Сибирскiй вѣстникъ» №№62,63 1895
„Живо*)—медвѣдь“
(Изъ Колымской жизни).
Сибирскiй вѣстникъ» №62, 31 мая 1895
Въ одинъ жаркiй iюльскiй день всѣ „скотистые1)“ люди были испуганы извѣстiемъ, что на берегу Колымы, въ двухъ верстахъ отъ города, медвѣдь задавилъ лошадь. Это извѣстiе принесъ якутъ Чампанъ, котораго содержатель станціи Иннокентій Васильевичъ, отправлявшій нарочнаго въ Якутскъ, послалъ за лошадьми, пущенными на подножный кормъ по берегу за „Казачьей виской“. Изъ трехъ лошадей, которыхъ нужно было поймать, Чампанъ привелъ только одну. Другую задушилъ медвѣдь, а третья, по сей причинѣ, ударилась въ бѣга и оставила Чампана, относительно себя, въ полномъ невѣдѣнiи. У лошади, которую онъ велъ, была вздута спина отъ удара медвѣжьей лапы. Это обратило вниманiе якутовъ, плотничавшихъ на берегу. Они бросили топоры, побежали къ Чампану и въ одинъ голосъ закричали:
— Ая-ка догоръ! Капсе! 2)
Чампанъ въ короткихъ словахъ объяснилъ что случилось; болѣе подробный разсказъ о событiи онъ обѣщалъ дать во дворѣ Иннокентiя Васильевича, куда всѣ любопытные и послѣдовали за нимъ. Извѣстiе о происшествіи, невѣдомо какъ, разпространилось по всему городу раньше, чѣмъ Чампанъ успѣлъ пройти десять саженъ, отдѣлявшихъ берегъ рѣки отъ дома его хозяина. Черезъ четверть часа, заросшій травою пустынный дворъ Иннокентія Васильевича представлялъ несовсѣмъ обычное зрѣлище. Вокругъ лошади, привязанной къ столбу и испуганно шевелившей ушами, столпился народъ: впереди всѣхъ стоялъ самъ хозяинъ, безъ шапки, съ раскраснѣвшимся возбужденнымъ лицомъ, за нимъ „скотистые люди“, якуты, казаки, мальчишки. Всѣ съ напряженнымъ вниманіемъ слушали докладъ Чампана.
*) "Живо" - Кажется, должно быть.
1) Такъ въ Колымскѣ называютъ тѣхъ, у кого скота много.
2) Ой пріятель! (выраженiе удивленiя и тревоги). Говори! (Як.).
Обстоятельства дѣла были слѣдующія:
Благополучно поймавъ двухъ лошадей и привязавъ ихъ за поводья къ тальничнымъ корнямъ, Чампанъ отправился искать третью лошадь. Онъ безуспѣшно исходилъ одно заросшее травой болото и, передъ тѣмъ какъ отправиться на другое болото, онъ вернулся къ привязаннымъ лошадямъ посмотрѣть, стоятъ ли онѣ. Къ ужасу своему онъ увидѣлъ, что стоитъ только одна, собственно даже не стоитъ, а рвется и бьетъ копытами землю, а другая лежитъ и хрипитъ въ агоніи. Медвѣдя самого онъ не видѣлъ, но приведенная лошадь, какъ и мертвая, носятъ явственные слѣды ударовъ медвѣжьихъ лапъ. Онъ указывалъ на вздутую спину лошади и приглашалъ хозяина, почетныхъ людей и всю почтенную публику осмотрѣть спину и раны злополучной лошади и высказать свое мнѣніе. И всѣ щупали лошадь, искали слѣдовъ когтей, производили самую тщательную экспертизу всѣхъ пораненій. «Скотистые люди» были огорчены, а не скотистые были очень рады высказать свое мнѣніе, поспорить, а главное, дать обстоятельный отчетъ о событiи тѣмъ обывателямъ и обывательницамъ, которые почему либо не могли лично принять участія въ дебатахъ и спорахъ, возгорѣвшихся во дворѣ Иннокентія Васильевича по поводу столь необыкновеннаго происшествія. Одинъ якутъ высказалъ увѣренность, что лошадь задавила медвѣдица и поругался съ другимъ якутомъ, который эту увѣренность отвергалъ.
Старожилы не помнили подобнаго случая, чтобы медвѣдь такъ напроказилъ вблизи города. Въ улусахъ другое дѣло: тамъ нерѣдко случается, что медвѣдь задушитъ лошадь или корову, хотя въ большинствѣ случаевъ при встрѣчахъ съ ними онъ бываетъ очень деликатенъ. Чаще всего онъ мирно пасется на одномъ лугу съ коровами, которыя такъ къ нему привыкаютъ, что ложатся съ нимъ рядомъ и спокойно жуютъ свою жвачку. Поэтому нѣкоторые старики сомнительно качали головами и говорили:
— Живо 3) не медвѣдь!
3) Кажется.
Но большинство было увѣрено въ противномъ и, послѣ получасоваго обсужденія, согласилось съ мнѣніемъ докладчика Чампана. По всѣмъ домамъ были даны телеграммы тревожнаго содержанія: „Живо медвѣдь“!
Согласно полученнымъ донесеніямъ, заботливыя хозяйки принимали мѣры предосторожности. Якуты и якутки коровницы искали по берегу рѣки и въ тайгѣ коровъ и загоняли ихъ во дворы. Xозяйки суетились, поминутно выбѣгали на улицу, подымались на плоскія крыши своихъ домовъ посмотрѣть, не гонятъ ли коровъ и совѣтовались между собою, какому угоднику поставить свѣчу, дабы отвратить отъ своихъ коровъ грозящую имъ опасность.
Между тѣмъ слухъ о происшествіи долетѣлъ до окружнаго управленія, которое досиживая послѣдніе томительные часы вечерняго засѣданія обрадовалось возможности сократить ихъ по случаю нарушенія медвѣдемъ общественнаго спокойствія и немедленно поспѣшило, въ полномъ составѣ, во дворъ Иннокентія Васильевича. Хотя этотъ дворъ и не былъ мѣстомъ происшествія, но окружное правленіе дѣйствовало такъ, какъ бы онъ былъ онымъ. Лошадь была ощупана, осмотрѣна, Чампанъ наново допрошенъ и мнѣнiя двухъ различныхъ партій: „живо медвѣдь“ и „живо не медвѣдь“ приняты во вниманіе. Оставалось только принять административныя мѣры для огражденія безопасности ввѣреннаго населенія. Но не такъ-то легко было придумать эти мѣры. Всѣ затрудненія по управленію городомъ и округомъ легко устранились посредствомъ испытанныхъ традиціонныхъ средствъ: казеннаго пакета, караулки, гостинцевъ и «кузькиной матери». Эти пріемы управленія были столь же дѣйствительны, какъ и просты. Объявился, напримѣръ, падежъ скота въ улусѣ, сейчасъ пиши предписаніе въ инород. управу, чтобы немедленно были приняты мѣры къ пресѣченію эпизоотіи. Управа приметъ мѣры, т. е. пошлетъ скорохода 4) съ казеннымъ пакетомъ въ наслегъ къ старостѣ. Староста приметъ мѣры и пошлетъ пакетъ дальше. Пакетъ пройдетъ черезъ 3 инстанціи, а за всѣмъ тѣмъ съ павшихъ лошадей и коровъ снимутъ кожи, выдѣлаютъ ихъ и нашьютъ саръ 5), изъ которыхъ по парѣ разошлютъ по всѣмъ тремъ инстанціямъ, въ качествѣ «гостинцевъ».
4) Такъ назыв. разсыльный.
5) Высокіе сапоги изъ сыромятины въ родѣ бродней.
Пріѣхалъ ли поселенецъ безъ спросу въ городъ, забирай его въ караулку и обратно въ улусъ. Сказалъ первый Иванъ нестоющее слово — взять Ивана перваго, сказалъ такое же слово Иванъ второй — взять Ивана второго и показать имъ обоимъ „кузькину мать“! Поставилъ подрядчикъ гнилую, подмоченную муку — дѣлу помогутъ гостинцы... Оттого всякій подрядчикъ и везетъ съ собою гостинцы на всякій случай. Въ данномъ случаѣ ни одно изъ излюбленныхъ административныхъ мѣропріятiй не было примѣнимымъ. Правда, писецъ Никита пріялъ смѣлость предложить справиться въ архивѣ: нѣтъ ли готовыхъ предписаній и указаній, какъ въ семъ случаѣ поступить надлежитъ, а писецъ-же Аникита, позавидовавшій краснорѣчiю своего собрата, попросилъ слова, но, при всѣхъ своихъ усиліяхъ, могъ выразить свои мысли и чувства только одними междометіями. Всѣ присутствующіе негодовали по поводу огорчающихъ начальство поступковъ медвѣдя и давали совѣты одинъ другого умнѣе. Изъ высказанныхъ мнѣній было видно, что публика раздѣлилась на двѣ партiи. Одна была умѣренная и предлагала пока не предпринимать ничего, а ожидать дальнѣйшихъ поступковъ медвѣдя, а другая — крайняя — предлагала немедленно ополчиться на него. Но когда предсѣдатель Иванъ Ивановичъ, согласившись съ послѣднимъ мнѣнiемъ, спросилъ; есть ли желающіе идти на медвѣдя, совѣтники уклонились отъ прямого отвѣта и стали мало по малу расходиться. Вскорѣ дворъ опустѣлъ. На немъ остались: злополучная лошадь, Чампанъ, окружное правленіе въ половинномъ составѣ и два или три сторонника немедленнаго реванша. Посему пренія были пріостановлены и вся оставшаяся публика получила приглашеніе отъ любезнаго хозяина выпить-закусить.
За выпивкой и закуской совѣщанiе продолжалось. Хозяинъ былъ такъ возмущенъ неслыханною дерзостью медвѣдя, что требовалъ немедленнаго мщенія и готовъ былъ хоть сейчасъ идти на него. При этомъ случаѣ, онъ припомнилъ старыя обиды, которыя онъ вытерпѣлъ отъ медвѣдей въ качествѣ «скотистаго человѣка», высчитывалъ, сколько лошадей заѣли они у него въ то время, когда онъ ѣздилъ въ Якутскъ, и обратно, торговать. Разсказанное имъ происшествіе, случившееся съ дьячкомъ, тронуло всѣхъ.
Одинъ бѣдный дьячекъ ѣхалъ вместѣ съ богатымъ купцомъ въ Якутскъ. У купца было сто лошадей, а у дьячка одна, любимая. На ней онъ выѣхалъ изъ Колымска и на ней же надѣялся въѣхать въ Якутскъ. На одномъ ночлегѣ всѣ эти лошади спокойно паслись на полянѣ недалеко отъ палатокъ, гдѣ пили чай и отдыхали купецъ, ямщики и дьячекъ. Вдругъ явился медвѣдь; на глазахъ у всѣхъ, изъ ста лошадей выбралъ и задавилъ именно лошадь дьячка, и... ушелъ.
— Это было «жалости подобно» смотрѣть, какъ дьячекъ плакалъ и рыдалъ на трупѣ своей лошади, какъ дитя.
Слушатели согласились съ этимъ и потребовали мщенія. Было рѣшено отомстить и за разсказчика и за дьячка, даже писцы, не умѣвшiе стрѣлять, выражали полную готовность отмстить совмѣстно съ прочими.
Рѣшающій голосъ въ этомъ дѣлѣ принадлежалъ безспорно Ивану Ивановичу, который считался первымъ охотникомъ въ городѣ и дѣйствительно былъ первымъ. Онъ вошелъ въ славу, какъ охотникъ, съ тѣхъ поръ, какъ, вступивъ въ должность, получилъ въ свое завѣдыванье казенный свинецъ и порохъ. Весною и осенью, во время пролета птицы, онъ убивалъ гусей, лебедей, утокъ въ достаточномъ количествѣ. Но если принять во вниманіе количество пороху и свинцу, которые онъ расходовалъ, успѣхи его были умѣренны. На одинъ удачный выстрѣлъ у него приходилось много неудачныхъ и въ этомъ отношеніи онъ могъ не стѣсняться и не дорожить зарядомъ, какъ какой нибудь казакъ, который, имѣя только одинъ зарядъ въ ружьѣ, обязывался убить гуся или лебедя на обѣдъ для семьи, или класть зубы на полку.
За то Иванъ Ивановичъ имѣлъ счастье застрѣлить медвѣдя. Онъ участвовалъ въ двухъ экспедиціяхъ на медвѣдей, изъ которыхъ одна была неудачна. Разъ, лѣтомъ, на противоположномъ берегу рѣки, какъ разъ противъ города, показались два медвѣдя. Охотники переплыли на другой берегъ и дали по нимъ залпъ, но не удачно. Медвѣди постояли немного, какъ бы ожидая, что будетъ дальше и, не торопясь, скрылись въ чащѣ, оставивъ по себѣ охотникамъ одно пріятное воспоминаніе.
Вторая экспедиція увѣнчалась успѣхомъ. Въ ноябрѣ, когда уже всѣ медвѣди давнымъ давно улеглись по берлогамъ, въ виду города, на томъ же противоположномъ берегу рѣки расхаживалъ какой то чудакъ медвѣдь, который и палъ отъ руки Ивана Ивановича, командовавшаго экспедиціей. Жители объясняли такое позднее расхаживанье чудака медвѣдя тѣмъ, что ему пришла пора «пропасти». И дѣствительно, онъ оказался безъ зубовъ. Это, конечно, не умалило славы Ивана Ивановича, отъ котораго и теперь всѣ ждали благого совѣта и указанія, какъ отъ опытнаго охотника, и мудраго распоряженія, какъ отъ начальника, какимъ онъ и былъ, за отсутствіемъ окружнаго исправника.
Выпивка развязала всѣмъ языки и пробудила забытыя воспоминанія о томъ, что было и о томъ, чего не было. Всѣ охотники начали дебютировать разсказами о своихъ охотничьихъ подвигахъ. Чего только въ нихъ не было? Какихъ трофеевъ не доставало? Всѣ звѣри и всѣ птицы фигурировали въ этихъ разсказахъ: медвѣди, сохатые, олени, волки, глухари, лебеди, гуси, утки... Одинъ разсказчикъ увѣрялъ честнымъ словомъ, что онъ сдѣлалъ по лебедямъ такой рѣдкостный выстрѣлъ, отъ котораго сразу свалилось все стадо («объ этомъ еще и теперь говорятъ на Индигиркѣ, ей-Богу!») Другой отстрѣлилъ у стада гусей одни головки, стадо улетѣло, а головки пошли охотникамъ на ужинъ. Хоть не важный ужинъ, да что же дѣлать! («Не забудьте спросить у Андрея Никитича въ Верхоянскѣ — онъ при этомъ былъ»). Третій убилъ бѣлаго медвѣдя, но шкура не досталась ему, потому что, откуда ни возьмись, выскочилъ другой бѣлый медвѣдь и унесъ ее... («Право слово, унесъ ее, на кой лядъ она ему понадобилась?») Даже Аникита, не державшій никогда ружья въ рукахъ, тоже не отставалъ отъ другихъ. Онъ гдѣ то на Алданѣ ходилъ на медвѣдя, причемъ заряжалъ берданку съ дула шомполомъ, чѣмъ вызвалъ общій смѣхъ слушателей, какъ разъ въ то время, когда онъ хотѣлъ уже уложить медвѣдя. Наконецъ, одинъ степенный человѣкъ зѣвнулъ и сказалъ расходившимся охотникамъ трезвое слово.
— Будетъ вамъ. Всѣ охотники мастера поврать, да побалясничать. 6) Лучше думайте, какъ отъ напасти избавиться.
6) Нести околесицу.
— Чего тутъ думатъ! завтра ѣдемъ, если Иванъ Ивановичъ приметъ команду и выдастъ казачьи берданки.
Иванъ Ивановичъ согласился. Но когда стали считать и называть всѣхъ вѣроятныхъ участниковъ завтрашней экспедиціи — онъ только скептически улыбался.
Поздно вечеромъ явился пріѣхавшій сверху якутъ и доложилъ, что когда онъ плылъ мимо берега, гдѣ утромъ случилась катастрофа, то видѣлъ на «угорѣ» трехъ медвѣдей. Черезъ него они послали поклонъ скотистымъ людямъ. («Поклонъ заказывали», шутилъ подвыпившій Никита). „Ишь смѣется, варваръ, нѣтъ у него скота, ему и горя мало“, думали скотистые люди и крѣпко пріуныли. Ихъ мысли блуждали по тѣмъ непроходимымъ болотамъ и калтусьямъ 7), гдѣ паслись ихъ пущенные на подножный кормъ кони.
7) Заросшія травою поляны.
К.
(Продолженiе будетъ).
(OCR: Аристарх Северин)
„Живо—медвѣдь“.
(Изъ Колымской жизни).
Сибирскiй вѣстникъ» №63, 2 iюня 1895
(Окончаніе, см. № 62 «С. В.»).
На слѣдующій день Иннокентій Васильевичъ приготовилъ лодку и рабочихъ, которые должны были тащить лодку бичевой, такъ какъ мѣсто катастрофы было вверху по Колымѣ. Въ назначенный часъ пришелъ Иванъ Ивановичъ принять начальство надъ охотниками, наканунѣ заявившими желаніе идти на медвѣдя. Но большая часть ихъ, проснувшись, вспомнили поговорку: утро вечера мудренѣе и потому не явились. „Скотистые люди“ преимущественно блистали своимъ отсутствіемъ. У многихъ изъ нихъ, впрочемъ, были очень серьезныя причины оставаться дома: у одного заболѣлъ животъ („послали за ученикомъ“), у другого голова «очижилѣла» (тотъ же ученикъ запретилъ выходить: «ни-ни, ни Боже мой, говоритъ»), третій былъ здоровъ и всею душой рвался идти, но властная супруга еще наканунѣ вечеромъ спрятала шапку и сапоги, такъ что со свѣчой не сыщешь.
Изъ скотистыхъ людей, кромѣ Иннокентія Васильевича, въ экспедиціи принялъ участіе Алексѣй Павловичъ, у котораго былъ хорошій „Винчестеръ“. На «скотистыхъ людей» никто и не былъ въ претензіи за неявку, ибо всѣ скотистые люди были тучны и не могли полагаться ни на быстроту своихъ ногъ, ни на вѣрность глаза. За то многіе подтрунивали надъ неявившимися охотниками, которые наканунѣ такъ кичились своими прежними подвигами и трофеями и жаждали новыхъ. Проспавшись, они повидимому рѣшили удовольствоваться тѣми подвигами, которые каждый перечислилъ наканунѣ, а новые подвиги предоставить всецѣло другимъ. Извѣстный по всей Индигиркѣ авторъ легендарнаго выстрѣла по лебедямъ, вдругъ получилъ экстренно съ сѣнокоса отъ рабочихъ извѣстіе, требовавшее его присутствія и отправился въ путь («Романъ заказываетъ, пусть безпремѣнно придутъ, а то сѣно сгніетъ»). Никита былъ не прочь ѣхать согласно своему обѣщанію: его похвалили за вѣрность своему слову, но не могли придумать, къ чему могутъ пригодиться его услуги. Посему онъ получилъ амнистію и къ великому своему удовольствію былъ оставленъ въ городѣ.
По всѣмъ этимъ причинамъ экспедиціонный отрядъ былъ не многочисленный, что нисколько не огорчило его доблестнаго командира, ставившаго на первый планъ качество, а не количество войскъ. Генеральный штабъ, кромѣ Ивана Ивановича, состоялъ изъ нижнеколымскаго казака, промышлявшаго не разъ бѣлыхъ медвѣдей на морѣ и недавно прибывшаго въ ссылку вилюйскаго князеца, промышлявшаго черныхъ медвѣдей на Вилюѣ. Для вооруженія отряда Иванъ Ивановичъ рѣшилъ взять казачьи берданки, полученныя недавно изъ Якутска, но уже успѣвшія заржавѣть отъ неупотребленія и сырости, такъ какъ командиръ держалъ ихъ у себя въ чуланѣ, а команда обходилась прежними кремневыми ружьями.
Такъ какъ не всѣ участники экспедиціи умѣли владѣть столь усовершенствованнымъ оружіемъ, то было рѣшено сдѣлать по одному пробному выстрѣлу изъ берданокъ. Но изъ всѣхъ стрѣлявшихъ только одинъ Иванъ Ивановичъ попалъ въ цѣль изъ своего винчестера, прочіе, стрѣлявшіе въ большой, строющійся амбаръ на разстояніи 50 шаговъ, къ большому своему смущенію, тщетно старались отыскать въ немъ слѣды своихъ пуль. Нижне-колымскiй промышленникъ и вилюйскій князецъ вооружились по своему: въ рукахъ они имѣли нѣчто въ родѣ рогатинъ, именно колья, на которые были надѣты «пальмы», за поясомъ у каждаго изъ нихъ былъ топоръ.
* * *
Было ясное тихое утро. Широкая гладь рѣки казалась неподвижной, точно дремала въ своихъ зеленыхъ берегахъ. Лодка тихо двигалась рядомъ съ берегомъ, разсѣкая воду, которая журчащими струями выбивалась изъ подъ киля и расходилась по бокамъ лодки легкою зыбью. Всѣ охотники, какъ бы проникнутые важностью предстоящей встрѣчи съ медвѣдемъ, молчали, да и говорить было не о чемъ: обо всемъ было переговорено наканунѣ. Алексѣй Павловичъ разсказалъ новыя, еще не бывшія ни разу предметомъ обсужденія, подробности новѣйшаго событія, драки мѣстнаго эскулапа фельдшера (ученика тожъ) съ мѣстнымъ юристомъ, частнымъ повѣреннымъ (ябедникомъ—тожъ). Но эта послѣдняя новость, сосредоточившая на себѣ вниманіе общества, съ появленіемъ медвѣдей отошла на задній планъ. Вялый разговоръ оживился, когда на постланномъ посреди лодки платкѣ явились графинчикъ съ водкой и юкола, завернутая въ лоскутокъ невода. Вилюйскiй князецъ крикнулъ отъ удовольствія, когда ему поднесли чашку водки, у нижне-колымца отъ одного предвкушенiя выпивки покраснѣлъ носъ. Всѣ выпили для бодрости или, какъ говорилъ Иванъ Ивановичъ, «для фантазіи», однакожъ не до такой степени ободрились, чтобы вновь дебютировать разсказами изъ охотничьихъ похожденій.
Лодка остановилась, не доходя версты до мѣста катастрофы, въ небольшомъ заливчикѣ, скрытомъ вохвышеннымъ берегомъ. Было рѣшено сдѣлать десантъ. Экспедиція высадилась на берегъ, осмотрѣла оружіе и двинулась впередъ въ слѣдующемъ боевомъ порядкѣ.
Впереди, у самаго края тальничныхъ зарослей, окаймляющихъ тайгу, шелъ нижне-колымскій промышленникъ съ пальмою на плечахъ, немного позади вилюйскій якутъ. Они часто останавливались, смотрѣли внимательно на траву и песокъ, ища слѣдовъ медвѣжьихъ лапъ. За ними Иванъ Ивановичъ и весь остальной отрядъ — членовъ котораго намъ удобнѣе будетъ называть по роду оружія. За Иваномъ Ивановичемъ двигались двѣ берданки, на нѣкоторомъ разстояніи отъ нихъ опять винчестеръ. Неустрашимый Иннокентій Васильевичъ ни за что не хотѣлъ отстать отъ компаніи и важно шагалъ съ топорикомъ на плечахъ, топорикъ, какъ потомъ оказалось, плохо держался на топорищѣ и слеталъ при неосторожномъ взмахѣ. Двѣ берданки и якутъ съ топоромъ замыкали шествіе. Всѣ шли молча, соблюдая величайшую осторожность, все ожидая увидѣть медвѣдя, который, по общему мнѣнію, долженъ былъ держаться гдѣ нибудь вблизи, въ заросляхъ возлѣ трупа лошади, вскорѣ показавшейся на опушкѣ лѣса.
Къ общему удивленію, она оказалась не тронутой, между тѣмъ медвѣдь имѣлъ полную возможность лакомиться ею ночью сколько угодно. Спина у ней была вздута и слегка оцарапана, а кругомъ возлѣ нея на землѣ ни одного медвѣжьяго слѣда. Это привело весь отрядъ въ смущеніе и заставило генеральный штабъ приступить къ совѣщаніямъ. По мнѣнію Ивана Ивановича, какъ бы ни былъ коваренъ медвѣдь, онъ не могъ скрыть своихъ слѣдовъ, посему смерть лошади произошла отъ какой нибудь загадочной причины, которую надо во что бы то ни стало разузнать. Съ этимъ согласились промышленникъ бѣлыхъ медвѣдей и промышленникъ черныхъ. Они отправились въ тайгу, но тщетно искали тамъ слѣдовъ медвѣдя. Вернувшись, они еще разъ осмотрѣли лошадь и объявили, что дальнѣйшіе поиски безполезны, что хотя въ тайгѣ, а можетъ и вблизи города есть медвѣди, но ни одинъ изъ нихъ не повиненъ въ смерти лошади, а во всемъ виноватъ Чампанъ. Коварный якутъ оклеветалъ медвѣдей, но ему не удалось одурачить опытныхъ промышленниковъ бѣлыхъ и черныхъ медвѣдей. Они подробно описывали разочарованнымъ, но значительно повеселѣвшимъ охотникамъ всѣ обстоятельства, приведшія къ гибели лошади, точно они были при этомъ. Чампанъ, по ихъ словамъ, привязалъ двухъ пойманныхъ лошадей вместѣ и онѣ подрались между собою. Одна изъ нихъ упала отъ удара копытъ другой, запуталась въ ремнѣ и задушилась. Испуганный Чампанъ, боясь, чтобы его на заставили заплатить за лошадь, свалилъ вину на медвѣдей, которые какъ разъ въ это время появились вблизи города на сѣнокосѣ за рѣкой: два медвѣдя подошли совсѣмъ близко къ «урасѣ*)», гдѣ спали косари. Услышавъ шаги непрошенныхъ гостей, косари зажгли большой костеръ и тѣмъ отогнали ихъ. Въ улусахъ, разсказывали пріѣзжіе якуты, медвѣди забирались въ амбары и погреба, ломали ихъ и съѣдали рыбу и молочные продукты. Въ томъ, что медвѣди бродили около города, не было ничего необыкновеннаго или страшнаго, причиной всеобщей тревоги было нарушенiе добраго согласія, существовавшаго всегда между медвѣдями и обывательскими коровами и лошадьми. Это нарушеніе миролюбивыхъ отношеній было измышленіемъ Чампана, который разсчитывалъ, очевидно, на то, что не найдется въ городѣ доблестныхъ мужей, готовыхъ ополчиться даже на медвѣдей. Онъ въ этомъ ошибся! Честь и слава охотникамъ!
*) Шалаш, прикрытый сѣномъ.
Всѣ винчестеры и берданки еще разъ громогласно выразили готовность продолжать поиски медвѣдей, если это потребуется по обстоятельствамъ дѣла. Но этого не требовалось, послѣ заключенія спеціалистовъ можно было считать медвѣжій инцидентъ исчерпаннымъ и экспедицію оконченной. Всѣ положили ружья и прочія губительныя орудія и изъ воинственнаго настроенія перешли въ мирное, такъ что, еслибы медвѣдю «пришла фантазія» показаться откуда нибудь изъ кустовъ, то навѣрно поле осталось бы за нимъ со всѣми винчестерами, берданками и прочими смертоносными орудіями. Якуты развели огонь и варили въ мѣдномъ чайникѣ чай. Иннокентій Васильевичъ досталъ фляжечку съ водкой: теперь можно было угощаться, сколько угодно, и обстоятельно поговорить о достославномъ событіи, занимавшемъ всѣ отзывчивые умы города и округа — дракѣ мѣстнаго эскулапа съ мѣстнымъ юристомъ. Тѣмъ болѣе, что разсѣялись всѣ опасенія, угнетавшія хозяйское сердце Иннокентія Васильевича: нашлась третья лошадь, которую всѣ считали погибшей; казакъ Коля отправился на рекогносцировку къ «протокѣ», нашелъ ее и привелъ къ хозяину.
Въ самый разгаръ выпивки, когда одинъ изъ охотниковъ разсказывалъ удивительныя вещи про силу лебедей, изъ которыхъ одинъ ударомъ крыла согнулъ стволъ ружья («показалъ бы вамъ, да жаль ружье-то въ Якутскѣ осталось и посейчасъ въ починкѣ»), на берегу показалась фигура человѣка, идущаго по военному, скорымъ шагомъ. Это былъ урядникъ Василій Николаевичъ, одинъ изъ „скотистыхъ людей“, успѣвшiй наконецъ вырваться изъ подъ ареста, куда засадила его супруга. Онъ былъ безъ шапки, въ одномъ ситцевомъ платочкѣ на головѣ и съ топорикомъ въ рукахъ. Его встрѣтили съ большимъ тріумфомъ. Иннокентій Васильевичъ пошелъ ему на встрѣчу, взялъ у него изъ рукъ топорикъ и поднесъ ему чару зелена вина.
Въ городѣ, между тѣмъ, всѣ ожидали съ нетерпѣнiемъ и тревогой извѣстій съ театра военныхъ дѣйствій. Бабы поминутно подымались на крыши и, закрывъ рукою отъ солнца глаза, смотрѣли на рѣку, не плыветъ ли лодка, дѣти беззаботно играли въ охоту на медвѣдя. «Скотистые люди» уныло слонялись по берегу въ ожиданьи возвращенія экспедиціи. Наконецъ на рѣкѣ показалась черная точка и привлекла вниманье скотистыхъ людей. Она все приближалась и увеличивалась и скоро не осталось никакого сомнѣнія, что это была вѣтка-душегубка. Въ ней сидѣли спиной къ спинѣ *) Иванъ Ивановичъ (винчестеръ) и письмоводитель Иннокентія Васильевича (берданка), которые, не желая ожидать пока снимутъ шкуру съ лошади и «распластаютъ» мясо, забираемое хозяиномъ для корма ѣздовыхъ собакъ, отправлялись въ вѣткѣ въ городъ. Остальные охотники остались на берегу, на мѣстѣ происшествія праздновать успѣшное окончаніе экспедицiи, неудачной какъ охота, но вполнѣ успѣшной — какъ рекогносцировка.
*) Вѣтка нѣчто вродѣ американской пироги. Это крохотная узенькая лодочка, сшитая изъ трехъ досокъ. Если въ нее садятся двое, то не могутъ сѣсть иначе, какъ спинами другъ къ другу.
Скотистые люди поспѣшили, насколько имъ позволяла тучность, на встрѣчу къ пріѣхавшимъ и съ тоскою ожидали объясненій.
— Кланяется вамъ Иннокентій Васильевичъ и проситъ безъ опаски пожаловать на протоку выпить и закусить на свѣжемъ воздухѣ, сказалъ письмоводитель.
А Иванъ Ивановичъ приступилъ къ изложенію обстоятельствъ дѣла, и страхъ скотистыхъ людей разсѣялся, ихъ мысли, блуждавшіе по тѣмъ трясинамъ и болотамъ, гдѣ паслись ихъ пущенныя на подножный кормъ лошади — вернулись домой и занялись обычными дѣлами.
Результатъ экспедиціи, заключеніе экспертовъ и все, что для дальнѣйшихъ соображеній знать надлежало, было оповѣщено всему городу. Хозяйки успокоились, бѣдныя коровы, запертыя по хлѣвамъ, были выпущены на волю и прежнее довѣріе къ медвѣдямъ, поколебленное кознями Чампана, было возстановлено.
* * *
Вечеромъ, когда нависли тѣни береговъ надъ рѣкою и высокій «камень» праваго берега протянулся до средины ея длинною тѣнью своей, показалась лодка, шедшая быстро на веслахъ. На ней гремѣла и неслась къ городу любимая пѣсня колымчанъ
Извела меня кручина,
Подколодная змѣя.
Молодежь, стоявшая на берегу, подтянула
Догорай моя лучина,
Догорю съ тобою я.
Эхо пѣсни разносилось по рѣкѣ. Рыбаки, сидѣвшіе у костра на противоположномъ берегу, подхватили дружно любимую пѣсню. Казалось, что пѣніе происходитъ по всей рѣкѣ, то замираетъ робкимъ эхомъ на дальнихъ берегахъ и на груди прибрежныхъ утесовъ, то раздается съ новой силой и вновь стелется по рѣкѣ могучей звуковой волной.
К.
(OCR: Аристарх Северин)