Якуты.
(Этнографическій очеркъ.)
"Сибирская газета"№№43,47, 49, 51, 52. 1884
I.
Верстъ 200 сѣвернѣе г. Якутска, въ Лену впадаетъ большая рѣка Алданъ. Если отъ устья Алдана провести прямую линію примѣрно къ половинѣ разстоянія между Якутскомъ и Олекминскомъ и отсюда такую же линію къ устью р. Маи, впадающей въ Алданъ, а восточной и сѣверной границей принять самъ Алданъ отъ впаденія въ него Маи до самого устья, тогда составится четырехъ-угольникъ, въ каждой сторонѣ котораго будетъ верстъ до 400. Въ границахъ этого четырехъ-угольника и находится сплошная масса населенія якутскаго племени. Это — ядро и колыбель якутовъ съ тѣхъ поръ, какъ они тутъ поселились. Отсюда Якуты разселились въ другія, болѣе далекія мѣста Якутскаго края, но эти поселенія съ западной стороны по р. Вилюю, а съ сѣверной по рѣкамъ Янѣ, Индигиркѣ и Колымѣ, — отдѣлены отъ своего центра почти тысячеверстными незаселенными пространствами, и имѣютъ съ нимъ рѣдкія сношенія и нѣсколько разнятся отъ него и въ своемъ бытѣ и даже въ языкѣ.
Очерченный нами четырехъ-угольникъ составляетъ своеобразную мѣстность сѣверовосточной Сибири; это начало низменности за западными отрогами Становаго хребта, низменности уже безпрерывно идущей до береговъ Ледовитаго Океана. Здѣсь сплошная тайга съ такой-же сплошной цѣпью большихъ и малыхъ озеръ, соединяющихся между собою лентою многочисленныхъ поросшихъ травою рѣчекъ. Иногда, по берегамъ озеръ и рѣчекъ, попадаются поляны свободныя отъ лѣса; тутъ стоять одно—два, три жилья инородцевъ и видны скудные посѣвы ячменя. Богатъ или бѣденъ якутъ, жилье его отличается только величиной да количествомъ пригоновъ для скота, характеръ постройки одинъ и тотъ-же.
Въ землю вколачиваются 4 столба, на нихъ кладутся въ видѣ рамы 4 бревна съ одной или двумя, смотря по размѣрамъ жилья, матицами, на которыя изъ слегка обструганнаго лѣсу стелется покатая крыша. Только по окончаніи крыши устанавливаются стѣны, т. е. совсѣмъ не тесанныя бревна приставленныя наклонно къ крышѣ. Наклонъ бываетъ обыкновенно таковъ, что концы бревенъ, упирающіеся въ землю, отстоятъ отъ столбовъ аршина на 1½. Между столбами и стѣной ставятся стойки въ аршинъ вышиной и на нихъ кладутся расколотыя по поламъ бревна, что образуетъ родъ неподвижныхъ лавокъ или наръ, идущихъ вкругъ всего жилья. Въ одной изъ стѣнъ прорубается дверь не выше 2, 2¼ ар. Окна прорубаются высоко, почти въ уровень съ головой стоящаго человѣка; онѣ имѣютъ квадратную форму и величиной не болѣе ½ арш. Рамы весьма оригинальны; онѣ изъ мелкихъ кусочковъ стекла, вставленныхъ въ берестяные ободки, прошитые толстой ниткой изъ конскаго волоса. Это, впрочемъ, лѣтнія рамы; съ октября и до половины апрѣля окна замѣняются льдинами въ ¼ арш. толщины. Стѣны лѣтняго жилья снаружи слегка обмазываются глиной; зимнее жилье обмазывается слоя въ 3, 4 коровьимъ пометомъ съ небольшой примѣсью глины.
Въ такомъ жилищѣ якута, носящемъ названіе юрты, вправо, а чаще на лѣво отъ входа, находится очагъ, камелекъ — по мѣстному русскому названію. Устраивается онъ такъ: въ крышѣ прорубается отверстіе, въ которое просовывается рядъ мелкихъ лѣсинъ, образующихъ трубу; задній полукругъ такой трубы упирается въ нижней части въ полъ, а передній полукругъ укрѣпляется на вѣсу, не достигая аршинъ 2—2½ до полу. Когда остовъ трубы готовъ, въ нее устанавливаютъ толстое дуплистое дерево, задѣлываютъ досками бока и чело передняго полукруга внизу и начинаютъ сверху набивать землей, крѣпко уталкивая ее деревяннымъ пестомъ. Когда земля набита до вершины трубы, дуплистое бревно зажигаютъ снизу, при медленномъ его выгораніи, обжигаются стѣны очага въ сплошной кирпичъ. Полѣнья въ такой очагъ, длиной арш. 1½, ставятся стоймя. Труба камелька не закрывается и въ самые жестокіе морозы и жилье нагрѣвается исключительно лучистой теплотой. Крышу юрты застилаютъ слоемъ ветошнаго сѣна и затѣмъ засыпаютъ землей четверти на 1½.
Въ переднемъ углу юрты, подъ самымъ потолкомъ, помѣщается полочка, на которой стоятъ образа. Якуты, смотря, конечно, по—состоянію, любятъ имѣть большое количество образовъ. Это они заимствовали отъ русскихъ. Подъ божницей обыкновенно виситъ оригинальный якутскій календарь, — деревянный кружокъ съ 7-ю дырочками; счетъ идетъ съ верхней дырочки, слѣва на право; для означенія текущаго дня въ дырочку вставляютъ палочку.
На лавкахъ, «оронахъ», по якутскому названію, стоитъ вся посуда якута. Непремѣнно есть мѣдный чайникъ, а у богатаго самоваръ, ящичекъ съ 2—3 парами разнокалиберныхъ чайныхъ чашекъ, самодѣльные глиняные горшки, деревянныя чашки изъ лиственничнаго дерева и берестяная посуда для молока.
Юрта бѣднаго якута величиной не болѣе 20 саженъ въ каждой сторонѣ, и на этомъ пространствѣ ютится вся, часто многочисленная, семья и еще 3—4 коровы, которыя помѣщаются позади очага. У болѣе зажиточныхъ семей хлѣвъ для скота («хотонъ»—якутское названіе хлѣва) устраивается особо отъ жилья. Прямо къ стѣнѣ юрты пристраивается такая же юрта имѣющая свою особую выходную дверь, но есть такъ-же и внутренняя дверь, соединяющая жилую юрту съ хлѣвомъ, поэтому въ жильѣ всегда чувствуется запахъ навоза и сырость отъ испаренія. Очагъ остается единственнымъ вентиляторомъ и когда на ночь дрова въ очагѣ потухаютъ, непривычному человѣку нельзя вынести этой удушающей атмосферы. Платье и бѣлье въ юртѣ воняетъ и покрывается какой то липкой грязью. Впрочемъ, якуты не держатъ своей одежды въ юртахъ, — у каждаго для этого есть хотя не большой амбарчикъ.
Около жилья идутъ загородки для загона скота и крытые сарайчики для выдаиванья его во время сильныхъ лѣтнихъ жаровъ. Рѣдкій якутъ не имѣетъ двухъ юртъ — лѣтней и зимней. Къ этому принуждаютъ якута естественныя условія его страны. Онъ строитъ лѣтнее жилье тамъ, гдѣ есть открытыя мѣста или полянки въ ближнемъ лѣсу для выгона скота; покосы же лежатъ далеко, иногда за десятки верстъ отъ жилья, — и тогда, на зиму, якутъ переѣзжаетъ туда, гдѣ у него выкошено сѣно. Образъ жизни якутовъ, отдѣльными формами, на далекомъ разстояніи другъ отъ друга, зависитъ отъ тѣхъ условій, въ какихъ находится и крестьянинъ сѣверныхъ округовъ Швеціи и Норвегіи. Причина этого — рѣдкость и отдаленность другъ отъ друга участковъ земли годныхъ для скотоводства и хлѣбопашества. Якуты никогда не расчищаютъ лѣсовъ для увеличенія хлѣбопашества и скотскихъ выгоновъ и не выпускаютъ своихъ многочисленныхъ озеръ для полученія новыхъ покосныхъ мѣстъ. Богатые изъ нихъ не нуждаются въ этомъ, они заняли издавна и крѣпко держатся за всѣ лучшіе покосы и выгоны, а бѣдному нечего и думать о такомъ хозяйствѣ. Богатые якуты и до сихъ поръ косо посматриваютъ на бѣдняковъ, которые засѣваютъ хотя по пуду, по два ячменя. Какъ-бы плохо ни уродился ячмень, но онъ все же спасаетъ бѣдняка отъ зимней голодовки, иначе ему остается одно кислое молоко да сомнительный уловъ рыбы въ озерахъ. Не имѣя запаса ячменя на зиму, якутъ сдаетъ свой покосъ богатому, сдаетъ свой скотъ въ прокормъ ему же и самаго себя, съ женою и дѣтьми, сдаетъ въ кабалу — лишь бы спастись отъ зимней голодовки. Богатый якутъ всегда, особенно зимой, окруженъ массой прислуги и кліентовъ. Прислуга помѣщается съ семьями въ хлѣвахъ, а частію и въ общей жилой юртѣ. Покосныя мѣста прислуги по большей части сдаются тому же хозяину въ кортомъ. Плата прислугѣ такая: взрослый мужчина, нанявшійся на лѣтнюю косьбу сѣна, получаетъ 20, 25 руб. за лѣто; за зиму — ходить за скотомъ, возитъ сѣно, рубитъ дрова — 5, 6 руб.; работница за лѣто: доить коровъ, приготовлять масло и кислое молоко на зиму, грести сѣно, жать хлѣбъ и ходить собирать коровъ по лѣсу 3 раза каждыя сутки — получаетъ 5, 6 руб.; за зимнюю работу, когда женская прислуга исключительно чиститъ хлѣва и стряпаетъ на другихъ рабочихъ, платится ей 2, 3 руб. Кліентъ тоже часто сдаетъ свой покосъ въ кортомъ богатому, но живетъ особо, на его же дворѣ, въ какой нибудь юртешкѣ. Онъ не получаетъ жалованья отъ хозяина, но за то, что тотъ иногда его подкармливаетъ, онъ исполняетъ безвозмездно различныя порученія, напр. отвезетъ его масло, или сгоняетъ скотъ на продажу въ городъ; если кліентъ стрѣлокъ, то онъ получаетъ отъ хозяина порохъ, немного муки и масла и идетъ на цѣлые мѣсяца за сотни верстъ стрѣлять для хозяина бѣлокъ и лисицъ. Кліентъ исполняетъ всѣ мелкія порученія, требующія разгона то въ ту, то въ другую сторону и, уже когда совсѣмъ нечего дѣлать, сопровождаетъ хозяина въ его поѣздкахъ по гостямъ, гдѣ заботится о его лошади и прислуживаетъ ему самому. У якутовъ, до покоренія ихъ русскими, существовало рабство; уничтоженное юридически русскимъ законодательствомъ, оно не могло уничтожиться тотчасъ-же и фактически, тянулось еще долго, оставивъ свои слѣды въ современной кабалѣ, кліентизмѣ, обычаѣ усыновленія и другихъ формахъ, которыя можно наблюдать и теперь. Приведу примѣры. Всѣ мѣстности, занимаемыя якутами, представляютъ сплошную цѣпь изгородей, отдѣляющихъ покосы и выгоны одного общества отъ другаго и покосы и выгоны частныхъ лицъ другъ отъ друга; до 1 іюня на всѣхъ этихъ мѣстахъ можетъ пастись скотъ, но съ 1 іюня всѣ ворота изгородей запираются и чтобы проѣхать 5, 6 верстъ — вы должны отпереть и запереть столько-же воротъ, а запирать ворота изгородей — это священная обязанность. И вотъ, въ это время можно увидать богатаго якута, ѣдущаго верстъ за 30, за 40, а впереди его бѣгущихъ парня или взрослую дѣвку, которые отпираютъ и запираютъ ворота загородей за своимъ хозяиномъ; они слѣдуютъ за нимъ спеціально для этой одной цѣля. Это и есть дѣти его работниковъ и кліентовъ или его собственные воспитанники, взятые отъ бѣдныхъ родителей.
У якутовъ особенно развитъ обычай брать чужихъ дѣтей для усыновленія. При этомъ, если родители бѣдняки, просто совершается купля—продажа.
За дѣвочку и мальчика родители обыкновенно получаютъ корову, иногда даже телушку. Воспитатель усыновляетъ такого ребенка и по обычаю, когда дѣвушка выйдетъ за мужъ, обязанъ дать ей приданое, состоящее изъ 2, 3-хъ коровъ, а мальчикъ, по достиженіи 21 года, можетъ потребовать награды и права жениться и жить отдѣльнымъ хозяйствомъ. На самомъ же дѣлѣ это бываетъ нѣсколько иначе. На мальчика записывается покосъ, которымъ владѣетъ его воспитатель; по достиженіи же совершеннолѣтія онъ оказывается такъ опутанъ разными обязательствами предъ своимъ воспитателемъ, что ему остается только продолжать на него работать и далѣе. Дѣвушкѣ воспитанницѣ рѣдко приходится выйти за мужъ, развѣ только за того же кабальнаго работника; но если ея воспитатель отдаетъ свою родную дочь за мужъ, хотя бы далеко, за сотни верстъ, онъ имѣетъ право (конечно по обычаю) отдать ему дѣвушку въ прислугу за дочерью... и тогда совершается замѣчательный обрядъ. Когда молодая, уѣзжая совсѣмъ къ своему мужу изъ родительскаго дома, садится на коня, дѣвушка воспитанница, идущая за ней какъ бы въ приданое, становится около стремени на четвереньки; молодая ставитъ одну ногу ей на спину и уже со спины, какъ со скамейки, вкладываетъ другую ногу въ стремя. Правда, этотъ яркій остатокъ рабства встрѣчается не повсемѣстно, но достаточно и того, что онъ все же встрѣчается, и въ соединеніи съ другими чертами, о которыхъ будетъ разсказано, явится полная картина холопскихъ привычекъ и забитости этого племени.
II.
Въ 1822 г. Сперанскимъ, генералъ-губернаторомъ Сибири, было составлено Сибирское Уложеніе, въ которое вошелъ и уставъ объ инородцахъ; этимъ уставомъ якутскія поселенія были раздѣлены на улусы и наслеги. Улусы равнялись нашимъ волостямъ, а наслеги сельскимъ обществамъ. Для управленія улусомъ назначались выбираемые обществомъ головы и выборные, которые составляли присутствіе инородной управы, а для управленія наслегами назначались, такъ же выбираемые обществомъ, старосты, которымъ уставъ присваивалъ названіе «князьцовъ». Это названіе перешло еще изъ временъ Екатерины II, когда этотъ титулъ былъ присвоенъ якутскимъ родоначальникамъ вмѣстѣ съ пожалованіемъ имъ тесаковъ, на подобіе морскихъ кортиковъ. Тесаки эти сохраняются и до сихъ поръ и переходятъ отъ старосты къ старостѣ.
Якуты плохо помнятъ свое прошлое; документы объ этомъ прошломъ большею частію утратились, частію сохраняются въ оффиціальныхъ учрежденіяхъ, но несомнѣнно, прежніе родоначальники якутовъ были не выборные, а наслѣдственные. Дѣленіе на улусы и наслеги — административное, сами же якуты знаютъ лишь дѣленіе по родамъ. Роды — единицы болѣе мелкія чѣмъ наслеги (въ наслегѣ бываетъ отъ 3 до 6 родовъ); каждый родъ имѣетъ свое названіе, очевидно, древнее, а прозванія живущихъ въ родѣ показываютъ ихъ родственную связь, происхожденіе отъ одной или немногихъ первоначальныхъ семей. Каждый родъ имѣетъ своего старшину, который хотя тоже выбирается, но, по большей части, остается уже старшиной до своей смерти. Головы и старосты утверждаются администраціей и принимаютъ присягу предъ вступленіемъ въ должность; старшины родовъ не признаются оффиціально должностными лицами, но администрація пользуется ими какъ десятниками въ нашихъ сельскихъ обществахъ. Якуты называютъ своихъ старшинъ и выборныхъ «князь», придавая этому слову значеніе почета и власти, значеніе, истолкованное имъ русскими для титула князя и совпавшее съ ихъ собственными понятіями о власти и подчиненіи родоначальнику.
Вся хозяйственная жизнь якута и его родственныя отношенія почти не выходятъ изъ границъ рода, но староста, какъ болѣе крупная единица, имѣетъ теперь болѣе власти и значенія, чѣмъ родоначальникъ или старшина, на него теперь переходятъ атрибуты родоначальника и староста, говоря про якутовъ своего наслега, говоритъ: «мой народъ»... Староста выбирается безсрочно и остается въ этой должности почти всю жизнь, распоряжаясь «своимъ народомъ»; рѣдкій якутъ пойдетъ противъ рѣшенія своего старосты, особенно якутъ бѣдный. Разсказываютъ, что лѣтъ 20—25 назадъ старосты пускали въ ходъ пытки, вздергиваніе на дыбу, ставленіе на горячія сковороды и привязываніе къ столбу нагими въ 40 градусные морозы. Жестокое обращеніе старостъ съ народомъ не прекращается и теперь. Одно недавнее оффиціальное слѣдствіе раскрыло, напримѣръ, какъ заморилъ голодомъ и холодомъ староста одного якута въ наслежной арестантской, за то, что тотъ вздумалъ жаловаться на злоупотребленія этого старосты. Ходитъ много разсказовъ про жестокости властныхъ и богатыхъ якутовъ. Такъ разсказываютъ про одного богатаго старосту, который созвавъ гостей и напившись съ ними, выкалывалъ глаза приводимому быку и пускалъ его для потѣхи въ ограду, а гости бѣгали за быкомъ и кололи ножами пока тотъ не падалъ отъ потери силъ; богатый хозяинъ со своими домочадцами наслаждался этимъ зрѣлищемъ.
Ко всякому своему должностному лицу и просто богатому якуту бѣдный якутъ обращается со словомъ «тоёнъ», т. е. господинъ. Когда якутъ приходитъ къ старостѣ или родовому старшинѣ съ какой нибудь жалобой, то, послѣ каждыхъ трехъ-четырехъ словъ, отвѣшиваетъ ему поясной поклонъ; эти рабскія привычки такъ въѣлись въ мѣстную жизнь, что живущіе среди якутовъ русскіе крестьяне и мѣщане, при тяжбахъ и жалобахъ предъ якутскими родоначальниками, исполняютъ тотъ же обрядъ безчисленныхъ поклоновъ.
По разсказамъ якутовъ, до принятія ими христіанской религіи у нихъ существовалъ одинъ ужасный обычай, который еще и до сихъ поръ существуетъ, у Чукчей — это обычай умерщвленія престарелыхъ родителей. У Чукчей этотъ обычай совершается прямо закалываніемъ несчастныхъ жертвъ, у якутовъ же это было иначе: старика или старуху, осужденныхъ на умерщвленіе, одѣвали въ лучшую, какая имѣлась въ семьѣ, одежду, кормили всѣмъ, что было у нихъ лучшаго изъ пищи и говорили жертвѣ, что всѣ они ѣдутъ на свадьбу. Осужденный, конечно, зналъ въ чемъ дѣло. Затѣмъ несчастнаго сажали въ сани и завозили въ самую глушь тайги, гдѣ и бросали. Былъ ли этотъ обычай результатомъ какого религіознаго вѣрованія или слѣдствіемъ безпощадной борьбы за существованіе, когда каждый лишній ротъ и при томъ немогущій самъ себя прокормить становился тяжкимъ бременемъ для семьи, неизвѣстно. Жизнь дряхлыхъ стариковъ, особенно въ бѣдныхъ якутскихъ семьяхъ, и до сихъ поръ самая жалкая. Такой старикъ обыкновенно ютится гдѣ нибудь въ углу, почти безо всякой одежды и ему едва удѣляютъ нѣсколько ложекъ каши изъ ячменной муки. Каждый якутъ смотритъ съ насмѣшкой на русскаго, который кормитъ свою собаку: «какъ можно кормить животное, которое въ состояніи само доставать собѣ пищу». И въ самомъ дѣлѣ, надо знать, какая пища и въ какомъ количествѣ потребляется массой якутовъ, чтобы понять почему якутъ долженъ дорожить каждой лишней ложкой. Богатые якуты (одна-двѣ семьи изъ ста) ѣдятъ мясо, по большей части конское; бѣдный якутъ лѣтомъ имѣетъ возможность ѣсть снятое молоко, изъ котораго приготовляется нѣчто въ родѣ простокваши. Сливки идутъ на масло, а послѣднее на уплату податей, покупку одежды и уплату безконечныхъ долговъ своимъ же богатымъ якутамъ. Бѣдные также варятъ листья дикорастущаго хрѣну и особаго рода полыни безъ запаха, но съ той же полынной горечью, въ молокѣ, если оно есть, а чаще всего въ водѣ. Въ теченіи лѣта часть молока заготовляется къ зимѣ, для чего молоко изо дня въ день сливается въ деревянные ушаты, стоящіе въ земляныхъ ямахъ; молоко въ этихъ ушатахъ прокисаетъ, покрывается плѣсенью и начинаетъ бродить. Такъ его оставляютъ до зимы, и тогда уже берутъ мерзлое, распускаютъ пополамъ съ водой и варятъ кашу изъ ячменной муки, а если ея нѣтъ, то мелко изрѣзанную заболонь (кожицу изъ подъ коры) лиственницы или сосны. Подспорьемъ якута служитъ ловля рыбы осенью въ озерахъ, но подспорье не велико, ибо неводьба продолжается только одинъ октябрь, при чемъ отложить рыбы на зиму бѣднякъ—якутъ не можетъ, хотя и ловитъ ее исключительно онъ, такъ какъ неводъ, стоящій 70—100 руб., можетъ завести только богатый. Когда богатый владѣлецъ невода вывозитъ его на озера, со всего рода сбѣгаются якуты обоего пола; они пробиваютъ дыры во льду для протаскиванія невода и для вспугиванія рыбы длинными шестами. Въ сильный морозъ, съ ранняго утра и до вечера, они остаются на льду въ своихъ короткихъ шубенкахъ изъ телячьей шкуры. Богатые же якуты въ это время собираются въ кружки на берегу и пьютъ водку. Когда вытащатъ неводъ, къ нему бросаются сотни народу и хозяину съ своими прислужниками приходится отстаивать неводъ иногда съ дракой. По обычаю, каждый изъ присутствующихъ получаетъ свою долю рыбы. Конечно, хозяину невода остается львиная часть, затѣмъ состоятельнымъ якутамъ побольше и покрупнѣе рыба, а остальнымъ помельче. Бѣднымъ достается отъ 5-ти до 20-ти штукъ карасей, смотря по улову. (Въ озерахъ ловятся только одни караси). Якутская семья, если у нея есть стрѣлокъ, съѣстъ за зиму штукъ 5—10 зайцевъ; ѣдятъ также и бѣлокъ. Звѣриныхъ промысловъ почти не существуетъ: зайцы попадаются очень рѣдко и чрезъ большіе промежутки времени, обыкновенно чрезъ 6 лѣтъ, лисицъ такъ же очень мало. И зайцы и лисицы обыкновенно дѣлаютъ большой кругъ своего пути въ сѣверо-восточной Сибири, они идутъ съ юго-востока на сѣверъ по восточной сторонѣ рѣки Лены и потомъ чрезъ нее — на западъ на Вилюй и т. д. За бѣлками такъ же якутъ долженъ отправляться далеко, за сотни верстъ отъ своего жилья. Большинству якутовъ остается одно скотоводство, которое даетъ ему скудное пропитаніе, одну возможность не умереть съ голоду.
Въ статистическихъ отчетахъ показывается количество лошадей и рогатаго скота, въ среднемъ, по 2 коровы и по 1½ лошади на человѣка, но эти цифры нельзя считать вѣрными, такъ какъ якуты обыкновенно скрываютъ количество своего скота болѣе чѣмъ на половину. Распредѣленіе скота между населеніемъ можетъ быть приблизительно выражено такъ: въ иныхъ наслегахъ семей 5—6 имѣютъ отъ 100—300 штукъ скота крупнаго и мелкаго, треть населенія имѣетъ штукъ отъ 10-ти до 30-ти и остальные отъ 1 до 10 шт. рогатаго скота и ни одного коня; между послѣдними есть семей 10 совсѣмъ не имѣющихъ скота и живущихъ въ работникахъ. Въ другихъ же наслегахъ есть семьи 2—3, имѣющія отъ 500 до 1000 штукъ скота, треть семей имѣетъ отъ 5-ти до 10-ти штукъ скота, не болѣе, и остальные менѣе 5-ти штукъ: эти послѣднія ⅔ обыкновенно находятся въ вѣчной кабалѣ, въ услуженіи у богатыхъ, или просто нищенствуютъ и разбредаются по другимъ наслегамъ.
При обнародованіи устава объ инородцахъ, къ якутамъ были посланы особые комиссары для опредѣленія границъ между наслегами и установленія въ предѣлахъ каждаго наслега общиннаго пользованія покосными мѣстами, съ цѣлью обезпеченія инородцевъ отъ кабалы, а также и въ интересахъ фиска, чтобы каждый якутъ, достигшій извѣстнаго возраста, могъ получить покосный надѣлъ и исправно взносить установленный ясакъ и исполнять повинности. До сего времени покосныя мѣста распредѣлялись въ родахъ по количеству скота у каждой семьи и не передѣлялись между владѣльцами, увеличиваясь или уменьшаясь, смотря по увеличенію или уменьшенію скота въ семьѣ. Бывали случаи отдачи покосныхъ мѣстъ въ приданое за дочерьми, выдаваемыми въ другіе роды, и теперь такіе покосы перешли уже въ собственность тѣхъ наслеговъ и составляютъ чрезполосныя владѣнія. Это дѣлали только богатые люди, которые, не смотря на принадлежность земель роду, распоряжались ими по произволу.
Хотя якуты обложены равными налогами по числу душъ, записанныхъ въ послѣднюю ревизію, но распредѣляютъ налоги не поровну на каждаго, а дѣлятъ ихъ на 3 разряда: 3-й разрядъ платитъ, напр., 2 р. 50 к., 2-й — 3 р. и 1-й разрядъ 4 рубля и сообразно этому распредѣляютъ покосныя мѣста. Якуты, состоящіе въ 3-мъ разрядѣ, пользуются половиной остожья, т. е. такимъ покоснымъ мѣстомъ, которое даетъ 150 копенъ сѣна. 2-й разрядъ получаетъ цѣлое остожье, т. е. 300 копенъ, а 1-й разрядъ 2 остожья, т. е. 600 копенъ сѣна. При этомъ надо замѣтить, что, въ дѣйствительности, покосы содержащіе номинально половину остожья, даютъ не болѣе 100 копенъ, покосы въ цѣлое остожье 400 копенъ, а покосы въ 2 остожья до тысячи копенъ. Но плательщики перваго разряда не могутъ удовлетворяться и этимъ количествомъ сѣна по многочисленности своего скота и потому арендуютъ покосы своихъ работниковъ и др. бѣдныхъ якутовъ, а такъ же записываютъ покосные надѣлы на своихъ многочисленныхъ воспитанниковъ. Изъ пропорцій налоговъ, платимыхъ 3-мя разрядами якутовъ и соотвѣтственнаго количества покосовъ, а еще болѣе качества покосовъ, принадлежащихъ каждому разряду можно видѣть какъ устроились якуты въ своемъ землевладѣніи. Передѣлы покосовъ бываютъ очень рѣдко и то только въ границахъ рода, въ границахъ разряда, и въ такихъ случаяхъ, если покосъ зальетъ водой или такъ выжжетъ солнцемъ, что на мѣстѣ его образуется голый солончакъ. Такія несчастія происходятъ съ покосами 3-го разряда, и тогда владѣльцамъ ихъ даютъ участки на дальнихъ таежныхъ рѣчкахъ, иногда за сотню — за двѣ верстъ отъ ихъ жилья; въ такихъ случаяхъ семьи должны перекочевывать къ покосу.
Xлѣбопахатныя мѣста до послѣдняго времени не имѣли ни какого значенія у якутовъ. Рѣдкій изъ нихъ и теперь имѣетъ соху и борону, а всѣ они — бѣдные и богатые — пашутъ на быкахъ; впрягается только одинъ быкъ въ соху, которая идетъ не на колесахъ, а поддерживается руками. Запашки дѣлаются ничтожныя — отъ 10 фунтовъ до 2-хъ пудовъ зерна у бѣдныхъ, и пудовъ до 3-хъ — 5-ти у состоятельныхъ якутовъ. Хлѣбопашество такъ туго прививается у якутовъ, какъ вслѣдствіе неувѣренности въ урожаѣ, такъ и вслѣдствіе неохоты ихъ къ нововведеніямъ. Надо отдать справедливость, что бѣдные якуты первые принялись за земледѣліе, понявши изъ опыта, что оно можетъ ихъ спасти отъ голода и кабалы; въ средѣ же богатыхъ еще недавно бывали такіе случаи. Сынъ одной богатой и почетной вдовы велѣлъ поднять пуда на 2 земли подъ пашню и вскорѣ послѣ того куда то уѣхалъ на нѣсколько дней. Тогда старуха собрала своихъ рабочихъ и ночью послала ихъ перевернуть пласты поднятой земли обратно. «Грѣхъ портить землю, — говорила она, — и гнѣвитъ Бога, мы и безъ того сыты конскимъ мясомъ».
III.
Старики якуты еще помнятъ, какъ ихъ крестили. Первоначально крестили людей вліятельныхъ и уже позже стали крестить массами, человѣкъ по 20, 30. Теперь на каждые 3 или 4 наслега приходится церковь или часовня со священникомъ и причтомъ, на содержаніе которыхъ собирается до 40 к. съ души; якуты же строятъ церкви и дома для причта. Хотя богослужебныя книги, евангеліе и псалтирь переведены на якутскій языкъ, но служба совершается по-русски и масса якутовъ неуклонно исполняетъ обряды православной церкви. Говѣютъ они всѣ, за рѣдкими исключеніями изъ бѣдняковъ, которымъ нечѣмъ заплатить за исповѣдь. Каждую недѣлю великаго поста, въ юрты, находящіеся около церкви, идутъ сотни народа, иногда за сотни верстъ отъ своего жилья. Помѣщаясь при этомъ крайне тѣсно и неудобно, постящіеся проводятъ ночи безъ сна, истощаются, передаютъ другъ другу прилипчивыя болѣзни, и иногда умираютъ. Богатые же якуты, привыкшіе много ѣсть, всю недѣлю покаянія пьютъ водку, оправдываясь тѣмъ, что ѣсть мясо грѣхъ, а поддерживать силы надо.
Однако, якуты не менѣе усердны и къ остаткамъ своего шаманства. Причину смерти человѣка, скота, неурожай травы — якутъ объясняетъ кратко: «чертъ съѣлъ»... Когда священникъ даетъ имя ребенку, якутъ одновременно даетъ и свое имя, въ увѣренности, что чертъ, услыхавъ имя, данное при крещеніи, непремѣнно придетъ за ребенкомъ, но не найдетъ его, такъ какъ домашніе будутъ звать ребенка другимъ именемъ. Въ легендахъ, въ ученіяхъ шамановъ якутовъ всегда на первомъ планѣ эти злые духи, вредящіе человѣку на каждомъ шагу, они вселяются во все, до человѣка включительно, и единственное средство избавиться отъ нихъ — заклинанія, секретомъ которыхъ обладаютъ шаманы. Было въ этой религіи и понятіе о верховномъ существѣ, создателѣ міра, по понятіе смутное. «Аи тоёнъ» т. е. Богъ создалъ міръ, но въ этомъ мірѣ набралось такое множество злыхъ духовъ, что «Аи тоёнъ» потерялъ надежду сладить съ ними и на все махнулъ рукой. У якутовъ существовало поклоненіе душамъ умершихъ предковъ, ибо старики помнятъ, какъ въ переднемъ углу ихъ юртъ висѣлъ рядъ маленькихъ берестяныхъ туясковъ, съ крѣпко зашитыми крышками, куда шаманъ, находящійся при послѣднемъ издыханіи умирающаго, заключалъ его душу. Но одновременно съ этимъ заключеніемъ души въ туясъ, якуты вѣрятъ и до сихъ поръ, что души умершихъ идутъ въ страну запада и что шаманы видятъ, какъ идутъ онѣ туда, пѣшкомъ, или на конѣ, или на быкѣ, смотря по тому, какая скотина была заколота на поминкахъ покойника. Это повѣріе, между прочимъ, и до сихъ поръ даетъ, себя чувствовать якутамъ. За поминки покойника каждый якутъ, даже самый бѣдный, даетъ священнику какую-нибудь скотину, ибо не желаетъ, чтобы умершій явился на тотъ свѣтъ совсѣмъ съ пустыми руками. Поэтому похороны, какъ для бѣднаго, такъ и для богатаго якута сопряжены съ большими расходами.
Восьмимѣсячная жестокая зима и почти 20 часовыя (въ описываемой мѣстности) зимнія ночи — не могли не вліять угнетающимъ образомъ; невообразимая нечистота жилищъ, лихорадки, гнѣздящіяся среди стоячихъ водъ болотъ и озеръ, болѣе чѣмъ скудная пища — добили якута физически и породили массу людей съ нервными болѣзнями. Часто можно встрѣтить на видъ здороваго и крѣпко сложеннаго мужчину, который, при нечаянномъ для него шумѣ или шорохѣ, съ крикомъ бросается въ сторону, трясется отъ испуга и не скоро можетъ придти въ себя. Преимущественно же между женщинами распространены два рода нервныхъ болѣзней: омеряченье и менерія. Страдающая менеріей сначала жалуется на головную боль, потомъ падаетъ въ корчахъ, мечется, рветъ свою одежду, иногда бросается на окружающихъ, дикимъ голосомъ выкрикиваетъ что ей взбредетъ въ голову, чаще всего отрывки заклинаній, слышанныхъ отъ шамановъ и въ короткихъ промежуткахъ успокоенія проситъ призвать шамана, чтобы онъ изгналъ изъ нея злаго духа. Такой припадокъ продолжается очень долго, иногда цѣлыя сутки. Омеряченье состоитъ въ невольномъ подражаніи жестамъ и словамъ другого человѣка. Какой-нибудь стукъ, даже громко сказанное слово вызываетъ припадокъ у страдающихъ этою болѣзнью. Къ сожалѣнію, у якутовъ вошло въ привычку потѣшаться надъ этими несчастными, раздражать еще болѣе и доводить почти до бѣшенства, чѣмъ только усиливается болѣзнь. Такая, почти массовая, изнервованность поневолѣ поддерживаетъ среди якутовъ всякаго рода страхи и суевѣрія. Якуты никогда не моются сами и почти никогда не моютъ бѣлья; рубашка изъ синей дабы у бѣднаго и богатаго носится до тѣхъ поръ, пока не развалится совсѣмъ. Вслѣдствіе этого разныя накожныя болѣзни распространены между якутами, особенно чесотка. Масса якутовъ золотушные и можно, не боясь ошибиться, сказать, что изъ 10 человѣкъ пятеро страдаютъ глазными болѣзнями. Замѣчательно, что глазныя болѣзни у якутовъ бываютъ эпидемическія, заразительныя, при чемъ многіе теряютъ зрѣніе. И въ самомъ дѣлѣ, рѣдко гдѣ въ другомъ мѣстѣ можно встрѣтить такое количество слѣпыхъ, какъ у якутовъ; слѣпые — это самые несчастные люди, обреченные выдѣлывать коровьи и конскія кожи, разминая ихъ въ рукахъ, а также молоть зерна на ручныхъ жерновахъ.
Часто якутовъ истребляетъ оспа цѣлыми сотнями. Тогда они, въ паническомъ ужасѣ, бросая всего скота, бѣгутъ въ тайгу, за сотни верстъ. Якуты представляютъ себѣ оспу въ видѣ ужасной старухи, идущей съ запада и заходящей всюду, гдѣ раздается ревъ быка и лай собаки. Она особенно кидается на того человѣка, на которомъ увидитъ красную одежду. Поэтому, при оспенныхъ эпидеміяхъ, якуты иногда принимались истреблять своихъ быковъ, собакъ и одежды изъ краснаго ситцу. Въ богатыхъ семьяхъ ставили столы, уставляли ихъ всѣмъ, что могли достать лучшаго и въ этомъ числѣ клали на столъ колоду картъ. Это все назначалось для оспы, для умилостивленія ея, если она вздумаетъ посѣтить этотъ домъ. Шаманы отказываются заклинать оспу, говоря, что это русскій чертъ, съ которымъ они ничего не могутъ подѣлать.
IV.
Не смотря на всѣ несчастныя условія своего существованія, на болѣзни и истребленіе эпидеміями, якутское племя все же не вымираетъ, оно даже увеличивается и отнюдь не отъ того, что къ инородческой крови примѣшивается русская. Напротивъ, якуты очень туго роднятся съ русскими; родство завязывается исключительно между низшими классами населенія русскихъ и бѣднѣйшими изъ якутскихъ семей. Богатый якутъ никогда не отдастъ своей дочери за русскаго, имѣющаго даже хорошее состояніе. Исключительно русскіе женятся на якуткахъ и рѣдко обратно, т. е. якуты на русскихъ женщинахъ, но въ обоихъ случаяхъ ассимиляція такихъ семей достается въ пользу якутскаго племени, — всѣ рожденные отъ смѣшанныхъ браковъ объякучиваются. Объякучиваніе смѣшанныхъ семей происходитъ оттого, что женятся на якуткахъ поселенцы, мѣстные мѣщане, которые живутъ въ наслегахъ, изолированныхъ отъ русскихъ, затертые массой якутскаго населенія и вполнѣ отъ него зависящіе въ средствахъ своего существованія. Малыя русскія поселенія среди якутовъ объякучиваются сплошь. Въ краѣ есть до десятка селеній, основавшихся лѣтъ за 100—150 до настоящаго времени поселенцами изъ другихъ частей Сибири или мѣщанами и казаками изъ г. Якутска. Въ такихъ селеніяхъ старики еще говорятъ по русски, но ихъ дѣти почти не понимаютъ языка своихъ отцовъ. Болѣе богатыя семьи въ тѣхъ селеніяхъ, по большей части занимающіяся торговлею, или семьи лицъ духовнаго званія учатъ дѣтей своихъ русской грамотѣ и только этимъ спасаютъ ихъ отъ окончательнаго объякученія. Въ такихъ селеніяхъ, во всѣхъ семьяхъ, и свѣтскихъ и духовныхъ, мужъ и жена обыкновенно говорятъ между собою по якутски, прислуга, конечно, состоитъ изъ якутовъ и ребенокъ, по неволѣ, не можетъ узнать русскаго языка. Здѣсь тоже часть русскаго населенія или женилась на якуткахъ или ихъ предки были женаты на нихъ и потому образовался смѣшанный типъ, иногда довольно красивый, въ которомъ смуглость кожи и черноволосость якутскаго племени соединились съ правильностію чертъ кавказской расы.
Типъ чистаго якутскаго племени крайне не красивъ, хотя, по всей вѣроятности, это не первоначальный типъ племени. Глаза у якутовъ узкіе, прорѣзанные наклонно отъ виска къ носу, самый носъ крайне малъ и приплюснутъ; формы тѣла плоски, а руки и ноги, сравнительно съ полнотой всего корпуса, по большей части костлявы, грудь впалая, скулы широкія и щеки впалыя. Волосы толстые и жесткіе, какъ волосы на гривѣ лошади, но исключая головы, волосъ на бородѣ, усахъ, груди нѣтъ и на бровяхъ крайне мало. Цвѣтъ волосъ исключительно черный. Косы на головѣ у женщинъ рѣдко бываютъ большія, хотя дѣвочку не стригутъ съ самаго рожденія, а когда лѣтъ въ 10—12 у ребенка образуется пучокъ волосъ сзади, то его крѣпко обертываютъ ремешкомъ и навѣшиваютъ разныхъ побрякушекъ; отъ такого способа содержанія волосъ — они сѣкутся и лѣзутъ. Цвѣтъ глазъ у якутовъ тоже исключительно черный. Не смотря на исключительно смуглый и даже почти темный цвѣтъ своей кожи, якуты находятъ большую красоту въ бѣлой кожѣ. Бѣлая кожа женщинъ даже воспѣвается въ якутскихъ пѣсняхъ. Въ нѣкоторыхъ богатыхъ якутскихъ семьяхъ иногда встрѣчаются хорошо упитанныя женщины съ грязновато-бѣлымъ цвѣтомъ кожи. Якуты также имѣютъ почтеніе къ бородѣ, которой у нихъ нѣтъ. Они видятъ на образахъ всѣхъ святыхъ съ бородами и потому рѣшили, какъ сами объясняютъ, что люди съ бородами были особенно угодны Богу; желая польстить русскому, якутъ говоритъ: «вы народъ Божій, всѣ святые изъ вашего народа». Нѣкоторые якуты въ крайней наивности спрашиваютъ русскихъ: «какое такое сѣмя употребляете вы для рощенія волосъ на бородѣ»?
Что касается нравственныхъ качествъ якутскаго племени, то тутъ можно видѣть, какъ переплетаются коварство съ простотой, обманъ и ложь съ честностью, но надо помнить, что у якутовъ существуетъ два рода нравственныхъ отношеній, однѣ къ людямъ своего племени и другія къ чужеземцамъ. У якута двѣ цѣны на предметы, которые онъ сбываетъ: одна цѣна для русскаго, другая цѣна для якута, и двѣ цѣны за вознагражденіе своей работы у русскаго и якута; для якута онѣ, конечно, ниже. Если какой торговецъ довѣряетъ якуту, то послѣдній готовъ брать больше своихъ средствъ и когда такой долгъ пропадаетъ за якутомъ, онъ наивно говоритъ: «я попользовался съ него». Случается часто, что бѣдный якутъ отдаетъ какому-нибудь торговцу или городскому жителю свою жену или дочь въ наложницы, и если онъ за то получаетъ хорошее вознагражденіе, то его соплеменники говорятъ: «вотъ какъ хорошо поправился человѣкъ». Надо еще принять во вниманіе при этомъ съ какими элементами русскаго населенія входили якуты въ непосредственное соприкосновеніе — это исключительно съ мелкими торговцами и ссыльными. Торговцы сами навязывали якутамъ товары въ долгъ и зорко смотрѣли, чтобы ихъ должники не покупали у другихъ, хотя бы тѣ за ту же самую вещь брали вдвое дешевле. При такой системѣ торговли у нѣкоторыхъ купцовъ образовались цѣлые наслеги крѣпостныхъ покупателей. Для взысканія долговъ съ якутовъ торговецъ обыкновенно самъ отправляется въ наслеги, и живетъ тамъ у должниковъ по цѣлымъ недѣлямъ, кормясь у нихъ самъ и кормя своихъ лошадей. Онъ знаетъ, когда у его должника явится шкурка лисицы или накопится масло и отбираетъ все это за долгъ. Такіе должники передаются торговцами отъ отца сыну; долгъ никогда не можетъ быть выплаченъ сполна. Поселенцы являются тоже чѣмъ-то въ родѣ денежной и натуральной повинности для якутовъ. Они обыкновенно ставятся на квартиры къ бѣднымъ якутамъ по очереди, на трое сутокъ въ каждую семью; иногда за прокормленіе поселенца платится хозяину 20 к. въ сутки и деньги эти собираются съ того рода, въ которомъ изъ юрты въ юрту переходитъ ссыльный, но чаще содержаніе поселенца остается натуральной повинностью, которая исключительно приходится на одни бѣдныя семьи. Богатый якутъ ни за что не согласится пустить къ себѣ въ домъ поселенца, который внушаетъ ему ужасъ, да это и понятно. Наглость и безцеремонность поселенцевъ превосходятъ всякія описанія и чѣмъ бѣднѣе и забитѣе якутъ, тѣмъ болѣе поселенецъ предъявляетъ къ нему претензій, требуя мяса и масла, сливокъ и чаю и непремѣнно къ чаю оладій. Поселенцы насилуютъ женщинъ, растлѣваютъ дѣвочекъ; подламываютъ амбары и крадутъ пожитки якутовъ; даже тамъ гдѣ поселенцы обзавелись своими домами и занимаются хлѣбопашествомъ, они не оставляютъ воровства, какъ подспорья къ своему хозяйству; они у своихъ сосѣдей, якутовъ, крадутъ скотъ и бьютъ его въ лѣсу, воруютъ масло, молоко. Лѣтъ 10 тому назадъ одинъ поселенецъ, жившій въ глухомъ наслегѣ на низовьяхъ р. Вилюя, обложилъ якутовъ своего наслега ежегодной податью по 50 к. съ души и эта подать ему не только исправно выплачивалась, но когда онъ пропивался, то еще получалъ и сверхъ этой подати.
Запуганные шаманами и ихъ сказками о злыхъ духахъ, якуты вообще народъ очень не храбрый, но трусость ихъ предъ поселенцами и вообще русскими превышаетъ всякое вѣроятіе. Въ послѣднее время, когда въ якутскіе наслеги начали селить много татаръ, большинство этихъ поселенцевъ начало заниматься конокрадствомъ, а иногда и открытымъ грабежомъ, особенно въ лѣтнее время, когда якуты уходятъ на покосъ, а дома остаются однѣ женщины. Одинъ богатый якутъ, напуганный грабежами, созвалъ человѣкъ 30 сосѣдей, вооружилъ ихъ винтовками и горбушами (якутскія косы) и просилъ оберегать его имущество въ продолженіи 2 или 3 осеннихъ ночей. Когда совершенно стемнѣло, вся армія защитниковъ на глухо заперлась въ амбарѣ и до самаго разсвѣта ни за что не хотѣла выглянуть оттуда. Когда одного бѣжавшаго нужно было поймать въ лѣсахъ, на границѣ Вилюйскаго округа, то до 100 чел. якутовъ съ заряженными винтовками окружили облавой лѣсъ, гдѣ скрывался бѣжавшій, нацѣлили на него винтовки и когда онъ сказалъ якутамъ, что не будетъ сопротивляться и сдается, они не дозволили ему подойти къ нимъ иначе, какъ раздѣвшись до нага. Какъ ни трусливы якуты, но отношенія ихъ къ поселенцамъ, кажется, доходятъ до послѣдней степени натянутости и, пожалуй, недалеко то время, когда болѣе храбрые изъ якутовъ и болѣе ожесточенные будутъ ихъ подкарауливать съ винтовкою въ лѣсу или ночью сжигать въ жильяхъ, что уже изрѣдка и случалось.
Закинутые въ такую глушь и даль Сибири, куда почта изъ русскихъ столицъ доходитъ только чрезъ 2 мѣсяца, якуты тѣмъ не менѣе желаютъ все слышать и знать, интересуются всѣмъ, чтобы имъ не разсказывали, хотя многаго изъ разсказа и не понимаютъ. Масса якутовъ никогда не бывала ни въ г. Якутскѣ и даже русскихъ селеніяхъ, и не можетъ себѣ представить ни большихъ домовъ, ни улицъ въ городахъ; такъ наприм., одинъ якутъ представлялъ себѣ дворецъ очень, очень большой юртой, въ которой царь живетъ вмѣстѣ со всѣми своими генералами. Достаточно какому-нибудь торговцу или якуту, пріѣхавшему изъ города, о чемъ-нибудь разсказать, чтобы на другой день объ этомъ узнали уже верстъ на 50 въ окружности. Съ ранняго утра въ домъ зажиточнаго якута уже является человѣка 2, 3 праздношатающихся якутовъ и ждутъ, чтобы ихъ вызвали на разсказы. Эти якуты — живыя газеты; хозяева уже знаютъ это и съ нетерпѣніемъ ждутъ разсказа. Сначала идутъ обычные, но всегда необходимые вопросы. «Разсказывай», говорятъ, пришедшему. «Ничего не знаю» отвѣчаетъ онъ. «Что видѣлъ, что слышалъ?» повторяютъ ему. «Ничего не видалъ, ничего не слыхалъ»... и потомъ, немного погодя, начинаетъ разсказъ о томъ, у кого онъ былъ, что тамъ ѣли и пили, какъ были одѣты, о чемъ говорили. Чужіе разговоры перевираются и украшаются собственной фантазіей разскащика. Его слушаютъ съ одинаковымъ любопытствомъ о томъ, какъ у попа родилась дочь и о томъ, какой въ городъ пріѣхалъ военный чиновникъ, и сколько у него орденовъ и какой на немъ мундиръ. Въ долгія же зимнія ночи у богатыхъ якутовъ собираются сказочники и занимаютъ ихъ разсказами о старыхъ якутскихъ богатыряхъ, ихъ похожденіяхъ, борьбѣ съ русскими и злыми духами. Замѣчательно, что у якутовъ нѣтъ сложенныхъ пѣсенъ, хотя они очень любятъ пѣть; всякая пѣсня якута есть импровизація. Какъ только якутъ сядетъ на быка, чтобъ ѣхать въ лѣсъ за дровами или на покосъ, онъ начинаетъ пѣть обо всемъ, что ему придетъ въ голову: о пустой юртѣ, которая ему попалась на дорогѣ, объ упавшемъ деревѣ, о пробѣжавшемъ мимо зайцѣ; женщины поютъ о нарядахъ, вышитыхъ и разукрашенныхъ серебромъ шубахъ, о богатыхъ якутахъ, которые проѣзжаютъ на хорошихъ лошадяхъ съ серебряной сбруей. У якутовъ есть только единственный музыкальный инструментъ, на которомъ играютъ исключительно женщины, это такъ называемый по якутски «хомусъ»; это — плоская желѣзная подкова, вершка въ 3 длиною, къ дугѣ которой припаивается желѣзная же тоненькая пластинка, идущая посрединѣ между параллельными вѣтвями подковы; свободный конецъ пластинки загнуть подъ прямымъ угломъ и имѣетъ шишечку. Играющій на такомъ инструментѣ вкладываетъ его между зубами, прижимая вѣтви подковы, и однимъ пальцемъ безпрерывно задѣваетъ загнутый конецъ пластинки, заставляя ее вибрировать (*). Звукъ этого инструмента — монотонное бренчанье, но оно оглушаетъ самого играющаго резонансомъ чрезъ зубы, къ которымъ прижимается органчикъ. Плясокъ у якутовъ не существуетъ, есть только своеобразный родъ хоровода при народныхъ празднествахъ весной. Весной, когда появится трава и кобылы начнутъ доиться, богатые якуты устраиваютъ такъ называемый «исехъ», что въ переводѣ буквально значитъ: питье. Это языческій праздникъ, преслѣдуемый православнымъ духовенствомъ. На поляну, по близости дома богатаго якута, выносятъ большія кожаныя ведра съ кумысомъ, масло и деревянные стаканы съ ножками, на подобіе нашихъ бокаловъ, для питья кумыса. По опушкѣ лѣса или между двумя столбами протягиваются веревочки изъ конскаго волоса, на которыя навѣшиваются вырѣзанныя изъ бересты изображенія лошадей, коровъ. Чѣмъ больше такихъ фигурокъ, тѣмъ лучше, ибо шаманъ будетъ дѣлать надъ ними заклинанія, прося ихъ обратиться въ приплодъ. На это празднество собираются всѣ сосѣди, а чаще и со всего рода, человѣкъ 100 и болѣе. На полянѣ зажигаютъ костеръ. Шаману подаютъ деревянный бокалъ съ кумысомъ и положеннымъ туда масломъ. Шаманъ беретъ сосудъ, медленно обращается съ нимъ три раза предъ костромъ съ востока на западъ, льетъ часть кумыса съ масломъ въ огонь и начинаетъ заклинаніе, прерывая его крикомъ «уруй!» что значитъ: подай, ниспошли. Всѣ присутствующіе повторяютъ этотъ крикъ, а шаманъ въ это время кропитъ кумысомъ берестяныя фигуры. Когда заклинаніе кончено, начинается питье кумыса съ масломъ. Каждый черпаетъ изъ кожаныхъ ведеръ кумысъ, а жена устроителя празднества кладетъ въ сосуды масло. Когда кумысъ весь выпитъ, молодые мужчины, женщины и дѣвушки становятся въ кругъ, обыкновенно мужчина съ женщиной рядомъ, при чемъ берутся подъ руку другъ съ другомъ и складываютъ ладонь съ ладонью. Весь кругъ начинаетъ медленно вертѣться, а пары переступать съ ноги на ногу и понемногу подпрыгивать съ криками: «эге-ге-кай! ого-го-кай!» Не приставшіе къ кругу молодые якуты занимаются въ это время единоборствомъ, что составляетъ особенное удовольствіе для зрителей якутовъ. Борцы раздѣваются до нага, оставляя на себѣ только исподнее платье, низко нагибаются головами и протягиваютъ другъ къ другу руки съ согнутыми пальцами. Искусство этой борьбы состоитъ въ томъ, чтобы половчѣе схватить противника за руки, отбить ихъ къ низу и, зацѣпивъ его за шею, бросить на землю. Часто при такой борьбѣ якуты больно разбиваютъ другъ друга. Дѣвочки-подростки въ это время занимаются особой пляской, одиночными парами; они схватываются за руки, ставятъ ступни ногъ одна между другой и, подпрыгивая, шаркаютъ, нога объ ногу другъ другу, — или другъ противъ друга садятся на корточки, припрыгиваютъ, какъ лягушки, и хлопаютъ въ ладоши. Празднество продолжается весь вечеръ, а часто и всю свѣтлую сѣверную лѣтнюю ночь, до солнечнаго восхода.
(*) Такой инструментъ находится во всеобщемъ употребленіи у сойотовъ, а также у алтайцевъ. Ред.
V.
Якуты страстные любители вина и картежной игры. Такъ какъ вино запрещено къ ввозу въ улусы, то оно тамъ дорого, по 1 р. рублю бутылка, и доступно только богатымъ. Кажется, въ 40-хъ годахъ была разрѣшена торговля виномъ въ улусахъ, но якуты такъ начали пропиваться, что, наконецъ, сами обратились съ просьбой о закрытіи кабаковъ, гдѣ они пропивали скотъ, масло, украшенія и послѣднюю одежду. Старики съ ужасомъ вспоминаютъ о ссорахъ и дракахъ въ кабакахъ, о разореніи многихъ семей. Но закрытіе не устраняетъ тайнаго ввоза вина въ большомъ количествѣ. Около инородныхъ управъ или приходскихъ церквей, гдѣ обыкновенно группируется по десятку юртъ и домовъ писарей и духовенства, рѣдкій житель не промышляетъ тайной продажей вина; во время праздника или собранія старостъ каждая юрта обращается въ кабакъ и мѣсто картежной игры. Пьянство якуты отнюдь не считаютъ порокомъ, и даже хвалятся имъ. Когда бѣдному якуту приходится выпить вина, онъ съ величайшимъ наслажденіемъ говоритъ: «арыгы истимъ», т. е. я пилъ вино, и разсказываетъ объ этомъ событіи цѣлую недѣлю. Поэтому, торговцы, разъѣзжающіе по якутамъ, торгуютъ не столько товарами, сколько виномъ. Поставивши бутылку вина передъ бѣднымъ якутомъ, онъ можетъ изъ него веревки вить. Въ карты играютъ и бѣдные, играютъ по днямъ и по ночамъ и проигрываютъ все, до рубашки. Часто какой-нибудь отправится въ Якутскъ продавать скота или масло и проиграется до того, что даже на улицу выйти не въ чемъ. Богатые сынки часто такимъ способомъ спускаютъ все свое состояніе. Есть даже національная якутская игра, называемая «быры», что буквально означаетъ: липкая грязь. Сами якуты, впрочемъ, къ картежной игрѣ относятся не одобрительно, ибо она даетъ себя чувствовать быстрымъ раззореніемъ.
За слабостью къ вину и картамъ неизбѣжно слѣдуетъ слабость къ женскому полу, въ которой грѣшна не только богатая якутская молодежь, но часто и почетные старички. Ничего не дѣлая, особенно во время покосовъ, когда мужчинъ нѣтъ дома, ловеласы разъѣзжаютъ отъ юрты къ юртѣ и обольщаютъ ихъ обитательницъ, что по большей части увѣнчивается полнымъ успѣхомъ. Якутки-женщины страстныя, легкомысленныя. Молодая якутка, особенно изъ зажиточной семьи, развлекается или шитьемъ узоровъ или игрой на органчикѣ, на которомъ воспѣваетъ мѣстнаго щеголя, его прекрасную бѣлую лошадь, его изукрашенный серебромъ поясъ, расшитую «саръ», т. е. обувь. Такихъ мѣстныхъ щеголей и донъ-жуановъ якуты называютъ словомъ: «шляхта», а особенныхъ любительницъ этихъ щеголей «эримсяхъ», что буквально значитъ: любительница мужчинъ. Случаи насилія женщинъ и дѣвушекъ въ якутскомъ быту также очень часты; сами якуты хвалятся этимъ, какъ и пьянствомъ, и не видятъ въ этомъ преступленія, тѣмъ болѣе что не преслѣдуются семьями пострадавшихъ. Рѣдко встрѣчается сильная привязанность между мужемъ и женой въ якутской семьѣ, особенно между богатыми. Причиной этого, можетъ быть, ранніе браки: у богатыхъ вслѣдствіе семейныхъ разсчетовъ, сватовство заключается обыкновенно рано, когда еще женихъ и невѣста не вышли изъ ребячества, а лѣтъ съ 13—14 они уже вступаютъ въ сношенія. Однако, случаи самоубійства изъ любви не такъ рѣдки. Самоубійцами бываютъ исключительно женщины. По перелѣскамъ стоитъ много пустыхъ, брошенныхъ юртъ и амбаровъ, владѣлецъ которыхъ умеръ (по понятіямъ якута, человѣка ѣстъ чертъ и потомъ поселяется въ этомъ жильѣ). Въ эти-то обиталища злыхъ духовъ и идутъ давиться несчастныя женщины; ихъ влечетъ туда тотъ же злой духъ, которому мало прежнихъ жертвъ, говорятъ якуты. Удавленіе — обычный способъ самоубійства у якутовъ; удавленіемъ кончаютъ нерѣдко и мужчины, доведенные присутствіемъ солитера — этой болѣзни очень распространенной у якутовъ — до ужасной тоски, доводящей человѣка до помѣшательства и самоубійства. Убійства здѣсь рѣдки и когда случаются, то ихъ стараются скрыть и выгородить убійцу; ужъ если, разсуждаютъ, погибъ человѣкъ, то пустъ погибаетъ одинъ, а не два или болѣе. Разсказываютъ про недавній случай, когда одинъ якутъ закололъ другого вилами. Общество хотѣло скрыть преступленіе, но послѣдовалъ доносъ и трупъ велѣно оставить для освидѣтельствованія. Якуты вырываютъ изъ могилы недавняго покойника и подмѣниваютъ трупъ убитаго. Семьи и жены убитыхъ въ этомъ случаѣ молчатъ, боясь преслѣдованій общества, т. е. своихъ богачей.
Якуты — народъ очень переимчивый, имъ хорошо даются разныя ремесла: такъ, между ними есть хорошіе оружейники и рѣзчики изъ мамонтовой кости, есть хорошіе кузнецы, слесаря и столяры. При этомъ надо замѣтить, что инструменты ихъ первобытны и немногочисленны: столяръ все совершаетъ топоромъ и ножемъ. Прогресса въ этомъ отношеніи и ожидать нельзя до тѣхъ поръ, пока якутъ не требуетъ лучшихъ издѣлій, а по дешевизнѣ ихъ не можетъ конкурировать русскій ремесленникъ; напр., довольно большой круглый или 4-хъ угольный столъ стоитъ 1 р.—1½ р., березовый стулъ, крашеный масляной краской 20—25 к., кровать 2 р. и т. д. Домъ въ 3 — 4 сажени по сторонамъ, съ вывозкой лѣса, якутскіе плотники ставятъ за 80, много за 100 р.
Почти при каждой инородной управѣ, т. е. въ каждомъ улусѣ, заведены начальныя школы, куда каждый наслегъ обязанъ посылать своего пансіонера для обученія. Содержаніе ученика обходится наслегу по 50 р. въ годъ. Желающихъ учить своихъ дѣтей много; въ большинствѣ случаевъ якутскіе мальчики сами учатся хорошо, грамоту усваиваютъ быстро и очень любознательны, но на ихъ несчастье, учителя попадаются плохіе. Если у мальчика, учившагося въ такой школѣ, отецъ — человѣкъ состоятельный, то онъ иногда нанимаетъ поселенца или мѣщанина доучивать мальчика. Многіе состоятельные якуты отдаютъ дѣтей въ якутскую прогимназію, но рѣдко оставляютъ въ ней до окончанія курса. Они не видятъ пользы ни въ новыхъ, а тѣмъ болѣе въ древнихъ языкахъ; для якутовъ были бы желательны школы съ преподаваніемъ въ размѣрѣ прежнихъ уѣздныхъ училищъ. Такія школы можетъ быть и создали бы нѣчто вродѣ якутской интеллигенціи, которая, съ нѣкоторымъ запасомъ знаній, оставалась бы дома. Есть и теперь съ полдюжины чистокровныхъ якутовъ, окончившихъ курсъ въ гимназіяхъ, даже университетахъ, но они всѣ разбѣжались и служатъ въ другихъ мѣстахъ, не принося пользы своему племени.
Ш.
(OCR: Аристарх Северин)
При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.