Свѣтлой памяти дорогого товарища А.Д. Добросмыслова (Митрича).
Соціалистъ, ты звалъ къ соціализму
Родной народъ огнемъ своихъ рѣчей,
И бросилъ ты свой вызовъ деспотизму,
Неправдѣ, злу и казнямъ палачей.
И потому изгнаніемъ томимый
Ты жилъ средь насъ въ странѣ моей родной,
Твой гордый духъ, со зломъ непримиримый,
Горѣлъ всегда, какъ факелъ огневой.
И гнетъ царя тебя, на сѣверъ выславъ,
Не могъ смирить во мракѣ гиблыхъ „мѣстъ“,
Ты умеръ, какъ герой, товарищъ Добросмысловъ,
И смерть твоя былъ огненный протестъ.
Прошли года... Мечта возможной стала,
Которая въ душѣ твоей жила,
Свободы солнце ярко засіяло
И сгинулъ мракъ безправія и зла.
Предвидѣлъ ты зорю пытливымъ взоромъ,
Ты вѣрилъ въ блескъ блеснувшихъ намъ лучей,
И смерть твоя легла навѣкъ позоромъ
На совѣсть черную кровавыхъ палачей.
Памяти Алексѣя Дмитріевича Добросмыслова.
16 мая 1908 г. покончилъ самоубійствомъ въ селеніи Кильдемцахъ членъ партіи соціалистовъ-революціонеровъ Алексѣй Дмитріевичъ Добросмысловъ.
Роль этого работника въ партіи и общественной работѣ настолько значительна, а духовный обликъ умершаго товарища настолько красивъ и обаятеленъ, что позволяетъ намъ теперь, въ девятую годовщину его смерти, напомнить о его имени, заслугахъ, а передъ одинокой, затерявшейся могилой тамъ, въ горахъ, около Кильдемцевъ, отдать должное борцу за свободу, за счастье народа, рѣдкой, цѣльной, большой натурѣ.
И если бы мы въ эпоху освобожденія Россіи отъ путъ произвола, по дорогѣ къ раскрѣпощенію отъ экономическаго рабства, захотѣли бы найти примѣръ постоянства работы для трудового народа; если бы въ эпоху величайшихъ общественныхъ катастрофъ, когда свобода могучимъ полетомъ мчится черезъ весь безбрежный просторъ русской земли, захватывая и кипящіе шумной жизнью центры и отдаленныя сельскіе захолустья, не оставляя въ странѣ ни одной области, ни одного края, посѣщая всѣ народы, всѣ племена; — если бы въ эти дни величайшихъ сполоховъ свободы всего человѣчества, моменты громадно—несущейся жизни мы хотѣли бы и стали искать линію своей работы, — насъ многому научилъ бы исключительный по силѣ товарищъ, не знавшій отдыха, все отдавшій родинѣ; и личное счастье, и умъ, и сердце, и потомъ и кровью достававшіяся ему крохи, — всю жизнь: незабвенный, живой среди насъ, товарищъ Митричъ.
Такъ его звали по партіи, такъ называла его молодежь, такимъ онъ былъ и для добрыхъ знакомыхъ.
Многогранно—красивая жизнь, пресѣкшаяся на 35-й веснѣ.
Вотъ онъ еще только воспитанникомъ Пензенской семинаріи, а уже его тревожное сердце диктуетъ ему въ эпоху безвременья, когда „всѣ гады, шипя, выползали изъ норъ“, искать путей для совершенствованья своей личности. Вся сумма знаній, пріобрѣтаемая имъ, въ силу чрезвычайно развитаго чувства товарищества, уже тогда передавалась имъ въ кружкахъ молодежи.
Уже тогда, на зарѣ своей общественной жизни, онъ будилъ мысль своихъ юныхъ товарищей, звалъ къ правдѣ жизни, говорилъ о работѣ для общества, уже тогда онъ пріобрѣталъ вліяніе вождя. „Чѣмъ ночь темнѣе, тѣмъ ярче звѣзды“.
На фонѣ мрачной дѣйствительности загоралась личность общественнаго дѣятеля, шагъ за шагомъ молодая душа опредѣляетъ свой путь подъ ударами насильниковъ: отдать все для народа.
Университетъ... но въ немъ надо найти больше знаній, укрѣпить свой багажъ, но „какъ я могу спокойно сидѣть за книгой, если свищетъ нагайка, падающая на спины товарищей!”
Нельзя остаться равнодушнымъ предъ ужасами дѣйствительности, надо схватиться съ врагами, которыхъ видишь вездѣ, и имя имъ... легiонъ.
И Митричъ сталъ революціонеромъ. Поволжье стало его ареной дѣятельности.
Съ головой окунулся онъ въ эту работу... и былъ пораженъ.
Первая ссылка въ Якутскую область, страшныя воспоминанья, унесенныя покойнымъ въ могилу о „Романовкѣ“, въ которой онъ былъ участникомъ, судъ, приговоръ и затѣмъ улыбка жизни... 1905 г. возвращеніе его въ Россію, — дали ему такое политическое воспитаніе, что онъ явился на родину большимъ партійнымъ работникомъ.
Партія соціалистовъ-революціонеровъ оцѣнила его по заслугамъ: его организаторскія способности, его обширныя знанія, его умѣніе ликвидировать возникавшія недоразумѣнія между партійными работниками, группами и даже комитетами, выдвинули его на постъ члена областного коммиссара Поволжской области, а затѣмъ и въ качествѣ уполномоченнаго отъ Центральнаго Комитета партіи.
Надо было видѣть и знать Митрича въ эту эпоху бурь и разрушенія, чтобы оцѣнить по достоинству весь гигантскій размахъ работы этого человѣка съ презрѣніемъ отвергавшаго всякое предложеніе, «хоть на недѣлю отдохнуть, набраться свѣжихъ силъ».
«Работы усиленной требуетъ край!» говорилъ онъ и съ удвоенной энергіей бросался въ жизнь, своей работой заражая стоящихъ бокъ о бокъ.
Организація партійныхъ ячеекъ, контроль надъ дѣйствіемъ комитетовъ, участіе въ разработкѣ плановъ террористическихъ актовъ, созданіе кадровъ боевыхъ единицъ, регулированіе дѣятельности дружинъ, снабженіе литературой всей области, участіе въ революціонныхъ органахъ, партійныхъ конференціяхъ и съѣздахъ, — вѣдь это океанъ работы, въ которомъ захлѣбнулся бы рядовой работникъ, участвуя въ ней повседневно на положеніи «нелегальнаго».
А «Митричъ» работалъ, не покладая рукъ, и успѣвалъ справляться съ колоссальной работой.
Но уже ночь спускалась подъ 1905-мъ годомъ, уже редѣли ряды соратниковъ, могилы бойцовъ увеличивались въ числѣ, а онъ говорилъ:
Есть еще порохъ въ пороховницахъ!
И плѣнъ не освободилъ его отъ работы: когда въ 1907 г. онъ быль взятъ царскими слугами, онъ, посаженный въ тюрьму, всю энергію направляетъ на облегченіе участи сидѣвшихъ съ нимъ товарищей: проситъ о присылкѣ литературы, объ одеждѣ, пищѣ.
Все для другихъ, о себѣ ни слова. Больше: онъ пишетъ сквозь застѣнки, что онъ великолѣпно себя чувствуетъ, что теперь у него особая, своя комната, что онъ никакъ не можетъ уничтожить за день огромный запасъ булки, и что онъ счелъ бы себя оскорбленнымъ, если бы организація захотѣла помочь ему.
«Деньги нужны вамъ для работы, берегите ихъ; а ужъ если хотите помогать, помогайте другимъ. А я... я сытъ и хорошо себя чувствую».
Такъ говорилъ Митричъ, сидя на тюремной пищѣ, на черномъ хлѣбѣ. И плакать намъ хотѣлось, и больно было, что ему, кристальному, честному, уставшему въ борьбѣ, — мы не могли помогать.
И снова Митричъ отправленъ въ Якутскъ, снова на «сѣверъ угрюмый, холодный, но теперь уже сердцу родной».
Вступивъ на эту почву, онъ сразу заявляетъ о себѣ: читаетъ лекціи по философіи исторіи, занимается съ молодежью, вступаетъ въ члены редакціи газеты «Якутская жизнь».
Началась работа... вплоть до могилы.
Прежде всего надо было сказать мѣстному обществу громко, кто онъ таковъ.
И онъ говорилъ:
Міровая жизнь есть борьба реальныхъ силъ. Человѣчество будетъ двигаться не туда, куда ему будутъ приказывать абсолютные духи, но туда, куда его будутъ увлекать его интересы, потребности, знанія, идеалы и т. д.
Историческій процессъ превращается въ борьбу человѣка за свою индивидуальность.
Но, говорилъ онъ, не всѣ современныя соціологическія школы, считающіяся научными, стоятъ на такой, строго реалистической точкѣ зрѣнія.
Многія изъ нихъ не порвали связи съ метафизикой, и основной ошибкой является у этихъ школъ неправильное пониманіе закона, то, которое называется антропоморфизмомъ. Оно заключается въ превращеніи закона въ нѣкоторую самостоятельную высшую силу, управляющую міромъ.
Понимая такимъ образомъ законъ, представители нѣкоторыхъ соціологическихъ школъ мыслятъ так же, какъ метафизики и теологи. Происходитъ лишь подмѣнъ однихъ названій другими: на мѣсто божества у теологовъ, абсолютнаго духа у метафизиковъ, подставлялся естественный законъ.
Такого неправильнаго пониманія закона не забыла даже марксистская школа, которая создала ученье о знаменитой „исторической“ или „экономической необходимости“, господствующей въ исторіи человѣчества.
Свои воззрѣнія, какъ партійный работникъ, Митричъ, не уставая, приводилъ въ жизнь и устнымъ словомъ и въ печати.
Такъ имъ было сказано свое вѣское слово объ общинѣ, когда раздался призывъ правительства уничтожить ее, раздавить въ плющильныхъ станкахъ произвола и на обломкахъ ея создать хуторское засилье.
Вотъ что говорилъ тогда Митричъ:
Община — это кровавый институтъ, имѣющій свою длинную исторію; она постепенно развивается, мѣняя свои формы и приспосабливаясь къ условіямъ мѣста и времени и, какъ организація, основанная на началахъ коллективнаго владѣнія, представляетъ жизненные соки трудового народа и прочно срослась съ его сознаніемъ.
Отраженіе россійской дѣйствительности во всѣхъ ея проявленіяхъ заставляло чуткое сердце Митрича, охранявшаго права гражданина, всегда откликаться на злобы дня, на „бытовыя явленія“, и рядъ сильныхъ статей, написанныхъ кровью и желчью, являлись его отвѣтомъ на произволъ царскаго правительства, не знавшій предѣловъ.
Но вскорѣ Митричъ понялъ, что центръ вниманія общественнаго работника въ Якутской области долженъ быть не въ фокусѣ интересовъ жизни метрополіи, но во всей совокупности жизненныхъ вопросовъ, какіе выдвигаетъ Якутская Область.
Послѣ долгихъ, горячихъ бесѣдъ съ представителями старой ссылки, по личномъ ознакомленіи съ областью, онъ посвятилъ свои силы и умъ разработкѣ мѣстныхъ вопросовъ, фокусъ интересовъ перемѣнился: отнынѣ россійская дѣйствительность интересуетъ его постольку, поскольку она приноситъ явленія, непосредственно преломляющіеся въ толщѣ якутскаго народа.
И вотъ, изучая особенности якутскаго племени, ознакомившись съ обычнымъ правомъ якутовъ, послѣ непосредственныхъ впечатлѣній, вынесенныхъ имъ изъ улуса, онъ впервыѣ вмѣстѣ съ товарищами Іоновымъ, Михалевичемъ, Панкратовымъ поставилъ вопросъ о соціальной дифференціаціи среди якутовъ, тойонатѣ.
Отмѣтивши разслоеніе якутскаго народа на двѣ неравныхъ общественныхъ группы; немногочисленную, но имущественно сильную — тойоновъ и обширную — массу трудового народа, онъ говорилъ: въ рукахъ тойоновъ экономическая сила, общественная власть, они слуги реакціи, они душатъ, пользуясь своимъ вліяніемъ всю главную массу населенія, весь трудовой народъ, они придумали такія чудовищныя формы эксплуатаціи труда, какихъ по изощренности не знаетъ другой народъ.
Митричъ бросилъ перчатку и повелъ кампанію противъ тойоновъ. Газета вполнѣ опредѣленно отмежевалась отъ командующаго класса, въ рядѣ статей, обстоятельно разработанныхъ, указывала на роль и значеніе тойоновъ, открыто встала на защиту обездоленнаго народа, и ярко опредѣлилась физіономія газеты, какъ демократическаго органа съ соціалистическимъ оттѣнкомъ. Особенное вниманіе было удѣлено земельному вопросу, ибо въ вопросахъ о землепользованіи наиболѣе колоритно выступало и проявлялось значеніе экономически сильнаго класса — тойоновъ.
Неуклонно идя по разъ принятому рѣшенію, Митричъ будилъ массы, своимъ факеломъ знанія освѣщалъ ихъ путь, звалъ ихъ къ постоянной, планомѣрной борьбѣ съ эксплуататорами.
Были заведены связи съ улусами, и корреспонденты живо откликнулись на зовъ Митрича.
Желая итти дальше, Митричъ задумываетъ огромную работу экономическаго обслѣдованія Якутской массы. Съ этой цѣлью имъ подробно разработаны опросныя карточки, накопляется матеріалъ, изъ котораго нужно дѣлать дальнѣйшіе, логическіе шаги.
Но разгорѣвшаяся кампанія противъ тойоновъ стала сильно озабочивать мѣстную администрацію, и ударъ за ударомъ посыпались на голову газеты.
Рядъ номеровъ былъ конфискованъ, къ работникамъ пера и печатнаго станка примѣнялись репрессіи.
Но Митричъ былъ твердъ и говорилъ, подбадривая своихъ товарищей: — Согнуты, но не сломлены!
И снова шагалъ впередъ.
А газета мѣняла уже третье названіе. А ея редакторы уже отсиживали въ тюрьмѣ положенные имъ сроки. Но туча пока еще не заслоняла небосклона: газета, хотя и разрывалась на части, давилась, но все же продолжала громко и властно заявлять о себѣ; припадки реакціи возбуждали газету къ дальнѣйшей борьбѣ съ тойонами, къ ея расширенiю и углубленію.
Статью за статьей поставлялъ Митричъ, но въ воздухѣ уже пахло грозой.
Губернаторъ Крафтъ рѣшилъ обезглавить газету и выслалъ изъ города всѣхъ видныхъ работниковъ: Панкратовъ оказался на Мархѣ, Митричъ въ Кильдемцахъ и т. д.
И еще дѣлалъ попытки Митричъ. Два раза онъ составлялъ статьи въ газету, ходилъ пѣшкомъ на редакціонныя собранія. И послѣдній разъ былъ въ началѣ мая, со своей послѣдней статьей, своей лебединой пѣснью.
Больше не стало силъ. Тогда онъ сдѣлалъ еще попытку; устроить кружокъ самообразованія въ Кильдемцахъ, но не узналъ себя: усталъ.
Этого не могъ простить его умъ, протестовало сердце.
Митричъ не перенесъ этого и ушелъ.... отъ жизни.
Добросмысловъ, какъ человѣкъ.
„Главы ваши—преклоните!“
Рѣдкій, удивительный былъ человѣкъ!
Съ лицомъ, всегда немного смущеннымъ, всегда стыдливымъ, краснѣющимъ, съ мягкимъ, задушевнымъ голосомъ, — полный думъ, тревогъ и заботъ о будущемъ, о судьбахъ дорогого для него дѣла, которому онъ отдалъ всѣ свои силы, всю свою жизнь.
Всю жизнь для другихъ, для себя — ни кусочка.
Не зная личной жизни, больной физически, онъ работалъ напряженно и въ городѣ и въ селѣ, надрывая свои силы.
Онъ готовъ былъ разорваться на тысячи частей, уйти съ головой въ водоворотъ жизни, лишь бы дѣло не падало.
Когда его міровоззрѣніе отлилось въ законченныя формы, когда рядъ положеній былъ пересмотрѣнъ и подкрѣпленъ новой суммой знаній, онъ предъявилъ къ себѣ непомѣрно высокія требованія.
И отдаваясь весь дѣлу, поражая изумительной работоспособностью, умѣніемъ оріентироваться въ рядѣ новыхъ и сложныхъ вопросовъ, онъ сокрушался, сравнивалъ себя съ прежними товарищами по ссылкѣ, учитывая ихъ огромныя работы для края.
И тогда онъ еще энергичнѣй принимался за работу и, казалось, онъ горѣлъ, и не горѣлъ даже, а пылалъ огромнымъ, постояннымъ пламенемъ.
И на этотъ свѣтъ, какъ бабочки на огонь, слеталась молодежь, любившая его, цѣнившая въ немъ и умъ и сердце.
И кто-кто не зналъ Митрича, который соединялъ въ себѣ и профессора и добраго товарища, который съ крайней чуткостью входилъ въ интересы этой молодежи, осторожно сближаясь съ самыми скрытыми натурами, самъ застѣнчивый, нѣжный, скромный безъ предѣловъ, но непреклонный и твердый.
Если выходила неловкость, наступало замѣшательство, Митричъ стѣснялся и совѣстился больше другихъ.
Онъ готовъ былъ отказаться отъ пищи, отъ необходимой одежды, лишиться сна, лишь бы смягчить положеніе другого.
И какъ страдалъ онъ, когда заставлялъ себя говорить человѣку не такъ какъ нужно изъ нежеланія причинить излишней боли, излишняго чужого страданія, и тогда онъ оправдывался: —знаю, что это малодушіе, знаю, что слабость... но не могу, понимаешь: не могу! нѣтъ, положительно я нравственно робкій, отсталый человѣкъ.
Это говорилъ онъ, Митричъ, всегда безупречный, чистый, изумительной душевной красоты человѣкъ.
Его глубоко цѣнили и уважали сотрудники по работѣ. Самъ много работавшій, цѣнившій трудъ другихъ, онъ всегда требовалъ отъ товарищей цѣльной, законченной и ясной работы.
И если работа не была логически завершенной, если она представляла лоскутья, хота бы облеченные въ красивую форму, если это была только цвѣтная мозаика, игра мыслей, — Митричъ слушалъ угрюмый, и недовольный и говорилъ:
Xорошо... совсѣмъ хорошо... только вотъ...
Всякій зналъ, что дальше слѣдовало за этимъ „только вотъ“...
Холодный аналитическій умъ Митрича развинчивалъ по винтикамъ весь механизмъ работы, показывалъ подлинность ея содержанія, и представившій работу смущался.
А Митричъ продолжалъ критику безпристрастную, суровую, безпощадную, но справедливую и отъ статьи не оставалось слѣда.
И въ станѣ враговъ уважали Митрича, хотя знали, что отношеніе свое къ нимъ онъ опредѣляетъ рѣзко. Правда, прежде чѣмъ кого-либо назвать своимъ врагомъ, онъ тщательно взвѣшиваетъ всѣ обстоятельства, дольше другихъ разбираясь во всемъ матеріалѣ, создавшемъ тренія, стараясь найти оправдывавшія вину обстоятельства и только послѣ того, когда не оставалось ни одного не выясненнаго обстоятельства, когда всѣ звенья поступковъ, создавшихъ тотъ или иной инцидентъ были имъ обслѣдованы, онъ опредѣленно формулировалъ отношеніе.
Его не смущали увеличивавшіеся ряды враговъ. Казалось, будто это обстоятельство только вливало въ его кровь энергію, заставляло интенсивнѣй работать его мозгъ, чтобы подыскать новые аргументы въ защиту своей позиціи.
Гдѣ и какъ это было.
Вдали отъ жилья... Почти на самой вершинѣ крутой горы, покрытой чахлой сосной, въ сторонѣ откоса, уходящаго въ падь....
Съ одной стороны сегментъ горы, не открывающей перспективъ, съ другой — небольшіе просвѣты.
Въ эти просвѣты виднѣется вдали огромная бѣлая полоса уходящей Лены.
Стоятъ одна подлѣ другой подпаленныя сосны, въ черныхъ пятнахъ земли, въ обгорѣлыхъ, словно скрюченныхъ пняхъ и лишь въ сторонѣ, изсохшая желтыми пятнами умирающая зеленъ.
На этой почвѣ жалкій кустарникъ, пробивается зелень и темнѣетъ иззябшій подснѣжникъ.
Мрачно, темно... И въ яркій сверкающій день здѣсь солнца нѣтъ.
Здѣсь, въ этомъ мѣстѣ Митричъ нашелъ себѣ могилу.
Онъ все взвѣсилъ, обдумалъ.
Проходя рано утромъ кочковатой долиной, онъ сорвалъ длинную вѣтку съ березы, обломалъ ненужныя вѣтки, и конецъ оставилъ въ формѣ рогатки. Съ ружьемъ за плечами, съ веревкой въ карманѣ, съ березовой палкой, долго искалъ онъ мѣста.
Одна изъ тонкихъ сосенъ привлекла его вниманіе.
На высотѣ около полуторы сажени начинались вѣтви, и Митричъ принялся за работу.
Онъ приготовлялъ себѣ эшафотъ, тщательно обдумывая каждое движеніе: десятки выкуренныхъ папиросъ говорили объ этой большой работѣ мысли и тѣла.
Сначала Митричъ принесъ къ соснѣ обгорѣлый пенекъ, потомъ три обгорѣлые остатка стволовъ, все это было приложено къ соснѣ съ разныхъ сторонъ такъ, чтобы образовался родъ ступенекъ. А чтобы пенекъ и стволы не упали и не разъѣхались, на противоположныхъ къ стволу сосны концахъ онъ надежно вбилъ колышки.
Затѣмъ наверху, тамъ гдѣ начинаются вѣтви была укрѣплена и скручена веревка, а конецъ ея былъ оставленъ въ формѣ петли.
Приготовленія были окончены.
Тогда онъ сбросилъ шляпу и пиджакъ и поднялся лѣвой ногой на третій пень, ружье укрѣпивъ на второй подпоркѣ и поддерживая его лѣвой рукой.
Дуло пришлось подъ нижнюю челюсть...
Тогда онъ надѣлъ петлю на шею, а правой рукой, въ которой держалъ березовый прутъ съ концомъ въ видѣ рогатки, нажалъ на собачку...
Зарядъ попалъ въ цѣль...
Прислонясь лицомъ къ соснѣ, зажавши рогатку, закачался Митричъ, но уже... мертвымъ. Смерть была мгновенна, какъ скачокъ въ бездну, какъ движеніе вѣтра, какъ толчокъ лихорадочной мысли.
Труды А. Д. Добросмыслова.
Митричъ работалъ, главнымъ образомъ въ повседневной печати: сотрудничалъ въ Революціонной Россіи, Поволжскихъ партійныхъ органахъ, легальныхъ періодическихъ сборникахъ.
Имъ были подготовлены къ печати труды по соціологіи (находятся у его брата), собранъ и частью обработанъ матеріалъ по вопросу о тойонатѣ, написанъ рядъ статей о земствѣ и, наконецъ, его перу принадлежитъ большинство руководящихъ статей газетъ „Якутская жизнь“ „Якутская мысль“.
Якутскій Комитетъ Партіи Соціалистовъ—Революціонеровъ.
(OCR: Аристарх Северин)