О ЯКУТАXЪ.

Ю. Джуліяни.

Сынъ отечества №23-27, 1836

Вотъ, что изъ сихъ преданій можно извлечь достовѣрнаго: одно племя или семейство Татарское, глава коего назывался Омогой-Бей, будучи принуждено бѣжать съ пепелищъ своихъ отъ неудачъ войны или отъ иныхъ обстоятельствъ, прошло чрезъ землю Бурятъ, и поселилось сперва на берегахъ Лены, у самаго устья рѣки Олекмы, а потомъ, вѣроятно считая сіе убѣжище не довольно безопаснымъ, перебралось на то мѣсто, гдѣ теперь городъ Якутскъ. Преданіе присовокупляетъ, что сіе племя сначала было захвачено на берегахъ Лены превосходнымъ числомъ Бурятъ, (а можетъ быть Тунгусами), которые намѣревались умертвитъ ихъ во время наступавшихъ тогда священныхъ праздниковъ, но что Якуты воспользовались ожиданіемъ сихъ праздниковъ, и соорудивъ въ нѣсколько ночей плоты, съ помощію оныхъ ушли отъ непріятеля.

Довольно долго спустя послѣ побѣга Якутовъ изъ пепелищъ своихъ, нѣкто по имени Еллей, вѣроятно изъ этой же страны, будучи также принужденъ искать убѣжища, отправился по слѣдамъ Якутовъ, а лучшее доказательство, что сей человѣкъ былъ ихъ единоземецъ, есть то, что ему извѣстно было ихъ мѣстопребываніе; иначе конечно не отважился бы онъ итти такъ далеко одинъ, безъ надежды найти, по крайней мѣрѣ, дружественный народъ. Этотъ Еллей, какъ гласитъ преданіе, вскорѣ снискалъ уваженіе и довѣренность стараго Омогой-Бея, который отдалъ за него одну изъ двухъ дочерей своихъ, и наименовалъ его своимъ наслѣдникомъ. Преданіе сообщаетъ намъ также, что у Еллея было много сыновей, и что до покоренія Якутовъ Русскими, семейство старшаго изъ сихъ сыновей всегда пользовалось покровительствомъ вышней силы. Якуты еще въ наши дни раздѣляются на два семейства или поколѣнія: на Омогой-Байское и Еллейское, изъ коихъ послѣднее гораздо многочисленнѣе перваго.

Засимъ нѣсколько Бурятъ Коринскаго рода пришли поселиться въ Якутскую землю, и, какъ кажется, оставались нѣкоторое время чуждыми обычаямъ и языку сего народа. Справедливость этого показанія подтверждается Якутскою поговоркою, которую обращаютъ обыкновенно къ тому, кто или не дослышалъ рѣчи, по разсѣянности, или заставляетъ повторять сказанное. «Я говорю не по-Корински». Впрочемъ эти переселившіеся Буряты съ давняго времени приняли и нравы и языкъ коренныхъ Якутовъ, и отличаются отъ нихъ только чертами лица и именами тѣхъ семействъ, отъ коихъ происходятъ.

Открытіе Якутовъ сдѣлано въ 1620 году Русскими казаками, которые покорили ихъ съ помощію одного Якутскаго старшины, изъ семейства Омогой-Бея, по имени Муимакъ. Сей Муимакъ, дѣйствуя противъ своихъ, имѣлъ только цѣлію сдѣлаться могущественнѣе законнаго главы Еллейскаго поколѣнія, отъ коего онъ отдѣлился. Симъ средствомъ казаки вскорѣ взяли подъ власть свою всѣхъ Якутовъ, и въ 1630 году собрана съ нихъ первая подать звѣриными шкурами, или такъ называемый ясакъ. Мятежное племя Муимака обитаетъ на берегахъ Лены, ниже Якутска, и разсѣяно по пространству 200 верстъ.

Въ 1632 году, Русскіе построили первый острогъ въ 60 верстахъ ниже Якутска, на правой сторонѣ Лены, и на той самой горѣ, гдѣ Муимакъ соединился съ казаками для содѣйствія въ ихъ предпріятіи.

Якуты обитаютъ въ Якутской Области по берегамъ Лены и рѣкъ, въ нее впадающихъ, и въ загорной сторонѣ вплоть до Охотска. Къ концу прошедшаго столѣтія, число Якутовъ мужескаго пола простиралось свыше 50.000 человѣкъ.

Кажется вѣроятнымъ, что Якуты бѣжали изъ своей родины во времена знаменитаго Чингизъ-Хана, и вотъ чѣмъ можно доказать это: выше сказано, что Якуты были захвачены на Ленѣ ордою Бурятъ или Тунгусовъ; но какъ орды сіи никогда не были многочисленны, то нельзя предположить, чтобы число захваченныхъ мужескаго пола было болѣе 20-ти; принявъ сіе число за дѣйствительное, мы найдемъ, что съ 1200 по 1800 годъ народонаселеніе у Якутовъ въ каждыя 25 лѣтъ возрастало въ ⅖. — Таковая прогрессія весьма правдоподобна, если взять въ соображеніе, что Якуты въ продолженіе многихъ вѣковъ пользовались совершеннымъ спокойствіемъ, какъ по случаю отдаленности ихъ отъ другихъ народовъ, такъ и потому, что и между ними не могло происходить никакихъ междоусобій; ибо они, находясь въ самомъ маломъ числѣ, имѣли полную свободу пользоваться большимъ пространствомъ земли безъ всякаго другъ для друга стѣсненія. Присовокупя къ симъ причинамъ здоровость климата, и что еще вѣроятнѣе, силу и крѣпость Якутовъ, мы убѣдимся, что предположеніе объ отнесеніи побѣга ихъ ко времени Чингизъ-Хана, пріобрѣтаетъ сильную степень вѣроятности (*).

(*) По послѣдней народной переписи, бывшей въ 1821 или 1822 году, число Якутовъ простиралось до 73,500. Слѣдовательно показанное нами количество 50,000, числившееся въ концѣ минувшаго столѣтія, увеличилось 23,500 въ теченіе 30 лѣтъ; расчитывая на 25 лѣтъ, выходитъ 19,916 или почти 20,000, то есть ⅖, точно такъ, какъ мы полагали.

Вѣроисповѣданіе всѣхъ народовъ Татарскаго поколѣнія сперва во многомъ сходствовало съ вѣроисповѣданіемъ древнихъ Монголовъ, и до самыхъ нашихъ дней сохраняетъ нѣкоторые слѣды онаго. Но какъ большая часть сихъ народовъ не имѣетъ письменъ, то вѣра ихъ переходила изъ рода въ родъ не иначе какъ по преданію, которое наконецъ измѣнило ее до такой степени, что теперь не осталось въ ней почти ничего общаго съ первоначальными ея правилами. Симъ измѣненіямъ также не мало содѣйствовали частые переходы сихъ народовъ изъ одной страны въ другую: ибо сіе заставляло ихъ слѣдовать вѣроисповѣданію тѣхъ мѣстъ, въ коихъ они поселялись.

Вѣра Якутовъ должна быть весьма древняя, и они сами не вѣдаютъ ея происхожденія; они признаютъ Бога всемогущаго и творца всего существующаго; однако жъ мыслію своею не могутъ дать ему яснѣйшаго опредѣленія; они называютъ сего бога Аръ-Тоіономъ; аръ значитъ чистый, совершенный, незапятнанный; тоіонъ значитъ господинъ. По мнѣнію Якутовъ, сей богъ имѣетъ жену, которая явилась ихъ предкамъ въ образѣ лебедя; по сей-то причинѣ многіе Якуты не смѣютъ ѣсть мяса сей птицы. Они предполагаютъ еще существованіе другихъ второстепенныхъ боговъ, подчиненныхъ первому; а именно: Суга-Тоіона, производящаго громъ и молнію; Гессегай-Тоіона, который также женатъ и передаетъ людямъ милости перваго бога, и наконецъ бога называемаго Екзитъ, который почитается ходатаемъ за Якутовъ у прочихъ боговъ, и которому покланяются подъ видомъ различныхъ животныхъ, коихъ мясо, по сей причинѣ, не употребляется въ пищу. Для жертвоприношеній сему богу нѣтъ предписаннаго времени; но тотъ, кто имѣетъ средства, приноситъ ему жертвы во время празднествъ, торжествуемыхъ въ пользу другихъ боговъ или во время свадебныхъ обрядовъ. Кромѣ боговъ вышепоименованныхъ, Якуты воздаютъ божественное почтеніе огню и солнцу; при всякомъ употребленіи пищи, они всегда приносятъ жертву огню, бросая въ оный самый жирный кусокъ мяса и часть своего напитка, извѣстнаго у нихъ подъ названіемъ кимисъ; сей напитокъ составленъ изъ молока кобылицъ и есть не что иное какъ кумысъ, употребляемый у Татаръ, Башкировъ, Киргизовъ и проч. Якуты почитаютъ огонь существомъ одушевленнымъ, которое можетъ наказывать ихъ, поражать болѣзнями и истреблять ихъ имущества, и потому когда Якутъ сдѣлается боленъ, то, для исцѣленія своего, долженъ приносить огню жертву, которая, смотря по опредѣленію шамана, состоитъ всегда изъ нѣсколькихъ частей говядины, кобылины, и проч., или изъ кумыса. Солнцу жертвоприношеній не дѣлается: оно почитается существомъ благодѣтельнымъ; но когда Якутъ долженъ дать присягу, то клянется огнемъ и солнцемъ, именуя огонь первымъ. Вотъ обрядъ, соблюдаемый при присягѣ: призванный къ оному шаманъ, кладетъ одежду свою близъ огня, въ который вливаетъ масло, или другое жирное вещество; потомъ присягающій обращаетъ къ огню слѣдующую рѣчь: если я не сдержу моего обѣщанія (или, въ иномъ случаѣ), если я показываю ложно, то линіи меня отца, матери, дѣтей, родственниковъ, всего скота моего, всего имущества, дневнаго свѣта и даже самой жизни моей. Послѣ сихъ словъ онъ долженъ перешагнуть чрезъ одежду шамана, наклониться надъ огнемъ, вдохнуть въ себя глотокъ копоти, происходящей отъ горящаго масла, и обратясь къ солнцу просить, чтобы, въ случаѣ лживости присяги, оно лишило его своего свѣта и теплоты; засимъ сдѣлать солнцу низкій поклонъ, и тѣмъ заключается присяга.

Когда кто либо обвиненъ въ покражѣ, то къ этой церемоніи присовокупляется медвѣжья голова: ибо это животное, по мнѣнію Якутовъ, знаетъ обо всемъ, и не преминетъ съѣсть вора, если онъ запрется въ своемъ преступленіи. Сія присяга употребляется только въ такомъ случаѣ, когда нѣтъ ясныхъ доказательствъ въ учиненіи воровства; но прежде присяги пытаются привести обвиняемаго къ сознанію, посредствомъ убѣжденій, обѣщая ему освобожденіе отъ наказанія, на которое законъ осуждаетъ вора. Буде обвиняемый сознается въ покражѣ, онъ отдѣлывается только платежомъ цѣны, чего стоитъ украденное; но платежъ сей производится не въ видѣ вознагражденія или возврата, а единственно какъ предлогъ избѣгнуть ужасной присяги. Симъ средствомъ онъ спасаетъ свою честь, и избавляется отъ тѣлеснаго наказанія. Должно замѣтить, однако жъ, что давшій ложную присягу, остается на всю жизнь въ презрѣніи у своихъ соотечественниковъ, лишается права присутствовать въ какомъ бы то ни было совѣщаніи, и никогда уже не берется въ свидѣтели.

Якуты не имѣютъ времени, опредѣленнаго для молитвы, и приносятъ жертвы богамъ своимъ только въ обыкновенные праздничные дни свои; они не вѣруютъ въ воскресеніе, но допускаютъ мысль о безсмертіи души. Они думаютъ, что души ихъ шамановъ по смерти получатъ образъ дьяволовъ, съ которыми будутъ имѣть совершенное во всемъ сходство. Что жъ касается до душъ простыхъ людей, то они будутъ жить между дьяволами, не имѣя однако жъ дьявольскаго образа, и не пользуясь ни какими преимуществами. Якуты всегда остаются чужды той мысли, что добродѣтель можетъ получить вознагражденіе въ будущей жизни.

Хотя въ числѣ Якутовъ самая большая часть найдется крещеныхъ, но должно сказать, что причиною таковыхъ значительныхъ обращеній не столько истинное убѣжденіе, сколько тѣ преимущества, кои дарованы принимающимъ Христіанскую Вѣру. За то изъ всѣхъ сихъ перекрещенцевъ рѣдко кто исполняетъ правила, внушаемыя нашими священниками. Якуты всегда были убѣждены въ существованіи нечистой силы, и потому самыя главнѣйшія жертвы приносятся всегда дьяволу. Впрочемъ весьма замѣчательно то, что Якутъ, принявшій Христіанскую Вѣру, не лишается уваженія своихъ соотечественниковъ, которые даже не дѣлаютъ ни какого усилія, дабы отклонить его отъ обращенія. Подобнаго примѣра не встрѣтится почти ни у какой націи.

Праздники у Якутовъ начинаются въ то время, когда кобылицы перестаютъ кормить дѣтей своихъ. Тогда сихъ послѣднихъ отнимаютъ и доятъ кобылицъ. Молоко ихъ смѣшивается съ водою и вливается въ нарочно приготовленные для того кожаные мѣшки; эту смѣсь сбиваютъ безпрерывно около четырехъ часовъ, до тѣхъ поръ пока она скиснетъ и превратится въ кумысъ, жидкость, которая имѣетъ особенный вкусъ и заключаетъ въ себѣ столько спиртуозности, что, выпивъ оной значительное количество, легко можно опьянѣть. Богатѣйшіе изъ Якутовъ приготовляютъ кумыса иногда до 1000 ведръ, и разливаютъ оный также въ кожаные мѣшки для сбереженія. Когда приготовленіе кумыса кончено, богачи приглашаютъ своихъ сосѣдей и пріятелей, и въ назначенный для торжества день, всѣ, какъ званые, такъ и множество незванныхъ собираются на мѣсто пиршества, одѣтые въ самое лучшее платье и на самыхъ лучшихъ лошадяхъ своихъ.

Тотъ или тѣ, у которыхъ назначается сіе собраніе, приготовляютъ для того свои лѣтніе урасы, сдѣланные изъ древесной коры, ставятъ оные въ отдѣльномъ мѣстѣ, убираютъ внутренность березовыми вѣтками, и обсаживаютъ снаружи также березкою. Въ первомъ углѣ юрты разстилаются шкуры кобылицъ, на кои садятся шаманы; всѣ же прочіе гости размѣщаются позади и вокругъ шамановъ, смотря по степени старшинства. Когда всѣ гости усядутся, то старшій изъ шамановъ приказываетъ одному или двумъ юношамъ, нарочно для того избраннымъ, взять деревянную кружку и налить въ оную кумысъ изъ главнаго сосуда. Молодой человѣкъ, исполнивъ сіе, приближается съ кружкою къ костру, на коемъ огонь долженъ уже быть погашенъ; тутъ, обращаясь къ востоку, и держа наполненную кружку нѣсколько минутъ наравнѣ съ своею грудью, трикратно изливаетъ нѣсколько кумыса на костеръ, въ честь первому богу; потомъ повторяетъ ту же церемонію въ честь всѣхъ прочихъ боговъ, по порядку старшинства, и для каждаго поворачивается нѣсколько вправо; когда же, дѣлая сіи повороты, станетъ онъ лицемъ къ югу, то, поворотясь вдругъ къ западу, воздастъ подобную же почесть 27 божествамъ воздуха, которыхъ именуетъ по шерсти ихъ лошадей (сіи божества предполагаются имѣющими лошадей). Отдавъ почести божествамъ воздуха, юноша обращается къ сѣверу, и производитъ опять ту же церемонію въ честь Онарая Біогіо (это значитъ сильный), который почитается главою осьми семействъ демонскихъ (животныя, посвященные симъ адскимъ божествамъ, суть всегда черныя безъ всякихъ пятенъ). Засимъ воздаются тѣ же почести душамъ шамановъ или шаманокъ, которыя, какъ выше сказано, послѣ смерти принимаютъ образы и принадлежности злыхъ духовъ. Наконецъ послѣднее жертвоприношеніе дѣлается въ честь старухи Гинакшитъ, которой власть распространяется на стада и которая безъ того не преминула бы вредить тельнымъ коровамъ, стала бы препятствовать имъ телиться, душила бы телятъ въ ихъ утробѣ и проч. и проч.

По окончаніи сей первой части церемоніи, юноша снова обращается къ востоку, и всѣ шаманы произносятъ во всеуслышаніе молитву къ Всемогущему. Сія молитва заключаетъ въ себѣ благодареніе Богу за благодѣянія минувшія, и просьбу о посланіи тѣхъ же благъ въ настоящемъ и будущемъ; сими благами почитаются плодотворность земли (т. е. произращеніе травы для пастбищъ), умноженіе ихъ рода, времена мирныя, долголѣтняя жизнь, умноженіе ихъ стадъ и избавленіе отъ всякихъ напастей. По произнесеніи сей молитвы, первый шаманъ скидаетъ свою шапку, и дѣлаетъ знакъ, крича притомъ уруй! Сіе восклицаніе повторяется потомъ трикратно какъ самимъ шаманомъ такъ и всѣми присутствующими. Оно значитъ подаждь намъ. Шаманъ беретъ сосудъ съ остаткомъ кумыса, испиваетъ изъ онаго самъ, и потомъ передаетъ другимъ. Такимъ образомъ сосудъ переходитъ изъ рукъ въ руки, не исключая никого, кромѣ только тѣхъ, кои считаются нечистыми, т. е. тѣхъ, кои служили лживыми свидѣтелями или обличены въ кражѣ, или наконецъ, кои находились при покойникѣ въ продолженіе текущаго мѣсяца; ибо таковые недостойны пить сего освященнаго кумыса не только изъ кружки, служившей въ церемоніи, но даже изъ сосуда, изъ котораго взятъ кумысъ сей. Женщины всѣ, безъ исключенія и безъ различія возраста, во время сей церемоніи не допускаются въ юрту.

Когда главный сосудъ опорожненъ съ церемоніею вышеописанною, тогда всѣ выходятъ изъ юрты и садятся въ нѣсколько полукружій лицемъ къ востоку. Въ центрѣ каждаго полукружія ставится по сосуду съ кумысомъ на двухъ вѣткахъ березы, которыя нарочно для того подкладываются. Отсюда напитокъ наливается въ большой кувшинъ, который, ходитъ изъ рукъ въ руки до заката солнечнаго; послѣ же сего часа пить никому не позволяется, не только во время праздника, но даже и въ обыкновенные дни, и законъ сей соблюдается весьма строго.

Когда попойка достаточно разгорячитъ головы, тогда начинаются игры, изъ коихъ наиболѣе употребительная есть борьба. Якуты для борьбы раздѣваются до половины, оставляя на себѣ только обувь, и схватываясь другъ съ другомъ, стараются повалить на землю силою или ловкостію. Также есть у нихъ игра, похожая на игру въ барры; они раздѣляются на двѣ партіи, и играютъ до тѣхъ поръ, пока одна изъ нихъ общимъ голосомъ присутствующихъ объявится побѣдительницею. Подобныя же игры производятъ они, прыгая на одной ногѣ. За сими забавами слѣдуетъ конское ристаніе, и когда случается одной партіи постоянно во всѣхъ играхъ одерживать побѣду, то обстоятельство сіе почитается несомнѣннымъ признакомъ, что та партія и во всякомъ другомъ дѣлѣ будетъ всегда имѣть успѣхъ и преимущество. Когда приготовленный сосудъ кумыса опустѣетъ, каждый садится на свою лошадь и всѣ по прежнему становятся въ разныя полукружія. Тутъ, хвативъ еще по послѣднему глотку, собраніе разъѣзжается. Таковые праздники повторяются ежедневно до 25-го Іюня; а въ это время Якуты приступаютъ къ заготовленію на зиму еловой коры, можжевельника, корешковъ и проч., что и продолжается до конца лѣта.

Пріобрѣтеніе шаманскаго достоинства принадлежитъ обоимъ поламъ. Желающіе сдѣлаться шаманомъ или шаманкою, прикидываются нѣсколько времени изступленными, бросаются въ огонь и въ воду, и тѣмъ самымъ начинаютъ уже привлекать на себя особенное вниманіе. Потомъ, чрезъ нѣсколько времени, бѣснующійся объявляетъ, что дьяволъ указалъ ему быть шаманомъ. Тогда призываютъ стараго шамана, и новичекъ дѣлаетъ вмѣстѣ съ нимъ множество разныхъ церемоній, сопровождаемыхъ ужаснѣйшимъ кривляньемъ; ибо предполагается, что старый шаманъ долженъ показать новичку жилище злаго духа и обитель боговъ воздуха. По окончаніи сего наставленія, ученикъ почитается уже шаманомъ, и не получаетъ болѣе ни какихъ уроковъ, доказательствомъ чему служитъ то, что ни слова, ни тѣлодвиженія его не сходны съ тѣми, какіе употребляетъ учитель въ своихъ церемоніяхъ при заклинаніяхъ злаго духа. Между сими шаманами есть множество штукарей и кудесниковъ, приводящихъ въ изумленіе суевѣрныхъ земляковъ своихъ. Напримѣръ, они разрѣзываютъ себѣ тѣло, втыкаютъ ножъ въ горло или въ брюхо, или, проглотивши ножъ въ виду зрителей, вынимаютъ его потомъ изъ рукава или изъ обуви, какъ будто онъ, вошедъ въ горло, вышелъ изъ руки или ноги. Что жъ касается до ранъ, которыя они себѣ наносятъ, то оныя мгновенно залечиваются отъ одного прикосновенія къ нимъ ладонью. Всѣ сіи фокусы, равно какъ и многіе другіе приписываются сверхъестественной силѣ.

Когда Якутъ сдѣлается боленъ, то, для исцѣленія его, призываютъ шамана. Первая церемонія, производимая шаманомъ при семъ случаѣ, состоитъ въ томъ, что онъ привязываетъ къ прутику нѣсколько клочковъ конскаго волоса, и симъ орудіемъ дѣлаетъ надъ больнымъ разныя неправильныя движенія, потомъ обнимаетъ и цѣлуетъ его; предполагается, что посредствомъ сего злой духъ находившійся въ больномъ, переходитъ въ тѣло шамана. Засимъ злой духъ устами шамана объявляетъ, что онъ изъ такой-то семьи, что по такой-то причинѣ онъ послалъ больному недугъ, и что намѣренъ истребить его. Однако же, какъ просьбами шамана, такъ и умоляющимъ воплемъ родственниковъ больнаго, этотъ злой духъ мало по малу смягчается и наконецъ склоняется къ востребованію жертвы взамѣнъ одержимаго болѣзнію, объявляя, какой шерсти должно быть животное, нужное ему въ сію жертву. Если у больнаго или его родственниковъ нѣтъ животнаго указанной шерсти, то отправляются искать его даже въ чужой улусъ: никто не имѣетъ права отказать въ отдачѣ такого животнаго и взять въ обмѣнъ то, которое ему предложатъ, не требуя ни какого вознагражденія. По приведеніи жертвы, шаманъ облачается въ торжественную одежду и начинаетъ свои коверканья; потомъ, поцѣловавъ еще больнаго, обращается къ жертвѣ; буде онъ найдетъ ее не соотвѣтственною его требованію, то должно отыскивать и приводить ему другую, до тѣхъ поръ, пока онъ не удовлетворится совершенно; тогда онъ обхватываетъ животное руками и, держа оное, кричитъ изо всей мочи, что значитъ — перегонять злаго духа въ тѣло животнаго. Кажется, что шаманы владѣютъ какимъ-то секретомъ обходиться съ животными; ибо когда жертву приводятъ, она брыкаетъ и бьется; но лишь только шаманъ къ ней подошелъ, то она становится какъ вкопаная и какъ будто уничтоженная сверхъестественною силою. На другой день жертва отводится въ означенное мѣсто для закланія, которое совершается на небольшой площадкѣ или на помосткахъ, нарочно для того сплоченныхъ. Содравъ съ животнаго кожу, вѣшаютъ его на дерево, соблюдая, притомъ, чтобы голова животнаго обращена была въ ту сторону, гдѣ предполагается жилище злаго духа. Мясо же съѣдается на самомъ мѣстѣ жертвоприношенія, но уносить оное домой отнюдь не позволяется. Потомъ выбираютъ кости весьма тщательно, чтобы ни одна не переломилась, и связавъ ихъ бережно, вѣшаютъ поверхъ кожи на то же дерево какъ можно выше. Надобно замѣтить, что всѣ ѣвшіе мясо сихъ жертвъ, увѣряютъ, что оно имѣетъ самый отвратительный вкусъ. Статься можетъ, что этотъ вкусъ существуетъ только въ суевѣрномъ воображеніи Якутовъ; но можно полагать и то, что шаманы, для произведенія въ животныхъ судорожныхъ движеній и слѣдующаго за оными оцѣпенѣнія, даютъ имъ какія нибудь снадобья, которыя и причиняютъ сей отвратительный вкусъ въ мясѣ. По совершеніи жертвы, шаманъ дѣлаетъ новыя церемоніи, имѣющія цѣлію препроводить душу животнаго къ злому духу, которому принадлежитъ она. Эти продѣлки продолжаются ежедневно до тѣхъ поръ, пока больной выздоровѣетъ. Иногда шаманъ опредѣляетъ и день выздоровленія. Если больной встанетъ, то шаману выдается плата, не свыше пяти рублей; если жъ умретъ, то шаманъ не получаетъ ничего.

Впрочемъ не однѣ только болѣзни служатъ побудительными причинами жертвоприношеній. Если шаману вздумается предсказать болѣзнь или другое какое либо зло, то немедленно приступаютъ къ принесенію жертвъ, дабы умилосердить нечистыхъ духовъ. Приготовленіе Якутовъ къ охотѣ также предваряется жертвоприношеніями. Жертвы приносятся не однимъ только дьяволамъ, но и душамъ шамановъ и шаманокъ, которые по смерти превращаются въ существа ада; разность въ сихъ жертвоприношеніяхъ состоитъ въ томъ, что душамъ шамановъ предлагаютъ не однихъ животныхъ, но всякую снѣдь, а также мѣха, которые въ такомъ случаѣ оставляются жертвоприносителями въ юртѣ, и въ теченіе его жизни никто не смѣетъ къ нимъ прикоснуться; по смерти же его оные выносятся изъ юрты и хоронятся вмѣстѣ съ покойникомъ.

Одежда шамановъ Якутскихъ сходна съ одеждою другихъ шамановъ.

Въ заключеніе сказанія моего о шаманствѣ, считаю неизлишнимъ упомянуть о томъ, какимъ образомъ шаманы дѣлаютъ заклинанія злыхъ духовъ, чему я былъ очнымъ свидѣтелемъ.

Шаманъ садится въ юртъ на землю, и во-первыхъ, начинаетъ говорить разную нескладицу, сопровождая оную ударами въ барабанъ или бубны. При началѣ заклинанія удары сіи бываютъ рѣдки; но по мѣрѣ того, какъ онъ болѣе и болѣе одушевляется, становятся сильнѣе и чаще, такъ, что наконецъ эта смѣсь стука и пустословія невольно производитъ надъ зрителями странное дѣйствія: шаманъ, кажется, приходитъ въ такую ужасную степень бѣснованія, что ему непремѣнно нужно отдохнуть нѣсколько для возобновленія силъ. Во все продолженіе сихъ заклинаній, онъ повертываетъ головою то въ одну, то въ другую сторону, а также склоняется ею къ землѣ, какъ бы сообщаясь съ нечистыми силами. Однимъ словомъ, всѣ движенія его истинно изумительны и изображаютъ волненіе и страхъ въ высшей степени. — Напослѣдокъ онъ встаетъ, бросаетъ свои бубны: и испуская жестокіе вопли, бьетъ себя по брюху барабанною палкою; объявляетъ присутствующимъ, что вся адская сила находится въ его тѣлѣ, что она жжетъ и пожираетъ его, и съ крикомъ требуетъ огня, дабы онымъ удовлетворить и смягчить нечистыхъ. Присутствующіе со всевозможною поспѣшностію подаютъ ему горящій пукъ лучины; шаманъ тотчасъ кладетъ его въ ротъ, и продолжая свои коверканья и вопли, употребляетъ всѣ усилія, дабы удариться объ землю; но окружающіе хватаются за желѣзныя кольца, висящія на его одеждѣ, и стараются удержать его на ногахъ, потому что паденіе шамана въ этомъ случаѣ было бы самое худое предзнаменованіе. — Успокоясь нѣсколько, шаманъ начинаетъ ходить вокругъ, двигаясь бокомъ слѣва направо. Во время сего-то путешествія онъ обыкновенно прорицаетъ или исцѣляетъ больныхъ. Для большаго убѣжденія предстоящихъ въ пріобрѣтенной имъ силѣ, онъ дѣлаетъ тутъ разные фокусы, которымъ очень благопріятствуетъ темнота въ юртѣ. Шаманъ, котораго я видѣлъ, прикинулся имѣющимъ сильную тошноту, и послѣ того вытащилъ изо рту медвѣжью лапу. Наконецъ подаютъ шаману трубку; если она курится хорошо и скоро, то это хорошее предзнаменованіе. Въ заключеніе всѣхъ этихъ продѣлокъ онъ еще нѣсколько минутъ говоритъ всякую нескладицу.

Годъ у Якутовъ начинается весною, и состоитъ изъ 12 лунныхъ мѣсяцевъ. Мѣсяцъ, или луна, у нихъ не дѣлится ни на недѣли, ни на какую другую мѣру времени. Когда созвѣздіе Большой Медвѣдицы (которое у нихъ называется арагасъ-сулусъ) приходитъ на самую большую высоту, то оно у Якутъ, также какъ и у многихъ Сибирскихъ крестьянъ, означаетъ часъ возстанія отъ сна.

По мнѣнію Якутовъ, есть еще другое созвѣздіе, по которому опредѣляется наступленіе весны, а именно, буде восхожденіе сего созвѣздія случится прежде луны, въ 8 день январскаго мѣсяца, то Якуты полагаютъ, что весна начнется съ апрѣльскою луною. Буде же восхожденіе созвѣздія послѣдуетъ за восхожденіемъ январской луны не далѣе какъ въ 10-й день, то они думаютъ, что весна должна начаться не иначе какъ въ концѣ апрѣльской или въ началѣ майской луны. Этотъ случай у нихъ принимается за дурное предзнаменованіе, ибо тогда они рѣдко успѣваютъ дѣлать достаточные запасы для корма скота, и когда зима бываетъ продолжительна, то они должны кормить лошадей своихъ валежникомъ или березовыми листьями. А какъ этотъ кормъ приходится употреблять именно въ такое время, когда кобылы жеребятся и коровы бываютъ тельны, то оный очень для нихъ вреденъ, и нерѣдко отъ того пропадаетъ значительное количество скота. Вообще Якуты сушатъ на зиму травы только такое количество, какое потребно для корма коровъ, коихъ бываетъ у нихъ не много, и для жеребятъ негодовалыхъ. Лошади, составляющія главнѣйшее ихъ богатство, отыскиваютъ свою пищу подъ снѣгомъ: но когда зима слишкомъ продолжительна, то онѣ подъ конецъ оной лишаются и сего средства, ибо къ исходу Марта мѣсяца начинаются оттепели, отъ которыхъ глубокій тамошній снѣгъ садится на землю, и покрываетъ ее твердою непроницаемою ледяною массою.

Есть еще другое явленіе небесное, которому Якуты приписываютъ большую важность. Это соединеніе солнца съ луною въ Мартѣ мѣсяцѣ. Если соединеніе случится въ 14 день луны, то они ожидаютъ прекраснаго лѣта, и весна должна начаться ранѣе, если же явленіе сіе случится въ 15 день луны, то это знакъ, что лѣто будетъ умѣренное; но если соединеніе замѣчено не прежде 16-го дня, то Якуты убѣждены, что лѣто будетъ дождливое и весь годъ неблагополучный.

Легко можно вообразить, какъ важны для Якутовъ всѣ сіи наблюденія, которыя, по всей вѣроятности, должны имѣть хорошее основаніе; ибо оныя зависимы отъ движеній луны, сколько извѣстно, имѣющихъ сильное вліяніе на нашу атмосферу.

Суевѣріе ввело у Якутовъ и еще многія другіе признаки. Они, напримѣръ, почитаютъ зарницу предвѣстникомъ удачи всѣхъ ихъ предпріятій; но какъ наблюденія подобнаго рода свидѣтельствуютъ только слабость человѣческую, и не имѣютъ ничего общаго съ настоящимъ предметомъ моей статьи, то я не считаю нужнымъ о томъ распространяться.

Якуты отличаются отъ прочихъ Сибирскихъ народовъ своею проницательностію и разсудкомъ. Не смотря на ихъ суевѣріе, они имѣютъ особенную наклонность къ пріобрѣтенію познаній, и нѣтъ въ нихъ того легковѣрія, которое характеризируетъ народы сѣверной части Сибири.

Якутъ никогда не войдетъ въ дружескую связь съ человѣкомъ, не узнавъ прежде въ точности его нрава и правилъ, чтобы согласовать съ оными собственное свое поведеніе. Можно сказать, что Якутъ лучшій придворный, и никто не можетъ удачнѣе его втереться въ милость и довѣріе начальника или старшаго.

Другую отличительную черту Якутовъ составляетъ необыкновенная ихъ память, которая тѣмъ болѣе для нихъ полезна, что народъ сей, какъ мы уже сказали, не имѣетъ письменъ. Якуты разсказываютъ друзьямъ и дѣтямъ исторію своей жизни, не упуская ни малѣйшей подробности, съ такою точностію и ясностію, какъ будто бы разсказывали происшествіе, случившееся наканунѣ. Передъ смертію передаютъ они дѣтямъ своимъ причины, по которымъ надлежитъ питать дружбу или ненависть къ той или другой особѣ; ибо у нихъ всѣ чувства предковъ, которыя должны непремѣнно переходить изъ рода въ родъ въ позднѣйшее потомство.

Якуты весьма страстны къ тяжбамъ. Нерѣдко можно встрѣтить у нихъ тяжбу по дѣлу, начавшемуся назадъ тому лѣтъ двадцать и болѣе, и тѣ, кои призываются въ свидѣтели, помнятъ всѣ обстоятельства дѣла съ такою подробностію, какъ будто бы они были записаны.

(Окончаніе впредь.)

О ЯКУТАХЪ.

(Окончаніе.)

Тяжбы возникаютъ особенно, когда мужъ разводится съ женою, не имѣющею дѣтей мужескаго пола. Въ этомъ случаѣ отецъ жены обязанъ возвратить мужу калымъ, т. е. цѣну, заплаченную мужемъ за пріобрѣтеніе жены, и сей послѣдній долженъ отдать обратно отцу полученное за женою приданое. Такъ какъ часто оказывается, что калымъ и приданое утратили уже первобытную свою цѣнность, то въ такомъ случаѣ берутся посредники, долженствующіе оцѣнить скотину, павшую со дня свадьбы и вновь родившуюся съ того времени, платье, которое изношено и проч., дабы калымъ и приданое могли быть возмѣщены если не натурою, то соотвѣтственною цѣною. Разумѣется, что дѣла подобнаго рода требуютъ, какъ отъ посредниковъ, такъ и отъ обѣихъ тяжущихся сторонъ памяти необыкновенной.

Якуты иногда крадутъ другъ у друга лошадей, но въ такомъ случаѣ воръ старается увести свою добычу какъ можно далѣе, чтобы хозяинъ не могъ отыскать ее, а потому Якутъ не иначе украдетъ лошадь, какъ въ самомъ дальнемъ улусѣ или деревнѣ, и нерѣдко покража остается скрытою въ продолженіе многихъ лѣтъ. Но при каждомъ торжествѣ, когда всѣ улусы собираются вмѣстѣ, потерпѣвшіе покражу объявляютъ объ оной публично, описывая подробно примѣты животнаго. Тотъ, кто знаетъ лошадь, похожую на описанную, обязанъ показать, у кого ее видѣлъ, и отыскивающій требуетъ суда по законамъ. Законъ Якутскій для покражъ подобнаго рода весьма простъ: когда воръ не хочетъ сознаться въ похищеніи, не смотря на то, что улики на-лице, ему остается только показать, что лошадь родилась въ табунѣ или досталась ему по завѣщанію отъ какого нибудь недавно умершаго. Въ томъ и въ другомъ случаѣ призываются свидѣтели, которые обязаны объявить, имѣлъ ли самъ подозрѣваемый или его завѣщатель такую лошадь, и буде имѣлъ, то съ котораго времени. Въ свидѣтели берутъ только тѣхъ, кои могли видѣть лошадь, пока она была еще молодая. По сличеніи показанія свидѣтелей съ требованіемъ истца, подозрѣваемаго оправдываютъ или осуждаютъ, и въ семъ послѣднемъ случаѣ наказаніе вора состоитъ единственно въ томъ, что онъ обязанъ отдать лошадь и заплатить хозяину всѣ убытки, какіе понесены имъ по случаю отыскиванія пропажи.

Въ случаѣ покражи у Якута цѣлаго стада или части, онъ тотчасъ садится на лошадь и отправляется по слѣдамъ вора, которые всегда почти видны на пескѣ или рухлой ихъ землѣ; онъ такимъ образомъ скачетъ иногда верстъ за 200, освѣдомляясь на дорогѣ обо всемъ, что можетъ навести его на вора. Когда онъ его отыщетъ, что всегда почти и случается, тогда съ нимъ уже прямо обходится, какъ съ воромъ (этого не дѣлается въ случаѣ прежде описанномъ). Однако же здѣсь, для отнятія украденнаго рѣдко когда приходится употреблять силу законной власти: всего чаще дѣло улаживается посредниками, коимъ воръ обязанъ заплатить нѣкоторое вознагражденіе; что жъ касается до истца, то онъ, кромѣ возврата украденнаго и понесенныхъ убытковъ, получаетъ еще штрафъ, который взыскивается съ вора, и который никогда не бываетъ слишкомъ для сего послѣдняго обременителенъ.

Когда, въ слѣдствіе ссоры, одна изъ двухъ ссорящихся сторонъ сдѣлаетъ на другую доносъ о покражѣ, учиненной въ давнемъ времени, тогда доносчики, хотя бы и сами участвовали въ сей покражѣ, не наказываются ни за самую покражу, ни за прежнее ихъ о томъ молчаніе и утайку, дабы тѣмъ сохранить и на будущее время средство къ открытію воровства; напротивъ того, обвиненный, чтобъ избѣгнуть наказанія, долженъ не только возмѣстить украденное и заплатить вознагражденіе, но сверхъ того, заплатить еще за всѣ покражи, учиненные въ теченіе того года въ томъ же улусѣ. Буде онъ отказывается отъ исполненія сихъ условій, и не сознается въ покражѣ, его представляютъ къ судьямъ, которые приговариваютъ его къ наказанію, положенному за воровство, т. е. къ высѣченію розгами; если онъ вынесетъ это наказаніе (должно знать, что оно у Якутъ считается самымъ позорнымъ), то этимъ кончается все дѣло.

Нельзя сказать, чтобы Якуты вообще были склонны къ воровству, хотя между ними есть цѣлыя семьи, преданныя оному. Напротивъ, Якутъ питаетъ особенное презрѣніе къ сему пороку и ко лжи. Выше сего сказано, что ложные свидѣтели почитаются нечистыми; что жъ касается до вора, то его сѣкутъ розгами, а это у Якутъ послѣдняя степень униженія.

Безконечный источникъ тяжбъ и ссоръ происходитъ отъ обыкновенія, существующаго у Якутъ при взаимномъ посѣщеніи. Сіе обыкновеніе состоитъ въ томъ, что, когда Якутъ приглашаетъ къ себѣ другаго, онъ обязанъ убить быка, дабы угостить его, и при прощаніи отдать ему оставшееся мясо заколотаго животнаго. Сверхъ того, долженъ дарить гостя скотомъ, мѣхомъ или деньгами. Послѣ подобнаго угощенія, пользовавшійся онымъ обязанъ самъ позвать къ себѣ угощавшаго; но если при семъ случаѣ угощеніе и подарки не равноцѣнны тѣмъ, которые онъ получилъ, то возникаетъ неудовольствіе, нарушается дружба, и начинаются ссоры, распри и тяжбы. Въ этомъ случаѣ, истецъ не щадитъ ни какихъ издержекъ, дабы поставить на своемъ, и ни мало не сожалѣетъ объ убыткахъ, отъ того происходящихъ.

Якуты вообще грубы, злы, хитры, пронырливы и склонны къ лести; они не имѣютъ состраданія къ несчастнымъ, но весьма уважаютъ богатыхъ.

Якуты чрезвычайно любятъ женщинъ, и во всѣхъ домашнихъ и хозяйственныхъ дѣлахъ совѣтуются съ своими женами; они особенно уважаютъ тѣхъ, которыя многодѣтны, и презираютъ безплодныхъ. Кротость и ласковость суть качества, вовсе не уважаемыя Якутами; и потому строгость въ обращеніи съ ними есть наилучшее средство, чтобы пріобрѣсти ихъ уваженіе и послушаніе. Нищихъ считаютъ они существами, отвергнутыми Богомъ и заслуживающими презрѣніе людей; они боятся смерти и никогда съ ясностію не говорятъ о покойникахъ; но если необходимость того требуетъ, изъясняются обиняками. По причинѣ сильнаго суевѣрія, каждый Якутъ имѣетъ всегда два имени: одно дѣйствительное, которое объявляетъ онъ только въ судѣ или въ крайнихъ случаяхъ; другимъ же называется онъ обыкновенно. По ихъ мнѣнію, это двойное имя служитъ для укрытія себя отъ преслѣдованія нечистаго духа; они также считаютъ грѣхомъ произносить имя отца своего, и только въ необходимыхъ случаяхъ рѣшаются назвать оное. — Огонь-ніоръ, означаетъ на Якутскомъ языкѣ старикъ, старецъ; это слово у нихъ въ большой чести, и употребляется только тогда, какъ говорятъ о начальникѣ или объ иной уважаемой особѣ.

Гостепріимство почитается у Якутовъ первѣйшею добродѣтелью; но, по видимому, они побуждаются къ оному болѣе личною выгодою, нежели любовью къ ближнему: ибо они въ особенности гостепріимны въ отношеніи къ тѣмъ, отъ коихъ надѣются получить что нибудь.

Якуты народъ крѣпкаго сложенія, пользующійся долголѣтнею жизнiю. Это доказывается тѣмъ, что между ними нерѣдко можно встрѣтить стариковъ, имѣющихъ болѣе ста лѣтъ. Вообще Якуты спятъ очень мало, и терпѣливо переносятъ болѣзни, холодъ и всѣ физическіе недуги. Въ справедливости сего убѣждаетъ насъ образъ ихъ путешествій: останавливаясь для отдыха въ какомъ нибудь необитаемомъ мѣстѣ, они очищаютъ только отъ снѣга тотъ клочекъ земли, на которомъ располагаются ночевать; разводятъ огонь и, разостлавъ войлокъ, засыпаютъ на ономъ подъ открытымъ небомъ, обратившись голою спиною къ огню; сѣдло служитъ имъ изголовьемъ.

Якуты подвластны Россіи, и довольны своею участію, но вообще не очень жалуютъ Русскихъ. Однако жъ, когда доходятъ до нихъ свѣдѣнія о побѣдахъ Русской арміи, они изъявляютъ искреннюю радость, и тѣмъ обнаруживаютъ природный воинственный духъ свой.

Обряды, существующіе при обрученіи и при бракосочетаніи, остались у Якутовъ тѣ же, кои были у нихъ до принятія ими Христіанской религіи, съ тѣмъ только различіемъ, что, вмѣсто шамана, союзъ благословляетъ священникъ. Хотя многоженство допускается у Якутовъ, оставшихся въ идолопоклонствѣ, но законною признается только первая жена.

Когда молодой человѣкъ намѣренъ жениться, онъ указываетъ на ту дѣвушку, которую избираетъ. Отецъ его или онъ самъ, если отца у него нѣтъ, отправляетъ къ родителямъ избранной свата, для установленія брачныхъ условій. Во-первыхъ, отецъ дѣвушки переговариваетъ съ сватомъ на счетъ калыма, т. е. платы за невѣсту лошадьми, скотомъ или звѣриными шкурами. Потомъ объявляетъ, какое приданое самъ даетъ за дочерью. Должно замѣтить, что приданое состоитъ изъ такихъ же вещей, какъ и калымъ, но только въ половинномъ количествѣ; слѣдовательно, отецъ, выдавая дочь свою замужъ, совершаетъ просто вымѣнъ, при коемъ дочь оцѣниваетъ въ половину калыма. — По установленіи условій со стороны родителей, они спрашиваютъ дѣвушку о согласіи ея на предлагаемый бракъ; если она согласна, то изъявляетъ это молчаніемъ; въ противномъ же случаѣ, объявляетъ отказъ свой, и тогда всѣ условія уничтожаются: ибо у Якутовъ не существуетъ обыкновенія выдавать дочерей замужъ противъ ихъ воли. Но когда со всѣхъ сторонъ дано согласіе и все улажено, тогда назначается день для пріема жениха. Это обыкновенно дѣлается зимою, для того, чтобъ съѣстные припасы, которые женихъ обязанъ при семъ случаѣ принести въ даръ, не могли испортиться, и сверхъ того, въ первую четверть луны: это время почитается у нихъ счастливымъ. — Женихъ пріѣзжаетъ въ сопровожденіи только отца своего; родственники же его и друзья, хотя также въ этотъ день приглашаются, но каждый изъ нихъ пріѣзжаетъ отдѣльно; они привозятъ въ подарокъ отъ имени жениха нѣкоторую часть мяса въ счетъ калыма. Буде состояніе жениха дозволяетъ, онъ въ этотъ же день отправляетъ и калымъ, а также къ нѣкоторымъ родственникамъ невѣсты подарки, состоящіе по большей части изъ лошадей. За это отдариваютъ его въ продолженіе втораго года женитьбы, въ то время когда онъ навѣщаетъ лица, получившія отъ него сіи подарки.

Женихъ, по пріѣздѣ своемъ, входитъ въ юрту будущаго тестя одинъ, въ дорожномъ платьѣ, и занимаетъ мѣсто по правую сторону разведеннаго на срединѣ юрты огня, между тѣмъ какъ отецъ и мать невѣсты сидятъ по лѣвой сторонѣ, а шаманъ помѣщается на постель, находящейся противъ самой двери. Женихъ, ставъ на свое мѣсто, преклоняетъ колѣно, и въ это самое время родители вливаютъ въ огонь растопленное масло. Женихъ, все стоя на колѣнѣ, приподнимаетъ нѣсколько свою шапку, киваетъ три раза головою, но отнюдь не сгибая спины, а шаманъ, обращаясь къ жениху, возлагаетъ на него обязанность быть хорошимъ зятемъ, имѣть многихъ дѣтей, увеличивать свое имущество, и умножать свои стада. Послѣ сего женихъ выходитъ изъ юрты, сбрасываетъ съ себя дорожное платье, и принарядившись, является снова, уже въ сопровожденіи отца и гостей, приглашенныхъ по сему случаю; самъ же женихъ помѣщается тамъ, гдѣ стоитъ постеля невѣсты, т. е. родъ клѣтки, сплетенной изъ вѣтвей, и не отходитъ оттуда въ продолженіе цѣлаго вечера. Должно замѣтить, что пока женихъ находится въ юртѣ, невѣста не бываетъ тамъ; предъ самымъ прибытіемъ жениха ее уводятъ въ сосѣднюю юрту. Отецъ жениха и гости его по старшинству садятся на скамейки, покрытыя лошадиною шкурою, обращаясь лицемъ къ югу, и представляютъ отцу невѣсты мясо, принесенное вмѣстѣ съ калымомъ; отецъ невѣсты, по принятіи сего подарка, приказываетъ подать ужинъ, который обыкновенно состоитъ изъ лошадинаго мяса и огромныхъ кусковъ коровьяго масла. Ежели у хозяина случится на этотъ разъ водка, то гостямъ ее подносятъ. По окончаніи ужина, всѣ гости ложатся въ той же юртѣ, и на другой день по утру подносятъ часть калыма. Отецъ невѣсты отдариваетъ какъ женихова отца, такъ и его самого платьемъ, согласно тому, какъ выговорено было въ условіяхъ. Второй день проходитъ въ продолженіи пиршества у отца невѣсты, а на третій, гости разъѣзжаются, и женихъ беретъ съ собою часть приданаго, соотвѣтствующую половинной цѣнности привезеннаго имъ калыма.

Спустя нѣсколько времени, иногда даже по истеченіи года, мать жениха пріѣзжаетъ къ невѣстѣ и приноситъ еще часть калыма, проводитъ у нее два дня, а на третій уѣзжаетъ, взявъ съ собою тоже часть приданаго, соотвѣтствующую цѣнности привезеннаго ею калыма.

Съ того дня, какъ съ женихомъ сдѣлано условіе, онъ пользуется правомъ навѣщать свою невѣсту во всякое время, и даже можетъ раздѣлить съ нею ложе. Это продолжается до тѣхъ поръ, пока онъ не выплатитъ всего калыма. Тогда онъ требуетъ своей невѣсты, которую отводятъ къ нему сами ея родители въ назначенный для сего день, обыкновенно зимою, въ новолуніе. При семъ случаѣ исполняютъ слѣдующіе обряды: подъѣзжая къ юртѣ жениха, который обыкновенно на этотъ разъ строитъ новую юрту позади отцовской, покрываютъ лице невѣсты бѣличьимъ покрываломъ, и отряжаютъ изъ поѣзда двухъ человѣкъ для извѣщенія о ея прибытіи. Когда посланные входятъ въ юрту, тогда подносятъ каждому изъ нихъ флягу съ кумысомъ; они, преклоняя колѣно, выпиваютъ однимъ залпомъ столько, сколько въ силахъ. По сей причинѣ, стараются выбрать самыхъ дюжихъ и крѣпкихъ людей, могущихъ выпить однимъ разомъ много. Извѣстивъ такимъ образомъ о пріѣздѣ невѣсты, они снова соединяются къ поѣзду, который останавливается у самыхъ дверей юрты, и даютъ проходъ невѣстѣ, исполняющей тотъ же обрядъ, какъ и женихъ при первомъ посѣщеніи невѣсты. Шаманъ привѣтствуетъ ее обычными словами, и по окончаніи сего, родственники и друзья приглашаются въ юрту отца, гдѣ и ужинаютъ. На другой день невѣсту приводятъ къ отцу жениха, для изъявленія ему почтенія, и въ это же время раздаются отцомъ невѣсты подарки. Тѣ, кои назначены свату, уладившему дѣло, состоятъ изъ собольихъ шкурокъ, въ честь главнаго божества, изъ лисьихъ шкурокъ и коровьяго масла, въ честь огня, изъ куньихъ шкурокъ и серебряныхъ монетъ, въ честь хозяина юрты. Во время раздачи подарковъ, шаманъ сидитъ возлѣ отца невѣсты и надѣваетъ ему на голову новую шапку; потомъ приказываетъ бросить въ огонь кусокъ масла, привезеннаго въ подарокъ, и начинаетъ производить заклинанія боговъ выше упомянутыхъ, а также и душъ шамановъ и шаманокъ, прося ихъ благословить бракъ молодыхъ супруговъ, и надѣлить ихъ богатствомъ и прочнымъ счастіемъ. По окончаніи сей молитвы, гостямъ подносятъ кумысъ, и отецъ жениха приглашаетъ ихъ съ женами на ужинъ. Однако жъ жены на первомъ ужинѣ никогда не бываютъ, но ихъ угощаютъ отдѣльно въ другой юртѣ. Послѣ ужина начинаются игры, о коихъ было упомянуто въ описаніи о празднествахъ Якутовъ. При сихъ свадебныхъ пиршествахъ преимущественно происходитъ сильное состязаніе въ обжорствѣ. Хотя Якуты вообще всѣ большіе ѣдоки, но здѣсь особенно стараются перещеголять другъ друга. Иные совершаютъ въ этомъ состязаніи подвиги истинно изумительные: послѣ ужина съѣдаютъ, вмѣсто десерта, цѣлый пудъ масла и пуда три мяса.

На третій день, отецъ новобрачнаго также посылаетъ свату и близкимъ родственникамъ подарки, состоящіе изъ рогатаго скота и лошадей. Это дѣлается съ тою цѣлію, чтобы получившіе сіи подарки пригласили къ себѣ новобрачныхъ и при разставаніи отдарили ихъ вещами равностоящими.

Если устроившій свадьбу и также всѣ родственники довольны полученными подарками, то новобрачныхъ вездѣ принимаютъ радушно; въ противномъ случаѣ, равно какъ и тогда какъ отецъ не соглашается увеличить число подарковъ по желанію свата, возникаютъ неудовольствія и раздоры, о коихъ объяснено выше.

Когда свадьба кончается безъ тяжбы, то родство обоихъ семействъ связуется тѣсными узами, которые они стараются еще болѣе упрочить обоюдною женитьбою дѣтей и внучатъ, съ соблюденіемъ однако жъ слѣдующихъ условій: поколѣніе мужескаго пола считается въ близкомъ родствѣ до десятаго колѣна, и обоюдный бракъ воспрещается; напротивъ, со стороны женскаго пола нѣтъ ни какого ограниченія, до того, что племяница можетъ выйти замужъ за своего дядю.

Въ зимнее время Якуты кочуютъ постоянно на одномъ мѣстѣ, которое избираютъ въ долинахъ, защищенныхъ отъ сѣверныхъ вѣтровъ, и орошенныхъ рѣчками и ручейками. Лѣтомъ же, смотря по обстоятельствамъ, переводятъ свои кочевья съ одного мѣста на другое. Къ этому побуждаетъ ихъ необходимость имѣть близъ себя пастбища для многочисленныхъ стадъ своихъ.

По сей причинѣ, лѣтнія ихъ юрты въ устройствѣ своемъ различествуютъ отъ зимнихъ. Сіи послѣднія имѣютъ видъ прямоугольника, и состоятъ изъ шести кольевъ, плотно воткнутыхъ въ землю, изъ коихъ четыре, одной величины, суть главные и образуютъ углы юрты, а прочіе два, не много длиннѣе первыхъ, стоятъ въ срединѣ каждой изъ продольныхъ сторонъ, но не на прямой линіи съ главными кольями, а вдавшись нѣсколько внутрь юрты. Четыре главные кола несутъ на себѣ четыре балки, образующія объемъ юрты. Стѣны оной дѣлаются изъ досокъ, поставленныхъ стоймя и отъ низу къ верху наклоняющихся внутрь юрты. Отъ оконечностей двухъ среднихъ кольевъ идутъ также четыре бревна, упирающіеся въ угольные колья, и служащіе поддержкою крыши, которая составлена изъ тонкихъ, неотесанныхъ деревьевъ, лежащихъ наискось на упомянутыхъ четырехъ бревнахъ. По построеніи такимъ образомъ юрты, дѣлается наружная ея оболочка, а именно, обмазывается она глиною, смѣшанною съ коровьимъ каломъ. Крыша настилается сѣномъ ровно и густо, сверхъ котораго насыпаютъ землю, уколачивая ее плотно и такимъ образомъ, чтобы крыша имѣла со всѣхъ сторонъ наклонности для стока дождевой воды. Посреди крыши всегда оставляется отверстіе для дыма и для свѣта. Иногда дѣлаются въ юртахъ и окна, но эти окна бываютъ не что иное какъ четырехугольная дыра, въ которую вставляется льдина, имѣющая 6 дюймовъ въ толщину, и вырубаемая обыкновенно въ началѣ зимы въ такомъ мѣстѣ рѣки, гдѣ она прозрачнѣе и чище; скважины закладываютъ снѣгомъ. Каждое утро сію льдину со внутренней стороны скребутъ желѣзнымъ инструментомъ, имѣющимъ сходство съ тѣмъ, который у насъ употребляется для рубки капусты. Не смотря на теплоту юрты, эти льдяныя окна выдерживаютъ всю зиму, т. е. до начала Марта.

Зимнія юрты внутри выложены досками; дверь находится всегда на востокѣ, а кровать, или мѣсто, занимаемое хозяиномъ, противъ двери на западъ; по лѣвую сторону кровати хозяйской помѣщается нѣчто похожее на клѣтку, составляющее брачное ложе. Наконецъ, вокругъ юрты расположены скамейки, раздѣленныя перегородочками, и служащія кроватями для хозяйскихъ дѣтей и для стороннихъ путешественниковъ. Вправо отъ входа въ юрту, отгораживается уголъ для коровъ и мелкой скотины; иногда даже юрта раздѣлена на двѣ части, изъ коихъ одна, называемая кохтоною, служитъ хлѣвомъ, если же хозяинъ юрты человѣкъ зажиточный, то хлѣвъ помѣщается въ особенномъ строеніи.

Лѣтнія юрты (урасы) дѣлаются изъ длинныхъ жердей, поставленныхъ на землю въ видѣ треножника и обшиваемыхъ берестою. Юрты сіи имѣютъ форму конуса, и удобно переносятся съ одного мѣста на другое.

При рожденіи ребенка, у Якутовъ не бываетъ ни какого особеннаго торжества. Когда беременная женщина чувствуетъ приближеніе родовъ, то она посылаетъ за повивальною бабкою. Эту должность обыкновенно исправляетъ какая нибудь старуха изъ родныхъ или изъ ближайшихъ сосѣдокъ. Ежели родится мальчикъ, то, спустя нѣсколько дней послѣ родинъ, отецъ приглашаетъ родныхъ и друзей своихъ, на ужинъ, и при семъ случаѣ даетъ сыну своему имя. Этимъ ограничивается весь обрядъ, соблюдаемый у Якутовъ при родинахъ, которыя не освящаются ни богослуженіемъ, ни принесеніемъ жертвъ. Но когда ребенокъ родится въ семействѣ Якута, принявшаго уже Христіанскую Вѣру, его крестятъ при первомъ удобномъ случаѣ, то есть, лишь только представится возможность получить священника. При рожденіи дѣвочки отецъ не зоветъ къ себѣ никого.

Когда Якутъ умретъ, его хоронятъ въ тотъ же часъ. Пока одни одѣваютъ его въ лѣтнее платье, другіе роютъ ему могилу. Вмѣстѣ съ тѣломъ кладутъ въ могилу одну или нѣсколько паръ платьевъ и съѣстные припасы, состоящіе изъ семи съ половиною фунтовъ масла, и восьми кусковъ говядины или конскаго мяса. Это количество всегда соблюдается въ точности. Подлѣ тѣла кладется сѣдло и сбруя покойниковой лошади, которую также убиваютъ и хоронятъ съ нимъ вмѣстѣ. Сверхъ того, собираютъ всѣ шкуры прежде убитыхъ лошадей его и вѣшаютъ оныя на шестахъ надъ могилою. По закрытіи могилы ставится на ней небольшая дощатая крыша, и сія гробница отыкается кольями въ одинъ, въ два и даже въ три ряда, смотря по званію умершаго.

Когда все это исполнено, то провожавшіе тѣло садятся на лошадей, и объѣзжаютъ трикраты около гробницы, по теченію солнца. Совершивъ такую тризну, всѣ возвращаются домой.

При погребеніи шамана или шаманки, надъ тѣломъ ихъ кладется бубенъ, проткнутый въ срединѣ.

Погребеніе Якутовъ крещеныхъ совершается такимъ же образомъ, только не кладутъ въ могилу ихъ платья, не убиваютъ лошади, и не развѣшиваютъ лошадиныхъ шкуръ надъ могилою. Послѣ смерти Якута, юрта его покидается, и всѣ жившіе съ нимъ переходятъ въ другую юрту; это дѣлается для избѣжанія власти злаго духа: Якуты полагаютъ, что каждый умершій есть добыча сего злаго Духа, и что ежели онъ взялъ изъ юрты одного человѣка, то будетъ уже продолжать свои хищенія и переберетъ всѣхъ ея обитателей. Если случится, что въ одной семьѣ въ короткое время умрутъ нѣсколько человѣкъ, то оставшіеся даже совсѣмъ покидаютъ свое кочевье, и поселяются въ другомъ мѣстѣ.

По подобному же предразсудку, родные покойника, хотя и присутствуютъ при погребеніи, но отнюдь не прикасаются къ нему, и не участвуютъ въ отнесеніи его на могилу.

Якуты не знаютъ почти ни какихъ болѣзней, кромѣ только двухъ, оспы и кори. Изрѣдка кто нибудь занеможетъ у лихъ лихорадкою, желудочными припадками или чѣмъ нибудь другимъ; но отъ сихъ болѣзней они ничѣмъ не лечатся и даже не удерживаются отъ излишества въ пищѣ, а только прибѣгаютъ къ шаманству. Оспа и корь нѣкогда свирѣпствовали у нихъ въ сильнѣйшей степени, и производили ужасныя опустошенія: это заставило ихъ убѣгать отъ одержимыхъ сими болѣзнями, и покидать ихъ на произволъ судьбы. Такой обычай сохранился и понынѣ: Якуты оставляютъ юрту больнаго, запираются въ другомъ мѣстѣ, непостигнутомъ заразою, и не пускаютъ къ себѣ ни души, ни даже родныхъ своихъ. Покинутые больные почти всегда умираютъ. Этотъ обычай, ограждать себя отъ всякаго сообщенія, бываетъ чрезвычайно непріятенъ для путешественниковъ , которые ни за что уже не могутъ найти убѣжища въ томъ улусѣ, гдѣ существуетъ зараза. Для отвращенія сего зла, правительство съ давняго времени старается ввести у Якутовъ прививаніе оспы; хотя до сихъ поръ весьма не многіе оказываютъ готовность употреблять это благодѣтельное средство, но можно надѣяться, что со временемъ попеченія правительства увѣнчаются успѣхомъ; ибо теперь во многихъ уже мѣстахъ, для больныхъ учреждены особенныя юрты, въ коихъ за больными ухаживаютъ люди, имѣвшіе или натуральную или прививную оспу, и слѣдовательно не боящіеся получить болѣзнь сію.

Лѣтняя пища Якутовъ заключается почти единственно въ кобыльемъ молокѣ, не потому что охота и рыбная ловля не представляетъ имъ средствъ къ пропитанію, но по причинѣ краткости у нихъ лѣтняго времени, въ теченіе коего не успѣваютъ они заняться сими промыслами. Впрочемъ вообще они очень не разборчивы въ пищѣ, и ѣдятъ всякую всячину. Бѣдные весною сдираютъ съ сосенъ мездру, и сушатъ ее на зиму въ большомъ количествѣ. Истолокши ее въ ступѣ, парятъ съ водою, прибавивъ къ тому нѣсколько кислаго молока и горсть муки. Надобно однако жъ замѣтить, что во многихъ уже мѣстахъ, Якуты приняли обычаи и пищу Русскихъ; у зажиточныхъ во всякое время можно найти чай, сахаръ, хлѣбную водку, ржаную муку, пшено и крупу, изъ которой варятъ кашу, употребляемую съ масломъ.

Якуты курятъ весьма охотно, и увѣрены, что табакъ и водка суть предохранительныя средства отъ прилипчивости вышепоименованныхъ болѣзней.

Якуты имѣютъ частыя сношенія съ сосѣдственнымн народами, т. е. съ Ламутами, Тунгусами и Юкагирами; они такъ хорошо умѣютъ ладить съ ними, что сдѣлали ихъ совсѣмъ почти своими данниками.

Якуты снабжаютъ ихъ разными вещами, а наиболѣе съѣстными припасами; взамѣнъ же того берутъ отъ нихъ пушныхъ звѣрей и другія произведенія охоты. Всѣ сіи народы, ведя кочевую жизнь, не имѣютъ ни скота, ни пастбищъ, слѣдовательно неминуемо должны, для удовлетворенія нуждъ своихъ, прибѣгать къ Якутамъ. Особенно же зимою, они совсѣмъ почти живутъ на ихъ счетъ; ибо глубокіе тамошніе снѣга служатъ препятствіемъ къ изобильной ловлѣ звѣрей. Когда же они являются къ Якутамъ съ мѣхами, для уплаты долговъ своихъ, тогда сіи послѣдніе такъ дешево ставятъ товаръ ихъ въ цѣну, что они остаются вѣчными ихъ должниками.

Иногда случается, что охота ихъ бываетъ изобильна, но тогда Якуты стараются надѣлить ихъ своимъ добромъ, какъ можно болѣе. Жалкіе дикари сіи почти всегда остаются жертвою обмана Якутовъ: не смотря на простоту свою, они замѣчаютъ это; но необходимость заставляетъ ихъ переносить все терпѣливо и безропотно. Якуты вообще презираютъ сіи народы; хотя иногда они входятъ посредствомъ брака въ связь съ Тунгусами, но и самое родство не перемѣняетъ въ нихъ этого чувства.

Якуты также сами занимаются охотою; но все промышляемое какъ сею охотою, такъ и вымѣномъ у сосѣдей, переходитъ къ Русскимъ, отъ которыхъ получаютъ за то платежъ табакомъ, водкою, мукою и разными тканями , а иногда и деньгами.

Якутки иногда увеселяютъ себя пляскою, которая состоитъ въ томъ, что всѣ становятся въ кружокъ и ходятъ кружась съ лѣвой стороны на правую, припѣвая заунывнымъ голосомъ. Готовыхъ, выученныхъ пѣсенъ у нихъ нѣтъ, но каждый поетъ что ему идетъ въ голову. Главнѣйшій предметъ ихъ пѣснопѣній бываютъ обыкновенно природа и хозяйство. Часто даже поютъ они то, что видятъ во время своей пляски; вообще пѣсни сіи поются не только всѣ на одинъ напѣвъ, но даже на одну ноту.

Оружіе Якутовъ такое же, какъ и у прочихъ дикарей: только сверхъ копій и стрѣлъ носятъ они еще два ножа, изъ коихъ одинъ длиною съ футъ, а другой въ полтора; ножны же шириною пальца въ три. Съ тѣхъ поръ, какъ Якуты находятся въ подданствѣ Россіи, многіе изъ нихъ употребляютъ ружья.

До покоренія Якутовъ Русскими, они одѣвались въ звѣриныя кожи; въ настоящія времена носятъ мѣховыя полукафтанья, крытыя сукномъ, длиною до колѣна; сей полукафтанъ сзади имѣетъ разрѣзъ для удобности ѣздить верхомъ.

У богатыхъ онъ дѣлается изъ тонкаго сукна разныхъ цвѣтовъ, и по бортамъ обшивается сукномъ же другаго какого либо яркаго цвѣта, вершка въ два шириною. У бѣдныхъ же одежда сія бываетъ изъ простаго грубаго сукна, извѣстнаго у насъ подъ названіемъ солдатскаго или крестьянскаго. Зимою сверхъ шубы надѣваютъ другую, шерстью вверхъ, и называютъ ее санаякъ; она дѣлается по большой части изъ шкуръ сурковыхъ. На шапкахъ, или чабакахъ, Якуты имѣютъ бобровые, росомаховые или котиковые околоши, а верхъ всегда бываетъ суконный; зимняя же шапка дѣлается вся изъ лисицы или песца: она чрезвычайно тепла и весьма удобна для суровой зимы тамошняго края. На шею надѣваютъ Якуты бѣличьи хвосты, а руки укрываютъ рукавицами, сдѣланными по большей части изъ лисьихъ лапъ, шерстью вверхъ. У сихъ рукавицъ близъ ладони бываетъ прорѣха, въ которую можно просунуть руку, дабы, что нибудь сдѣлать на морозѣ, не снимая рукавицы. Нижнее платье дѣлается изъ замши, очень короткое, такъ, что не закрываетъ колѣнъ; къ нему надѣваютъ такъ называемыя сутуры, простирающіяся до пятокъ и привязываемыя ремнями къ исподнему платью, на коемъ для сего пришиваются кольца. На босыя ноги надѣваютъ заячьи головки, а сверху торбасы изъ оленьихъ лапъ. Подъ колѣномъ они перевязываются ремнями. Якуты не имѣютъ ни бороды, ни усовъ; волосы стригутъ коротко, оставляя ихъ длинными на затылкѣ; женщины же заплетаютъ косы.

Женская одежда во всемъ походитъ на мужскую, только шуба или кафтанъ подлиннѣе; въ ушахъ женщины носятъ пребольшія серебряныя или мѣдныя серьги, которыя въ продолженіе времени нерѣдко тяжестью своего разрѣзываютъ ухо. На шеѣ носятъ серебряное ожерелье шириною въ палецъ, а на рукахъ зарукавья. Въ праздничные дни подъ шапку надѣваютъ на голову повязку, отъ которой идутъ по спинѣ два широкіе ремня, покрытые серебряными чеканеными пластинками. Такіе же ремни нерѣдко висятъ и спереди. Женская шапка совершенно подобна мужской съ тою только разницею, что верхушка оной вышита серебромъ. Днемъ Якуты всегда бываютъ одѣты; ибо считаютъ за грѣхъ показывать себя въ обнаженномъ видѣ; но, ложась спать въ юртахъ, раздѣваются до нага. При встрѣчѣ другъ съ другомъ не снимаютъ они шапокъ и не дѣлаютъ ни какихъ привѣтствій; но останавливаясь лице къ лицу, говорятъ: капсе, т. е. разсказывай.

Промышленость Якутовъ состоитъ главнѣйше въ звѣриной ловлѣ. Самымъ лучшимъ промышленикомъ почитается тотъ, кто добудетъ 20 соболей; но преимущественно занимаются стрѣляніемъ бѣлки и ловлею лисицъ. На ловлю собственно соболей отправляется немного Якутовъ, по причинѣ отдаленности отъ Якутскихъ жилищъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ звѣрь сей водится. Богатые посылаютъ бѣдныхъ, давши имъ ружье, пороху и свинцу, и сверхъ того, для пропитанія, снабжаютъ ихъ, по мѣрѣ надобности, лошадьми, коровами и масломъ.

Звѣриные промыслы начинаются съ 1-го Октября, и оканчиваются къ 15-му Ноября; это мнимый срокъ, потому что ловля звѣрей продолжается во всю зиму, а бѣлку стрѣляютъ даже весною.

Кромѣ сей промышлености, подгородные Якуты получаютъ каждый годъ болѣе 200,000 руб. за свозъ въ Охотскъ казенныхъ тяжестей, и такую же сумму пріобрѣтаютъ отъ своза купеческихъ товаровъ.

Ю. Джуліяни.

(OCR: Аристарх Северин, орфография источника сохранена)

Юлий Иванович Джулиани (годы жизни неизвестны) — дворянин, итальянец по происхождению, в 1820-х – начале 1830-х жил в Иркутске, автор нескольких статей о культуре и быте города, а также этнографического очерка «О Якутах» в «Сыне отечества» (1836 г.)

Родился в семье итальянского виноторговца, проживавшего в Петербурге, мать – француженка. С 1818 служил чиновником в канцелярии генерала Бетанкура, управлявшего путями сообщения. В 1823 переехал в Иркутск, где был преподавателем французского языка в иркутской гимназии, служил чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Эта должность позволила ему объездить многие места Иркутской губернии, а также и Якутию, написать статьи, посвящённые быту, хозяйству, культуре иркутян и якутов, опубликовать их на страницах столичных газет и журналов.

В середине 1830-х вернулся в столицу, занимался литературной деятельностью, с 1836 сотрудничал в «Энциклопедическом лексиконе» Плюшара, в «Библиотеке для чтения», часто бывал в лит. салоне Н. И. Греча. В дальнейшем служил чиновником в одном из министерств. В начале 1850-х возглавлял водолазное общество «Сирена», которое вскоре обанкротилось.