Ищущій духовной власти.

А.Г. Клюге

(Изъ очерковъ по сиб. тракту).

«Сибирская жизнь» №87, 23 апрѣля 1903

I.

Ночью душно въ стѣнахъ этапа.

Общія камеры отперты, такъ какъ въ нихъ очень тѣсно. Избытокъ постояльцевъ этаповъ, этихъ безплатныхъ гостинницъ великаго сибирскаго тракта, ютится въ корридорѣ. Тамъ находятъ себѣ пріютъ всѣ тѣ, которые не нашли себѣ пріюта въ каморахъ; всѣ слабые, которые не могли силою своихъ локтей протолкаться впередъ и захватить мѣсто на нарахъ или подъ нарами; всѣ нелюбимые; всѣ почему-либо непріятные заправиламъ обособленнаго замкнутаго мірка людей, выдворяемыхъ съ родины въ далекія дебри Сибири.

Жалкій это — ночлегъ въ корридорѣ на загрязненномъ заплеванномъ полу, на кучѣ сора и грязи, въ сосѣдствѣ съ вонючими парашами! Сальная свѣча, воткнутая въ продолбленный кусокъ дерева, тускло мерцая, освѣщаетъ темныя закоптѣлыя стѣны, мигающими полосами свѣта; въ этомъ свѣтѣ мелькаютъ бритыя головы, блѣдныя испитыя лица, грязныя рубахи, согбенныя спины, сѣрые халаты, постланные на полу, мѣшки, подложенные подъ головы... У кого нѣтъ мѣшка, тотъ спитъ, положивъ голову на ноги или плечи товарища...

Но и въ этой душной клоакѣ, которую смѣло можно помѣстить въ одномъ изъ круговъ Дантова ада — есть привилегированные счастливчики и безправные паріи. Одни занимаютъ мѣста у порога камеръ; хотя черезъ нихъ, въ теченіи ночи, будутъ перешагивать десятки закованныхъ ногъ, но покрайней мѣрѣ они не будутъ дышать испареніями «парашъ». Другіе помѣщаются у свѣчи и будутъ коротать ночь за картами; къ утру, когда догорятъ огарки и взойдетъ заря, — они заснутъ сидя на полу, опершись о грязныя стѣны. Третьи лежатъ тѣсной кучкой посреди корридора. Но каково тѣмъ, которые лежатъ у выходной двери около самыхъ парашъ?

Партія большая, этапъ тѣсенъ, помѣститься негдѣ: надо же кому нибудь лечь тамъ, возлѣ примитивныхъ клозетовъ этапа. Это мѣсто принадлежитъ, по праву слабымъ, малолѣтнимъ, больнымъ и гонимымъ, если только кто нибудь не пожалѣетъ ихъ и добровольно не уступитъ мѣста.

И среди этой преступной толпы есть добрые мягкіе люди, сочувствующіе страданіямъ ближнихъ. Не все же кражи, обманы и мошенничества у нихъ на умѣ! На волѣ такъ сложились условія для этихъ людей, что они чувствовали потребность посягать на чужое имущество, жизнь или честь. Въ неволѣ условія складываются иначе и пробуждаютъ въ этихъ людяхъ потребность сдѣлать хорошее дѣло, помочь ближнему въ горѣ. Часто случается видѣть какъ какой нибудь здоровенный парень, можетъ быть выходившій съ дубиной на большую дорогу обирать проѣзжихъ или «срѣзывать мѣста» — ухаживаетъ за какимъ нибудь дряхлымъ старцемъ, еле волочащемъ кандалы, приноситъ ему кипятокъ, носитъ его вещи, дѣлится съ нимъ своими крохами, выигранными въ карты, или заработанными продажей арестантскаго барахла, своего рода комиссіонерствомъ на этапныхъ толкучкахъ.

Добровольно или поневолѣ ночевать у «парашъ» — не совсѣмъ пріятно. Въ особенности непріятно это тѣмъ, кого заталкиваетъ туда партія не случайно, а намѣренно, съ издѣвательствомъ; кого преслѣдуютъ товарищи по несчастію; кого гонятъ гонители и гонимые, всѣ, кто хочетъ и кто можетъ гнать.

Къ такимъ паріямъ среди паріевъ, въ нашей партіи принадлежатъ скопцы.

Эти блѣдные, худые и, по большей части, очень смирные и безобидные люди почему то были гонимы арестантами. Ихъ возненавидѣли заправилы партіи — бродяги; по ихъ слѣдамъ пошла «итана», все это лишенное индивидуальности, характера и воли людское стадо, сбродъ мелкихъ воровъ—рецидивистовъ, отбросы арестантскихъ ротъ и тюремъ.

Причины ненависти могли быть различныя. Можетъ быть заправилъ раздражали смиреніе и честность скопцовъ; можетъ быть болѣе мягкое отношеніе къ нимъ начальства; ихъ сравнительно лучшее матеріальное положеніе, которымъ не могли воспользоваться содержимые бродягами лавочки и «майданы»; а — можетъ быть причины, о которыхъ говорить неудобно. Фактъ тотъ, что скопцы были гонимы и на почвѣ этого гоненія и завязалось мое знакомство съ ними.

На одномъ этапѣ, гдѣ намъ отвели камеру съ отдѣльнымъ корридоромъ, пришла къ намъ депутація отъ скопцовъ просить позволенія воспользоваться нашимъ корридоромъ для ночлега.

Они уже нѣсколько ночей не спали какъ слѣдуетъ; такъ какъ въ общемъ корридорѣ у парашъ почти нельзя было лечь; теперь они мечтаютъ только о томъ какъ бы выспаться хоть одну ночь.

Тогда только я увидѣлъ ясно какому гоненію подвергаются эти люди, не сдѣлавшіе въ партіи никому зла, все переносящіе съ терпѣніемъ и не оплачивающіе зломъ за зло. Они нарисовали мнѣ картину такихъ издѣвательствъ надъ человѣческимъ достоинствомъ и личностью, что мнѣ искренно стало жаль этихъ людей.

— Вы можетъ быть чѣмъ нибудь задѣли ихъ? спросилъ я.

Ораторомъ депутаціи выступилъ молодой высокій парень, съ умнымъ интеллигентнымъ лицомъ. Руки у него были необыкновенно длинны и тощи, спина — согнута; лицо выражало усталость; глаза, лишенные блеска, какъ у большинства скопцовъ выражали что то мечтательное и страдальческое.

— Ничѣмъ положительно! сказалъ онъ. Они считаютъ, что каждый имѣетъ право насъ ругать за то, что мы сотворили надъ собой. Какъ будто мы сдѣлали этимъ кому нибудь вредъ, кромѣ самихъ себя?.. Но даже будемъ говорить такъ, что мы провинились и сдѣлали вредъ другимъ, такъ вѣдь за это насъ лишили всего и ссылаютъ, зачѣмъ же еще издѣваться надъ нами? Они насъ ненавидятъ за то, что мы на нихъ не похожи: у нихъ ругань, богохульство, карты, а мы уклоняемся отъ этого.

Я первый разъ въ жизни встрѣтился съ представителями секты, о которой читалъ столько невѣроятныхъ (какъ мнѣ казалось) вещей, и я съ интересомъ всматривался въ этихъ людей. Всѣ они были блѣдны, безъ усовъ и бородъ. Въ выраженіи лица, покрытыхъ морщинами и лишенныхъ румянца, было какое то общее затаенное чувство: сознаніе своего превосходства, упрямство фанатизма, почти довольство собой.

Среди нихъ были юноши, почти мальчики, тѣмъ не менѣе и они были обриты и закованы въ тяжелые ножные кандалы.

Впослѣдствіи, бесѣдуя съ ними на этапахъ и «по пути слѣдованія», — я старался уяснить себѣ ихъ міросозерцаніе. Это мнѣ удалось лишь на половину; но и при поверхностномъ наблюденіи мнѣ бросились въ глаза характерныя особенности, отличающія ихъ отъ массы.

Они не считали себя несчастными, почти не тяготились своей участью и всѣ лишенія и страданія принимали какъ должное, какъ нѣчто такое, въ чемъ заключается земное назначеніе людей.

— Развѣ иначе можетъ быть? говорили они. Заповѣдано страдать и терпѣть и мы терпимъ. Мы знали, на что мы шли и чего лишались и ничто не могло удержать насъ.

Среди толпы озлобленныхъ и недовольныхъ судьбою людей — они одни проявляли незлобивость и покорность. Это безспорно, были ихъ симпатичныя черты. Затѣмъ они наивно считали, что ничего не можетъ быть лучше и вѣрнѣе ихъ ученія о спасеніи души. Положимъ, что такая черта свойственна всѣмъ сектамъ и даже нѣкоторымъ религіямъ, но въ скопцахъ она проявлялась поразительнымъ упрямствомъ и увѣренностью въ непогрѣшимости разъ принятыхъ на вѣру фактовъ, сознаніемъ, что изувѣчивъ себя они сдѣлали все, что больше ничего не остается дѣлать, что не нужно уничтожать въ себѣ пороковъ и развивать добродѣтелей и совершенствоваться въ своихъ чувствахъ, мысляхъ и дѣлахъ, какъ въ отношеніи себя, такъ и въ отношеніи ближнихъ...

Эти коренные черты и особенности опредѣлили ихъ отношеніе къ людямъ. Они не мстили за полученныя оскорбленія, переносили ихъ кротко, не брезгали ни кѣмъ изъ непосвященныхъ въ ихъ ученіе какъ брезгаютъ, напримѣръ, раскольники, считающіе грѣхомъ пить изъ одной посуды съ «никоніанцами» — но въ отношеніяхъ ихъ къ непосвященнымъ явно сквозило сознаніе своего превосходства. Это было тѣмъ болѣе смѣшно, что большинство изъ нихъ были поразительные невѣжды.

Только парень съ длинными руками составлялъ яркое исключеніе. Онъ былъ уменъ и развитъ, говорилъ очень хорошо, почти литературно. Въ его рѣчахъ не сквозило высокомѣрное сознаніе своего превосходства и отношеніе даже къ своему ученію было критическое. Съ нимъ я часто бесѣдовалъ и вотъ однажды онъ раскрылъ предо мною уголокъ завѣсы, скрывающей внутреннюю жизнь скопцовъ въ ссылкѣ.

 

II.

— Надо вамъ знать — началъ молодой скопецъ, прогуливаясь со мной въ глубинѣ этапнаго двора, — что я съ дѣтства былъ очень религіозенъ. Часто ребенкомъ, въ долгія зимнія ночи, лежа въ постелькѣ, я размышлялъ о Богѣ, о Его откровеніяхъ человѣку, о Его милосердіи и всемогуществѣ. Мнѣ, помню, часто снились сцены изъ жизни патріарховъ народа Израильскаго. Сцены того далекаго времени, когда человѣкъ не зналъ еще душныхъ городовъ, жилъ въ пустыняхъ съ своими стадами, когда Богъ говорилъ съ нимъ какъ добрый отецъ съ сыномъ. Сколько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ! все въ жизни перемѣнилось... Богъ уже не является людямъ и не посылаетъ своихъ пророковъ... Я былъ огорченъ, что прошло уже то время, великое своей простотой и близостью людей къ Богу... Потомъ скопцы меня убѣдили, что и теперь есть пророки среди нихъ и я повѣрилъ этому... Но объ этомъ рѣчь впереди.

Въ моемъ дѣтскомъ умѣ часто возникали очень серьезные вопросы, на которые я не могу отвѣтить опредѣленно и теперь. Напримѣръ я старался согласовать ученіе о всевѣденіи Божіемъ и о свободѣ воли: я читалъ въ писаніи, что безъ воли Божіей волосъ не спадетъ съ головы человѣка, стало быть и худыя дѣла человѣкъ совершаетъ по волѣ Бога, почему же онъ терпитъ за нихъ наказаніе отъ Бога же?

И вотъ такія мысли не давали мнѣ покоя. Когда я подросъ — я хотѣлъ идти въ монахи, но мать помѣшала этому. Меня несовершеннолѣтняго безъ ея согласія не принимали; а когда я сталъ совершеннолѣтнимъ, это желаніе прошло и замѣнялось другимъ. Однимъ словомъ я искалъ истины. Можетъ быть я былъ неправъ въ томъ, что искалъ ее не тамъ, гдѣ нужно... Но я не могъ совладать съ собою. Я знакомился съ сектантами всѣхъ мастей, но нигдѣ не находилъ того, чего искалъ: чего то высшаго, духовнаго, не связаннаго разными обрядами и правилами. У раскольниковъ мнѣ не нравилось поклоненіе буквѣ и мертвой обрядности. Одно лишнее «І» въ имени Христа приводитъ ихъ въ изступленіе... Какой нибудь напѣвъ, письмо иконъ, произношеніе молитвъ, возводятся въ догматы и въ этомъ состоитъ вся вѣра! Во всемъ во что они вѣрятъ нѣтъ ничего духовнаго... все одна «наружность», форма, а не духъ. У штундистовъ мнѣ не понравилась ихъ философія: слишкомъ мало вѣры. У хлыстовъ — распущенность. Тамъ жена одного, можетъ стать женою всѣхъ. Это мнѣ показалось ужаснымъ: развѣ ищущіе спасенія должны думать о женахъ? Это прямо говорится въ посланіяхъ Павла...

У скопцовъ я не видѣлъ тѣхъ предразсудковъ, что у другихъ сектъ: ни буквы, ни обрядности ни женъ... все братья и сестры, все понимается «духовно». И я примкнулъ къ сектѣ. Примкнулъ добровольно. Никто меня не заманивалъ, никто не подговаривалъ...

Вообще, надо вамъ сказать, что и книги говорятъ о скопцахъ много неправды, напримѣръ, о насильственныхъ оскопленіяхъ... Все это не вѣрно. Склонныхъ къ мистицизму скопцы завлекаютъ, но не рѣшаются скопить ихъ противъ ихъ воли... Правда нѣкоторые фанатики скопятъ своихъ малолѣтнихъ дѣтей для того, чтобы ихъ не отобрали отъ нихъ. Но это осуждается самими скопцами, по крайней мѣрѣ лучшими изъ нихъ.

Не буду разсказывать, какъ произошло это оскопленіе, но скажу, что его я совершилъ самъ, безъ посторонней помощи, въ чемъ убѣдился и судъ. Когда я это сдѣлалъ, мнѣ стало вдругъ легко, точно у меня выросли крылья и я съ радостью шелъ на страданія... Это было тогда, когда я пошелъ въ Сибирь первый разъ. Но теперь во 2-й разъ я иду въ Сибирь совсѣмъ въ другомъ настроеніи. Не радоваться мнѣ нужно было, а плакать... Да, поживъ среди скопцовъ, я убѣдился теперь, что тѣлесная чистота не обуславливаетъ душевной чистоты... Она не исцѣляетъ души отъ пороковъ, вражды, злобы и отъ всего того, что побѣждается не однимъ, хотя бы очень большимъ усиліемъ надъ собою, не физической болью, а долгими годами борьбы съ самимъ собою, постомъ, молитвою и размышленіемъ. Но тогда, идя въ ссылку, я думалъ, что я попаду въ какое то царство небесное, что среди скопцовъ царствуетъ любовь къ ближнимъ, милосердіе и справедливость, смиреніе, что тамъ нѣтъ хозяевъ и слугъ, богачей и бѣдняковъ.

Теперь мнѣ смѣшно вспоминать какимъ чудакомъ я былъ тогда!..

А. К.

(Окончаніе будетъ).

(OCR: Аристарх Северин)

Ищущій духовной власти.

(Изъ очерковъ по сиб. тракту).

(Окончаніе, см. № 87).

«Сибирская жизнь» №90, 27 апрѣля 1903

III.

Вотъ пройденъ долгій этапный путь и я въ Якутской области, въ селеніи людей Божіихъ, спасающихъ души. Что же я тамъ увидѣлъ?

Люди, которые стремились къ чистотѣ и искали царствія Божія, — живутъ во дворцахъ, въ сытности, довольствѣ и роскоши; владѣютъ землями, скотомъ, житницами... Какъ будто царствіе Божіе совмѣстимо съ богатствомъ среди нищеты, съ роскошью среди убожества ближнихъ? Какъ будто не написано есть: «Безумный» сказалъ Господь богачу «въ ту же ночь душа твоя возьмется отъ тебя; кому же достанутся богатства, которыя ты собиралъ столько лѣтъ»? И вѣрно. «Кому»? Имущество скопцовъ послѣ ихъ смерти идетъ въ казну, въ поселенческій капиталъ.

«Братья и сестры также враждуютъ, ссорятся, завидуютъ одни другимъ какъ и всѣ мірскіе» (такъ скопцы называютъ не скопцовъ).. А къ чему же повели всѣ страданія и эта готовность мучиться на землѣ ради царствія Божія? Тогда я убѣдился, что у большинства эта готовность страдать проходитъ. Когда эти люди вступали въ секту и думали, что этимъ они достигаютъ спасенія, — они готовы были страдать... Но потомъ, перестрадавъ и очутясь въ хорошихъ условіяхъ, — они предались плоти и сдѣлались глухи къ веленію духа и стали не способными страдать и искать истины.. Конечно нельзя требовать, чтобы человѣкъ всю жизнь былъ героемъ, всю жизнь готовъ былъ страдать. Это свыше слабыхъ силъ человѣка, но все таки надо же хоть другъ къ другу относиться по человѣчески!

А между тѣмъ «братцы» дѣлились на два враждебные лагеря: богатыхъ и бѣдныхъ. Одни властвовали, другіе были батраками. Не было и помина о братствѣ, только осталась внѣшность, — одна ничего незначущая кличка: «братецъ»! Отношеніе между старыми скопцами, старожилами и молодыми, недавно пришедшими въ ссылку, — были тоже очень странны. Старики брали молодыхъ «въ наслѣдники» и старались заставить ихъ какъ можно больше работать на себя, а молодые, поступивъ въ наслѣдники, старались выманить у стариковъ «бумагу» на владѣніе имуществомъ (чтобы оно не поступило послѣ ихъ смерти въ казну), а потомъ обобрать ихъ. Случалось, что такіе наслѣдники, запасшись «бумагой», выгоняли стариковъ изъ дому. Тѣ и другіе были неправы, но молодые были хуже стариковъ, потому что, идя въ ссылку, мечтали попасть въ «наслѣдники» и безъ труда завладѣть тѣмъ, что добыли старики тяжелымъ трудомъ. Не было довѣрія между братцами, отсюда вѣчные тяжбы, ссоры и дрязги. Если бы это были дрязги изъ за вѣры, то это было бы еще полъ бѣды; это былъ бы знакъ, что люди ищутъ правды среди своего безправія...

— Но, вѣроятно, не всѣ были таковы? спросилъ я.

О, конечно, были исключенія. Былъ одинъ очень умный и хорошій человѣкъ. Онъ имѣлъ очень большіе подряды по постройкамъ и относился по братски къ своимъ рабочимъ скопцамъ. Онъ платилъ имъ не по наемной цѣнѣ, а почти вдвое, удѣляя, такимъ образомъ часть своей прибыли, Что-же? Богачи скопцы его ругали за то, что онъ балуетъ бѣдный народъ, который не захочетъ потомъ дешево имъ работать. А бѣдные, тѣ рабочіе, которымъ онъ помогалъ тоже его ругали. Чего еще этимъ надо было? Онъ научилъ ихъ разнымъ мастерствамъ и далъ имъ кусокъ хлѣба, не кусокъ хлѣба батраковъ, а кусокъ обезпеченныхъ участниковъ дѣла. Эти ругали для того, чтобъ оправдалась пословица: «не сдѣлаешь добра, не наживешь враговъ»...

Какъ мнѣ прискорбно было все это видѣть! Вѣдь я не того искалъ. Тѣмъ не менѣе, я крѣпился, жилъ ладно съ братцами и даже слылъ у нихъ пророкомъ. Меня, знаете-ли, привлекали радѣнія, общія молитвы: эти бѣлыя рубахи, платочки и зажженныя свѣчи въ рукахъ, пѣніе псалмовъ и стиховъ, пляски.. Самыя черствыя и тупыя лица становились тогда какими то ясными, можно сказать, вдохновенными. Какъ будто тѣнь покаянія скользила тогда по блѣднымъ лицамъ, застывшимъ въ стяжаніяхъ и неправдахъ. На меня находилъ экстазъ, я низко кланялся собранію, подходилъ къ иконамъ, крестился, закрывалъ глаза и начиналъ пророчествовать... Мои пророчества, стихи, слагаемые въ экстазѣ, мои вдохновенныя рѣчи, — имѣли всегда одинъ и тотъ же смыслъ, били всегда въ одну точку. Онѣ говорили, что «наша братія» потеряла образъ духовнаго человѣка и слишкомъ предалась всему плотскому: богатству, стяжаніямъ, угнетенію ближняго, что «онъ» «тотъ-то» (такъ скопцы называютъ нечистаго духа) внесъ въ нее сѣмя раздора. Солоно приходилось кой кому отъ моихъ пророчествъ и, вѣроятно, не одинъ «ботатѣй», выслушивая очень почтительно мои пророчества, — въ душѣ поругивалъ меня и посылалъ мысленно къ тому, чье имя боялся выговорить...

Я помню разъ — это было въ Якутскѣ и на частной квартирѣ, а не во время радѣнія — пріѣхалъ богатый скопецъ и зашелъ къ тому скопцу, у котораго я жилъ. «Скажи мнѣ пророчество, братецъ», присталъ онъ ко мнѣ.

Я не долго заставилъ себя просить.

— Слушай, сказалъ я, ты отсюда пойдешь на почту и тамъ тебѣ дадутъ повѣстку; ты получишь деньги, много денегъ. Эти деньги не тебѣ, а черезъ тебя, для всей бѣдной братіи отъ петербургскихъ мѣнялъ. Ты долженъ раздать ихъ бѣднымъ; но это свыше твоихъ силъ и ты деньги украдешь. Украдешь ты ихъ и скроешь это отъ людей, но не скроешь отъ того, кто все видитъ. И тебя накажетъ тотъ, въ чьей власти отнять отъ тебя все, что ты имѣешь и твою жизнь. Ты тяжко захвораешь и будешь хворать до тѣхъ поръ, пока не покаешься... Дальше я ничего не вижу... Иди и твори, что въ твоихъ силахъ!...

Скопецъ кланялся и благодарилъ, такъ какъ по нашимъ вѣрованіямъ не я это говорилъ, а духъ, «накатившій» на меня.

И, знаете, я случайно угадалъ. Все сбылось то, что я сказалъ. Онъ получилъ деньги отъ мѣнялъ, и укралъ ихъ, потомъ жестоко простудился и чуть не умеръ. Во время болѣзни онъ, кажется, каялся, но украденнаго не возвратилъ полностію, а лишь небольшую часть роздалъ неимущимъ, да сдѣлалъ «поминки» по томъ скопцѣ, въ память котораго были посланы деньги. Это у нихъ въ обычаѣ. Умретъ богатый скопецъ въ Питерѣ или Москвѣ, наслѣдники его посылаютъ деньги въ ссылку для раздачи бѣднымъ братцамъ и на устройство поминокъ по покойномъ... Просятъ помянуть его пирогомъ и молитвою. Они думаютъ, что въ ссылкѣ все праведники. Если бы они знали, какъ живутъ эти праведники, то можетъ быть не посылали бы такъ много и часто...

Правда были тамъ прекрасные товарищи, добрыя сердца и даже (рѣже впрочемъ) умные люди... Но общій складъ жизни не удовлетворялъ меня. Мнѣ жаль было прошлаго: не жаль плоти, а жаль прежняго своего духа, всегда стремившагося къ чему то высшему, блуждавшаго въ поискахъ за истиной... Но я жилъ мирно въ ссылкѣ и все терпѣлъ пока не проявились Христы...

— Какъ это Христы? удивился я.

— А очень просто. Появился одинъ «учитель» и сталъ проповѣдывать ученіе, что духъ Христа не оставилъ земли, а постоянно переселяется изъ одного человѣческаго тѣла въ другое и, конечно, избираетъ сосудъ достойнѣйшій... Это ученіе я и раньше слышалъ, но нахалъ объявилъ, что онъ именно и есть этотъ достойнѣйшій сосудъ... Словомъ онъ объявилъ себя Христомъ.

— Не ужели-же онъ нашелъ послѣдователей?

— Да, нашелъ... Всякая чушь находитъ себѣ послѣдователей среди невѣжественныхъ сектантовъ, но тамъ, въ Якутской области, въ этихъ заброшенныхъ въ тайгѣ, въ пустынѣ, представленныхъ себѣ самимъ деревушкахъ нѣтъ такого сумасброднаго вымысла, который бы не удостоился чьего нибудь одобренія. Напримѣръ въ одной лѣсной деревушкѣ за Алданомъ*) въ страшной глуши, одинъ безобидный старичокъ, повидимому, спятившій съ ума, объявилъ, что онъ воскреснетъ изъ мертвыхъ на третій день послѣ смерти. Нѣкоторые смѣялись надъ нимъ, но нѣкоторые повѣрили и упрекали первыхъ въ маловѣріи. Старецъ умеръ и вотъ его близкіе не закопали его въ землю, а положили его въ нарочно сдѣланный закрытый срубъ, поверхъ земли, чтобы ему легче было вставать. На третій день вѣрующіе сказали не вѣрующимъ: «пойдемъ маловѣры, увидимте чудо воочію и примите наказаніе за свое невѣріе и устыдитесь»! Открыли срубъ (онъ былъ прикрытъ мелкими досками); въ срубѣ — бездыханное тѣло старичка... Правда оно, не смотря на теплые дни, испортилось мало, потому что старикъ былъ великій постникъ и очень тощій... Но все таки это былъ трупъ, безъ признаковъ жизни. Ждали до вечера, а трупъ не воскресалъ. Посрамлены были легковѣрные, а не маловѣрные... Ночь разогнала тѣхъ и другихъ по домамъ. То-то было разговоровъ, догадокъ, предположеній!.. На слѣдующій день пошли уже одни вѣрующіе и опять напрасно ждали до вечера.. Ждали еще денекъ и потомъ предали землѣ неудачника чудотворца. Вотъ какія оказіи бываютъ тамъ! И, знаете, грѣхъ осудить этихъ людей: что подѣлаете, если они жаждутъ чуда и вѣрятъ, что чудо можетъ быть? Все таки лучше ожидать чуда, чѣмъ ожидать ближнихъ.

*) Алданъ — притокъ Лены.

Новый Христосъ, однако, не былъ такъ скроменъ, какъ обѣщавшій воскреснуть старичекъ. Онъ сознательно обманывалъ народъ и былъ требователенъ. Вообще онъ былъ продувная шельма... Нѣкоторые знали его прошлое, а именно, что онъ кралъ воловъ въ Бессарабіи и былъ за это избитъ. Поэтому онъ и не «открылся» въ большомъ селеніи вблизи города, а нашелъ послѣдователей въ глухой деревушкѣ. Вралъ онъ, конечно, безъ пощады о своихъ прошлыхъ чудесахъ и обѣщалъ будущіе чудеса. Онъ обѣщалъ ходить по водѣ, а между тѣмъ чуть самъ не утонуль; не во время хожденія по водамъ, которое онъ откладывалъ на неопредѣленное время, когда «накатитъ духъ», — а во время переправы черезъ рѣку лодка опрокинулась и важныя штаны «христа» напитались водой и тянули его ко дну. На силу его вытащили якуты. Они донесли засѣдателю**) объ этомъ случаѣ. Засѣдатель долго смѣялся надъ самозванцемъ и его поклонниками. Но событіе это не разувѣрило ихъ. Такіе бываютъ глупые и упорные люди! Да что! Въ Галацѣ въ Румыніи одинъ старикъ скопецъ объявилъ себя прямо Богомъ...

**) Земскій засѣдатель тоже, что становой.

Сурина (такъ звали новоявленнаго «искупителя») стали преслѣдовать сначала свои. Потомъ вмѣшалось начальство и сослало его изъ одной деревни въ другую, подальше. Поклонники его прославили его страдальцемъ и гонимымъ и пошла исторія.

Въ новомъ мѣстѣ его ссылки, что-то въ родѣ междуусобія сдѣлалось; братъ на брата пошелъ изъ-за плута; а онъ радуется и приводитъ подходящіе тексты изъ писанія въ родѣ того: «Я принесъ въ міръ мечъ...» и т. п.

Изъ-за него народъ пересталъ работать. Засѣдатель вмѣшался въ эту исторію, чтобы водворить порядокъ и умиротворить возмущенныя сердца.

— Что-же засѣдатель понимаетъ въ такихъ дѣлахъ? —спросилъ я. — Какое-бы ни было глупое убѣжденіе его, нельзя бороть силой.

— А онъ поступилъ по военному. Собралъ сходъ и спрашиваетъ: «что это у васъ завелось?» Поклонники Сурина молчатъ, а противники орутъ какъ іудеи передъ Пилатомъ «распни его!» Засѣдатель замахалъ руками и сказалъ: «Я знаю все... Вотъ что ребята: кто считаетъ Сурина искупителемъ — вали налѣво; кто при старой вѣрѣ — направо!» Вотъ и раздѣлились братцы одесную и ошую. Одинъ старичокъ, говорятъ, остановился въ нерѣшимости, не знаетъ куда идти. Умора просто! Разсмѣшилъ засѣдателя и обѣ партіи: партію старой и партію новой вѣры. Обѣ партіи его къ себѣ переманиваютъ. «Ну иди къ старой вѣрѣ!» — сказалъ засѣдатель. — Все-таки почетнѣе вѣрить въ Петра, чѣмъ въ конокрада!» «Слушаю ваше благородіе!» — говоритъ старичокъ. — Потомъ сталъ засѣдатель умиротворять ихъ. Кое-какъ примирилъ. А то они готовы были въ рукопашную идти другъ на друга.

И вотъ такіе нахалы и мошенники, какъ Суринъ, имѣли успѣхъ и дѣлали смуту среди братцевъ. А люди честные и, дѣйствительно, по своему, вѣрующіе подвергались клеветамъ и нападкамъ. Вы мнѣ скажите чѣмъ объяснить то, что люди стоящіе выше толпы вездѣ всегда подвергаются незаслуженному оплевыванію?

Я отвѣтилъ, что это обычное явленіе въ жизни и что даже въ писаніи сказано по этому поводу: «Нѣсть пророка въ отечествѣ своемъ!..»

— Скопцы уже, кажется, мертвые люди, — продолжалъ мой собесѣдникъ. — Они отрѣшились отъ всего житейскаго: отъ семьи и семейныхъ радостей, отъ игръ и развлеченій, отъ честолюбія и тщеславія, — а вотъ питаютъ зависть и злобу къ тому, что выше ихъ, что мозолитъ имъ глаза своимъ примѣромъ, которому они не могутъ или не хотятъ слѣдовать. Все это меня такъ разстраивало, что я, кажется, готовъ былъ наложить на себя руки По своимъ вѣрованіямъ я долженъ былъ терпѣть молча и упорствовать до конца. Но въ томъ-то и дѣло, что началъ уже колебаться въ вѣрѣ...

— Такъ отчего-же вы не ушли изъ общества «братцевъ» опротивѣвшихъ вамъ и не начали новую жизнь?

— Вы намекаете, быть можетъ, на то, что мнѣ нужно было вернуться къ вѣрѣ отцовъ и успокоиться. Я объ этомъ и подумывалъ. Но, знаете, это не измѣнило-бы къ лучшему моего положенія, а скорѣе ухудшило-бы его.

— Какъ такъ?

— А такъ... Скопецъ, раскаявшійся въ заблужденіяхъ и принявшій православіе, не имѣетъ права отлучиться съ мѣста жительства, какъ и всякій другой нераскаявшійся скопецъ. Его, правда, переселятъ изъ селенія скопцовъ въ ближайшій городъ, но дальше его не пустятъ. Нельзя ему ѣздить по области и даже по округу, поѣхать на пріиска... Надо жить въ мѣстѣ причисленія и переносить вѣчный надзоръ полиціи. Какая-же жизнь въ такомъ положеніи? Заработать не откуда: холодъ, голодъ, нищета и къ тому-же презрѣніе къ отщепенцу, а иногда и гоненіе братцевъ... Еще хуже чѣмъ въ глухомъ скопческомъ селеніи. Тамъ, по крайней мѣрѣ, имѣешь кусокъ земли, огородъ, домикъ и вообще сравнительно обезпеченный кусокъ хлѣба... А отщепенцу никто ничего не дастъ.

Въ такомъ положеніи мнѣ не оставалось ничего другого, какъ стараться удрать. И мнѣ это удалось. Одинъ знакомый татаринъ, ѣздившій часто на пріиска, вывезъ меня на своихъ лошадяхъ въ обходъ города, на трактовую дорогу между Олекмой и Мачей (пріисковая резиденція). И я проѣхалъ черезъ Сибирь подъ видомъ пріисковаго служащаго благополучно. Кое-гдѣ я подрумянивался, такъ какъ боялся, чтобы блѣдность не выдала меня. Я хотѣлъ добраться до Румыніи и мечталъ тамъ найти болѣе подходящее общество скопцовъ, чѣмъ въ ссылкѣ и.. успокоиться, если успокоится мой духъ. Если-же нѣтъ, то искать еще, такъ какъ написано есть: «ищите и обрящете!» Но не доѣхалъ я до границы. Остановился я у знакомыхъ скопцовъ въ Крыму и меня арестовали и теперь ссылаютъ обратно въ Сибирь. Сначала отбуду нѣсколько мѣсяцевъ каторги въ Александровской тюрьмѣ, а потомъ опять въ Якутку. Опять придется увидѣть братцевъ, застывшихъ въ суевѣріяхъ и стяжаніяхъ, ненавидящихъ другъ друга и безвыходно запертыхъ въ стѣнахъ тайги!..

Если бы вы знали какъ мнѣ не хочется идти туда и переживать то, что я уже разъ пережилъ, испытать тѣ-же чувства, которыя угнетали меня столько лѣтъ! Вотъ ужъ святая правда, что «не однимъ хлѣбомъ сытъ будетъ человѣкъ!» Тамъ мнѣ не придется голодать, мнѣ дадутъ землю и средства жить безбѣдно и даже сытно и я буду полезенъ тому далекому краю, потому что буду производить хлѣбъ... Но что значатъ всѣ блага плотской жизни для того, кто ищетъ духовной пищи?

Онъ замолчалъ и его мечтательные, страдальческіе глаза затуманились слезами. Онъ торопливо простился, чтобы я не видѣлъ его слезъ.

«Боже! подумалъ я, какъ разнообразны потребности и стремленія людей! Сколькіе изъ этого людского стада, гонимаго въ дебри Сибири, считали-бы себя счастливыми, если бы были увѣрены какъ этотъ безпокойный человѣкъ, что въ ссылкѣ ихъ ждетъ не голодъ, нищета и неблагодарный трудъ, — а вѣрный кровъ, земля и средства жить безбѣдно!..

А. К.

(OCR: Аристарх Северин)