СЕКТАНТЫ—ПОСЕЛЕНЦЫ ВЪ ЯКУТСКОЙ ГУБЕРНІИ.

(Изъ личныхъ наблюденій).

«Сѣверный Вѣстникъ» №2, 1891 г.

По даннымъ 1887 года скопцовъ въ Якутской области насчитывалось всего 1328 человѣкъ, изъ которыхъ 795 мужчинъ и 533 женщины. Несомнѣнно однако, что эта цифра ниже дѣйствительной: скопцы прибываютъ постоянно, смертность между ними сравнительно ничтожна, а одно лишь затмѣніе 1887 года дало сектѣ, вѣроятно, болѣе сотни адептовъ. Но даже эта цифра достаточно краснорѣчиво говоритъ намъ о той роли, которую играютъ сектанты въ хозяйственной жизни области. Они составляютъ 24% общаго числа ссыльно-поселенцевъ и 7% всего русскаго населенія якутскаго края, и эти 7% — самая предпріимчивая, богатая и знающая часть населенія. Скопцамъ, да немногочисленнымъ представителямъ другихъ сектъ, — молоканамъ, старообрядцамъ, хлыстамъ и т. д., — Якутская область должна сказать искреннее спасибо: они своимъ опытомъ доказали возможность въ этой мѣстности постояннаго земледѣлія и привили здѣсь это занятіе, по всей вѣроятности, на вѣчныя времена.

Скопцовъ стали селить въ Якутской области съ 1861 года. Прежде всего они заняли пригородныя мѣстности, главнымъ образомъ, возлѣ Якутска и Олекминска. Но кромѣ того они встрѣчаются и въ Вилюйскомъ, Верхоянскомъ и даже Колымскомъ округахъ. По даннымъ того-же 1887 г., общая цифра сектантовъ распредѣлялась по округамъ слѣдующимъ образомъ:

Къ счастью скопцовъ, ихъ селятъ отдѣльными колоніями, а не разселяютъ по улусамъ, какъ другихъ ссыльныхъ, которымъ приходится чуть-ли не въ одиночку начинать новую жизнь въ непонятной и дикой для нихъ обстановкѣ якутскихъ поселковъ.

Лучшее и самое богатое изъ скопческихъ поселеній — Мархинское лежитъ всего въ 6-ти верстахъ отъ города Якутска. Верстахъ въ 12-ти отъ послѣдняго устроили еще одно поселеніе на р. Маганѣ, но дѣло тамъ не устроилось: земля оказалась неудобною для земледѣлія. Что касается городовъ, то скопцы хотя и живутъ въ нихъ, но въ очень маломъ числѣ. Съ одной стороны имъ это не позволено, съ другой — для нихъ самихъ, какъ земледѣльцевъ по преимуществу, жить въ городахъ нѣтъ цѣли. Средній годовой приростъ скопческаго населенія — 70 человѣкъ. Смертность, повторяю, очень незначительна.

Сравнительно съ массою другихъ ссыльно-поселенцевъ скопцы являются людьми во всѣхъ отношеніяхъ привиллегированными. Первымъ преимуществомъ ихъ является упомянутая уже выше система разселенія отдѣльными колоніями, — хотя и возникшая вѣроятно не по какимъ-нибудь высшимъ соображеніямъ, а просто для предупрежденія пропаганды и прозелитизма. Благодаря этой системѣ вновь причисленные скопцы-поселенцы сразу являются въ знакомую среду, на первыхъ-же порахъ могутъ достать себѣ работу и приняться за привычныя занятія. Они не только получаютъ въ свое пользованіе землю, но и находятъ сѣмена, вполнѣ акклиматизировавшіяся за 30 лѣтъ культуры, и, что самое важное, — опытъ своихъ предшественниковъ, который научилъ ихъ довольно оригинальнымъ способамъ хозяйства.

Но этимъ однимъ обстоятельствомъ не исчерпываются преимущества скопцовъ. Надо принять далѣе во вниманіе, что главныя ихъ поселенія находятся вблизи городовъ. Это важно потому, что скопцы не только имѣютъ возможность закупать все нужное по сравнительно дешевымъ цѣнамъ, но и пользуются постояннымъ и вѣрнымъ рынкомъ для сбыта своихъ продуктовъ. Въ этомъ отношеніи городъ Олекминскъ съ 757-ю душами населенія — рынокъ самъ по себѣ не особенно блестящій, но за то невдалекѣ отъ него находятся пріиски. Якутскъ же и самъ по себѣ представляетъ почтенный рынокъ, ибо даже оффиціальная статистика насчитываетъ въ немъ 6000 жителей. Когда не было скопческихъ поселеній, всѣ жизненные продукты, потребные для продовольствія Якутска, привозились изъ-за 2½ тысячъ верстъ — изъ Иркутска. Скопцы же повели дѣло такъ энергично, что при обыкновенныхъ условіяхъ необходимость привоза припасовъ почти исчезла.

Самый важный для поселенца вопросъ — какъ обзавестись на новомъ мѣстѣ и гдѣ взять нужныя для этого средства, для сектантовъ рѣшается въ большинствѣ случаевъ очень благопріятно. Между ними не рѣдкость люди состоятельные, даже богатые; большинство же если и не зажиточно, то все же имѣетъ хоть грошъ за душой, а у обыкновеннаго поселенца нѣтъ и гроша. Обыкновенный поселенецъ является на мѣсто ссылки ни съ чѣмъ или почти ни съ чѣмъ; никому до него нѣтъ никакого дѣла и никто его не хочетъ знать. Онъ — отбросокъ общества; имъ тяготятся всѣ, и всѣ думаютъ лишь о томъ, какъ бы отъ него поскорѣе отдѣлаться. Благодаря этому гуманнѣйшее въ теоріи изъ наказаній — ссылка, на практикѣ становится однимъ изъ жесточайшихъ. Чтобы сдѣлаться человѣкомъ, поселенцу нужны средства, — съ одними добрыми намѣреніями и раскаяніемъ далеко не уѣдешь. Сектанты, живущіе колоніями и вблизи городовъ, имѣющіе маленькія деньги или возможность достать работу у своихъ-же, находятся въ условіяхъ сравнительно благопріятныхъ. Правда, ссылка обходится имъ во всѣхъ отношеніяхъ очень дорого; она иногда поступаетъ съ ними крайне жестоко, но все же они почти не испытываютъ самаго тяжелаго, — той заброшенности, того враждебнаго равнодушія природы и людей, которое составляетъ главное несчастіе обыкновенныхъ ссыльныхъ, которое порождаетъ бродяжество и преступленія и ведетъ къ гибели тысячи и тысячи здоровыхъ людей.

Изложенными внѣшними преимуществами передъ обыкновенными поселенцами сектанты воспользовались какъ нельзя лучше. Но у нихъ кромѣ того есть еще и преимущества внутреннія, о которыхъ мы будемъ говорить ниже. Пока же попробуемъ сдѣлать прогулку по скопческому поселенію — Мархѣ.

При первомъ-же взглядѣ на такое поселеніе легко понять, что тутъ живутъ хозяйственные люди. Около каждаго дома разбитъ хоть небольшой огородъ; вдоль заборовъ длинною линіей вытянулись запасенныя на цѣлые годы впередъ дрова; всякаго рода пристройки такъ и лѣзутъ одна на другую, — до того ихъ много; сѣно сложено аккуратными высокими стогами; если сдѣлана изгородь, то сдѣлана прочно, какъ будто разсчитываетъ простоять сто или двѣсти лѣтъ; скотъ — выхоленный и выкормленный; сами «братцы» одѣты чисто, иногда богато. Если-бы не излишняя скученность построекъ, поселеніе было-бы очень красивымъ, — во всякомъ случаѣ красивѣе славнаго города Якутска. Но узенькія и кривыя улицы, недостатокъ простора, зданія, нагроможденныя другъ на друга и выпятившіяся на улицу, портятъ впечатлѣніе. Впрочемъ, сами скопцы въ этой скученности нисколько не виноваты: это уже дѣло администраціи, которая отвела для построекъ опредѣленное количество десятинъ и набила скопцовъ какъ сельдей въ бочкѣ. Этимъ недостаткомъ страдаетъ только колонія Марха; другія скопческія колоніи, далеко не такія богатыя, гораздо красивѣе на видъ. Тамъ дворы вытянулись въ рядъ и стоятъ, точно солдаты въ строю; внутри дворовъ гораздо болѣе простора; хозяйственныя постройки не лѣзутъ одна на другую, а свободно располагаются среди большого двора, не задѣвая другъ друга крыльями своихъ крышъ. При проѣздѣ же черезъ Марху вчужѣ становится страшно при мысли о пожарѣ, ибо въ пожарномъ отношеніи главная надежда возложена на Господа Бога и на трезвость скопцовъ (впрочемъ въ послѣднее время они по собственной иниціативѣ завели себѣ пожарную машину — фактъ во всякомъ случаѣ довольно интересный для русскихъ людей).

Скопческія постройки, дѣйствительно, хороши: онѣ очень обстоятельны и даже не безъ претензіи на красоту. Скопцы какъ будто гордятся ими и въ нихъ выставляютъ на показъ свое «богатство». Ихъ избы и дома въ большинствѣ случаевъ какъ будто только-что вышли изъ рукъ столяра или плотника; лачуги хотя и попадаются, но рѣдко, не то что въ богоспасаемомъ градѣ Якутскѣ, гдѣ три четверти зданій съ минуты на минуту ожидаютъ страшнаго суда и какъ-бы стоятъ въ недоумѣніи, на которую-бы сторону имъ удобнѣе было обвалиться. Нѣкоторые изъ богатыхъ скопцовъ понастроили себѣ настоящія хоромы, — по якутскимъ понятіямъ конечно, — съ высокими окнами, съ рѣзными украшеніями и бордюрами на крышахъ. Крестьянскихъ избъ скопцы не любятъ; по архитектурѣ своихъ домовъ они горожане, хотя съ другой стороны, неизвѣстно почему, не строятъ себѣ каменныхъ зданій. По виду своему скопческія селенія напоминаютъ нѣмецкія и другія колоніи на югѣ Россіи или бойкія трактовыя села Восточной Сибири. Въ русской деревнѣ вы прежде всего видите нищету: она лѣзетъ вамъ въ глаза такъ настойчиво, что всякое подобіе идилліи испаряется изъ вашего представленія. Бѣдность смотритъ на васъ изъ окна, большая часть отверстій котораго заткнута грязнѣйшими тряпицами; смотритъ съ покосившейся крыши; она какъ будто усѣлась на избушку и придавила ее къ землѣ своею тяжестью; она расшатала ворота, а въ иныхъ мѣстахъ и вовсе сняла ихъ съ петель; въ образѣ безчисленной стаи воронъ усѣлась бѣдность на пустомъ огородѣ и каркаетъ безъ устали своею ненасытною широкою глоткой; она смотритъ на васъ изъ слезящихся глазъ лошади, воплотившись въ тощей коровѣ, безнадежно помахиваетъ грязнымъ хвостомъ, и отчаянно храпитъ въ пьяномъ мужикѣ, примостившемся на днѣ мокрой канавы. Ничего подобнаго вы никогда не увидите въ скопческомъ поселеніи. Тамъ все прилично и полно достоинства. Пьяныхъ, даже выпившихъ, совершенно нѣтъ; даже въ сравнительно бѣдныхъ домахъ все чисто, вымыто, выбѣлено, выскоблено. А зайдите въ богатый домъ, и вы увидите мягкую мебель, столы подъ красное дерево, покрытые скатертями, крашеные полы; на стѣнахъ — много всякихъ картинъ, обыкновенно премій «Нивы»; стеклянные шкафы съ фарфоровой посудой, нѣсколько зеркалъ и книги.

Пріѣзжайте къ скопцу въ гости; онъ приметъ васъ, если и не радушно, то по крайней мѣрѣ вѣжливо, угоститъ чаемъ, печеньемъ изъ безукоризненно бѣлой муки; но водки, вина и мясной закуски, къ великому огорченію мѣстныхъ обывателей, не поставитъ. Чай, печенье, если угодно яичница, иногда дыня или арбузъ мѣстнаго произрастенія, весною свѣжіе огурцы и наконецъ бесѣда ожидаютъ гостей — званыхъ и незваныхъ; якутскіе жители, особенно чиновники, съ скопцами не стѣсняются, а явившись на Марху, останавливаются даже въ мало знакомыхъ домахъ и сейчасъ-же требуютъ самоварчика, въ которомъ имъ, конечно, не отказываютъ; начинается бесѣда; гости по обычной здѣсь простотѣ нравовъ и обхожденія подшучиваютъ надъ «братцами», сопровождая свои шуточки и остроты самодовольнымъ хохотомъ. Съ «сестрицами» якутскіе обыватели здороваются за руку, хотя тѣ боятся этого, какъ грѣха; они не упускаютъ и случая ущипнуть ихъ на томъ миломъ основаніи, что «между сестрицами есть и хорошенькія». На шутки скопцы скромно отмалчиваются и сидятъ, опустивъ глаза въ землю, особенно если въ компаніи есть «нужные» люди. Если-же компанія «попроще», «братцы» начинаютъ усовѣщивать гостей; они прилагаютъ всѣ усилія, чтобы или повернуть разговоръ на хозяйство или, если уже это не удается, стараются уничтожить всѣ подозрѣнія насчетъ религіозныхъ и обрядовыхъ особенностей скопчества. «Мы и въ церковь ходимъ, и причастіе готовы-бы принимать, да не позволяютъ», говорятъ они. — Ладно! возражаетъ имъ собесѣдникъ: а какъ вы покойниковъ хороните? — «Какъ хоронимъ?.. чинъ чиномъ. Какъ вы хороните, такъ и мы». — Ну это дудки!.. А зачѣмъ свѣчи отъ чана *) съ покойникомъ кладете, окровавленные жгуты **) зачѣмъ жжете, да даете вдыхать передъ смертью? — «Никакихъ у насъ свѣчей нѣту, окромя православныхъ, и жгутиковъ не знаемъ». — Не ври, братъ, Павелъ Ивановичъ... А ты мнѣ скажи лучше, почему сестрица на Никанора Ивановича жалуется — обижаетъ молъ. Какъ-же это онъ ее обидѣть можетъ, а?.. И т. д., и т. д. Но если гости попристойнѣе, то бесѣда выходитъ иная и вертится преимущественно около хозяйства, до котораго братцы великіе «радѣтели». На эту тему они разговариваютъ съ удовольствіемъ: но какъ никогда и никому, пьяному или трезвому, приличному или неприличному, разъ не имѣютъ въ виду пропаганды, не откроютъ ничего изъ своей вѣры, такъ и при хозяйственныхъ бесѣдахъ они держатъ себя очень осторожно, ничего не говорятъ о происходящихъ внутри общины крупныхъ несогласіяхъ, жалуются на мнимую бѣдность и притѣсненія, въ настоящее время совершенно уже легкія; они какъ будто побаиваются васъ, а въ тоже время какъ будто и презираютъ. Они взвѣшиваютъ каждое свое слово, въ каждой вашей фразѣ имъ чуется подвохъ; они даже въ глаза вамъ не посмотрятъ прямо: при встрѣчѣ бросятъ взглядъ исподлобья, а потомъ сидятъ все время потупившись. Эта сдержанность кромѣ благоразумія, требуется между прочимъ и обычаями секты: съ каждаго вновь посвящаемаго берется страшная клятва молчать даже при угрозахъ смерти. Всѣ эти обстоятельства — скрытность, боязнь, невольно проглядывающее презрѣніе къ посѣтителю дѣлаютъ скопческіе дома негостепріимными. Посидишь обыкновенно часочекъ, другой, походишь по свѣтлой просторной комнатѣ, посмотришь для развлеченія на развѣшанныя по стѣнамъ фотографическія карточки, и уѣзжаешь домой съ далеко непріятнымъ впечатлѣніемъ на душѣ. Матеріальное довольство, конечно, есть, и самая придирчивая подворная опись доказала-бы какъ хозяйственность скопцовъ, такъ и ихъ благосостояніе. Но за этимъ довольствомъ вы не чувствуете оживленія, не слышите веселаго смѣха, и что то мертвенное, какъ будто больничное скрывается за чистыми стѣнами новенькихъ домиковъ. Вездѣ и повсюду тихія, шепотливыя рѣчи, опущенные въ землю глаза и тусклые взгляды изъ-подъ заплывшихъ жиромъ вѣкъ. Вы совсѣмъ не видите ребятишекъ, а безъ этихъ карапузовъ какъ-то скучно.

*) Чанъ, въ которомъ вода, по вѣрованію скопцовъ, колышется сама собой. Изъ него же выходитъ бѣлый мальчикъ и Христосъ.

**) Во время радѣній скопцы хлещутъ другъ друга или вербами, или жгутами.

Жизнь скопцовъ — однообразная, трудовая жизнь строгихъ сектантовъ, воплощающая идею очищенія въ тысячѣ мелкихъ подробностей, ежеминутно стѣсняющихъ человѣка. Пріѣзжайте къ нимъ даже на масляницѣ, и та-же сдержанность, та-же чинность прежде всего бросятся вамъ въ глаза. Очень толстые, точно откормленные, «братцы» разъѣзжаютъ въ хорошенькихъ «купеческихъ» санкахъ на своихъ тоже толстыхъ и прекрасно откормленныхъ коняхъ. Они ѣдутъ тихо и лѣниво подергиваютъ своими шелковыми возжами. «Чинно и благородно» заѣзжаютъ они къ своимъ знакомымъ, снимаютъ съ себя лисьи шубы, ведутъ тихую бесѣду о томъ и о семъ и тѣмъ-же порядкомъ отправляются дальше; всюду ихъ встрѣчаютъ глубокими поклонами, угощаютъ чаемъ и мадерой, и шопоткомъ разсказываютъ обыденныя вещи. Но «сестры» даже и въ этихъ невинныхъ развлеченіяхъ не принимаютъ никакого участія; онѣ вообще гораздо строже братцевъ, разъ дѣло идетъ объ обрядовой сторонѣ, и твердо помнятъ завѣтъ скопческаго ученія. А этотъ завѣтъ говоритъ: «бѣгать всякаго веселія, не участвовать ни въ какихъ народныхъ игрищахъ, отказаться совершенно отъ правилъ православной вѣры, слѣдовательно отъ праздниковъ, постовъ и церковныхъ молитвъ, и не признавать образовъ». «Братцы» — тѣ еще доставляютъ себѣ развлеченія: они ѣздятъ по знакомымъ, иногда ихъ можно видѣть и въ театрѣ; они пьютъ мадеру, разрѣшаютъ себѣ шутку или остроту, «балуются бесѣдой», костюмомъ, красивой лошадью; они даже тщеславны и любятъ выказывать свое «богатство», выстраивая красивыя хоромы. «Сестры» не знаютъ другого ситца кромѣ самаго темнаго, не знаютъ другихъ развлеченій кромѣ труда и чаепитія, чаепитія и труда; ихъ жизнь еще блѣднѣе, чѣмъ жизнь «братцевъ».

Но разъ я заговорилъ о «сестрахъ», то считаю не лишнимъ нѣсколько подробнѣе остановиться на ихъ положеніи въ скопческихъ «гнѣздахъ». «Сестра» — обыкновенно жена и непремѣнно хозяйка. Крестьяне по своимъ занятіямъ, хотя и живутъ въ купеческой обстановкѣ, скопцы лишь съ величайшимъ трудомъ и къ несомнѣнному вреду для своего хозяйства могутъ обходиться безъ «сестеръ», на попеченіи которыхъ лежатъ огородъ, скотина и вся «домашность». «Сестра» встаетъ до свѣту и неугомонно хлопочетъ до самаго вечера, разбираясь въ своемъ разнообразномъ хозяйствѣ, гдѣ кудахтаютъ куры, мычитъ корова, хрюкаютъ свиньи, гдѣ каждый огурецъ, посаженный раннею весной, требуетъ неусыпныхъ заботъ и попеченій. За 16—17 часовъ въ сутки, «сестра» успѣваетъ вдоволь наработаться и вдоволь накричаться, — «сестры», вообще-говоря, народъ раздражительный. При постороннихъ свидѣтеляхъ онѣ держатъ себя совсѣмъ какъ монашенки, избѣгаютъ мужчинъ и не подаютъ имъ руки: глаза у нихъ всегда опущены въ землю: рѣчь тихая, едва слышная. Къ гостямъ, особенно мало знакомымъ, «сестры» почти не выходятъ и прячутся за перегородками. Когда же «сестрѣ» случается проходить по комнатѣ, гдѣ пьютъ чай, она опускаетъ платокъ до самыхъ глазъ и кланяется очень низко, въ поясъ. Одѣваются «сестры» очень скромно, гораздо скромнѣе, чѣмъ братцы, и даже въ праздничные дни щеголяютъ въ самыхъ непривлекательныхъ ситцевыхъ кофтахъ и юбкахъ, обыкновенно очень темнаго цвѣта.

«Сестра», какъ было уже замѣчено, въ дѣйствительности не сестра, а обыкновенно жена, въ полномъ и совсѣмъ не метафорическомъ смыслѣ этого слова. Это обстоятельство извѣстно всѣмъ и каждому, хотя сами скопцы о немъ конечно не распространяются.

Добиться полной истины въ вопросѣ объ интимныхъ отношеніяхъ «братцевъ» и «сестеръ», конечно, очень трудно, такъ какъ вопросъ этотъ задѣваетъ самыя нѣжныя струны человѣческой души; но несомнѣнно, что стремленіе укротить свои страстп по скопческому рецепту совсѣмъ неосновательно, несомнѣнно также и то, что страдающимъ и пассивнымъ элементомъ въ скопческомъ «гнѣздѣ» является, какъ и вездѣ, женщина. Разобрать этотъ вопросъ подробнѣе — трудно; но вообще, повидимому, «сестры» довольны своимъ положеніемъ и совершенно погрузились въ многосложное хозяйство, которому онѣ предаются дѣйствительно со страстью.

Сравнивая «сестру» съ русскою бабой-крестьянкой, нельзя не замѣтить нѣкоторой разницы, но она трудно уловима. Разница начинается съ костюма, не имѣющаго у скопчихи рѣшительно никакихъ претензій на красоту или изящество, съ выраженія лица у «сестры», всегда какъ будто намазаннаго елеемъ, и проникаетъ гораздо глубже въ душу: скопчихи вообще гораздо раздражительнѣе крестьянокъ, хотя эта раздражительность и не заставляетъ ихъ по цѣлымъ часамъ «судачить», не переводя духу. Эта раздражительность, несмотря на постоянныя старанія скрыть ее отъ постороннихъ, очень замѣтна, указываетъ на какія-то ненормальныя условія въ жизни, и конечно такія условія существуютъ. Стоитъ обратить вниманіе хотя-бы на тотъ фактъ, что «сестры» у себя дома никогда не няньчатся съ ребятами и что ихъ материнскія наклонности безжалостно атрофируются «ересью». Выйти-же замужъ за православнаго — дѣло немыслимое, и я не знаю, бывали-ли когда подобнаго рода факты. А между тѣмъ, если «сестра» идетъ въ услуженіе, то непремѣнно въ няньки, и какъ нянька считается лучшею изъ возможныхъ. Она заботлива, терпѣлива, относится къ дѣтямъ съ полнымъ добродушіемъ и не спускаетъ съ нихъ глазъ 24 часа въ сутки. Несомнѣнно, что она ихъ любитъ. Въ дѣлѣ ереси «сестра» является въ большинствѣ случаевъ элементомъ пассивнымъ: одна идетъ замужемъ, другая — «за мамынькой», третья, — чтобы не разлучаться съ семьей. Но несмотря на эту пассивность «сестры» вообще гораздо строже чѣмъ «братцы» соблюдаютъ установленныя ученіемъ правила, воспринимая обрядовую сторону съ любовью и преданностью; но дальше этой обрядовой стороны имъ едва-ли удается заглядывать.

Сколько разъ, смотря на постную и даже приниженную фигуру сестры, я спрашивалъ себя: искренне-ли ея смиреніе или нѣтъ? Является-ли оно результатомъ глубокаго воспріятія скопческаго завѣта «избѣгать всякаго веселія», или какихъ-нибудь постороннихъ обстоятельствъ, напримѣръ принужденія? Истина, по всей вѣроятности, находится гдѣ-нибудь въ срединѣ. Мнѣ приходилось видѣть «сестеръ», настроенныхъ очень фанатически, но фанатизмъ — достояніе немногихъ; для большинства его мѣсто заступаетъ или подражаніе или робость душевная. Несомнѣнный фактъ, что «сестра» въ громадномъ большинствѣ случаевъ сектантка «по случаю», что дѣятельная роль въ сектѣ (не смотря на существованіе «богородицъ») принадлежитъ мужчинѣ. Это съ одной стороны, а съ другой — что такое сектантка? «Обрядъ» нисколько не отнимаетъ у нея способности къ брачной жизни и даже къ дѣторожденію; физически она остается совершенно здоровымъ человѣкомъ, можетъ быть и женою и матерью. Секта атрофируетъ лишь возможность удовлетворенія половыхъ потребностей; она разрушаетъ семью, создавая вмѣсто нея «гнѣздо», но потребность остается. Мало того, каково вообще положеніе женщинъ въ сектѣ? Повидимому, секта предоставляетъ ей полную равноправность: рядомъ съ «Христомъ» есть «богородица»; «пророкомъ» и «пророчицей» можетъ быть всякій, на кого сойдетъ вдохновеніе, обряду подвергаются одинаково и мужчины и женщины. Но все это только внѣшность. Въ дѣйствительности, точка зрѣнія скопца на женщину — точка зрѣнія аскета, лишь нарушаемая практикой и безсиліемъ. Женщина — искушеніе, сосудъ дьявола, существо созданное для соблазна. Если хлысты стремятся уничтожить страсть, предоставляя ей полную, разнузданную свободу, то скопчество, въ теоріи по крайней мѣрѣ, отъ такого средства отказалось. Оно хочетъ схватить похоть прямо за горло и уничтожить ее сразу. Но, увы — искушеніе и соблазнъ живутъ во всемъ человѣкѣ, а не въ отдѣльномъ органѣ. Съ этимъ, чисто органическимъ противорѣчіемъ, ничего нельзя подѣлать; оно является для человѣка источникомъ постоянной муки, и если въ данномъ случаѣ къ взгляду на женщину, какъ на соблазнъ, примѣшивается доля ненависти, то это едва-ли можетъ показаться неестественнымъ.

Прибавьте къ этому скопческое лицемѣріе. Скопцы по своему идеалу— аскеты; они восприняли идею очищенія въ крайней ея формѣ. Въ смиреніи женщины, въ ея постномъ лицѣ, въ ея монашескомъ костюмѣ, постоянно опущенныхъ глазахъ, въ безобразномъ черномъ платкѣ на головѣ, спускающемся до самыхъ глазъ, выражается поэтому желаніе «братца» съ одной стороны дать символъ своимъ аскетическимъ стремленіямъ, а съ другой — показать всѣмъ и каждому чистоту своей жизни? Скопецъ живетъ съ любовницей, но эта любовница одѣвается какъ монашенка, не будучи скопчихой, она держитъ себя какъ таковая. Почему? — Этого требуетъ сильный элементъ гнѣзда «братецъ».

Перейдемъ затѣмъ къ положенію другого зависимаго элемента въ скопческой средѣ — наемныхъ рабочихъ. Мало-мальски достаточный скопецъ никогда безъ нихъ не обходится. Въ критическія минуты хозяйства, именно во время посѣва хлѣбовъ, сѣнокоса, жатвы, всѣ свободныя рабочія руки Якутска заняты, а иногда ихъ даже не хватаетъ; прислуга убѣгаетъ изъ города, прельщаясь хотя и временнымъ, но высокимъ заработкомъ; даже дряхлые старики—поселенцы находятъ себѣ работу, нанимаясь рублей за 30 въ лѣто заколачивать «овражкины» норы. Спросъ на наемный трудъ, особенно со стороны сектантовъ, въ страду громаденъ и въ это время они православныхъ нисколько не чуждаются. Но срочный работникъ, живущій въ «гнѣздѣ», долженъ быть непремѣнно скопцомъ. Такихъ работниковъ много; это обыкновенно сектанты-поселенцы, вновь прибывшіе на Марху и не успѣвшіе еще обзавестись своимъ собственнымъ хозяйствомъ. Такой новый поселенецъ поступаетъ въ работники къ кому-нибудь изъ своихъ единовѣрцевъ, преслѣдуя при этомъ двѣ цѣли: «зашибить деньгу» и присмотрѣться къ мѣстнымъ условіямъ. Хотя такой работникъ и «свой», но къ нему далеко не относятся какъ къ равному. Въ денежномъ отношеніи сектанты народъ строгій; на счетъ контракта у нихъ понятія вполнѣ опредѣленныя и даже современныя, такъ что никакихъ потачекъ съ ихъ стороны ожидать нельзя. Къ «своему» они относятся одинаково требовательно, какъ къ чужому, хотя и не такъ пренебрежительно; сектантъ-работникъ не становится членомъ семьи; явившись въ ссылку и промучившись цѣлый годъ по этапамъ, онъ и въ области встрѣчаетъ тѣ-же суровыя экономическія отношенія, какія оставилъ у себя на родинѣ. О какой-бы то ни было братской помощи ему мечтать нечего. Онъ предоставляется отъ начала до конца собственному труду и собственной удачѣ; съумѣлъ выбраться въ люди — хорошо, не съумѣлъ — дѣлай какъ хочешь. Сектантская община за выбравшихся и потерявшихся не отвѣчаетъ; ея участіе къ судьбѣ человѣка выражается лишь въ томъ, что она предпочитаетъ «своего», — скопца, православному и охотно беретъ его въ работники за 80—120 рублей въ годъ.

Странное дѣло: нѣтъ людей, которые были-бы такъ полезны для области какъ скопцы, и въ то же время нѣтъ людей, которые возбуждали-бы къ себѣ такое всеобщее отвращеніе и даже ненависть. Спросите кого угодно: крестьянина, поселенца, якута, городского обывателя, казака и каждый изъ нихъ дастъ ту-же самую нелестную характеристику скопца, и такая характеристика является логическимъ слѣдствіемъ смысла скопческаго ученія; секта дѣлаетъ скопца человѣкомъ тяжелымъ и необщительнымъ, положеніе преслѣдуемаго развиваетъ въ немъ подозрительность и лицемѣріе; въ немъ нѣтъ смиренія и добродушія — въ немъ только вражда и ненависть. Ему платятъ тою-же монетой. Въ скопцѣ нѣтъ желанія помочь ближнему и облегчить его положеніе. Что такое міръ въ его глазахъ? Это міръ — погрязшій въ грѣховности и заблужденіяхъ, міръ, который очистится гибелью и разрушеніемъ. Скопца преслѣдуетъ мысль о грѣховности; его воображеніе прилѣпилось къ картинѣ страшнаго суда; его экстазъ всецѣло отдается описанію конечнаго дня. Сотни скопческихъ стиховъ говорятъ о томъ-же, о неминуемой гибели грѣховной земли, о счастьи и радости, которыя ожидаютъ избранныхъ въ будущей жизни. Сознаніе, что онъ избранный, наполняетъ его гордостью, и онъ смотритъ на другихъ не съ состраданіемъ, не съ мыслью о помощи и поддержкѣ, а съ радостью, что онъ не «такой», что страшный для другихъ день будетъ днемъ его оправданія. Но уже изъ предыдущаго изложенія видно, что, ставя своимъ идеаломъ будущую жизнь, скопцы для себя не пренебрегаютъ и благами этой, грѣховной жизни, и къ достиженію этихъ благъ стремятся путемъ упорнаго труда, примѣняемаго по преимуществу къ земледѣлію.

Надо отдать скопцамъ полную справедливость: они любятъ землю и не жалѣютъ на нее никакихъ трудовъ. Много неудачъ и лишеній приходилось имъ выносить въ первые годы поселенія. Главныя затрудненія заключались, кромѣ расчистки лѣса, въ культивированіи сѣмянъ. Хотя скопцы и не первые въ Якутской области занялись земледѣліемъ, но они первые доказали, что оно возможно здѣсь въ широкихъ размѣрахъ, что область можетъ кормиться продуктами собственнаго земледѣлія. Конечно, это очень много. При экономическомъ кризисѣ, переживаемомъ Якутскою областью, при общемъ упадкѣ скотоводства и экстензивнаго хозяйства вообще, будущность края — въ землѣ. Съумѣютъ взяться за нее якуты, — и 200,000 способныхъ, сильныхъ людей сохранятся для Россіи, не съумѣютъ или «не смогутъ», по какимъ-бы то ни было причинамъ, — и имъ придется окончательно исчезнуть съ лица земли. Скопцы акклиматизировали зерно; привезенныя съ верховьевъ Лены сѣмена не годились: въ этихъ холодныхъ мѣстахъ нужны были сѣмена болѣе выносливыя, которыя выдерживали-бы внезапные заморозки и поспѣвали-бы за короткое лѣто, и скопцы создали такія сѣмена. Неурожаи бываютъ правда и теперь, но эти неудачи съ избыткомъ вознаграждаются хорошими годами, когда урожай бываетъ самъ — 15, иногда самъ — 20 и даже больше.

Расчищенная на цѣлыя версты и обращенная въ засѣянное поле тайга, прирученное къ мѣстности зерно даютъ, конечно, скопцамъ право на всеобщую благодарность. Но скопецъ не просто земледѣлецъ, — онъ земледѣлецъ-промышленникъ, который хочетъ быть земледѣльцемъ-капиталистомъ. Нѣкоторые уже осуществили эту мечту, другіе стоятъ на пути, и только постороннія обстоятельства мѣшаютъ скопцамъ завести крупное хозяйство и захватить попутно въ свои руки и другіе промыслы. Дайте имъ только просторъ и они, несмотря на всю свою подозрительность, такъ развернутъ капиталами, что отъ нынѣшняго экономическаго строя области не останется и слѣда. И теперь уже этотъ строй подается и трещитъ по всѣмъ швамъ, и теперь уже охотничій и рыбный промыслы «сосредоточились»: скопческіе капиталы способны немедленно-же довести этотъ процессъ до конца. Но пока они земледѣльцы, и только иногда, случайно имъ удается осуществить свои капиталистическія стремленія. Особенную ненависть возбудили они противъ себя въ неурожайные 1884—1888 годы. Это было страшное время, когда все русское населеніе области питалось или сосновою корой, или сквернымъ подмоченнымъ хлѣбомъ: за пудъ черной муки приходилось платить 3, 4 и даже 5 рублей. Неурожай распространился сразу на оба земледѣльческіе округа — Якутскій и Олекминскій. Крестьяне голодали и мерли, потому что къ одному несчастію — неурожаю прибавилось и другое: отъ нихъ отняли почтовую гоньбу. Голодъ распространился дальше, за хребетъ; соболь и лиса измѣнили тунгусу и онъ тоже выбрался изъ своихъ дебрей, чтобы просить подаянія по обнищавшимъ деревушкамъ. Къ этому прибавились падежи скота и оспа. Но скопцамъ это народное бѣдствіе пошло въ пользу: они скупали хлѣбъ и «попридерживали» его. Дѣло доходило до того, что почти весь казенный хлѣбъ пріобрѣтался скопцами. Противъ этого принимались строгія мѣры; было приказано не продавать въ однѣ руки больше извѣстнаго количества муки. Но противъ строгихъ мѣръ скопцы изобрѣтали обходы, и хлѣбъ все-таки оказывался въ ихъ рукахъ. Несмотря на высокія цѣны, господствовавшія на рынкѣ, они употребляли всѣ усилія, чтобы поднять ихъ еще и еще выше причемъ выказывали замѣчательное единодушіе. Они привозили муку въ городъ маленькими партіями и, заранѣе условившись между собой въ цѣнѣ, не спускали съ нея ни копѣйки. Легко сосчитать какіе барыши они получали, если съ каждаго пуда они брали по 2 р. и по 2 р. 50 к. прибыли, а этихъ пудовъ ежедневно продавали около 400. Эта система такъ понравилась «братцамъ», что даже въ 1889 г., когда повсюду ожидали урожая, скопцы неохотно и лишь по принужденію администраціи продавали свой хлѣбъ, разсчитывая на какое-нибудь несчастіе, благодаря которому сдѣланные ими громадные запасы «оправдаютъ себя». Но когда скопцы ошиблись въ разсчетахъ и выписанный нѣкоторыми изъ нихъ изъ Иркутской губерніи хлѣбъ ничего не принесъ кромѣ убытка, мѣстные обыватели торжествовали и предпочитали платить на пудъ лишній пятакъ, лишь-бы не покупать у «братца».

Эта-то склонность сектантовъ къ кулачеству въ связи съ ихъ подозрительностью, трусливостью и враждебностью къ «чужимъ» и объясняетъ тотъ на первый взглядъ странный фактъ, что скопцы, которые для общаго блага Якутской области сдѣлали болѣе, чѣмъ кто-либо другой вызываютъ къ себѣ со стороны не-скопческаго населенія такую антипатію. Посмотримъ теперь, какъ они живутъ между собой.

* * *

Хотя и рѣдко, но встрѣчаются скопцы, живущіе семьями безъ всякихъ постороннихъ элементовъ, даже безъ наемныхъ рабочихъ. Въ такомъ случаѣ это обыкновенная русская семья, даже, если хотите, болѣе плотная. Она состоитъ или изъ мужа и жены, или изъ братьевъ и сестеръ со старухой матерью или старикомъ отцомъ. Но, сколько мнѣ извѣстно, такая форма общежитія не характерна для скопцовъ; ссылка и обрядъ, разстраивающіе семью, побуждаютъ ихъ къ образованію «гнѣздъ». Скопческое «гнѣздо» — это маленькая артель изъ лицъ, хорошо знающихъ другъ друга, живущихъ и работающихъ сообща, имѣющихъ общее хозяйство, общія деньги и обыкновенно очень дружныхъ между собою. Ядромъ «гнѣзда» являются въ громадномъ большинствѣ случаевъ два «братца», рѣдко три, возлѣ которыхъ группируются зависимые элементы — женщины и наемные рабочіе, а иногда и простые постояльцы. Женщины принадлежатъ къ «гнѣзду», наемные-же рабочіе, хотя-бы и изъ скопцовъ, являются лицами совершенно посторонними. Бываютъ случаи, что наемный рабочій — скопецъ, въ продолженіи многихъ лѣтъ пребывая на томъ-же мѣстѣ и не желая обзаводиться собственнымъ хозяйствомъ, вступаетъ въ «гнѣздо», какъ равноправный его членъ, но такіе случаи не часты. Для образованія «гнѣзда» нуженъ обыкновенно, кромѣ экономической связи, какой-нибудь интимный элементъ вродѣ дружбы, родства и пр., и благодаря этому «гнѣзда» вполнѣ замѣняютъ семью, или оставленную дома «въ Россіи», или расколотую скопчествомъ. Есть «гнѣзда», составленныя исключительно изъ женщинъ или изъ мужчинъ; хотя, къ сожалѣнію, такихъ «гнѣздъ» мнѣ лично наблюдать не приходилось, но я не сомнѣваюсь въ возможности ихъ существованія, хотя потребности хозяйственной жизни и противорѣчатъ такой организаціи. Въ Чурапчинской колоніи, напримѣръ, считается 45 мужчинъ и ни одной женщины, во второмъ — Одейскомъ поселеніи 22 женщины и 4 мужчины. Посѣтить этихъ колоній мнѣ не удалось, и я не знаю, явилось-ли возникновеніе ихъ результатомъ случая и страннаго административнаго распредѣленія, или какихъ-нибудь другихъ причинъ. Но если такія однородныя «гнѣзда» и существуютъ, то они во всякомъ случаѣ представляютъ исключеніе. Не говоря уже о природѣ, самый строй скопческаго хозяйства, строй чисто крестьянскій, требуетъ бабы, которая постоянно копалась-бы въ огородѣ, смотрѣла за скотомъ, принимала участіе въ полевыхъ работахъ, словомъ дѣлала все то, что дѣлаетъ крестьянка.

Типы скопческаго «гнѣзда» довольно разнообразны; они представляютъ слѣдующія разновидности:

1) «Гнѣздо»—семья. Я уже говорилъ, что въ чистомъ своемъ видѣ «гнѣздо»—семья безъ всякой примѣси постороннихъ элементовъ встрѣчается крайне рѣдко, и то исключительно среди бѣдныхъ скопцовъ и притомъ такихъ, которые связаны съ сектой внѣшнимъ, случайнымъ образомъ. По формѣ они скопцы и значатся таковыми, но по существу они совсѣмъ не «еретики»; въ «ученіи» они ничего не понимаютъ и даже въ радѣніяхъ не участвуютъ, а при первой возможности возвращаются къ православію. Эта-то категорія скопцовъ вполнѣ сохранила форму семейной организаціи. «Гнѣздо» въ такомъ простѣйшемъ и наиболѣе отдаленномъ отъ скопчества случаѣ состоитъ изъ мужа и жены и, если есть, дѣтей.

2) Второй типъ скопческихъ «гнѣздъ», хотя и приближается по своей организаціи къ семейному, но въ въ немъ есть уже и нѣчто новое. Это типъ переходный, «гнѣздо»—семья, но безъ брачныхъ узъ. Оно состоитъ обыкновенно изъ братьевъ и сестеръ по крови, къ которымъ вполнѣ свободно присоединяются и посторонніе элементы. Скопецъ—братъ и сестра—скопчиха; два брата; два брата и сестра составляютъ «гнѣздо». Семья и здѣсь лежитъ въ основаніи «гнѣзда», но связь между ея членами — связь крови и дружбы, а не брака. Эта форма общежитія не особенно устойчива: «сестры» зачастую переходятъ къ постороннимъ «братцамъ», а «братцы» обзаводятся посторонними «сестрами».

3) Третьимъ, наиболѣе характернымъ для скопчества типомъ «гнѣзда» является такое, въ которомъ нѣтъ и слѣда семьи. Передъ вами — артель изъ лицъ совершенно постороннихъ другъ другу, артель, впрочемъ, очень незначительная по числу своихъ членовъ. Она состоитъ обыкновенно изъ двухъ-трехъ мужчинъ и столькихъ-же женщинъ, устроившихъ свое общежитіе на началахъ братства. Члены подобнаго рода гнѣзда соединены другъ съ другомъ не столько религіозными убѣжденіями, сколько личною дружбой: они или изстари добрые знакомые, или люди, сблизившіеся между собой уже въ Якутской области; первое время поселенія — время суровой борьбы со всякаго рода затрудненіями, представляло особенно удобную почву для образованія такого рода «гнѣздъ». Въ настоящее время они хотя и возникаютъ, но гораздо рѣже, чѣмъ прежде, и многіе изъ скопцовъ думаютъ, что эта форма организаціи доживаетъ свой вѣкъ. Преобладающее значеніе въ этихъ «гнѣздахъ» принадлежитъ, какъ и вездѣ, мужчинѣ; женщина играетъ роль второстепенную. Эти «гнѣзда»—артели сравнительно съ остальными пользуются наибольшимъ достаткомъ. Коммунизмъ, господствующій въ нихъ, въ имущественномъ отношеніи не знаетъ никакихъ ограниченій. Это уже не просто артель, это артель, уплотненная дружбою и религіей, и плотность организаціи выказывается одинаково какъ при пользованіи, такъ и при наслѣдованіи. Пользованіе, на сколько мнѣ это извѣстно, никогда никакихъ пререканій не вызываетъ; въ дѣлѣ-же наслѣдованія эти гнѣзда восприняли чисто-семейный принципъ: имущество одного братца переходитъ послѣ его смерти къ другому. И это тѣмъ легче, естественнѣе, что «гнѣзда» этого рода основываются въ большинствѣ случаевъ лицами, или неимѣющими или растерявшими свои собственныя семьи.

Въ самомъ дѣлѣ: хотя скопчество въ принципѣ и требуетъ, чтобы человѣкъ отказался отъ семьи и отдался цѣликомъ «кораблю», но на практикѣ это мало исполняется. Семья переживаетъ обращеніе въ «ересь» ея отдѣльныхъ членовъ и заслоняетъ собою общество. Первые два типа «гнѣздъ» очевидно можно назвать семейными, послѣдній благодаря интимной связи между «братцами» также не доказываетъ торжества общественнаго принципа. Мнѣ думается, что, вообще говоря, не столько скопчество, сколько ссылка разъединяетъ семью. Нерѣдки случаи, когда вступившій въ секту глава семьи побуждаетъ или принуждаетъ къ тому-же всѣхъ членовъ своей семьи; но нерѣдки примѣры и такихъ гнѣздъ, гдѣ хозяинъ скопецъ, а его жена и дѣти совсѣмъ не скопцы, или гдѣ хозяинъ и часть дѣтей скопцы, а остальные члены семьи — православные. Такія семьи иногда живутъ очень дружно и работаютъ сообща.

Въ послѣднее время, наконецъ, среди ссыльныхъ скопцовъ сталъ особенно распространяется типъ индивидуальныхъ хозяйствъ. Особенную наклонность къ такой организаціи выказываютъ богатые сектанты; во главѣ хозяйства стоитъ здѣсь одинъ «братъ», который беретъ себѣ въ помощницы «сестру», и хозяйство ведется главнымъ образомъ при помощи наемныхъ рабочихъ; принципіальнаго неудовольствія это ни въ комъ не возбуждаетъ. Съ какой стати богатому человѣку, хотя-бы скопцу, дѣлиться своимъ достаткомъ съ кѣмъ-бы то ни было? Скопецъ или не скопецъ, онъ хочетъ и можетъ жить въ свое полное удовольствіе. У него великолѣпный домъ, огородъ съ парниками, цѣлые десятки десятинъ плодородной и прекрасно обработанной земли, на его поляхъ работаетъ сытый скотъ, иногда даже при помощи новыхъ земледѣльческихъ машинъ; онъ одѣвается по купечески и для разнообразія выписываетъ «Ниву»; бываетъ въ театрѣ, щеголяетъ своими рысачками и росписными санками. Молодая и очень недурненькая собой «племянница», несмотря на монашескій костюмъ, нѣсколько нарушаетъ внѣшнюю строгость и чистоту жизни, но серьезнаго вниманія на это не обращаютъ. Сила богатаго человѣка среди скопцовъ, какъ и среди православныхъ, громадна и онъ можетъ дѣлать все, что ему заблагоразсудится.

Сектанты сами откровенно сознаются, что «общества», въ строгомъ смыслѣ этого слова, у нихъ нѣтъ; каждый живетъ для себя и по своему. Легко привести крупные и некрупные факты, доказывающіе справедливость такой характеристики. Важнѣйшимъ изъ такихъ фактовъ являются поземельные споры на Мархѣ.

Передъ нами двѣ борющихся стороны: старые поселенцы и новые. Старые, явившись на Марху давно, захватили въ свои руки всѣ безъ исключенія лучшіе участки, такъ что въ рукахъ нѣкоторыхъ «гнѣздъ» сосредоточилось десятинъ по 40 и даже по 50. Участки эти лежатъ ближе другихъ къ городу и представляютъ много естественныхъ удобствъ. Но такъ какъ землю приходилось расчищать, тратить на это много денегъ и труда, устраивать изгороди, то что-же удивительнаго, если старые поселенцы смотрятъ на захваченные участки какъ на свою частную собственность и ни въ коемъ случаѣ не желаютъ дѣлиться ими съ кѣмъ-бы то ни было. Новые поселенцы находятся въ совершенно другихъ условіяхъ. Приписавшись къ Мархѣ и выстроивъ себѣ лачугу, они получаютъ въ надѣлъ землю. Но гдѣ она? Зачастую она лежитъ верстъ за пять, за шесть, а то и больше отъ деревни; она представляетъ изъ себя или тайгу, или болото. А между тѣмъ желаніе обзавестись своимъ хозяйствомъ сильно въ каждомъ сектантѣ; онъ ежеминутно убѣждается, какія выгоды приноситъ десятина хорошей земли. Поэтому новые поселенцы требуютъ передѣла, и даже премудрому Соломону нелегко было-бы разрѣшить дѣло такъ, чтобы обѣ стороны были довольны. Каждая съ своей точки зрѣнія совершенно права. Старики разсуждаютъ приблизительно такъ: «Когда мы пришли на Марху, намъ отвели голую степь и непролазную тайгу. Мы вырубили тайгу, мы обратили степь въ засѣянное поле; каждый клочекъ земли политъ нашимъ потомъ. Развѣ мы жалѣли денегъ на эти работы? развѣ мы не бились первые года какъ рыба объ ледъ, не зная, съ чего начать, за что взяться? Мы отвоевали себѣ землю, а не получили ее готовою — зачѣмъ-же намъ разставаться съ нею»? Это основательно; но не менѣе основательно разсуждаютъ и новые поселенцы: «Вы заняли всю лучшую землю, говорили они. Намъ остаются самые неудобные и самые далекіе участки. Какъ можемъ мы жить съ обязательствомъ селиться на Мархѣ среди отмежеваннаго пространства, если наши поля за десять верстъ отъ деревни, а наши луга затерялись въ горныхъ падяхъ. Мы хотимъ передѣла, чтобы выгоды близкихъ и невыгоды далекихъ мѣстъ были равномѣрно распредѣлены между всѣми».

Начальство вышло изъ этого затрудненія тѣмъ, что основало новую колонію на Маганѣ. Но любопытно, что этотъ споръ тянулся долгіе годы, что обѣ стороны доходили до страшнаго ожесточенія. О принципахъ вѣроученія никто, конечно, и не вспоминалъ, никто и не подумалъ о томъ, что этотъ споръ съ точки зрѣнія строгихъ правилъ сектантства вещь совершенно немыслимая. Опирались на распоряженія и узаконенія, совѣтовались съ «аблакатами», безпокоили начальство, и все-же ни на чемъ не могли сговориться.

Самое скромное дѣло, для осуществленія котораго требуется хотя немного общественнаго духа, не клеится у «братцевъ». Сколько лѣтъ толковали они на тему, что недурно было-бы устроить общественную паровую мельницу, — но ни до чего не дотолковались. Въ концѣ концовъ нашелся одинъ предпріимчивый человѣкъ, который одинъ построилъ» мельницу и кладетъ себѣ въ карманъ немалые барыши за «предпріимчивость». То же происходитъ и съ жатвенными, съ молотильными и другими машинами. И ихъ собирались заводить «обществомъ», — но изъ этого ничего не вышло, и теперь всѣ онѣ ссужаются нуждающимся за приличное вознагражденіе тѣми-же самыми «предпріимчивыми» людьми.

Благодаря этому недостатку общиннаго духа, бѣднымъ скопцамъ вообще такъ плохо живется на Мархѣ, что они, хотя и оглядываясь, но предпочитаютъ возвращаться къ православію. Они боятся «братцевъ», но что-же имъ дѣлать, если среди «братцевъ» имъ нельзя жить?

 

* * *

Таковы основныя черты, опредѣляющія строй жизни скопцовъ въ Якутской области. Можно искренно радоваться ихъ матеріальному благополучію и съ удовольствіемъ смотрѣть на ихъ красивыя и богатыя села, но «душа» «братцевъ» оставляетъ желать много лучшаго. Въ ихъ жизни нѣтъ ничего, что удовлетворяло-бы даже элементарнымъ требованіямъ общественности, а безъ духа общественности какая-же жизнь? Наблюдая скопцовъ, ихъ отношенія другъ къ другу, вы то и дѣло слышите о распряхъ и ссорахъ. Несогласія возникаютъ ежеминутно и все даетъ поводъ къ нимъ. Земля, вода и лѣсъ постоянно являются яблоками раздора, и подъ внѣшнимъ благообразіемъ жизни плохо скрывается глухая борьба богатства и бѣдности, людей денежныхъ съ людьми мало-имущими. Строгія правила секты игнорируются, аскетизмъ плаваетъ лишь по поверхности; поглубже — ни о какомъ аскетизмѣ нѣтъ и помину: тамъ царитъ духъ наживы, и этотъ духъ является господствующимъ. Винить скопцовъ въ несимпатичныхъ чертахъ ихъ характера нельзя, — черты эти являются логическимъ послѣдствіемъ духа ихъ ученія и жизненной обстановки; и тотъ и другая, напримѣръ, порождаютъ враждебное отношеніе къ православнымъ: какъ преслѣдуемый, скопецъ ненавидитъ православнаго, какъ сектантъ онъ презираетъ его. Православный — это человѣкъ, погрязшій въ грѣховность, человѣкъ, котораго не надо спасать, которому суждено погибнуть. Исходя изъ этой точки зрѣнія, «братцы» думаютъ, что православные не заслуживаютъ ни состраданія, ни участія, что ихъ бѣды — вполнѣ заслуженное наказаніе за ихъ грѣховность. «Секта» въ этомъ случаѣ высказывается безапелляціонно; она раскалываетъ людей на двѣ части — чистыхъ и нечистыхъ, и ставитъ ихъ другъ противъ друга съ оружіемъ въ рукахъ. Далѣе: самый обрядъ, отнимая у человѣка возможность удовлетворенія, нисколько не уничтожаетъ самой половой потребности. Во что-же обращается жизнь у людей недостаточно сильныхъ и недостаточно фанатически настроенныхъ? Тотъ-же обрядъ ставитъ скопца въ положеніе преслѣдуемаго. Съ самой минуты присоединенія къ сектѣ онъ долженъ постоянно оглядываться, постоянно быть на чеку и ждать, что его схватятъ и поступятъ съ нимъ «по всей строгости законовъ». Исходомъ изъ этого положенія могутъ служить или смѣлая откровенность фанатика или трусливая осторожность. Большинство избираетъ послѣдній исходъ и жизнь обращается въ сплошной трепетъ. Громадно и вліяніе обряда самого по себѣ на душу и на тѣло человѣка. Скопца вы можете отличить сразу по его внѣшнему виду: отсутствіе бороды и усовъ, ожирѣніе, дряблость кожи бросаются сразу въ глаза. Мускульной силы обрядъ, повидимому, не отнимаетъ, но эта сила становится апатичной и какъ будто покрывается слоемъ жира. Благодаря этому, между прочимъ, трусость можно признать основнымъ качествомъ скопца.

Очевидно, что такія основныя черты характера скопца несовмѣстимы съ духомъ общественности. Скопецъ повсюду видитъ враговъ; секта и законъ отрываютъ его отъ общества, преслѣдованіе и обрядъ дѣлаютъ его лицемѣрнымъ и трусливымъ. Онъ не довѣряетъ своей собственной средѣ и въ ней онъ, какъ и внѣ ея, недовѣрчивъ и подозрителенъ. Эти качества дѣлаютъ изъ него прекраснаго хозяина. Онъ никогда не рискуетъ, умѣетъ выждать, боится будущаго и постоянно заботится о немъ. Но что касается до духа общественности, то безъ вѣры въ себя, безъ вѣры въ другихъ, безъ извѣстнаго рода душевной смѣлости и наклонности къ самоотверженію онъ очевидно невозможенъ.

Е. С.

(OCR: Аристарх Северин)

«Восточное Обозрѣніе» №13, 24 марта 1891

Передъ нами февральская книжка «Сѣв. Вѣстника». Въ ней мы находимъ не безъинтересную замѣтку Е. С. о сектантахъ поселенцахъ въ Якутской области.

Г. Е. С., на основаніи личныхъ наблюденій знакомить насъ съ жизнью и бытомъ скопцовъ Якутской области. По даннымъ 1887 г. ихъ насчитывалось здѣсь 1328 человѣкъ (795 м. и 533 ж. ), что составляетъ 24% общаго числа ссыльно-поселенцевъ и 7% всего русскаго населенія края. Авторъ не безъ основанія считаетъ скопцовъ самой предпріимчивой, богатой и знающей частью населенія области, многимъ имъ обязанной: «они своимъ опытомъ доказали возможность въ этой мѣстности постояннаго земледѣлія и привили здѣсь это занятіе, по всей вѣроятности, на вѣчныя времена».

Главная заслуга скопцовъ состоитъ въ томъ, что они «акклиматизировали зерно», такъ какъ привезенныя съ верховьевъ Лены сѣмена не годились. Въ хорошіе годы урожай здѣсь теперь бываетъ самъ — 15, иногда самъ — 20 и даже больше. — Главный контингентъ скопцовъ распредѣленъ по Якутскому и Олекминскому округамъ: въ первомъ ихъ 923 ч. (69, 5%), и въ послѣднемъ 343 ч. (25, 8%). Въ Вилюйскомъ округѣ проживаетъ 59 ч. (4, 4%), да еще въ Колымскомъ 3 ч. и въ Верхоянскомъ 2 ч. Селятъ скопцовъ отдѣльными колоніями; лучшее и самое богатое изъ ихъ поселеній — Мархинское (въ 6-ти вер. отъ г. Якутска). Въ городахъ живутъ они въ очень маломъ числѣ, но главныя ихъ поселенія вблизи городовъ, такъ что они обезпечены рынкомъ для сбыта своихъ продуктовъ, да и сами всегда могутъ закупать все имъ нужное по сравнительно дешевымъ цѣнамъ. Это обстоятельство не менѣе выгодно и для городовъ: до появленія скопческихъ поселеній, всѣ жизненные продукты, потребные для продовольствія Якутска, привозились изъ Иркутска, теперь-же необходимость этого привоза изъ-за 2½ тысячъ верстъ почти совсѣмъ исчезла.

Авторъ рисуетъ скопцовъ хозяйственными людьми. Хорошіе дворы, обстоятельныя хозяйственныя постройки, выхоленный и выкормленный скотъ. Пьяныхъ никогда здѣсь не встрѣтите, да водки, вина и мясной закуски у скопцовъ нельзя найти.

Къ не своимъ скопцы относятся крайне осторожно и подозрительно. Внѣшній видъ и «братцевъ», и «сестеръ» совершенно аскетическій.

Нужно замѣтить, что въ якутскихъ скопческихъ поселеніяхъ «сестра» въ сущности — не сестра, «а обыкновенно жена, въ полномъ и совсѣмъ не въ метафорическомъ смыслѣ этого слова». Хотя скопцы сами этого не признаютъ, но это фактъ общеизвѣстный.

У сектантки «обрядъ» не отнимаетъ «способности къ брачной жизни и даже къ дѣторожденію; физически она остается совершенно здоровымъ человѣкомъ, можетъ быть и женою, и матерью»; что-же касается скопцовъ, то они вполнѣ довольствуются тѣмъ, что «сестра», будучи любовницей, держитъ себя, какъ скопчиха.

Скопцы живутъ, преимущественно, «гнѣздами», каждое изъ которыхъ представляетъ маленькую артель изъ двухъ, рѣдко трехъ, «братцевъ», возлѣ которыхъ группируются женщины и наемные рабочіе, а иногда и простые постояльцы. Связь между членами «гнѣзда» отчасти экономическая, а отчасти интимная (дружеская, родственная и проч).

Авторъ, настаивая неоднократно на громадной пользѣ скопцовъ для области, отмѣчаетъ, однако, что они возбуждаютъ къ себѣ всеобщее отвращеніе и даже ненависть; причина та, что «секта дѣлаетъ скопца человѣкомъ тяжелымъ и необщительнымъ, положеніе преслѣдуемаго развиваетъ въ немъ подозрительность и лицемѣріе... Въ скопцѣ нѣтъ желанія помочь ближнему и облегчить его положеніе». Онъ ненавидитъ и презираетъ внѣ его стоящій міръ, который отплачиваетъ ему тою-же монетой. Въ постигшіе Якутскій и Олекминскій округа, неурожайные 1884—1888 годы, когда крестьяне голодали и мерли, когда разразились въ придачу падежи скота и оспа, — скопцы остались совершенно безчувственными, «они скупали хлѣбъ и «попридерживали» его». Захвативъ почти весь хлѣбъ въ свои руки, они постоянно и единодушно повышали цѣны, привозили муку въ городъ маленькими партіями и не спускали съ заранѣе установленной цѣны ни копѣйки. Понятно, что въ эти годы ненависть къ скопцамъ еще больше возросла.

Духъ общественности совершенно чуждъ скопцамъ, вслѣдствіе чего и въ ихъ собственной средѣ распри и ссоры составляюсь заурядное, сплошное явленіе. Аскетизмъ секты почти совершенно поглощается духомъ наживы. Это сильно чувствуется бѣдняками, которые на Мархѣ предпочитаютъ возвращаться къ православію.

(OCR: Аристарх Северин)