Глава V.

Аянъ. — Его мѣстоположеніе, климатъ, жители. — Портовая дѣятельность Аяна. — Тунгусскій тойонъ Василій Карамзинъ. — Пляска тунгусовъ у устья Уя. — Путь къ устью р. Одору. — Стойбище Карамзина и его оленье стадо. — Перевалъ черезъ Джугджуръ по Одору — Кёллахъ. — Перевалъ Одору—Алланджа. — Путь къ истокамъ р. Челасина и далѣе къ мѣсту нашего склада. — Ходъ работъ В. Е. Гориновича. — Направленіе телѣжной дороги, предлагаемое Карамзинымъ.

 

Географическое положеніе Аяна опредѣляется 56°,28' широты и 128°,17' долготы. Онъ расположенъ на высотѣ 20 м. [1] въ пади перешейка, соединяющаго вдающійся версты на 3 въ море узкій полуостровъ съ материкомъ. Юго-запад. берегъ полуострова почти на половинѣ своего протяженія образуетъ выступъ, называемый Входнымъ мысомъ, и заканчивается утесомъ, который носитъ названіе мысъ Поворотный. Между этими двумя точками, нѣсколько ближе къ послѣдней, изъ нѣдръ моря выдвигается Чаячій камень — скала въ формѣ пирамиды, вертикально отсѣченной въ сторону моря. При входѣ въ бухту есть рифъ — Ларга-Ангра, что значитъ лежбище тюленей; мѣстоположеніе его рѣзко обозначается вздымающейся и цѣнящейся полосой. Суда, направляющіяся съ юга, минуютъ рифъ и входятъ въ бухту подъ Поворотнымъ мысомъ, затѣмъ заворачиваютъ къ противуположному ея берегу, гдѣ бросаютъ якорь близъ пакгауза купца Силина. Небольшая бухта Аяна — около 1½—2 в. длины и отъ ¾ до 1½ ширины — хорошо защищена отъ сѣв.-восточныхъ вѣтровъ высокими горами полуострова, изъ коихъ господствующая вершина, Ландоръ-Неготни подымается надъ уровнемъ моря, по опредѣленію П. А. Сикорскаго, на 225 саж. [2]. Глубина бухты, по словамъ мѣстныхъ жителей, при обыкновенной водѣ 4—4½ саж., при большой — 6 саж. [3]. Пароходы свободно подходятъ къ берегу на 200 и на 150 саж., тогда какъ въ Охотскѣ они останавливаются не ближе 4—5 миль, въ Гижигинскѣ и Удскомъ на 14 миль отъ берега въ открытомъ рейдѣ, доступномъ всѣмъ вѣтрамъ. Бухта начинаетъ покрываться льдомъ во второй половинѣ ноября, но окончательное замерзаніе происходитъ не ранѣе первыхъ чиселъ декабря. Вотъ данныя на этотъ счетъ за три послѣдніе года:

[1] По Реклю, вѣроятно, у церкви. Ближе къ морю у дома и. д. полиціймейстера по моимъ измѣреніямъ высота 10,3 м. при малой водѣ.

[2] П. А. Сикорскій взбирался на нее съ анероидомъ Гольдшмидта.

[3] По запискамъ капитанъ-лейтен. Завойко при входѣ — глубина 7 саж., а въ самой бухтѣ — 2½ саж.

[4] По записямъ и. д. аянскаго полиціймейстера г. Попова.

Зимы въ Аянѣ сравнительно не холодныя: средняя температура самаго холоднаго мѣсяца —20°,9 С., за то средняя самаго теплаго всего +13°,4 С. [5]. Зимніе мѣсяцы, по заявленію обывателей, лучшее время въ Аянѣ. Лѣто слишкомъ сырое, дождливое и туманное [6], такъ что попытки разведенія огородовъ въ открытомъ грунтѣ оканчивались неудачей. За отсутствіемъ достаточнаго тепла и вслѣдствіе избытка влажности, при постоянно облачномъ небѣ, овощи не вызрѣвали. Глубокіе снѣга, выпадающіе главнымъ образомъ въ мартѣ, апрѣлѣ и даже въ маѣ, достигаютъ болѣе 2 аршинъ. Нерѣдко снѣга сразу выпадаетъ такая масса, что сообщеніе между домами прекращается на нѣсколько дней, пока рыхлый, проваливающійся покровъ не уляжется и не уплотнится на столько, чтобы можно было ходить по нему на лыжахъ. Три или четыре года тому назадъ 21 мая замерзло трое рабочихъ. Они ушли въ лѣтней одежонкѣ на охоту за ушканами и были застигнуты повалившими вдругъ необычайной густоты крупными снѣжными хлопьями; ихъ нашли мертвыми въ какой нибудь четверти версты отъ Аяна подъ слоемъ снѣга въ 94 сант. [7]. Земля освобождается отъ своего зимняго одѣянія лишь въ половинѣ и даже въ концѣ іюня, какъ то было, напримѣръ, въ настоящемъ (1894) году.

[5] Съ октября 1890 г. въ Аянѣ существуетъ метеорологическая станція подъ наблюденіемъ А. Ф. Попова. Въ Якутскѣ (подъ 62°.02' широты и 85 м. высоты) приведеннымъ цыфрамъ соотвѣтствуютъ —40°,8 С. и +17°,4 С. (по Реклю), а. въ Иркутскѣ —20,8° С. и 18,4° С.

[6] Количество выпадающихъ дождей за три лѣтнихъ мѣс. около 1 метра, а въ Якутскѣ 25 сант. (по Реклю).

[7] А. Ф. Поповъ.

Древесная растительность въ окрестностяхъ Аяна утрачиваетъ свою массивность: жидкія ели, увѣшанныя истощающимъ дерево паразитомъ — паклеобразнымъ лишайникомъ; искривленные стволы сучковатой лиственницы; мелкая корявая береза, съ грязно-сѣраго цвѣта корой; только южный склонъ полуострова окаймленъ снизу густой бахрамой крупнаго стелющагося кедровника. Кормовыя травы, далеко уступающія пышностью кормовищамъ альдомской и няачангской долинъ, отличаются за то особенной питательностью. Исхудалый за дорогу пригоняемый изъ Якутска на убой скотъ пожираетъ ихъ съ жадностью и хорошо откармливается въ двѣ-три недѣли. Въ самой пади былъ нѣкогда искусственно разведенъ, въ настоящее время жалкій, пришедшій въ запустѣніе, скверъ; но между кустами ольховника и можжевельника растетъ довольно разнообразныхъ видовъ травянистая растительность, изъ коихъ нѣкоторые не попадались намъ по пути: крапива, ромашка и другіе, а ближе къ берегу по галькѣ стелются неизвѣстные мнѣ ползучіе стебли съ толстыми, мясистыми листами, которые могли-бы служить красивымъ комнатнымъ растеніемъ. На фонѣ этого зеленаго ковра вырисовывается оригинальный, не напоминающій ничего русскаго, маленькій городокъ.

Внѣшній видъ Аяна свидѣтельствуетъ о его сравнительно еще недавнемъ благоустройствѣ. Разбросанные въ безпорядкѣ аккуратные домики съ высокими красными крышами изъ деревянной американской черепицы; стройная кокетливая церковька; на берегу прочно сложенные красивые и вмѣстительные пакгаузы; тутъ-же паровой катеръ подъ навѣсомъ, поставленный какъ памятникъ купца Филиппеуса, спасшагося на немъ послѣ крушенія какого-то судна, а рядомъ на подмосткахъ, въ полнѣйшій диссонансъ съ общей картиной, двѣ допотопныхъ россійскихъ пушки, извлеченныя изъ земли, куда ихъ заботливо зарыли въ 1856 г. въ ожиданіи непріятельскаго нападенія. При Рос.-Ам.-Ком. въ Аянѣ насчитывалось свыше 200 душъ постояннаго населенія. Въ настоящее время здѣсь живетъ: одинокій старичекъ священникъ, и. д. полиціймейстера, довѣренный торговой фирмы Вальшъ, казакъ и 10 человѣкъ рабочихъ. Всего съ семьями до 40 чел. Все это населеніе, не исключая священника и полиціймейстера, находится на иждивеніи американцевъ братьевъ Вальшъ, къ которымъ, по прекращеніи дѣятельности Р.-А.-К., перешли ея обязательства по содержанію аянскаго порта. Для обезпеченія себя въ этомъ безлюдномъ краѣ постояннымъ контингентомъ рабочихъ, компанія старалась прикрѣпить ихъ къ Аяну выгодными условіями существованія. Въ этихъ видахъ семейнымъ оказывалось предпочтеніе. Женатый рабочій пользовался отдѣльнымъ помѣщеніемъ въ обширныхъ, удобно устроенныхъ казармахъ. Сверхъ жалованья, онъ получалъ полуторное, или, смотря по размѣрамъ семьи, двойное пайковое содержаніе натурою, тогда какъ холостому полагался одинъ паекъ. Тѣ-же условія въ общемъ сохраняются и понынѣ: рабочіе получаютъ отъ 10 до 20 р. въ мѣсяцъ на готовомъ довольствіи при вполнѣ достаточномъ пайкѣ въ 11 р. стоимостью (мясо, рисъ, мука, чай, соль). Помѣщаются они въ значительно уже обветшалыхъ казармахъ, но все еще, можно сказать, съ комфортомъ, которому позавидовало-бы многое множество нашихъ фабричныхъ и заводскихъ рабочихъ. Въ комнатахъ, расположенныхъ по обѣ стороны корридора, обстановка сразу кидается въ глаза былой уютностью и довольствомъ: мебель заграничнаго издѣлія, теперь уже полуизломанная, обои, теперь уже полинявшіе и обтрепавшіеся, японскіе часы, посуда, картины... Общая хлѣбопекарня, прачешная, баня, когда то содержимыя въ порядкѣ и чистотѣ. Большое зданіе больницы, при которой состояли врачъ и фельдшеръ, теперь стоитъ пустымъ. Помѣщеніе мастерскихъ, прекрасный колодецъ.... Все это вызванное къ жизни, созданное и устроенное подъ вліяніемъ иностранцевъ, — покинутое и опустѣлое подъ вліяніемъ нашимъ, вызываетъ досадное и обидное для россіянина горькое чувство [8]. Почти весь составъ теперешней артели полурусскаго, полуякутскаго происхожденія (тунгусъ всего одинъ). Нѣкоторые родились здѣсь и выросли. Главная ихъ работа — выгрузка чаевъ, весной — уборка гавани, лѣтомъ — косьба сѣна для двухъ, трехъ коровъ и заготовка дровъ на зиму [9].

[8] Пріятное впечатлѣніе производитъ школа, обязанная своимъ существованіемъ и. д. полиц. Попову, безвозмездно учительствующему въ ней 8-й годъ. Благодаря ему, молодое поколѣніе рабочихъ говоритъ по-русски, читаетъ и пишетъ. Въ 1894 г. всѣхъ учащихся было 5 мальч. и 2 дѣвочки — якутка и тунгуска. Фирма Вальшъ даетъ отъ себя помѣщеніе и отопленіе, учебными пособіями снабжаетъ жена владивостокскаго прокурора г-жа Бушуева.

[9] Сѣно, дрова и воду таскаютъ на собакахъ. Упряжка въ 12 собакъ везетъ пудовъ 10.

За всѣмъ тѣмъ остается не мало времени для промысла рыбой, птицей, лѣснымъ и морскимъ звѣремъ. Въ этомъ году въ окрестностяхъ Аяна посредствомъ стрихнинной отравы и американскихъ капкановъ [10] добыты 101 лисица. Нерпа (отъ 18 до 25 пуд.), ларга, (около 10 пуд.) доставляютъ мясо и жиръ, употребляемые въ пищу, а шкура, съ серебристой съ темными пятнами шерстью, идетъ на приготовленіе сумъ, переметовъ, ремней, чрезвычайно прочныхъ и удобныхъ при далекихъ путешествіяхъ. Оба эти вида тюленя заходятъ въ бухту въ большую воду: опытный глазъ охотника издали замѣчаетъ высунувшуюся надъ водой голову животнаго и бьетъ его пулей, рѣдко дѣлая промахъ. Оригиналенъ способъ ловли и собиранія яицъ морской птицы гары (гагары), а также утилизація ея шкурки. Къ сѣверу отъ перешейка есть скала, возвышающаяся, какъ и Чаячій камень, изъ глубины моря въ нѣкоторомъ разстояніи отъ берега. Пологій скатъ ея со стороны материка и часть вершины покрыты мелкимъ березнякомъ, къ морю она обрывается отвѣсной .стѣной, и здѣсь на выступахъ камней стаи гары кладутъ свои яйца. Тунгусъ (или аянскій рабочій) подымается на скалу, обвязываетъ себя веревкой и, прикрѣпивъ конецъ ея къ дереву, спускается внизъ по отвѣсному боку скалы. Вися, такимъ образомъ, въ воздухѣ, онъ подбираетъ яйца и кладетъ ихъ за пазуху. Въ другой рукѣ у него сѣтка, въ родѣ той, какая употребляется для ловли бабочекъ, но гораздо большихъ размѣровъ. Рой гары вьется надъ самой головой охотника, издавая отчаянные крики. Тунгусъ хватаетъ птицу сѣткой, быстро сворачиваетъ ей голову и прицѣпивъ къ поясу, ловитъ другую. Нагрузивъ себя яйцами и унизавъ поясъ гарой, онъ взбирается по веревкѣ обратно на вершину. Изъ выдѣланной шкурки этой птицы, а также изъ черной съ сизымъ отливомъ морской вороны (урылà) шьютъ шапки и одѣяла, окаймляя по краямъ полосой изъ золотисто-зеленыхъ утиныхъ головокъ. Подобныя издѣлія, легкія, теплыя и изящныя, можно, впрочемъ, встрѣтить и у другихъ инородцевъ Якутской области.

[10] У каждаго рабочаго, кромѣ хорошаго ружья, имѣется одинъ или два такихъ капкана по 2 р. штука.

Разсказываютъ, что во времена P. А. К. въ Аянѣ можно было достать какихъ угодно американскихъ и японскихъ продуктовъ и издѣлій. Теперь не то: есть лавка, но скудный товаръ ея разсчитанъ на ограниченный и неприхотливый спросъ тунгусскаго населенія. Рисъ, крупчатка [11], дрель (простой прочный сортъ бумаж. матеріи), топоры и нѣкоторыя другія желѣзныя орудія, благодаря своей дешевизнѣ, при существованіи порто-франко, постепенно входятъ въ потребленіе инородцевъ. Но мѣстная мелочная торговля почти всецѣло въ рукахъ нельканцевъ. Значеніе Аяна въ этомъ отношеніи весьма ничтожно.

[11] Рисъ пудъ — 3 р. 50 к. — крупчатка 1-го сорта кулекъ (1 п. 15 ф. вѣсомъ) — 5 р.

Въ теченіе почти круглаго года, городокъ остается отрѣзаннымъ отъ всего міра. Съ центромъ Приморской области онъ сносится черезъ пароходъ Добров. флота, доставляющій сюда разъ въ годъ муку, соль, порохъ и свинецъ для казенного склада. Съ Якутскомъ его сношенія происходятъ чрезъ посредство нельканцевъ, отправляющихся туда съ чайными паузками по вскрытіи Маи. Кромѣ казеннаго парохода, въ концѣ августа и къ половинѣ сентября приходятъ всего два иностранныхъ парохода, зафрахтовываемые — одинъ Вальшемъ, другой Приамурской К°. — для доставки чайнаго груза. Выгрузка, затѣмъ перевозка чаевъ привлекаетъ въ Аянъ тунгусовъ, ищущихъ заработка при этомъ дѣлѣ. Городокъ оживляется на цѣлую зиму до весны, когда жизнь его снова замираетъ до осени.

Количество выгружаемыхъ въ Аянскомъ портѣ чаевъ съ каждымъ годомъ возрастаетъ. По оффиціальнымъ отчетамъ и. д. полиціймейстера въ 1892 г. было выгружено 4891 мѣсто, въ 1893 г. уже 7240, а въ 1894 заказано, по устнымъ сообщеніямъ, болѣе 10,000 мѣстъ. Всѣ эти цыфры, однако, по имѣющимся у насъ частнымъ свѣдѣніямъ, ниже дѣйствительныхъ. Перевозчиками этого груза являются главнымъ образомъ три, четыре тунгуса изъ крупныхъ владѣльцевъ оленьихъ стадъ. Но у нихъ все таки не хватаетъ достаточнаго количества перевозочныхъ средствъ: имъ приходится отчасти брать ихъ „въ тѣло“ у другихъ, отчасти сдавать по нѣсколько мѣстъ отъ себя мелкимъ владѣльцамъ. Ограниченность оленьихъ кормовищъ не позволяетъ разсчитывать на значительное расширеніе здѣсь оленеводства. Поэтому возрастаніе подвоза чайнаго или иного груза при существующемъ бездорожьѣ встрѣтитъ затрудненіе въ недостаткѣ перевозочныхъ средствъ для дальнѣйшей его транспортировки до Нелькана. По той-же причинѣ отчасти [12] Амур. К°. вынуждена часть своихъ чаевъ направлять въ Якутскъ по Охотскому тракту. О полной замѣнѣ оленей лошадьми въ ближайшемъ будущемъ, по крайней мѣрѣ, едва ли можетъ быть рѣчь. Для этого потребовалось бы подходящія мѣста въ тайгѣ и по болотистымъ долинамъ превратить въ сѣнокосы, о чемъ, при полной почти безлюдности этого участка, нельзя и думать. Заселеніе же пути между Нельканомъ и Аяномъ русскими крестьянами по почвеннымъ и климатическимъ условіямъ не представляется осуществимымъ. Для созданія прочныхъ русскихъ поселеній необходимы благопріятныя условія для земледѣлія, а таковыхъ въ данномъ районѣ не существуетъ. Долины рѣчекъ болотисты и на продолжительное время затопляемы водой, а возвышенныя мѣста каменисты, съ недостаточной для хлѣбопашества толщиной почвы. Кромѣ того, снѣга сходятъ поздно, а въ Іюлѣ уже бываютъ заморозки. По ту сторону Джугджура къ этому надо присоединить частые холодные туманы, которые будутъ задерживать своевременное созрѣваніе хлѣба. Всѣ эти соображенія даютъ основаніе утверждать, что и съ проведеніемъ настоящаго тракта олень, какъ перевозочное животное, не потеряетъ своего значенія, по крайней мѣрѣ, для зимней перевозки. Наличность этихъ животныхъ, не достаточная теперь, окажется вполнѣ достаточной при улучшенномъ пути, когда вмѣсто 2-хъ, много — 3-хъ оборотовъ представится возможнымъ сдѣлать ихъ 4 или 5. Это обстоятельство, въ связи съ облегченіемъ условій передвиженія, не останется безъ вліянія на удешевленіе чаевъ. Теперь провозъ мѣста до Якутска обходится въ 11 р., при чемъ большая половина этой стоимости приходится на разстояніе отъ Аяна до Нелькана (6 р. за 200 верстъ); тогда какъ по сухопутному тракту отъ Охотска до Алдана — 800 верстъ — провозъ мѣста оплачивается въ 8 р., т. е. въ три раза дешевле, и этотъ путь (также на оленяхъ) проѣзжаютъ въ 17—20 дней.

[12] „отчасти“, потому что тутъ имѣетъ значеніе и возможность доставки чая въ Якутскъ зимой того-же года, а не лѣтомъ будущаго, какъ черезъ Аянъ.

* * *

Для ознакомленія съ другими перевалами, намъ необходимо было заручиться содѣйствіемъ тунгусскаго старосты Василія Карамзина. Еще въ Нельканѣ намъ указывали на него, какъ на человѣка, славящагося даже между своими бродячими родовичами знаніемъ мѣстъ по Джугджуру. Съ одной стороны, какъ крупный подрядчикъ по перевозкѣ чаевъ, онъ самъ заинтересованъ въ разысканіи болѣе удобныхъ проходовъ черезъ хребетъ, съ другой — онъ и отецъ его, какъ богатые владѣльцы оленьихъ стадъ, вынуждены для прокормленія ихъ охватывать въ своихъ перекочевкахъ большія пространства, чѣмъ мало-оленные. Намъ посчастливилось встрѣтить В. Карамзина въ Аянѣ, куда онъ отлучался отъ мѣста своего стойбища для закупки муки и риса. Это оказался весьма толковый и любознательный молодой тунгусъ, значительно опередившій культурностью своихъ собратьевъ. Мы были не мало удивлены, когда онъ явился къ намъ, въ квартиру полиціймейстера, въ черномъ сюртукѣ и не обнаружилъ ни малѣйшаго подобострастія къ пріѣзжимъ чиновникамъ — тайонамъ, а велъ себя съ достоинствомъ, какъ гость у людей, себѣ равныхъ. Къ сожалѣнію, по-русски онъ только „мало-мало слышитъ“ [13], но не говоритъ. Объясненіе происходило черезъ переводчика [14] на якутскомъ языкѣ, этомъ интернаціональномъ діалектѣ среди инородцевъ сѣверо-восточ. Сибири, играющемъ здѣсь роль французскаго въ Европѣ. Изъ всѣхъ извѣстныхъ ему переваловъ онъ считаетъ распадокъ по сѣверному истоку рѣчки Одору наименѣе затруднительнымъ. Какъ перевозчикъ чаевъ, онъ не пользуется имъ только потому, что за неимѣніемъ людей не можетъ собраться произвести расчистку зарослей и построить нѣсколько зимнихъ балагановъ для остановокъ. Но когда ему случается ѣздить порожнякомъ, налегкѣ, онъ всегда предпочитаетъ этотъ путь. Наше требованіе отправиться съ нами проводникомъ внесло нѣкоторое разстройство въ его хозяйственные планы. Онъ долженъ былъ измѣнить маршрутъ своего передвиженія съ оленьимъ стадомъ и, чтобы сдѣлать необходимыя распоряженія, уѣхалъ впередъ, разсказавъ Тимофею, отличающемуся способностью хорошо оріентироваться въ тайгѣ и въ хребтахъ, гдѣ и какъ мы найдемъ его.

[13] Слышать у русскихъ въ Якут. обл. употребляется въ смыслѣ понимать.

[14] Каковымъ въ данномъ случаѣ былъ у насъ А. Ф. Поповъ.

16-го августа мы покинули Аянъ, сожалѣя о невозможности дождаться прибытія парохода. Мы выѣхали днемъ раньше срока, назначеннаго Карамзинымъ, а потому, хотя еще было свѣтло, рѣшили заночевать у устья Уя, чтобы въ послѣдній разъ полюбоваться моремъ. Версты за 1½ отъ нашей палатки доносился къ намъ его грозный ревъ, и виднѣлись высокіе бѣлые гребни расходившихся волнъ. Надъ моремъ ясное небо, тогда какъ въ долинѣ облака ползутъ чуть не у подошвы холмовъ, разряжаясь временами мелкимъ дождемъ. Обыкновенно, если пойдешь на берегъ, обнажившійся саж. на 2 послѣ прилива, находишь выброшенными мертвыхъ крабовъ, блестящихъ перламутромъ раковинъ, совершенно похожихъ на студень звѣздообразныхъ медузъ, красивыхъ водорослей, изъ коихъ оригиналенъ видъ въ формѣ кисти крупнаго бѣлаго винограда, и, разумѣется, прежде всего, массу морской капусты, кусты которой съ желто-бурыми полупрозрачными, точно клеенка, листами до сажени длины достигаютъ цѣлаго пуда вѣсомъ [15]. Но на этотъ разъ море ничего интереснаго не подарило намъ на прощанье. Иногда замѣтишь, что волна выкинула какой то странный предметъ, но пока добѣжишь схватить его, новый прибой слизнетъ и унесетъ съ собой обратно. Море было непривѣтливо съ нами: сердито обдавало оно насъ холодными брызгами, и неоднократно обращались мы въ бѣгство передъ налетавшимъ свирѣпымъ валомъ, изъ опасенія очутиться въ его предательскихъ объятіяхъ.

[15] Нѣкоторые изъ этихъ предметовъ доставлены въ якут. музей.

Этотъ вечеръ (16-го авг.) мы провели въ сообществѣ тунгусовъ, которыхъ я насчиталъ съ женщинами и дѣтьми человѣкъ 20. Уловъ рыбы, ради которой они сюда прикочевали, шелъ плохо. По объясненію тунгусовъ, настоящій ходъ ея съ моря начнется нѣсколько позже. У каждой семьи свой отдѣльный участокъ въ устьѣ рѣки и свои сѣти. Ловится горбуша отъ 6 до 12 ф. и рѣже — такихъ же размѣровъ кета. Пласты этой рыбы, очищенные отъ костей, развѣшены на жердяхъ у каждой урасы для вяленія на солнцѣ. Всѣ собравшіеся здѣсь тунгусы безъоленные, живутъ только рыбнымъ промысломъ, охотой на звѣря и птицу, а также заработками при выгрузкѣ чаевъ съ пароходовъ. У нѣкоторыхъ имѣются ружья американскаго издѣлія. Мы воспользовались случаемъ, чтобы поглядѣть на знаменитую ихъ пляску ходжо. Тунгусы — страстные охотники плясать; какъ мы слышали, удскіе въ особенности пользуются въ этомъ отношеніи большой славой. Когда они приходятъ въ Аянъ, безъ пляски, по словамъ полиціймейстера, не обходится ни одинъ вечеръ. Танцы начинаются съ наступленіемъ темноты и не взирая ни на какую погоду; днемъ никогда не пляшутъ. Дѣло обыкновенно устраивается безъ всякаго предварительнаго сговора. Стоитъ одному выйти на дворъ и громко крикнуть „ходжо! — какъ тотчасъ-же со всѣхъ сторонъ слышится въ отвѣтъ то-же слово; съ крикомъ „ходжо“! сбѣгаются мужчины и женщины, берутся за руки и, образовавъ кругъ, начинаютъ вприпрыжку кружиться, произнося на распѣвъ извѣстныя слова. Занятъ ли тунгусъ какимъ нибудь дѣломъ, или онъ уже улегся спать, но разъ до слуха его донесся магическій кличъ, онъ схватывается и бѣжитъ къ пляшущей въ темнотѣ компаніи. Ѣздовыя собаки, которыхъ въ Аянѣ привязываютъ на ночь, подымаютъ отчаянный вой, вторя монотоннымъ выкрикамъ плясуновъ, и эта раздирающая душу музыка продолжается нерѣдко до разсвѣта, пока танцующіе не выбьются изъ силъ и окончательно не охрипнутъ. Кругъ мало по малу рѣдѣетъ: одни, обливаясь потомъ и шатаясь, точно пьяные, расходятся по домамъ; другіе въ изнеможеніи падаютъ тутъ-же на траву и засыпаютъ. И вотъ на устьѣ Уя намъ довелось самимъ наблюдать это зрѣлище, хотя не въ такомъ азартномъ видѣ, какъ разсказывали намъ въ Аянѣ. Уже было темно, когда мы вернулись съ берега моря въ свою палатку. Моросилъ мелкій, но частый дождикъ. У огромнаго костра, разведеннаго нашими рабочими, грѣлось нѣсколько тунгусовъ рыболововъ. Заранѣе подговоренный Тимофей отошелъ въ сторону и гаркнулъ вдругъ во всю глотку: „ходжо! ходжо“! Два молодыхъ парня первые кинулись къ нему на этотъ зовъ, схватились за руки и стали топтаться втроемъ, медленно кружась на одномъ мѣстѣ. Постепенно на ихъ крики сбѣжались всѣ обитатели урасъ, изъ коихъ большинство присоединилось къ пляшущимъ, образовавъ кругъ человѣкъ 12—15, въ томъ числѣ нѣсколько женщинъ. Танецъ происходилъ подъ хоровое выкрикиваніе слѣдующихъ словъ:

Хóджо.

У-ря ) значенія этихъ двухъ словъ я не могъ добиться [16].

Ха-ре (дуракъ).

Хум-ка (филинъ).

У-вай (не дуй).

Хи-ду? (гдѣ ты).

Ама-хáй (морская утка).

Харіа (ель).

[16] Крикомъ „хо-джо“! камчадалы побуждаютъ ѣздовыхъ собакъ поворачивать на лѣво. (Гильдеръ. Въ снѣг. Сибири).

Всѣ слова тунгусскія, за исключеніемъ послѣдняго, взятаго изъ якутскаго яз.; третье ,,харе“ хотя мнѣ назвали тунгусскимъ, но оно сильно напоминаетъ якутское акáры, имѣющее то-же значеніе — дуракъ. Каждое слово повторяется множество разъ, пока кто нибудь, стараясь перекричать весь хоръ, не выкрикнетъ другое, которое тотчасъ-же подхватывается остальными и т. д. Кругъ вертится, то приближаясь къ костру, то удаляясь въ темноту. Иные обнаруживаютъ особенное увлеченіе, энергично взмахивая руками вверхъ въ тактъ произносимымъ словамъ и почти присѣдая къ землѣ. Начали танецъ въ этербесахъ, но скоро обувь была снята, мужчины поскидали и верхнее платье, остались лишь въ однѣхъ рубахахъ и штанахъ, нисколько не смущаясь дождемъ. Но составъ круга часто мѣняется: одни входятъ въ цѣпь, другіе выходятъ, усаживаются у костра отдохнуть или потянуть трубку. Случалось, что танцующихъ оставалось всего двое, и эти въ концѣ концовъ опускались на мокрую траву и замолкали. Но опять кто нибудь съ вызывающимъ „ходжо“! отдѣлялся отъ костра, и пляска начиналась снова. Это длилось часа три и наконецъ порядочно таки намъ прискучило. Мы прекратили пляску, предложивъ обществу угощеніе въ видѣ чая съ хлѣбомъ и табаку. Всѣ размѣстились вокругъ костра, образовавъ живописную группу, фантастически освѣщаемую яркимъ пламенемъ. Далеко не всѣ лица представляли рѣзко выраженныя монгольскія черты. Большинство носило явно смѣшанный характеръ; и дѣйствительно, по опросу оказалось, что многіе изъ нихъ якутско-русско-тунгусскаго происхожденія. Нѣкоторые хотя плохо, но все же достаточно понятно, могутъ изъясняться по-русски. Обращала на себя вниманіе одна молодая женщина, весьма недурная собой, стройная, съ толстыми длинными косами, рожденная отъ русскаго отца. Въ танцахъ она не принимала участія, все время сидѣла у костра, что-то шептала, простирая руки къ небу или накрестъ складывая ихъ на груди. Можно было принять ее за молящуюся. На вопросъ, что съ ней? мнѣ отвѣчали: „дичаетъ“ — выраженіе, которое въ Сибири употребляется въ смыслѣ сходитъ съ ума. По объясненію одного тунгуса, это съ ней приключилось отъ вселившагося въ нее злого духа (обáгы), съ которымъ не можетъ справиться мѣстный маленькій шаманъ, а большой живетъ слишкомъ далеко и не всегда доступенъ для бѣдныхъ людей. Послѣ чая пожилой тунгусъ спѣлъ пѣсню. Крайне несложный мотивъ ея, состоявшій изъ продолжительнаго вытягиванія по очередно двухъ нотъ, напоминалъ нѣсколько якутское пѣніе. Содержаніе пѣсни осталось для меня неизвѣстнымъ: тунгусъ говоритъ по-якутски на столько плохо, что ни Жирковъ, ни Тимофей не могли понять его передачи. Я уловилъ только не разъ повторявшееся слово Сибики. Этимъ именемъ называется могущественный духъ, господинъ тайги. Дабы расположить его въ свою пользу, охотникъ вѣшаетъ ему на дерево бѣличью шкурку, обглоданную кость и вообще остатки своей трапезы. Наши рабочіе переводятъ Сибики на якутск. языкъ словомъ Тангара (Богъ), а не эрь или абагы [17] Я просилъ спѣть женщинъ, но — справедливо ли, или нѣтъ — мнѣ заявили, что женщинамъ у тунгусовъ пѣть не принято [18].

[17] Эрь — духъ, который можетъ быть и злымъ и добрымъ, абагы — только злой духъ, чертъ.

[18] вѣроятно, при постороннихъ.

Черезъ два дня ходьбы почти подъ непрерывнымъ дождемъ мы были на Альдомѣ. (19 ав.) На предыдущей ночевкѣ въ долинѣ Кенія мы замѣтили двухъ собакъ, близко вертѣвшихся около нашего привала. Это были собаки Карамзина, которыхъ онъ, какъ потомъ оказалось, выслалъ съ тѣмъ, чтобы дать намъ знать о близости своего стойбища. Его собаки хорошо дрессированы, и если является надобность извѣстить кого о своемъ мѣстопребываніи или разыскать какого нибудь кочевника, Карамзинъ отправляетъ собакъ, которыя, какъ утверждаетъ онъ, отлично исполняютъ подобныя порученія и возвращаются съ какимъ нибудь значкомъ на шеѣ, удостовѣряющимъ, что найденъ именно тотъ, кто ему нуженъ. Онъ расчитывалъ, что и мы догадаемся привязать къ шеѣ собаки записку, такъ какъ Тимофей долженъ былъ знать, что жена его, Карамзина, умѣетъ читать и писать. Но намъ не пришло въ голову сдѣлать это; мы отправили Тимофея на его розыски по слѣдамъ убѣжавшихъ собакъ, а сами рѣшили воспользоваться яснымъ днемъ и заняться просушкой вещей. Все было мокро: хлѣбъ, сахаръ, чай, одежда, постели.... Сумы и переметы изъ коровьей кожи для упаковки провизіи въ дальнихъ лѣтнихъ путешествіяхъ совсѣмъ не годятся: въ тайгѣ и по бадаранамъ содержимое въ нихъ легко отсырѣваетъ даже безъ дождей; въ ненастье-же кожа растягивается на столько, что сумы превращаются въ длинные болтающіеся по бокамъ мѣшки, увеличивая такимъ образомъ для коня тяжесть вьюка. Зимой, разумѣется, все равно, но въ лѣтнее время для провизіи необходимо употреблять исключительно обтянутые кожей легкіе сосновые или еловые ящики, или-же нерпичьи, покрытыя гладкой шерстью сумы, почти не пропускающія сырости, но за то стоящія значительно дороже.

Тимофей вернулся только на другой день. Онъ нашелъ Карамзина въ долинѣ Одору. Рѣчка эта впадаетъ въ Альдому съ той же правой стороны, на которой мы дневали. Пройти къ ней тѣмъ же берегомъ съ лошадьми не представлялось возможнымъ, благодаря крутымъ откосамъ надвинувшихся къ самой водѣ скалъ. Чтобы обойти ихъ, нужно было переправиться на правый берегъ, но и тутъ оказывалось непреодолимое препятствіе: отъ дождей уровень рѣки сильно поднялся; за ночь вода, правда, спала четверти на двѣ, но все-таки, не смотря на поиски, менѣе 2-хъ аршинъ глубины у берега нигдѣ не находилось. Ничего не оставалось, какъ повернуть назадъ въ долину Малаго Кенія и искать прохода черезъ довольно крутой, хотя и не высокій (около 210 метровъ отъ подошвы) водораздѣлъ между этой рѣкой и слѣдующей за ней къ югу — Большимъ Кеніемъ. Версты черезъ 4 мы замѣтили сравнительно пологій подъемъ и, свернувъ на него, перевалили черезъ этотъ отрогъ Уйскаго хребта, спустившись съ большими затрудненіями по противуположному его склону, оказавшемуся значительно круче и покрытому непроходимой зарослью, потребовавшей прочистки пути топоромъ. Перешедши мелкую саж. 15 ширины быструю рѣчку, мы направились лѣвымъ ея берегомъ по необычайно пышной травяной растительности среди рѣдкаго мѣшанаго лѣса съ высокими кустами жимолости, крупныя, не виданной еще мною величины, ягоды которой соблазнительно манили къ себѣ и то и дѣло заставляли насъ соскакивать съ сѣдла. Вступивъ опять въ долину Альдомы, переходимъ вбродъ устье болѣе значительнаго ея притока Ниндагы, берущей начало при соединеніи Уйскаго хребта съ Джугджуромъ. Хорошо проторенная по сухому плотному грунту (дресва и глина) оленья тропа довела насъ (2-го августа) черезъ нѣсколько верстъ къ распадку, по которому стремится съ джугджурскихъ высотъ Одору. Характеръ рѣчки, ея долины и окаймляющихъ ее горныхъ возвышенностей — тотъ-же, что и по другимъ, извѣстнымъ уже намъ, переваламъ. Идя большей частью по голому камню съ постоянными переходами съ одной стороны рѣчки на другую, мы увидѣли, наконецъ, пробивавшійся сквозь вѣтви деревьевъ дымокъ. Это было стойбище Карамзина. Отсюда долина развѣтвляется на два рукава, которые служатъ ложемъ двумъ главнымъ истокамъ рѣки — Большой и Малой Одору (приблизит. абсолютн. высота — 320 м.). Около урасы, обтянутой американской бязью, толпилось нѣсколько десятковъ бѣлыхъ, сѣрыхъ и почти черныхъ оленей. Въ сторонѣ на лужайкѣ аккуратно въ рядъ разложены изящные маленькіе вьюки, сдѣланные изъ бересты и обшитые сохатиной или нерпичьей кожей, разукрашенные узорчатой нашивкой изъ краснаго сукна и чернаго плиса. Каждый вьюкъ покрытъ коврикомъ, составленнымъ изъ разноцвѣтныхъ мѣховъ. Развѣшенные по деревьямъ недоуздки унизаны крупнымъ синимъ и краснымъ бисеромъ и такого же цвѣта лентами. Вьючныя сумы, наполненныя рисомъ, крупчаткой, чаемъ, посудой, одеждой, въ дождь прикрываются плотными брезентами. Обстановка этого богатаго тунгуса весьма комфортабельна. Въ урасѣ саж. 2 въ діаметрѣ вокругъ небольшого слабо тлѣющаго костра помѣщается на ночь человѣкъ десять на медвѣжьихъ и оленьихъ шкурахъ. Укрываются байковыми и заячьими одѣялами, а у хозяина — сшитое изъ птичьихъ шкурокъ, съ красивой каймой изъ зеленыхъ, сизыхъ и золотистыхъ утиныхъ головокъ. Въ виду торжественнаго случая, каковымъ являлся нашъ пріѣздъ, были извлечены изъ сумъ эмалированныя чайныя чашки, тарелки, серебряныя ложки. Какъ хозяева, такъ и вся челядь разодѣлись въ праздничныя яркія платья, не національнаго, впрочемъ, а смѣшаннаго якутско-русскаго покроя. Вся эта картина въ глухой тайгѣ, окруженной дикими голыми скалами, производила впечатлѣніе искусственности, казалась, гораздо болѣе умѣстной на театральныхъ подмосткахъ, чѣмъ въ натурѣ. Глядя на это красивое довольство и даже роскошь, нельзя было не вспомнить картину противуположнаго характера — семью и хозяйство Уйбана Иранаса. И здѣсь болѣе, чѣмъ гдѣ-либо, пришлось подосадовать на отсутствіе у насъ фотографическаго аппарата. Не смотря на значительную уже культурность этой семьи, въ теченіе лѣта она ведетъ такой же бродячій образъ жизни, какъ и всякій другой оленеводъ. Зимой же, когда самъ Карамзинъ занятъ перевозкой чаевъ изъ Аяна въ Нельканъ, семья его живетъ въ недавно отстроенномъ русскомъ домѣ на устьѣ Быранджы. Сама хозяйка — молодая женщина, дочь русскаго аянскаго рабочаго, обучалась въ мѣстной школѣ, но сколько я ни пытался завести съ ней бесѣду, она упорно уклонялась отъ продолжительныхъ разговоровъ и, если отвѣчала, то не иначе какъ по-якутски. Въ прошломъ году Карамзинъ перевезъ 950 мѣстъ чая, въ настоящемъ онъ взялъ подрядъ на 600 мѣстъ. Часть оленей для этого (которыхъ у него около 400 головъ, изъ коихъ менѣе половины ѣздовыхъ) онъ беретъ „въ тѣло“ у отца и у тетки по 8 р. „за нарту“, т. е. за пару на одинъ оборотъ; а нѣкоторую часть поставляютъ ему бѣдные сородичи въ видѣ расчета за подати, внесенныя имъ за весь свой родъ. Отецъ и тетка Парасковія, самые крупные въ этомъ районѣ владѣльцы стадъ (3000 головъ), извознымъ промысломъ не занимаются, живутъ по старинѣ, русскихъ чуждаются и осуждаютъ сына за заимствованія отъ нихъ всякихъ новшествъ и въ особенности за женитьбу его на русской женщинѣ.

Пять дней кочевали мы вмѣстѣ съ семьей Карамзина и тутъ пришлось убѣдиться воочію, до какой степени вся жизнь кочевника, находится въ полной зависимости отъ его стада. Они передвигались съ мѣста на мѣсто почти ежедневно, сообразуясь съ обиліемъ и качествомъ оленьихъ кормовищъ. Сборы начинаются съ ранняго утра. Мужчины расходятся въ разныя стороны сгонять оленей къ урасѣ. Отовсюду слышатся странные горловые крики созывающихъ далеко разбредшихся животныхъ, крики, похожіе на хрюканье свиньи [19]. Но олени вовсе не спѣшатъ идти на этотъ зовъ. Пока женщины занимаются укладкой урасы и другихъ вещей въ переметы, мало по малу пригоняютъ по нѣскольку штукъ, отправляясь снова — кто пѣшкомъ, кто верхомъ — за другими. Такъ длится иной разъ до полудня. Наконецъ, стадо согнано въ кучу, хотя все-таки десятковъ двухъ, трехъ не хватаетъ. Одни продолжаютъ ихъ разыскивать, а другіе принимаются вылавливать изъ стада посредствомъ аркана ѣзжалыхъ. Арканомъ служитъ длинный, въ нѣсколько саженъ, тонкій нерпичій ремень. Его собираютъ въ кольца, такъ чтобы послѣднія ложились другъ на друга ровно и правильно. Придерживая лѣвой рукой свободный конецъ ремня, правой швыряютъ связку колецъ по направленію избраннаго животнаго. Ближайшія къ захваченному концу кольца разворачиваются на лету, а оставшіяся свернутыми падаютъ на рога животнаго. Ремень собираютъ и тащатъ при этомъ къ себѣ упирающагося оленя. Женщины надѣваютъ на него недоуздокъ, привязываютъ къ дереву и приступаютъ къ сѣдланію и навьючиванію. На спину у самой шеи, на лопатки переднихъ ногъ животнаго накладываютъ безъ потника хонхо, сдѣланное изъ дерева или оленьихъ роговъ, съ мягкимъ обтянутымъ кожей основаніемъ. Поверхъ хонхо перекидываютъ переметы, вмѣщающіе отъ 2-хъ до 3-хъ п. клади (наприм. муки), накрываютъ мѣховымъ коврикомъ и обхватываютъ стягивающейся подъ грудью подпругой. Къ каждому осѣдланному подъ человѣка оленю привязываютъ цугомъ по нѣсколько вьючныхъ. Все уже готово, а. между тѣмъ пять или шесть оленей остаются не разысканными. Рѣшаются, однако, сниматься съ мѣста, въ расчетѣ, что потерявшіеся услышатъ движеніе стада и догонятъ его. Сначала умащиваютъ на сѣдла дѣтей, затѣмъ усаживаются сами. Это-тоже искусство, требующее сноровки, безъ которой никто изъ насъ, не исключая и рабочихъ, не смогъ удержаться на сѣдлѣ. Олень хотя бы даже изъ числа смирныхъ, не стоитъ спокойно и не даетъ на себя сѣсть; и послѣ того какъ вамъ удалось на него вскочить, онъ старается освободиться отъ сѣдока, наклоняясь на бокъ и выдѣлывая разныя неудобныя для послѣдняго движенія. Сѣдокъ въ это время предохраняетъ себя отъ паденія посредствомъ палки, упираясь ею въ землю, и въ тоже время бьетъ ногами въ бока животнаго, которое очень скоро, однако, покоряется своей участи. Стременъ нѣтъ; сѣдло — безъ передней и задней луки, съ круглой тарелкообразной подушкой, такъ что сидящій на немъ не смыкаетъ колѣнъ, а свободно болтаетъ ногами. Оно прикрѣпляется всего одной подпругой и легко пошатывается съ одного бока на другой; усидѣть на немъ непривычному человѣку — дѣло мудреное: необходимо все время покачиваться, соотвѣтственно движенію животнаго. Тунгусъ балансируетъ съ помощью палки и, потерявъ равновѣсіе, спѣшитъ спрыгнуть на землю и тотчасъ же вскакиваетъ обратно на сѣдло. Оно помѣщается, какъ и хонхо, не на спинѣ, а на зашейкѣ, такъ какъ связь спинныхъ позвонковъ оленя чрезвычайно слаба, и вслѣдствіе этого спина легко ломается отъ тяжести даже менѣе чѣмъ въ 2 пуда. Наконецъ, караванъ трогается съ мѣста, за нимъ, подгоняемое сзади, бѣжитъ стадо свободныхъ оленей. Во все время пути не прекращаются крики мужчинъ и женщинъ, сзывающихъ разбѣгающихся по сторонамъ животныхъ. Это шествіе — очень красивая и оригинальная картина: олень идетъ легко и быстро, граціозно поднявъ голову съ огромными вѣтвистыми рогами; и нельзя не удивляться, какъ онъ ловко ухищряется нигдѣ не задѣвать ими за вѣтви и стволы деревьевъ. Онъ бѣжитъ съ такой же увѣренностью по камнямъ и по кочкамъ, какъ по ровной дорогѣ, никогда не упадетъ, никогда не споткнется.

[19] Подражаніе реву оленя. Къ тѣмъ изъ животныхъ, которыя находятся по близости и которыхъ хотятъ поймать, обращаются съ зовомъ „чоу, чоу“.

22-го августа, расположившись на дневку верстахъ въ 8 отъ вершины хребта, мы отправились пѣшкомъ на осмотръ Одорійскаго перевала, а на другой день перебрались черезъ него съ лошадьми и оленями. Подъемъ не представляетъ никакихъ затрудненій, онъ такъ-же не замѣтенъ, какъ и западный склонъ Джугджура. На протяженіи всѣхъ этихъ 10—11 верстъ мы поднялись всего на 494 метра. Препятствіемъ на нашемъ пути служила лишь непроходимая мѣстами заросль кедровника, заставлявшая сновать съ одного берега рѣчки на другой и порой идти по плотному, превратившемуся въ ледяную массу, скользкому снѣгу. Одна изъ такихъ снѣжныхъ полосъ тянется на 200 саженъ. Происхожденіе ея можетъ быть объяснено не иначе, какъ наносомъ снѣга съ верхнихъ поясовъ горы, наносомъ на столько толстымъ, что онъ не успѣваетъ въ теченіе лѣта расплавиться дѣйствіемъ солнечныхъ лучей. Черезъ 2½ часа ходьбы мы были у маленькаго озерка, изъ котораго вытекаетъ одинъ изъ двухъ ручьевъ, образующихъ своимъ сліяніемъ сѣверный истокъ Малой или Озерной Одору. Отъ озерка (на приблиз. абсол. выс. 804 м.) сразу начинается значительная крутизна саженей въ 47 высоты до верхней точки перевала, прерывающаяся почти горизонтальной площадкой саж. 8 длины. Но и на эту, наиболѣе крутую, часть подъема можно подняться съ гораздо большей легкостью, если идти не по прямому направленію, а по пологому откосу горы съ правой, сѣвѣрной стороны пади, откосу, который постепенно ведетъ къ площадкѣ. Вершина перевала представляетъ два прохода: одинъ прямо на З. съ невозможной крутизной спуска; другой ниже перваго, нѣсколько влѣво на ЮЗ., спускается весьма полого, съ приблизительной абсолютной высоты въ 905 метровъ, къ разстилающемуся внизу большому озеру. Озеро расположено ниже вершины перевала на 78 метр., оно растянулось версты на 4 при ширинѣ отъ 200 до 400 саж. въ глубокой котловинѣ, окруженной обрывающимися къ водѣ подъ уклономъ въ 40—45° высокими гольцами [20]. Восточная его половина отличается большой глубиной. Зимой Карамзинъ опускалъ въ ойбонъ (прорубь) фунтовъ въ 20 камень, привязанный къ тремъ нерпичьимъ ремнямъ въ общей сложности до 50 саж. и не могъ достать дна. Какъ это его свойство, такъ и сильныя пѣнящіяся волны, подымающіяся на немъ въ сравнительно не большой вѣтеръ, напомнили намъ „Святое Море“ бурятъ, что и послужило поводомъ окрестить его Байкаленкомъ. Въ озерѣ масса мелкой рыбы, преимущественно харюза. Къ Петрову дню сюда заходятъ двѣ, три тунгусскихъ семьи для рыбной ловли, которая производится посредствомъ сѣтей, укрѣпляемыхъ на длинныхъ жердяхъ. Изъ всѣхъ посѣщенныхъ нами мѣстъ по Джугджуру это самое замѣчательное по своей своеобразной красотѣ. Трудно представить себѣ болѣе величаво-мрачную и въ то-же время чрезвычайно живописную картину въ сочетаніи стальной волнующейся поверхности воды съ голыми, почти черными каменными громадами. Но эти то красоты и составляютъ слабый пунктъ перевала, какъ лѣтняго сообщенія въ его настоящемъ видѣ. Озеро на половину своей длины, благодаря почти отвѣснымъ гольцамъ, лишено и самой узенькой береговой полосы, по которой могла-бы пройти лошадь. Карамзинъ для прохода своихъ оленей устроилъ извивающуюся на высотѣ саж. 20 и болѣе тропу въ видѣ „кычамъ“, цѣлесообразно расположивъ безпорядочно нагроможденныя глыбы камня и заполнивъ неровности мелкимъ щебнемъ. Мы должны были общими силами продолжать сооруженіе „кычамъ“, чтобы провести своихъ коней. Это было весьма рискованное и сопряженное съ большой возней предпріятіе. Я былъ увѣренъ, что безъ катастрофы дѣло не обойдется, тѣмъ болѣе, что даже олени, увлекаемые подвижной отсыпью, сползали внизъ, а одинъ обрушился и не долетѣлъ до воды только потому, что встрѣтилъ выступъ, задержавшій его дальнѣйшее паденіе. Къ счастію, все обошлось болѣе или менѣе благополучно. Лошади, освобожденныя отъ вьюковъ, не смотря на отчаянное сопротивленіе, были протащены и отдѣлались лишь порѣзами ногъ объ острыя ребра камней, а кладь пришлось уже перетаскивать на рукахъ. Этотъ памятный для насъ переходъ, измучившій людей и животныхъ, вдвойнѣ стоилъ маильской тундры. За то вторую половину озера, можно уже свободно пройти по отлогому мелко-каменистому побережью. Пологая стѣна, замыкающая котловину съ В., имѣетъ три сѣдлообразныхъ впадины; изъ нихъ двѣ сѣверныхъ ведутъ въ одинъ и тотъ-же распадокъ къ сѣвер. истокамъ М. Одору, а третій, къ югу, чрезвычайно крутымъ спускомъ обрывается въ другой, почти параллельный предыдущему. Онъ представляетъ собою небольшое развѣтвленіе мало-одорійской долины и служитъ ложемъ южному истоку той-же рѣки. Мы спустились сюда, направляясь обратно къ нашимъ палаткамъ, въ первую свою экскурсію на перевалъ пѣшкомъ. Всѣ три рѣченки, появляющіяся на свѣтъ у западной подошвы стѣны, можно, кажется, принимать за подземные истоки нашего Байкаленка, изъ котораго вода проложила себѣ путь черезъ расщелины каменной толщи. Принимая въ себя по пути нѣсколько мелкихъ ручьевъ и сливаясь далѣе въ одномъ руслѣ, онѣ образуютъ Сѣв. или Мал. Одору.

[20] Саж. 200 и болѣе высоты надъ поверхностью озера.

Мало-одорійскій перевалъ удлиняетъ разстояніе между Аяномъ и Нельканомъ верстъ на 40; но по свойствамъ почвы [21], рельефу мѣстности, незначительной высотѣ и пологости подъема — самый удобный изъ всѣхъ осмотрѣнныхъ нами проходовъ для проложенія по немъ дороги. Значеніе его увеличивается еще и тѣмъ, что при этомъ направленіи устраняется необходимость двукратнаго пересѣченія рѣки Альдомы. Недостатокъ этого перевала, по словамъ того-же Карамзина, заключается въ незначительной глубинѣ снѣга (2—2½ четверти), не вездѣ сглаживающей неровности, что мѣстами затрудняетъ ѣзду на нартахъ. Правда, и здѣсь, какъ и повсюду на Джугджурѣ, свирѣпствуютъ вѣтра, сдувающіе съ вершинъ снѣгъ и образующіе наносы и карнизы; но дорога могла бы быть проложена террасой по склону южныхъ гольцовъ, менѣе подверженныхъ заносамъ; а если-бы она и не была достаточно защищена, то для зимы это обстоятельство не столь важно, такъ какъ движеніе съ полнымъ удобствомъ можетъ происходить по льду озера.

[21] На восточномъ (вѣрнѣе Ю. В.) склонѣ преобладаетъ дресва и глина.

Миновавъ озеро, вступаемъ въ долину рѣки Большая Джегдакуинджа — правый притокъ Ватанги. Верстахъ въ трехъ отъ ея вершины мы расположились на дневку съ тѣмъ, чтобы осмотрѣть перевалъ по Большой или Южной Одору. Раздвинувшіяся горы образуютъ обширное, замыкаемое горами, полукруглое пространство, называемое Сіэль-ыябытъ сире [22]. Здѣсь (ниже уровня озера на 35 м.) среди рѣдкаго лѣса — два, три остова урасъ съ совершенно выбитой вокругъ нихъ землей, густо покрытой оленьимъ каломъ. Это прошлогоднее стойбище старика Карамзина, владѣльца многочисленнаго стада. Осень уже начинаетъ вступать въ свои права. Лиственныя деревья пожелтѣли, трава сохнетъ, зелень вороньей брусники приняла ярко красный цвѣтъ, и склоны горъ, усѣянные этимъ растеніемъ, точно покрыты кровавыми пятнами. По утрамъ до восхода солнца за послѣдніе дни термометръ постоянно показываетъ 0° и 1°; но днемъ температура доходитъ до 30° С. (не въ тѣни). Комары давно исчезли, ихъ смѣнила мошка, и трудно сказать, которое изъ этихъ двухъ золъ меньше.

[22] Это значитъ — мѣсто, гдѣ вѣшаютъ гривы, т. е. пучки конскихъ волосъ въ жертву мѣстному духу за благополучное прохожденіе перевала.

Распадокъ, ведущій къ истокамъ Б. Одору, открывается отъ мѣста нашей стоянки на Ю. Ю. В. и идетъ по безъимянному ручью, вливающемуся въ Джегдакуинджу. Наша экскурсія туда, верстъ 5 на лошадяхъ и верстъ 15 пѣшкомъ, не привела къ благопріятному заключенію о перевалѣ съ спеціально дорожной точки зрѣнія, а потому о немъ достаточно сказать нѣсколько словъ. Этотъ перевалъ, самый южный изъ посѣщенныхъ нами, представляетъ сѣдловину Джугджура, у которой сходятся истоки двухъ рѣчекъ — Яты, принадлежащей къ системѣ Альдомы и Алланджы, направляющейся на С. З. къ Ватангѣ. Ята считается притокомъ Б. Одору, но въ сущности слѣдовало-бы считать наоборотъ: по обилію воды первая превосходитъ вторую, а слившееся русло обѣихъ рѣчекъ, составляетъ явственное продолженіе Яты. По своей обрывистости и изрытой оврагами поверхности мѣстность нельзя признать удобной для проложенія пути; но, въ вознагражденіе за безполезное и довольно утомительное путешествіе, она доставила намъ не мало удовольствія своими оригинальными и красивыми видами. Ята извивается въ узкомъ ущельѣ съ отвѣсными, часто даже наклонившимися къ водѣ, стѣнами массивнаго гранита, перемежающагося съ кристаллическими сланцами, высотою въ 20—30 саженъ. Въ ущельѣ мрачно и холодно; глыбы обледенѣлаго снѣга сохраняются отъ таянія точно въ погребѣ; мѣстами ширина ущелья не превышаетъ 2½ саженъ, сверху виднѣется лишь узенькая полоска небесной синевы, и кажется — съ верхушки одной скалы ничего не стоитъ перешагнуть на противуположную. Послѣ сліянія Яты съ Б. Одору общее теченіе падаетъ вдругъ съ вертикальной высоты въ 4½ саж. и, низвергаясь далѣе по уступамъ, пробивается въ щель аршина въ 1½, вздымая пѣну и наполняя этотъ гротъ шумомъ, изъ за котораго нужно кричать чуть не во всю глотку, чтобы услышать другъ друга. У самаго начала водопада, какъ-бы нарочито устроенное сидѣнье для туристовъ, плита гладкаго льда въ 2 арш. длины и 1¼ толщины. Какимъ образомъ очутилась тутъ ледяная масса такихъ размѣровъ и такой правильной формы, — для меня остается не яснымъ. Застрявшая глыба весенней шуги? Но на этой ничтожной рѣчкѣ не можетъ образоваться ледяной покровъ подобной толщины. Скорѣе ея происхожденіе обязано надуваемому сверху снѣгу уже по стокѣ весенняго разлива. Тунгусы называютъ это мѣстечко, какъ и всякій вообще тѣсный проходъ между скалами, просто Одору-Бомъ-Тасъ.

На обратномъ пути, найдя, наконецъ, выходъ изъ темнаго промозглаго ущелья на свѣтъ Божій, я обратилъ вниманіе на рисунокъ человѣческой головы въ натуральную величину, вырѣзанный на толстой лѣсинѣ. Изображеніе по линіямъ порѣза покрылось выступившей сильно затвердѣвшей смолой и бросается въ глаза лишь на близкомъ разстояніи. Это „портретъ“ убитаго тунгуса. По заявленію Карамзина, такіе портреты ему неоднократно приходилось встрѣчать въ тайгѣ. Происхожденіе ихъ старики объясняютъ такъ: въ давнія времена, когда тунгусы еще не были крещенными, между ними происходили частыя междуусобицы и убійства. Убившій своего врага, чтобы избавиться отъ безпокойства и преслѣдованій духа убитаго, вырѣзывалъ на стволѣ его лицо, чѣмъ какъ бы прикрѣплялъ мертвеца къ дереву и лишалъ его такимъ образомъ возможности преслѣдовать убійцу и причинять ему всяческій вредъ (см. рисунокъ 5).

По свидѣтельству Миддендорфа, даже въ его время разбои и смертоубійства между тунгусами не были рѣдкостью. Кочевники отваживались нападать не только на своихъ родовичей, но и на русскихъ путешественниковъ. Вагановъ [23] и его товарищи во время сна были застрѣлены тунгусами, спрятавшимися въ лѣсной чащѣ. Вскорѣ послѣ того были ограблены и убиты члены астрономическо-топографической экспедиціи, снаряженной для изслѣдованія пограничнаго Станового хребта подъ начальствомъ профессора Шварца. Ничего подобнаго давно не слышно между аянскими тунгусами. Личность, имущество, охотничья добыча пользуются здѣсь полной неприкосновенностью и безопасностью. На честности тунгусовъ, на ихъ строгомъ выполненіи ничѣмъ не гарантируемыхъ обязательствъ основаны всѣ сдѣлки съ ними русскихъ и якутскихъ торговцевъ. Что повліяло на смягченіе нравовъ этого племени [24], — трудно сказать. Страхъ передъ обуздывающей силой администраціи едва ли имѣетъ какое нибудь значеніе: въ этомъ краѣ люди живутъ почти при такой же безграничной свободѣ, какъ и столѣтія тому назадъ, не чувствуя надъ собой никакой власти. Если бы post hoc всегда значило propter hoc, то пришлось бы приписать благотворное воздѣйствіе Р. А. К°., промышленныя цѣли которой не лишены были и культурнаго гуманизирующаго вліянія (школы, больница, положеніе рабочихъ). Но я недостаточно знакомъ съ ея дѣятельностью, чтобы придавать ей это значеніе не предположительно, а въ болѣе категорической формѣ.

[23] Спутникъ Миддендорфа.

[24] Я имѣю въ виду, конечно, только данный районъ.

26-го августа мы двинулись къ р. Челасинъ; Карамзинъ согласился сопровождать насъ до нашего складочнаго балагана, куда по его опредѣленію оставалось отъ пункта настоящей нашей стоянки верстъ 50. Здѣсь мы разстались съ его семьей, которая погнала стадо на Быранджу кратчайшимъ путемъ черезъ распадокъ, открывавшійся въ сѣверной цѣпи горъ.

Наша провизія приходила къ концу, обувь окончательно изорвалась. Лошади отъ постоянной ходьбы по голому битому камню исхудали и постирали свои копыта до мякоти, нѣкоторыя до такой степени, что обмѣнять ихъ на болѣе свѣжихъ у В. Е. было обязательно необходимымъ; его-же лошади, при медленности передвиженія и къ тому-же по гораздо менѣе неудобнымъ путямъ, не могли подбиться и обезкопытиться, какъ наши и должны были быть сытѣе. Спиртъ вышелъ у насъ еще въ Аянѣ, а при холодныхъ ночахъ и наступавшихъ осеннихъ дождяхъ безъ этого согрѣвающаго средства обходиться въ путешествіи трудно. Всѣ эти обстоятельства заставили насъ поспѣшить къ нашему складу и за одно, вмѣстѣ съ тѣмъ, изслѣдовать дальнѣйшее направленіе одорійско-челасинскаго пути. Онъ идетъ сначала на западъ по рѣчкѣ Джегдакуинджѣ до устья впадающей въ нее Малой Джегдакуинджы, откуда, по долинѣ этой послѣдней, сворачиваетъ на С. З. и вступаетъ въ падь ея притока Нангысмы. Мы незамѣтно подымаемся по ея руслу на одинъ изъ отроговъ Джугджура къ истокамъ р. Челасина. Мѣстность вездѣ ровная, болотъ нѣтъ; сравнительно рѣдкій, большей частью, лиственничный лѣсъ съ прекрасной травой по твердому глинисто-песчаному грунту. Только на островахъ между протоками и по берегу у самыхъ рѣчекъ (М. Джегд., Нангысмы и Челасина) — болѣе густая поросль мѣшаныхъ видовъ: ели, тополя, талины, ольховника. Нерѣдко можно видѣть на тонкихъ обломанныхъ сучьяхъ нанизанныя шляпки сорванныхъ съ земли грибовъ. Это бѣлка заготовляетъ для себя зимнее продовольствіе. За незначительнымъ возвышеніемъ (873 м. приближенной абсол. высоты), составляющимъ водораздѣлъ Джегдакуинджы и Челасина, одно за другимъ расположены два озера, изъ коихъ первое служитъ истокомъ Челасина, а второе, гораздо больше, саж. 40 ширины и около полу-версты длины, можно разсматривать, какъ расширеніе этой рѣки. По менѣе высокому правому берегу, покрытому крупнымъ лѣсомъ, тянутся весьма удобные „кычамы“, достаточно просторные для прохода вьючныхъ коней. Кычамы устроены семьей Карамзиныхъ, которымъ часто приходится перекочевывать по этимъ мѣстамъ. Начиная отъ Б. Джегдакуинджы мы почти все время шли достаточно утоптанной ихъ стадами тропой. 28 авг., послѣ дождливаго дня, ночью хватилъ морозъ, заледенившій вымокшія палатку, одежу и сумы. Чтобы все это сложить во вьюки, потребовалось предварительно разморозить костромъ и хоть нѣсколько просушить. На Джугджурѣ выпалъ первый снѣгъ, и, тронувшись въ путь, мы вскорѣ увидали величественную вершину Мохоту-Хаята покрытою бѣлой шапкой, которую, какъ утверждаетъ Карамзинъ, она уже не скинетъ до слѣдующаго лѣта. Чѣмъ ближе къ Быранджѣ, тѣмъ гуще древесная растительность, тѣмъ чаще попадаются болотистыя и мокрыя мѣста съ толстымъ моховымъ покровомъ, въ которомъ кони погружаются до колѣнъ. Этотъ слой мха (многоволосникъ) впитываетъ и задерживаетъ влагу, какъ губка, и надо полагать, онъ—то и обусловливаетъ главнымъ образомъ избытокъ сырости почвы, каковымъ вообще отличается районъ къ востоку отъ Маи и даже далѣе — отъ Алдана. Но по сухимъ мѣстамъ бѣлѣетъ ягель, обиліемъ котораго славится районъ Быранджы. Мы переходимъ широкое, саж. до 70 устье этой рѣки, теперь почти сухое, съ размытыми берегами, заваленное огромными деревьями, нанесенными бушующей весенней водой. Берега поросли мелкимъ тальникомъ, сплошь покрытымъ бѣлымъ, точно известкой, налетомъ. Версты 2 далѣе по Челасину и въ такомъ-же разстояніи отъ устья лѣваго его значительнаго притока Архай — стоитъ [25] домъ Карамзина, — большая русская изба съ амбаромъ. Строили его три года четыре якута, работая въ теченіе лѣтнихъ мѣсяцевъ; русской печи они не умѣли сложить, такъ что домъ согрѣвается якутскимъ камелькомъ. Внутри шкафъ, диванъ, столы, стулья, сдѣланные въ Аянѣ и неимовѣрно уродующія физіономію японскія зеркала. Если къ этой обстановкѣ присоединить нѣкоторыя вещи американскаго издѣлія, какъ, напр., топоры, ружье, то въ обиходѣ этой тунгусской семьи мы найдемъ слѣды вліянія четырехъ самыхъ разнообразныхъ народностей.

[25] Ниже вершины Челасина на 277 м.

Въ общемъ весь этотъ путь отъ Озерной Одору (Келлахъ-Одору) до бывшаго Челасинскаго станка гораздо удобнѣе соотвѣтствующаго участка какъ по „казенной“ дорогѣ, такъ и на Быранджа-Нингмачигангскій перевалъ. Мы сдѣлали его безъ всякихъ препятствій и поздно вечеромъ 28 авг. подходили къ складочному балагану. Мелькавшій сквозь деревья огонекъ указывалъ на присутствіе здѣсь нашихъ людей, быть можетъ самого В. Е. Но насъ встрѣтилъ одинъ лишь лоцманъ Александръ, обнаружившій мало свойственное ему необычайно радостное волненіе, причины котораго, какъ оказалось, были вполнѣ понятны: онъ былъ сосланъ сюда В. Е. не въ качествѣ сторожа, въ каковомъ не представлялось никакой надобности, а въ видѣ наказанія за строптивый нравъ и дерзкое поведеніе, и прожилъ тутъ въ полномъ одиночествѣ и бездѣйствіи девять дней. Мы нашли здѣсь письма В. Е., дающія свѣдѣнія о ходѣ его работъ. Отъ 9 авг. онъ пишетъ:

„27 и 28-го іюля работа шла съ ужасающей медленностью. Мнѣ приходилось разовъ пять пробѣгать отъ угла къ углу: то не такъ мѣряютъ, то не такъ вѣшки ставятъ. Послушавшись П. А., я бралъ румбы не на каждомъ углѣ, и вотъ, пройдя съ трудомъ въ два дня двѣ версты (подъ дождемъ и комаромъ), я увидѣлъ, что румбы и углы у меня не сходятся. Признаюсь, что на меня напало даже отчаяніе. 29-го опять прошли заново эти злополучныя двѣ версты + двѣ новыхъ. Нужно было кочевать на другое мѣсто, но коней не могли найти; нашелъ ихъ тунгусъ далеко внизъ по Маѣ. Далѣе мы проходили въ день версты по три, если не мѣшалъ дождь или не шалилъ компасъ. А нашъ угломѣръ частенько таки гадитъ намъ. Вчера., напр., два раза не сходились румбы съ угломъ діоптръ, почему мы и прекратили работу, чтобы пройти на другой день этотъ участокъ вторично. Теперь мои помощники уже обучились малость и не отдаютъ шпилекъ раньше времени, меньше ошибаются вообще, почему и работа идетъ успѣшнѣе. Третьяго дня, не смотря на то, что была масса угловъ (на 4 в. 100 угловъ), мы прошли 4 в. Вчера прошли-бы 5 в., если-бы не дождь и гроза. Но болѣе этого едва-ли удастся проходить, благодаря массѣ угловъ. Инструментъ мой оч. плохъ. Разница коллимаціонныхъ плоскостей верхнихъ и нижнихъ діоптръ болѣе 14'; поэтому я навожу и беру углы только верхними, повѣряю-же уголъ гоніометра угломъ буссоли, которые и записываю у каждаго угла. Работа идетъ тише, такъ какъ нужно ждать, пока успокоится стрѣлка буссоли. Кромѣ того, при маленькомъ даже дождѣ волоски діоптры ослабѣваютъ: приходится ихъ подтягивать, волосокъ иногда лопается. Какъ-то, за неимѣніемъ лошадинаго волоса, я замѣнилъ таковой волосомъ изъ собственной бороды, и этотъ волосъ служитъ мнѣ до сихъ поръ. Вечеромъ, хотя еще достаточно свѣтло, становится на столько холодно, что стекло буссоли запотѣваетъ, зажимается своей обоймицей и надавливаетъ на шляпку стрѣлки, — компасъ не дѣйствуетъ, и работа пріостанавливается. Рабочими теперь доволенъ и уже нытья не слышу. Пища у насъ плоха, но такъ какъ и я ее ѣмъ, то и рабочіе не выражаютъ неудовольствія, — „Отъ 15 авг.“. Работаемъ по прежнему, стараясь изъ всѣхъ силъ. Ночуемъ вторую ночь на Маильской тундрѣ. Послѣдніе дни опять идемъ страшно медленно изъ-за большой чистки, которую приходится дѣлать по дорогѣ. Мазаться дегтемъ отъ комара, оказывается, мало толку. Я пробовалъ, но деготь (даже съ масломъ) быстро всасывается, и комаръ опять облѣпляетъ лицо, какъ только начинаешь всматриваться въ діоптры или ноніусъ. О сѣткѣ-же нечего и помышлять. Самое плохое у насъ то, что всѣ мы безъ обуви; изъ оставшейся у насъ кожи вышло всего двѣ пары подошвъ. Сидимъ безъ масла 4-й день. По ходу работъ теперь уже съ увѣренностью могу сказать, что на Челасинѣ будемъ не ранѣе начала сентября“.

Но работа далѣе пошла скорѣе; В. Е. весьма кстати подошелъ къ складочному пункту 29-го авг., и мы имѣли удовольствіе провести вмѣстѣ двѣ ночи. Кромѣ того тутъ ожидала насъ почта изъ Якутска, любезно доставленная Анной Егоровной Надѣиной. Эта почтенная дама, довѣренная торговой фирмы „Амурская ком.“, совершила путешествіе отъ устья Маи до Нелькана верхомъ на лошади по той-же тропѣ, по которой были прогнаны наши кони. Изъ Нелькана, отдохнувъ 5—6 дней, она отправилась тѣмъ-же способомъ въ Аянъ для пріемки чаевъ съ парохода. Это одна изъ тѣхъ „героевъ“ коммерческаго дѣла, какихъ не рѣдкость встрѣтить въ Сибири, и передъ энергіей которыхъ не существуетъ препятствій ни въ холодахъ, ни въ разстояніяхъ, ни въ отсутствіи путей сообщенія.

Нужно было торопиться съ завершеніемъ нашей задачи. Пожелтѣвшій видъ обнажавшейся растительности, холодныя ночи и утренники напоминали о близости зимы. Въ нашемъ распоряженіи, (т. е. до замерзанія Маи) по общему утвержденію рабочихъ, оставалось не болѣе трехъ недѣль. В. Е. нечего было и думать дойти съемкой до самаго Аяна. Оставалось заранѣе примириться съ тѣмъ, что удастся сдѣлать. Первоначальное намѣреніе произвести нивеллировку по всѣмъ переваламъ, которые будутъ найдены болѣе или менѣе удобными, за недостаткомъ времени, представлялось неосуществимымъ. По этому для проэктированія дороги необходимо было остановиться на какомъ нибудь одномъ. П. А. отдалъ предпочтеніе перевалу Кынгачангъ—Альдома („Казенный“) въ виду его расположенія на кратчайшемъ разстояніи между Аяномъ и Нельканомъ.

Съ главной заботой по сборамъ — съ починкой сбруи, вьючныхъ принадлежностей и обуви кое какъ управились. За недохваткой кожи, на обутки для рабочихъ пошли въ дѣло опроставшіяся отъ провизіи сумы. Карамзинъ былъ отпущенъ, награжденный разными продуктами, изъ коихъ спиртъ имѣлъ для него особенно большую цѣнность, такъ какъ за 3, 4 бутылки, предназначавшіяся имъ въ подарокъ своей богатой роднѣ, по словамъ рабочихъ, онъ получитъ не менѣе десяти штукъ добрыхъ оленей. Этотъ умный, толковый тунгусъ, познакомившись за время нашего совмѣстнаго путешествія съ условіями, удовлетворяющими проведенію грунтовой дороги, прощаясь съ нами, рекомендовалъ наиболѣе удобнымъ для таковой слѣдующее направленіе: отъ Аяна, на Уйскій хребетъ не по пади р. Уя, ведущей къ вершинѣ Малаго Кенія, а по слѣдующей за ней на югъ къ вершинѣ Большого Кенія. Здѣсь подъемъ положе, наледи значительно меньше, всего около полуверсты и то лишь по серединѣ рѣки; а весной даже въ большую воду берега не заливаются. Спустившись долиной этой рѣки, дорога пойдетъ правымъ берегомъ вверхъ по Альдомѣ, пересѣчетъ устье притока ея Ниндагы и далѣе тѣмъ же берегомъ Альдомы завернетъ въ долину Одору. Поднявшись сѣвернымъ ея истокомъ, или по Малой Одору (она-же Кёллахъ т. е. озерная) на Джугджуръ, дорога обойдетъ озеро южнымъ берегомъ (кычамами) и вступитъ въ долину Бол. Джегдакуинджы, слѣдуя правой стороной до устья Мал. Джегдакуинджы. Не пересѣкая этой рѣчки, направится по ея пади (на С. З.), а затѣмъ по пади ея притока Нангысмы — къ истоку Челасина. Далѣе, лѣвой стороной долины Челасина, гдѣ мокротъ меньше и мѣстность болѣе ровная, чѣмъ на правой, дорога перерѣжетъ устье Архая и, держась того-же направленія, нигдѣ не пересѣкая Челасина, вступитъ на „казенную“ дорогу. Дойдя до Маильской тундры, свернетъ на С. З. къ вершинѣ рѣки Игникана (лѣвый притокъ Маи) и по лѣвому берегу этой рѣки подойдетъ къ Маѣ вер. въ 7 ниже Нелькана. Часть этого направленія была пройдена нами; остальная часть по Игникану заключаетъ, по утвержденію Карамзина, слѣдующія преимущества: 1) здѣсь совсѣмъ нѣтъ бадарановъ, 2) густой лѣсной поросли нѣтъ: мѣста или совсѣмъ чистыя, или мелкій кустарникъ по рѣдколѣсью, 3) подъемы и спуски гораздо ниже, положе и рѣже встрѣчаются, чѣмъ по казенному пути, 4) рѣчекъ значительно меньше, и самая большая изъ нихъ Джегдала гораздо уже Челасина. Ихъ весенніе разливы далеко не столь опустошительны, какъ притоковъ Челасина и правыхъ притоковъ Игникана. Если прибавить къ этому относительныя удобства одорійскаго перевала и устраненіе необходимости дважды пересѣкать такую рѣку, какъ Альдома, то удлиненіе разстоянія верстъ на 40—50 при намѣченномъ Карамзинымъ направленіи съ избыткомъ окупилось бы указанными преимуществами.

Карамзину извѣстны слѣдующіе перевалы черезъ Джугджуръ, названіе которыхъ я привожу съ юга на сѣверъ:

1) Одору (Ята) — Аланджа.

2) Кёллахъ Одору.

3) Нингмагичáнъ — Быранджа.

4) Крестяхъ дабанъ.

5) Альдома — Кынгачангъ, или Казенный.

6) Няачáнгъ дабанъ.

7) Мохоту дабанъ (Мохоту — правый притокъ Челасина).

8) Ильпагы дабанъ.

9) Джагдáгъ дабанъ (Джагдагъ — лѣвый притокъ Альдомы).

10) Тáнчы дабанъ (Танчы — лѣвый притокъ Альдомы).

11) Уйбанчá дабанъ.

Относительно послѣдовательнаго расположенія послѣднихъ шести я, впрочемъ, не ручаюсь, такъ какъ Карамзинъ, изрядно выпившій на прощанье, перечисляя ихъ мнѣ по порядку, самъ сбивался на этотъ счетъ [26].

[26] На пальмѣ Карамзина я обратилъ вниманіе на надпись, если это только письмо, а не полуистершіеся узоры. Пальма, по заявленію ея владѣльца, старинная, „узоры“ на мой взглядъ сильно напоминаютъ знаки монгольскаго или сходственнаго съ нимъ манджурскаго письма, начертанія буквъ котораго мнѣ знакомы. Я скопировалъ „надпись“ возможно точно и прилагаю здѣсь въ концѣ книги. См. рис. № 4.

 

(OCR: Аристарх Северин)