У картины Плокгорста.
А.Г. Клюге.
(Изъ стараго дневника).
„Сибирскiй наблюдатель“ книга 8, 1902 г.
Долго смотрѣлъ я на картину Плокгорста, изображающую Христа, окруженнаго „страждущими и обремененными“. Я чувствовалъ, что кротость и спокойствіе, которыхъ я давно уже не испытывалъ среди мелочныхъ, но суровыхъ бореній трудовой жизни, — наполняютъ мою взволнованную душу. Чудная картина!
Среди толпы калѣкъ, нищихъ, безпомощныхъ и плачущихъ, — стоить человѣкъ въ длинномъ хитонѣ. Онъ смотритъ ласково и любовно, простирая впередъ одну руку, въ то время какъ другая покоится на плечѣ женщины, рыдающей у колѣнъ его. Жестъ этой руки какъ бы говоритъ: „идите сюда всѣ, сколько васъ есть въ этомъ вѣкѣ и сколько васъ будетъ въ грядущихъ вѣкахъ, и я успокою васъ“.
Его кроткіе глаза свѣтятся свѣтомъ любви и прощенія и свѣтъ этотъ проникаетъ во всѣ уголки міра, во всѣ трущобы и конуры, во всѣ палаты и дворцы, во всѣ вольныя и невольныя темницы и каторги, и освѣщаетъ мрачныя картины страданій, обидъ и скорбей.
Эти глаза видятъ всѣхъ людей, угнетенныхъ нуждой, трудомъ, болѣзнями, всѣхъ страждущихъ отъ злобы и ненависти ближнихъ своихъ...
Сколько кротости и ласки въ этихъ глазахъ! сколько въ нихъ силы! Одна слеза ихъ можетъ потушить огненное море людскихъ страданій: одинъ взглядъ можетъ успокоить бушующій океанъ людской скорби... Въ нихъ — утѣшеніе угнетеннымъ, возмездіе угнетателямъ. Угнетающіе ближнихъ забыли о томъ, что возвышающійся будетъ униженъ, а унижающійся повышенъ, что блаженны гонимые и обиженные... Возмездіе имъ въ томъ, что они не увидятъ и не познаютъ истины и понесутъ въ сердцахъ своихъ казнь, казнь худшую, чѣмъ гнетъ и страданія...
Я смотрѣлъ пристально на эти глаза, желая претворить въ себя крупицу того благодатнаго свѣта, который даетъ утѣшеніе страждущимъ.
И долго стоялъ я, взвѣшивая тяжесть, гнетущую меня на путяхъ жизни моей, грустной, одинокой, трудовой...
Тяжелъ гнетъ клеветы жестокой и незаслуженной, до того безмысленной, что опускаются руки бороться съ нею! Униженіе борьбы съ клеветой — тяжелѣе молчаливаго страданія.
Я молчалъ, а клевета угнетала меня долгіе, долгіе годы: окутывала меня сѣтью отвратительныхъ щупальцевъ своихъ, нагромождая вымыслы, искажая факты, изобрѣтая утонченныя пытки злословія.
И душила меня въ своихъ объятіяхъ. И падалъ я подъ ея тяжестью, съ отчаяніемъ оглядываясь вокругъ... Тщетно искалъ я руки, готовой поддержать меня: я былъ одинокъ среди враговъ, слишкомъ нетерпимыхъ для того, чтобы быть сострадательными. На меня, безсильнаго и всѣми покинутаго, смотрѣли холодные враждебные взоры тѣхъ, которые бьютъ лежачихъ, поносятъ безмолвныхъ, слабыхъ и безоружныхъ.
Меня топтали тѣ, чье сердце не смягчается видомъ врага, поверженнаго во прахъ... Я видѣлъ насмѣшливые взоры преслѣдователей, незнающихъ пощады.
Развѣ могутъ они щадить кого нибудь; они, для которыхъ нѣтъ истины, кромѣ ихъ истины, нѣтъ правды, кромѣ правды исповѣдуемой ими, нѣтъ любви, кромѣ любви къ себѣ? Развѣ фарисей, который гордится тѣмъ, что онъ не похожъ на другихъ, можетъ понимать скорбь мытаря, смиренно бьющаго себя въ грудь въ сознаніи грѣховъ своихъ?
И былъ я близокъ къ отчаянію, встрѣчая вмѣсто руки ближняго ядовитое жало фарисея....
Но на краю бездны, среди змѣинаго шипѣнія, я услышалъ тихій призывъ:
„Придите ко мнѣ всѣ труждающіеся и обремененные“!...
И я пошелъ на зовъ. Но духъ сомнѣнія, рожденный годами преслѣдованій, шепталъ мнѣ свои унылыя рѣчи... „Ты не нашелъ успокоенія въ дѣлахъ міра сего, даже мечты твои отравлены ядомъ, выпитымъ изъ чаши гоненій... Ни въ чемъ нѣтъ спасенія для тебя!“
Еще въ моихъ ушахъ звучали эти тусклыя, буднично-сѣрыя рѣчи, какъ глаза мои увидѣли ликъ Того, кто одинъ страждетъ за всѣхъ и несетъ на себѣ скорбь міра.
И понялъ я тогда свое малодушіе. Нѣтъ, я не одинокъ! Онъ, призывающій всѣхъ угнетенныхъ и гонимыхъ, — не оттолкнетъ и меня. Онъ Самъ страдалъ и былъ гонимъ и былъ оплеванъ .. А я, безумный, ропталъ на Бога за то, что Онъ послалъ мнѣ на долю одни страданія!.. Вѣдь, Онъ далъ мнѣ то, что есть лучшаго въ мірѣ, то, что далъ Онъ Сыну своему, посланному въ міръ. Я, ничтожный и порочный червь персти, удостоился испытать песчинку радости, которою небо награждаетъ лучшихъ сыновъ земли...
Только страданіе очищаетъ и облагораживаетъ людей... Оно — источникъ чистѣйшихъ радостей. Каждый изъ тѣхъ униженныхъ и поверженныхъ во прахъ, которые стеклись къ живому и вѣчному источнику радостей, — гораздо выше и счастливѣе тѣхъ гордыхъ, кичащихся добродѣтелями, богатствами, властью, которые гонятъ и угнетаютъ. Добродѣтель, кичащаяся собой — не добродѣтель; высокомѣрное богатство уже — нищета; власть, злоупотребляющая собой, уже слабость.
Мнѣ стало ясно, что жертвы всегда выше палачей. Среди самаго безнадежнаго гнета — угнетенному свѣтитъ блаженство страданія... Что же утѣшаетъ угнетателя въ дѣлахъ его, скоропреходящихъ и призрачныхъ, какъ дымъ?
Сладкое чувство утѣшенія проникало все мое существо и первый разъ, послѣ долгихъ лѣтъ унынія и скорби, казавшейся мнѣ безнадежной, — я почувствовалъ себя счастливымъ и благодарилъ Бога за гнетъ и гоненія, выпавшія мнѣ на долю... Мысль о томъ, что я могъ бы быть гонителемъ, если бы не попалъ въ когти клеветы, — проникала меня дрожью.
А кроткое лицо Спасителя согрѣвало меня свѣтомъ любви. Я окинулъ взоромъ толпу страждущихъ и угнетенныхъ, стоявшихъ вокругъ него, и показалось мнѣ. что на каждомъ изъ нихъ покоится частица божественнаго свѣта.
И отошелъ я, успокоенный. Изъ сердца моего вылилась смиренная молитва: „Господи! сдѣлай такъ, чтобы и на меня сошла частица этого свѣта любви и чтобы онъ никогда не угасалъ для меня. Я готовъ заплатить за это новыми страданіями, потому что въ страданіяхъ и любви заключается тотъ сокровенный смыслъ жизни, котораго я тщетно искалъ до сихъ поръ“...
А. К.
(OCR: Аристарх Северин)