Глава IV.
Нельканъ. — Дѣятельность его жителей. — Состояніе „казенной“ дороги. — Маильская тундра. — Путь къ истокамъ р. Быранджы. — Быранджа. — Нингмагичангскій перевалъ черезъ Джугджурскій хребетъ. — Перевалъ Кынгачангъ-Альдома, или „Казенный“. — Дорога по Альдомской долинѣ. — Перевалъ черезъ Уйскій хребетъ. — Прибытіе въ Аянъ. — Характеристика Джугджура. — Движеніе чайныхъ обозовъ. — Приаянскіе бродячіе тунгусы.
Географическое положеніе Нелькана опредѣляется 57° 39' с. ш. и 153° 54' в. д. [1]... Населеніе его состоитъ изъ шести русскихъ семействъ, проживающихъ здѣсь въ качествѣ постоянныхъ довѣренныхъ отъ крупныхъ купеческихъ фирмъ — Громова, Кушнарева, Приамурской Ком. и Силина. Вся жизнь этого мѣстечка, всѣ его интересы сосредоточены около чайнаго дѣла. Выгруженный въ Аянѣ въ августѣ и въ сентябрѣ чай въ теченіе зимы перевозится заподряжаемыми для этого тунгусами въ Нельканъ. Здѣсь онъ складывается въ амбары и ждетъ вскрытія рѣки. Въ концѣ зимы начинается заготовка паузковъ, постройка которыхъ еще съ осени сдается по подряду извѣстнымъ тунгусамъ (они же обыкновенно и лоцмана). Въ это время въ Нельканѣ скопляется до 200 рабочихъ изъ якутовъ, тунгусовъ и амгинскихъ крестьянъ. Обычная плата за постройку паузка и сплавъ на немъ чая до устья Алдана 700—750 р., при чемъ подрядчикъ всѣ продукты для прокормленія своихъ рабочихъ и вообще всякій нужный ему товаръ забираетъ у довѣреннаго въ счетъ этой суммы по установленной цѣнѣ [2]. Паузокъ строится изъ еловаго лѣса (сосны нѣтъ, а листвень, какъ тяжелое дерево, не годится); онъ вмѣщаетъ 400—420 мѣстъ чая. Сплавляютъ въ 3—4 дня до устья Маи и далѣе до устья Алдана — въ 4—5 дней. Доставивъ въ Якутскъ чай, довѣренный покупаетъ здѣсь лодку, нагружаетъ ее товаромъ и, заподрядивъ на Алданъ обыкновенно тѣхъ же лоцмана и рабочихъ на тягу, возвращается въ Нельканъ во второй половинѣ сентября [3], употребляя на этотъ путь отъ 50 дней до 2 мѣсяцевъ съ лишкомъ. Лоцманъ получаетъ отъ 45 до 65 р., лямовщикъ 20—25 р. за весь путь на хозяйскихъ харчахъ. Пайковъ не полагается, ѣдятъ столько, сколько хотятъ (чай, хлѣбъ, масло, мясо). Якутъ или тунгусъ безъ обильной пищи рѣшительно не способенъ къ сколько нибудь напряженной работѣ даже на короткое время; якутскій купецъ хорошо это знаетъ и просто считаетъ нерасчетливымъ скудно кормить своихъ рабочихъ. Порція водки выдается обыкновенно черезъ день и сверхъ того — въ особенно трудныхъ мѣстахъ, когда рабочимъ приходится по долгу возиться въ холодной водѣ. Привезенный товаръ расходится въ обмѣнъ на пушнину, на подряды по перевозкѣ чаевъ изъ Аяна и на постройку и сплавъ паузковъ слѣдующей весной. Доставка пуда изъ Якутска обходится отъ 2 р. до 2 р. 50 к. Чтобы судить о размѣрахъ получаемыхъ барышей, достаточно взглянуть на приведенныя въ выноскѣ цѣны.
[1] При опредѣленіи (за точность не ручаюсь) полуденной линіи въ Нельканѣ склоненіе магнитной стрѣлки оказалось 8° 30' къ З.
[2] А именно: мясо конское — 5 р. пудъ; масло (тымтайное, т. е. худшаго качества) — 15—16 р. пудъ (въ Якутскѣ подряжается по 6—8 р.); мука яричная — 3 р. 50 к.—3 р. 80 к. пудъ (у Усть-Майскихъ скопцовъ покупается по 1 р. 80 к.—2 р. пудъ); чай кирпич. — по 1 р. кирпичъ (покупается въ Аянѣ по 32—34 р. мѣсто въ 72 кирпича); спиртъ бутылка (плохой) отъ 2 до 3 р. (въ Якутскѣ по 14—16 к. градусъ, т. е. 70—80 к. бутылка въ 88°); табакъ черкасскій отъ 60 к. до 1 р. фунтъ (въ Якутскѣ 25 к. фунтами); дабы штука 8-го сорта 3 р. 50 к.—4 р. (въ Якутскѣ 2 р.—2 р. 50 к.); ситецъ худшаго сорта по 25 к. аршинъ (въ Якутскѣ 10—12 к.)
[3] При чемъ довѣренные, отправивъ лодки съ вѣрными людьми, сами ѣдутъ не рѣдко по сухопутью до Нелькана: на почтовыхъ до Амгинской Слободы и верхомъ далѣе до Усть-Маи, а отсюда верхомъ скотогонной тропой, по которой Осиповъ гналъ нашихъ коней.
Все мужское населеніе и часть женскаго почти круглый годъ находится въ разъѣздахъ то между Нельканомъ и Аяномъ, то между Якутскомъ и Нельканомъ, совершая тысячеверстное путешествіе верхомъ на конѣ при отсутствіи всякихъ дорогъ, а зимой на оленяхъ въ нартахъ черезъ трудно проходимые перевалы Джугджура. Женская половина по энергіи и предпріимчивости не уступаетъ мужчинамъ; г-жи Н—а и Ф—ва, довѣренныя крупнѣйшихъ фирмъ Громовской и Приамур. К°, ведутъ самостоятельно свои дѣла; но, къ чести ихъ сказать, формы ихъ наживательства отличаются большей порядочностью и мягкостью, чѣмъ пріемы ихъ собратьевъ по профессіи — мужчинъ. Къ сожалѣнію, крайняя узость интересовъ этихъ людей и спеціализація ихъ дѣятельности исключительно на торговлѣ лишаетъ ихъ въ культурномъ отношеніи всякаго положительнаго значенія для края. Нельканъ ничего не производитъ. Онъ только посредничаетъ и барышничаетъ. Хлѣба здѣсь не сѣютъ, огородныхъ овощей также. При существованіи станковъ на лѣвомъ берегу были пашни, но теперь заросли лѣсомъ. Заниматься земледѣліемъ нѣтъ никакого расчета, разъ есть дѣло болѣе легкое и въ тоже время гораздо болѣе прибыльное. Рогатаго
скота во всемъ Нельк. 3 коровы. Вслѣдствіе недостатка сѣна предпочитаютъ держать лошадей [4], которые остаются здѣсь на подножномъ корму и продолжаютъ жирѣть на травѣ сибикте [5] до половины ноября. Лошади идутъ на мясо и на перевозку вьючнымъ способомъ запоздалыхъ чаевъ отъ тѣхъ пунктовъ, откуда стаявшій уже снѣгъ дѣлаетъ дальнѣйшую ѣзду на нартахъ не возможной.
[4] До 40 рабочихъ, у одной довѣренной есть штукъ 50 оленей.
[5] Видъ хвоща.
На основаніи правилъ о продажѣ населенію сѣверныхъ округовъ Приморской и Якутской областей предметовъ продовольствія, пороха и свинца, въ Нельканѣ имѣется казенный хлѣбный магазинъ, соляная стайка и пороховой погребъ. Эти продукты доставляются сюда изъ Владивостока черезъ Аянъ. Выдача мѣстному населенію ссудъ изъ казеннаго магазина допускается лишь цѣлому инородческому обществу подъ ихъ круговою порукою въ исправной уплатѣ долга при первомъ сборѣ ясака. Отдѣльнымъ лицамъ продукты отпускаются не иначе, какъ на наличныя деньги или за бѣлку по казенной оцѣнкѣ (въ настоящее время 24 к. шкурка). Мука (ржаная) продается 3 р. 50 к. за пудъ, соль — 2 р. пудъ, 1 ф. пороху и 1 ф. свинцу („пара“) 1 р. 20 к. Муки ежегодно доставляется въ складъ 50 п. Изъ нихъ 24 п. идетъ на пайковое довольствіе вахтеру, для инородцевъ остается всего 26 п., — количество, далеко неудовлетворяющее всѣхъ нуждающихся при недостаткѣ въ пищѣ, испытываемомъ обыкновенно тунгусами къ концу зимы. Запасный магазинъ истощается въ это время очень скоро, и голодающій тунгусъ вынужденъ обращаться къ торговцу, который, пользуясь отсутствіемъ конкуренціи казеннаго хлѣба, подымаетъ цѣну на свой. — Въ іюлѣ (1894 г.) въ наличности имѣлось соли около 50 п., пороху 6 п. и свинцу — 5 п.; муки совсѣмъ не было, и самъ вахтеръ оставался безъ пайка пятый мѣсяцъ. Хлѣбъ вышелъ еще въ февралѣ, а новый запасъ можетъ быть полученъ не ранѣе октября или ноября. Во время нашего пребыванія въ Нельканѣ была полная безхлѣбица, и намъ пришлось оставить мѣстнымъ жителямъ 12 пудовъ взаймы до прихода товарныхъ лодокъ. — Всего пороха полагается 18 п. и свинцу 36 п. По заявленію вахтера и бывшаго старосты наслега этого количества оказывается недостаточно для зимняго промысла тунгусовъ, и это обстоятельство неблагопріятно отражается на добычѣ бѣлки, а слѣдовательно — и на ясачной платежности населенія. У купца, конечно, можно достать, но только тѣмъ, которые обязуются доставлять всю добытую пушнину ему.
Храненіемъ и отпускомъ продуктовъ завѣдуетъ вахтеръ, пятидесятникъ Якут. казачьяго полка. Въ этомъ собственно и заключаются его обязанности, но за отсутствіемъ въ краѣ другихъ властей [6] окружное полицейское управленіе поручаетъ ему исполненіе и полицейскихъ функцій. Мало того, ему приходится фигурировать и въ еще болѣе несвойственной его званію роли. Такъ, онъ креститъ младенцевъ въ томъ случаѣ, если ребенокъ заболѣетъ, и родители не хотятъ, чтобы онъ умеръ не крещеннымъ [7]. Однажды вахтеръ былъ позванъ для освященія брака, и онъ счелъ возможнымъ не отказаться отъ этого, потому что, какъ объясняетъ онъ, „случай былъ не вполнѣ христіанскій“. У тунгуса хворала жена; ему надоѣло ждать ея смерти, да и хозяйство безъ хозяйки приходило въ разстройство. Онъ высваталъ себѣ другую жену, заплатилъ калымъ и привезъ ее въ свою урасу. Старая жена жила еще нѣсколько мѣсяцевъ при молодой и, по словамъ разсказчика, относилась весьма одобрительно къ поступку мужа.
[6] Засѣдатель (2-го участка) живетъ за 800 верстъ въ Амгинской Слободѣ.
[7]Священникъ, почти круглый годъ разъѣзжающій по своему необъятному приходу, бываетъ въ Нельканѣ къ Пасхѣ. Совершать во время крещеніе, браки и хоронить умершихъ онъ, конечно, не имѣетъ никакой возможности. Случается, что заболѣвшій, не желая умирать, не исповѣдавшись, посылаетъ родственника къ батюшкѣ „за поясомъ“. Больной долженъ произнести покаяніе въ грѣхахъ, опоясавшись батюшкинымъ поясомъ и черезъ это получаетъ отпущеніе. Если надъ умершимъ хотятъ совершить отпѣваніе, везутъ комокъ земли съ могилы къ священнику: послѣдній совершаетъ молитвословіе, и комокъ возвращается обратно на могилу. Разсказанные мнѣ случаи этого рода относятся, впрочемъ, ко времени предыдущаго священника. Бывали-ли подобные примѣры въ служеніи о. Василія М—ва, мнѣ, къ сожалѣнію, освѣдомиться у него не удалось.
Весной къ Пасхѣ въ Нельканъ съѣзжается до 100 и болѣе тунгусовъ на „ярманку“, которая вмѣстѣ съ тѣмъ является „сугланомъ“, т. е. собраніемъ родовичей для рѣшенія общественныхъ вопросовъ и выбора должностныхъ лицъ. Тутъ же происходятъ сдѣлки по подрядамъ на перевозку чаевъ будущей зимой, взносъ ясака и расплата съ долгами пушниной, (бѣлка, лисица, медвѣжья шкура, ровдуга и въ небольшомъ количествѣ горностай) значительная часть которой пропивается и проигрывается въ карты.
Для дальнѣйшаго путешествія намъ нуженъ былъ подходящій человѣкъ въ качествѣ проводника. Въ Нельканѣ проживаетъ 90 лѣтній старикъ тунгусъ Данило. Онъ работалъ при проведеніи пути Гос. Ам. К° и извѣстенъ своего рода подвигомъ: строитель подрядчикъ вызвалъ охотниковъ встащить на высокую крутую скалу (Бамъ-Тасъ) тяжеловѣсный крестъ и водрузить на ея вершинѣ. Данило взялся сдѣлать это одинъ и, не смотря на то, что подъ конецъ восхожденія у него носомъ и ртомъ хлынула кровь, успѣшно выполнилъ задачу. Генералъ Свѣтлицкій разспрашивалъ его, какъ хорошо знающаго мѣстность, о разныхъ путяхъ между Нельканомъ и Аяномъ. Но теперь старикъ на столько одряхлѣлъ умственно и физически, что бесѣда съ нимъ не дала намъ никакихъ полезныхъ указаній. Слѣпой, бездомный, прокармливающійся изъ милости у мѣстныхъ жителей, онъ не имѣетъ семьи и никогда не былъ женатъ. На вопросъ: почему? отвѣчалъ: „я худой человѣкъ и не въ состояніи былъ-бы прокормить жену и дѣтей“ [8]. Другой рекомендованный намъ тунгусъ Иванъ Антоновъ, нарочно вытребованный нами съ Ватанги, также не могъ сообщить намъ ничего интереснаго, такъ какъ бывалъ только по двумъ давно извѣстнымъ переваламъ. Онъ указалъ на Василія Карамзина, который, кочуя съ своимъ оленьимъ стадомъ по Джугджуру, лучше чѣмъ кто либо знаетъ мѣста по этому хребту. Въ такомъ-же смыслѣ отзывались о немъ и русскіе Нельканскіе обыватели. Въ настоящее время Карамзинъ кочуетъ по ту сторону Джугджура, но гдѣ его разыскивать, объ этомъ можно было узнать только въ Аянѣ, куда мы и рѣшили отправиться, чтобы ознакомиться прежде всего съ состояніемъ старой дороги. — Мѣстомъ склада нашей провизіи и прочей клади мы избрали указанный намъ опустѣлый балаганъ по р. Челасинъ, почти на половинѣ пути между Нельканомъ и Аяномъ. Со стороны людей въ этой пустынѣ не могло быть ни малѣйшей опасности, но мы предпочли закрытое помѣщеніе въ видахъ большей сохранности продуктовъ отъ медвѣдей, отъ которыхъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ сильно пострадалъ г. Баллотъ, странствовавшій здѣсь въ поискахъ за золотомъ. Онъ устроилъ складъ своей провизіи на помостѣ, укрѣпленномъ на высокихъ столбахъ. Медвѣди ухитрились расшатать столбы, помостъ обрушился и всѣ продукты или были уничтожены, или приведены въ совершенно негодное къ употребленію состояніе. Мука, сухари, сахаръ, чай, жестянки съ консервами и т. д. — ничто не осталось нетронутымъ: все было съѣдено, разсыпано, разломано и разбросано.
[8] „Минъ кугаганъ кигибинъ кыяанъ итемъ суга эте оіохпунъ огобунъ“.
По дальнѣйшему плану экспедиціи В. Е. Гориновичъ, имѣя при себѣ казака и трехъ рабочихъ при двухъ лошадяхъ, долженъ былъ пройти старый путь полуинструментальной съемкой (съ цѣпью и гоніометромъ). Осипову съ однимъ рабочимъ была поручена перевозка клади на Челасинъ съ тѣмъ, чтобы по окончаніи этого дѣла, оба они присоединились къ партіи В.Е.Г. П.А. Сикорскій и я съ казакомъ и двумя рабочими при шести лошадяхъ отправлялись на изслѣдованія уже извѣстныхъ и розыски новыхъ переваловъ. 26 Іюля мы переправились на лѣвый берегъ, гдѣ уже двое сутокъ наши кони стояли привязанными на выстойкѣ. Кромѣ шести нашихъ собственныхъ, купленныхъ по пути до Усть-Маи [9] и пригнанныхъ въ Нельканъ на 9 дней раньше нашего прибытія, мы наняли здѣсь 8 лошадей по 25 р. за все время предстоящаго путешествія. Нельканскія лошади, крупныя и жирныя, все лѣто прогулявшія въ тайгѣ на подножномъ корму, прежде чѣмъ пойти подъ вьюками, должны были подвергнуться трехъ-дневной голодовкѣ. Во всей якут. обл. выстойка коней считается обязательной; зимой передъ далекимъ путешествіемъ ихъ держатъ на привязи по пяти, шести дней, подбрасывая лишь на ночь по небольшому клочку сѣна. Къ выстойкѣ въ нѣсколько часовъ прибѣгаютъ также на ночлежной стоянкѣ, прежде чѣмъ подпустить коня къ корму. Такая система обращенія съ лошадьми объясняется отчасти характеромъ якутскаго скотоводства. Кобылицы никогда не употребляются для ѣзды. Онѣ весь вѣкъ свой проводятъ съ жеребцомъ на свободѣ. Въ прирученіи вылавливаемаго изъ табуна молодого коня къ домашнимъ работамъ наслѣдственность не имѣетъ, такимъ образомъ, почти никакого значенія. Все дѣло сводится къ одной лишь дрессировкѣ. Внѣ работы якутская лошадь поэтому чрезвычайно быстро дичаетъ. Чтобы смирить ее, сдѣлать опять возможной къ ѣздѣ, ничего не остается, какъ проморить ее нѣсколько дней голодомъ. Но этотъ пріемъ получаетъ смыслъ не только, какъ средство обузданія; онъ необходимъ и въ предупрежденіе порчи животнаго: лошадь — и въ особенности сытая, взятая въ работу безъ выстойки или безъ надлежащей выстойки подпущенная къ корму послѣ ѣзды, болѣетъ, становится слабосильной, сильно потѣетъ и быстро устаетъ. — Вьюки наши состояли изъ обычныхъ, употребляемыхъ въ якутской области для перевозки клади принадлежностей: деревянные узкіе высокіе ящики, обтянутые кожей, кожаныя сумы и переметы и большія деревянныя фляги на 2½ пуда топленаго масла каждая. Сверхъ того, „на прикладъ“ для уравновѣшенія груза шли постели, палатки, инструменты. Все это, упакованное въ расчетъ отъ 6 до 8 п. на лошадь и увязанное ремнями, прицѣпляется на петляхъ къ вьючнымъ сѣдламъ, называемымъ по-якутски хонхо́. Потники (бото́), въ родѣ русскихъ соломенныхъ матицъ, приготовляются изъ особой весьма крѣпкой, тонкой и мягкой травы няльбяхта [10] растущей на кочкахъ и считающейся самымъ плохимъ кормомъ для скота. — Послѣ многочасовой и нелегкой возни съ навьючиваніемъ одичалыхъ коней мы, наконецъ, распростились съ В. Е., который уже принялся за работу, обучая своихъ сподручныхъ, какъ тянуть цѣпь, втыкать шпилки, провѣшивать и т. д.
[9] У якутовъ на станкахъ отъ 35 до 45 р.
[10] Hordeum jubatum (?).
Мы двинулись мѣшанымъ лѣсомъ по усѣянной каменьями и заросшей травой тропѣ: я и П. А., сидя на высокихъ, съ непривычки крайне неудобныхъ широкихъ якутскихъ сѣдлахъ, а наши спутники — по способу пѣшаго хожденія, ведя вьючныхъ коней на поводу. У Нелькана лѣвобережныя горы уходятъ далеко въ сторону; подъемъ на хребетъ начинается верстъ черезъ пять и тянется изломанной линіей версты четыре. Болѣе крутой спускъ по юго-восточному его склону устланъ недавно ремонтированной жердевой настилкой, которая подходитъ къ достаточно сохранившемуся мосту, проложенному черезъ узкую болотистую долину съ изливающейся по ней рѣчонкой Малый Доннахъ [11]. Тронувшись въ 6 час. по полудни, въ этотъ день мы сдѣлали какихъ нибудь 7—8 верстъ. Два коня никакъ не хотѣли примириться съ непріятнымъ ощущеніемъ тяжелой ноши на спинѣ; то и дѣло они принимались урусить, сбрасывали съ себя вьюки, вырывались изъ рукъ рабочихъ и смирились только тогда, когда ихъ стали тянуть, захвативъ узломъ повода за верхнюю губу. Ночь (на 28 іюля), проведенная на открытомъ воздухѣ, оставила по себѣ не добрыя воспоминанія: кажется, еще не приходилось выдерживать нападенія такой массы свирѣпыхъ комаровъ; ни тюлевая сѣтка, ни тщательная закупорка въ одѣяла не помогали. Только подъ утро разогналъ ихъ внезапно ударившій морозъ, заставившій насъ сильно продрогнуть. Вставши въ 5-мъ часу, мы нашли воду въ котлѣ покрытой льдомъ въ сантиметръ толщиною.
[11] Лѣвый притокъ Маи.
Мѣстность къ востоку отъ рѣки Маи представляетъ постепенно подымающуюся къ Джугджуру гористую поверхность, изрѣзанную множествомъ рѣчекъ, бурно текущихъ по каменистымъ русламъ въ узкихъ болотистыхъ долинахъ. Вслѣдствіе этого дорога, или, вѣрнѣе, жалкіе остатки вьючнаго пути, проведеннаго въ началѣ 50-хъ годовъ Россійско-Американской Компаніей, пролегаетъ по непрерывно чередующимся спускамъ и подъемамъ. Нѣкоторые изъ нихъ по своей крутизнѣ крайне утомительны и нерѣдко превращены въ глубокія рытвины, тянущіяся на протяженіи цѣлыхъ верстъ. Дорога идетъ по каменистому грунту, большей частью совершенно обнаженному размывами и лишь кое гдѣ прикрытому ничтожнымъ пластомъ глинистой, изрѣдка песчаной почвы. Мосты и жердевая настилка или разрушены водой, или сгнили. Черезъ рѣчки переправляются вбродъ, а по болотамъ пришедшія въ невозможное состояніе гати обходятъ стороной. Просѣка, болѣе или менѣе уцѣлѣвшая среди крупнаго лѣса по мелколѣсью заросла на столько, что дорога сохраняется лишь въ видѣ едва замѣтной тропы. Почти въ каждой рѣчной долинѣ дѣло не обходится безъ приключеній: проваливающіяся лошади мѣстами не въ силахъ выкарабкаться изъ трясины безъ помощи людей, которымъ приходится самимъ перетаскивать на себѣ вьюки. Причины такого состоянія дороги заключаются въ полномъ пренебреженіи самыхъ элементарныхъ требованій дорожнаго искусства, а также въ матерьялѣ, каковымъ вездѣ при ея построеніи служило дерево, вмѣсто по всюду имѣющагося въ изобиліи камня. Вотъ почему и ремонтировочныя работы (брошенныя на 11-й верстѣ отъ Нелькана [12], произведенныя всего четыре года тому назадъ на средства якутскаго купечества, оказались безполезными; два вновь построенные моста подняты водой и цѣликомъ снесены въ сторону, а бревна настилокъ, не очищенныя отъ корья, уже начинаютъ гнить и проваливаются подъ ногами коней. Единственнымъ, обѣщающимъ долговѣчную прочность, памятникомъ этихъ работъ остается прибитая къ лиственницѣ [13] доска въ выжженной на ней краснорѣчивой надписью, которую не лишнее будетъ здѣсь привести: „Пріидите странствующіе и блуждающіе къ сей пути и найдете себѣ спасеніе. Сія путь не мало приняла нашего человѣческаго труда, и печально мѣсто отягощало насъ своею тяжелой, сырой и пасмурной погодой. Не знали и не радовались къ приходящимъ великимъ праздникамъ, только и радовалъ насъ вечерній звонокъ колокола, который придавалъ намъ радость и отдыхъ въ ночной тиши. Сей вечеръ дожидали съ отрадой, какъ приходу великому празднику, 1890 года. Сентября 1 дня“ [14].
[12] И на 6-й отъ Аяна.
[13] У дороги, почти на серединѣ длины накатника черезъ долину р. Доннахъ.
[14] Работы производились подъ наблюденіемъ мѣщанина г. Якутска Охлопкова два года, съ мая по октябрь включительно. Первый годъ работало 60 чел., второй — 140. Большинство состояло изъ амгинскихъ крестьянъ и якутовъ. Изъ 29 ссыльныхъ 1 умеръ, и остальные разбѣжались. (Разспросныя свѣдѣнія).
Обрывки веревокъ, китайскіе плетеные камышевые ящики, оленьи рога, обломки нартъ — все это свидѣтельствуетъ, что мы идемъ по чайной дорогѣ. Время отъ времени попадаются остовы урасъ, состоящіе изъ конусообразно установленныхъ жердей; около нихъ на сучьяхъ деревьевъ навѣшены цѣльныя и полуизломанныя нарты. Подобное мѣсто означаетъ, что съ этого пункта санный путь прекращался, чайный грузъ поэтому подвергался переупаковкѣ для дальнѣйшаго слѣдованія вьючнымъ способомъ частью на оленяхъ (по 2—2½ пуда), частью на лошадяхъ (по 6 пудовъ).
Въ тайгѣ господствуютъ хвойные виды: преимущественно лиственница, затѣмъ ель — въ низкихъ мокрыхъ мѣстахъ, сосна на вершинахъ холмовъ и изрѣдка стелющійся кедровникъ [15] съ мелкими созрѣвающими уже шишками. Попадается также крупный, толстоствольный можжевельникъ [16], хвою котораго инородцы подмѣшиваютъ для аромата къ курительному табаку. Изъ лиственныхъ деревьевъ часто встрѣчается ольха, осина, тополь, рябина и тонкая низкорослая береза. Благодаря каменистому грунту съ глинистымъ или суглинистымъ надслоемъ всего въ четверть и не болѣе двухъ толщиной, корни обыкновенно распространяются горизонтально, охватывая своимъ полуобнаженнымъ переплетомъ огромное пространство вокругъ основанія ствола. Не обладая, вслѣдствіе этого крѣпкой устойчивостью, дерево легко валится бурей, и мы постоянно натыкаемся на вырванныя съ корнемъ массивныя лѣсины, загораживающія намъ путь. Иногда господствующая надъ окрестностью вершина холма вся усѣяна павшими деревьями, и вывороченныя саженей до двухъ въ діаметрѣ сѣтки корней не оставляютъ никакого сомнѣнія о причинѣ такого опустошенія. Изъ ягодныхъ растеній, кромѣ всюду зеленѣющей, съ еще несозрѣвшими ягодами, обыкновенной брусники, бросается въ глаза красная ягода вороньей брусники (турахъ-улахъ-отону [17], голубица (сугунъ) и изрѣдка княженика (кись-тингилеге — что значитъ соболья пятка). Но характернымъ растеніемъ является мохъ многоволосникъ; онъ устилаетъ на четверть и болѣе толстымъ ковромъ не только низины, но и склоны холмовъ, препятствуя испаренію почвенной влаги и способствуя тѣмъ образованію топей и мокрыхъ мѣстъ. Животный міръ почти не подаетъ никакихъ признаковъ жизни. Пернатыя удалились въ чащу для вывода птенцовъ и линянія, четвероногія распугиваются звономъ колокольцевъ и шаркунцовъ нашихъ коней. И если случится за цѣлый день услышать звукъ птицы или быстро взбѣгающаго по лѣсинѣ бурундука, мы всѣ обращаемъ на это вниманіе, какъ на нѣчто необычное. Однако, край этотъ не даромъ слыветъ медвѣжьимъ царствомъ; свѣжіе слѣды звѣря попадаются постоянно: то калъ, состоящій исключительно изъ кедровыхъ орѣховъ и голубицы, то отпечатки ногъ, чрезвычайно похожіе на человѣческую ступню, то разрытая муравьиная куча.
[15] Балбыкта по-якутски (pinus pumila).
[16] Кытынъ-оть по-якутски (luniperus communis).
[17] Arcotostaphylos alpina.
29-го іюля мы болѣе или менѣе счастливо перебрались черезъ Маильскую тундру. Говорю „счастливо“ потому, что проѣзжавшій здѣсь недѣли за двѣ ранѣе насъ одинъ нельканскій житель потерялъ на ней свою лошадь. Стараясь выкарабкаться изъ трясины съ вьюкомъ на спинѣ, она сломала себѣ позвоночникъ, и теперь валяются лишь ея кости, обглоданныя и разбросанныя медвѣдями. Это самое „гиблое“ мѣсто по своей топкости и значительному разстоянію (1 вер. и 50 саж.). Обойти его негдѣ: широкая долина, которую необходимо пересѣчь, представляетъ сплошной бадаранъ, поросшій мелколѣсьемъ и замаскированный мхомъ. Нѣкогда здѣсь былъ проложенъ накатникъ, нынѣ сгнившій и разметанный разливами. Мы разбрелись въ разныя стороны, разыскивая, каждый въ отдѣльности, сколько нибудь возможные проходы. Гуськомъ идти по бадарану хуже. Тамъ, гдѣ передовой конь кое какъ проскочитъ по цѣлинѣ, задній по тому же слѣду обязательно провалится. Мы съ П. А. ушли впередъ, конечно, пѣшкомъ, послѣдній — ведя своего верхового коня на поводу, а я — отпустивъ своего на свободу. Этотъ конь, скоро привыкшій ко мнѣ и слѣдовавшій за мной, какъ собака [18], отличался замѣчательной способностью выбирать удобопроходимыя мѣста по болотамъ, но и онъ то и дѣло тонулъ по брюхо въ трясинѣ, изъ которой выбирался лишь послѣ отчаянныхъ порывистыхъ усилій. Вымокшіе и выбившіеся изъ силъ, мы дотащились до Маиля. Мелкая, немного выше колѣнъ, рѣчка, всего саж. 5—6 ширины, шумно бурлитъ по валунамъ, устилающимъ ея дно. Перешедши ее вбродъ — что я сдѣлалъ, держась за хвостъ своего коня, чтобы не быть сбитымъ съ ногъ быстриной, снова попали въ бадаранъ, по которому, послѣ многократныхъ проваловъ и прыжковъ съ кочки на кочку, достигли, наконецъ, суши. Снявъ переметы и разсѣдлавъ измученныхъ коней, спѣшимъ развести костеръ и обсушиться. Но отставшіе рабочіе что то долго не показываются. Отправляемся узнать, что съ ними; встрѣчаемъ обливающагося по́томъ, раскраснѣвшагося казака Жиркова, съ ящикомъ на спинѣ. Оказалось, что вьючныя лошади провалились такъ глубоко, что не въ состояніи вытащить на себѣ вьюковъ; нужно было поснимать съ нихъ кладь и по частямъ переносить ее черезъ бадаранъ на рукахъ. Три часа длилась эта исторія, и только подъ вечеръ мы могли приняться за пищу и успокоить такимъ образомъ, какъ выражаются якуты, давно говорившее брюхо [19]. Починивъ лопнувшія подпруги и порвавшіеся повода, рабочіе легко забыли всѣ злоключенія и со смѣхомъ вспоминали за чаемъ критическія положенія, въ которыя каждому изъ нихъ не разъ довелось попадать. Этотъ отвратительный (,,кусагонъ“) Маиль нѣсколько сѣвернѣе сливается съ Хатынахъ-Маилемъ [20] и подъ общимъ именемъ впадаетъ съ лѣвой стороны въ Челасинъ. Переваливъ черезъ ихъ водораздѣлъ, подходимъ къ высокой лысой горѣ, за которой сближаются вершины Maиля и Игникана. Первый пошелъ на С. В., второй — на С. С. 3., чтобы соединиться съ Маей.
[18] Тѣмъ не менѣе онъ неизмѣнно старается укусить меня, когда я стягиваю его брюхо подпругой или закладываю ногу въ стремя, чтобы вскочить на сѣдло. Эта скверная манера у якутской верховой лошади встрѣчается очень часто.
[19] Брюхо капсѣ — употребляется въ смыслѣ: я голоденъ.
[20] Хатынахъ значитъ березовый, т. е. съ берегами, поросшими березнякомъ.
Мы проходимъ не болѣе 25—27 верстъ въ день. Останавливаемся на ночлегъ то еще до заката солнца, то уже въ темнотѣ, смотря потому, гдѣ встрѣтимъ подходящее кормовище и воду. При плохой травѣ отпускаемыя на волю лошади уходятъ далеко въ поискахъ за хорошимъ кормомъ, и на утро приходится терять много времени на ихъ розыски.
30-го іюля послѣ морозной ночи мы подошли къ Аимчану [21] (77 вер.), одной изъ наиболѣе значительныхъ рѣчекъ по пути, шириной саж. 25. Найдя мелкое мѣсто, мы перешли ее въ бродъ по перекату, не замочивши вьюковъ, и вступили въ аимчанскую тундру, по которой на разстояніи 250 саж. тянутся остатки разрушеннаго накатника. Благодаря сухому лѣту мы здѣсь не испытали никакихъ особенныхъ затрудненій и во всякомъ случаѣ гораздо меньшія, чѣмъ по инымъ ничтожнымъ рѣченкамъ, каковы, напримѣръ, пять или шесть такъ наз. Варнаковъ между 40-й и 50-й вв. отъ Нелькана. Перебравшись черезъ бадаранъ по толстому слою краснаго и желтаго мха, а мѣстами по густой мелкорослой заросли ерника, подымаемся на холмъ, съ вершины котораго изъ-за зеленыхъ челасинскихъ горъ передъ нами показались сѣрыя мрачныя громады Джугджура. Это уже настоящія горы — съ общимъ видомъ, напоминающимъ дикія мѣста Швейцаріи. Отсюда спускъ ведетъ въ широкую (около 2-хъ в.) долину Челасина, гдѣ на 104 в., не доходя версты 1½ самой рѣки, мы покидаемъ такъ наз. казенную дорогу, направляющуюся на перерѣзъ рѣки и сворачиваемъ вверхъ ея теченія на югъ. Это путь къ Быранджійскому перевалу, по которому уже лѣтъ 15 какъ совершается передвиженіе всѣхъ чайныхъ грузовъ. Здѣсь болѣе явственные слѣды ѣзды, чѣмъ по казенному совершенно заросшему пути. Чтобы задняя партія не сбилась съ своего направленія, мы ставимъ на поворотѣ крестъ съ пояснительной запиской для В. Е., вложивъ ее въ конвертъ изъ бересты. Пройдя около одной версты вглубь тайги, мы нашли два балагана, построенные срубомъ; одинъ изъ нихъ съ уцѣлѣвшими дверями и потолкомъ былъ избранъ нами для склада провизіи, о чемъ Осиповъ долженъ былъ узнать по надписи на свѣжемъ затесѣ лѣсины. По барометрическимъ даннымъ приблизительная абсолютная высота настоящаго пункта 525 метр. Далѣе за этими балаганами всякіе признаки дороги исчезаютъ, такъ какъ зимой ѣздятъ по льду Челасина. По его берегамъ и по островамъ между протоками появляется высокій массивный душистый тополь, какой до сихъ поръ по пройденнымъ рѣчкамъ не встрѣчался. Лиственница и ель становятся замѣтно крупнѣе, но послѣдняя часто обезображена увѣшивающимъ ее сверху до низу блѣдно-зеленымъ паклевиднымъ лишайникомъ, отъ котораго дерево погибаетъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ засыхаетъ, чернѣя, и самъ паразитъ. Встрѣчавшіяся и раньше на лиственницѣ выпяченія ствола въ формѣ бородавки [22] достигаютъ здѣсь болѣе аршина въ діаметрѣ. Вывороченные корни павшихъ лѣсинъ обнаруживаютъ грунтъ изъ довольно обточенной и, слѣдовательно, наносной гальки, покрытой четверти на двѣ сначала глиной, а сверху растительнымъ перегноемъ. По склонамъ холмовъ желтѣютъ пятна до сихъ поръ рѣдко попадавшагося ягеля. Мы переходимъ на правый берегъ рѣки и приближаемся къ новому, хорошо отстроенному, крытому тесомъ русскому дому, видъ котораго, замелькавшій изъ-за деревьевъ въ этой глухой тайгѣ, производитъ впечатлѣніе чего то волшебнаго, вызывая въ памяти обрывки какихъ то слышанныхъ въ дѣтствѣ сказокъ. Онъ принадлежитъ якуту багаянтайскаго улуса То́кую, простому рабочему въ Аянѣ при P. А. К., разбогатѣвшему потомъ на перевозкѣ чаевъ. Домъ запертъ, окна заколочены досками; хозяинъ живетъ въ немъ только зимой, а лѣтомъ кочуетъ съ своими оленями по приморскимъ склонамъ Джугджура. Рѣка бурлитъ здѣсь съ шумомъ, далеко еще привлекавшимъ наше вниманіе. На половину обсохшее русло, саж. въ 50 ширины, усѣяно массой огромныхъ лѣсинъ — вещественныя доказательства ея разрушительной дѣятельности въ пору разлива. Отъ дома То́куя проторенная оленья тропа идетъ вглубь тайги, подымаясь по склону горы по мокрой, засоренной валежникомъ почвѣ. На ночлежномъ привалѣ (31-го іюля) вер. въ 7 отъ д. То́куя, посреди небольшой лужайки, окруженной непроглядной стѣной высокихъ темныхъ елей, я взобрался на сосѣднюю сопку. Гора покрыта отсыпью, кое-гдѣ заросшей жиденькимъ брусничникомъ. По нижнему поясу склона валяются обгорѣлые змѣевидные стволы кедровника толщиной до четверти въ діаметрѣ. Дальше къ вершинѣ начинается молодая поросль этого сланника, дающая уже вполнѣ развившіяся шишки. Заостренная гребнемъ голая вершина состоитъ изъ каменныхъ глыбъ почернѣвшаго песчанника, между которыми словно нарочито вдвинута уцѣлѣвшая отъ пожарища одинокая лиственница. Передъ мною разстилалась верстъ на 25 долина Челасина. Солнце не совсѣмъ еще скрылось за противуположнымъ хребтомъ. Красивая лента долины съ темными пятнами елей по свѣтло-зеленому лиственичному фону, съ просвѣчивающими порою серебристыми полосками рѣки, вьется въ узкой ложбинѣ, окаймленной высокими, на половину почти обнаженными хребтами. Видимая для меня западная ихъ цѣпь прерывается четырьмя распадками; по одному изъ нихъ нѣсколько южнѣе моего наблюдательскаго поста врывается въ Челасинъ значительный притокъ его Архай. Къ С. В. перспективу замыкаютъ мрачные великаны Джугджура. Ни гдѣ никакихъ признаковъ живого существа: камень, лѣсъ, да глухой рокотъ сердитой рѣки. 7 час. 51 мин., барометръ показываетъ, при Т. 17° С., — 680. Послѣдніе лучи померкли; какъ то быстро стало темнѣть. Рабочіе пугали возможностью встрѣчи съ медвѣдемъ, любителемъ кедровыхъ орѣховъ, и я поторопился спуститься внизъ. Вылетавшія изъ глубины чащи искры отъ нашего костра указывали мнѣ б. или м. прямое направленіе. Черезъ 16 минутъ скорѣе бѣга, чѣмъ быстрой ходьбы, я былъ у подошвы. Б. 691. Т. 18° С. Слѣдовательно, относительная высота этой сопки около 137 метровъ.
[21] Также лѣвый притокъ Челасина.
[22] Изъ этихъ наростовъ вытачиваютъ посредствомъ изогнутаго ножа чашки („кытыя“ по-якутски).
Проведя ночь на мягкомъ сыромъ мху, на который нужно было настлать толстый слой еловыхъ вѣтокъ, чтобы не промочить постелей, мы двинулись подъ правобережной горной цѣпью въ разсчетѣ попасть въ распадокъ Быранджы. Путаясь съ права на лѣво въ густой заросли, мѣстами прочищая себѣ путь топоромъ, спускаясь съ обрывистаго берега къ рѣкѣ и идя по скользкой галькѣ ея русла, переходя съ протоки на протоку часто по колѣни и выше въ водѣ, мы проколесили такимъ образомъ до полудня и остановились, наконецъ, въ недоумѣніи: находимся ли мы уже на Быранджѣ или все еще на Челасинѣ. Между Петромъ и Тимофеемъ возникъ на этотъ счетъ споръ; они рѣшили взобраться на возвышенность, чтобы съ высоты обозрѣть мѣстность. Мы обратили вниманіе, что до сихъ поръ зеленая галька дна рѣки (порфиритъ, мраморъ) смѣнилась свѣтлыми цвѣтами съ преобладаніемъ розоваго; и дѣйствительно въ результатѣ рекогносцировки Петръ оказался правымъ: мы вышли въ долину Быранджы. Оба рабочіе ѣздили здѣсь только зимой съ чайными обозами русломъ рѣки, и немудрено, если лѣтомъ въ гущинѣ лѣса, черезъ который, какъ поется въ пѣснѣ, „не пройти, не проглянуть“, они не могли оріентироваться сразу. Продолжаемъ плестись черепашьимъ шагомъ то по островамъ между протоками, то, если растительность не давала прохода, прямо водой. Лошади съ чрезвычайной осторожностью ступаютъ по мокрымъ отполированнымъ камнямъ дна, а въ заросли постоянныя остановки, то для того чтобы очистить отъ вѣтвей лежащую поперегъ дороги лѣсину, то наладить зацѣпившійся о дерево и съѣхавшій на брюхо коня вьюкъ, то связать лопнувшую подпругу. Въ водѣ мелко, но — водовороты, быстрины и то и дѣло измѣняющіеся уклоны русла. Такого пути мы сдѣлали за цѣлый день не болѣе 10—12 верстъ. Рѣка, разбившаяся на нѣсколько узкихъ протокъ, течетъ въ тѣсной глубокой лощинѣ саж. 200, много — ½ версты шириной. Древесная и травянистая растительность пріобрѣтаетъ болѣе роскошный видъ: ели въ аршинъ въ діаметрѣ, тополь и того толще; ерникъ на столько густъ, толстъ и высокъ, что пробраться сквозь него невозможно безъ топора; кусты жимолости въ ростъ человѣка съ крупными, но горьковатыми ягодами. Изрѣдка попадающіяся лужайки поросли пышнымъ пыреемъ (ыэлонгъ по-якут.), перемѣшаннымъ съ лиловыми цвѣтами курумъ — травы [23], охотно поѣдаемой лошадьми. По склонамъ горъ, въ особенности въ падяхъ, разбросанный островками оленій мохъ становится обычной растительностью. Чѣмъ далѣе, тѣмъ долина все болѣе съуживается. Съ стѣснившихъ рѣку голыхъ сопокъ сбѣгаетъ множество явныхъ и скрытыхъ ручьевъ, заглушающихъ своимъ шумомъ звонъ колокольцовъ и бубенчиковъ.
[23] Epilobium angustifolium.
Мы у урасы Карамзина (2-го августа), покрытой лиственничнымъ корьемъ, гдѣ обыкновенно обозы, переваливши съ той стороны Джугджура, останавливаются для кормежки оленей. Она стоитъ на уровнѣ вчерашней сопки, слѣдовательно на разстояніи 15—17 верстъ мы поднялись приблизительно всего лишь на 65 саженъ. Высота пней деревьевъ, срубленныхъ для свободнаго проѣзда нартъ, указываетъ на глубину выпадающихъ здѣсь снѣговъ, достигающую до 2-хъ арш. У урасы раздавшаяся долина развѣтвляется на два рукава; лѣвый, кажущійся издали узкимъ ущельемъ, ведетъ на С. В. къ перевалу Крестяхъ; мы направляемся по юго-восточному распадку, который черезъ 1½—2 версты съуживается до 50 и до 40 саженъ. Подымаемся русломъ рѣки то по водѣ, то по прибрежнымъ камнямъ, покрытымъ иногда багрово-краснымъ налетомъ, — видъ лишайника, который легко стирается и размѣшанный въ водѣ оставляетъ на бумагѣ красную краску. Черезъ часъ пути отъ урасы (версты 3½) распадокъ превращается въ ложбину отъ 15-ти до 20-ти саж. Древесная растительность исчезаетъ, остается лишь кедровый сланецъ, рѣже ерникъ и еще рѣже мелкій ольховникъ, да кое-гдѣ уродливая карликовая лиственница. Рѣка становится ничтожнымъ ручьемъ, журчащимъ въ узкомъ корытообразномъ вмѣстилищѣ, образуемомъ схожденіемъ двухъ параллельныхъ горныхъ подошвъ. По крутымъ откосамъ еще ютится оазисами жалкій кедровникъ и бѣлѣютъ пятна сѣдого мха. Мѣстами въ морщинахъ залегаютъ полосы снѣга. Я прохожу по сползшей внизъ снѣжной глыбѣ длиною въ 12 саженъ. Снѣгъ слегшійся, плотный и скользкій, точно ледъ. Тутъ же, на разстояніи какого нибудь аршина въ сторону по голому камню растутъ на тонкихъ стебелькахъ бѣлые цвѣточки съ красными пестиками и тычинками. Попадается миніатюрнаго вида обыкновенный щавель. Черезъ 3½ часа ходьбы (14—15 в.) отъ Карамзинской урасы мы выходимъ изъ узкой ложбины на площадку саж. 50—80 ширины, устланную довольно толстымъ моховымъ ковромъ. Площадка замкнута гольцами и прорѣзана множествомъ переплетающихся ручейковъ, которые и служатъ истокомъ рѣчки Быранджы. Влѣво, на сѣверо-востокъ, между гольцами открывается глубокая сѣдловина; мы направляемся къ ней по топкому, мокрому мху и, поднявшись на незначительное возвышеніе, останавливаемся на верхней точкѣ перевала, приблизительная абсолютная высота которой около 956 м. Здѣсь въ груду нарочито сложенныхъ камней воткнутъ колъ, увѣшанный приношеніями путниковъ духамъ въ благодарность за благополучное восхожденіе: пучки волосъ конскаго хвоста, разноцвѣтныя тряпички, нѣсколько мѣдныхъ монетъ и одно серебряное кольцо. Было прохладно и сыро. Вокругъ насъ клубились облака, застилая видъ окружающаго ландшафта. Въ нѣсколькихъ саженяхъ ниже, у подошвы сѣдловины разстилается озеро саж. до 200 длины и отъ 50 до 80 ширины. Мрачно, дико и голо: нигдѣ никакой растительности, кромѣ жалкихъ кустиковъ кедровника, то тамъ, то сямъ пріютившихся по склонамъ скалъ. Съ обѣихъ сторонъ озеро ограждено высокими крутыми гольцами (100—150 с. высоты), подъ отсыпью которыхъ шумятъ многочисленные стекающіе въ него ручьи. Изъ противуположнаго конца озера вытекаетъ рѣчка Нингмагичангъ, черезъ нѣсколько саженъ спускающаяся внизъ ущельемъ, теряясь подъ огромными валунами, загромождающими его дно и образующими уступы до 2 ар. высоты. Эти то валуны, навороченные весеннимъ низверженіемъ воды съ высоты озера, дѣлаютъ лѣтній проходъ здѣсь до крайности затруднительнымъ. Попытка пройти по террассообразному выступу праваго гольца оказалась тщетной: мы наткнулись на почти отвѣсный обрывъ и должны были спуститься въ ущелье, т. е. въ русло рѣки саж. 3—5 ширины. Проходъ здѣсь на разстояніи около версты сопряженъ съ такими мученіями для лошадей, которыя отобьютъ всякую охоту подвергать ихъ вторично такому-же испытанію. Лошадь вынуждена взбираться съ глыбы на глыбу, скользитъ, падаетъ и, наконецъ, останавливается и упорно не хочетъ двигаться дальше. Приходится пускать въ ходъ палку, при чемъ одинъ тащитъ коня на поводу, а другой напираетъ на него руками сзади. Провозившись такимъ образомъ съ каждой лошадью въ отдѣльности, при первой возможности спѣшимъ выбраться изъ этого адскаго мѣста на откосъ праваго берега, но здѣсь скоро встрѣчаемъ непроходимую заросль крупнаго кедровника; прорубить сквозь нее путь оказалось безнадежнымъ дѣломъ, и намъ ничего не остается, какъ снова вернуться въ ущелье. Стараясь обходить валуны по усѣянному болѣе мелкимъ камнемъ откосу лѣваго берега, достигаемъ наконецъ давно манившей насъ внизу зеленой площадки, поросшей березнякомъ и ольховникомъ. Здѣсь, верстахъ въ 2½ отъ озера и метровъ на 300 ниже его уровня мы раскинули свою палатку и провели болѣе сутокъ въ ознакомленіи съ характеромъ этого перевала и его окрестностей. Крутизна спуска съ уклонами въ разныхъ мѣстахъ въ 30° и 35º далѣе отъ нашей стоянки становится менѣе чувствительной и болѣе удобной для ходьбы. По пологимъ скатамъ замыкающихъ долину горъ среди чащи кедровника, смѣняющагося вскорѣ лиственничнымъ лѣсомъ, сдѣлана просѣка. Лошади ступаютъ по плотной мелкой дресвѣ. На 6-й верстѣ стоитъ пустой балаганъ (срубъ), извѣстный подъ названіемъ Аркадіевой юрты, — пунктъ, откуда можно считать начало подъема на перевалъ. Слѣды, оставленные на лѣсинахъ треніемъ полозьевъ нартъ, указываютъ на глубину выпадающаго здѣсь снѣга, доходящаго до 2½ аршинъ. Чѣмъ ниже спускаемся, тѣмъ роскошнѣе кормовища, но еще на 2-й верстѣ отъ вершины появляется сносная травяная растительность, а на мѣстѣ нашей стоянки лошади уже нисколько не испытывали недостатка въ травѣ. За юртой Аркадія долина съуживается; круто спускающіяся горы ограничиваютъ узкую береговую полосу саж. 25 съ одной и до 15 съ другой стороны. Но ближе къ устью долина расширяется до 1 в. Къ хвойнымъ деревьямъ въ изобиліи примѣшивается береза, тополь, осина; лѣсъ до непроходимости засоренъ валежникомъ, и мы идемъ русломъ мелководной рѣки, быстро несущейся по крупнымъ зеленымъ и краснымъ камнямъ (повидимому порфиритъ). Мѣсто сліянія Нингмагичанга съ Альдомой (около 240 метровъ надъ уровнемъ моря) представляетъ обширную ровную, точно искусственно вымощенную камнемъ площадь, перерѣзанную нѣсколькими бурлящими рукавами, на которые разбилось въ эту пору устье рѣки; но весной и въ началѣ лѣта эта площадь превращается въ широкое водное пространство, а зимой здѣсь большія, трудно проходимыя наледи.
Мы провели на Нангмагичангѣ еще однѣ сутки (4—5-е августа), чтобы осмотрѣть два другихъ перевала, пади которыхъ выходятъ въ его долину. Одинъ изъ нихъ на право (къ Югу) привлекъ вниманіе П. А. С—го казавшейся издали пологостью подъема. Но экскурсія, предпринятая имъ въ сопровожденіи Тимофея, показала полную негодность этого ущелья для проѣзда. Оно занято рѣчкой, падающей въ одномъ мѣстѣ совершенно вертикально съ высоты 4—5 саженъ. Благодаря возвышающимся съ обѣихъ сторонъ водопада каменнымъ стѣнамъ, обойти его нѣтъ возможности.
Другой перевалъ на лѣво, къ С. С. В. отъ Нингмагичангскаго, называемый „Крестяхъ“ [24], возвышается надъ уровнемъ устья рѣки на 755 м. [25]. Хотя онъ значительно круче и выше перваго саженъ на 20, но имѣетъ нѣкоторыя свои удобства: тунгусы въ лѣтнихъ перекочевкахъ съ оленями предпочитаютъ этотъ путь, такъ какъ подъемъ здѣсь не представляетъ особенныхъ неровностей, а почва вездѣ плотная, усыпанная мелкой дресвой. Перевалъ этотъ, какъ уже упомянуто выше, ведетъ къ урасѣ Карамзина и сокращаетъ разстояніе отсюда до Альдомы, сравнительно съ Быранджійскимъ направленіемъ, почти вдвое. Сѣдловина его ограничена съ обѣихъ сторонъ гольцами; мы взобрались на западный изъ нихъ, возвышающійся метровъ на 300 надъ уровнемъ перевала. Благодаря крупной остроребристой отсыпи, постоянно сползавшей подъ ногами, предпріятіе оказалось чрезвычайно утомительнымъ. Камень — гранитъ съ примѣсью полевого шпата, обломки котораго въ кулакъ величиною бѣлѣютъ повсюду разбросанные по щебню. Отсыпь на поверхности покрыта какимъ-то темно сѣрымъ, почти чернымъ, налетомъ, который съ трудомъ соскабливается даже заостреннымъ ребромъ камешка [26]. Ближе къ вершинѣ явственно замѣтны убитыя тропы каменнаго барана (по якут. чубуку), въ чемъ не оставляютъ никакого сомнѣнія слѣды помёта этого животнаго. Съ верхней точки вертикально обрывающагося къ долинѣ Нингмагичанга гольца открывается великолѣпный по своей мрачной дикости видъ: широкій горизонтъ заполненъ разнообразныхъ формъ сопками съ конусовидными, куполообразными, пирамидальными и кратерообразными макушками. Вся эта сѣрая, голая гористая поверхность испещрена черными пятнами глубокихъ ложбинъ и пропастей, желтѣющими морщинами размытыхъ водой рытвинъ и кое гдѣ отливающими серебромъ снѣжными полосами. Безжизненный, угрюмый характеръ картины напоминаетъ поверхность луны, какой она представляется наблюдателю въ телескопъ. Небо прояснилось. 12 часовъ и 30 м. Барометръ — 648,5. Т. 20° С. (4 августа). Подъ нами разстилается лощина Нингмагичанга, сливающаяся на востокъ съ зеленѣющей долиной Альдомы. Остатки разбитой солнцемъ арміи тучъ, спустившись внизъ, медленно ползутъ, въ видѣ клочьевъ тумана, путаясь и извиваясь въ густой поросли кедровника. Вершины противуположныхъ гольцовъ усѣяны по краямъ зубцами, которые кажутся намъ издали толпой тунгусиковъ, сбѣжавшихся поглядѣть на невиданныхъ еще пришельцевъ. Тунгусики съ изумленіемъ и тревогой глядятъ на странныхъ людей, которые карабкаются по крутизнамъ, осматриваютъ въ бинокль окрестности, измѣряютъ разстоянія, что-то рисуютъ и записываютъ. Но первая ласточка не дѣлаетъ весны, и прежде чѣмъ въ этотъ мертвецки спящій край ворвется чуждая имъ безпокойная новая жизнь, тунгусики успѣютъ дожить свой вѣкъ и подъ разрушительнымъ дѣйствіемъ вѣтра, мороза и воды разсыплются въ мелкую отсыпь.
[24] на вершинѣ его водруженъ крестъ.
[25] Приблизительная абсол. высота 996 м.
[26] Этотъ налетъ встрѣчался, впрочемъ, и ранѣе, какъ по нѣкоторымъ горамъ по Маѣ, лишеннымъ растительности, такъ и по пути отъ Нелькана.
Обратный путь, какъ и всегда въ такихъ случаяхъ, былъ для меня несравненно труднѣе восхожденія. Чтобы сократить разстояніе къ мѣсту нашей стоянки, мы пошли по возможности на прямикъ, выбравъ съ высоты наиболѣе удобопроходимое направленіе. Но обвалы, нагроможденія камней, крутизны спусковъ и подъемовъ оказались въ дѣйствительности далеко не столь незначительными, какъ представлялись издалека. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ я иначе не могъ спуститься, какъ лежа на спинѣ, предоставивъ увлекать себя сдвигавшемуся подо мной щебню. П. А., для котораго, въ противуположность мнѣ, истинное мученіе составляетъ взбираться вверхъ, далеко опередилъ меня, а Тимофея, прыгавшаго какъ серна съ камня на камень, я давно потерялъ изъ виду. Добравшись до русла какой то рѣченки, падавшей каскадами съ уступа на уступъ, то терявшейся подъ корой затвердѣвшаго снѣга, я спустился по ней къ Нингмагичангу. Сопка, вершину которой я теперь съ сожалѣніемъ покидалъ назади себя, — высшая точка, на какой намъ довелось побывать по Джугджуру. Приблизительная высота ея надъ уровнемъ моря 1283 м.
Далѣе отъ устья Нингмагичанга мы повернули на сѣверо-западъ вверхъ по теченію Альдомы, чтобы осмотрѣть „казенный“ перевалъ, но описаніе этого пути я начну съ того пункта у р. Челасина (на 104 в. отъ Нелькана), гдѣ мы свернули на Быранджу [27].
[27] Этимъ путемъ мы направились вторично на „казенный“ перевалъ для нивеллировочныхъ работъ.
* * *
31-го іюля мы перешли вбродъ мелководное русло и нѣсколько протокъ Челасина и поднялись по сохранившемуся искусственному подъему на правый возвышенный берегъ къ развалившемуся срубу. Это бывшій станокъ. Отсюда горѣлымъ лѣсомъ просѣка идетъ слабымъ спускомъ, уклоняясь нѣсколько отъ рѣки на Ю. В. Грунтъ — обнаженный камень, мѣстами прикрытый ничтожнымъ слоемъ глины. Спускъ (на 111 вер.) ведетъ въ долину рѣчки Кынгачангъ (правый притокъ Челасина), шириной около 1 в., топкую и заросшую густымъ мелкимъ ерникомъ, — мѣсто, представляющее зимой большія наледи. Долиной этой рѣки по уцѣлѣвшей просѣкѣ среди крупнаго лиственничнаго лѣса мы незамѣтно подымаемся на Джугджуръ. Встрѣчающіеся по мокрымъ мѣстамъ накатники давно сгнили и поросли хвойнымъ молоднякомъ, талиной, жимолостью и красной смородиной. Изъ травянистыхъ растеній въ изобиліи растетъ въ низинахъ до сихъ поръ рѣдко попадавшійся кустистый щавель, по размѣрамъ листа не уступающій малороссійскому махорочному табаку [28], а также другое растеніе, русское названіе котораго мнѣ неизвѣстно, съ огромнымъ вырѣзнымъ листомъ въ 2½ четверти въ ширину и въ 1½ отъ основанія до вершины. Тунгусы называютъ его по-якутски обаагы-таняга, что значитъ чертовъ костыль [29]. На 124 верстѣ вступаемъ въ такъ наз. Бомъ-Тасъ — тѣснина между двумя голыми скалами саж. 50 ширины. Мы находимся здѣсь на абсолютной высотѣ приблизительно на 785 м. Лѣвая (сѣверная) чрезвычайно угрюмаго вида голая гора съ кратерообразнымъ углубленіемъ покрыта осыпью; на вершинѣ ея, едва замѣтный, возвышается знаменитый Даниловъ крестъ. Правая — значительно ниже, напротивъ, представляетъ единственный встрѣченный нами случай скалы изъ плотной каменной массы. Отъ бывшаго Челасинскаго станка (20 верстъ) мы поднялись всего метровъ на 250 м. Здѣсь на разстояніи 135 саж. дорога идетъ частью по огромнымъ каменнымъ глыбамъ, искусственно выровненная мелкимъ щебнемъ, частью по естественно гладкому плитняку. Эти глыбы твердаго кристаллическаго сланца грязнозеленаго цвѣта съ бурыми прожилками [30] разбросаны по сторонамъ и нагромождены въ такомъ видѣ, какъ будто бы свалилась и разбилась при своемъ паденіи верхушка южной скалы. Изъ подъ камней въ глубокомъ руслѣ вырывается рѣченка Кынгачангъ, разрушившая и разметавшая бревна проложеннаго нѣкогда черезъ нее моста. Въ этомъ узкомъ проходѣ богатая доселѣ растительность вдругъ совершенно исчезаетъ. Лишь нѣсколько одинокихъ кустовъ кедровника ухитрились какъ то пріютиться въ расщелинахъ валяющихся обломковъ скалы. Затѣмъ начинается мшистая болотистая почва съ небольшими, но глубокими и прозрачными, какъ хрусталь, озерками, и сразу же появляется настоящій лиственный лѣсъ. Слѣды размытой водой дороги остаются лишь кое-гдѣ въ видѣ просѣки. Рѣка скрывается подъ камнями, изрѣдка пробиваясь наружу журчащимъ ручейкомъ. Но сухое теперь русло ея вмѣстѣ съ протоками раздвинулось почти во всю ширину узкой долины (отъ 40 до 60 саж.). Изрытые берега и раскиданные стволы деревьевъ — ясные знаки ея разрушительной весенней работы. Сколько нибудь замѣтнымъ подъемъ становится близъ Бомъ-Тас’а (122—124 в.), затѣмъ уклонъ его ослабѣваетъ и дѣлается чувствительнымъ (0,2 метра но сажень) лишь версты за 1½ до перевала. Здѣсь уже крупная растительность уступаетъ полное господство кедровнику, отчасти ернику. За ½версты и эта кустарниковая поросль рѣдѣетъ, принимая жалкія карликовыя формы. Вершина, перевала (130-я в.) представляетъ голую, кое-гдѣ поросшую жиденькимъ мохомъ площадку. Длина ея между двумя на 100 и на 120 саж. возвышающимися гольцами отъ 30 до 40 саженъ при почти такой же ширинѣ. Площадка обрывается крутизной съ уклономъ въ 40°—50°. По ея скату примостился сердцевиднаго очертанія ледникъ въ 17 саж. длины, изъ-подъ котораго невидимо, подъ камнями, съ шумомъ стремится внизъ рѣчка Альдома [31]. Высота наиболѣе крутой части спуска 90—95 [32] саж. при длинѣ наклонной линіи по прямому направленію въ 250 саж. Уголъ наклоненія въ нѣкоторыхъ мѣстахъ превышаетъ 40°, такъ что въ общемъ горизонтальное проложеніе = 185 саж. По высотѣ (приблизительно 990 м.) этотъ перевалъ нѣсколько ниже крестяхскаго. Зимою спускъ отъ наносимаго сверху снѣга становится почти отвѣснымъ, а по краю сѣдловины наметается на сажень и болѣе выступающій впередъ снѣжный навѣсъ. Въ нѣсколькихъ саж. отъ истоковъ рѣки по сторонамъ уже появляется растительность, превращающаяся вскорѣ въ непроходимую заросль кедроваго сланца, затѣмъ такой-же гущины ерника и ольховника. Долина вначалѣ до 30 с. ширины. Съ правой стороны, возвышаясь надъ ея уровнемъ саж. 20—25, открывается обширная терраса, окаймленная полукругомъ высокихъ гольцовъ, придающимъ ей видъ огромнаго амфитеатра. То съуживаясь, то расширяясь, лощина доходитъ на 3-й верстѣ отъ перевала до другого, Альдомскаго Бомъ-Тас'а, гдѣ горы стиснули ее до 6 саж. Тутъ она вся занята почти обсохшимъ русломъ рѣки. Отсюда уже начинается лѣсъ: хвоя, береза, ольха, а еще ниже тополь, но недурная трава начинаетъ расти не далѣе версты отъ перевала. Горы саж. въ 200 и болѣе высоты, перерываясь распадками, по которымъ вливаются въ Альдому обыкновенно скрытые подъ отсыпью ручьи, продолжаютъ оставаться обнаженными, что придаетъ ландшафту обычный по Джугджуру суровый, безотрадный видъ. Начиная съ вершины, дорога извивается зигзагами узкой тропой по крутому скату лѣваго (сѣвернаго) гольца. Далѣе, спустившись въ долину, она то сохраняетъ слѣды своего существованія въ густой заросли кустарника, то исчезаетъ безъ всякихъ слѣдовъ, смытая разливами рѣки.
[28] Аахта по-якут., употребляется инородцами, какъ приправа къ тар’у.
[29] Heracleum barbatum?
[30] Образцы доставлены въ якутскій музей.
[31] Собственно одинъ изъ ея истоковъ.
[32] По моимъ вычисленіямъ на основаніи барометрич. показаній.
Этотъ перевалъ, получившій названіе Казеннаго или Альдома-Дабанъ [33], давно заброшенъ. Здѣсь проѣзжаютъ лѣтомъ только Нельканскіе торговцы и подрядчики, отправляясь въ Аянъ къ приходу пароходовъ для пріемки чаевъ. Зимой же по своей крутизнѣ и при постоянныхъ, свирѣпствующихъ вообще по этому хребту, жестокихъ вѣтрахъ, онъ представляетъ для чайныхъ обозовъ величайшія трудности и задержки. Когда П. А. при осмотрѣ его выразился, что „онъ не такъ страшенъ, какъ его малюютъ“, Тимофей замѣтилъ: „послушалъ-бы я, чтобы ты сказалъ, если-бы увидѣлъ его въ пургу“.
[33] Дабанъ (по-якут.) значитъ крутой подъемъ.
Дорога, продолжая идти долиной Альдомы, или, какъ ее называютъ въ этой части теченія, Таалы, болѣе чѣмъ гдѣ либо заросла кустарникомъ, размыта водой и загромождена цѣлыми баррикадами наносныхъ и повалившихся деревьевъ. Наиболѣе уцѣлѣвшей она остается по такъ называемымъ Кычам’амъ [34], т. е. по террасамъ, не хитро, но все же съ нѣкоторымъ искусствомъ, сооруженнымъ по откосамъ девяти скалъ, тянущихся по лѣвому берегу бурной и стремительной здѣсь Альдомы. Слѣды ея буйнаго весенняго помѣшательства, видны повсюду. Съ остервенѣніемъ кидается она то къ той, то къ другой скалѣ, отрывая куски ихъ каменистаго мяса. То выворотитъ съ корнемъ цѣлую группу аршинныхъ тополей и швырнетъ ихъ поперекъ русла, то наворотитъ кучу гальки и скачетъ черезъ эту преграду, вздымаясь бѣлою пѣной. Ширина Альдомы внизъ отъ впаденія въ нее Нингмагичанга отъ 25 до 60 саж. Длина всего ея теченія до 100 верстъ. Пройдя, или точнѣе было-бы сказать — промчавшись, верстъ 36 въ юго-восточ. направленіи и встрѣтивъ на своемъ пути преграду въ отрогахъ Уйскаго хребта, она сворачиваетъ на С. С.-В. и изливается въ охотское море въ бухту, названную ея именемъ. Побережныя ея горы съ отвѣсными боковыми обнаженіями покрыты лѣсомъ. Зеленая долина, отъ устья Нингмагичанга шириной отъ 250 с. до одной в., съ высоты кычамъ выглядитъ веселой и радостной.
[34] Кычамы — террасообразный выступъ по откосу горы.
Альдома — самая широкая и наименѣе удобопроходимая рѣчка на всемъ пути. Ее приходится пересѣкать два раза, и благодаря незначительной ширинѣ ея долины и многочисленности изливающихся въ нее горныхъ потоковъ и рѣченокъ, достаточно двухъ трехъ дождливыхъ дней, чтобы уровень воды въ ней поднялся до полной невозможности перейти ее вбродъ. Въ такихъ случаяхъ путникамъ ничего не остается, какъ расположиться на берегу и выжидать спада воды. Зимой она покрывается огромными наледями саж. до 2-хъ и до 3-хъ глубины, которыя образуются вслѣдствіе незамерзанія быстротечныхъ горныхъ потоковъ, покрывающихъ водой рѣку поверхъ ея ледяного покрова. Между урочищемъ Едреево (въ 4 в. ниже устья Нингмагичанга) и устьемъ Одору, гдѣ долина сжимается высокими крутыми горами до 200 с. ширины, наледи затопляютъ все русло отъ одного берега до другого. Древесная растительность таже, что и по ту сторону перевала, но чаще попадаются болѣе крупные экземпляры ели, тополя, лиственницы. Обращаетъ на себя вниманіе разновидность послѣдней — не болѣе 6 верш. въ діаметрѣ, чрезвычайно стройная и высокая, съ гладкимъ голымъ стволомъ, увѣнчаннымъ шапкой зелени, почти-что у самой вершины. Лѣсъ изъ этой хвойной пальмы получаетъ своеобразный, не свойственный сибирской тайгѣ, характеръ. Въ немъ чувствуешь себя точно среди колоннадъ готическаго собора: полумракъ, тишина, отсутствіе всякихъ звуковъ живого существа, и слышно лишь шипѣнье сердитой Альдомы, напоминающее гудѣнье разбитаго органа.
У бывшаго Альдомскаго станка (39-я вер. отъ Аяна) дорога пересѣкаетъ рѣку и идетъ вверхъ по рѣчкѣ Малый Кеній, постепенно подымаясь по ея долинѣ на Уйскiй хребетъ — отрогъ Джугджура, направляющійся съ Ю. З. на С. С. В. Чѣмъ ближе къ вершинѣ перевала, тѣмъ почва становится болѣе болотистой и топкой, растительность мельчаетъ и рѣдѣетъ, постепенно, какъ и на Джугджурѣ, вытѣсняясь кедровникомъ и мелкимъ ерникомъ. Рѣка превращается въ сѣть ручейковъ, изрѣзывающихъ въ разныхъ направленіяхъ прикрытую толстымъ слоемъ мха каменистую почву. Склонъ Уйскаго хребта въ сторону моря довольно крутой, въ миніатюрѣ напоминающій своимъ характеромъ „Казенный“ перевалъ. Спускъ представляетъ ложбину саж. 85 ширины, ограниченную по бокамъ невысокими возвышенностями (обломки сѣраго гранита). Высота самой крутой части спуска около 48 саж., длина его съ изгибами около версты; приблизительное положеніе верхней точки надъ уровнемъ моря 413 м. Широкая, достаточно удобная тропа извилистой линіей тянется по скату лѣвой горы искусственными „кычамами“, уцѣлѣвшими отъ обваловъ, благодаря окаймляющей ихъ густой крупной поросли ольховника и кедроваго сланца. Уйскій перевалъ [35] ниже „казеннаго“ черезъ Джугджуръ болѣе чѣмъ на ½ версты.
[35] Зимой черезъ этотъ перевалъ не ѣздятъ, предпочитая нѣсколько болѣе сѣверный по р. Инсы, сливающейся съ Мал. Кеніемъ.
Спустившись внизъ, дорога идетъ по весьма топкому бадарану (саж. 100) съ многочисленными мелкими водоемами, которые даютъ начало рѣчкѣ Уй или одному изъ ея истоковъ. Какъ самая долина, такъ и склоны примыкающихъ къ ней холмовъ еще версты на 2, на 3 продолжаютъ носить болотистый характеръ, благодаря преобладанію мохового покрова почвы, свойственный вообще всему Уйскому перевалу. Повсюду въ изобиліи растетъ непопадавшаяся по ту сторону морошка съ сладкой, необычно крупной ягодой. Дорога покидаетъ долину Уя и черезъ незначительный водораздѣлъ направляется сѣвернѣе по рѣчкѣ Няачангъ, тихой, мѣстами даже подернутой плѣсенью и протекающей среди ядренаго лѣса высокихъ лиственницъ и елей. Пышная заросль пырея по толщинѣ стебля и ширинѣ листа походитъ скорѣе на просо, чѣмъ на простую траву. Мы переходимъ еще нѣсколько незначительныхъ рѣченокъ или просто ручьевъ съ разрушенными мостами, съ сгнившей жердевой настилкой въ низкихъ мѣстахъ; но большей частью просѣка проложена по холмамъ, и кони легко и увѣренно ступаютъ по плотной глинистой, перемѣшанной съ дресвой, почвѣ. Спустившись съ холма, выходимъ изъ лѣсной чащи въ широкое — около версты — открытое пространство, усѣянное голымъ камнемъ, и видимъ, наконецъ, море. Мы снова, такимъ образомъ, въ долинѣ Уя не вдалекѣ отъ его устья. Аянъ расположенъ сѣвернѣе верстъ на 6, за прибережными горами, у подножья которыхъ течетъ рѣченка Сивокчанъ. За двѣ недѣли своихъ странствованій мы впервые встрѣтили здѣсь людей. Въ нѣсколькихъ разбросанныхъ урасахъ изъ лиственничнаго корья и ровдугъ живутъ тунгусы, занимающіеся промысломъ рыбы (кета, горбуша, кунджа). По Сивокчану, разлившемуся близъ своего впаденія въ устье Уя въ цѣлое озеро, пасется пригнанный изъ Якутска рогатый скотъ. Повернувъ въ лѣво (на С.), дорога пересѣкаетъ эту рѣчку и переваливаетъ далѣе черезъ двѣ горы, поросшія хотя все еще крупной, но часто кривоствольной, корявой лиственью и мелкимъ березнякомъ. Два моста, отстроенные въ 90 г., стоятъ невредимо на мѣстѣ. Со второй горы спускъ ведетъ къ самому морю въ узкую береговую полосу бухты; къ С. С. В. передъ нами Аянъ рукой подать, но подойти къ нему берегомъ невозможно: путь загражденъ небольшою вдающейся въ море, отвѣсной скалой, подъ которой проходятъ только въ малую воду и то въ отливъ. Чтобы обойти эту скалу, мы пошли обычной дорогой, черезъ устье рѣченки Аянки и, переваливъ третью высокую гору, восточнымъ склономъ ея спустились въ падь, въ которой расположенъ Аянъ. (10 авг.).
Итакъ, мы побывали на трехъ извѣстныхъ перевалахъ; здѣсь я нахожу своевременнымъ сдѣлать общую характеристику Джугджура и способа передвиженія чрезъ этотъ хребетъ чайныхъ обозовъ. Джугджуромъ называется та часть главной оси Станового хребта, гдѣ онъ наиболѣе приближается къ восточной окраинѣ Азіатскаго материка, т. е. у Охотскаго моря. Близко подступая къ морскому берегу, Джугджуръ спускается къ В. обрывисто; этотъ скатъ его слишкомъ коротокъ, благодаря чему и берущія отсюда начало рѣки не значительны по длинѣ, но отличаются бурнымъ и стремительнымъ теченіемъ. Далеко растянувшійся западный склонъ, напротивъ, пологъ, уступая уклономъ спуска нѣкоторымъ изъ своихъ предгорныхъ кряжей между Челасиномъ и Маей. Онъ не представляетъ ни особенной высоты — въ общемъ едва ли болѣе полутора верстъ надъ уровнемъ моря [36] — ни какихъ либо чрезвычайныхъ трудностей для проложенія черезъ него пути. Это не Кавказскій хребетъ и не Швейцарскіе Альпы. И тѣмъ не менѣе слава о трудной проходимости Джугджура далеко не пустая молва. Но она основана не столько на неудобствахъ его рельефа, сколько на метеорологическихъ свойствахъ прибрежной полосы азіатскаго материка. Характеристика его съ этой стороны, данная Миддендорфомъ, вполнѣ подтверждается какъ разспросами мѣстныхъ жителей, такъ и нашими, правда, кратковременными наблюденіями. „Лѣтніе муссоны, дующіе съ моря, чрезвычайно насыщены водяными парами; всѣ предметы покрываются плѣсенью подъ вліяніемъ постоянныхъ тумановъ. Въ періодъ господства этихъ вѣтровъ берега Охотскаго моря всегда окутаны облаками, которыя безпрестанно разряжаются дождемъ и снова сбираются массами“. Зимнее же движеніе воздушныхъ токовъ совершается здѣсь съ сентября по апрѣль съ сѣверо-запада, т. е. отъ Ледовитаго океана къ Тихому. Направляясь отъ пояса высокаго барометрическаго давленія къ поясу низкаго, эти токи принимаютъ характеръ яростныхъ вѣтровъ, несущихся съ вершинъ хребта въ разстилающуюся внизу долину. Въ снѣжную бурю или пургу „люди и вьючныя животныя тщетно пытаются по цѣлымъ днямъ взобраться по скату горъ противъ свирѣпаго вѣтра: путники и лошади опрокидываются, вьюки срываются и скатываются въ пропасть“. Характернымъ свойствомъ здѣшняго вѣтра является его порывистость. То онъ стихнетъ на нѣкоторое время, порождая увѣренность въ наступленіи благопріятной погоды, то вдругъ неожиданно налетитъ шкваломъ, отъ котораго нельзя устоять на ногахъ, какъ это мы испытали на себѣ. Въ теченіе двухъ недѣль нашихъ нивеллировочныхъ работъ на хребтѣ (съ 31 авг. по 15 сент.) вѣтеръ бушевалъ, не прекращаясь. Онъ валилъ насъ на землю, рвалъ нашу палатку, а при астролябіи нужно было держать спеціально одного человѣка, а иногда и двухъ, чтобы удерживать инструментъ отъ паденія. Но, по утвержденію тунгусовъ и мѣстныхъ русскихъ людей, этотъ вѣтеръ — пустяки въ сравненіи съ зимними пургами. Обозы изъ ста и болѣе нартъ обыкновенно начинаютъ отправляться изъ Аяна въ концѣ октября или въ началѣ ноября, смотря по снѣгу, и въ лучшемъ случаѣ достигаютъ Нелькана въ 20 дней. Но сплошь и рядомъ этотъ путь въ 200 верстъ совершается въ мѣсяцъ, а бывали примѣры — и въ полтора. Добравшись съ большими проволочками и затрудненіями, вслѣдствіе широкихъ и глубокихъ наледей по Альдомѣ, до юрты Аркадія, возчики располагаются выжидать, пока Джугджуръ не соблаговолитъ пропустить ихъ на ту сторону. Они сидятъ здѣсь не рѣдко по цѣлымъ недѣлямъ, а извѣстенъ случай выжиданія въ теченіе цѣлаго мѣсяца. Проскочивъ перевалъ, что не всегда удается всѣмъ нартамъ сразу, и достигнувъ устья ложбины перевала Крестяхъ, гдѣ стоитъ зимняя ураса Карамзина, обозъ уже находится внѣ господства свирѣпыхъ вѣтровъ. Отсюда 105 верстъ до Нелькана проходятъ въ 4 или 5 дней. Надо, впрочемъ, сказать, что нѣкоторая доля этой невѣроятной медлительности движенія должна быть отнесена на счетъ неторопливости самихъ возчиковъ, а также на счетъ свойства перевозочнаго животнаго, т. е. оленей. На каждой стоянкѣ олени, отпускаемые на свободу, въ поискахъ за кормомъ разбредаются во всѣ стороны; сгонять ихъ въ одну кучу, вылавливать каждаго арканомъ и искать всякій разъ потерявшихся — это возня, отнимающая не мало времени. Подрядчикъ Василій Карамзинъ, самъ сопровождающій свои обозы, мѣняя по пути усталыхъ оленей на свѣжихъ, успѣваетъ сдѣлать въ теченіе зимы три оборота, тогда какъ другіе, менѣе расторопные или предоставляющіе обозы на попеченіе бѣдняковъ возчиковъ, — не болѣе двухъ. Пара оленей везетъ три мѣста, т. е. около 15 пудовъ. На каждыя четыре или пять нартъ полагается одинъ ямщикъ, получающій въ проѣздъ туда и обратно на хозяйскихъ харчахъ 20 р. Семейные отправляются въ путь со всей семьей; дѣти сидятъ на нартахъ, жены большую часть дороги идутъ пѣшкомъ. Доставивъ кладь въ Нельканъ и проживъ здѣсь отъ 3 до 5 дней, ямщики отводятъ оленей на устье Быранджы, гдѣ крайне исхудалыя животныя остаются на кормовищахъ дней 10, а люди въ это время занимаются починкой изломавшихся нартъ и заготовленіемъ новыхъ, такъ какъ около Аяна годной для этого березы нѣтъ. Такимъ образомъ, при благопріятныхъ условіяхъ обоза, достигаетъ Нелькана и возвращается въ Аянъ въ 40, въ 45 дней. Въ послѣдній оборотъ (въ мартѣ или апрѣлѣ) обозъ, успѣвшій перевалить черезъ Джугджуръ, далѣе часто уже застигается распутицей. Въ такихъ случаяхъ кладь подвергается соотвѣтствующей переупаковкѣ для дальнѣйшаго слѣдованія вьючнымъ способомъ на лошадяхъ, которыхъ пригоняютъ изъ Нелькана.
[36] Не принимая во вниманіе нѣкоторыхъ отдѣльныхъ его вершинъ, какъ, напр., Мохоту—Хаята, подымающуюся, вѣроятно, болѣе чѣмъ на 2 вер.
* * *
Ни осѣдлано, ни кочевого населенія въ районѣ между Нельканомъ и Аяномъ нѣтъ. Малочисленные бродячіе тунгусы этого края, составляютъ три наслега: — Мяхагырскій, 1-й и 2-й Эжанскіе, избирающіе одного общаго старосту. Въ первомъ изъ нихъ оффиціально считается 182 м. (женскаго — неизвѣстно), во второмъ— 243 об. пола и въ третьемъ—409 об. п. Въ дѣйствительности же эти числа должны быть сильно поубавлены. По словамъ старосты, вмѣстѣ съ которымъ мы долго странствовали и на правдивость показанія котораго можно положиться, въ наслегѣ Мяхагы 53 платежныхъ души, во 2-мъ Эжанскомъ 17 душъ, а въ 1-мъ — онъ самъ не знаетъ. Ему извѣстно только, что за послѣдніе годы до 30 человѣкъ перешло въ предѣлы Амурской области, и всего въ его наслегахъ въ настоящее время едва-ли наберется до 100 ясачныхъ душъ. Мѣста не изобилуютъ оленьими кормовищами, вслѣдствіе чего и оленеводство, по сравненію съ Охотскимъ [37] округомъ, развито слабо. Въ названныхъ трехъ наслегахъ у старика Карамзина вмѣстѣ съ его вдо́вой сестрой Парасковіей насчитываютъ до 3000 головъ, у Марка Дичковскаго до 1000, у остальныхъ двухъ „богачей“ отъ 300 до 500. Въ родѣ Мяхагы 16 семей совсѣмъ не имѣютъ скота и прокармливаются у богатыхъ родовичей, состоя при нихъ въ качествѣ челяди. Падежи на этихъ домашнихъ животныхъ бываютъ главнымъ образомъ отъ джака, особой болѣзни копытъ: въ мѣстѣ раздвоенія копыта появляется ранка, которая начинаетъ все больше и больше гноиться. Ноги около копыта распухаютъ, животное не можетъ ходить и, проболѣвъ дней 20, издыхаетъ. Но зная неизлѣчимость этой болѣзни, или, вѣрнѣе сказать, не зная отъ нея никакихъ средствъ, тунгусы часто убиваютъ заболѣвшаго ею оленя. Замѣчено, что тамъ, гдѣ олени дохли отъ джака, прибывшее даже черезъ годъ новое стадо подвергается тѣмъ же заболѣваніямъ. Быть можетъ, это объясняется сохраняющейся въ почвѣ истекающей изъ ранъ заразной жидкостью. Другая опустошающая оленьи стада, болѣзнь — татаръ состоитъ въ томъ, что тѣло оленя начинаетъ сильно зудить: олень вѣчно чешется о деревья, отчего шерсть слазитъ, и оголенныя мѣста покрываются струпьями; но животное умираетъ медленно, продолжая болѣть года два-три [38]. Олени въ приаянскомъ краѣ преимущественно ѣзжалые и, въ виду большого спроса на перевозочныя средства, цѣнятся очень дорого. Средняя цѣна оленя по охотскому тракту 15 р., здѣсь же 30— 45 р., а есть олени, отличающіеся крѣпостью, выносливостью и быстротой бѣга, которыхъ и за 100 р. не продадутъ. По этой же причинѣ тунгусъ убьетъ оленя развѣ только въ крайнемъ случаѣ. Лѣтомъ онъ питается главнымъ образомъ рыбой и птицей, а зимой потребность въ мясной пищѣ удовлетворяетъ промысломъ на звѣря, которымъ богатъ этотъ край (сохатый, дикій олень, медвѣдь, каменный баранъ, кабарга); изъ морскихъ животныхъ — виды тюленя нерпа и ларга. Незамѣнимымъ помощникомъ при этомъ служитъ для него собака, небольшого роста, съ лисьей мордой, обыкновенно чернаго цвѣта, съ заостренными, стоячими ушами. Хорошую собаку тунгусъ и за лучшаго оленя не промѣняетъ. Для рыбнаго промысла населеніе откочевываетъ къ устьямъ мелкихъ рѣчекъ, впадающихъ въ Охотское море. Ловятся лососиные виды: кунджа, горбуша и главнымъ образомъ кета, которую заготовляютъ впрокъ въ видѣ юкалы, т. е. очищаютъ отъ костей и внутренностей, вялятъ на солнцѣ и подкапчиваютъ у костра. Соленой рыбы не любятъ; соль изъ нельканской и аянской стаекъ покупаютъ не столько для собственнаго потребленія, сколько для кормежки оленей. По обилію улова особенно славится устье Лантара. Но въ послѣдніе годы размножившіеся волки, опустошающіе оленьи стада, заставили тунгусовъ покинуть эту рѣку, и теперь наиболѣе многолюдный осенній промыселъ сосредоточивается у устья Альдомы.
[37] Тамъ есть владѣльцы, насчитывающіе у себя до 10,000 головъ. Но эти богачи не берутся на перевозку чаевъ, во первыхъ, за неимѣніемъ ѣзжалыхъ оленей, а во вторыхъ, по предразсудку, въ силу котораго употребленіе оленей на это дѣло влечетъ за собой кару духовъ въ видѣ падежа стадъ.
[38] Г. Михалевичъ, перевозчикъ чаевъ Амурской К°. по охотскому тракту, съ успѣхомъ излѣчиваетъ татара, счищая струпья ножемъ и натирая больныя мѣста нефтью. Мало по малу оголенныя мѣста снова заростаютъ шерстью, и животное выздоравливаетъ.
Аянскіе тунгусы, будучи обитателями Приморской области, состоятъ въ вѣдѣніи якутской администраціи и, въ частности, числятся за Майскимъ Вѣдомствомъ. Но за отдаленностью разстоянія въ выборѣ головы они участія не принимаютъ и сношеній съ нимъ почти никакихъ не имѣютъ. До 1890 г. съ нихъ ясака давно никто не требовалъ, такъ что они успѣли уже забыть объ обязанности ежегоднаго его взноса. Въ означенномъ году засѣдатель А—въ, проѣзжая въ Аянъ, не только напомнилъ объ этомъ старостѣ, но и взыскалъ съ него [39], какъ съ представителя самаго многочисленнаго рода Карамзиныхъ, въ погашеніе недоимки 2600 р., предоставивъ ему самому уже расчитываться съ родовичами. Но, по наивному убѣжденію тунгусовъ, платить имъ не за что: „люди мы бѣдные, говорятъ они, отъ казны ничѣмъ не пользуемся, земли не роемъ и судить насъ — никто не судитъ. Староста хотя и не прочь возмѣстить уплаченную имъ сумму, считаетъ, однако, этотъ доводъ достаточно основательнымъ, чтобы не прижимать родовичей, и не предъявляетъ на нихъ никакихъ претензій. Онъ проситъ только, чтобы порохъ изъ аянскаго погреба выдавался тунгусамъ въ долгъ: наличныя деньги водятся лишь у немногихъ состоятельныхъ, отчего выходитъ такъ: у кого денегъ нѣтъ, тому ни ѣсть, ни платить нечего, потому что нечѣмъ стрѣлять, а нельканскій купецъ даетъ порохъ не иначе, какъ съ условіемъ сбывать всю добычу ему, что промышленнику не выгодно.
[39] и съ его отца, по 1300 р. съ каждаго.
(OCR: Аристарх Северин)