Устья-Яны

Казачье. Устьянскъ и окрестности.

I.

«Сибирь» №9, 26 февраля 1884

На Янѣ, въ якутской области, верхоянскаго округа, въ 200 верстахъ отъ Ледовитаго океана, расположено мѣстечко Казачье и въ сорока верстахъ ниже его — Устьянскъ. На картахъ вы встрѣтите, кромѣ Устьянска и Верхоянска еще Среднеянскъ, но Среднеянска нѣтъ совсѣмъ и нѣтъ никакого мѣстечка на берегу Яны между Казачьимъ и Верхоянскомъ, которое можно бы было назвать городскимъ селеніемъ. Есть правда одинокія якутскія юрты, но даже трехъ юртъ нельзя найти рядомъ.

Точно также на существующихъ картахъ обозначенъ Зашиверскъ, заштатный городокъ; тамъ, гдѣ былъ когда-то Зашиверскъ, теперь стоитъ полуразвалившаяся церковь и двѣ три развалившихся якутскихъ юрты. Давно брошено это мѣсто и никто не живетъ даже по близости. Всѣхъ селеній, дѣйствительно существующихъ, въ верхоянскомъ округѣ немного: Жиганскъ, Булунь на Ленѣ, Верхоянскъ, Казачье и Устьянскъ на Янѣ, Ожогинскъ и Русское Устье на Индигиркѣ. Кромѣ названныхъ мѣстечекъ, поселеній кучами нѣтъ, а разбросанно иногда встрѣчаются три, 4 юрты вмѣстѣ, а больше въ одиночку.

Но въ данный моментъ насъ занимаетъ Казачье. Оно расположено на крутомъ и высокомъ берегу рѣки Яны. Берегъ высотою около 10 саженъ и несмотря на это въ юртахъ, расположенныхъ пониже, бываетъ потопъ. Яна и ея притоки (съ лѣвой стороны Долголахъ, Бутунтай; съ правой Бурулахъ) вверху поднимаютъ ледъ значительно раньше, чѣмъ онъ поднимается въ Устьяхъ Яны. Вверху образуются запоры: вода сильно поднимается и, прорывая льдяную плотину, уноситъ и нижній ледъ. Въ 1882 году Яна въ Казачьемъ прошла 1 или 2 іюня, а въ Верхоянскѣ 22—23 мая. Чтобы избавиться отъ потопа, человѣкъ взобрался на самое высокое мѣсто. На высокомъ берегу расположены Казачье и Устьянскъ. Непремѣнно на высокомъ берегу построены амбары, въ которые якуты складываютъ на зиму запасы рыбы. Селеніе Казачье, какъ и Устьянскъ, построено безъ всякаго плана. Нѣтъ ничего, напоминающаго улицу: дома стоятъ и вдоль, и въ поперекъ, и вкривь, и впрямь. Нѣтъ трехъ домовъ, построенныхъ на одной линіи. Постройка большею частію состоитъ изъ домовъ безъ крышъ и рубленныхъ амбаровъ; юртъ мало. На 12 русскихъ домовъ 4 юрты. Постройки дѣлаются изъ сплавного лѣса. Хотя по берегамъ Яны лѣсъ скупается ниже Казачьяго и Устьянска и можно было бы употреблять на постройки свой, хотя тонкій и низкій лѣсъ, но прибрежные жители предпочитаютъ плавной сухой лѣсъ, который весной и во время лѣтнихъ разливовъ рѣк и по Янѣ плыветъ въ большомъ количествѣ. Часть лѣса остается на берегу рѣки и изъ него жители строятъ свои жилища, употребляютъ на дрова и подѣлки, другая уносится въ море. Разсказываютъ, что около устьевъ рѣкъ, по берегу моря, всегда масса лѣса — лѣсъ, растущій*) замѣтно понижаясь, спускаются по берегу Яны ниже 70° с. ш. Только верстъ за 100 отъ Сѣвернаго моря начинается совершенно голая тундра, на которой нѣтъ даже кустарника. Говорятъ мѣстные жители, что на тундрѣ во многихъ мѣстахъ попадаются огромные пни, вѣроятно корни когда то бывшихъ деревьевъ. Такимъ образомъ, нельзя сказать, что эти самыя сѣверныя селенiя на рѣкѣ Янѣ были расположены въ тундрѣ. Кругомъ ихъ растетъ довольно крупный лиственный лѣсъ. Изъ кустарниковъ растетъ тальникъ, ольха, смородина. Почва подъ лѣсомъ мерзлая, покрытая ровнымъ слоемъ моха, оттаиваетъ она лѣтомъ очень мало, такъ что подъ самымъ мохомъ нерѣдко ледъ. Этотъ ледъ все лѣто по немногу таетъ и потому лѣтомъ поверхность земли постоянно мокрая до того, что на горѣ и спускахъ нельзя найти мѣста, гдѣ можно было лечь. На вершинѣ горы и по спускамъ болотца, въ долинахъ озера. Ближе къ морю начинается голая безлѣсная тундра, покрытая массами болотцевъ или, пожалуй, сплошное болото, усѣянное мелкими островками. На первый взглядъ на тундрѣ бросается въ глаза правильность формы этихъ островковъ. Тундра имѣетъ видъ какъ бы шахматной доски, на которой свѣтлыя клѣточки представляютъ болотца, черныя — островки. Чрезъ Казачье, Устьянскъ и немного дальше къ сѣверу проходятъ отроги горъ. Дальше мѣстность становится ровной и низменной. Берегъ рѣки къ морю становится песчанымъ. Намъ пришлось спуститься по Янѣ вплоть до Сѣв. моря по протокѣ „Огонеръ“. Протокъ мелководный. Не далеко отъ „Огонеръ“ впадаетъ другой протокъ „Муранъ“ — главное теченіе Яны. Тотъ и другой протокъ имѣютъ песчаные берега и песчаные отмели въ устьяхъ „Огонеръ“. Лѣтомъ тундра не проходима. Только тунгусъ не бросаетъ тундры и верхомъ на оленяхъ бродитъ по ней. Зимой тундру переѣзжаютъ на оленяхъ. Чрезъ нее изъ Булуна въ Устьянскъ везутъ купеческіе товары и есть своеобразныя дороги. На этихъ дорогахъ, на извѣстномъ разстояніи, одна отъ другой, устроены юрты, въ которыхъ никто не живетъ; они предназначены для проѣзжающихъ. Мѣстные жители различаютъ двѣ тундры — большую и малую. Малую тундру пересѣкаетъ дорога изъ Устьянска въ Верхоянскъ. По этой тундрѣ намъ пришлось ѣхать осенью 1882 года. Снѣгъ лежалъ еще не глубокій и не покрывалъ замерзшихъ кочекъ. По всей малой тундрѣ, хотя и очень, очень рѣдко, но попадаются лѣсные островки, обыкновенно около озеръ и поварни построены на этихъ островкахъ. Поэтому проѣзжающій чрезъ малую тундру дровъ съ собой не возитъ, а при переѣздахъ чрезъ большую тундру приходится на сотни верстъ везти съ собой дрова. Одинъ якутъ, проѣзжая чрезъ большую тундру, не имѣлъ съ собой дровъ и потому сжегъ такую юрту. Нужно было строить новую и ему предъявили жители тундры искъ въ 120 рублей, такъ трудна доставка лѣса. Переѣзды отъ поварни къ поварне по малой тундрѣ до 30 верстъ, а на большой попадаются и больше 200 верстъ. Слѣдовъ дороги на тундрѣ нельзя видѣть потому, что рѣдко ѣздятъ тамъ по одному направленію, а вѣтеръ постоянно заноситъ снѣгомъ. Проѣзжающими чрезъ тундру могутъ быть только тунгусы. Рѣдкій якутъ можетъ служить проводникомъ чрезъ тундру. Очень нерѣдко и опытный тунгусъ теряетъ направленіе. Мы, наприм., ѣхали осенью, когда пурги (мятели) не бываетъ. Выѣхали ночью. Переѣздъ предстоялъ въ 90 верстъ. При выѣздѣ небо было чистое, звѣздное, но его скоро заволокло совсѣмъ. По снѣгу нельзя было опредѣлить направленія потому, что снѣгъ былъ совсѣмъ мелкій и никакой волны не было видно. Зимой, когда выпадетъ глубокій снѣгъ, тунгусъ опредѣляетъ страны свѣта, и потому и нужное ему направленіе, по волнамъ на снѣгу. Зимой на тундрѣ господствуютъ западные вѣтры и они то дѣлаютъ нужныя тунгусу волны. Теперь ничего подобнаго не было. Тунгусы потеряли направленіе, а ѣхало ихъ съ нами 4 человѣка, одинъ изъ нихъ, передовой, старикъ. Они начали отъ времени до времени разрывать снѣгъ — искали какое то растеніе, но, или не находили, или почему либо другому, но опредѣлить разъ потеряннаго направленія не могли до тѣхъ поръ, пока не показались не небѣ снова звѣзды. При видѣ звѣзды тунгусы шумно выразили свою радость и погнали оленей настолько быстро, насколько въ нихъ было силы. Утромъ тунгусы разсказывали, что они сдѣлали верстъ 30 лишнихъ и переѣздъ, такимъ образомъ, сталъ въ 120 верстъ. Проѣхали мы это разстояніе на однихъ оленяхъ, не отпрягая. Выѣхали съ мѣста вечеромъ часа въ 4, а на другой день утромъ часовъ въ 10 или 11 пріѣхали. Ѣхали меньше 20 часовъ. Дорогой оленей, правда, нѣсколько разъ кормили, но для этого останавливались каждый разъ не больше 5 минутъ. При такихъ условіяхъ дѣйствительно можно ѣздить только или на оленяхъ или на собакахъ. Кони тутъ не годны, потому что они не могутъ совершать такихъ громадныхъ переѣздовъ, а тѣмъ болѣе, что коню нужна протоптанная дорога. При томъ же тундру пересѣкаютъ во многихъ мѣстахъ глубокіе овраги и рѣченки. Иногда приходится спускаться въ такіе овраги чуть не по отвѣсу. Олени, запряженные ремнями, не могутъ спускать медленно нарты и потому ихъ спускаютъ сами проводники; одинъ при этомъ ведетъ оленей, другой садится на землю и катится внизъ вмѣстѣ съ нартой, упираясь ногами. Вообще переѣзды чрезъ тундру крайне трудны; а во время глубокой зимы даже опасны. Господствующія въ это время пурги часто заносятъ путниковъ и совершенно при хорошихъ условіяхъ заставляютъ жить въ тундрѣ подъ нартой трое—четверо сутокъ. Случается нерѣдко, что путники замерзаютъ совсѣмъ. Пурги настолько сильны, что жители во время ихъ не рѣшаются выходить изъ юртъ, и имѣютъ на это время все готовымъ въ самой юртѣ: дровъ на нѣсколько дней, пищи. Да, зимой тундра — снѣжная пустыня, въ которой бродитъ только тунгусъ со своими оленями, да рыщутъ хищники — волки, лисы, песцы. Изрѣдка рѣшается проѣхать въ такое время купецъ съ своими товарами, да исправникъ разъ въ годъ заѣзжаетъ въ тундру, — вѣдь тамъ хорошо! На берегахъ Яны, ниже Устьянска, жители есть. На берегу протоки „Муранъ“ въ 25 верстахъ отъ его впаденія живетъ тунгусъ, который не кочуетъ ни зимой, ни лѣтомъ; на разстояніи 30 верстъ отъ перваго живетъ другой тунгусъ, но тотъ кочуетъ, 60 верстъ выше снова тунгусъ, кочуетъ, верстъ 30 выше живетъ якутъ, кочуетъ. Такъ что весной и поздней осенью трудно на Янѣ встрѣтить чайки вплоть до самаго Устьянска; съ рѣки житель уходитъ на озера, которыхъ въ тундрѣ многое множество. Начиная съ Казачьяго и немного выше, жители занимаются рыболовствомъ. Для многихъ рыбные промыслы составляютъ единственное средство къ жизни, въ особенности для русскихъ и якутовъ. Яну нельзя назвать особенно рыбной рѣкой. Жители очень часто голодаютъ, не смотря на то, что отпуска рыбы нѣтъ никакого. Лѣто 1882 года считалось несчастнымъ и семейство, имѣющее свой неводъ, однажды 3 или 4 дня оставалось безъ пищи. 1881 былъ тоже голодный и весной 1882 года собаки, съ которыми житель дѣлилъ свою пищу и которыми онъ дорожилъ, пропадали съ голода, а человѣкъ голодалъ.

*) Г. Михайловскій въ своей статьѣ „Герои и толпа“ говоритъ о якутской области: „однообразная снѣжная пелена, въ теченіе слишкомъ полугода дающая глазу исключительно впечатлѣнія бѣлаго цвѣта“... Якуты огромнымъ большинствомъ живутъ въ лѣсной странѣ, имѣющей сѣрый видъ. На тундрѣ живетъ тунгусъ и тундра занимаетъ только самую сѣверную часть яктуской области, нигдѣ не поднимаясь выше 69° сѣв. широт., а южная частъ якутской области доходитъ почти до 52° с. ш. Лѣсъ по берегу рѣкъ спускается значительно ближе къ сѣверу до 71° с. ш. и мож. б. ниже на извѣстномъ разстояніи отъ рѣки начинается тундра и поднимается почти до верховья рѣки Амалая 69° с. ш.

(OCR: Аристарх Северин)

Устья-Яны

Казачье. Устьянскъ и окрестности.

II.

«Сибирь» №10, 4 марта 1884

Промыслы крупной рыбы начинаются весной, когда рѣка очистится отъ льда. Ловятся чиры, нельма до 2-хъ пудъ каждая. Съ августа не попадается больше чировъ и нельмы. Идетъ моксунъ (4—5 ф.); таймень попадается, какъ большая рѣдкость и сельди. Лѣтомъ рыбу, кромѣ той, что съѣдятъ свѣжей, вялятъ — приготовляютъ юкалу. Эту концентрированную пищу якутъ беретъ съ собой въ дорогу. Въ счастливые годы юкалу сберегаютъ до зимы. Осенью, начиная съ августа мѣсяца, когда идутъ главные промыслы и уловъ сельдей, рыбу валятъ въ приготовленныя для этого ямы. Почва кругомъ мерзлая и такіе естественные ледники не даютъ совершенно гнить сельдямъ. Но все же сельди, сваленныя живыми въ кучу по десяти тысячъ, не могутъ замерзнуть; онѣ закисаютъ. Осенью, прямо по окончаніи промысла, уже нельзя достать свѣжихъ сельдей. Вообще сельдей здѣсь не солятъ; русскіе купцы иногда солятъ по двѣ по три фляги (250 сельдей въ каждой) и соленыя сельди не уступятъ керченской, но мѣстный житель не любитъ соленыхъ сельдей, а ѣстъ кислыя. Разсказываютъ, что якуты даже предпочитаютъ кислыя сельди свѣжимъ на томъ основаніи, что кислыя не пріѣдаются, а свѣжія очень скоро пріѣдаются. Ловятъ рыбу сѣтями и неводами. Обыкновенно каждый промышленникъ имѣетъ нѣсколько своихъ сѣтей. Невода имѣютъ далеко не всѣ. Неводъ со всѣми принадлежностями стоитъ, по разсказамъ жителей, до 200 рублей. И сѣти и невода дѣлаются изъ конскаго волоса, который на Яну, Индигирку и Колыму доставляетъ казна. Фунтъ волосъ стоитъ отъ 120—150 к. и благодаря этому сѣть стоитъ отъ 5 и выше рублей. Общественныхъ улововъ, встрѣчающихся на Колымѣ, на Янѣ нѣтъ. Промыселъ принадлежитъ ловившему. Неводъ требуетъ четырехъ работниковъ и нерѣдко эти работники пайщики улова. Уловъ дѣлится въ такихъ случаяхъ на 6 частей, изъ которыхъ двѣ части отдаются на неводъ по одной на работника. Неводъ рвется отъ постоянныхъ задѣвовъ и иногда очень сильно. Хозяинъ долженъ датъ волосъ на починку, работники чинятъ на мѣстѣ улова. Безъ постоянной починки не возможно ловить рыбы. Существующее распределенiе улова считается здѣсь справедливымъ; одинъ изъ пайщиковъ на чужомъ неводѣ говорилъ намъ, что свой неводъ имѣть невыгодно, что много нужно денегъ на его починку и на то, чтобы его завести, что при такихъ затратахъ онъ двумя паями не окупается. Иногда владѣлецъ невода нанимаетъ работниковъ, платитъ имъ опредѣленную сумму и весь уловъ беретъ себѣ. Два невода въ Казачьемъ (всѣхъ пять или шесть) принадлежатъ купцамъ, на нихъ неводятъ наемные люди. Сѣти сельдевки отдаются иногда въ кортомъ. Платятъ за это обыкновенно рыбой. Какую часть улова при этомъ платятъ хозяину, навѣрное не знаемъ, кажется одну треть. Семейство, состоящее изъ 6 человѣкъ, имѣющее восемь собакъ на неводъ и поймавшее 20,000 сельдей и 60 рыбъ (отъ 4 до 5 р.) всего отъ 6 отъ 7½ п. находило, что этой рыбой нельзя прокормиться и что придется ѣхать на Индигирку, какъ говорилъ старшій братъ холостой. Уловъ считается достаточнымъ, если неводъ поймаетъ 40,000 сельдей. Осенніе промыслы даютъ возможность сдѣлать запасы на зиму. Запасъ главнымъ образомъ состоитъ изъ сельдей и при хорошемъ уловѣ изъ вяленой рыбы. Зимой въ рѣкѣ рыбу не добываютъ. Промышленники съ сѣтями уходятъ на озера и добываютъ чировъ на строганину. Зимніе промыслы вообще незначительны и строганина составляетъ скорѣе лакомство, чѣмъ основную пищу. Изъ рыбы инородцы дѣлаютъ много своеобразныхъ блюдъ. Дѣлаютъ, напримѣръ, пироги изъ муки, не прибавляя совершенно муки. Изъ мяса сельди, снятаго ножемъ съ костей и истолченнаго въ деревянной ступѣ, инородцы приготовляютъ тѣсто, начиняютъ его икрой, кожей сельдей и внутренностями другихъ рыбъ — печенками, молокомъ, приготовляютъ барчу¹), жареныя печенки, залитые жиромъ. Барча и жареныя печенки, набиваются туго въ рыбьей пузырь и долго сохраняются. Якуты при поѣздкахъ обыкновенно запасаются барчей, юкалой, вообще концентрированной пищей. Лѣтомъ русскіе и инородцы питаются исключительно рыбной пищей по крайней мѣрѣ въ с. Казачьемъ. Охотой на птицу не занимаются потому, что дичи сравнительно мало и охота не могла бы, по незначительности добычи, стать промысломъ. Ближе къ морю, на озерахъ, въ то время, когда выводки еще не летаютъ и когда линяетъ старая птица, ее ловятъ массами. Для ловли птицы составляются артели. Охотники выбираютъ озеро, на которомъ держатся гуси, окружаютъ его со всѣхъ сторонъ людьми и собаками, которые бы не дали гусямъ выходить на берегъ въ разныхъ мѣстахъ. Только въ одномъ мѣстѣ на берегу оставляется узкій незанятый проходъ. Въ этотъ проходъ гонятъ гусей на маленькихъ лодкахъ, которыя ужасно подвижны на ходу. Гуси держатся на озерахъ громадными табунами, иногда до нѣсколькихъ тысячъ штукъ. На томъ мѣстѣ, куда гонятъ гусей, разставлены невода, сѣти. Засѣвшіе по берегамъ озера по мѣрѣ надобности подвигаются съ шумомъ къ условленному мѣсту и когда гуси выйдутъ на берегъ, загоняютъ ихъ въ разставленныя сѣти и невода, а затѣмъ бьютъ палками. На мѣстѣ промысла вырыты ямы. Гусей неощипанныхъ, съ невынутыми внутренностями валятъ въ ямы и тамъ оставляютъ до зимы. Гусь киснетъ по мѣстному выраженію и этотъ кислый гусь вмѣстѣ съ рыбой составляетъ пищу инородца. Тунгусы, кромѣ рыбнаго и птичьяго промысла, занимаются еще охотой на оленей. Добываютъ оленей разными способами. Между прочимъ и такимъ образомъ. Есть у тунгуса ручной ученый олень. Онъ привязываетъ его на длинный и очень тонкій ремень и отпускаетъ отъ себя на сотни саженъ. Самъ сидитъ гдѣ нибудь, тщательно спрятавшись. Такія засады устраиваютъ на мѣстахъ, гдѣ дикіе олени часто приходятъ, близь водопоевъ, напримѣръ, когда дикіе олени близко подходятъ къ ручному, тунгусъ начинаетъ собирать по маленьку ремень. Ученый олень очень послушенъ. Онъ самъ направляется къ тому мѣсту, гдѣ засѣлъ человѣкъ. Олени подходятъ на выстрѣлъ, тунгусъ стрѣляетъ и почти всегда удачно. Тунгусъ славится умѣньемъ стрѣлять и якуты далеко уступаютъ ему въ этомъ. Порохъ и свинецъ очень дорого здѣсь цѣнятся и нерѣдко тунгусъ отыскиваетъ пулю, которая пробила звѣря на вылетъ. Другой способъ, при помощи котораго ловятъ оленей только лѣтомъ. Нѣсколько тунгусовъ съ собаками гонятъ дикихъ оленей къ озеру, на которомъ одинъ или нѣсколько человѣкъ ждутъ ихъ съ лодками. Оленей стараются загнать въ воду. Плаваетъ олень медленнѣе, чѣмъ инородецъ на своей лодкѣ и потому человѣкъ догоняетъ его на водѣ и бьетъ копьемъ. „Если олень плыветъ бокомъ, къ этому близко не подъѣзжай — убьетъ“, говоритъ промышленникъ. Много тунгусовъ, которые живутъ исключительно охотой. Кромѣ винтовки, всегда кремневой, тунгусъ стрѣляетъ изъ лука и довольно удачно, — на нашихъ глазахъ тунгусъ убилъ стрѣлой двухъ утокъ. Какъ охотнику, тунгусу очень часто приходится мѣнять мѣсто своихъ стоянокъ. Мужчины отыскиваютъ удобное для охоты мѣсто, разбиваютъ урасу и начинаютъ охотиться. При первой удачѣ они берутъ съ собой пищи и идутъ на мѣсто прежней стоянки, гдѣ они оставили женщинъ и дѣтей. Уходя на розыски, они оставлять для женщинъ запасъ пищи, но такой незначительный, что рѣдко хватаетъ послѣднимъ до возвращенія мужей; обыкновенно женщинамъ приходится голодать. Принесенную пищу женщины съѣдаютъ и уходятъ на мѣсто новой стоянки. Ураса у тунгуса покрывается оленьей кожей; собирается и разбирается очень легко; переносится съ мѣста на мѣсто. Около стоянки тунгусъ складываетъ въ кучу кости убитыхъ животныхъ и проситъ боговъ, чтобы они послали ему хорошую охоту. Другіе тунгусы, кромѣ охоты, занимаются оленеводствомъ. Какъ охотники²), такъ и пастухи питаются исключительно мясомъ и рыбой. Соли не употребляютъ. Хлѣбъ³) употребляютъ во время голодовокъ занимающіеся рыбнымъ промысломъ. Растеній никакихъ не разводятъ, даже русскіе живущіе въ Казачьемъ и Устьянскѣ и потому про зелень — капусту, картофель и другія приправы въ этомъ родѣ нечего и говорить: мѣстное купечество, ежегодно бывающее въ Якутскѣ, не употребляетъ ничего подобнаго. Молока тоже почти нѣтъ потому, что на тундрѣ инородцы не держатъ ни рогатаго, ни коннаго скота. Въ самомъ Казачьемъ у купца есть 4 лошади и три коровы⁴) и разводитъ скотъ можно-бы, говоритъ обыватель изъ русскихъ, луга есть, много луговъ, хорошіе.

1) Куски сушеной рыбы заливаются свѣжимъ рыбьимъ жиромъ — это считается особенно вкуснымъ блюдомъ — жирно, а все жирное безусловно вкусно.

2) Строго различить охотниковъ от оленеводовъ не возможно: тѣ и другiе охотятся, тѣ и другiе имѣютъ оленей. Я хотѣлъ означить только ихъ преимущественныя занятiя.

3) Въ селенiи         Казачьемъ есть казенный хлѣьный магазинъ. Кромѣ того, купцы привозятъ хлѣбъ. Въ казнѣ ржанная мука  5 р. 68 к., у купцовъ 4 рубля.

4) Тунгусъ-оленеводъ доитъ своихъ оленей; молоко очень густое, но его мало.

— Такъ отчего же не разводите скотъ?

— Да такъ ужь... Гдѣ намъ . Какъ ихъ достанешь. —Далеко добывать надо, верстъ за 4000 купить! Гдѣ намъ.

Очевидно обыватель затруднялся объяснить, почему у нихъ не разводятъ скота. По климатическимъ условіямъ это возможно.

Ни мяса, ни рыбы изъ этой мѣстности не вывозится — все потребляется на мѣстѣ. Вывозятся отсюда мѣха и мамонтовая кость.

Изъ звѣрей добываютъ главнымъ образомъ песцовъ, лисицъ; зайца мало и его не вывозятъ. Добываютъ изрѣдка медвѣдей. Волковъ убивать считаютъ грѣхомъ, хотя волковъ здѣсь многое множество и они наносятъ значительный вредъ оленеводамъ. За мамонтовой костью иногда снаряжаютъ партіи промышленниковъ на морскіе острова. Партіи эти уѣзжаютъ на собакахъ въ апрѣлѣ и остаются цѣлое лѣто на островахъ. Пищу они на лѣто берутъ съ собой; берутъ юкалу, муку, живыхъ оленей. Разсказываютъ якуты, что кости мамонтовой очень много на островахъ; но что партіи, отправляющіяся на острова, страдаютъ цингой и потому жители очень не охотно отправляются на эти промыслы. Возвращаются на материкъ они снова по льду въ январѣ мѣсяцѣ, только возвращаются безъ кости, чтобы какъ можно скорѣе попасть домой. Очень часто у этихъ промышленниковъ вываливаются зубы, разсказываютъ про случаи смертности. Послѣ ихъ возвращенія ѣдетъ другая партія тоже на собакахъ. Эти берутъ собранную кость и везутъ домой. На островахъ, на мѣстахъ добычи, и по дорогѣ построены юрты. Острова носятъ свои названія, есть чрезъ нихъ своя дорога, если хотите. Дорога цивилизованная жителю тундры не нужна; они узнаютъ направленіе по солнцу, звѣздамъ, по волнамъ по снѣгу. Промышленники собираютъ только рога (бивни) и зубы, какъ они называютъ. Промышленники строго различаютъ два рода, кости: громадные рога и зубы, отличающіеся бѣлизной. Насколько основательно такое различіе, рѣшать не беремся. Другихъ костей, кромѣ бивней, не собираютъ, валяются они массами. Находятъ кости на днѣ нарочно для этой цѣли спущенныхъ озеръ. Въ озерахъ иногда находятъ полный скелетъ мамонта. „Спускать озера хорошо“, разсказывалъ намъ одинъ промышленникъ: „вверху рѣки Казачки спустилъ я озеро и нашелъ столько то пудовъ кости. Кости страсть большія. Какъ былъ онъ цѣлый, такъ и лежитъ, только голову отшибло должно быть льдомъ“ ⁵). Но спускаютъ озеръ мало потому, что одинъ человѣкъ не въ состояніи скоро вырыть глубокій ровъ въ замершей землѣ; онъ прорываетъ только верхній оттаявшій слой и оставляетъ снова таять, и вода въ это время стекаетъ понемногу. Иногда спускаютъ одно озеро два лѣта. Случается, что одинъ спуститъ воду и самъ не придетъ во время, а другой случайно набредшій вынимаетъ кость. Поэтому предпочитается другой способъ добыванія кости. Почва на сѣверѣ состоитъ большею частію изъ льда. Только верхній слой покрытъ землей, ниже (нерѣдко ¼ арш. и меньше) начинается жидкая грязь, ниже грязный ледъ. На нашихъ глазахъ вырыли могилу, — внизу совсѣмъ ледъ только грязный. Тоже можно видѣть въ погребахъ. Кромѣ того, около Казачьяго и выше весной, когда во время разливовъ, обмоетъ грязь, видно ледъ подъ крутыми обрывами. Этотъ ледъ таетъ и стекаетъ, а верхній слой почвы толщиною въ аршинъ, связанный кореньями растеній и нерѣдко деревьевъ, виситъ надъ водой. На солнцепекахъ особенно таютъ крутыя берега рѣкъ и озеръ и стекаютъ грязью. Въ августѣ и сентябрѣ ходятъ промышленники и осматриваютъ такія мѣста. Бивни собираютъ, а на другія кости не обращаютъ никакого вниманія, а при добромъ желаніи въ одно лѣто можно собрать нѣсколько цѣлыхъ скелетовъ. Разсказываютъ инородцы, что гдѣ то около Казачьяго разстаяла цѣлая гора и распустилась грязью... Тамъ находятъ массу костей, но главный промыселъ, по разсказамъ мѣстныхъ жителей, на морскихъ островахъ. Кость цѣнится довольно дорого рублей до 20 пудовъ на мѣстѣ. За кость, мѣха, отчасти живыхъ оленей мѣстные жители получаютъ чай, табакъ, дабу и другіе товары по цѣнамъ, несомнѣнно очень выгоднымъ для русскихъ торговцевъ.

5) Порода мамонтовъ „отличалась отъ нынѣшнихъ слоновъ большею величиною, весьма большими, изогнутыми къ верху бивнями, достигавшими 10—15 фут.“ Рук. къ зоологіи Бранта. Изд. 1874 года. Часть II стр. 207.

(Продолженіе слѣдуетъ).

(OCR: Аристарх Северин)

Устья-Яны¹).

Устьянскъ. Казачье и окрестности.

(Продолженіе).

«Сибирь» №40, 30 сентября 1884

Населеніе Казачьяго и Устьянска состоитъ изъ русскихъ, тунгусовъ и якутовъ. Русскіе большею частію пришли сюда изъ другихъ мѣстъ якутской области и пришли недавно. Часть занимается торговлей, — это люди вліятельные; другая часть русскихъ трется около богатыхъ и люди слишкомъ ужь низкопоклонные. Тѣ и другіе гордятся своимъ происхожденіемъ: — „мы русскіе“.

1) См. №№ 9 и 10 газеты „Сибирь“ настоящаго 1884 г.

— Здравствуй, бабушка, сказалъ я русской старухѣ.

— Здравствуй, батюшка. Я вѣдь такая же русская, какъ и ты... Я русская, я дочь стихарнаго дьячка, говорила старуха, довольная, что пріѣзжій русскій кланяется ей. —  Это мать купца, по русски говоритъ довольно чисто.

Другая: — Я русская съ Индигирки. Сохалы чисто бильбапинъ (по-якутски ничего не знаю). Она пришла разсказать, что якутка больна. — Xвораетъ.

— Чѣмъ?

— „Кимъ биляръ, сохалы джаатеръ“ (кто знаетъ, якутская женщина), а она русская и болѣзней якутскихъ не знаетъ. Очевидно, — ей хотѣлось говорить только по-русски, но русскаго языка она не знаетъ и больше половины употребляетъ якутскихъ словъ.

Другіе русскіе говорятъ слишкомъ своеобразно по-русски; нѣкоторыхъ буквъ не произносятъ, другія смягчаютъ: вмѣсто — братъ, говорятъ: „бьятъ“. Занятій свойственныхъ русскимъ они не имѣютъ. Они не ремесленники; земледѣльческія занятія невозможны и потому русскіе въ данной мѣстности не могутъ сохранить своей цивилизаціи. Какъ только пріѣхалъ сюда русскій на жительство, онъ долженъ былъ забыть трудъ, къ которому привыкъ съ малолѣтства и съ которымъ у него было связано все его міросозерцаніе, его вѣрованія, примѣты (или вѣрнѣе — суевѣрія), его нравственныя понятія, наконецъ, его привычки, его домашнія потребности, — все это стояло въ прямой зависимости отъ условій его труда (вѣрнѣе — отъ условій добыванія пищи и вообще жизненной обстановки), которыми онъ пользовался при другихъ условiяхъ. Здѣсь все должно было измѣниться. Да и явились-то сюда русскіе, которые по дорогѣ успѣли много потерять. Житель изъ русскихъ, встрѣчающійся здѣсь, пришелъ давно и самъ забылъ, когда и откуда. Весьма вѣроятно, что это потомки промышленныхъ людей, что шли съ казаками-завоевателями, не рѣдко обгоняя своихъ защитниковъ казаковъ. Пока они дошли до мѣста, ихъ нравственныя понятія, основа которыхъ когда-то покоилась на трудѣ земледѣльческомъ („нельзя не накормить чужаго человѣка, вѣритъ коренной земледѣлецъ“, — иначе Богъ хлѣба не уродить. Нельзя продавать печеный хлѣбъ, вѣрятъ въ глухихъ земледѣльческихъ мѣстахъ — „хлѣбъ родиться не будетъ“) давнымъ давно испарились и мѣсто земледѣльческаго труда заняли промыслы, торговля, обманъ инородца, вообще всякія мошенничества. Но языкъ, привычки, потребности, часть умственныхъ воззрѣній несомнѣнно сохранились. Это ясно изъ того, что русскій до сихъ поръ сохранилъ презрительное отношеніе къ инородцу во-перыхъ, во-вторыхъ, часть костюма. Пока якутская область завоевывалась, можно было жить грабежомъ, обманомъ и иными легкими способами наживы, но потомъ обстоятельства измѣнились: пришлось и русскому браться за трудъ, въ особенности на окраинахъ. Въ Верхоянскѣ, гдѣ представителями русскихъ являются служилыя сословія, купцы и вновь высылаемые поселенцы, якутъ увѣренъ, что русскій не работаетъ; удивляется, что въ Россіи якутовъ нѣтъ, всѣ жители русскіе и при этомъ спрашиваетъ: кто же тамъ работаетъ? Но на сѣверныхъ окраинахъ есть обѣднѣвшее населеніе и не казаки. Ихъ не кормитъ казна и улусъ.

И вотъ русскіе обязательно должны были приняться за мѣстные промыслы и обязательно должны были все перенимать у якута. Якутъ явился учителемъ русскаго. „Необразованный“, совсѣмъ „дикій“ представитель дикой природы явился учителемъ и... цивилизаторомъ представителя русской цивилизаціи, научилъ его, какъ добыть себѣ пищу и какую, какъ приготовить платье, обувь; какъ устроить свою юрту съ каминами и якутскими нарами. Да... Якутъ просвѣтилъ русскаго и положилъ на него свое якутское клеймо... Не вездѣ, скажетъ читатель, а возьмите около Якутска!!?... Около Якутска якутская цивилизація тоже положила свое клеймо на русскаго; но это клеймо въ другомъ родѣ... Да, читатель! Такова воля судебъ! Высокая цивилизація уступаетъ мѣсто „дикой“ необразованности?! Да и въ Якутской-ли только области?

Одежда, пища, занятія, образъ жизни, языкъ — все якутское преобладаетъ.

Рѣдкій якутъ знаетъ по-русски и то плохо; всякій русскій знаетъ по-якутски и знаетъ не рѣдко лучше, чѣмъ свой родной языкъ. Пища употребляется почти исключительно якутская, какъ-то; строганина, юкала, барча, рыбные пироги, приготовляемые безъ муки, похлебка изъ икры, — постоянно рыба и рыба; мясо оленье, вареное въ водѣ безъ всякой приправы, мясо жареное на рыбьемъ жирѣ. Все это чисто якутскія блюда и русскій живетъ положительно якутской пищей и, какъ лакомство про великій праздникъ, ѣстъ хлѣбъ.

Одежда. Зимняя одежда исключительно якутская: доха, шапка, рукавицы, мѣховые чулки, мѣховые торбаза, мѣховыя штаны, — все якутскаго покроя и мѣстнаго матеріала. Лѣтнее платье похоже на русское городское платье: русскіе носятъ бѣлое не кожанное, а дабовое; носятъ родъ какихъ-то невозможныхъ пиджаковъ и пальто. Изъ одежды якутъ перенялъ у русскаго очень и очень не многое. Инородцы носятъ, далеко не всѣ, русскую дабовую рубаху и непремѣнно мѣстные ровдужныя штаны.

Якутскій кузнецъ преклоняется передъ русскими издѣльями и смѣется надъ русскимъ кузнецомъ въ верхоянскомъ округѣ, потому что русскій кузнецъ „много не знаетъ“.

— Якуты мастера, говорить про нихъ русское населеніе. Посмотрите, какую печать мнѣ вырѣзалъ „такой-то якутъ. Самъ отлилъ и вырѣзалъ. По серебру работаетъ. Посмотрите, какъ они украшаютъ сѣдла, Такой-то якутъ дѣлаетъ серебряныя ложки. Такой-то кузнецъ сдѣлалъ исправнику кинжалъ и серебряный стаканъ и т. д. Русскій кузнецъ съ якутскимъ кузнецомъ въ его мѣстности конкурировать не можетъ, потому что кузнецъ русскій не можетъ сдѣлать серебряныхъ стакановъ, не умѣетъ даже отливать мѣдныхъ пряжекъ, наконецъ, не умѣетъ по якутски чинить ружей ²) и не можетъ брать такой малой платы, какую беретъ за работу якутъ. Якутъ самъ разсказываетъ, что даже ему нельзя въ Верхоянскомъ округѣ жить только кузнечествомъ, что кромѣ этого нужно имѣть хозяйство; кузнечество хорошо какъ второстепенный промыселъ. Въ Казачьемъ есть свой кузнецъ. У него жена и одинъ ребенокъ. Про него говорятъ, что онъ очень хорошій кузнецъ. Онъ дѣйствительно, кромѣ кузнечества, ничѣмъ не занимается, но ему часто ѣсть нечего.

2) Мнѣ самому случалось возить отъ якутскаго кузнеца починенныя ружья заказчикамъ. Замокъ былъ привязанъ ремнями къ ложу; не было ни одного винта.

— „Брюхо капсе“! (ѣсть хочу, буквальный переводъ: брюхо разговариваетъ), говорить хорошій мастеръ и просить пищи, какой нибудь пищи!

Таковы условія ремесла въ верхоянскомъ округѣ и никто изъ русскихъ ремесленниковъ не пользуется теперь популярностію и не слышно о прежнихъ. Пользуется популярностью Румянцевъ — якутъ и по-русски не говоритъ. „Учился ремеслу въ Якутскѣ“ (т. е. у русскихъ); „этотъ все знаетъ“ и разсказываютъ про него чуть не басни.

Шьетъ якутъ самъ и русскій у него учится, потому что портному здѣсь нѣтъ мѣста, нѣтъ спроса на его работу; а только портной русскій умѣетъ шить. Кожу выдѣлываетъ якутъ самъ и русскій у него учится; доски якутъ вырубаетъ топоромъ; лодку (вѣтка) дѣлаетъ своеобразно; строить юрту, хотонъ; ходитъ по своему за коровой; по своему дѣлаетъ сѣти и невода; знаетъ какъ, когда и какая ловится рыба; какъ, когда и какого звѣря можно промыслить и русскій всему этому учится у якута. Якутъ лучше его все это дѣлаетъ и русскій сознаетъ это.

— Онъ якутъ, онъ знаетъ, онъ умѣетъ! — Кромѣ того, русскій не такъ выносливъ, какъ якутъ и потому на охотѣ, рыбной ловлѣ и т. под. занятіяхъ долженъ уступить якуту первое мѣсто.

Каждое занятіе сопровождается массой примѣтъ; съ каждымъ занятіемъ связана масса суевѣрій и русскій перенимаетъ эти суевѣрія. На Верхоянскомъ хребтѣ, чрезъ который не всегда благополучно переходятъ караваны, стоитъ крестъ и около него кладутъ разные подарки: шали, ситцы, чай... На Ленѣ есть „змѣиное горло“ ³). Тамъ живетъ волхитъ и требуетъ дани; не дать — разобьется судно. На тундрѣ живутъ три сестры—покойницы и требуютъ отъ торгующихъ тамъ дани — вина, табаку, чаю, сахару и т. п. Вотъ одинъ купецъ не далъ — не вѣрилъ тому, что разсказываютъ; только ночью (на тундрѣ, въ пустой поварнѣ, кругомъ никого нѣтъ) приходить къ нему старшая сестра и говоритъ, чтобы онъ отдалъ имъ подарки; купецъ утромъ всталъ и сейчасъ вылилъ столько-то водки, положилъ чай, сахаръ, шаль и разный, разный...

3) На Ленѣ между Якутскомъ п Булунью есть узкое и очень быстрое мѣсто между двухъ скалъ, мѣсто опасное для плохонькихъ мѣстныхъ лодокъ и его боятся.

— У насъ тутъ есть, разсказываетъ русскій, большія озера. Вотъ, два брата—тунгуса ловили дикихъ оленей. Олень ушелъ въ озеро. Тунгусъ на лодкѣ за нимъ. Только смотритъ, оставшійся на берегу, пропалъ олень — кто-то сглотнулъ его, а потомъ и его брата сглотнулъ. Вотъ тунгусъ подошелъ къ берегу съ ручнымъ оленемъ и пустилъ его на самый край... ждетъ. Видитъ — по озеру идетъ волна, такая волна... страсть—волна! Онъ потянулъ за ремешокъ оленя; олень сталъ по немногу отходить отъ берега. Она выпрыгнула на землю — щука... Страсть большая. Изъ воды-то выпрыгнула, а назадъ не можетъ, значитъ. Пришли другiе тунгусы и убили ее; распороли, а въ ней и братъ того тунгуса съ лодкой и олень цѣлые. Ну, цѣлый годъ ее ѣли послѣ, заключилъ разсказчикъ.

— Если неводъ испорчепъ, такъ я знаю, что сдѣлать, разсказываетъ другой русскій съ таинственнымъ видомъ: нужно сдѣлать деревяннаго человѣчка, закинуть неводъ и съ лодки надъ неводомъ стрѣлить его и называть, какъ зовутъ того человѣка, который это сдѣлалъ (испортилъ неводъ). Онъ непремѣнно умретъ, а неводъ исправится.

Подарки виномъ, чаемъ, сахаромъ; деревянный человѣкъ, громадная щука, проглотившая оленя, — все это нерусскія преданія. Есть много въ Россіи примѣтъ и суевѣрій, но это несомнѣнно якутскія, мѣстныя. Ихъ создала якутская фантазія, а русскій ихъ перенялъ. Или, напр., такая примѣта: нужно ѣхать бывшему купцу, человѣку, родившемуся въ верхоянскомъ округѣ, на тундру, а была весна, снѣгъ сильно таялъ, дороги портились... Это ничего, я знаю какъ... возьму потрясу медвѣжью кожу и пойдетъ снѣгъ.

Но русскіе явились завоевателями якутской области съ готовой, строго выработанной, системой управленія и это управленіе гнететъ подъ свою мощную руку якутскіе обычаи, якутское самоуправленіе и потому, конечно, помогаетъ русскому вліянію на сѣверѣ. Управленіе даетъ господство русскимъ. Это тоены, — господа. Но я не хочу говорить о значеніи управленія для верхоянскаго округа, — дѣлаются тамъ дѣла всякаго рода; но говорить объ этомъ надо много или вовсе молчать.

Другое дѣло торговля. О ней писать можно. А торговля въ смыслѣ вліянія русскихъ на якутовъ имѣетъ громадное значеніе. Торговля даетъ богатство въ руки русскаго, а богатый по-якутски бай — значитъ вмѣстѣ и хорошій. Кромѣ того, торгующій въ тундрѣ считается дорогимъ гостемъ во всякой юртѣ. Мѣстный купецъ, старикъ С..., заходя въ юрту инородца прямо говоритъ: — „это мое мѣсто, очистить его“; въ каждой юртѣ есть его мѣсто; его встрѣчаютъ какъ особенно почетнаго человѣка и, говорятъ, старикъ имѣетъ не мало дѣтей отъ инородокъ. Въ тундрѣ все къ его услугамъ и въ его распоряженiи. И какъ же можетъ быть иначе, когда онъ пріѣзжаетъ съ водкой?! Въ Казачьемъ и Устьянскѣ торгуютъ исключительно русскiе. Якутовъ торгующихъ нѣтъ. Уваженіе къ русскому поддерживается привозными товарами, якутъ такихъ вещей не можетъ сдѣлать. Привозятъ, напримѣръ, ружья. Якутъ починить ружье можетъ; но какъ его сдѣлать?... Везли ссыльнаго въ верхоянскій округъ. Ссыльный, по ремеслу слесарь, везъ съ собою кое какой инструментъ и хотѣлъ заниматься своимъ ремесломъ.

— А ты ружья умѣешь дѣлать, спрашиваетъ его якутскій кузнецъ.

— Нѣтъ, починить могу.

— Это я и самъ умѣю, отзывается презрительно якутскій мастеръ.

И мало-ли чего привозятъ, чего якутъ сдѣлать не можетъ? Этотъ плисъ, красныя и синія сукна, цвѣтные ситцы, даже дабы, все возбуждаетъ удивленіе якута и ставитъ высоко въ его глазахъ страну, въ которой все это приготовляется и заставляетъ его думать, что тамъ, въ этой странѣ, умѣютъ дѣлать прекрасныя вещи. Кромѣ того, эта страна богатая (а слѣдовательно и хорошая); тамъ живутъ самые большіе генералы, рахта (царь) тамъ живетъ... Словомъ — великая страна. Это величіе прежней родины поддерживаетъ своихъ мизерныхъ представителей, заброшенныхъ судьбой въ Казачье и Устьянскъ, даетъ возможность гордиться тѣмъ, что они „такіе же русскіе, какъ и ты“ пріѣзжій и несомнѣнно русскій человѣкъ.

(OCR: Аристарх Северин)

Устья-Яны.

Устьянскъ. Казачье и окрестности.

II.

(Окончаніе).

«Сибирь» №42, 14 октября 1884

О торговыхъ отношеніяхъ между инородцами и русскими я уже говорилъ, когда говорилъ о Верхоянскѣ. Здѣсь есть своя особенность. Рано весной, еще по снѣгу, торгующіе въ Казачьемъ и Устъянскѣ, уѣзжаютъ на Лену въ Булунь; здѣсь ждутъ, пока она очистится отъ льда и подъ парусами или лямкой поднимаются съ якутскими товарами — мѣхами, мамонтовой костью въ Якутскъ. Лѣто они живутъ въ Якутскѣ; осенью спускаются до Булуни на лодкахъ, чрезъ тундру везутъ свои товары на оленяхъ по первому зимнему пути; въ Казачье пріѣзжаютъ въ половинѣ октября, уѣзжаютъ въ апрѣлѣ. Полгода они въ отлучкѣ и часто въ эти полгода совсѣмъ нѣтъ торговли. Въ это время трудно достать кирпичнаго чаю, черкасскаго табаку и т. п. вещей и если мать какого нибудь купца продастъ вамъ въ видѣ одолженія нужную вамъ вещь, то за хорошую цѣну. Нужно было намъ мыла; жили мы въ Казачьемъ. Въ Казачьемъ жила старуха — купеческая мать.

— Мыла, бабушка, продай.

— Ой, батюшки, мыло-то у меня въ Устьянскѣ. Вотъ какъ-нибудь поѣду, привезу.

Пождали недѣльку. Поѣхала¹) старуха на рыбные промыслы²) и доѣхала до Устьянска; привезла оттуда мыла и за кусокъ простого мыла не больше полфунта проситъ... Какъ бы думали, сколько?! Рубликъ! Фунтъ простого мыла зимой стоитъ въ Казачьемъ отъ 40—60 коп. фунтъ. Цѣны лѣтомъ берутъ хорошіе!

1) Поѣхала на маленькой лодкѣ. Другихъ способовъ сообщенія лѣтомъ нѣтъ.

2) Осенью рыбопромышленники выѣзжаютъ и занимаютъ всѣ удобныя для промысла мѣста. Кто бы ни пріѣхалъ къ рыбакамъ на ихъ неводьбу, они считаютъ непремѣнной обязанностью для гостя закинуть неводъ. Все, что поймается, отдаютъ гостю. Гость приноситъ счастье и если не датъ ему улова, то рыба не станетъ ловиться. Операція для гостей выгодная.

Русскіе живутъ исключительно въ мѣстечкахъ. По тундрѣ въ одиночку ихъ нѣтъ. На Янѣ живутъ въ Верхоянскѣ, Казачьемъ, Устьянскѣ; на Индигиркѣ — въ „Русскомъ устьи“; на Колымѣ — въ Среднемъ и Нижнемъ Колымскѣ. Когда и за чѣмъ пришли эти русскіе, они сами не помнятъ. Во всякомъ случаѣ это было давно и русскіе успѣли выродиться. Теперь они³) низки ростомъ, плохо сложены, говорятъ тонкимъ голоскомъ, безъ бороды, не красивы и лицо не русское. Нельзя сказать, чтобъ лицо ихъ было якутское, или тунгузское, но оно и не русское. Даже между казаками, которые мѣняются мѣстами службы и въ Верхоянскѣ нерѣдко якутскіе и даже охотскіе урожденцы, мало бородатыхъ. Есть, правда, между казаками и рослые и сильные, но большинство малорослы, малосильны, безбороды и много совершенныхъ идіотовъ. Русскихъ вообще мало въ данной мѣстности; въ Казачьемъ и Устьянскѣ ихъ до 10 семействъ. Тѣ, о которыхъ я говорилъ, давно поселились здѣсь. Есть еще здѣсь вновь поселяемые — ссыльнопоселенцы. Ихъ не оставляютъ въ мѣстахъ населенныхъ, а угоняютъ въ одинокія якутскія юрты. Насколько тяжело положеніе этихъ, больше чѣмъ несчастныхъ людей, не возможно передать!... Высылаютъ человѣка въ одинокую якутскую юрту! Тайга кругомъ! Языка поселенцы не знаютъ, занятій для нихъ въ верхоянскомъ округѣ нѣтъ буквально. Якутъ никогда не ѣстъ хлѣба, часто не имѣетъ соли и человѣку, до 30—40 лѣтъ привыкшему употреблять хлѣбъ и соль, приходится жить безъ того и другаго, жить одному среди непріязненно къ нему относящихся якутовъ, и питаться ихъ пищей. Верхоянское начальство обязываетъ инородцевъ кормить поселенцовъ. Инородцы кормятъ его поочередно и, вотъ, таскаютъ человѣка съ мѣста на мѣсто и кормятъ тѣмъ, что сами ѣдятъ; а ѣдятъ они зимой или листвяничную кашу, или тухлую рыбу!... Другую часть населенія Казачьяго составляютъ якуты и тунгусы. Живутъ они въ юртахъ и деревянныхъ урасахъ⁴). Отличаются сравнительно чистотой и это рѣзко бросается въ глаза. Какъ только въѣзжаете въ мѣстность, гдѣ якуты держать коровъ, васъ сразу поражаетъ воздухъ въ юртѣ, грязь, неопрятность. Спускаетесь на тундру и этой грязи нѣтъ, нѣтъ потому, что нѣтъ коровы, нѣтъ хлѣва въ юртѣ и якуту не приходится каждый день возиться съ коровьимъ пометомъ. Здѣсь якутъ заботится о чистотѣ: на немъ не такъ грязно платье, въ юртѣ у него болѣе или менѣе убрано. Правда, мѣстечки Казачье и Устьянскъ имѣютъ свой непріятный запахъ — запахъ кислой (разлагающейся) рыбы, но сравнительно съ навознымъ запахомъ юртъ коровьихъ ничто.

3) Конечно, тѣхъ, которыхъ я видѣлъ; въ Русскомъ устьѣ и на Колымѣ я не былъ.

4) Совершенно коническое деревянное зданіе: въ стѣнахъ деревья не кладутся на полъ, а ставятся стоя, въ срединѣ комелекъ, два маленькихъ окна, дверь съ боку; обыкновенно тѣсно и помѣщеніе не можетъ считаться особенно удобнымъ.

Типъ якутовъ тундры другой, чѣмъ у верхоянскаго якута⁵). Тундровый якутъ выше, съ длиннымъ горбатымъ низкимъ носомъ, безбородый и стрижетъ голову. Тунгусъ не стрижетъ головы, а носитъ волосы по-русски. Вообще на тундрѣ различіе между тунгусомъ и якутомъ менѣе рѣзко бросается въ глаза; якуты живутъ исключительно по берегу рѣкъ и озеръ; тунгусы бродятъ по тундрѣ. Якутъ такъ же не живетъ на одномъ мѣстѣ; но мѣняетъ мѣсто жительства рѣже, правильнѣе, если хотите. На берегу Яны встрѣчается цѣлая масса амбаровъ и жилыхъ помѣщеній, совершенно брошенныхъ; много урасъ пустыхъ, въ которыхъ человѣкъ живетъ только въ опредѣленное время года, когда промышляетъ рыбу въ данномъ мѣстѣ. Лѣтомъ⁶) можно больше встрѣтитъ жителя на рѣкѣ, на зиму онъ уходить обыкновенно на озера.

5) Вообще, между якутами есть рѣзкая разница даже и около самаго Верхоянска. По рѣкѣ Долголахъ якутъ высокій съ длиннымъ, тонкимъ, горбатымъ носомъ, сухощавый, на Чайникахъ — низки, коренасты, съ плотнымъ, широкимъ носомъ.

6) Весна, осень и лѣто сливаются: лѣтомъ, въ данномъ случаѣ, я считаю все время, когда на рѣке не бываетъ льду.

Часть тунгусовъ и сейчасъ язычники. Они хоронятъ свои трупы на поверхности земли; строятъ деревянный ящикъ, кладутъ туда трупъ и плотно въ два ряда закрываютъ досками; доски эти закрѣплены извѣстнымъ образомъ и звѣрь не можетъ ихъ открыть. Около Казачьяго, рядомъ съ христіанскимъ кладбищемъ, было очень много гробовъ на поверхности земли; но какой-то о. Іоаннъ, мѣстный священникъ, нашелъ, что языческіе гробы оскорбляютъ христіанское кладбище и потому приказалъ гробы сжечь; не сгорѣвшія кости и сейчасъ валяются подъ горой. Я нашелъ черепъ. Благодаря такой мѣрѣ, не сохранилось около самаго селенія языческихъ гробовъ: но кругомъ и очень близко ихъ много. Въ двухъ верстахъ отъ Казачьяго я самъ вскрылъ гробъ: покойникъ лежитъ ногами на востокъ, тѣло совершенно сгнило, кости красныя, не разсыпались; покрытъ онъ былъ, вѣроятно, холщевымъ покрываломъ, одна половина котораго совершенно истлѣла, волосъ не видно и, судя поэтому,— это былъ якутъ. Бывшіе со мной въ Казачьемъ еще вскрыли три гроба. Изъ нихъ два женскихъ, судя по платку и длиннымъ волосамъ, и одинъ мужской. Какъ древни эти гробы, жители объяснить не могутъ: одни говорятъ, что этимъ гробамъ уже лѣтъ полтораста, другіе говорятъ, что лѣтъ сорокъ тому назадъ была какая-то повальная болѣзнь и тогда оставили на поверхности цѣлую массу гробовъ. Тунгусъ-язычникъ до сихъ поръ оставляетъ свои гробы на поверхности. Въ гробахъ можно найти украшенія съ пояса, не рѣдко серебряныя: кольцо отъ пояса, лукъ, стрѣла, ножъ непремѣнно поломанный; иногда — около гроба — нарту. Никто изъ мѣстныхъ жителей не рискуетъ вскрывать гробовъ, а тѣмъ болѣе взять что нибудь изъ гроба; покойникъ въ такомъ случаѣ не отпуститъ отъ гроба, не найдешь дороги и потому гроба остаются нетронутыми совсѣмъ, что въ нихъ есть. Когда мнѣ пришлось раскрыть гробъ и я разсказывалъ имъ объ этомъ, то жители не выразили ни удовольствія, ни неудовольствія.

Ѣздятъ въ тундрѣ на собакахъ и оленяхъ — русскіе тоже. Отъ 4 до 17 и больше собакъ запрягаютъ въ одну нарту. Упряжь крайне несложная: длинный ремень привязанъ къ нартѣ, къ этому ремню пристегиваются собаки обыкновенно по двѣ въ рядъ; ни возжей, ни поводьевъ, какъ при ѣздѣ на оленяхъ, не употребляется; передовая собака должна слушаться хозяина; онъ говоритъ: „на право, на лѣво, стой“. Но собаки ужасно горячатся, бѣгутъ въ упряжи исключительно въ махъ; когда разойдутся, то передовая собака плохо слушаетъ команду и чтобы задержать бѣгъ, употребляютъ тормозъ: — это крѣпкій колъ съ желѣзнымъ наконечникомъ, который возница впереди нартъ втыкаетъ въ снѣгъ и крѣпко держитъ; когда запряжено много собакъ, то ѣдутъ два возницы. Сами жители разсказываютъ, что ѣздить на собакахъ не особенно удобно — „бьетъ шибко“, т. е. бросаетъ нарту съ одного пня на другой и нужно особенное искусство, что бы при такой  ѣздѣ удержаться на нартѣ. Собакъ кормятъ рыбой и пищу для нихъ берутъ обыкновенно съ собой. Переѣзжаютъ на нихъ громаднѣйшія пространства и, между прочимъ, на собакахъ, а не на оленяхъ уѣзжаютъ по льду на морскіе острова за костью. Говорятъ, что на смѣнныхъ собакахъ можно проѣхать 500 верстъ въ сутки; а при большихъ переѣздахъ дѣлаютъ полтораста верстъ въ сутки, разсказывалъ мнѣ имѣющiй своихъ собакъ.

Въ чемъ выразилось влiянiе русскихъ на инородцевъ, сказать довольно трудно. Занятiя инородцевъ весьма мало подвергались измѣненіямъ подъ русскимъ вліянiемъ; конечно, русскіе и порохъ принесли: русскіе и почти всѣ инородцы имѣютъ ружья; но промышляетъ звѣря, а тѣмъ болѣе птицу, инородецъ съ помощію всевозможныхъ ловушекъ и ружье употребляетъ довольно рѣдко. Казна доставляетъ муку и соль въ разныя мѣста области; но инородцы мало употребляютъ муки въ Казачьемъ и употребляютъ только во время голодовокъ. Соль инородцы кладутъ въ чай; но вообще употребляютъ мало. У тунгуса совсѣмъ не найдете соли. У якута соль тоже рѣдкость. Нѣкоторые якуты въ Казачьемъ и Устьянскѣ знаютъ немного по-русски. Якуты употребляютъ чай, табакъ, водку, плисъ, дабу, сукна, часто ситцы; употребляютъ и русское желѣзо. Въ Якутскѣ якуты сами добываютъ изъ руды желѣзо. Въ этомъ желѣзѣ много гари, какъ называютъ кузнецы. При ковкѣ оно угасаетъ болѣе, чѣмъ на половину. Въ дѣлѣ это жесткое желѣзо, довольно крѣпко калится. Изъ него дѣлается безъ наварки топоръ, ножи. (Ножъ у якута всегда очень острый; но это потому, что онъ очень аккуратно содержится) якуты считаются всѣ крещеными; тунгусы частію крестились, частiю до сихъ поръ язычники. Вотъ все, на что я могу указать, какъ на признаки русскаго вліянія.

Хотѣлось бы сказать кое что о нравственности инородца; но наблюдать такіе факты значительно труднѣе.

„Ты мнѣ что нибудь подари“, говоритъ якутъ Обычай подарковъ очень распространенъ между якутами. Покупка и продажа — это необходимая уступка русской алчности. Какъ воспользовались обычаемъ „гостить“ русскіе, я разсказывалъ въ „Верхоянскѣ“; но остатки этого обычая держатся до сихъ поръ. „Берись“ — поделись — другой прекрасный обычай этой дикой страны. Если есть у инородца пища, къ нему собираются окружающiе поѣсть: — асъ баръ? — пища есть? Если вы проѣзжій, которому обыкновенно мало дѣла до якутскихъ обычаевъ, дадите хозяину, или малому ребенку, кусокъ хлѣба, то онъ каждому изъ находящихся въ юртѣ дастъ по кусочку, хотя бы досталось по малой крошкѣ. Если дадите вина, раздѣлятъ точно такъ же и малымъ детямъ дадутъ. Замковъ не употребляютъ на тундрѣ и амбары съ платьемъ и даже деньги тамъ не заперты. Въ 25 верстахъ отъ моря мы пристали къ юртѣ съ тѣмъ, чтобы вымѣнять у жителя рыбы на табакъ. Съ рѣки были видны люди около юрты; но когда пристали къ берегу, въ юртѣ никого не оказалось; въ юртѣ была оставлена рыба съ распоротымъ брюхомъ и съ невынутыми кишками, около нее окровавленный ножъ; но человѣка ни одного не было. Взошедшіе пошли въ амбаръ, нѣтъ и признаковъ замка; въ амбарѣ висѣло цѣнное мѣховое платье, деньги; очевидно здѣсь незнакомы съ воровствомъ. Бросали юрту жители и убѣгали при нашемъ проѣздѣ не одинъ разъ. Въ другомъ мѣстѣ, гдѣ-то въ лѣсу, мы пристали около якутской юрты; жители разбѣжались. — „Мы думали, что убивать насъ будете“, — объяснили потомъ якуты. Одинъ русскій наводитъ ужасъ на десятокъ якутовъ и они обыкновенно уговариваютъ: „ты не кричи на насъ, а то мы боимся“.

Бросается въ глаза обыкновенному наблюдателю трусость инородца⁷), его добродушiе и гостепрiимство, хитрость (чѣмъ больше инородецъ знакомъ съ русскими, тѣмъ онъ хитрѣе), любопытство и наблюдательность; достаточно инородцу увидать на встрѣчу ѣдущаго, чтобы онъ подробно описалъ его фигуру, физiономію, платье съ мельчайшими подробностями. Эти мельчайшія подробности при описанiи ихъ не мало удивятъ русскаго.

7) Тундровой тунгусъ не боится одинъ пойти на медвѣдя, а одного русскаго боится десятокъ тунгусовъ. Авт.

Шароновъ.

(OCR: Аристарх Северин)