его сіятельство принялся за разрѣшенныя. Раньше разрѣшеніе давалось исправникомъ или засѣдателемъ. Повелѣно, чтобы впредь оно зависѣло исключительно отъ благоусмотрѣнія губернатора. Поэтому раньше отвѣтъ получался довольно скоро: черезъ 1-2 недѣли, а то и черезъ нѣсколько дней. Теперь же отвѣтъ сталъ задерживаться мѣсяцами, а многіе такъ и не дождались отвѣта до своего протеста. Раньше отказовъ на прошенія объ отлучкахъ почти не было, теперь же его сіятельство прислало строгій циркуляръ, чтобы разрѣшеніе на отлучки давалось лишь въ исключительно важныхъ случаяхъ. Что же касается такихъ мотивовъ, какъ полученіе пособія, хозяйственныя закупки и т. п., то это должно считаться безусловно неуважительными причинами. Послѣднее распоряженіе въ сущности совершенно отмѣняло всякія отлучки и пригвождало политиковъ къ назначеннымъ имъ для поселенія глухимъ наслегамъ. Раньше нѣкоторыхъ политиковъ оставляли въ самомъ Якутскѣ, гдѣ они часто благодаря своимъ спеціальнымъ знаніямъ, оказывались буквально незамѣнимыми въ этомъ чрезвычайно бѣдномъ „обученными рабочими силами“ городѣ. Теперь ген.-губ. циркуляръ строжайше запрещаетъ кого бы то ни было оставлять въ городѣ, поэтому не только перестали оставлять въ Якутскѣ изъ вновь прибывавшихъ партій, но стали гнать оттуда и выселять тѣхъ, которые тамъ давно уже жили съ разрѣшенія прежняго губернатора. Раньше вновь приходящія партіи ссыльныхъ сейчасъ же по прибытіи въ Якутскъ становились свободными и могли, слѣдовательно, пользуясь совѣтами и указаніями мѣстныхъ товарищей, снарядиться въ дальнѣйшій путь. Теперь-же была сдѣлана упорная попытка, правда сразу разбившаяся о сопротивленіе партій, задержать ихъ въ тюрьмѣ и оттуда разсылать прямо въ улусы. Раньше отбывающіе срокъ безъ всякихъ разговоровъ и околичностей возвращались безплатно на родину, теперь же кончавшіе срокъ получали отвѣтъ, что на основаніи послѣднихъ циркуляровъ они должны сами изыскивать средства для возвращенія на родину. Такой отвѣтъ пришлось первымъ выслушать 4 Верхоянцамъ — Бѣлову, Смирнову, Долинину и Тулупову, причемъ губер. выразилъ даже свое удивленіе и неудовольствіе, что Верхоянскій исправникъ позволилъ себѣ доставить ихъ безплатно въ Якутскъ. То же самое было повторено Бѣлецкому въ Якутскѣ и Рульковскому въ Олекмѣ. Лишь послѣ непріятныхъ переговоровъ, настойчивыхъ хожденій и шумныхъ протестовъ (Олекминскъ) они добивались того, что ихъ соглашались отправить безплатно, но не на казенный счетъ, а по казеннымъ надобностямъ сельскимъ движеніемъ, т. е. на счетъ несчастныхъ сельскихъ обывателей. Правительство, загоняющее людей куда Макаръ телятъ не гонялъ, считаетъ себя совершенно не обязаннымъ возвращать ихъ на родину на свой счетъ. Каждому изъ отправляемыхъ прибавлялось, что больше этого уже не будетъ, что эта уступка дѣлается въ послѣдній разъ. Если же это продѣлывалось въ Якутскѣ, гдѣ буквально не было никакихъ резоновъ для стѣсненій, гдѣ жизнь текла раньше вполнѣ мирно и спокойно безъ всякихъ инцидентовъ*), то можно себѣ представить, какіе громы обрушились на Енис. и Ирк. губ., гдѣ стала за послѣдніе годы развиваться мѣстная соц.-демократическая дѣятельность, и откуда было совершено множество побѣговъ. Въ матеріальномъ отношеніи тамъ всегда жилось гораздо хуже, чѣмъ въ Якутскѣ, такъ какъ пособія тамъ, съ одной стороны, меньше по размѣрамъ, а съ другой стороны выдаются крайне неаккуратно, а очень часто и вовсе задерживаются. Ссыльные нерѣдко голодаютъ, закладываются до послѣдней рубахи, попадаютъ въ неоплатные долги. Съ новаго года, какъ сообщаютъ оттуда, вольнослѣдующія жены не получаютъ больше пособій; ссыльныхъ отправляютъ въ невѣроятную глушь безъ всякихъ слѣдовъ культуры и т. п. Употребляютъ всѣ усилія къ тому, чтобы политики не имѣли заработковъ, запрещаютъ пользоваться трудомъ ссыльныхъ врачей, фельдшеровъ, акушерокъ и т. п., хотя это дѣлалось раньше. Строго на строго стали запрещать обывателямъ приглашать политиковъ въ учителя для своихъ ребятъ. Нагнали въ Енис. и Иркут. губ. уйму надзирателей и шпіоновъ. Чуть-ли не на каждаго ссыльнаго приходится по одному надзирателю. Шпіоны ходятъ по пятамъ, нахально врываются въ дома, ходятъ по нѣскольку разъ въ день на квартиры, провѣряя своихъ кліентовъ. Нелѣпѣйшіе секретные циркуряры, часть которыхъ уже появилась въ нелегальной лит., предписываютъ шпіонамъ вести подробныя записи о каждомъ шагѣ ссыльныхъ, переписку приказано всю контролировать; ходить за черту селенія или на охоту — признается незаконной отлучкою. Принципіальный Кутайсовъ скоро показалъ, что шутить онъ совсѣмъ не любитъ, что „отдаленнѣйшія мѣста Якут. обл.“ въ его устахъ представляютъ нѣчто болѣе реальное, чѣмъ таинственный адъ поповъ, которымъ они пугаютъ легковѣрныхъ. Не было почти ни одной вновь приходящей партіи, въ которой не оказывалось бы по нѣскольку Иркутскихъ или Енис. ссыльныхъ, переводимыхъ въ Верхоянскъ и Колымскъ за дурное поведеніе, за самовольныя отлучки или сопротивленіе властямъ, т. е. за недостаточно предупредительное отношеніе къ шпіонамъ. По прибытіи въ Якутскъ, тѣ изъ нихъ, которымъ скоро истекаетъ срокъ ссылки, получаютъ радостное извѣщеніе о болѣе или менѣе ощутительной прибавкѣ въ размѣрѣ отъ 3-5 лѣтъ, другимъ же это приращеніе предстояло въ видѣ пріятной перспективы. Уже послѣднія лѣтнія партіи доставили изъ Верхоленска Рудермана въ Колымскъ и Левинсона въ Верхоянскъ. Зимнія партіи привезли изъ Знаменки Арона Залкинда (прибавка 5 лѣтъ), Шадовскаго и Венха (по 3 года прибавки). Затѣмъ прибыла почти въ полномъ составѣ Осинская колонія (Балаганскаго уѣз.) за сопротивленіе надзирателямъ (Вардоянцъ, Гельфандъ, Израильсонъ, Швиллингъ, Фишъ и 3. Розенштейнъ) — всѣ съ назначеніемъ въ Верхоянскъ. Потомъ пришли изъ Енис. г. Ивановъ, Гиммельфарбъ (за отлучку Колымскъ и 3 г. прибав.) и многіе другіе. Наконецъ и въ Якутскѣ Каревинъ изъ села Павловскаго (18 вер. отъ гор. Якутска) за отлучку въ городъ переведенъ въ Колымскъ.

*) Въ Якутской обл. нѣтъ никакого мѣстнаго революціоннаго движенія, все время не было ни одного „дѣла“, если не считать совершенно пустяшнаго дѣла Будиловича о пропагандѣ среди реалистовъ. За все время было отсюда не болѣе пяти удачныхъ побѣговъ; тишь и гладь царили въ Як. обл. до Кутайсовскихъ циркуляровъ. Это мы говоримъ, конечно, не для защиты и реабилитаціи ссыльныхъ.

Удивительно-ли, что терпѣніе ссыльныхъ стало истощаться. Протестъ долженъ былъ вспыхнуть. Даны политическіе ссыльные, горящіе непримиримою ненавистью къ русскому самодержавію со всѣми его прихвостнями, крупными и малыми, со всѣмъ его произволомъ; даны безпрерывно учащающіяся проявленія этого произвола, — и та или иная реакція противъ такого Кутайсовскаго режима необходимо должна была разразиться.

Планъ дѣйствій былъ таковъ: улусники съѣзжаются въ городъ и, соединившись съ тѣми товарищами, которые тамъ живутъ, съ тѣми, которые тамъ обрѣтаются временно въ ожиданіи отправленія въ отдаленнѣйшія мѣста, подаютъ коллективное заявленіе губернатору съ перечисленіемъ своихъ требованій. Въ ожиданіи выполненія ихъ они не разъѣзжаются изъ города. Такъ какъ несомнѣнно будутъ пытаться въ одиночку ловить ихъ и выселять въ улусы, то необходимо всѣмъ собраться въ одномъ мѣстѣ. А такъ какъ туда безъ сомнѣнія, двинутъ полицію и войско, чтобы взять ихъ силою, то приходится вооружиться и приготовиться къ оборонѣ, т. е. забаррикадироваться.

Все это — и забаррикадированіе и посылка требованій губернатору — было произведено 18 февраля около двухъ часовъ дня. Мѣстомъ для „форта“, которое тотчасъ же получило въ городѣ названіе „портъ Артура“, былъ выбранъ домъ Романова („Романовка“). Такимъ образомъ домъ Романова возсталъ противъ режима дома Романова. Названный домъ находился на окраинѣ города недалеко отъ Лены противъ монастыря. Онъ обладаетъ довольно обширнымъ вѣчно оживленнымъ дворомъ, по которому разсѣяны флигельки, амбары и навѣсы. Главную же часть его составляетъ двухъ-этажный деревянный (какъ и всѣ якутскія строенія) корпусъ, примыкающій къ улицѣ. Нижній этажъ его былъ занятъ якутскимъ семействомъ, а верхній группою политиковъ, которые только что оттуда выбрались, хотя срокъ контракта истекалъ лишь лѣтомъ. Этотъ-то верхній этажъ и былъ превращенъ въ фортъ. Онъ состоитъ изъ передней, кухни и шести комнатъ, расположенныхъ слѣдующимъ образомъ (смотри планъ). Въ переднюю вела прямая лѣстница со двора (парадный ходъ). Дверь изъ кухни открывалась на веранду, откуда лѣстница вела тоже во дворъ (но глубже). Это былъ черный ходъ. Только послѣдній былъ задѣланъ прочною баррикадою, парадный же ходъ былъ закрытъ лишь на половину, такъ что входить и выходить изъ дому оставалась возможность. То, что квартира была на верхнемъ этажѣ, представляло большой плюсъ (2-хъ этажныхъ домовъ въ Якутскѣ крайне мало). Минусомъ же являлось обиліе оконъ (16, въ томъ числѣ одно венеціанское).

II

Итакъ, 18 февраля часа въ 2 дня заявленіе наше, покрытое 42 подписями*), было послано губернатору и сейчасъ же затѣмъ началась кипучая дѣятельность. Съ лихорадочною поспѣшностью тащили внутрь заготовленныя бревна, глыбы льду, дрова и т. п. Стукъ и трескъ пошелъ по всему дому, такъ что со всѣхъ сторонъ стали сбѣгаться недоумѣвающіе якуты. Съ поразительною быстротою были устроены сплошныя баррикады у кухонной двери, у нѣкоторыхъ оконъ и полубаррикада у парадной двери. Работа кипѣла по всѣмъ пунктамъ.

*) Потомъ къ намъ присоединилось еще 15 чел., пріѣхавшихъ позднѣе и пославшихъ добавочное заявленіе.

Только что были кончены предварительныя работы, какъ постовые наши донесли о пріѣздѣ губернатора въ сопровожденіи полицмейстера. Должность начальника области за отъѣздомъ Булатова временно занималъ вице-губернаторъ Чаплинъ. Высокихъ посѣтителей принялъ нашъ выборный — на лѣстницѣ. Почтенному помпадуру было не очень пріятно объясняться при такой необычной „нелегальной“ обстановкѣ, стоя передъ забаррикадированною дверью, на холоду. Но дѣлать было нечего. Приходилось мириться на томъ, что бываютъ положенія еще хуже губернаторскаго. Онъ заявилъ, что требованія наши направлены не по адресу, такъ какъ выполненіе ихъ зависитъ не отъ него, а отъ высшаго правительства. Единственное, что онъ можетъ дѣлать — это внимательнѣе относиться къ интересамъ ссыльныхъ при выборѣ имъ мѣста назначенія, окончившихъ срокъ ссылки отправлять на родину сельскимъ движеніемъ; казенныхъ же денегъ на сей предметъ не ассигнуется*). Гарантируетъ онъ намъ также выполненіе пятаго пункта, т. е. безнаказанность, если мы сейчасъ же согласимся разъѣхаться по своимъ мѣстамъ. Мы ему разъяснили, что сами очень хорошо понимаемъ, отъ кого зависитъ выполненіе нашихъ требованій, и что его дѣло — только сообщить о нихъ по телеграфу въ Петербургъ. Онъ, однако, рѣшительно отказался это сдѣлать.

*) Это возвращеніе сельскимъ движеніемъ по казенной надобности крайне тягостно какъ для населенія, такъ и для экс-ссыльныхъ. Ихъ везутъ въ высшей степени неохотно, медленно, особенно за Олекминскомъ.

Въ виду такого категорическаго заявленія, мы сочли необходимымъ послать на свой счетъ подробную мотивированную телеграмму Министру Внут. Дѣлъ, что и было сдѣлано 20 февраля.

Въ тотъ же день началась „блокада“ нашего „форта“ нѣсколькими десятками полицейскихъ козаковъ и солдатъ. Посты ихъ окружали нашъ домъ со всѣхъ сторонъ, но во внутрь двора они не проникали, такъ что дворъ оставался въ нашемъ распоряженіи. Впрочемъ, немедленно началось повальное бѣгство обитателей дома, по распоряженію ли администраціи или по собственному желанію. Прошло недѣли двѣ, и стали бросать свои квартиры даже жители сосѣднихъ домовъ. Это началось передъ обстрѣлами, когда окружающій районъ сталъ безусловно опаснымъ мѣстомъ. Недавно еще кипѣвшій жизнью, покрытый десятками саней Романовскій дворъ опустѣлъ и погрузился въ мрачное безмолвіе. Замерла жизнь также и на прилегающей улицѣ. За всѣми проѣзжающими санками и пѣшеходами тщательно слѣдили, какъ бы они не завернули въ блокируемый домъ. Лишь кучки полицейскихъ и солдатъ торчали на своихъ постахъ, да въ утренніе и вечерніе часы табуны лошадей проносились на водопой. Но вліяніе „военныхъ дѣйствій“ отразилось и на всемъ городѣ. Разнообразнѣйшіе и тревожные слухи съ быстротою молніи распространялись по Якутскому округу. Якуты боялись ѣздить въ городъ за обычными покупками и нуждами, чтобы ихъ не согнали тамъ на усмиреніе бунта „государственныхъ“. Торговля, поэтому, значительно упала.

Настроеніе наше все время было повышенное. Въ теченіе же первыхъ дней (и послѣднихъ) оно было крайне напряженное. Мы заперлись въ домѣ безусловно готовые на смерть. Добрая половина изъ насъ передъ забаррикадированіемъ передала на волю предсмертныя письма къ роднымъ и знакомымъ съ зловѣщей надписью — „отправить послѣ моей смерти“. Нѣкоторые совершенно ликвидировали всѣ свои дѣла на волѣ. Люди, которые всего нѣсколько дней передъ тѣмъ менѣе всего думали о послѣднихъ часахъ, собирались еще долго жить, много работать и дотянуть до лучшаго времени — съ такою поразительною быстротою прониклись психологіей военнаго времени, что съ полнѣйшимъ спокойствіемъ ждали кровавой развязки.

А развязка эта могла наступить каждое мгновеніе. Правда, требованія наши были очень скромныя, до того скромныя, что нѣкоторымъ изъ неприсоединившихся къ намъ форма нашего предпріятія по отношенію къ содержанію нашихъ требованій казалась слишкомъ грандіозной. Это все равно, говорили они, что стрѣлять пушкой по воробьямъ или раскалывать орѣхъ паровымъ молотомъ. О томъ, что наши требованія справедливы и основательны, намъ неоднократно заявляла во время переговоровъ сама администрація. Виноваты, однако, въ такомъ несоотвѣтствіи между содержаніемъ требованій и формой борьбы, были менѣе всего мы. Архаическій, давнымъ давно себя пережившій, россійскій самодержавный строй, опирающійся на кнутъ и штыкъ, приводитъ къ тому, что заявлять свои требованія какимъ-нибудь инымъ, менѣе энергичнымъ, способомъ совершенно безполезно. Это подтвердилъ намъ никто иной, какъ самъ Чаплинъ. Только шумный, настойчивый, самоотверженный протестъ можетъ принести кое-какіе результаты.

Но не сейчасъ, не непосредственно! Легче верблюду пройти въ игольное ушко, чѣмъ требованіямъ, заявленнымъ въ энергичной формѣ, и при „нелегальной“ обстановкѣ, получить удовлетвореніе какъ прямой на нихъ отвѣтъ. Какъ ни элементарны, какъ ни справедливы и даже „законны“ съ точки зрѣнія русскихъ законовъ были наши требованія (ибо что, напр., можетъ быть легальнѣе желанія быть наказываемыми за нарушеніе правилъ о надзорѣ согласно этому же самому положенію!), какъ ни мало было резоновъ не согласиться на нихъ русскому правительству, тѣмъ не менѣе казалось въ высшей степени невѣроятнымъ, чтобы мы получили благопріятный отвѣтъ. Итакъ, намъ придется продолжать наше сидѣніе и отказываться покинуть нашъ „фортъ“. Но такого неслыханнаго „беззаконія“ никоимъ образомъ, конечно, не могутъ допустить петербургскіе или иркутскіе башибузуки, такъ что аракчеевскій приказъ: „взять силой“ не можетъ долго заставить себя ждать. Итакъ, на насъ нападутъ, мы будемъ защищаться. Произойдетъ ужасная бойня. Развязка можетъ быть только кровавой. Къ этому мы совершенно подготовились, какъ психологически, такъ и съ точки зрѣнія вооруженнаго отпора, — насколько могли и успѣли. Военный режимъ, режимъ осаднаго положенія, царилъ у насъ въ „фортѣ“. У каждаго была своя функція, свой постъ. Баррикады съ каждымъ днемъ становились крѣпче и многочисленнѣе. Пробито было множество амбразуръ. Приняты и другія очень важныя мѣры. Съ наступленіемъ вечера домъ погружался въ таинственный мракъ, такъ какъ свѣтъ препятствовалъ бы нашимъ часовымъ наблюдать за темнымъ наружнымъ міромъ. Въ первые дни напряженное нервозное состояніе достигало своего максимума. Ежеминутно можно было ждать нападенія. Пробныя тревоги, всегда неожиданныя, имѣющія цѣлью провѣрить, знаетъ ли каждый свое мѣсто и роль, заставляли усиленно биться сердца. Когда раздавались два зловѣщихъ пронзительныхъ свистка, въ воображеніи сейчасъ же вырисовывался отрядъ солдатъ, идущихъ на приступъ. Скоро, однако, до того свыклись съ этой картиной, что врагъ былъ бы встрѣченъ съ полнѣйшимъ хладнокровіемъ и самообладаніемъ, вообще, бодрое, приподнятое настроеніе сохранилось до самаго конца. Много пѣли, плясали, дурачились. Всевозможныя революціонныя пѣсни: русскія, польскія, еврейскія, малороссійскія, грузинскія безъ конца смѣняли одна другую, и могучія волны звуковъ далеко, далеко разносились сквозь тройныя стекла по широкому простору. Вихри враждебные вѣяли надъ нами, насъ ждали безвѣстныя судьбы, насъ окружали тѣснымъ кольцомъ враги, мы были одиноки и изолированы въ своемъ „фортѣ“, но все же это былъ „фортъ“, это былъ единственный уголокъ во всей россійской имперіи, куда не смѣла, не могла проникнуть нога башибузука, гдѣ свободно и дерзко гнѣздилась крамола, гдѣ громко и побѣдно лилась революціонная пѣсня, гдѣ гордо развивалось на крышѣ красное знамя.

Запасы провизіи сдѣланы были съ самаго начала. Потомъ ихъ удавалось тѣмъ или инымъ способомъ пополнять, такъ что питаніе все время оставалось удовлетворительнымъ. Въ кухнѣ громоздились многочисленныя глыбы льда (для воды), а на нихъ возлежали коровьи, а потомъ и... лошадиныя туши. Со льдомъ однако обращались бережно. Чай отпускался по порціямъ; умываться было объявлено излишней роскошью; процедура эта продѣлывалась съ помощью небольшого кусочка льда, которымъ, словно мыломъ, натирали лицо и руки, пока онъ весь не исчезалъ подъ пальцами. Умывались, впрочемъ, также и снѣгомъ, который добывали со двора. Кормили насъ два раза въ день горячимъ; тяжелыя поварскія обязанности несли по очереди. Все время спали мы не раздѣваясь, завернувшись въ барнаулки. Долго спать вечеромъ не удавалось. Безжалостные „разводящіе“ усердно слѣдили за часами. Каждый такъ безропотно вскакивалъ и становился на постъ, словно прошелъ многолѣтнюю воинскую школу. Дежурства шли безпрерывно и днемъ и ночью. Съ разсвѣтомъ начиналась гарнизонная сутолока: кололи дрова, рубили мясо, дробили ледъ, топили печи, ставили самовары, пекли хлѣбъ, отправлялись развѣдочныя экспедиціи по двору, совершались внутреннія „фортификаціонныя“ работы. Жизнь наша богата была различными интересными, поучительными эпизодами, которые вносили оживляющее разнообразіе въ наше лагерное существованіе. Къ сожалѣнію, не все покамѣстъ удобно предавать гласности. Время для этого настанетъ нѣсколько позднѣе. Разскажу лишь пару эпизодовъ.

Рѣшено было послать въ городъ лазутчика. Какъ пробраться ему незамѣченнымъ мимо блокады? Наступилъ вечеръ, и „лазутчикъ“, облачившись съ головы до пятокъ въ спеціально сшитый для него изъ простынь бѣлый балахонъ, осторожно вышелъ на дворъ, гдѣ уже дожидался диверсіонный отрядъ, задачей коего было отвлечь на себя вниманіе блокады. Предпріятіе удалось блестяще. Отрядъ двинулся на улицу и взялъ вправо. Когда же немедленно началась тревога и со всѣхъ постовъ стали сбѣгаться на него полицейскіе, козаки и солдаты, онъ, покрутившись немного, благополучно ретировался, словно убѣдившись въ невозможности достигнуть своей цѣли. А въ это время лазутчикъ, припавъ на покрытую снѣгомъ землю, пропустилъ мимо себя, незамѣченный, бѣгущую свору и поднявшись спокойно пустился въ путь, какъ нѣкое привидѣніе.

Много волненія и восторга возбудилъ также молодецкій пріѣздъ Лаговскаго, который верхомъ на своемъ конѣ, какъ вихрь, влетѣлъ къ намъ на дворъ и былъ немедленно принятъ нашимъ выскочившимъ „резервомъ“.

26-го февраля, въ 10 часовъ утра при воодушевленномъ пѣніи революціонныхъ пѣсенъ надъ крышей взвился красный флагъ. Начиная съ этого момента, вплоть до послѣдняго дня, т. е. до оставленія „форта“, эмблема соціальной революціи гордо смотрѣла съ высоты. Вечеромъ его убирали, а съ разсвѣтомъ вновь водружали. Для этого былъ прорѣзанъ квадратный ходъ на чердакъ въ потолкѣ кухни. Злобно посматривала на флагъ армія осаждающихъ, но предпринимать какіе-либо активные шаги, чтобы его сбросить, она не дерзала. Единственное, что она могла дѣлать, это топтать тѣнь флага, ясно видимую на улицѣ. — Вообще блокада вела себя крайне осторожно, боялась близко подходить къ воротамъ, и старалась больше всего о томъ, чтобы никого и ничего къ намъ не допускать. — Намѣренія правительства все больше выяснялись. Не рѣшаясь идти на приступъ, губернаторъ, повидимому, рѣшилъ довести насъ до сдачи голодомъ. Это шло, однако, въ разрѣзъ съ тѣми представленіями о характерѣ развязки, которыя создались у насъ съ самаго начала протеста. Въ самомъ дѣлѣ, что предпринять, если мы такъ-таки не дождемся приступа, а жизненные припасы у насъ изсякнутъ ? Много сомнѣній и преній возбудилъ у насъ этотъ вопросъ, много различныхъ мнѣній высказывалось по поводу этого.

Между тѣмъ до насъ дошелъ неожиданно смутный слухъ о томъ, что мѣстное начальство, повидимому, совсѣмъ не расположенное подвергать себя и солдатъ опасности штурма, высказываетъ желаніе бомбардировать насъ солдатскими пулями съ монастырской стѣны и колокольни. Для этой цѣли имъ была украдена и пушка, принадлежащая частному пароходу „Лена“. Своей артиллеріи Якутскъ не имѣетъ. Объ этой пушкѣ, впрочемъ, злые языки разсказывали, что она разорвалась бы отъ перваго выстрѣла. Признаться, извѣстіе показалось намъ дикою уткою, плодомъ обывательскаго досужаго вымысла. Сила солдатскихъ трехлинейныхъ винтовокъ страшно велика. Пули пробиваютъ подъ рядъ нѣсколько бревенчатыхъ стѣнъ, и деревянныя стѣны нашего „форта“ такъ же мало защищали бы насъ отъ пуль, какъ отъ Рентгеновскихъ лучей. Обстрѣлъ въ данномъ случаѣ былъ бы совершенно тождественъ съ разстрѣломъ. А воля ваша, мысль о томъ, что безъ суда, безъ смертнаго приговора, рѣшатся хладнокровно, съ безопаснаго разстоянія, разстрѣлять 57 чел. (въ ихъ числѣ 7 женщинъ), которые пока лишь тѣмъ обнаружили свою строптивость, что отказывались разъѣхаться изъ занятой ими квартиры — мысль эта казалась невѣроятною, чудовищною. Но съ другой стороны, нашъ врагъ не кто иной, какъ русское правительство, запятнавшее уже себя безчисленными проявленіями вѣроломства и кровожадности, которыя тоже до совершенія казались невѣроятными... На всякій случай надо принять мѣры предосторожности. Порѣшили устроить блиндажи вдоль наружныхъ стѣнъ. Но гдѣ взять для этого матеріаловъ?*) Пораскинули умомъ и матеріалъ нашелся тутъ же подъ руками. На дворѣ стояли около 2-хъ саженей хозяйскихъ дровъ. Въ два пріема ихъ всѣ перетащили въ „фортъ“. За дровами пошла въ ходъ земля, которую брали съ чердака. Благодаря широкому примѣненію раздѣленія труда, работа кипѣла. Человѣкъ 5 работало на верху, десятокъ стоялъ въ цѣпи, другіе работали у блиндажей. Всѣ свободные отъ постовъ „сгонялись на крѣпостныя работы“. Одновременно съ землей добывали въ чердачныхъ рудникахъ и кирпичи, такъ какъ наши шахтеры нашли тамъ залежи стараго кирпича. Когда же это изсякло, мы принялись за разборку лишнихъ трубъ, печей, и карнизовъ. Одни блиндажи составлялись изъ дровъ, пересыпанныхъ землею, другіе изъ 1-2 кирпичныхъ стѣнокъ, на разстояніи ½-¾ арш., а промежутокъ заполнялся землею. Все это, разумѣется, закрѣплялось вертикальною продольною деревянною стѣнкою, составленной изъ досокъ и снятыхъ съ петель дверей. Въ дѣло шли и каменныя плиты и даже всевозможное „барахло“, т. е. тряпье для затыканія щелей. Сверхъ того заготовлена была масса мѣшковъ съ землею, которые клали поверхъ блиндажей. Для той же цѣли служили и наши мѣшки съ мукою. Всѣ простыни, рубахи, платки и наволочки наши пошли въ дѣло для высокой патріотической задачи — обороны „форта“ — для сшиванія мѣшковъ. Опорожнены были также мѣшки изъ-подъ сухарей. Барнаулки тоже шли для покрытія стѣнъ. Утилизированы были также всѣ корзины и ящики, которые набивались землею (въ кухнѣ защитой служили также глыбы льда, набросанныя вдоль стѣнъ). Блиндажи, сдѣланные изъ дровъ, пришлось пару разъ передѣлывать, такъ какъ опытъ первыхъ обстрѣловъ показалъ, что они не совсѣмъ непроницаемы для пуль. Въ послѣдніе дни страшная пыль столбомъ стояла въ воздухѣ, полъ былъ покрытъ толстымъ слоемъ грязи, кирпичныхъ осколковъ и т. п. Площадь пола значительно уменьшилась отъ сооруженія блиндажей, и многочисленному гарнизону стало еще тѣснѣе, чѣмъ раньше. Но послѣдній мужественно и терпѣливо выносилъ тяжелыя условія жизни. Значительно хуже было нашимъ раненымъ, которымъ приходилось дѣлать перевязки въ облакахъ пыли. Но эта адская обстановка создалась уже въ послѣдніе дни нашей жизни въ „фортѣ“ — въ періодъ обстрѣловъ. Къ концу февраля нѣкоторыя необходимыя средства существованія — хлѣбъ, сахаръ и т. п., стали изсякать.

*) Общая длина блиндажныхъ сооруженій къ концу осады составила 70 арш. Средняя высота ихъ была 2 арш., толщина ¾ арш. Всего стало быть около 105 куб. арш., т. е. 4 куб. сажени.

Поэтому рѣшено было сдѣлать вылазку для пополненія провизіи. Экспедиція удалась блестяще. Двое „романовцевъ“ (Мойсей Лурье и Вл. Бодневскій) благополучно пробрались сквозь посты осаждающихъ утромъ 1 марта и въ 8 часовъ вечера въ условленный моментъ двое саней, однѣ запряженныя тройкою, другія парой, какъ бѣшеныя, ворвались во дворъ, куда моментально устремился на подмогу нашъ резервъ. На этотъ разъ прибыло еще два новыхъ товарища, Добросмысловъ и Дроновъ. Сани были совершенно безпрепятственно разгружены и затѣмъ сданы оторопѣвшей полиціи для возвращенія владѣльцу, у котораго онѣ были наняты. Можно себѣ представить оживленіе, господствовавшее на „Романовкѣ“ вечеромъ 1 марта. Эта вылазка явилась поворотнымъ моментомъ въ исторіи нашей осады. Съ этого времени осторожность администраціи исчезаетъ окончательно и начинаются репрессіи*). Дальнѣйшее изложеніе мы можемъ безъ всякаго ущерба замѣнить приведеніемъ извлеченія изъ прокламаціи, выпущенной 10 марта уже послѣ сдачи:

*) Впрочемъ, репрессіи начались нѣсколькими днями раньше. Часть улусниковъ, остававшихся еще въ городѣ и отказывавшихся вернуться восвояси, была арестована. Арестованъ былъ также наканунѣ Л. Никифоровъ, нашъ выборный, ведшій переговоры съ губернаторомъ. Онъ былъ высланъ въ Усть-Май (до протеста онъ жилъ въ Якутскѣ) и уже послѣ сдачи „форта“ былъ возвращенъ съ пути по собственному желанію и посаженъ къ намъ въ тюрьму.

„...Это была ужъ не блокада, а явное приготовленіе такъ или иначе покончить съ крамолой. Солдатамъ была дана инструкція всѣми средствами провоцировать осажденныхъ и побуждать сдѣлать первый выстрѣлъ, который развязалъ бы руки властямъ. Храбрые воины, стоя подъ окнами и дверями, осыпали нашихъ товарищей площадной руганью, прицѣливались въ нихъ изъ ружей, бросали камнями и, наконецъ, стали закрывать ставни, окно за окномъ. Послѣднее имѣло цѣлью лишить осажденныхъ свѣта, а главное, скрыть отъ нихъ приготовленія къ штурму черезъ окна. Четыре раза предупреждали наши товарищи администрацію, что не станутъ терпѣть ихъ дѣйствій, заявили и письменно губернатору, писали караульному начальнику, предостерегали солдатъ. Все оказалось тщетнымъ. Солдаты продолжали закрывать ставни и бросать камнями. Тогда раздались два выстрѣла, поразившіе двухъ солдатъ. Это были со стороны осажденныхъ первые и послѣдніе выстрѣлы.

Администрація только и ждала этихъ выстрѣловъ. Но если бы таковыхъ и не послѣдовало, дѣло ничуть бы не измѣнилось. Ужъ отдано было гнусное распоряженіе казакамъ давать въ условленные моменты выстрѣлы, якобы исходящіе изъ „форта“. Циничный обманъ уже готовился уступить мѣсто подлой провокаціи. Но осажденные еще этого не знали.

Немедленно градъ выстрѣловъ посыпался на деревянный „фортъ“. Около шестисотъ пуль было пущено туда въ какую-нибудь четверть часа. Они пронизывали его насквозь черезъ окна и стѣны. Ни одинъ изъ осажденныхъ не могъ и не долженъ былъ уцѣлѣть: это былъ хладнокровный разстрѣлъ съ заранѣе обдуманнымъ намѣреніемъ 56-ти человѣкъ, виновныхъ только въ томъ, что они осмѣлились въ необычной формѣ потребовать элементарнѣйшихъ правъ.

Они уцелѣли, кромѣ одного легко раненаго (Хацкелевича) и одного случайно убитаго Юрія Матлахова, но только потому, что чуть ли не наканунѣ дошелъ слухъ до нихъ о предполагаемомъ адскомъ способѣ съ ними раздѣлаться. Невѣроятнымъ показался имъ этотъ слухъ, но они все-таки сочли нужнымъ принять мѣры предосторожности. Какъ муравьи, работали они съ утра до ночи, воздвигая блиндажи вдоль стѣнъ изъ дерева, кирпичей и земли. Только блиндажи и спасли ихъ отъ неминуемой гибели. 4 го марта въ 3 часа дня они подверглись, первому обстрѣлу, послѣ котораго къ нимъ прискакалъ губернаторъ и потребовалъ сдачи. Онъ заявилъ, что обстрѣлъ произошелъ для него совершенно неожиданно, какъ результатъ выстрѣловъ осажденныхъ, что больше онъ его не повторитъ, такъ какъ предпочитаетъ взять ихъ живьемъ. Однако ровно черезъ сутки вдругъ раздался выстрѣлъ изъ казацкой винтовки со стороны задняго проулка черезъ щель забора, и вслѣдъ затѣмъ начался опять жестокій обстрѣлъ. Пули ложились еще ниже прежняго, но блиндажи и на этотъ разъ спасли нашихъ товарищей: ни одинъ не былъ раненъ. Прошелъ еще день, и 6 марта въ 11 ч. дня внезапно раздался предательскій выстрѣлъ въ окно, ранившій товарища Медяника, а за нимъ опять обстрѣлъ. Терпѣніе осажденныхъ стало истощаться. Они потребовали губернатора, отъ котораго съ величайшимъ изумленіемъ узнали, что вчерашній обстрѣлъ былъ опять-таки результатомъ выстрѣловъ съ ихъ (осажденныхъ) стороны, и что 6-го марта стрѣляли только осажденные. Ту же наглую ложь повторилъ вызванный на очную ставку караульный начальникъ. Не успѣли наши товарищи хоть нѣсколько опомниться отъ тяжелаго кошмара лжи и гнусности, которыми ихъ окружили, какъ въ тотъ же день черезъ два часа опять раздался одиночный выстрѣлъ и затѣмъ начался жесточайшій обстрѣлъ „форта“ съ трехъ сторонъ. Залпы слѣдовали за залпами, и пули съ трескомъ ударялись о блиндажи. На этотъ разъ былъ раненъ товарищъ Костюшко. Осажденные ждали штурма, но его опять не послѣдовало.

Тогда передъ осажденными ребромъ сталъ вопросъ о дальнѣйшемъ способѣ борьбы. Столкнуться съ врагомъ грудь съ грудью не предвидѣлось возможности, такъ какъ онъ систематически уклонялся отъ штурма. Они были обречены пассивно переносить безконечные обстрѣлы врага, державшагося на почтительномъ разстояніи. Отъ русской администраціи можно было ожидать всевозможныхъ мѣръ, напр. поджога, который былъ бы приписанъ „собственной неосторожности“ осажденныхъ, или обстрѣла съ нижняго этажа черезъ полъ и т. п. Все это заставило нашихъ товарищей измѣнить форму своей борьбы и покинуть „фортъ“.

Всего было въ нихъ выпущено 1500 — 2000 боевыхъ патроновъ; стѣны, окна и двери дома буквально изрѣшечены (по оффиціальнымъ свѣдѣніямъ 750 штукъ солдатскихъ патроновъ, не считая казачьихъ бердянокъ).

Уже по выходѣ изъ „форта“ узнали они нѣкоторыя новыя позорныя подробности о дѣйствіяхъ администраціи. На 7 марта былъ предрѣшенъ новый обстрѣлъ „форта“ съ высоты крышъ д. Кушнарева и д. Кондакова. Отъ этого обстрѣла уже не могли бы спасти осажденныхъ ихъ низкіе блиндажи. Узнали они также, что казаки всякій разъ передъ обстрѣломъ давали по приказанію начальства нѣсколько выстрѣловъ на городъ, что то же самое они повторяли въ промежуткахъ между солдатскими залпами, что всѣ эти выстрѣлы по направленію къ мирнымъ обывателямъ выдавались начальствомъ за исходящіе отъ осажденныхъ, что среди общества воспитывалось озлобленіе и ненависть къ нашимъ товарищамъ. Позоръ якутскимъ жителямъ, если они хоть на минуту могли поддаться на эту грубую удочку и повѣрить русской администраціи, лживость которой извѣстна и младенцамъ. Стыдъ и позоръ якутскому обществу, если оно въ героической неравной борьбѣ нашихъ товарищей могло хоть на мгновеніе принять сторону правительства...“

Якутскъ, 30 марта. Мы покинули „фортъ“ утромъ 7 марта. Насъ было 56 чел., въ томъ числѣ одинъ убитый и 3 раненыхъ. Не спѣша, мы очищали нашу крѣпость, гдѣ прожили 18 дней. На улицѣ насъ дожидался губернаторъ, прокуроръ и цѣлая куча солдатъ и полицейскихъ. Мы вынесли нашего покойника и раненыхъ на импровизированныхъ носилкахъ и сопровождаемые большою толпою народа двинулись къ тюрьмѣ. У городской больницы, расположенной насупротивъ тюрьмы, мы разстались съ трупомъ Матлахова. раненными и больными товарищами и въ количествѣ 49 чел. вступили въ тюремную контору. Въ покинутый „фортъ“ проникли тотчасъ же судебныя власти, и началось слѣдствіе. Оно шло съ такою быстротою, что 25 марта, т. е. черезъ 2½ недѣли „дѣло“ было уже намъ вручено, а 27-го оно перешло къ прокурору, который въ тотъ же день отослалъ его въ Иркутскую Суд. Палату. Торопился же онъ такъ потому, что ему, по его собственнымъ словамъ, дана была инструкція препроводить его съ возможною быстротою. Нашъ „допросъ“ состоялся 15 марта. Онъ продолжался для каждаго изъ насъ ровно столько времени, сколько требуется, чтобы подписать свою фамилію подъ заранѣе составленной слѣдователемъ формулою: „зовутъ меня NN, отъ дальнѣйшихъ показаній отказываюсь“. Дѣло въ томъ, что мы заранѣе заявили, что никакихъ рѣшительно показаній давать не будемъ. Поэтому, слѣдственный матеріалъ, кромѣ протоколовъ осмотра дома, состоитъ почти исключительно изъ показаній высшей и низшей администраціи города и цѣлой кучи солдатъ, казаковъ, полицейскихъ и шпіоновъ. Такого организованнаго лжесвидѣтельства мы совершенно себѣ не представляли. По истинѣ, вѣкъ живи, вѣкъ учись.

Одинъ изъ группы протестующихъ.

Якутскъ.

 

ИЗЪ-ЗА ЯКУТСКИХЪ БАРРИКАДЪ.

(Письмо).

Я убѣжденъ, что всѣ перипетіи нашего протеста и исходъ его вызовутъ глубокій интересъ въ нашей революціонной семьѣ, подвергнутся самымъ разнообразнымъ толкамъ и сужденіямъ. Мнѣ лично эта якутская драма (потому что было бы наивно думать, что финалъ ея будетъ не драматическій) кажется фактомъ слишкомъ яркимъ, самая форма протеста слишкомъ новой и смѣлой, чтобъ вѣсть о ней могла потонуть въ массѣ накопляющихся изо дня въ день революціонныхъ фактовъ. Я — и въ этомъ, я увѣренъ, сходятся со мной всѣ товарищи — вижу въ нашемъ актѣ едва-ли не первую серьезную попытку организованнаго вооруженнаго сопротивленія, съ болѣе или менѣе массовымъ характеромъ, и поэтому правильное освѣщеніе ея не можетъ не интересовать всякаго истиннаго революціонера. Вотъ почему я и хочу по мѣрѣ силъ выяснить, что побудило насъ идти на этотъ рѣшительный актъ, чего мы ждали и ждемъ отъ него.

На первый взглядъ можетъ показаться, что нашъ протестъ не обусловленъ никакими серьезными причинами, что поводы къ нему слишкомъ ничтожны, чтобы нѣсколько десятковъ человѣкъ было обречено на почти вѣрную смерть. Такіе голоса несомнѣнно будутъ раздаваться; насъ, быть можетъ, будутъ упрекать въ легкомысліи, въ опрометчивости; нашъ актъ будетъ объясняться аффектомъ, юношескимъ задоромъ. Но это было бы глубокой ошибкой. Мы знали и знаемъ не только, на что мы идемъ, но и во имя чего мы идемъ. Мы дѣйствовали не только какъ революціонеры, всегда готовые идти на проломъ, но и какъ люди мыслящіе, взвѣшивающіе каждый свой шагъ. И во всякомъ случаѣ, съ самаго момента зарожденія мысли о протестѣ, мы имѣли въ виду исключительно интересы общереволюціоннаго дѣла, вѣрили, что наша борьба и наша гибель сослужатъ крупную службу дѣлу революціи — и только въ этой вѣрѣ почерпали и силы, и рѣшимость идти до конца.

Итакъ, что насъ толкнуло на этотъ рѣшительный шагъ? Чего мы отъ него ждали? Во имя чего мы начали и рѣшили довести до конца нашу борьбу?

Прежде всего мы имѣли въ виду, если можно такъ выразиться, честь ссылки. Прошло уже то время, когда ссылка фатально являлась болѣе или менѣе почетной усыпальницей для павшихъ въ бою революціонеровъ, когда революціонеръ, попавшій въ плѣнъ къ врагамъ и водворенный въ Сибири, въ огромномъ большинствѣ случаевъ оказывался совершенно отрѣзаннымъ отъ живой жизни. Теперь, въ силу измѣнившихся условій русскаго революціоннаго движенія, между ссылкой и волей существуетъ слишкомъ тѣсная связь, онѣ скрѣплены тысячами нитей, которыя крѣпнутъ съ каждымъ днемъ, по мѣрѣ роста движенія и вызываемаго этимъ послѣднимъ увеличенія контингента ссыльныхъ. Теперь правительство не можетъ уже давить своихъ плѣнныхъ враговъ съ той безнаказанностью, съ какой оно это дѣлало въ прежніе годы, когда оторванность отъ жизни обрекала ссыльныхъ на полное безсиліе, при которомъ всякій протестъ съ ихъ стороны былъ только актомъ отчаянія и очень рѣдко могъ разсчитывать на болѣе или менѣе серьезное общественное значеніе.

Насъ, ссыльныхъ послѣдняго поколѣнія, побуждаетъ къ протесту не отчаяніе, а желаніе, съ одной стороны, показать правительству, что ссылка — это сила, съ которой ему придется серьезно считаться, а съ другой стороны — поднять духъ ссылки, встряхнуть ее, внушить ей вѣру въ себя и въ свою жизнеспособность.

Мы хотѣли показать правительству, что, полонивъ насъ и поставивъ въ невозможность принимать непосредственное участіе въ революціонной борьбѣ, оно все-же не сломило насъ, не вытравило въ насъ способности къ борьбѣ и протесту; показать, что мы и въ плѣну не отказываемся отъ своихъ революціонныхъ завѣтовъ, что мы вездѣ и всегда, при всякихъ условіяхъ, остаемся революціонерами по духу, т. е. людьми, которые не могутъ не возмущаться и не протестовать противъ насилія и произвола. Правительство должно понять, что оно въ лицѣ ссылки имѣетъ дѣло не съ покорившимися своей участи бывшими революціонерами, а съ гордыми военноплѣнными, которые скорѣе пойдутъ на смерть, чѣмъ позволятъ попирать свое человѣческое достоинство и глумиться надъ собой. Въ послѣднее время правительство все рѣзче проявляетъ тенденцію прижатъ ссылку, ставитъ ссыльныхъ подъ ферулу сыщиковъ и многочисленной своры мелкихъ полицейскихъ агентовъ, обставляетъ ихъ жизнь самой мелочной, оскорбительной регламентаціей, вообще, изощряетъ всю свою полицейскую изобрѣтательность, чтобы сдѣлать существованіе въ ссылкѣ совершенно невыносимымъ. Оно какъ бы мститъ своимъ плѣннымъ врагамъ за горечь пораженій, которыя оно терпитъ въ борьбѣ съ дѣйствующей революціонной арміей. Такъ всегда поступали восточные деспоты, вымѣщавшіе свои военныя неудачи пытками надъ плѣнниками. И намъ, участникамъ протеста, думалось, что вопросъ объ отпорѣ въ достаточной степени назрѣлъ, что незачѣмъ ждать, чтобъ за бичами послѣдовали скорпіоны, что ссылка довольно терпѣла и дальнѣйшая пассивность была бы позоромъ. Пора разсѣять иллюзію правительства, что, высылая въ Сибирь сотни революціонеровъ, оно вмѣстѣ съ тѣмъ избавляетъ себя отъ сотенъ лишнихъ активныхъ враговъ; пора дать ему понять, что мы, и поверженные, не признаемъ себя побѣжденными; побѣждая насъ, оно одерживаетъ Пирровы побѣды, которыя, кромѣ безславія и новыхъ тревогъ, ничего ему не принесутъ. Пусть наши дѣйствующіе въ Россіи товарищи дѣлаютъ свое великое святое дѣло. Мы, выбитые изъ строя, будемъ дѣлать посильное намъ дѣло, — дѣло протеста противъ попиранія человѣческаго достоинства, и мы твердо вѣримъ, что нашъ протестующій голосъ не останется гласомъ вопіющаго въ пустынѣ и сольется съ общерусскимъ призывомъ къ борьбѣ въ одинъ могучій, грозный гулъ.

Да, вопросъ слишкомъ назрѣлъ и долѣе откладывать дѣло рѣшительнаго отпора намъ казалось и недостойнымъ, и неразумнымъ. Недостойнымъ потому, что ссылка и безъ того слишкомъ долго молчала, неразумнымъ потому, что моментъ былъ очень удобный для организаторской работы въ ссылкѣ, и упустить его было бы грѣшно.

Мы, такимъ образомъ, вплотную подошли ко второй сторонѣ вопроса. Необходима серьезная организаторская работа, чтобъ подтянуть ссылку, вывести ее изъ состоянія инертности, сдѣлать ее способной на болѣе или менѣе серьезный активный протестъ. Въ этомъ отношеніи, надо сознаться, далеко не все обстоитъ благополучно. Традиціи, господствующія въ ссылкѣ, оставляютъ желать очень и очень многаго. Хранители этихъ традицій, представители прежнихъ революціонныхъ направленій, въ силу причинъ, въ которыхъ здѣсь не мѣсто разбираться, за очень рѣдкими исключеніями, забыли революціонные завѣты, потеряли способность разбираться въ новыхъ запросахъ жизни и такъ или иначе успокоились, — частью почили на старыхъ, въ значительной мѣрѣ обтрепавшихся лаврахъ, частью, — не будемъ скрывать — на теплыхъ мѣстечкахъ. Все это въ большинствѣ случаевъ — бывшіе революціонеры, а между тѣмъ, какъ это ни грустно, они пользуются въ ссылкѣ большимъ авторитетомъ, импонируютъ молодежи своей бывалостью и революціоннымъ прошлымъ. Тутъ повторяется все та же вѣчная печальная исторія: le mort saіsіt le vіf! („мертвый хватаетъ живого“).

Эти-то элементы ссылки становятся въ рѣзкую оппозицію каждый разъ, когда дѣло заходитъ о протестѣ. Они, конечно, выдвигаютъ принципіальныя соображенія, — часто искренно, по недоумѣнію и неспособности понять вопросы движенія во всемъ его цѣломъ, причемъ здѣсь особенно рѣзко сказывается привитый имъ ихъ собственнымъ прошлымъ взглядъ, что работа на волѣ — одно, а ссылка — другое, что между волей и ссылкой нѣтъ и не можетъ быть никакого серьезнаго взаимодѣйствія.

Повторяю, традиціи эти очень сильны — и идущія въ ссылку, свѣжія, молодыя силы должны ставить себѣ задачей во чтобы то ни стало подорвать ихъ. Въ этихъ-то цѣляхъ мы, группа протестующихъ, и рѣшили противопоставить инертности и обветшалымъ филистерскимъ традиціямъ смѣлый, рѣшительный актъ борьбы, памятуя, что личный примѣръ дѣйствительнѣе всякихъ агитаціонныхъ рѣчей. Факты показали намъ, что мы избрали вѣрный путь: за какихъ-нибудь нѣсколько дней намъ удалось собрать подъ знамя протеста около 60 человѣкъ, не останавливающихся передъ возможностью кровавыхъ репрессій, — болѣе того, увѣренныхъ, что они идутъ на смерть.

Вотъ во имя чего мы начали и рѣшили довести до конца нашъ протестъ. По всей вѣроятности, мы будемъ сломлены: самыя наши требованія, форма и обстановка ихъ предъявленія, угроза вооруженнаго сопротивленія съ нашей стороны, баррикады, выпускаемыя нами прокламаціи, страшное возбужденіе, охватившее городъ и весь округъ, наконецъ, красующееся надъ нашей крышей красное знамя, — все это служитъ, мнѣ кажется, достаточной гарантіей кроваваго финала, если только самодержавное правительство не отречется отъ самого себя.

Но чѣмъ бы ни кончилась наша борьба, живые или мертвые — мы все все-же выйдемъ побѣдителями. Наши трупы слишкомъ дорого обойдутся нашимъ врагамъ, а это все, что нужно. Вѣсть о нашей борьбѣ и нашей гибели громомъ пронесется по Россіи, гулкимъ эхомъ отдастся по всему революціонному міру, не въ одномъ сердцѣ зажжетъ неугасимый огонь ненависти къ нашимъ убійцамъ, — все это, не говоря уже о нашихъ непосредственныхъ цѣляхъ, которыя я изложилъ выше, такъ много, что, право же, стоитъ отдать за это нѣсколько десятковъ человѣческихъ жизней. Притомъ, теперь, когда на улицахъ то и дѣло льется кровь сотенъ борцовъ, намъ, революціонерамъ, грѣшно такъ ужъ цѣнить свою жизнь. Не мы первые да, къ несчастью, не мы и послѣдніе, идемъ на революціонную Голгофу. И мы идемъ на нее бодро, спокойно, въ полной увѣренности, что наша гибель сослужитъ службу дорогому намъ дѣлу. А нашимъ остающимся въ строю товарищамъ мы оставляемъ одинъ только завѣтъ — дерзайте — и все остальное приложится вамъ, памятуйте этотъ завѣтъ, ибо — „симъ побѣдиши“...

Днѣпровскій.

Якутскъ, 28 февр. 1904 г.

 

Судъ надъ якутскими протестантами.

Якутскъ, 6 августа ст. ст. Судъ надъ протестантами, забаррикадировавшимися въ домѣ Романова, начался здѣсь 30-го іюля.

Съ 31-го іюля по 4 августа продолжался допросъ свидѣтелей. Выяснялись обстоятельства дѣла съ 18-го февраля по 6 марта, причемъ большинство свидѣтельскихъ показаній было благопріятно для подсудимыхъ. Большинство свидѣтелей со стороны обвиненія (солдаты, полицейскіе и т. п.) старались доказать, что кромѣ двухъ выстрѣловъ, которыми были убиты два солдата, — протестантами было произведено изъ дома Романова еще много выстрѣловъ въ одиночку и залпами. Но показанія этихъ свидѣтелей были крайне противорѣчивы и сбивчивы. Сами подсудимые и часть свидѣтелей выяснили, что протестантами было произведено только 2 выстрѣла, что убитые солдаты вели себя передъ тѣмъ крайне вызывающе и нахально, непрерывно осыпали площадной руганью осажденныхъ въ домѣ Романова, закрывали ставни, бросали камни въ окна, позволяли себѣ неприличные жесты по адресу женщинъ.

4-го августа судъ въ полномъ составѣ вмѣстѣ со всѣми обвиняемыми осматривалъ домъ Романова, остатки баррикадъ и блиндажей. Въ этотъ же день были осмотрѣны нѣкоторыя другія вещественныя доказательства, въ томъ числѣ бомба, найденная въ домѣ Романова послѣ сдачи осажденныхъ.

5-го августа начались пренія сторонъ. Слово взяли товарищи Тепловъ, И. Виленкинъ, Н. Каганъ, Израильсонъ, Хацкелевичъ, А. Залкиндъ, X. Законъ и П. Розенталь. Всѣ эти товарищи говорили о невозможномъ положеніи, въ которое политическіе ссыльные поставлены въ настоящее время, каждый изъ нихъ иллюстрировалъ это положеніе на рядѣ примѣровъ изъ собственнаго опыта и доказывалъ, что протестъ былъ неизбѣженъ и протестъ именно въ формѣ баррикадъ и вооруженной самозащиты, такъ какъ всѣ другія формы протеста недѣйствительны. Послѣднимъ въ этотъ день говорилъ тов. Розенталь. Его рѣчь представляла собою цѣлый докладъ о положеніи политическихъ ссыльныхъ въ Вост. Сибири при Кутайсовскомъ режимѣ. Посредствомъ громаднаго количества данныхъ онъ рельефно обрисовалъ ту гнетущую и пропитанную произволомъ атмосферу, въ которой приходится жить политическимъ ссыльнымъ со времени воцаренія Кутайсова. Онъ указалъ на то, что путемъ тайныхъ циркуляровъ политическіе ссыльные лишены возможности найти себѣ заработокъ, имъ запрещены свиданія въ пути съ товарищами, которые могли бы оказать имъ посильную матеріальную помощь, онъ привелъ рядъ фактовъ избіенія товарищей въ пути при малѣйшей попыткѣ нарушить эти циркуляры, разселенія политическихъ по глухимъ наслегамъ, гдѣ часто невозможно найти хоть сколько нибудь сносную квартиру, гдѣ сплошь и рядомъ нельзя достать предметовъ первой необходимости, а между тѣмъ отлучки въ городъ строго запрещены циркулярами, которые грозятъ за самовольную отлучку ссылкой въ отдаленнѣйшія мѣста Якутской области (Верхоянскъ, Колымскъ, Булунъ и т. п.). Далѣе, тов. Розенталь привелъ статистику смертности среди политич. ссыльныхъ въ Якутской Области. Оказывается, что въ то время, какъ за послѣдніе годы (до Кутайсова) смертные случаи были довольно рѣдкимъ явленіемъ, — за послѣдніе мѣсяцы, со времени изданія Кутайсовскихъ циркуляровъ, было уже болѣе десяти случаевъ смерти, самоубійства и сумасшествія. Въ заключеніе, тов. Розенталемъ было указано на полную безрезультатность и недѣйствительность всѣхъ другихъ формъ борьбы съ этимъ безвыходнымъ положеніемъ, и на то, что единственнымъ неизбѣжнымъ выходомъ изъ этого положенія былъ коллективный протестъ, сопровождаемый вооруженной самозащитой.

Сегодня (6 августа) въ утреннемъ засѣданіи произнесъ свою рѣчь прокуроръ. Онъ доказывалъ, что въ дѣйствіяхъ подсудимыхъ имѣются всѣ признаки „возстанія противъ установленныхъ закономъ властей“ и требовалъ примѣненія къ подсудимымъ 263 и 268 статей Улож. о нак., т. е. осужденія ихъ на безсрочную каторгу. Относительно Л. Никифорова онъ указалъ на то, что хотя онъ былъ арестованъ на улицѣ раньше выстрѣловъ изъ дома Романова, но „Никифоровъ слишкомъ крупная фигура для того, чтобъ онъ могъ быть въ этомъ дѣлѣ лишь простымъ соучастникомъ“, что онъ, прокуроръ, убѣжденъ въ томъ, что Никифоровъ былъ однимъ изъ зачинщиковъ и руководителей протеста и поддерживалъ противъ него обвиненіе по 263 и 268 ст., то же обвиненіе онъ поддерживалъ и противъ И. Л. Виленкина, М. С. Зеликманъ, С. В. Померанцъ, ссылаясь, за отсутствіемъ противъ нихъ какихъ-либо уликъ, на ихъ собственное заявленіе, поданное ими со свободы о томъ, что они были участниками протеста и оставались внѣ д. Романова лишь потому, что на нихъ были возложены товарищами другія порученія. Онъ указалъ на то, что если даже изъ д. Романова было произведено лишь 2 выстрѣла, и хотя слѣдствіемъ не выяснено, кѣмъ именно эти выстрѣлы были произведены, все таки отвѣтственность падаетъ на всѣхъ одинаково, такъ какъ всѣми своими дѣйствіями протестанты доказали свою полную солидарность во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ. Вообще, рѣчь прокурора была крайне вялой и необоснованной.

8 августа. Сегодня днемъ былъ произнесенъ приговоръ надъ товарищами протестантами. Изъ 59 обвиняемыхъ 55 человѣкъ приговорено къ 12 годамъ каторжныхъ работъ, каждый, Л. Никифоровъ приговоренъ къ 1 году арестантскихъ ротъ и трое — И. Л. Виленкинъ, М. С. Зеликманъ и С. В.. Померанцъ — оправданы.

 

ПРИЛОЖЕНІЯ.

 

Отъ редакціи. Приводимъ здѣсь а) текстъ 6 заявленій, которыми обмѣнялись между собою забаррикадировавшіеся и администрація, б) „послужной“ списокъ протестантовъ, в) планъ дома Романова, г) заявленія ссыльныхъ другихъ колоній, д) привѣтствія якутскимъ борцамъ.

 

I. Заявленія группы протестующихъ и администраціи.

 

1. Ультиматумъ якутскому губернатору.

Мы видимъ въ блокадѣ, которой мы подвергнуты, начиная съ 20 февраля с. г., заранѣе обдуманный планъ медленнаго и безкровнаго убійства, т. е. такую форму насилія, которая является съ точки зрѣнія правительства болѣе выгодной, но для насъ ничѣмъ не лучше убіенія оружіемъ. Предпочитая, во всякомъ случаѣ, голодной смерти, — смерть въ бою, мы заявляемъ, что не станемъ далѣе спокойно относиться къ блокадѣ и требуемъ снятія ея. Если же наше требованіе не будетъ удовлетворено, мы считаемъ себя вправѣ прибѣгнуть къ самымъ крайнимъ мѣрамъ, чтобы сдѣлать ее недѣйствительной.

 

2. Циркуляръ Чаплина Березкину.

 

М. В. Д.

И. Д. якутс. губ.                    И. д. якутск. полицмейстера сотнику

27 фев. 1904 г.                       якут. казачьяго полка Березкину.

№ 27

Якутскъ.

Предлагаю Вашему Высокобл-ю, по полученіи настоящаго моего предписанія, предъявить вновь мои требованія политич. ссыльнымъ, собравшимся и запершимся въ д. Романова, и предъявленныя уже имъ мною лично 18 с. фев., а также черезъ ихъ довѣреннаго, состоящаго подъ гласн, надзор. полиціи, Никифорова, 20 сего фев.: немедленно спокойно разойтись, не позволяя себѣ никакихъ безпорядковъ, либо демонстрацій съ предупрежденіемъ, что въ противномъ случаѣ, будутъ приняты тѣ или другія мѣры къ прекращенію ихъ и водворенію порядка.

Имѣя въ виду, что запершіеся въ домѣ принадлежатъ къ тремъ категоріямъ: 1-ая, большая часть политич. ссыльн., самовольно отлучившихся изъ мѣстъ ихъ водворенія на жительство, изъ Якутск. округа, 2) лица, прибывшія съ послѣдними партіями, временно пребывавшія въ г. Якутскѣ, въ ожиданіи отправки ихъ въ сѣверные округа якут. области и, наконецъ, 3) нѣсколько лицъ, которымъ разрѣшено отбывать гласный надзоръ въ самомъ г. Якутскѣ, то мною предъявляется: къ лицамъ 1-ой категоріи — черезъ сутки послѣ выхода изъ д. Романова, отправиться въ мѣста, назначенныя имъ для отбыванія гласнаго надзора, въ Якут. окр.; 2-ой категоріи — разойтись по своимъ квартирамъ, ожидая очереди отправки ихъ въ сѣверные округа, и, наконецъ, къ лицамъ, которымъ разрѣшено пребываніе въ гор. Якутскѣ — разойтись по домамъ своимъ, за исключеніемъ полит. ссыльнаго, Лаговскаго, которому воспрещается жить въ музеѣ, какъ допущенному ранѣе къ испр. обяз. консерватора его, такъ какъ отъ обязанности этой онъ мною уволенъ.

И. д. губ. Чаплинъ.

 

3. Три заявленія Якутскому губернатору.

 

а) Якутскому губернатору. По порученію товарищей считаю долгомъ сообщить слѣдующее: 1) Полученныя съ Вашей стороны завѣренія недостаточны для того, чтобы мы могли считать наше дѣло законченнымъ и измѣнить принятую нами тактику. 2) Для насъ важно достиженіе нашей цѣли по существу, вопросъ же о формахъ, въ которыхъ будутъ удовлетворены наши требованія, существеннаго значенія не имѣетъ. Само собою разумѣется, что мы не можемъ отказаться отъ права въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ рѣшать, поскольку дѣланныя намъ предложенія достаточно гарантируютъ удовлетвореніе нашихъ требованій. При этомъ считаю долгомъ завѣрить Васъ, что никакія демонстративныя дѣйствія, какъ таковыя, для насъ при данныхъ обстоятельствахъ значенія не имѣютъ и въ случаѣ удовлетворенія нашихъ требованій нами будутъ приняты всѣ мѣры къ тому, чтобы ликвидація нашего дѣла не носила характера, способнаго вызвать новыя осложненія.

По порученію товарищей Л. Никифоровъ.

27 фев 1904 г.

 

б) Якутскому губернатору. Вчера 1 марта арестованъ и посаженъ въ тюрьму нашъ выборный Л. Л. Никифоровъ. Полагаемъ, что такая мѣра могла быть принята только по Вашему личному распоряженію. Мы просимъ сообщить намъ о причинѣ ареста Никифорова.

Группа протестующихъ

Якутскъ, 2 марта 1904 г.

 

в) Якутскому губернатору. Принимая во вниманіе, что наши требованія, предъявленныя 18 фев., до сихъ поръ не удовлетворены; администрація-же принимаетъ особенно серьезныя мѣры борьбы съ нами въ формѣ осады, переходящей за послѣдніе 2 дня въ прямыя наступательныя дѣйствія, имѣющія цѣлью принудить насъ сдаться подъ угрозой голодной смерти или грубаго насилія отданные въ распоряженіе полиціи, солдатъ; въ виду крайне вызывающаго образа дѣйствія, выразившагося въ цѣломъ рядѣ поступковъ: занятіе двора солдатами, бросанье ими камней, площадная ругань по адресу нашихъ товарищей, прицѣливаніе и угрозы стрѣлять въ насъ, закрываніе часовыми ставней въ занимаемомъ нами домѣ и т. п.; наконецъ, принимая во вниманіе, что предательскимъ арестомъ нашего выборнаго Л. Никифорова начаты прямыя репрессіи противъ насъ, мы требуемъ удовлетворенія всѣхъ выставленныхъ нами основныхъ требованій, немедленнаго освобожденія арестованныхъ товарищей-протестантовъ и снятіе осады. Въ противномъ случаѣ мы будемъ считать себя въ правѣ приступить къ вооруженной самозащитѣ.

Группа протестующихъ ссыльныхъ.

Марта 4 дня 1904 г. г. Якутскъ д. Романова.

 

Караульному начальнику. Если часовой или какой либо иной солдатъ начнетъ закрывать наши ставни, мы будемъ стрѣлять.

По порученію товарищей Ф. Бодневскій.

3 марта 1904 г. 11 ч. вечера д. Романова.

 

II. „Послужной“ списокъ участниковъ протеста.

 

Имя, отчество и фамилія, возрастъ происхожденіе, занятіе родителей, собственное занятіе, образованіе, когда и гдѣ арестованъ по тому дѣлу, за которое получилъ ссылку, въ чемъ обвинялся, сколько и гдѣ сидѣлъ до приговора, показанія на допросахъ, приговоръ, мѣсто назначенія, который разъ привлекается, предыдущія дѣла, тюремныя исторіи, особыя примѣчанія.

1) Айзенбергъ Маріанна Евсеевна, 25 лѣтъ, евр., мѣщанка, домовладѣлецъ, фельдшерская практикантка, слушательница акушерскихъ курсовъ, 29 янв. 901, въ принадлежности къ Бунду, 18 мѣсяцевъ въ Варшавской тюрьмѣ и 3 мѣсяца въ Сѣдлецкой, отрицательныя показанія, 4 г. В. Сиб., Намскій улусъ Якутскаго округа, 1-й разъ.

2) Бодневскій Владиміръ Петровичъ, 29 лѣтъ, малороссъ, отецъ — казакъ, врачъ; самъ — артил. офицеръ, окончилъ юнк. учил. въ Вильнѣ, 6 фев. 903, въ Кременчугѣ, въ пропагандѣ среди войска, 7 мѣс. въ Кременчугѣ и 2 мѣс. въ Полтавѣ, отрицательныя показанія, 10 лѣтъ В. С., Нижне-Колымскъ, 1-й разъ, обвин. въ организаціи безпорядковъ въ Кременчугской тюрьмѣ.

3) Бройдо Маркъ Исаевичъ, 27 л., еврей, мѣщан., частный повѣр., техникъ, бывш. студ. Петерб. Технолог. Инст., 30 янв. 901, въ Петербургѣ, въ принадлежности къ соц.-дем. группѣ „Рабочая Библіотека“, 16 м. до высылки до приговора въ Киренск. уѣздъ, 8 л. В. С., Верхоянскъ, 1-й разъ, участвовалъ въ 3-хъ голодовкахъ.

4) Вардоянцъ Георгій Федоровичъ, 24 лѣтъ, армянинъ, мѣщ., котельщикъ, учитель, домашнее, 4 февр. 902 въ Тифлисѣ, по дѣлу Тифл. Ком. Росс. С.-Д. Р. Партіи, 17 мѣс. въ тифлисск. тюрьмѣ, отрицат. показанія, 3 г. В. С., Осса Иркутской губ., 1-й разъ, участвовалъ въ тюремныхъ безпорядкахъ. За вооруженное сопротивленіе переведенъ изъ Оссы въ Верхоянскъ.

5) Викеръ Давидъ Акимовичъ, 26 л., евр., мѣщ., частный повѣр., учитель, быв. студ. Кіев. Полит. Инстит., 17 февр. 901 въ Кіевѣ, въ принадлежности къ Кіевскому ком. Р. С.-Д. Р. П., 9½ мѣс. въ Кіев. тюрьмѣ, отрицат. показ., 5 л. В. С., Намскій Улусъ Якутск. окр., 3-й разъ, 1-й разъ привлекался за вѣтровскую демонстрацію въ Кіевѣ въ 897, 2-й разъ за студенческіе безпорядки въ 899.

6) Викеръ Ольга Борисовна, 28 л., евр., мѣщ., подрядчикъ, учительница, образ. среднее, жена предыдущаго, вольнослѣдующая, раньше привлекалась, арест. была 28 іюня 898 въ Бѣлостокѣ по дѣлу „Раб. Знамени“, 13 ноября 901 арест. въ Одессѣ за уклоненіе отъ гласн. надзора.

7) Виноградовъ Дмитрій Ѳедоровичъ, 24 л., великороссъ, сынъ крестьянина, конторщикъ, низш. техн. училище, 12 февраля 902 въ Смоленскѣ, въ принадлежности къ смоленскому (фантастическому) террористич. кружку, 7 мѣс. въ смоленской и 12 мѣс. въ московской тюрьмахъ, отрицат. показ., 5 л. В. С., Намскій улусъ, 2-й разъ, 1-й разъ арестов. по дѣлу „Раб. Мысли“ въ Спб. въ 899, участвовалъ въ 3-хъ голодовкахъ.

8) Гельманъ Соломонъ Самуйловичъ, 32 л., евр., мѣщанинъ, фельдшеръ, литографъ, образов. домашнее, 26 іюля 898 въ Бѣлостокѣ въ типографіи „Раб. Знамени“, 20 мѣс. въ Петропавл. крѣпости, показ. отрицат., 5 л. В. С., Намскій улусъ, 1-й разъ.

9) Гельфандъ Наумъ Львовичъ, евр., мѣщ., учитель, приказчикъ, кончилъ евр. учил., 28 сентября 902 въ г. Быховѣ Могилевской губ., въ пропагандѣ и распростр. лит. среди крестьянъ, 10 мѣс. въ быховской тюрьмѣ, показ. отрицат., 3 г. В. С., Осса Ирк. г., 1-й разъ, за вооруженное сопротивленіе переведенъ изъ Оссы въ Верхоянскъ.

10) Гинзбургъ Аронъ Мойсеевичъ, 26 л., евр., купецъ, безъ опредѣленныхъ занятій, бывш. студ. Казанскаго унив., 30 августа въ Витебскѣ, по дѣлу Бунда (транспортъ), 8 съ пол. мѣс. въ витебской тюрьмѣ, отрицат. показанія, 4 г. В. С., Амга, Якутск. окр., 1-й разъ.

11) Джехадзе Лаврентій Николаевичъ, 23 л., грузинъ, сынъ священника, слесарь, кончилъ ремесленное училище, 14 марта 903 въ Батумѣ, знаменоносецъ на демонстр. 9 марта 903 въ Батумѣ и распростр. нелег. литерат., 8 съ пол. мѣс. въ Батумѣ и Кутаисѣ, отрицат. показ., 4 г. В. С., назначенія еще не получилъ, 3-й разъ: 1-й разъ за стачку въ Тифлисѣ въ 900, 2-й разъ за майскую демонстрацію 901 въ Батумѣ.

12) Добросмысловъ Алексѣй Дмитріевичъ, 26 л., великороссъ, сынъ священника, учитель, бывш. студ. Московск. унив., 2 мая 902 въ Пензѣ, въ принадлежности къ револ. сообществу и пропагандѣ революц. идей, 16 мѣс. въ пензенской тюрьмѣ, отрицат. показ., 6 л. В. С., Верхоянскъ, 2-ой разъ, въ 1-ый разъ по студ. дѣлу въ Москвѣ.

13) Дроновъ Павелъ Макаровичъ, 24 л., великороссъ, крестьянинъ, оружейный мастеръ, солдатъ, кончилъ городское училище и оружейную школу, 3 сентяб. 903 въ Тулѣ, въ пропагандѣ и распростр. литер., 3 мѣс. въ тульской тюрьмѣ, отрицат. показ., 6 л. В. С., Намскій улусъ, 1-й разъ.

14) Журавель Александръ Ѳедотовичъ, 25 л., великороссъ (отецъ — крещенный еврей изъ кантонистовъ), мѣщ., мѣдникъ, наборщикъ, церковно-приходскую школу, 12 февраля 902 въ Смоленскѣ (дѣло то же, что у Виноградова — см. 7), 7 мѣс. въ смоленской тюрьмѣ и 12 мѣс. въ московской, отъ показаній отказался, 5 л. В. Сиб., Чурапча, 2-й разъ, въ 1-й разъ — за доставку шрифта для тайн. типографіи, двѣ голодовки.

15) Законъ Хаимъ Залмановичъ, 26 л., евр., мѣщан., портной, перчаточникъ, образов. домашнее, 21 іюня въ Варшавѣ, въ принадлежности къ Бунду и П. С. Д., 14 мѣс. въ варшавской цитадели и 6 мѣс. въ сѣдлецкой тюрьмѣ, отрицат. показ., 4 г. В. С., Намскій улусъ, 4-ый разъ; 1-й разъ въ мартѣ 900 за агитацію и пропаганду, 2-й разъ въ іюлѣ 900 за принадлежность къ Варшавскому комит. Бунда, 3-й разъ въ декабрѣ 901 за принадл. къ Бунду, участвовалъ въ голодовкѣ и тюремныхъ безпорядкахъ.

16) Залкиндъ Аронъ Мойсеевичъ, 30 лѣтъ, евр.. мѣщ., приказчикъ, ювелиръ, еврейское училище въ Вильнѣ, 14 марта 898 въ Ковнѣ, въ агитаціи и пропагандѣ, 15 мѣс. въ ковенской тюрьмѣ, 4 г. В. С., село Преображенское Киренскаго уѣзда Иркут. губ., 2-й разъ, 1-й разъ въ мартѣ 896 по обвиненію въ принадлежности къ „группѣ еврейскихъ соціалдемократовъ“ въ Вильнѣ, просидѣлъ 13 мѣс. и получилъ 3 г. надзора, 5 голодовокъ, тюремн. безпорядковъ. За храненіе нелегал. лит. арестов. въ селѣ Знаменскомъ Верхоленскаго уѣзда, просидѣлъ 7 мѣс. и получилъ 1 годъ прибавки ссылки. За сопротивленіе тамъ же переведенъ въ Якутскую обл. и получилъ 5 лѣтъ прибавки ссылки.

17) Зараховичъ Залманъ Симоновъ, 27 лѣтъ, евр., мѣщ., служащій по торгов. дѣламъ, чайный упаковщикъ, образов. домашнее, 24 января 902 въ Ярославлѣ, въ принадлежн. къ Ярославскому соц.-дем. ком. и участіи въ агитаторской сходкѣ Одесскаго соц.-дем. ком., 6 мѣс. въ Ярославлѣ и 14 мѣс. въ московской тюрьмѣ, отрицат. показ., 5 л. В. С., Западно-Кангаласскій улусъ Якутскаго окр., 1-й разъ, голодовка и безпорядки.

18) Израильсонъ Александръ Осиповичъ, 39 л., евр., мѣщанинъ, рантье, художникъ и учитель, окончилъ академію художествъ и былъ на мед. факул. Дерптскаго унив., 13 марта 902 въ Москвѣ по дѣлу студенч. безпорядковъ въ Москвѣ, 8 мѣс. въ московской тюрьмѣ, отрицат. показ., 3 г. В. С., Осса Иркут. губ., 1-й разъ. За вооруж. сопротивленіе переведенъ изъ Оссы въ Верхоянскъ.

19) Камермахеръ Матвѣй Яковлевичъ, 22 л., евр., мѣщ., типогр. машинистъ, наборщикъ, оконч. уѣздное училище, 29 дек. 900 въ Минскѣ, по дѣлу Минскаго ком. Бунда, 18 мѣс. въ моск. тюрьмѣ, показ. отриц., 4 г. В. С., Олекминскъ Як. обл., 2-й разъ, 1-й разъ въ Витебскѣ по обвин. въ участіи въ тайн. типогр. Участвовалъ въ голодовкѣ и забаррикадированіи въ Александровской тюрьмѣ, бѣжалъ 2 раза изъ Олекмы (неудачно), за что переведенъ въ Верхоянскъ.

20) Каганъ Наумъ Яковлевичъ, 30 л., евр., мѣщ., учитель, газетный сотрудникъ, загран. студ., 17 марта 902 въ Елисаветградѣ по дѣлу „Южнаго Рабочаго“, 9 съ пол. мѣсяц. въ одесской и 4 мѣс. въ воронежской, отъ показаній отказался, 5 л. В. С., Богородцы Якут. окр., 1-й разъ, участв. въ голодовкахъ.

21) Кастелянцъ Илья Іохелевйчъ, 22 л., евр., сынъ купца, техникъ, бывш. студ. Рижскаго политехнич. института, 31 августа 902 въ Ригѣ, по дѣлу Рижскаго ком. Бунда, 6 мѣс. въ рижской и венденской тюрьмахъ, отрицат. показ., 5 л. В. С., Чурапча, 1-й разъ.

22) Кудринъ Ник. Никол., 29 л., великороссъ, крестьянинъ, техникъ, средняя техническая школа въ Екатеринбургѣ, 1 февраля 903 въ Каменецъ-Подольскѣ, въ транспорт. литерат., 8 мѣс. въ Кам.-Подольской тюрьмѣ, отъ показаній отказался, 8 л. В. С., Нижне-Колымскъ, 2 й разъ (1-й разъ въ іюнѣ 899 по дѣлу тайной типогр. на Уралѣ, приговоръ — 5 л. В. С. Бѣжалъ изъ Балаганска въ 901).

23) Курнатовскій Викторъ Константиновичъ, 35 л., малороссъ, дворянинъ, военный врачъ, техникъ, окончилъ цюрихскій политехникумъ (инженерно-химич. отдѣл.), 22 марта 901 въ Тифлисѣ, какъ ораторъ на сходкахъ, 29 мѣс. въ тифлисской и пересыльныхъ тюрьмахъ, отъ показ. отказался, 4 г. В. С., Бутурусскій улусъ Якутск. окр., 3-й разъ: 1-й разъ въ февралѣ 889 въ Москвѣ, 3 г. Архангельской губ.; 2-й разъ въ Вержболовѣ въ мартѣ 897, обвинялся въ доставкѣ нелегальн. литер., 3 г. В. С. Участвовалъ въ тюремныхъ безпорядкахъ.

24) Логовскій Михаилъ Константиновичъ, 23 лѣтъ, великороссъ, дворянинъ, чиновникъ, статистикъ, выступилъ изъ VII класса гимназіи, 3 мая 901 въ Самарѣ, въ соучастіи по покушенію его брата на Побѣдоносцева, 9 съ пол. мѣс. въ петербургской тюрьмѣ, 5 л. В. С., Якутскъ, 2-й разъ; 1-й разъ въ февралѣ 900 по 318 ст., участвовалъ въ голодовкѣ и въ безпорядкахъ.

25) Лейкинъ Самуилъ Соломоновичъ, 22 л.. евр., мѣщ., красильщикъ, табачникъ, домашнее образованіе, 7 іюня въ Витебскѣ, за стачку на табачной фабрикѣ въ Витебскѣ, 4 мѣс. въ витебской тюрьмѣ, отрицат. показ., 4 г. В. С., Киренскій уѣздъ, 1-й разъ, голодовка въ Витебскѣ. За демонстр. и тюремные безпорядки прибавили годъ, за содѣйствіе къ побѣгу переведенъ въ Якутскую обл. (въ Усть-май).

26) Лурье Гиршъ Самойловичъ, 27 л., евр., мѣщан., маклеръ, учитель, домашнее образов., 30 авг. 900 въ Витебскѣ, въ принадл. къ Витебскому ком. Бунда, 8 съ пол. мѣс. въ витеб. тюрьмѣ, отрицат. показ.. 4 г. В. С., Павловское, Якутскаго окр., 1-й разъ.

27) Лурье Мойсей Владиміровичъ, 32 л., евр., мѣщ., купецъ, наборщикъ, образ. домашнее, 30 марта 901 на станціи Ворожба Харьк. жел. дор., въ принадл. къ „Раб. Знамени“ и въ знакомствѣ съ Карповичемъ, 3 мѣс. въ московской тюрьмѣ и 22 мѣс. въ Петропавловской крѣпости, отрицат. показ., 5 л. В. С., Колымскъ, 7-ой разъ: 1-й разъ въ 891 въ Варшавѣ въ принадл. къ польской рабочей организаціи, 2-й — въ 893 въ Харьковѣ по дѣлу трансп., 3-й — въ Екатеринославѣ по дѣлу мѣстн. организ., 4-й — въ 896 въ Кіевѣ, 5-й — въ 897 въ Москвѣ, 6-й — въ 898 въ Кіевѣ и вып. черезъ 18 дней. Участвовалъ въ 2-хъ голодовкахъ и въ баррикадахъ въ Александровской тюрьмѣ.

28) Мисюкевичъ Антонъ Викентьевичъ, 30 лѣтъ, полякъ, крестьянинъ, столяръ, образов. домашнее, 26 марта 903 въ Красноярскѣ, въ принадл. къ Сибирскому Союзу, 5 мѣс. въ красноярской тюрьмѣ, отрицат. показ., 5 л. В. С., Намскій улусъ, 2-й разъ; 1-й разъ 6 апрѣля 902 по обвиненію въ принадл. къ Красноярскому соціалдемокр. комитету.

29) Никифоровъ Левъ Львовичъ, 31 г., великороссъ, дворянинъ, литераторъ, ветеринарный врачъ, оконч. Харьковскій ветер. инстит., 27 сентября 901 въ Москвѣ, высланъ охраннымъ порядкомъ, 5 мѣс. въ московской тюрьмѣ, отрицат. показ., 3 г. B. С., Ачинскій уѣздъ Енис. губ., 3-й разъ: 1-й разъ въ 899 въ Москвѣ по ст. 318, 2-й разъ привл. за „вольные разговоры“.

30) Ольштейнъ Гиршъ Соломоновичъ, 23 л., евр., мѣщ., портной, дамскій портной, домашн., 16 декаб. 901 въ Кутнѣ Варш. губ., въ принадл. къ Бунду, 20 м. въ варш. тюрьмѣ, отриц., (?) лѣтъ, Богородцы Якутск. Округа, 2-й разъ. 1-й разъ на майск. дем. 900 въ Варш., безъ послѣдствій.

31) Оржеровскій Маркъ Зюсевичъ, 24 л., евр., мѣщ., портной, фотографъ, домашн., 22 апр. 902 въ Одессѣ, въ принадл. къ Южно-русск. рев. группѣ, 9 м. въ одесской и 7 м. въ воронежск., отказ., 5 л. В. Сиб., Чурапча 1-й разъ, голодовки въ Одессѣ и Воронежѣ и тюр. безпор.

32) Погосовъ Ованесъ Исаковичъ, 24 л., армян., мѣщ. винодѣлъ, учитель, быв. студ. петерб. технол. инст., 28 окт. 902 въ СПБ., въ доставкѣ и распростр. „Жизни“, 6 м. въ Предварилкѣ, отказ., 4 г. В. С., Вилюйск. окр., 3-й разъ, а) на дем. 4 марта 901 въ СПБ., б) 7 февр. по дѣлу дем. въ СПБ., голодовка и тюр. безпор.

33) Рабиновичъ Викторъ Яковлевичъ, 21 г., евр., купецъ, учитель, оконч. реальн. учил. въ Одессѣ въ 902, 26 марта 903 въ Одессѣ, въ организ. кружковъ для печат. нелег. лит. и въ печат. оной, 4½ м. въ одесск. и 4½ въ воронежск. тюрьмахъ, отриц., 4 г. В. С., Кангаласскій улусъ Якутск. окр., 1-й разъ, голод. и тюремн. безпор.

34) Ржонца Игнатій Сильвестровичъ, 24 л., полякъ, мѣщ., коммис., артистъ Варш. театра, оконч. среднее -технич. учил. въ Варш., 1 іюля 901 въ Варш., въ принадл. къ П. С. Д., 33 м. въ варш. тюрьмѣ, отказ., 6 л. В. С., Верхоянскъ, 3-й разъ: а) 14 мая на дем., 6 м. тюрьмы и 3 г. надзора въ Баку, б) привлекался за организ. стачки, участвовалъ въ 3 голод. и безпор.

35) Розенталь Павелъ Исаковичъ, 31 г., евр., купецъ, врачъ, медицин. факульт. харьк. унив., 30 марта 902 въ Бѣлост., участіе въ Бѣлост. конфер. Р. С.-Д. Р. П. (обвинялся, что былъ на ней делегатомъ отъ Бунда), 2½ м. въ гродн. и 15 м. въ московск. тюр., отриц., 6 л. В. С., село Новониколаевское Якутск. окр., 2-й разъ, 1-й разъ 30 іюня 893 въ Курской губ. по дѣлу Варш. трансп.

36) Розенталь Анна Владиміровна, жена предыдущаго, 31 г., евр., купецъ, зуб. врачъ, образ. среднее, 30 марта 902 въ Бѣлост., въ участіи въ бѣлост. конфер. Р. С.-Д. Р. П. и въ бѣлост. ком. Бунда, 2½ м. въ гродн. и 15 м. московск. тюр., отриц., 6 л. В. С., село Новониколаевское, 1-й разъ, голодовка и тюр. безпор.

37) Ройзманъ Исаакъ Григорьевичъ, 28 л., евр., мѣщ.. комиссіон., учитель, кончилъ физико-математ. факульт. Новороссійск. унив., 8 февр. 902 въ Одессѣ, въ принадл. къ „Южноревол. группѣ“, 18 м. въ Одессѣ, Орлѣ и Мценскѣ, отказ., 5 л. В. С., Намскій улусъ, 2-й разъ, 1-й разъ 26 апр. 900, въ принадл къ Одесск. с.-д ком., тюр. безпор.

38) Ройзманъ Екатерина Михайловна, жена предыд., 25 л., евр., купецъ, учит., домашн. 10 нояб. 902 въ Одессѣ, въ принадл. къ Южнорусской группѣ, отказ., 3 г. В. C., Верхоленскій уѣздъ, послѣдовала за мужемъ, 3-й разъ: а) въ Брацлавѣ Под. губ. по 318 ст., б) 3 м. тюр. по дѣлу „Искры“, тюр. безпор.

39) Ройтенштернъ Давидъ Ароновъ, 25 л.. евр., торговецъ, слесарь, оконч. училище „Трудъ“, 19 марта 902 въ г. Луковѣ Сѣдл. губ. (гдѣ служилъ солдатомъ), въ участіи въ организ. „Искры“ (типогр.), 22 м. въ Луковѣ и Кишиневѣ, 10 л. B. С., Колымскъ, 1-й разъ, тюр. безпор.

40) Рубинчикъ Ревекка Моисеевна, 26 л., евр., мѣщ., торгов., акушерка-фельдш., среднее образ., оконч. акуш. и фельдш. курсы въ СПБ., 4 дека6. 901 въ СПБ., въ принадл. къ петерб. группѣ „Искры“, 7 м. въ Предварилкѣ, отказ. ,5 л. В. С., Чурапча, 1-й разъ.

41) Рудавскій Левъ Файвушевъ, 22 л., евр., мѣщ., учитель, чайный упаковщ., домашн., 6 мая 902 въ Одессѣ, въ принадл. къ „Южно-революц. группѣ“ и какъ знаменоносецъ на майск. дем. 902, 10 м. въ Одессѣ и 6 м. въ Москвѣ, отриц., 5 л., Чурапча, 1-й разъ, въ 2 голод. и тюр. безпор.

42) Соколинскій Левъ Яковлевичъ, 21 г. евр., мѣщ, торгов., воспитанникъ технич. желѣзнодорожн. учил. въ Красноярскѣ, 1 декаб. 902 въ Красноярскѣ, въ разбрасываніи проклам. въ театрѣ (Сиб. Союза), въ тюр. не сидѣлъ, отриц., 3 г. В. С., Вилюйскъ, 1-й разъ.

43) Солодуха Константинъ Константиновичъ. (Перазичъ Владиміръ Давидовичъ), 36 л., сербъ, иностр. поддан., купецъ, учитель, б. студ. харьковск. и вѣнск. унив., 2 марта 898 въ Москвѣ, въ принадл. къ московск., ивано-возносенск. и кіевск. союзамъ борьбы, 2 г. въ московск. тюрьмѣ, отриц., 5 л. В. С., Киренскій уѣздъ, 2-й разъ, 1-й разъ въ 889 г. въ Харьковѣ за пропаг. среди рабочихъ, изъ Киренска переведенъ въ Вилюйскъ по подозрѣнію въ желаніи бѣжать.

44) Тепловъ Павелъ Фѳдоровичъ, 36 л., великороссъ, крестьян., столяръ, литераторъ, б. студ. Алекс. сельскохоз. инст. и заграничн. студ., 19 мая 900 въ Симбирскѣ, обвинялся въ томъ, что былъ редакторомъ „Рабоч. Дѣла“, 6 м. въ моск. тюр., отриц., 5 л. В. C., Киренскъ, 1-й разъ, за участіе въ студ. безпор. былъ исключ. изъ Ал. сельско-хоз. инст., высланъ въ Сиб. охран. порядкомъ, по подозр. въ желаніи бѣжать переведенъ въ Вилюйскъ.

45) Теслеръ Левъ Всеволодовичъ, 32 л., евр., мѣщ., землемѣръ, химикъ, конч. цюрихск. унив., 2 марта 89 въ Кіевѣ, въ принадл. къ „Кіев. союзу борьбы“, 2 м. въ Кіевѣ и 24 м. въ Петропавловской крѣпости, отказ., 8 л. В. С., Колымскъ (временно жилъ въ Як. окр.), 1-й разъ, участвовалъ въ голодовкѣ въ Петропавл. крѣп.

46) Трифоновъ Тимоөей Трифоновичъ, 23 л., великороссъ, крестьян., чернорабочій, домашн., 12 января 902 въ СПБ., принадл. къ смоленск. терр. кружку (см. Журавель, Виноградовъ), 7 м. въ смоленск. и 12 м. въ моск. тюр., отказ., 5 л. В. С., Батурус, улусъ, 2-й разъ, 1-й разъ въ 898 въ СПБ. и охран. поряд. высланъ въ Смоленскъ, голод. и тюр. безпор.

47) Фридъ Соломонъ Львовичъ, 27, л., евр., мѣщ., учитель, быв. студ. Петерб. технолог. инст., 28 янв. 901 въ СПБ., въ принадл. къ „Рабоч. библіот.“, 13 м. въ Предварилкѣ и Крестѣ, отриц., 8 л. В. С., Колымскъ, 2-й разъ, 1-й въ 899 за февр. дем. и высланъ на 1 г. надзора, участ. въ голод.

48) Центерадзе Ираклій Семеновичъ, 36 л., грузинъ, крестьян., земледѣлъ, домашн., 7 авг. 902 въ Кутаисской губ. по дѣлу крестьян. безпор., 12 м. въ кутаисской тюр., 6 л., В. С., Вилюйскъ, 1-й разъ, тюр. безпор.

49) Цукеръ Мееръ Моисеевичъ, 22 л., евр., мѣщ., учитель, слесарь, домашн., 3 сент. 897 въ Вильнѣ, въ покушеніи на убійство шпіона и въ принадлежности къ „евр. револ. союзу“, 9 м. въ Вильнѣ, 9 м. Креста и 5 л. В.С., Верхоянскъ, 1-й разъ, тюр. бѳзпор. въ Вильнѣ, 5 марта кончился срокъ его ссылки.

50) Шрифтеликъ Песя Бенціанова, 26 л., евр., мѣщ., торговецъ, бѣлошвейка, домашн., 2 сентяб. 901 въ Кишиневѣ, въ участіи въ кишин демонстр., 1 м. въ кишин. тюр., отриц., 5 л. В. С., Амга Якут. окр. 4-й разъ: а) 7 янв. 897 въ Одессѣ по дѣлу „Одесской с.-д. организ.“, 4 м. тюр. и 1 г. надзора, б) въ Одессѣ по дѣлу мѣст. с.-д. ком., 15 м. тюр. и 3 г. гласн. надзора, в) 9 марта 902 по дѣлу кіевской группы „Искры“, просидѣла 2 м.

51) Доброжгенадзе Меробъ, 38 л., грузинъ, крестьян., плотникъ, домашн., 6 іюля 902 въ Кутаисѣ по дѣлу крест. безпор., 12 м. въ Кутаисѣ, отриц., 6 л. В. С., Вилюйскъ.

52) Гобронидзе Назарбекъ, 47 л., грузинъ, крестьян., земледѣлъ, домашн., 7 августа 902 въ Кутаисѣ за крест. безпор., 12 м. въ Кутаисѣ, отриц., 8 л. В. С., Верхоянскъ, 1-й разъ.

53) Матлаховъ Егоръ Павловичъ (убитъ), 25 л., великороссъ, крестьян., механикъ, токарь по металлу, домашн., 20 янв. 902 въ Одессѣ по дѣлу „Южно-рев. группы“ за разбрасыв. проклам. въ одесск. театрѣ, 12 м. въ Одессѣ и 7 м. въ Кишиневѣ, отказ., 6 л. В. С., Намскій улусъ, 3-й разъ: а) 2 апр. 900 въ Екатеринославѣ и сейчасъ же былъ освобожденъ, б) 17 апр. 900 съ майск. проклам., 14 м. въ Екатер., Кіевѣ и Москвѣ, жилъ въ Черниговѣ, будучи подъ надзоромъ за распр. проклам., голод. и тюр. безпор. въ Гомелѣ и Черниговѣ, бѣжалъ и взятъ въ Одессѣ нелегально, 4 марта 904 убитъ на баррикадахъ въ Якутскѣ.

54) Жмуркина Татьяна Ѳедоровна, 21 г., великоросска, швея, домашн., въ Екатер. за демонстр., 3 г. Намскій улусъ, баррик. Александров, тюр.

55) Костюшко Антонъ Антоновичъ, малороссъ, подпоручикъ запаса, б. студ. Екатер. Высшаго горнаго учил., въ Екатер. за демонстр., 5 л. В. С., Намскій улусъ, баррик. Алекс. тюр., раненъ 6 марта 904 въ Якутскѣ.

56) Медяникъ А. (имя не разборчиво) Павловичъ, 29 л., малороссъ, статистикъ, домашн., въ Одессѣ, 5 л. В. С., Намскій улусъ, раненъ 6 марта 904 въ Якутскѣ.

57) Хацкелевичъ Илья Гиршевичъ, 24 л., евр., слесарь. домашн., ар. въ Кіевѣ, въ участіи въ нелег. спектаклѣ въ Кіевѣ въ 900, 5 л. В. С., раненъ 4 марта 904 въ Якутскѣ.

Свѣдѣнія о послѣднихъ четырехъ не полныя, такъ какъ ко времени собиранія этихъ свѣдѣній они находились въ больницѣ.

 

III. Протесты политическихъ ссыльныхъ.

1) Заявленіе группы ссыльныхъ Амгинской слободы Якут. окр.

Товарищи, живущіе въ Амгинской слободѣ Якутскаго округа, подали губернатору слѣдующее заявленіе о своей солидарности съ „группой протестующихъ“:

„Мы всѣ нижеподписавшіеся заявляемъ о своей солидарности съ товарищами, находящимися въ данное время въ якутской тюрьмѣ и сожалѣемъ, что обстоятельства не позволили намъ выразить свой протестъ въ той или иной активной формѣ.

Ф. Каминскій, К. Колтунъ, А. Алексѣенко, С. Венхъ, Курносовъ, Шицъ, Кацъ, Нитенбергъ, Петръ Бабякинъ“.

 

2) Заявленіе ссыльныхъ Борогонскаго улуса.

Товарищи Борогонскаго улуса, собравшись въ числѣ 9, а затѣмъ въ числѣ 11 человѣкъ и обсудивъ положеніе дѣла, высказали мнѣнія:

1. Полагая, что общественное мнѣніе и народное вниманіе Россіи въ настоящее время обращено на войну, 9 товарищей думаютъ, что всякій рѣзкій протестъ, доведенный до кроваваго столкновенія, теперь крайне несвоевремененъ, потому что можетъ оказаться безполезнымъ для ссылки и неимѣющимъ общаго революціоннаго значенія, между тѣмъ какъ рядъ систематическихъ протестовъ въ другой формѣ можетъ принудить администрацію пойти на уступки.

2. Два товарища высказались противъ рѣзкаго протеста съ оружіемъ въ рукахъ, такъ какъ ни у кого нѣтъ оружія, сколько-нибудь годнаго для борьбы.

Затѣмъ, обсудивъ вопросъ о проявленіи солидарности съ якутскими товарищами и о необходимости ихъ поддержать, пришли къ заключенію, что ѣхать въ Якутскъ нѣтъ никакой возможности вслѣдствіе отсутствія на это средствъ, невозможности достать лошадей и неимѣнія оружія, соглашаясь же съ необходимостью принять участіе въ протестѣ въ той или иной формѣ, единогласно постановили: 1) послать телеграмму за подписями министру внутр. дѣлъ; 2) послать губернатору слѣдующее заявленіе тоже за подписями.

 

Заявленіе Якутскому губернатору.

Принимая во вниманіе, что жизнь ссыльныхъ въ улусахъ вслѣдствіе притѣсненій администраціи, становится невыносимой, что циркуляры, изданные въ послѣднее время не выполнимы, мы заявляемъ свою полную солидарность съ товарищами, подавшими по телеграфу заявленіе М. В. Д. и Вамъ. Требованія эти слѣдующія (идетъ перечень требованій 54 товарищей, заявленныхъ Якутскому губернатору).

Мы заявляемъ, что при неисполненіи этихъ требованій мы всегда будемъ всѣми доступными намъ способами протестовать противъ стѣсненій и бороться съ ними, а циркуляровъ, несогласныхъ съ положеніемъ о гласномъ надзорѣ, выполнять не будемъ. Подписались: Вебуръ, Соломонъ и Семенъ Хомерики, Меташквили, Дивногорскій, Сахаровъ, Франчески, Энтинъ.

 

3) Заявленіе части ссыльныхъ Иркутской губерніи.

Событія, происходившія въ г. Якутскѣ въ февралѣ и мартѣ нынѣшняго года мы разсматриваемъ, какъ первый за послѣднее время примѣръ рѣшительнаго, активнаго отпора со стороны политическихъ ссыльныхъ цѣлому ряду репрессивныхъ выходокъ правительства.

Мы заявляемъ, что 60 товарищей, смѣло начавшихъ открытую борьбу съ нестерпимымъ положеніемъ ссылки, были только передовымъ отрядомъ, и что каждый изъ насъ до послѣдней возможности будетъ продолжать это дѣло активнаго протеста.

Леонидъ Г. Васильевскій, Л. М. Венгроверъ. Анатолій Гольдманъ, Никита Ивановъ, Лидія Канцель, Яковъ Лобановъ, Анна Махлинъ, Мееръ Мединцъ, Поликарпъ Мачарадзе, Борисъ Нейманъ, Акимъ Пальчикъ, Константинъ Поповъ, Александръ Савинковъ, Александръ Сачевъ, Татьяна Феденева, Виргилій Шанцеръ, Абрамъ Шварцъ, Давидъ Штейнъ.

 

4) Заявленіе группы ссыльныхъ.

Событія, происходившія въ Якутскѣ въ февралѣ и мартѣ мѣсяцѣ нынѣшняго года, мы разсматриваемъ какъ первый за послѣднее время примѣръ рѣшительнаго активнаго отпора со стороны политическихъ ссыльныхъ цѣлому ряду репрессивныхъ выходокъ правительства.

Мы заявляемъ, что 60 товарищей, смѣло начавшихъ борьбу съ нестерпимымъ положеніемъ ссылки, были только передовымъ отрядомъ, и что каждый изъ насъ до послѣдней возможности будетъ продолжать это дѣло активнаго протеста.

Маркусъ Бабинскій, Соломонъ Шерманъ, Шмерко Серъ, Шмерлъ Хинай, Шмерко Глазеръ.

Къ этому протесту присоединились встрѣтившіеся имъ по дорогѣ въ этапѣ слѣдующіе тов.: Самуилъ Альтшуръ, Карлъ Дочкалъ, Ицыкъ Окунскій, Осипъ Ярошевскій, Найденовъ и Картунъ.

 

5) Протестъ ссыльныхъ Красноярскаго уѣзда.

Жизнь политическихъ ссыльныхъ становится за послѣднее время все болѣе невыносимой. Поощряемая свыше, мѣстная администрація издаетъ цѣлый рядъ циркуляровъ, посягающихъ даже на тѣ жалкія права, которыхъ не отнимаютъ у насъ русскіе законы. Терпѣть дальше такія наглыя издѣвательства нѣтъ возможности: выносить безъ протеста всѣ эти дикія насилія было бы недостойно революціонера. Моментъ борьбы назрѣлъ. Мы, политическіе ссыльные Красноярскаго уѣзда, заявляемъ свою полную солидарность съ якутскими товарищами, которые первыми отважно выступили на борьбу. Мы вполнѣ солидарны со всѣми ихъ требованіями и такъ же, какъ они, готовы бороться, не отступая даже передъ кровавыми репрессаліями. Мы призываемъ всѣхъ находящихся въ ссылкѣ товарищей начать борьбу. Мѣста ссылки теперь настолько переполнены, насъ, политическихъ ссыльныхъ, насчитывается такое огромное количество, что, при организованныхъ дѣйствіяхъ, мы можемъ представлять довольно внушительную силу.

1) Богдановъ (дѣло Сѣв. Раб. Союза), 2, 3) Браиловскій и Зельдинъ-Браиловская (по дѣлу Кременч. Комит. Р. С.-Д Р. П.). 4) Басовъ (одесское дѣло с.-рев). 5) Мякутинъ (Тихорѣцк. стачка), 6) Бернадикъ (дѣло Бунда), 7) Шиманскій (по дѣлу С.-Д. П. и Л.), 8) Теръ—Акоповъ (Бакинск. дѣло С.-Д.), 9) Фельдманъ (дѣло Южн. Раб.), 10) Гинзбургъ, 11) Анна Ривкина, 12) Фанни Ривкина, 13) Линкинъ (всѣ четверо по рославскому дѣлу соц.-рев.), 14) Нагель (по дѣлу ростовск. демонстр., вѣчное поселеніе).

Май 1904 г.

Къ этому протесту присоединились:

Самуилъ Персонъ, Борухъ Носель и Бейле Вольфсонъ.

(„Искра“ № 73).

 

IV. Привѣтствія героямъ якутской драмы.

Отъ редакціи. Всѣ организаціи Бунда предприняли широкую агитацію по поводу „якутской исторіи“; почти во всѣхъ городахъ и мѣстечкахъ района дѣятельности Бунда были устроены и еще устраиваются собранія рабочихъ, на которыхъ, послѣ изложенія и освѣщенія разыгравшихся въ Якутскѣ событій, принимаются соотвѣтственныя резолюція. Нѣкоторыя изъ этихъ резолюцій — „привѣтствій“ уже были нами напечатаны въ первомъ выпускѣ брошюры „Якутская исторія“. Въ настоящее время у насъ имѣется цѣлый рядъ подобныхъ резолюцій, и онѣ все еще продолжаютъ прибывать. Недостатокъ мѣста не даетъ намъ, къ сожалѣнію, возможности печатать ихъ цѣликомъ. Поэтому мы ограничимся здѣсь регистрированіемъ этихъ резолюцій, иногда съ извлеченіемъ изъ нихъ мѣстъ, заслуживающихъ особаго вниманія.

 

1. Привѣтствіе 85 бердичевскихъ агитаторовъ. (Приводимъ его цѣликомъ. Ред.).

Дорогіе товарищи!

Звѣрской лапой царскаго самодержавія вырваны вы изъ нашихъ рядовъ, оторваны отъ близкихъ, родныхъ, товарищей и, послѣ долгаго томительнаго одиночнаго заключенія, въ россійскихъ казематахъ брошены въ далекую, холодную Сибирь. Тяжело было въ заключеніи, тяжело чувствовать себя скованнымъ, когда въ груди кипятъ желанія борьбы, когда душа рвется на просторъ, на свободу, къ борьбѣ. Тамъ, недалеко, за тюремными воротами, раздаются крики буревѣстниковъ пролетарской грозы, а тутъ однообразный звонъ ключей тюремныхъ, мѣрное шаганье часовыхъ. Самодержавіе не ограничивается этимъ: ему мало обезвредить врага, ему нужно еще издѣваться надъ его безсиліемъ, рядомъ мучительныхъ стѣсненій и оскорбленій личности превратить тюремную жизнь въ адъ, откуда не было бы выхода здоровымъ, сильнымъ людямъ. Но вотъ растворились тюремныя ворота, и вы опять на свободѣ, — правда, вдали отъ всего родного, въ холодной Сибири, но „воздухомъ вольнымъ подышешь“. Самодержавіе и эту мнимую свободу старается превратить въ настоящую тюрьму. Тѣ же самыя оскорбленія, тѣ же издѣвательства, тотъ же надзоръ, та же опека...

И съ каждымъ днемъ все хуже, съ каждымъ днемъ все больше изощряется тиранъ въ дѣлѣ придумыванія новыхъ стѣсненій, новыхъ мученій. И, кто знаетъ, до чего дошло бы самодержавіе въ своей ненависти къ плѣннымъ-ссыльнымъ, если бы на пути не натолкнулось оно на вашъ неугасшій революціонный духъ, на ваше упорное рѣшеніе протестовать, дать отпоръ, чѣмъ бы этотъ протестъ ни грозилъ. Тяжело было рѣшиться на борьбу съ врагомъ, одинъ на одинъ, вдали отъ борющагося пролетаріата, въ далекомъ Якутскѣ. Мало шансовъ на побѣду, новыми жертвами грозилъ этотъ протестъ. Но нельзя молчать революціонеру, когда такъ нагло издѣваются надъ его личностью. И если этотъ протестъ требовалъ вашей жизни, вы готовы были отдать ее, и вы запротестовали. И чѣмъ меньше можно было ожидать побѣды, чѣмъ страшнѣе казалась эта борьба, тѣмъ больше силы и красы въ вашемъ протестѣ, тѣмъ больше любви и уваженія вызываетъ онъ во всѣхъ товарищахъ-борцахъ. Вы показали намъ, какъ долженъ поступать революціонеръ, вы показали, что ни тюрьма, ни ссылка не могли вытравить духа борьбы, протеста, что вы тѣ же, что и на свободѣ, что и въ цѣпяхъ вы страшны врагу.

Вы — наши, и тѣ тысячи верстъ, которыя отдѣляютъ насъ, безсильны разорвать ту связь, которая сцѣпляетъ насъ въ одно цѣлое — преданность и вѣру въ пролетарское дѣло, готовность бороться до конца, до смерти. Братской любовью проникнуты наши сердца къ вамъ, дорогіе борцы, негодованіемъ, жаждой мщенія тирану. И мы отомстимъ. Мы понесли вѣсть о якутской бойнѣ въ широкія рабочія массы, мы тѣмъ усерднѣе и упорнѣе будемъ продолжать наше рабочее дѣло. Мы зажжемъ пламя борьбы въ нихъ, и мы побѣдимъ, мы разрушимъ шатающійся тронъ самодержавія и расчистимъ путь для борьбы за соціализмъ. И нашей побѣдой мы отомстимъ за жертвы якутской бойни, за кровь Юрія Матлахова, за тѣ пытки, которымъ подвергнетъ васъ еще самодержавіе, за слезы и горе народное, и мы отомстимъ, и нашей побѣдой украсимъ мы могилы героевъ-борцовъ!

Да здравствуютъ борцы! Слава павшимъ! Слава Матлахову!

2. Свой привѣтъ якутскимъ борцамъ, „показавшимъ намъ, пролетаріямъ, какъ революціонеръ долженъ отвѣчать на попытки превратить его въ раба“, шлетъ собраніе житомірскихъ агитаторовъ Бунда.

3. Собраніе 40 еврейскихъ рабочихъ Кіевской группы Бунда „выражаетъ свою полную увѣренность въ томъ, что героическій актъ нашихъ якутскихъ товарищей вдохнетъ новую революціонную энергію въ отряды соціалдемократической арміи“.

4. Собраніе 225 еврейскихъ рабочихъ въ Пинскѣ „выражаетъ якутскимъ товарищамъ свою глубокую симпатію, шлетъ имъ сердечное поздравленіе за ихъ героическую защиту своихъ правъ человѣка, чести и достоинства революціонера. Лучшимъ выраженіемъ нашей ненависти и отвращенія къ кровавому царскому самодержавію будетъ работа надъ расширеніемъ и усиленіемъ нашего соціалдемократическаго рабочаго движенія“.

5. 480 еврейскихъ рабочихъ въ Лодзи шлютъ свой привѣтъ якутскимъ героямъ и „выражаютъ свою глубокую увѣренность въ томъ, что близокъ тотъ часъ, когда россійскій пролетаріатъ съ оружіемъ въ рукахъ призоветъ самодержавіе къ отвѣту за каждую пролитую каплю крови нашихъ братьевъ“.

6. Собраніе 120 еврейскихъ рабочихъ, членовъ Слонимской организаціи Бунда, „выражаетъ свою полную солидарность съ якутскими товарищами, какъ истинные революціонеры, защищавшими свою честь и свободу, и только до болѣе удобнаго момента ограничивается протестомъ въ печати“.

7. Привѣтъ XIV съѣзда еврейскихъ щетинщиковъ польскаго района якутскимъ товарищамъ.

„Подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ приговора, вынесеннаго вамъ царскими слугами за вашу геройскую борьбу противъ гнуснаго отношенія къ вамъ сибирской администраціи, противъ общаго стремленія самодержавнаго правительства превратить ссылку въ вѣчную могилу для смѣлыхъ враговъ его, — мы шлемъ вамъ нашъ горячій привѣтъ и пожеланіе, чтобъ тяжелая каторга не сломила вашихъ силъ, революціоннаго духа и готовности къ борьбѣ за политическое и соціальное освобожденіе всего пролетаріата Россіи“.

 

Демонстраціи по поводу приговора якутскимъ протестантамъ, организованныя Гродненскимъ и Витебскимъ Ком. Бунда.

Гродно. По поводу варварскаго приговора якутскимъ товарищамъ въ субботу 21 августа ст. ст. Гродненскимъ Комит. Бунда была организована демонстрація, удавшаяся во всѣхъ отношеніяхъ.

Стройный пролетарскій отрядъ въ 400—500 чел. съ пѣніемъ революціонныхъ пѣсенъ и возгласами: „Долой самодержавіе! Долой полицейскій судъ! Да здравствуютъ наши якутскіе товарищи!“ и т. п. смѣло двигался серединой центральныхъ улицъ. Тротуары были переполнены публикой. Все время надъ демонстрантами развевалось красное знамя. Полицейскіе струсили и разбѣжались. Когда прибыло войско, демонстранты успѣли уже разойтись.

Витебскъ. Какъ только стало извѣстно о варварскомъ приговорѣ нашимъ якутскимъ товарищамъ, наша организація рѣшила организовать протестъ противъ самодержавныхъ палачей и выразить свою солидарность съ героями-борцами. Она призвала всѣхъ организованныхъ рабочихъ устроить въ субботу 14 августа манифестацію. Въ 9 часовъ вечера, когда въ губернаторскомъ саду была масса гуляющихъ, противъ дома губернатора, на главной аллеѣ сада, раздались возгласы: „Долой самодержавіе“ и отвѣтное дружное громкое „ура“. Одновременно въ гуляющую публику посыпался дождь гектографированныхъ карточекъ за подписью нашего комитета, гдѣ въ краткихъ словахъ сообщалось о судѣ, выражался протестъ противъ деспотіи, рѣшимость довести до конца начатую борьбу. Еще долго раздавались возгласы: „Да здравствуютъ осужденные товарищи!“

ДРАМА ПОДЪ НОХТУЙСКОМЪ.

ХОЖДЕНІЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПАРТІИ ПО МУКАМЪ.

 

Предлагаемый читателямъ разсказъ принадлежитъ одному изъ участниковъ изстрадавшейся партіи и совершенно совпадаетъ съ показаніями, данными на предварительномъ слѣдствіи по этому дѣлу политическими, уголовными и конвойными.

Убійство Сикорскаго было неизбѣжнымъ роковымъ послѣдствіемъ той безконечной цѣпи физическихъ и нравственныхъ мукъ, которыя пришлось испытать первой лѣтней партіи ссыльныхъ, вышедшихъ изъ Александровской тюрьмы 15 мая. Этотъ дорожный адъ создался потому, что петербургскій и иркутскій оберъ-негодяи Плеве и Кутайсовъ, творцы установившагося знаменитаго „Кутайсовскаго режима“, авторы безчисленнаго множества нелѣпѣйшихъ циркуляровъ, касающихся какъ ссылки, такъ и пути въ нее, нашли себѣ наконецъ именно такого Харона, какого имъ было желательно: исполнителя грубаго, циничнаго, свирѣпаго, знающаго, что гг. Плеве обѣщаются покрыть всякое превышеніе власти, но не потерпятъ послабленій. Ссыльныя партіи совершали свой долгій и самъ по себѣ достаточно тягостный путь въ Якутку сравнительно благополучно и безъ особенно прискорбныхъ инцидентовъ до тѣхъ поръ, пока „новый курсъ“ не былъ еще объявленъ или, хотя и начиналъ уже давать о себѣ знать „строжайшими“ циркулярами, но исполнители еще не обращали на нихъ достаточно вниманія, пока низшіе агенты оказывались умнѣе, тактичнѣе, человѣчнѣе своихъ сіятельныхъ и высокопревосходительныхъ начальниковъ. Но вотъ исполнителемъ явился дикій изувѣръ, по всѣмъ своимъ физическимъ и моральнымъ качествамъ вполнѣ способный проникнуться „духомъ“ Плеве-Кутайсовскаго режима, — и путь въ Якутку неизбѣжно долженъ былъ превратиться въ сплошное хожденіе по мукамъ, съ глумленіемъ и издѣвательствомъ, съ побоями и пораненіями, съ опасностью для жизни и для женской чести.

Несомнѣнно, Сикорскiй въ полномъ и прямомъ смыслѣ слова дегенератъ, кретинообразный выродокъ, но такими же дегенератами являются и Плеве, и Кутайсовъ, и самъ Ника Милуша, а въ переносномъ смыслѣ русское самодержавіе вообще. Не то характерно для этого строя, что имѣются выродки офицеры, а то, что подобнаго рода личностямъ довѣряютъ такую серьезную, трудную, облеченную громадной властью и требующую много такта функцію, какъ начальствованіе надъ партіей въ теченіе многихъ недѣль пути. Надобно еще имѣть въ виду, что та партія, которую довѣрили Сикорскому, была исключительная по своей многочисленности. Она состояла изъ уголовныхъ и политиковъ. Послѣднихъ при выѣздѣ изъ Александровскаго было около 30 человѣкъ, а въ пути ея составъ постоянно освѣжался, благодаря тому, что спускали имѣвшихъ назначеніе въ Ирк. губ. и принимали новыхъ для Якутки *). И такая большая партія вручается человѣку, ниразу раньше не выполнявшему подобной функціи! И какъ оказалось, онъ дѣйствительно не имѣлъ ни малѣйшаго представленія ни о границахъ своихъ полномочій, о размѣрѣ своихъ правъ, ни о характерѣ своихъ обязанностей. Безъ всякой нужды онъ прибѣгаетъ къ военной силѣ, безпрерывно грозится примѣненіемъ розогъ, то и дѣло отдаетъ такія приказанія, которыхъ конвой не считаетъ возможнымъ выполнять. Въ то же время, ему даже и въ мысль не приходитъ, что онъ обязанъ заботиться объ элементарныхъ нуждахъ своей партіи, объ удобномъ помѣщеніи для нея на ночь, о питаніи, о чистомъ воздухѣ. Онъ строжайше запрещаетъ старостѣ политиковъ на стоянкахъ ходить (въ сопровожденіи конвойнаго) за покупками, какъ это всегда практиковалось и практикуется. Онъ не является къ политикамъ по ихъ зову и запрещаетъ брать отъ нихъ письменныя заявленія на свое имя. Онъ вообще, какъ и подобаетъ такимъ дегенератамъ, большой трусъ и ближе десяти шаговъ не подпускаетъ къ себѣ для разговора, ежеминутно угрожая револьверомъ. Нечистый на руку, онъ набивалъ себѣ карманы, какъ могъ, насчетъ какъ уголовныхъ, такъ и политиковъ, обсчитывая ихъ на кормовыхъ, дралъ съ уголовныхъ поборы, заставлялъ ихъ покупать у него дрянные продукты и т. п.

*) Эти новые — опять таки жертвы новаго курса, пересылаемые въ отдаленнѣйшія мѣста Якутской области за самовольныя отлучки и т. п.

Площадная ругань, трехэтажное сквернословіе, отъ котораго краснѣли даже конвойные, нескончаемымъ грязнымъ потокомъ лились изъ его устъ. Жалкій алкоголикъ, онъ врядли хоть одну минуту былъ трезвъ, постоянно наливался водкой, ликеромъ, коньякомъ. И, наконецъ, для увѣнчанія „перла созданія“, половой психопатъ, онъ въ безстыдномъ обнаруженіи своихъ скотскихъ вожделѣній превзошелъ всѣ границы вѣроятія. Тутъ онъ, наконецъ, сломалъ себѣ шею. „Собакѣ — собачья и смерть“ — сказали, облегченно вздохнувъ, уголовные ссыльные, лишь только узнали о „безвременной“ кончинѣ своего пастыря.

* * *

15 мая должна была выйти изъ Александровской тюрьмы первая лѣтняя партія на Якутскъ. Политическихъ въ ней было до 30 человѣкъ. Передъ отправкой партіи начальникъ ея, поручикъ иркутскаго резервнаго батальона Сикорскій, пожелалъ обыскать наши вещи. За время почти полугодичнаго пребыванія нашего въ Александровской тюрьмѣ, этого при отправленіи партій никогда не дѣлали, равнымъ образомъ и въ предыдущіе годы. Не желая соглашаться на новое стѣсненіе, мы внесли обратно и сложили въ одной камерѣ всѣ вынесенныя уже было во дворъ вещи и заперлись въ ней, заваливъ двери. Солдаты послѣдовали за нами, пытались выбить двери, но безуспѣшно. Тогда за дверями появились Сикорскій, начальникъ тюрьмы, помощникъ тюремнаго инспектора и др., и послѣ недолгихъ переговоровъ Сикорскій далъ „честное слово“, что обыска не будетъ, и мы согласились ѣхать.

Сикорскій, какъ мы узнали позже, первый разъ ѣхалъ съ партіей. Совершенно незнакомый съ тѣмъ дѣломъ, за которое онъ взялся, онъ третировалъ насъ, какъ лишенныхъ всѣхъ правъ каторжанъ, полагая все для себя дозволеннымъ, не исполняя даже прямыхъ своихъ обязанностей. — На привалѣ у деревни Устъ-Болей, не было приготовлено пищи, изъ насъ никого за пищей поручикъ въ село не пустилъ (хотя это постоянно практикуется при проходѣ партіи), обѣщалъ послать конвойнаго за молокомъ, но и этого не исполнилъ. По прибытіи нашемъ на первую ночевку (ст. Московка) онъ даже не зашелъ во дворъ этапа, не говоря уже о помѣщеніи. Цѣлый часъ стояли мы со своими вещами во дворѣ, уголовные давно размѣщены, а намъ еще даже не указано было наше помѣщеніе. Наконецъ, завели насъ въ одну комнату, слишкомъ тѣсную для всѣхъ. Мы однако разыскали во дворѣ помѣщеніе для сторожей, гдѣ ночевалъ только одинъ, и гдѣ могли найти пріютъ еще человѣкъ 15. Старшій унтеръ-офицеръ послалъ отъ нашего имени спросить у офицера разрѣшеніе, но тотъ ни самъ не пришелъ, ни отвѣта никакого не передалъ. Тогда на утро мы заявили черезъ конвой, что мы до тѣхъ поръ не уѣдемъ, пока начальникъ не явится и не выслушаетъ насъ. Сначала онъ отказалъ, потомъ все-таки явился и далъ намъ всѣмъ „честное слово“ при мѣстномъ приставѣ, что, во первыхъ, будетъ впредь всегда являться для объясненій съ нашимъ старостой *) по его приглашенію и, во вторыхъ, будетъ на каждой ночевкѣ отпускать кого-нибудь изъ насъ въ село. Ни одного изъ этихъ обѣщаній онъ впослѣдствіи никогда не выполнялъ, но тогда мы ему повѣрили и согласились ѣхать дальше.

*) Таковымъ мы выбрали Михаила Лурье.

16 мая, когда мы выѣхали съ привала у ст. Грановской, Сикорскій за что-то сталъ громогласно ругать площаднѣйшей бранью конвойныхъ и ямщиковъ. Мы черезъ старосту нашего предложили ему прекратить неприличную брань, ссылаясь на присутствіе въ нашей партіи многихъ женщинъ. На это онъ отвѣтилъ: „у меня есть циркуляры и распоряженія, какъ обращаться со стражей (sіc), а если ваши женщины не привыкли, пусть заткнутъ себѣ ватой уши“.

Подъѣзжая на ночевку къ Жердовкѣ (16 V) мы встрѣтили вблизи этапа 7 человѣкъ полит. ссыльныхъ изъ окрестностей (с. Куяды и с. Тугутуй). Мы бросились другъ къ другу и обмѣнялись нѣсколькими фразами. Офицеръ скомандовалъ конвою не пускать и велѣлъ полицейскому надзирателю отдать такое же приказаніе десятскимъ и сотскимъ, бывшимъ здѣсь для охраны этапа. Ночью одинъ ивъ нихъ ударилъ Марію Бойко (пришедшую), другой Льва Либермана. Мы продолжали говорить съ товарищами, а староста, попросивъ конвойныхъ пока пообождать съ наступательными дѣйствіями, поспѣшилъ къ офицеру (отставшему саженей на 30) узнать, не можетъ ли столкновеніе окончиться мирно. Завидѣвъ его, храбрый поручикъ выхватилъ револьверъ и закричалъ: „не подходите, буду стрѣлять!“ Староста однако подошелъ и потребовалъ разрѣшенія свиданія, указывая на то, что въ противномъ случаѣ ему, дѣйствительно, придется пустить въ ходъ оружіе. Поручикъ отвѣтилъ, чтобы мы зашли въ этапное зданіе, тамъ онъ намъ дастъ требуемое разрѣшеніе. То же самое онъ громко подтвердилъ въ присутствіи полицейскаго надзирателя, подбѣжавшаго провѣрить, дѣйствительно ли онъ разрѣшаетъ вамъ на этапѣ свиданіе. Тогда, успокоенные, мы вошли въ этапное зданіе, даже не прощаясь съ товарищами, и... были обмануты: офицеръ не только не сдержалъ слова, но послѣ нашего ухода окружилъ и арестовалъ ждавшихъ свиданія товарищей и отправилъ ихъ въ Оекъ, откуда они были высланы въ мѣста жительства.

Узнавъ объ увозѣ товарищей, мы запиской просили офицера или явиться къ намъ или вызвать къ себѣ нашего старосту. Онъ не только ничего не отвѣтилъ, но запретилъ старшинѣ впредь брать отъ насъ записки (на ночь до Качуги насъ сдавали сельской стражѣ, и мы были въ вѣдѣніи приставовъ, которые, кстати, всегда отпускали въ село кого-нибудь за покупками, хотя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ офицеръ протестовалъ противъ этого).

Отказался онъ явиться и утромъ, не взирая на данное въ Московкѣ „честное слово“. Тогда мы опять отказались ѣхать дальше, пока онъ не явится и не пошлетъ съ нарочнымъ телеграмму отъ насъ ген.-губернатору (мы выставили то самое требованіе, за которое была избита въ январѣ въ Усть-Кутѣ одна партія: послать телеграмму съ требованіемъ свиданія). Тогда онъ явился уже послѣ того, какъ уголовные ушли, и лишь послѣ долгихъ переговоровъ изъявилъ согласіе послать эту телеграмму, и мы уѣхали лишь послѣ того, какъ она была передана при насъ приставу для немедленной отсылки. Въ ней мы описали инцидентъ 16 мая и кончили такъ: „просимъ дать телеграфную инструкцію конвою давать намъ свиданія съ товарищами полит. ссыльными вездѣ. Если до ст. Манзурка не получимъ удовлетворительнаго отвѣта, рѣшили протестовать самымъ рѣшительнымъ образомъ. Отсутствіе отвѣта сочтемъ отказомъ“. Мы считаемъ воспрещеніе свиданій въ пути съ товарищами совершенно недопустимымъ. Всегда до графа Кутайсова въ дорогѣ на станкахъ происходили свиданія, и никогда еще они не служили причиной „бунтовъ“ или средствомъ побѣга. Поговорить съ товарищами, подѣлиться взаимно деньгами и припасами, обмѣняться новостями, напиться вмѣстѣ чаю и т. п. — въ этомъ нѣтъ ничего опаснаго для правительства, для насъ же это важно, такъ какъ хоть нѣсколько поддерживаетъ, оживляетъ духовно и товарищей и насъ. Чтобы политики не видѣлись съ проѣзжающими товарищами — вещь совершенно немыслимая, и на этой почвѣ — запрещеніи свиданій — были уже и постоянно будутъ повторяться многочисленныя столкновенія ссыльныхъ съ администраціей.

На привалѣ у станка Усть-Ордынская 17 мая одному изъ нашихъ товарищей сдѣлалось плохо: онъ лежалъ на травѣ, минутами теряя сознаніе. Обратились къ сопровождающему партію военному фельдшеру Горонтаеву за какими нибудь каплями, но Сикорскій запретилъ ему открыть ящикъ и достать лѣкарство, такъ какъ некогда: скоро надо ѣхать. Мы были страшно возмущены такимъ обращеніемъ съ больнымъ и заявили, что не поѣдемъ дальше, покуда товарищу не будетъ оказана медицинская помощь. Мы вызвали пристава Оекскаго стана, и Горонтаевъ ему подтвердилъ, что офицеръ запрещаетъ ему достать лѣкарство. Въ это время Сикорскій скомандовалъ ближайшимъ къ нему конвойнымъ зарядить ружья и прицѣлиться въ группу товарищей, окружавшихъ больного. Приказъ исполняется. Нѣкоторые изъ насъ выскакиваютъ впередъ и кричатъ: „стрѣляйте!“ Солдаты безъ команды опустили ружья къ ногѣ (часть ихъ увѣряла, будто офицеръ скомандовалъ: „пли!“, но старшій медлилъ передать приказаніе). Приставъ обѣщалъ составить протоколъ о дѣйствіяхъ офицера по пріѣздѣ въ Ользоновское, мы же настаивали, чтобы протоколъ былъ составленъ сейчасъ. Тогда Сикорскій злобно велѣлъ фельдшеру достать лѣкарства, а солдатамъ оттащить насъ отъ больного, взвалить его въ обморочномъ состояніи на повозку и поѣхать рысью. На Щепетева, который направился было къ нему, онъ направилъ револьверъ и крикнулъ: „говорите со мной на разстояніи 10 шаговъ!“ Солдаты приказаніе исполнили, но у многихъ стояли слезы въ глазахъ, и вообще вся эта безсмысленная, безчеловѣчная исторія возмутила ихъ до глубины души.

Въ Ользоновскомъ, гдѣ мы ночевали, упомянутый уже Оекскій приставъ отказался составить протоколъ на томъ основаніи, что Ользоновское уже внѣ его стана! Но почему же онъ въ такомъ случаѣ самъ отложилъ составленіе протокола до пріѣзда сюда?!

Въ Манзуркѣ мы остановились на привалъ 19 мая. Отвѣта изъ Иркутска на нашу телеграмму не было. Съ офицеромъ мы уже больше и говорить не хотѣли, но тамошнему приставу мы заявили, что поддерживаемъ наше требованіе о свиданіи (пристава насъ сопровождали все время, причемъ постепенно охрана усиливалась: послѣ Жердовки за нами ѣхали уже 2 урядника верхомъ; съ Ользоновскаго прибавились еще двое верховыхъ сотскихъ; передъ Манзуркой караулъ снова былъ подкрѣпленъ еще однимъ урядникомъ и однимъ сотскимъ).

Мы расположились у стѣны. Кругомъ было собрано, вѣроятно, не менѣе сотни десятскихъ и сотскихъ. Явился упомянутый приставъ и извѣстилъ насъ, что мѣстные ссыльные, склоняясь на его просьбы и опасаясь ареста, дали ему слово не являться на свиданіе. Мы потребовали, чтобы онъ предоставилъ намъ возможность убѣдиться въ вѣрности этого заявленія, послѣ чего мы мирно поѣдемъ дальше. Приставъ согласился повести нашего старосту въ волостное правленіе и дать ему свиданіе съ нѣкоторыми мѣстными ссыльными, дабы провѣрить его слова. Но тутъ вмѣшался Сикорскій, объявилъ, что онъ на это не согласенъ, и велѣлъ конвойнымъ силой тащить васъ къ повозкамъ. Тщетно увѣрялъ его приставъ, что беретъ на себя всю отвѣтственность за отлучку нашего старосты и возлагаетъ на Сикорскаго отвѣтственность за имѣющее произойти столкновеніе. Офицеръ жаждалъ избіенія, чтобы, какъ онъ выразился, поддержать свой престижъ и отомстить намъ за то, что полнѣйшая его негодность, благодаря столкновеніямъ съ нами, до осязательности выступила наружу. Приставъ отозвалъ почти всѣхъ крестьянъ; осталось изъ нихъ человѣкъ 15, по большей части добровольцевъ, сверхъ того насъ окружали 23 конвойныхъ солдата; насъ же было 22 мужчинъ и 5 женщинъ.

Началась свалка. Насъ тащили со всѣхъ силъ къ повозкамъ, мы вырывались и не давались. Многихъ сильно избили, въ томъ числѣ и женщинъ, у другихъ порвали платье. А офицеръ держался подальше и издали командовалъ.

Тѣмъ не менѣе уложить насъ на телѣги не удалось: почти всѣ снова собрались плотной группой передъ повозкой. Тогда, слѣдуя наставленіямъ Сикорскаго, насъ стали бить прикладами. Нѣкоторые получили до 30 ударовъ. Піонтковскому подставили штыкъ къ животу и требовали, чтобъ онъ отошелъ къ повозкѣ, чего онъ не исполнилъ. Крестьяне били многихъ уже поваленныхъ на землю, а офицеръ стоялъ въ отдаленіи, посылая по нашему адресу площадную брань, а когда изъ среды уголовныхъ стали раздаваться замѣчанія въ нашу защиту, онъ свирѣпо пригрозилъ приковать ихъ къ телѣгамъ.

Наконецъ, такъ какъ мы продолжали упорно соскакивать съ повозокъ, несмотря на удары, то насъ всѣхъ, не исключая и женщинъ, привязали къ телѣгамъ и повезли изъ села. Сикорскій долго ѣхалъ рядомъ и глумился надъ нами.

20 мая привезли насъ въ Качугу, гдѣ кончилась сухопутная часть нашего „путешествія“ и началась рѣчная. Черезъ село насъ не повезли, и ссыльныхъ тамъ нѣтъ. Доставили насъ на пустынный берегъ и посадили на паузокъ. Всего шло въ нашей партіи три паузка: кромѣ нашего, былъ одинъ съ уголовными, а третій былъ занятъ самимъ Сикорскимъ.

Выѣхали мы 23 мая, въ тотъ же день проплыли мимо Верхоленска, гдѣ остановки не сдѣлали. Въ Верхоленскомъ и Киренскомъ уѣздахъ Сикорскій продолжалъ выдавать намъ кормовыхъ денегъ по 15 коп. вмѣсто 18 въ Верхоленскомъ и 25 коп. въ Киренскомъ уѣздахъ. Мы не знали, не уменьшены ли кормовыя по случаю войны и потому рѣшили навести справки у киренскаго исправника. Съ верхоленскимъ же исправникомъ мы не хотѣли вступать въ объясненія, такъ какъ онъ однажды отказался явиться къ политическимъ (партія 26 февраля). Сикорскій не выдавалъ часть кормовыхъ и солдатамъ и уголовнымъ, платилъ гребцамъ меньше условленнаго, а иногда и вовсе не платилъ, бралъ взятки у уголовныхъ по 5 — 10 рублей (Домбровскаго, Чанина и др.) за разрѣшеніе лучше помѣститься и т. п., вообще, въ стремленіи нажиться не стѣснялся ничѣмъ.

Сикорскій приказалъ запирать двери паузка, держать насъ все время внутри, въ духотѣ и темнотѣ, и не пускать на палубу. Мы заявили конвою, что выбьемъ двери и будемъ такъ дѣлать всегда, если только насъ запрутъ. Сикорскій неоднократно повторялъ въ пути свое приказаніе, но часть конвоя, завѣдывавшая этимъ, не хотѣла столкновенія, и двери остались незапертыми. Въ Усть-Кутѣ мы разсчитывали застать колонію, но тамъ никого не оказалось. Всѣ высланы въ Якутскую область *). Здѣсь высадились Іофиновъ и Зиссерманъ для слѣдованія въ Илимскъ, и проводили мы ихъ пѣснями, несмотря на строгое запрещеніе. Первое село, гдѣ были политики — Марковское, Когда мы проѣзжали мимо, выѣхали намъ навстрѣчу 3 политика. Мы убѣдили нашихъ конвойныхъ не препятствовать поговорить съ ними нѣсколько минутъ и обмѣняться рукопожатіями. Здѣсь мы высадили Піонтковскаго и Кортуна, также при пѣніи революціонныхъ пѣсенъ.

*) Часть ихъ присоединилась къ намъ въ Киренскѣ.

Поѣхали дальше и въ ночь на 2 іюня между с. Вомино и с. Криволуцкимъ поднялся такой туманъ, что паузки остановились и на ночь причалили къ берегу (не у деревни, а прямо у тайги). Въ первомъ часу ночи часовой, стоявшій на крышѣ у кормы, услышалъ сильный плескъ отъ паденія въ воду чего-то большого, и, какъ онъ передавалъ офицеру, крикъ: „тону!“. Онъ далъ выстрѣлъ, чтобы поднять тревогу. Мы всѣ высыпали наверхъ, кто въ чемъ былъ, стараясь выяснить, кто свалился. На воду спустили двѣ лодки съ солдатами, нѣкоторымъ казалось, будто что-то темное выплываетъ еще на поверхность, но никого не вытащили. Позже, шагахъ въ ста отъ паузка прибило студенческую шапку Щепетева. Мы лишились такимъ образомъ добраго товарища Александра Георгіевича Щепетева, быв. студ. 5 курса Лѣсн. Инст. (первое дѣло Спб. Союза Борьбы, второе — севастопольское дѣло, шелъ на 5 лѣтъ).

На берегъ явился офицеръ. И безъ того страшно взволнованный (отъ волненія, застегивая бурку съ револьверомъ въ рукахъ, онъ чуть не застрѣлилъ себя: пуля прошла у уха), онъ пришелъ въ форменное изступленіе, когда увидѣлъ, что мы всѣ наверху па палубѣ, да еще ночью. Онъ велѣлъ солдатамъ вернуться, выстроить всѣхъ политиковъ наверху и окружить ихъ тѣснымъ кольцомъ, а самъ съ берега сталъ осыпать насъ градомъ отборнѣйшей, непечатной ругани. „Гони эту политическую сволочь, вопилъ онъ, строй ихъ въ затылокъ, считай!“ Когда старшій доложилъ, что утонулъ ІЦепетевъ, что его именно и не достаетъ и подалъ ему найденную шапку, Сикорскій разсвирѣпѣлъ еще болѣе. „Утонулъ по всѣмъ правиламъ искусства — даже шапка плаваетъ! Это все фокусы! Знаю я бабушкины сказки! Онъ, мерзавецъ, спрятался между вещами или среди уголовныхъ и смѣется надъ нами. Сейчасъ отыскать его и дать ему 30 розогъ!“ (Каждая фраза сопровождалась или прерывалась такими циничными трехэтажными ругательствами по адресу всѣхъ политическихъ вообще и Щепетева въ частности, какихъ мы не слышали нигдѣ и никогда за все долговременное пребываніе наше по тюрьмамъ. Даже конвойные негодовали). Вдругъ Сикорскій встрепенулся и выпалилъ: „Приготовить кандалы и возъ розогъ, они всѣ въ заговорѣ, нарочно тревогу подняли; какъ только найду его, всѣхъ политическихъ начну пороть по очереди, до самаго утра сѣчь буду, будутъ знать, какъ побѣги устраивать“. Съ площадной руганью онъ снова и снова возвращается къ вопросу о розгахъ, который видимо прочно угнѣздился въ его воспаленномъ мозгу, входитъ въ детали, смакуетъ предстоящую экзекуцію и т. д. Мы еще въ Манзуркѣ порѣшили и передъ побоищемъ ему заявили, что не будемъ ему отвѣчать и станемъ игнорировать всѣ его рѣчи, какія бы то ни было. Здѣсь однако покойный Шацъ не выдержалъ, забылъ уговоръ и крикнулъ: „Врешь, негодяй, молчать!“ — „Дать этому жиду прикладомъ!“ — завопилъ офицеръ, но ни одинъ конвойный не пошевельнулся. Солдаты были возмущены всей этой дикой сценой.

Сикорскій началъ понемногу успокаиваться, приказалъ конвою войти въ паузокъ и „колоть штыками всѣ мягкіе бебехи“, гдѣ Щепетевъ могъ бы спрятаться, а также осмотрѣть, нѣтъ ли его на уголовномъ паузкѣ. Штыками солдаты не кололи, и Щепетева нигдѣ не оказалось. Сикорскій велѣлъ всѣхъ насъ свести на берегъ, самъ взобрался на паузокъ и сталъ резонерствовать: „Не разъ надо было въ мерзавца стрѣлять, а десять разъ. Оно, впрочемъ, и понятно. Не пріучился съ дѣтства къ труду, воровалъ у правительства, вотъ и нашелъ себѣ достойную кончину. Утонулъ, и чертъ съ нимъ. Ничего умнѣе не могъ и придумать. Составимъ протоколъ въ Киренскѣ“ (все это съ поминаніемъ черезъ каждыя 10 словъ родителей).

Нѣкоторыя вещи Щепетева взяли на офицерскій паузокъ, и мы поѣхали дальше.

Слѣдующая колонія ссыльныхъ въ Киренскѣ (6 чел.). Тамъ къ намъ посадили новыхъ 6 чел. изъ тюрьмы (студ. Сысина изъ Н.-Новгорода, ученика зубоврачебной школы Рузера изъ Одессы, Бернштейна, загр. студ. изъ Одессы, Китаева, Кириллова, Микшу — все это Усть Кутская колонія). Въ Киренской тюрьмѣ осталось 5 чел. изъ села Мартыновскаго, преданныхъ суду за сопротивленіе властямъ (ихъ избили и связали). Въ Киренскѣ намъ удалось имѣть свиданіе съ 3 политическими, благодаря отсутствію офицера и несмотря на крики старшаго: „отогнать“.

Слѣдующую колонію Петропавловское — мы проплыли ночью, такъ что тамъ ничего не было, но за то крупная исторія разыгралась въ с. Чечуйскомъ.

Были мы тамъ 4 іюня. Оба мѣстные политики (Яндовскій и Косаревъ) явились къ паузку и намъ съ ними удалось поговорить. Потомъ мы сдали здѣсь Евгенію Гиршфельдъ (для слѣдованія въ Непу); она ушла и позже вернулась съ однимъ изъ политиковъ, чтобы преподнести намъ связку баранокъ. Нѣкоторые изъ насъ, стоявшіе на берегу, пошли ей навстрѣчу. Офицеръ сталъ кричать: „прогнать пришедшихъ, загнать всѣхъ на повѣрку и т. п.“ Мы всѣ бросились, кто по доскѣ, кто по водѣ на берегъ, въ то время, какъ со всѣхъ паузковъ сбѣжались конвойные, чтобы гнать насъ обратно на паузокъ прикладами. Мы защищались, отталкивая приклады, пытаясь ихъ выхватить и т. д. Либерману не только разбили прикладами голову, но и ранили его довольно глубоко штыкомъ въ бокъ, такъ что онъ и до сихъ поръ лежитъ и не можетъ ворочаться безъ посторонней помощи. Шинкаревской порѣзана штыкомъ рука и т. д. Насъ такимъ образомъ оттѣснили въ воду къ самому паузку. „Пли!“ — вопилъ офицеръ, солдаты хотѣли продолжать драться прикладами, требуя дать имъ произвести повѣрку. Мы собрались на носу, нѣкоторые стали бросать полѣнья. Одному солдату попало въ ноги, другому — палкой въ лицо. Тогда солдаты отошли на берегъ и взяли на прицѣлъ. Мы запѣли „Варшавянку“, а они стали стрѣлять надъ нашими головами. Стрѣляли не залпами, всего пуль было выпущено около 30. Послѣ выстрѣловъ солдаты нѣсколько успокоились, особенно, когда увидали, что на повѣрку мы все таки не становимся. Мы тутъ же стали перевязывать нашихъ раненыхъ. Скоро все затихло.

Черезъ нѣкоторое время офицеръ потребовалъ къ себѣ на паузокъ для переговоровъ обоихъ нашихъ старостъ („политическаго“ и „экономическаго“), а скоро еще двухъ. Мы не хотѣли никого отпускать на паузокъ къ извергу-офицеру, ибо отъ него можно было ожидать всякихъ выходокъ, но позванные товарищи не хотѣли дать Сикорскому повода думать, что его боятся, и пошли, но съ твердымъ намѣреніемъ по прежнему воздерживаться отъ всякихъ разговоровъ съ нимъ и игнорировать всѣ его грубости. Это была ошибка, ибо кромѣ „тыканія“, площадной ругани и прежнихъ угрозъ „разложить“, выпороть, всыпать каждому по 30 розогъ, они отъ него ничего не слыхали. Все это происходило въ присутствіи конвойныхъ, причемъ во время „бесѣды“ двое солдатъ, по приказанію поручика, держали политическаго за руки. Зато совершенно другой пріемъ встрѣтилъ четвертаго изъ приглашенныхъ офицеромъ товарища нашего, молодую дѣвушку Вейнерманъ.

Когда ее привели, никого изъ политиковъ на офицерскомъ паузкѣ уже не было. Онъ приказалъ привести ее къ себѣ въ комнату, удалилъ конвойныхъ, заперъ двери на крючокъ и обмоталъ его веревочкой, затѣмъ, разстегнувъ тужурку, разлегся на кровати. Дѣвушка эта давно уже имѣла несчастье привлечь на себя вниманіе развратника. Онъ многократно въ дорогѣ останавливалъ на ней свой наглый взглядъ. Много позже мы узнали отъ фельдшера, что Сикорскій говорилъ ему. что В. ему нравится и что „хорошо бы ею воспользоваться“. — Итакъ, онъ легъ и началъ бесѣду, отрывки которой долетали до обоихъ солдатъ, стоявшихъ за дверью. „Ты, арестантка, должна стоять передо мною, ты вѣдь, политическая, значитъ, самая послѣдняя женщина, у которыхъ по 20 любовниковъ, самка, животное и та отталкиваетъ отъ себя самцовъ, ты же, вѣрно, со всѣми развратничаешь, недаромъ ты похудѣла со времени выѣзда изъ Александровской тюрьмы. Ты была такая красивая. Вѣрно тебя плохо кормятъ, вотъ тебѣ какао, это питательная, вкусная вещь. Да садись, хоть ты и арестантка, но моя гостья, садись на табуретку у моей кровати (это онъ много разъ настойчиво требовалъ); я тебѣ дамъ всего: вотъ тебѣ пиво, коньякъ, портвейнъ, водка (снимаетъ все это съ полки и ставитъ на столъ). Можетъ ты думаешь, что къ какао что-нибудь подмѣшано? Я буду съ тобой изъ одной чашки пить (отпиваетъ). Ну пей же, а то силой заставлю“.

Затѣмъ онъ ей цинично заявилъ, что приказалъ паузку отчалить отъ берега, что на немъ кромѣ нихъ никого нѣтъ, что она цѣликомъ въ его власти, и сдѣлалъ ей гнусное предложеніе, обѣщая въ вознагражденіе деньги, протекцію въ Якутскѣ, угрожая, издѣваясь и т. д. Въ одинъ изъ моментовъ, когда онъ отвернулся къ кровати, давая ей „подумать“, ей удалось снять дверной крючекъ (веревочку она еще раньше осторожно отмотала), отворить дверь и выбѣжать. „Увести ее, бестію!“ — крикнулъ вслѣдъ, внѣ себя отъ ярости, Сикорскій. Когда она вернулась къ намъ, съ нею сдѣлался истерическій припадокъ, и лишь нѣсколько часовъ спустя, мы узнали, въ чемъ дѣло. За все время пребыванія въ комнатѣ офицера она не проронила ни одного слова.

Прошло немного времени, и въ ночь на 7-ое іюня, по пути въ Витимъ, офицеръ на ходу прислалъ къ намъ со своего паузка двухъ конвойныхъ Палканова и Борзова съ приказомъ привести ему немедленно В. Былъ третій часъ ночи. И намъ, и солдатамъ было ясно, зачѣмъ ее требуютъ; старшій унтеръ-офицеръ Компанецъ отказался ее отослать. Мы рѣшили между собою, если придутъ брать ее силой, завалить двери и поджечь паузокъ, чтобы всѣмъ задохнуться и потонуть, но не допустить гнуснаго насилія. Мы объ этомъ заявили нашимъ солдатамъ и указали на полнѣйшую незаконность требованія ихъ офицера. Сикорскій вторично прислалъ солдатъ со строгимъ приказомъ привести ее немедленно, хотя бы связанную, остальныхъ же политиковъ, если они будутъ мѣшать или удерживать — сначала колоть штыками, а потомъ просто убивать. Приказаніе и на этотъ разъ не было исполнено, конвой согласился послать отъ себя телеграмму начальнику Александровской мѣстной команды о томъ, что Сикорскій „приказываетъ привести В. для изнасилованія“ и т. д. Телеграмма кончалась просьбой сдѣлать надлежащія распоряженія. Послана была она изъ Витима, откуда и намъ удалось отправить срочную депешу ген. губернатору о событіяхъ 4 и 7 іюня, которая заканчивалась такъ: „Предлагаемъ Вашему В—у обезопасить насъ отъ позорящихъ выходокъ, поступковъ офицера. Малѣйшее проявленіе насилія вызоветъ самое отчаянное сопротивленіе. Копія послана министру“. Затѣмъ слѣдовала подпись нашего старосты.

Между тѣмъ, развратный поручикъ не терялъ надежды добиться своего. Въ Витимѣ онъ приказалъ конвою привести къ нему В. на ближайшей остановкѣ. Старшій намъ сообщилъ, что Сикорскій, безъ сомнѣнія, повторитъ ночью свою попытку добыть ее, якобы „для допроса“. Конвой, видимо, начиналъ колебаться, слѣдуетъ ли по прежнему не выдавать ее и немного трусилъ, раскаивался въ посылкѣ телеграммы. Въ Витимѣ же къ намъ случайно зашелъ приставъ, желавшій пройти къ офицеру. Староста нашъ разсказалъ ему подробно все положеніе дѣлъ, и онъ обѣщался плыть съ нами до границы Иркутской губерніи для охраны.

Передъ отъѣздомъ изъ Витима Сикорскій получилъ какую-то телеграмму изъ Иркутска, послалъ отвѣтъ въ 143 слова, говорилъ фельдшеру, что мы пожаловались на него губернатору, что онъ за это отплатитъ и т. д. Пока плылъ съ нами приставъ, ничего особеннаго не происходило. Въ какомъ напряженномъ состояніи мы все время пребывали — легко понять. Ночью многіе не спали. Другіе спали не раздѣваясь. Все время мы ждали нападенія, такъ какъ было ясно, что достаточно офицеру произвести на конвой давленіе, удалить изъ нашего паузка болѣе толковыхъ солдатъ и замѣнить ихъ другими, вполнѣ невѣжественными (среди нашего конвоя было много татаръ, — тупые, безсловесные, озлобленные исполнители приказаній офицера), — и они сдѣлаютъ все, чтобы загладить отправку своей телеграммы. У женщинъ все время былъ при себѣ ядъ.

Наконецъ, ожидаемое нами съ такимъ общимъ напряженіемъ новое нападеніе выродка-офицера совершилось, — и разыгралась неотвратимая драма.

Граница Иркутской губ. была нами уже пройдена, и Витимскій приставъ покинулъ нашу партію.

10 іюня ночью мы стали подъ Нохтуйскомъ. Неожиданно въ 3 ч. ночи (точнѣе, утра) пріѣхалъ на нашъ паузокъ пьяный Сикорскій, приказалъ ударить „тревогу“, и безъ всякаго повода (мы мирно спали внутри паузка, кромѣ нашего дежурнаго), извергая потоки непечатной ругани собралъ конвойныхъ со всѣхъ паузковъ, велѣлъ зарядить винтовки, выстроилъ всѣхъ противъ нашихъ дверей, отослалъ въ село старшаго, не выдавшаго ему въ прошлый разъ В., открылъ двери и, шатаясь отъ выпитой водки, съ нагайкой въ рукѣ, направился... прямо въ женское отдѣленіе нашего паузка.

Моментъ былъ рѣшительный. Въ проходѣ между нарами въ это время стоялъ студ. Минскій. Въ рукѣ у него сверкнулъ револьверъ. Раздался выстрѣлъ, пуля пробила сонную артерію, офицеръ безъ крика, мертвый опустился на землю.

Мерзавецъ получилъ достойную кару, но, къ сожалѣнію, двое солдатъ (татаръ) сочли нужнымъ съ своей стороны, пустить въ ходъ огнестрѣльное оружіе. Сейчасъ же за револьвернымъ выстрѣломъ раздались два выстрѣла солдатъ. Одна пуля убила наповалъ Наума (Нафтоли) Шаца (въ сердце), другая задѣла щеку и пробила ухо Минскому. Дальнѣйшіе выстрѣлы остановилъ Минскій, сохранившій, несмотря на разразившуюся драму и на свою рану, полное хладнокровіе. „Я, Маркъ Минскій, убилъ офицера, чтобы онъ не изнасиловалъ нашей дѣвушки — заявилъ онъ громко солдатамъ — противъ васъ, солдаты, мы ничего не имѣемъ; въ васъ я стрѣлять не буду; подойдите и отберите у меня револьверъ, или, если хотите, я выйду на носъ и разстрѣляйте меня или даже всѣхъ насъ, но не трогайте дѣтей и чужихъ“ (въ паузкѣ были нѣсколько постороннихъ личностей).

Солдатъ удалось успокоить, и они согласились послать за сельскими властями.

Ровно черезъ сутки, въ ночь на 12 іюня пріѣхалъ офицеръ изъ Киренска съ приказомъ смѣстить Сикорскаго, замѣстить его и везти съ собою до Якутска. Этотъ приказъ былъ слѣдствіемъ телеграммы конвоя. Наши жалобы оставались безъ результата, и этотъ приказъ пришелъ слишкомъ поздно!

Пошли другіе порядки: стали пускать въ село, на берегъ, выдавать полностью кормовыя и т. п. Пріѣхалъ слѣдователь и по пути произвелъ слѣдствіе (оно уже закончено).

Минскій первую ночь провелъ въ деревнѣ, затѣмъ, покуда длилось слѣдствіе — его держали на офицерскомъ паузкѣ, а послѣдніе дни уже вмѣстѣ съ нами. Судъ надъ нимъ будетъ въ августѣ. Пока его обвиняютъ по 1451 ст. (предумышленное убійство „начальника“ — наказаніе: безсрочная каторга), но слѣдователь говоритъ, что на судѣ, вѣрно, замѣнятъ другой, болѣе легкой, съ наказаніемъ 3-4 лѣтъ арестантскихъ ротъ.

Правдивыя показанія на слѣдствіи давали и уголовные, и конвойные. Мы же всѣ заявили, что каждый изъ насъ сдѣлалъ бы то же самое, что Минскій.

Въ Олекмѣ оба наши старосты были въ городѣ.

Въ Якутскѣ на пристани насъ встрѣтили торжественно до 40 политиковъ, съ революціонными пѣснями, возгласами и двумя флагами, краснымъ и чернымъ. Было при этомъ много полиціи и солдатъ, но до кровавой развязки не дошло.

Кончилось наше „путешествіе“. Теперь остается только „поѣздка“ въ мѣста назначенія.

Составъ партіи, прибывшей въ Якутскъ 21 іюня 1904 г.

 

1) Басинъ Абрамъ, с.-р. (до приговора).

2) Болотинъ Акимъ, Москва, с.-д., 5 лѣтъ.

3) Биндеръ Давидъ, Москва, Одесса, с.-р., 5 л.

4) Вайнерманъ Ревекка, Ковно, Бундъ, 3 г.

5) Гиндинъ Гр.. Баку, с.-д., 4 г.

6) Дашевскій X., Елисаветградъ, с.-д., 5 л.

7) Законъ Яковъ, Варшава, Бундъ, 3 г.

8) Каганъ Лиза. Вильна, Бундъ, 3 г.

9) Кирилловъ Михаилъ, Екатеринославъ, с.д., 4 г.

10) Китаевъ Ив. Иван., Возн., с.-д., 4 г.

11) Бернштейнъ Алекс., Одесса, с.-д., 4 г.

12) Либерманъ Левъ, Варшава, Бундъ, 3 г.

13) Лурье Михаилъ, Симферополь, с.-д., 8 л.

14) Лифшицъ Ной, Варшава, Бундъ, 3 г.

15) Минскій Маркъ, Томскъ, с.-д., 4 г.

16) Микша Осипъ, Вильна, П. С.-Д., 4 г.4+3 г.

17) Михлинъ Сол., Симферополь, с.-д., 4 г.

18) Рузеръ Леонъ, Одесса, с.-д., 4 г.

19) Рубинштейнъ, Кишиневъ, с.-д.. 3 г.

20) Рѣшетовъ Егоръ, Иркутскъ, с.-д., 5 л.

21) Слуцкина Татьяна. Екатер., с.-р. (до приговора).

22) Сысинъ Алексѣй, Н.-Новг., с.-д., 4 г.

23) Розенфельдъ Борисъ, Варшава, Бундъ, 4 г.

24) Таубинъ Овсей, Кіевъ, с.-д., 3 г.

25) Шинкаревская Рахиль, „Южн. Раб.“ 3 г.

26) Этингеръ Абр., Витебскъ, с.-д., 3 г.

Читать продолжение, вып. III