«Сѣверная Пчела» №115, 25 мая 1831

Меня приглашаютъ ѣхать на Исыхъ. Но что такое Исыхъ? — «Вообще это имя всякаго Якутскаго празднества; но въ особенности оно присвоено празднику начатковъ кумыса. Кто нибудь изъ богатыхъ стадами Якутовъ, скопляетъ его большое количество, скликаетъ родныхъ и родовичей, зазываетъ гостей изъ другихъ улусовъ: старъ и малъ собираются, пьютъ и поютъ — пляска и конская скачка.... Что жъ, ѣдете?» — «Ѣдемъ». — Ногу въ стремя и вонъ изъ Якутска. Погода прекрасная, лѣтнія травы благоухаютъ, листья трепещутъ жизнію. Вы бы сказали, что природа сама вполнѣ наслаждается. Вотъ видны Якутскiя юрты, разбросанныя по берегу величавой Лены. Близъ нихъ, въ большой загородкѣ березки, вонзенныя въ землю, образуютъ бесѣдку и дорожки. Множество Якутовъ обоего пола сидятъ кругомъ на колѣнахъ; въ срединѣ пылаетъ пламя. По просьбѣ нашей, праздникъ будетъ по старинѣ, со всѣми прежними обрядами. Три шамана приближаются къ огню; одежда ихъ уже описана отлично Бардомъ нашимъ, и мнѣ нѣчего прибавлять; — только вмѣсто рогатыхъ шапокъ волосы ихъ падаютъ по плечамъ. Они умоляютъ духовъ не вредить ихъ стадамъ, не насылать падежа и болѣзней. Голосъ ихъ то пронзителенъ, то ропотенъ — бубны звучатъ повременно, и каждый изъ нихъ, черпнувъ ложкою кумыса изъ огромныхъ деревянныхъ кубковъ (аяхъ), брызжетъ имъ на огонь — это умилостивительное возліяніе. Старшины подводятъ бѣлую кобылицу, и старшій шаманъ, возложа руку на ея голову, проситъ Небеснаго Бога благословить размноженіе стадъ, изобиліе травъ и здравость сего кумыса. Онъ вырываетъ нѣсколько волосъ изъ гривы и бросаетъ въ огонь: съ этой минуты благословенная кобылица становится неприкосновенною. Ни сѣдло, ни удило не будетъ ей знакомо: никогда ножницы не уронятъ съ нея ни волоска. Тутъ началось подчиванье: въ большихъ и малыхъ чашахъ разносятъ гостямъ кумысъ — между тѣмъ, какъ умный раскащикъ говоритъ похвалу ему, и громкіе клики одобренія летятъ со всѣхъ сторонъ: ораторъ неистощимъ. Женщины, схватя другъ друга подъ руки образуютъ кругъ для пляски подъ ничего незначащій припѣвъ, похожій на крикъ тянущихъ матросовъ. Пляска эта есть не что иное, какъ ходьба кругомъ въ одну сторону — ставя лѣвую ногу въ бокъ а правую впередъ: ни красы ни занимательности — это тающая зима. Платье Якутское весьма красиво: короткое полукафтанье, широко опушенное краснымъ сукномъ, шелковый кушакъ и красные замшевые сапоги. Якутки въ лучшихъ своихъ нарядахъ: многія въ лѣтникахъ, большая часть въ шубахъ суконныхъ или шелковыхъ съ соболиною или бобровою окладкою, съ подвѣсками на косахъ, на серьгахъ, на плечахъ. Изъ нихъ иныя очень не дурны — но огромныя мѣховыя шапки безобразятъ всѣхъ.

Мужчины скачутъ и бѣгаютъ на перегонки; прыгаютъ на далекое разстояніе на одной ногѣ или черезъ веревочку — движенія ихъ медленны и неловки — климатъ видѣнъ во всемъ. Борются полунагіе, упершись головами и схватя другъ друга за руки выше локтей. Кто первый коснулся земли спиною, тотъ побѣжденъ. Смѣхъ и клики привѣтствуютъ атлетовъ.

Но вотъ открывается поприщѣ, на которомъ каждый Якутъ можетъ быть героемъ: это проба объѣдалъ. Одинъ съѣдаетъ едва ли не четверть быка, другой глотаетъ 30 фунтовъ растопленнаго масла съ разу, третій осушаетъ аяхъ ведра въ полтора, не отнимая его отъ губъ: это доказало эластичество желудка — вотъ примѣръ быстроты челюсти: удалецъ пустивъ стрѣлу вверхъ изъ лука, съѣлъ пять карасей прежде чѣмъ она упала на землю. Товарищи не съ удивленiемъ, но съ завистiю любовались на счастливцевъ.

И только? Только, друзья мои! На это пріятно взглянуть, какъ на Китайскія тѣни. Одно и то же, наскучило мнѣ въ часъ. Я покинулъ грязныхъ дѣтей природы для вѣчно юной ихъ матушки, и скоро шумъ ключей Кангаласскаго камня утѣшилъ мой слухъ, утомленный нескладнымъ пѣніемъ Исыха.

А. Б.

(OCR: Аристарх Северин)

«Сѣверная Пчела» №132, 11 iюня 1832

(*) См. № 115 Сѣв. Пчелы 1831 года. Тамъ помѣщено описаніе сего праздника, составленное другимъ наблюдателемъ.

Якуты въ концѣ прошедшаго столѣтія обращены въ Христіанскую Вѣру; малая часть изъ нихъ осталась въ прежнемъ язычествѣ; но вся вѣра новообращенныхъ состоитъ въ исполненіи однихъ только наружныхъ обрядовъ Христіанства: они крестятся, исповѣдаются и молятся только потому, что сего требуютъ отъ нихъ Священники. Всеобщее незнаніе Русскаго языка и безграмотность, кажется, надолго оставятъ ихъ въ нынѣшнемъ состояніи. До сихъ поръ они вѣрятъ Шаманамъ, имѣютъ по нѣскольку женъ, не соблюдаютъ постовъ, ѣдятъ лошадиное мясо, и весною исправляютъ Исэхъ, или праздникъ весны, по обрядамъ языческимъ.

Послѣ продолжительной холодной зимы, наступленіе теплаго времени есть величайшій праздникъ Природы для сѣверныхъ жителей: они чувствуютъ сіе благодатное время не потому только , что имъ сдѣлалось теплѣе; нѣтъ, весною телятся ихъ коровы, кобылы, и съ появленіемъ первой зелени, увеличивается сборъ молока, постоянной пищи, въ разныхъ измѣненіяхъ, у всѣхъ пастушескихъ народовъ. Весною они оживаютъ душею и тѣломъ. — Какъ же не благодарить имъ Творца за такое благо — и вотъ пастырь многочисленныхъ стадъ наполняетъ мѣхи кумысомъ, и приглашаетъ сосѣдей въ назначенный день. Вѣсть о праздникѣ распространяется по всему околодку: званые и незваные въ лучшихъ одеждахъ спѣшатъ къ юртѣ богача праздновать возвращеніе лѣта. — Торжество начинается обрядомъ возліянія: хозяинъ и почетные гости садятся въ юртѣ на разостланныхъ лошадиныхъ шкурахъ; тогда выбирается молодой человѣкъ, небывавшій въ тотъ мѣсяцъ при мертвецѣ, неизобличенный ни въ воровствѣ, ни во лжесвидѣтельствѣ; онъ беретъ большую деревянную стопу, наполненную кумысомъ, и становится передъ погасшимъ огнемъ, лицемъ къ востоку. Подержавъ нѣсколько времени стопу противъ груди, онъ возливаетъ три раза на пепелъ: это жертва великому Аръ-Тоену, Творцу Вселенныя. Поворотясь немного на право, возливаетъ женѣ его, Кюбей-Хатунъ; далѣе возливаетъ прочимъ божествамъ, безпрестанно подвигаясь къ югу. Потомъ, ставши лицемъ къ западу, возливаетъ въ честь двадцати семи мытарствъ. Поворотившись къ сѣверу, онъ возливаетъ преисподнимъ духамъ и тѣнямъ умершихъ Шамановъ. Послѣднее возліяніе дѣлается старухѣ, называемой Ынахсытъ, о которой думаютъ, что она вредитъ коровамъ въ родахъ. Окончивъ церемонію, возливатель обращается къ востоку: тогда Шаманъ, сидѣвшій до сего безмолвнымъ, громкимъ голосомъ благодаритъ Бога за содѣланныя имъ блага, и проситъ о ниспосланіи оныхъ на будущія времена. Послѣ молитвы сей, снимаетъ онъ шапку и громко кричитъ: уруй, что значитъ: подай или благоволи. Сіе слово трижды произносятъ всѣ, сидящіе въ юртѣ. Кончивъ священный обрядъ, Шаманъ беретъ стопу съ оставшимся отъ возліянія кумысомъ, пьетъ самъ и подаетъ прочимъ. — Женщины въ сей церемоніи не могутъ участвовать.

Вечеромъ начинаются различныя игры: мужчины скачутъ на лошадяхъ, бѣгаютъ, борются и проч. Женщины, поодаль отъ нихъ, ходятъ въ хороводѣ. Сцѣпившись пальцами другъ съ другомъ и дѣлая каждая въ одинъ разъ по три па, онѣ идутъ по теченію солнца, напѣвая каждая свое. Пестрота цвѣтовъ платья, серебряныя косы напереди и назади, кушаки, украшенные серебряными бляхами, кольца на груди изъ того же металла, мѣховыя шапки съ верхушками, вышитыми золотомъ или серебромъ; алыя суконныя полукафтанья, по краямъ широко обложенныя котикомъ или бобромъ, сапоги (унты) изъ красной замши, представляютъ въ совокупности какую-то образцовую картину, а пѣніе походитъ на чтеніе учениковъ, когда они твердятъ каждый свой урокъ. — Сіе зрѣлище, столь занимательное по новости, скоро наскучитъ однообразіемъ движенія и нестройною мелодіею. Переводчики схватили однако жъ нѣсколько стиховъ изъ импровизаціи одной пѣвицы; вотъ они: «Послѣ морозовъ Богъ намъ далъ тепло, выросла трава; наши коровы и кобылы даютъ много молока; мы изъ него дѣлаемъ кумысъ, пьемъ и веселимся». — Кажется, всѣ кочующіе народы не имѣютъ готовыхъ пѣсенъ; каждый воспѣваетъ, что видитъ предъ глазами, и потому-то въ совокупномъ ихъ пѣніи не можетъ быть ничего стройнаго. — Теперь вопросъ: хороши ли Якутки? — Красота понятіе относительное — по своему судитъ объ ней Европеецъ, по своему и житель Азіи, и кажется оба правы. Якутки вообще малорослы, плотны, безъ таліи, безъ пріятностей въ движеніяхъ, лицемъ не очень смуглы; иногда только легкая тѣнь покрываетъ пріятныя черты Азіятскаго лица, на которомъ блестятъ два глаза черныхъ какъ уголь, подъ бровями соболиными.........

Передъ юртою хозяина становятся три столба съ перекладиною, украшенные березками; подъ нихъ ставятъ огромные кожаные мѣшки съ кумысомъ, и веревочками прикрѣпляютъ ихъ къ перекладинамъ. У другой юрты становятся таковые же столбы и мѣшки для угощенія женщинъ.

Якуты садятся на землю въ нѣсколько рядовъ, лицемъ къ востоку; предъ мѣшками становятся въ линію человѣкъ десять съ большими деревянными кувшинами. Каждый изъ нихъ подходитъ къ мѣшку, изъ коего приставленный тутъ Якутъ наливаетъ ему кумыса, длиннымъ деревяннымъ ковшомъ; получившій кумысъ отходитъ и становится на прежнее мѣсто, потомъ подходитъ другой, и такъ далѣе по порядку. Когда кувшины будутъ уже всѣ наполнены, строй кувшиноносцевъ оборачивается къ гостямъ, и хозяинъ, взявши кувшинъ у одного, подаетъ оный первому гостю, потомъ второму и такъ далѣе, по чинамъ или по мѣрѣ уваженія. Получившій кувшинъ пьетъ изъ онаго нѣсколько разъ съ разстановками, и подаетъ сосѣду; такимъ образомъ идетъ круговая до осушенія всѣхъ кувшиновъ. Невидавшему трудно повѣрить, если скажутъ, сколь много выпиваетъ каждый Якутъ отраднаго кумыса; нѣкоторые изъ нихъ кажутся пьяны, но эта пьяность происходитъ вѣроятно отъ преполненія желудка , а не отъ спиртуозности напитка. Кумысъ есть наша сыворотка. — У женскаго отдѣленія совершается то же; тамъ распоряжается хозяйка. Дѣвицы не могутъ участвовать въ Исэхѣ. По осушеніи всѣхъ мѣшковъ, начинаются у женщинъ опять хороводы, а у мужчинъ борьба. Два атлета, въ одномъ короткомъ исподнемъ платьѣ, выводятся на сцену посредниками. Ихъ борьба не походитъ на нашу: противники стараются другъ друга схватить за руки; пойманный вырывается, и такъ далѣе. Тутъ же становится высокій гладкій шестъ, по которому Якуты поднимаются вверхъ, или вытянувъ по шесту руку, достаютъ оную съ размаха ногою.

Праздникъ продолжается до полуночи. — Гости разъѣзжаются понемногу, безъ всякаго привѣтствія хозяину.

Н. Щ—нъ.

(Н. Щукин)

(OCR: Аристарх Северин)

«Сѣверная Пчела» №158, 18 iюля 1850

Народы Турскаго племени были нѣкогда столь многочисленны, что занимали большую часть Средней Азіи, отъ Моря Каспійскаго до сліянія рѣкъ Шилки и Аргуна. Въ Европѣ они кочевали на обширныхъ степяхъ выше Каспійскаго и Чернаго Морей. Чингисъ-Ханъ разстроилъ это племя: исчезли Уйгоры, Найманы, Джелаиры и Половцы. Имя Монголъ слило нѣсколько племенъ: побѣжденные частію удалились въ другія мѣста, частію слились съ побѣдителями, другіе измѣнили свои названія. Теперь историческая критика разбираетъ восточныхъ историковъ, и не понимаетъ, о какомъ народѣ они говорятъ.

Есть много основаній полагать, что около озера Байкала жили въ древности народы Турскаго племени; съ сильнѣйшими изъ нихъ, Джелаирами, велъ Чингисъ-Ханъ продолжительную и кровопролитную войну. Народъ этотъ кочевалъ въ низовьяхъ рѣки Онона, и выставилъ противу всемірнаго завоевателя 10,000 войска. Но военное искусство Чингисъ-Хана одержало верхъ надъ нестройными толпами. Джелаиры исчезли съ лица земли, а съ ними и прочія Турскія племена, кочевавшія около озера Байкала. Одно изъ поколѣній этого народа называлось Саха. Гдѣ оно кочевало, нѣтъ ни малѣйшихъ слѣдовъ, но что оно было немалочисленно, доказывается тѣмъ, что и теперь между Красноярскими Татарами есть родъ Саха. Вѣроятно Монголы, расширяясь на югъ Иркутской Губерніи, оттѣснили этотъ народъ къ сѣверу, и наконецъ приперли къ вершинамъ рѣки Лены. Сахи сдѣлали плоты, помѣстились на нихъ со скотомъ своимъ, и отвалили отъ берега на произволъ судьбы. Рѣка Лена скудна ровными берегами; она сжата горами какъ Рейнъ на пространствѣ отъ Майнца до Бонна: нѣтъ большихъ острововъ, такъ что Сахи должны были плыть по Ленѣ верстъ тысячи двѣ, имѣя возможность останавливаться только для того, чтобъ накормить скотъ. Первая удобность представилась имъ на обширномъ островѣ Крынахѣ, выше устья рѣки Олекмы, но и тутъ имъ нельзя было оставаться. Прошла зима, настала весна, разошлись рѣки, и островъ покрылся водою. Сахи пустились опять внизъ по рѣкѣ, и только на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь городъ Якутскъ, нашли они плоскіе берега, и вышли на землю.

Некому было спорить съ ними за обладаніе мѣстомъ; долина рѣки Лены наслаждалась ненарушимымъ спокойствіемъ съ первыхъ дней бытія нашей планеты. Временно выходилъ изъ лѣсовъ Тунгусъ напоить своихъ оленей водою быстрой Лены, или закинуть въ нее жиленныя сѣти, чтобъ поймать нельму или муксуна. Вскорѣ Тунгусы сошлись съ пришельцами, и назвали ихъ Ёко. Четыре столѣтія размножались Ёко и распространялись по всѣмъ рѣкамъ, гдѣ есть равнины. Наконецъ проникла сюда власть Московскаго Царя. Казаки съ рѣки Енисея перешли на рѣку Вилюй, и отъ бродившихъ по берегамъ ея Тунгусовъ узнали, что далѣе внизъ по теченію рѣки обитаетъ народъ Ёко. Русскіе передѣлали это слово въ Екутъ, и заставили Якутовъ платить соболями дань Царю Православному.

Это было въ тысяча шестьсотъ двадцатыхъ годахъ. Якуты и тогда были народъ многочисленный, богатый скотомъ и соболями; за мѣдный котелъ платили они Русскимъ столько соболей, сколько вмѣщалось ихъ въ этомъ котлѣ. Теперь Якутовъ считается до семидесяти тысячъ душъ мужескаго пола, и всѣ они исповѣдуютъ Христіанскую Вѣру, но церквей у нихъ нѣтъ: священники изъ Русскихъ селеній ѣздятъ по улусамъ, исправляютъ требы, крестятъ, вѣнчаютъ и отпѣваютъ уже погребенныхъ. На рѣкѣ Ленѣ есть одинъ приходъ, который тянется по рѣкѣ на четыреста верстъ. До прихода Русскихъ, Якуты держась шаманства, исполняли разные религіозные обряды и празднества. Все это сохранилось донынѣ, и будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока могущественное время не измѣнитъ ихъ нравовъ.

Главный праздникъ у Якутовъ бываетъ весною, когда пройдутъ рѣки и рѣчки, луга покроются травою, а деревья листьями. Праздникъ этотъ называется ысэхъ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ не праздновать наступленія тепла, послѣ продолжительной зимы, когда тридцать градусовъ мороза считается оттепелью! Скотъ поправился и даетъ много молока; человѣкъ не укрывается уже отъ морозовъ въ юртѣ, и не отогрѣваетъ рукъ своихъ у огня.

Якуты не умѣютъ гнать водки изъ молока, подобно Бурятамъ или Татарамъ Енисейской Губерніи. Этотъ случай доказываетъ, что они отдѣлились отъ сородцевъ своихъ прежде, нежели тѣ узнали способъ дѣлать водку изъ кислаго молока. Якуты умѣютъ приготовлять только одинъ кумысъ, или, по нашему, сыворотку; отъ нее до водки одинъ шагъ: стоитъ перегнать кумысъ черезъ кубъ, и водка готова. Хорошій кумысъ отзываетъ кислыми щами, и такъ же пѣнится. Говорятъ, что онъ производить опьянѣніе, вѣроятно въ такомъ случаѣ, когда его будетъ выпито полведра. Но одна бутылка, выпитая разомъ, только утолитъ жажду или отяготитъ желудокъ. Кумысъ считается хорошимъ лекарствомъ отъ чахотки, но не для всѣхъ.

Въ iюнѣ развивается весна въ Якутской Области. Солнце освѣщаетъ землю въ продолженіе 20-ти часовъ, и растительность спѣшитъ совершать свое назначеніе: луга покрываются синими цвѣтками дельфинiя, а на горахъ заалѣютъ пурпуровыя лиліи, по-Сибирски сараны. Тогда какой нибудь богатый Якутъ объявляетъ, что у него будетъ праздникъ весны. Вѣсть о торжествѣ быстро развивается по улусамъ и между обитателями Якутска. Въ назначенный день всѣ мужчины и женщины одѣваются въ лучшее платье, садятся на лошадей, и ѣдутъ на праздникъ весны, обыкновенно часу въ третьемъ или четвертомъ пополудни.

Праздникъ начинается поутру домашнимъ богослуженіемъ. Въ юртѣ хозяина разстилается коверъ изъ конской шкуры; на него садятся почетные гости и хозяинъ. Два или три молодые человѣка, испытанной честности и нравственности, не бывшіе въ теченіе послѣдняго мѣсяца ни при одномъ умершемъ, избираются въ жрецы торжества. Имъ даютъ въ руки по огромному деревянному кувшину съ кумысомъ, и становятъ передъ погаснувшимъ огнемъ, лицемъ къ востоку. Простоявъ нѣсколько времени безъ движенiя и въ глубокомъ молчаніи, каждый начинаетъ лить кумысъ понемногу на пепелъ до трехъ разъ. Это жертва главному божеству. Поворотясь немного направо, возливаютъ до трехъ разъ женѣ его. Подаваясь далѣе и далѣе, становятся лицемъ на сѣверъ, и возливаютъ преисподнимъ духамъ, тѣнямъ умершихъ шамановъ. Оборотясь лицемъ на западъ, жертвуютъ двадцати семи мытарствамъ. Послѣднее возліяніе дѣлается старухѣ Инахсытъ, злой женщинѣ, которая любитъ мучить коровъ во время родовъ. Такимъ образомъ возливатели обходятъ кругомъ пепелище, какъ луна землю, пятясь все бокомъ. Тогда одинъ изъ сидящихъ впереди читаетъ вслухъ молитву, въ которой благодарить Бога за содѣянное добро, и просить не лишать ихъ покровительства на времена грядущія. Кончивъ молитву, онъ снимаетъ шапку, и кричитъ три раза уруй (подай, благоволи). Всѣ присутствующіе три раза произносятъ это слово. Провозглашатель беретъ кувшинъ съ кумысомъ, пьетъ самъ и передаетъ другимъ. Женщины, какъ существа не всегда чистыя, выходятъ изъ юрты во время богослуженія. Шаманъ также не допускается къ обряду, Вѣроятно потому, что онъ знакомъ только со злыми духами, а здѣсь благодарятъ всеблагое существо за спасеніе табуновъ въ продолженіе зимы, за дарованіе тепла, травы и обилія молока.

Предъ юртою хозяина ставятъ три столба съ перекладиною, прикрытые березками, воткнутыми въ землю. Промежду столбовъ стоятъ огромные кожаные мѣшки съ кумысомъ, а какъ мѣшокъ не можетъ держаться прямо, то верхъ подтянутъ ремешкомъ къ перекладинѣ. Въ сторонѣ воздвигнуты такіе же три столба съ мѣшками. Первое отдѣленіе для мужчинъ, второе для женщинъ. Якуты садятся на землю протянувши ноги, лицемъ къ востоку, женщины сидятъ особо. Тогда приносятъ огромные деревянные кувшины; нѣсколько человѣкъ берутъ ихъ въ руки и подходятъ къ мѣшкамъ; стоящій тутъ Якутъ наливаетъ ковшомъ кумысъ. Получившій отходитъ прочь и становится лицемъ на востокъ, подлѣ него другой, третій и такъ далѣе. У женскаго круга дѣлается тоже. Когда разливаніе кончится, кувшины подносятъ къ хозяину, сидящему рядомъ съ гостями. Онъ беретъ одинъ кувшинъ и подаетъ его первому почетному гостю, нѣсколько разъ принимается за благотворную влагу, и натянувшись досыта, передаетъ кувшинъ своему сосѣду; тотъ напившись передаетъ далѣе, и такимъ образомъ идетъ круговая до конечнаго осушенія пойла. Послѣ того у мужчинъ начинается борьба, а у женщинъ пляска. Два бойца, прикрытые короткимъ исподнемъ платьемъ, выводятся на сцену секундантами, становятся другъ противъ друга, и стараются схватить одинъ другаго за руки, но съ какою цѣлью, трудно понять. Пощипавъ другъ друга, расходятся.

Въ этой борьбѣ не видно ни искусства, ни силы: бойцы какъ будто начинаютъ свое дѣло, и не кончивъ расходятся.

Тутъ же стоитъ гладкая жердь, по которой стараются подняться вверхъ. Другіе же, ставъ къ жерди и вытянувъ по ней руку, достаютъ ее концомъ ноги съ размаха.

Между тѣмъ заводятся бѣги на лошадяхъ и пѣшкомъ, но все какъ-то безъ полнаго окончанія; напримѣръ двѣ, три лошади пустятся съ мѣста во весь опоръ, но если одна изъ нихъ значительно подастся впередъ, прочія удерживаются и шагомъ приходятъ къ цѣли. Точно тоже бываетъ и у людей.

Женщины, въ своемъ отдѣленіи, заводятъ пляски. Нарядъ ихъ мало отличается отъ мужскаго: только изъ-подъ шапки опускаются по груди и спинѣ ремни, покрытые серебряными бляхами. Пляска ихъ очень проста и невыразительна. Подаютъ другъ другу руки, переплетаются пальцами и тихо подвигаются по теченію солнца, дѣлая ногами три па; въ этомъ случаѣ каждая изъ нихъ поетъ что вздумается, и это пѣніе походить на школьное чтеніе учениковъ, когда они твердятъ уроки. Готовыхъ пѣсенъ у нихъ нѣтъ: каждый поетъ по вдохновенію, напримѣръ:

«Послѣ морозовъ Богъ далъ намъ тепло; коровы наши отелились; показалась трава; скотъ нашъ отъѣлся и даетъ намъ много молока; мы изъ него дѣлаемъ кумысъ, пьемъ и веселимся!»

Мало поэзіи въ этомъ стихотвореніи, за то видна простота и естественность. Гулянка продолжается до захожденія солнца. Гости разъѣзжаются кому когда вздумается, въ этомъ случаѣ не раскланиваются ни съ хозяиномъ, ни между собою.

Не богатъ Якутскій ысэхъ эфектами. Европеецъ не найдетъ въ немъ ничего занимательнаго. Человѣкъ наблюдательный замѣтитъ одну вялость и нерѣшительность въ характерѣ народномъ, обжорливость и привычку къ неподвижности. Не такъ празднуютъ Русскіе, напримѣръ, Николинъ День, масляницу и т. п. Пѣсни, крики, пляски, кулачный бой, борьба, бѣганье, городки, бабки, вездѣ обнаруживается живость и воинственный духъ. Таковъ характеръ нашего народа. Время измѣнило многое, но за то теперь мы скованы приличіями, заимствованными изъ иностраннаго быта, и Русское часто намъ кажется пошлымъ. Народные праздники наши выжиты изъ городовъ и укрываются въ деревняхъ; но прійдетъ время, и мы съ удовольствiемъ воскресимъ нашу старину, сбросимъ кургузый, пологрудый фракъ, противный нашему климату. Прiйдетъ время, и мы будемъ смѣяться надъ обезьянствомъ, безхарактерностью нашихъ предковъ, какъ смѣемся теперь надъ косматыми, набитыми мукою париками.

Праздникъ весны есть древнѣйшій у народовъ Турскаго племени. Енисейскіе Татары называютъ его тайлаганъ, и празднуютъ каждое лѣто на какомъ нибудь возвышеніи. Обряды уже не тѣ, но мысль основная та же — благодарность Высочайшему Существу за дарованныя блага.

У Бурятъ бываютъ праздники лѣтомъ, но при другихъ условіяхъ. Здѣсь замѣшалась уже Ламайская Вѣра, хотя праздникъ есть продолженіе Шаманства. Есть ли праздники у Тунгусовъ, мы не знаемъ, потому что не имѣли возможности изучить народъ въ полномъ смыслѣ бродячій по непроходимымъ лѣсамъ, народъ не общественный, свободный въ пожеланіяхъ своихъ. Судя по природѣ человѣческой, можно полагать, что и Тунгусы имѣютъ праздники, но когда исполняютъ ихъ, съ какими обрядами, ничего не знаемъ. Чтобъ постигнуть вполнѣ бытъ народа столь необыкновеннаго, нужно пристать къ нему и бродить цѣлый годъ по дебрямъ и горамъ, подвергаясь всевозможнымъ лишеніямъ. Кто согласится на такое самоотверженіе изъ одного только суетнаго любопытства! Другое дѣло изучать нравы Тирольцевъ, Басковъ и иныхъ народовъ, до которыхъ намъ дѣла нѣтъ. Другое дѣло углубиться въ Африку, въ Аравiю, и написать цѣлые темы о такихъ племенахъ, съ которыми не имѣемъ ничего общаго, съ которыми никогда не встрѣтимся. Писать для просвѣщеннаго міра нужно о неизвѣстномъ; человѣкъ мыслящій съ жадностью прочитаетъ описанiе нравовъ какихъ нибудь Тунгусовъ, о которыхъ люди паркетные страшатся и подумать.

X.

(OCR: Аристарх Северин)