Отъ Верхоянска до Якутска.

I.

«Сибирь» №10, 6 марта 1883

Есть городокъ въ якутской области — Верхоянскъ. Это маленькій городокъ въ дикой, холодной пустынѣ, заселенной якутами. Въ этой пустынѣ юрта отъ юрты не рѣдко отстоитъ на 50 верстъ; случается проѣхать 150—200—З00 верстъ, не встрѣчая ни одной живой души... Но лучше разскажу, какъ свершилъ я путь отъ Верхоянска до Якутска.

Мы втроемъ: я, казакъ и ямщикъ выѣхали изъ г. Верхоянска 18 октября 18— года, никто изъ русскихъ, кромѣ купцовъ, не выѣзжаетъ изъ Верхоянска безъ казака: и докторъ, и фельдшеръ, и акушерка — всѣ берутъ казака, какъ переводчика. Выѣхали мы изъ Верхоянска на лошадяхъ; казакъ и ямщикъ верхами, а я въ экипажѣ — на дровняхъ. Моего коня ямщикъ привязалъ къ своему и велъ его на поводу. Былъ сильный, верхоянскій морозъ около 40° R. Чрезъ 30 верстъ мы остановились погрѣться, — казакъ и ямщикъ отморозили себѣ носы.

Остановились мы въ юртѣ у кузнеца, человѣка мастерового и потому зажиточнаго. Живетъ онъ въ маленькой, квадратной юртѣ, одна сторона которой равняется много двумъ съ половиной саженямъ. Полъ въ юртѣ земляной; въ окнахъ, вмѣсто стеколъ, вставлены льдины, которыя очень слабо пропускаютъ свѣтъ. Среди юрты стоить камелекъ¹), деревянный обмазанный глиной; предъ камелькомъ въ переднемъ углу столъ, подлѣ него одна тальниковая табуретка. Вдоль стѣнъ идутъ нары, на которыхъ обыкновенно спятъ якуты; на незанятыхъ нарахъ стоитъ нѣсколько небольшихъ сундуковъ. Въ каждой юртѣ есть нѣсколько мѣдныхъ котловъ, мѣдный чайникъ, чайная посуда. Вотъ, насколько я могъ замѣтить, всѣ принадлежности юрты. Изъ юрты есть ходъ (большая, ничѣмъ незакрывающаяся дыра) въ хотонъ — юрту, въ которой якутъ держитъ коровъ и потому въ жиломъ помѣщеніи всегда крайне тяжелый воздухъ. Хотоннымъ, навознымъ запахомъ пропитано все платье якута, хотономъ воняетъ его тѣло. Якутъ самъ хорошо это знаетъ. „Ты хорошо пахнешь, ты русскій“, сказала мнѣ якутская дѣвочка—ребенокъ, ласкаясь ко мнѣ. (Якуты, лаская, нюхаютъ. Мать нюхаетъ своего ребенка, потомъ уже цѣлуетъ). Отопляется юрта камелькомъ, который горитъ цѣлый день, но и это плохо очищаетъ воздухъ. Ночью каминъ не закрывается — угарно, говоритъ якутъ, а вѣрнѣе душно — и потому утромъ въ юртѣ очень холодно, что, впрочемъ, мало мѣшаетъ якутамъ подниматься съ постели, хотя они, мужчины и женщины, спятъ всегда, раздѣвшись до нага.

1) Каминъ.

Мы остановились у кузнеца, какъ я сказалъ. Въ той же юртѣ, въ которой онъ живетъ, помѣщается и его кузница, здѣсь же онъ и работаетъ. Тѣснота страшная и только якутъ способенъ жить такъ тѣсно. На ночь, впрочемъ, его вся кузница убирается, даже наковальня и подставка подъ нея куда то прячутся. Вмѣсто станка подъ наковальню, якутъ употребляетъ лежащій на боку деревянный брусъ, въ который онъ вставляетъ наковальню; куетъ онъ сидя, у него якутскіе своеобразные мѣхи. Якутскіе мѣхи — это два кожаныхъ мѣшка; снизу отъ каждаго идетъ по рукаву; рукава привязаны къ просверленному треугольному куску дерева, оканчивающемуся желѣзной трубкой. Вверху мѣшка вставлены двѣ ровныя деревянныя планки. Если эти планки сжать, то изъ мѣха воздухъ сверху не выходитъ. Мѣхи при работѣ поперемѣнно опускаются и поднимаются. Опускающійся закрывается, поднимающійся открывается. Якутскій мѣхъ даетъ довольно сильную струю воздуха. По устройству своему, якутскій мѣхъ похожъ на негритянскій. Якутскій мѣхъ, пріемы якута при работѣ ясно указываютъ на то, что якутъ не у русскаго учился ковать; ремесло это развилось у якутовъ помимо русскаго вліянія. Впрочемъ, кузнечество единственное ремесло, которое спеціализировалось; даже плотничества, столярничества, какъ ремесла нѣтъ въ верхоянскомъ округѣ — всякій якутъ и плотникъ и столяръ.

Въ мѣдномъ чайникѣ сварили намъ чай. Безъ сахару изъ якутской посуды предстояло его выпить. Въ то время когда мы пили чай, поднялся съ постели якутъ безносый, гнусавый... Безносые не рѣдкость въ якутской области; сифилисъ хорошо привился. Врачъ утверждаетъ (не безъ удовольствія), что здѣсь встрѣчаются рѣдкостнѣйшія формы сифилиса, и потому изучать сифилисъ очень удобно въ якутской области. Этотъ якутъ, по наружности, можетъ служить представителемъ якута Янской долины. Онъ средняго роста; голова у него съ сильно развитымъ затылкомъ и низкимъ лбомъ; лицо, широкое на линіи глазъ, оканчивается острымъ подбородкомъ и потому похоже на треугольникъ; громадныя впадины для глазъ, брови высоко подняты; низкая, широкая носовая кость; носъ короткій, низкій, широкій; выпяченныя, толстыя губы; цвѣтъ лица смугло-грязный; ноги кривыя. Женщины такъ же не красивы, какъ и мужчины; старухи безобразны.

Ночевать мы не остались у кузнеца: слишкомъ тѣсно и грязно. Поѣхали ночевать въ поварню: „тамъ лучше“, поясняетъ казакъ, „поварня новая, чистая“. Пріѣхали въ поварню. Это большая новая юрта, которая топится только тогда, когда, проѣзжающій остановится въ ней ночевать. Она построена исключительно для проѣзжающихъ: въ ней никто не живетъ постоянно. Якутъ изъ жилой юрты, что стоитъ рядомъ съ поварней, пришелъ затопить камелекъ. Сварили чай, ужинъ. Въ камелькѣ сгорѣло нѣсколько топокъ. Поварня стала согрѣваться. Сколько градусовъ тепла было, не знаю навѣрное, но... немного во всякомъ случаѣ. Нужно было ложиться спать. Принесли наши мѣховыя постели, оленью шкуру на постилку и заячье одѣяло; къ этому прибавили платье, которое было на насъ надѣто и легли спать, въ постелѣ, пока не откроешься тепло; но вставать и одѣваться — непріятно. „Здѣсь лучше ночевать, чѣмъ въ жилой юртѣ“, повторяетъ по утру казакъ, „тамъ шибко грязно“.

Утромъ пришелъ якутъ, верстъ за 5, исключительно за тѣмъ, чтобы посмотрѣть русскихъ, послушать, что они разсказываютъ. Какъ узналъ якутъ, что мы ночью пріѣхали, я не знаю навѣрное; вѣроятно хозяинъ юрты, съ которой рядомъ мы ночевали, далъ ему знать ночью о нашемъ пріѣздѣ. Это въ верхоянскомъ округѣ встрѣчается часто. Чтобы разсказать новость (почта идетъ, аптека идетъ, везутъ арестанта и т. д.), якутъ нерѣдко идетъ за 30—50 верстъ. Такимъ образомъ, всякія извѣстія по улусу распространяются очень быстро и нерѣдко извѣстія о томъ, что идетъ почта, доходятъ до города раньше самой почты.

Утромъ на тѣхъ же самыхъ лошадяхъ нужно было ѣхать дальше: станція отъ города 150 верстъ, а мы проѣхали только 50. Ѣхать рысью не возможно и потому, что дороги плохи, и потому, что лошади не мѣняются такъ долго. При верхоянскихъ морозахъ это большое неудобство. Какіе нибудь тридцать верстъ приходится ѣхать пять, шесть часовъ, зябнутъ ноги, какъ вы ихъ не обувайте. У меня были прекраснѣйшія мѣховыя чулки, мѣховые торбазы²) и все-таки я познобилъ пальцы ногъ. Пробовалъ я закрывать ноги одѣяломъ, но одѣяло всегда оказывалось подъ полозомъ потому съ одной стороны, что очень трудно его укрѣпить на дровняхъ, а во-вторыхъ, потому, что дровни постоянно прыгаютъ по кочкамъ замерзшихъ болотъ, чрезъ которыя очень часто проходитъ зимняя дорога. Грѣться остановились у старосты. Обстановка роскошная, лучше этой юрты я не видалъ въ верхоянскомъ округѣ. Маленькія сѣни ведутъ въ просторную юрту, перегороженную на двѣ половины; въ юртѣ деревянный полъ, довольно чистый; нары, столъ, табуретки можно назвать чистыми. Въ этой половинѣ никто не живетъ, староста въ ней принимаетъ гостей; а въ его жилой половинѣ такъ же грязно, какъ и вездѣ. Хозяинъ встрѣтилъ насъ очень любезно, протянулъ руку. Якутъ считаетъ за честь, если русскій, хотя бы даже поселенецъ, подалъ ему руку. Всякаго русскаго якутъ называетъ въ глаза „таеномъ“ (тоенъ — господинъ, хозяинъ), угощалъ насъ хозяинъ лучшимъ блюдомъ якутскимъ — толкушей. Близь Верхоянска якутъ живетъ исключительно скотоводствомъ и питается преимущественно молочной пищей въ разныхъ видахъ: молоко свѣжее съ чаемъ, соратъ (простокиша) на обѣдъ, хаяхъ (на пудъ 10 фунт. масла и 30 ф. молока), масло бѣлое, масло топленое, толкуша (бѣлое масло смѣшивается съ ягодами). Хлѣба въ верхоянскомъ округѣ якутъ не сѣетъ и не ѣстъ его — дорого для якута. Мясо употребляетъ мало. Только осенью якутъ нѣсколько разъ наѣдается мясомъ и съѣдаетъ при этомъ невѣроятно много. „Сварили двѣ кобыльихъ ноги“, разсказывалъ мнѣ мой пріятель, „съѣли, выспались и вечеромъ пошли ѣсть къ сосѣду“. Двѣ кобыльихъ ноги — это 7 пудовъ вѣсу; пировало отъ 20 до 30 человѣкъ. Лѣтомъ якутъ пьетъ кумысъ. Зимой кобылъ не доятъ, коровы даютъ меньше молока и молочной пищи не хватаетъ. Якутъ варитъ кашу изъ листвиничной заболони, въ кашу прибавляетъ молоко или соратъ. Разсказываютъ въ Верхоянскѣ, что только три якутскихъ семейства во всемъ верхоянскомъ улусѣ питается круглый годъ мясомъ, называя при этомъ имена счастливцевъ; остальные зимой должны пробавляться упомянутой кашей; лѣтомъ — довольствоваться исключительно молокомъ. Конечно, зимой якутъ ловитъ зайцевъ, лѣтомъ утокъ, но этотъ промыселъ такъ малъ, что пищу отъ промысла можно считать лакомствомъ, а не обыкновенной пищей. Скотоводство, которымъ исключительно живетъ якутъ, не настолько развито, чтобы прокормить якута мясомъ. Семейство изъ 6 человѣкъ считается состоятельнымъ, если оно имѣетъ десять штукъ рогатаго скота и нѣсколько кобылъ. Еслибы такое семейство захотѣло бы питаться мясомъ, то весь свой скотъ оно съѣло бы много въ два года, а потомъ? Оно вынуждено питаться молокомъ, а когда не хватаетъ молока, вынуждено прибавлять древесной коры. Рѣдко можно встрѣтить якута полнокровнаго, всѣ они истощены, на лицѣ складки, старятся скоро. Якутъ всегда голоденъ и никогда не откажется ни отъ какой пищи. Дайте ему обглоданную кость, якутъ возьметъ съ большой благодарностію: онъ ее сначала обчиститъ, насколько это возможно, при помощи ножа, разобьетъ ее и съѣстъ мозгъ, а потомъ разрубитъ на мелкіе кусочки и станетъ вываривать.

2) Зимняя мѣховая обувь.

Въ то время, какъ мы пили чай у старосты, около его дома убили трехъ кобылъ. Замѣчательно варварски якуты бьютъ лошадей. Бьютъ ихъ исключительно зимой. Осенью обыкновенно вбиваютъ въ дно рѣки или озеро четыре кола на такомъ разстояніи другъ отъ друга, чтобы можно было растянуть ноги коня. Когда хотятъ убить лошадь, то привязываютъ толстой веревкой къ этимъ кольямъ ея ноги. Якутъ распарываетъ брюхо коню, прорываетъ рукой грудо-брюшную плеву, проводитъ руку въ грудную полость и вырываетъ сердце. Вся эта процедура продолжается довольно долго, причемъ конь болѣзненно стонетъ. Толпа якутовъ наѣзжаетъ съ разныхъ сторонъ полюбоваться зрѣлищемъ смерти животнаго; внимательно смотрятъ за движеніями убивающаго, смотрятъ на муки животнаго и такъ живо выражаютъ жалость бѣдняжкѣ... Затѣмъ начинается пиръ: ѣдятъ, ѣдятъ, ѣдятъ... Такая торжественность закланія напоминаетъ, мнѣ кажется, старый религіозный обычай, по которому теплое сердце приносилось въ жертву богамъ, а мясо съѣдалось людьми. Коровъ убиваютъ якуты обыкновеннымъ способомъ: бьютъ топоромъ въ голову, перерѣзаютъ горло и т. д.

Ночевать намъ пришлось въ плохенькой юртѣ, съ не отгороженнымъ хотономъ. Въ одной половинѣ юрты живетъ человѣкъ, а въ другой корова. Мы забыли изъ города соли, а безъ соли не возможно ѣсть мясо. Спросили у якута, но онъ могъ дать только нѣсколько золотниковъ.

Только на третій день мы доѣхали до станціи и могли смѣнить коней. Станція Сысыбасы — 90 верстъ. На станціи живетъ тунгусъ и возитъ на оленяхъ.

Тунгусы довольно стройны, проворны. Лобъ у тунгуса такъ же низкій, какъ и у якута, но онъ далеко добродушнѣе послѣдняго. Носъ у тунгуса длинный; не такъ широко, какъ у якута, лицо на линіи глазъ, не такъ велики впадины для глазъ, не приподняты брови, лицо не похоже на треугольникъ. Тунгусъ далеко красивѣе якута съ виду и гораздо симпатичнѣе, какъ человѣкъ. Тунгусъ держится смѣлѣе якута и по отношенію къ русскому (онъ не боится пойти на медвѣдя съ однимъ ножемъ и боится русскаго), онъ не имѣетъ такого приниженнаго, рабски—лакейскаго вида, какъ якутъ. Тунгусъ коровъ не держитъ; его кормятъ стада оленей. Питается онъ почти исключительно мясомъ; даже соли не употребляетъ. Кусокъ мяса кладетъ въ котелъ съ водой и ставитъ варить. Никакихъ приправъ не употребляетъ. Вынимаетъ изъ котла мясо, когда изъ него сочится еще кровь; достаетъ ножъ, который постоянно носитъ привязаннымъ къ ногѣ, беретъ одинъ конецъ мяса въ ротъ, другой держитъ въ рукѣ, отрѣзаетъ такимъ образомъ кусочки мяса и ѣстъ. Ѣстъ быстро, какъ дикій звѣрь... Удивительно просты и не сложны потребности якута и въ особенности тунгуса. Тунгусъ ѣстъ мясо и пьетъ чай иногда съ оленьимъ молокомъ. Ни хлѣба, ни овощей онъ не знаетъ. Не всякій тунгусъ имѣетъ дабовую рубаху. Весь костюмъ его сдѣланъ изъ оленьей кожи. Онъ носитъ ровдужную³) „купай“⁴), которую не рѣдко надѣваетъ на голое тѣло; нагрудникъ, сдѣланный изъ оленьяго мѣха съ малой шерстью, ровдужныя штаны, сары⁵) изъ оленьей кожи, иногда изъ конской, зимой употребляется мѣховая обувь. На женщинѣ можно чаще встрѣтить дабовую рубаху и изрѣдка даже ситцевую. Много тунгусокъ одѣты въ ровдугу и не замѣтно, чтобы на нихъ было дабовое бѣлье; вѣроятнѣе, что кожаное платье надѣто прямо на тѣло. Все платье тунгуса крайне грязно. Ровдуга, изъ которой сдѣлано платье тунгуса, можетъ быть вымыто, но тунгусъ не находитъ нужнымъ мыть платья; не моетъ даже рубахи, если она у него есть; а носитъ, не снимая, до тѣхъ поръ, пока окончательно не развалится.  Не рѣдко можно встрѣтить тунгуса, на которомъ вмѣсто рубахи висятъ лохмотья. Такъ плохо одѣты взрослые. Дѣти часто встрѣчаются голыми. На этой станціи на ребенкѣ 4 лѣтъ былъ надѣтъ нагрудникъ изъ оленьей шкуры и оленья куртка. Ни рубахи, ни штановъ не было. Ребенокъ снялъ куртку и голый ходилъ по комнатамъ. Въ другой юртѣ — ребенокъ совсѣмъ голый; въ третьей юртѣ — мальчикъ лѣтъ 8 въ штанахъ и торбазахъ. Ни рубахи, ни куртки нѣтъ. Въ той же юртѣ дѣвочка, лѣтъ 12, въ штанахъ, но безъ рубахи, на ней надѣта въ накидку заячья шубка, которая постоянно распахивается и при этомъ открывается совершенно голая грудь и животъ. Потребность прикрыть свое тѣло доведена до minimum'а. Всякій тунгусъ, и якутъ, мужчина и женщина, курятъ, любятъ водку. Вотъ, кажется, и всѣ его физическія требованія отъ жизни, но и эти скудныя требованія удовлетворяются плохо.

3) Оленья кожа похожая на замшу.

4) Купайка — якутское и тунгузское платье съ широчайшими въ плечахъ рукавами и перехваченной тальей.

5) Сары — якутская лѣтняя обувь.

На станціи Сысыбасы было четыре женщины. При нашемъ появленіи женщины начали перешептываться; ясно замѣтно было возбужденіе. Мы остались тутъ пить чай и пробыли въ юртѣ 3—4 часа. Мало-по-малу женщины успокоились. Одна изъ нихъ, красавица для тунгуски, съ бѣлымъ цвѣтомъ лица и вообще съ болѣе или менѣе русскимъ лицомъ, одѣтая въ ситцевую рубаху, особенно старалась обратить на себя вниманіе русскихъ. Подъ конецъ она достала музыкальный инструментъ и началась музыка. Сначала красавица играла сама, затѣмъ передала сосѣдкѣ, та слѣдующей, затѣмъ дали четвертой — всѣ женщины хотѣли играть на инструментѣ. Инструментъ этотъ представляетъ неполное желѣзное кольцо, у котораго концы составляютъ двѣ параллельныя пластинки; разстояніе между пластинками около чети вершка, а весь инструментъ вершка три. Между пластинками идетъ стальная пружинка, которая укрѣплена на окружности кольца, а концомъ своимъ свободно выходитъ изъ за пластинокъ. Инструментъ вкладывается въ губы, на срединѣ пластинокъ, причемъ пружина постоянно отводится и отпускается. Получаются тихіе, монотонные звуки. Другихъ музыкальныхъ инструментовъ ни якутъ, ни тунгусъ не знаетъ. Напѣвы пѣсенъ какъ тунгуса, такъ и якута протяжны и монотонны. Часто якутъ и тунгусъ поютъ импровизацію въ такомъ родѣ: «лѣсъ, лѣсъ cтоитъ, мы ѣдемъ» и т. д. «Что видитъ, то и поетъ», говоритъ про якута русскій мѣстный обыватель. Есть у якутовъ сказки, которыя они поютъ, есть пѣсни, въ которыхъ разсказывается о томъ, какъ жили якуты до пришествія русскихъ, какъ они воевали съ русскими. Пляски якутской я не видалъ, но говорятъ, что есть и также монотонна, какъ и музыка. Нѣтъ ничего живаго въ этой сонной пустынѣ. Все монотонно: и эти каменныя, голыя горы, и эта Янская долина, въ которой угрюмый лиственный лѣсъ смѣняется болотами, болота — лѣсомъ, и эта грязная юрта, одиноко брошенная въ этой пустынѣ; вялы якутскіе кони, которые идутъ обыкновенно съ опущенной головой, лѣнивы и вялы движенія якута, даже собака якутская не лаетъ... И горе живому человѣку попасть въ эту мертвую пустыню.

(Окончаніе послѣдуетъ).

(OCR: Аристарх Северин)

Отъ Верхоянска до Якутска.

Ст. II.

«Сибирь» №11, 13 марта 1883

Поѣхали дальше на оленяхъ. Хорошо ѣхать на оленяхъ потому, что олень легко дѣлаетъ десять верстъ въ часъ и по худой дорогѣ, если только она не камениста. По кочкамъ замерзшаго болота олень идетъ рысью. Правда, нарта на этихъ болотахъ опрокидывается довольно легко и за одинъ переѣздъ на разстояніи 40—50 верстъ случается опрокинуться 3—4 раза; правда, опасность вывалиться заставляетъ держаться на сторожѣ всю дорогу потому, что нарта очень часто идетъ наклонившись то на право, то на лѣво; да къ тому же нарта, вся связанная ремнями, довольно часто ломается и нужно ждать 10—15 минутъ, а иногда и больше, пока якутъ достанетъ свое сверло, просверлитъ гдѣ нужно дыры и свяжетъ снова ремешками свою нарту; но все-таки ѣзда на оленяхъ лучше ѣзды на лошадяхъ — быстрѣй. Такой экипажъ, какъ оленья нарта употребляется, кажется, только здѣсь на дикомъ сѣверѣ, гдѣ нѣтъ собственно никакой дороги, гдѣ нужно ѣхать то по замерзшимъ кочкамъ болотъ, то по заваленной валежникомъ лѣсной тропинкѣ. Мнѣ сначала казалось страннымъ, что нарта сдѣлана такъ не прочно, вся она хлябаетъ, нѣтъ ничего закрѣпленнаго, все связано ремнями. Мнѣ случалось видѣть ея приготовленіе нѣсколько разъ. Два длинныхъ (до 3 арш.) тонкихъ полоза съ немного загнутыми вверхъ передними концами; въ нихъ просверлены по три и по четыре дыры для копыльевъ; высокіе, обыкновенно березовые копылья слабо вставлены въ дыры, для нихъ продѣланныя и притянуты къ полозу спереди и сзади тонкими ремнями, продѣтыми въ особыя дыры. Копылья высоко отъ земли связаны вязками; на вязкахъ привязаны тонкія доски, надъ которыми выставляются еще на ¼ аршина концы копыльевъ. Впереди нарты привязана таловая дуга, которая при ударахъ можетъ подниматься и опускаться. Она при спускахъ и крутыхъ горъ защищаетъ полозья отъ удара. Нарта такъ устроена, что вся можетъ быть собрана въ часъ, если отдѣльныя части раньше приготовлены. Нарта часто по дорогѣ ломается и якутъ тутъ же, на мѣстѣ, чинитъ ее; связываетъ ремешками и на этой нартѣ ѣдетъ дальше.

    Станція 90 верстъ. Маленькая юрта, въ которой помѣщается больше 15 человѣкъ — тѣснота страшная. Не смотря на это, намъ якутъ уступилъ передній уголъ и столъ. Сами якуты столпились всѣ въ другомъ углу около камелька, на которомъ въ это время варили конское мясо въ громадномъ количествѣ. Старикъ, хозяинъ, любезно предложилъ мнѣ мяса, но мнѣ не хотѣлось ѣсть и я отказался. Мой отказъ обидѣлъ его. Якутъ обижается, если кто-нибудь не захочетъ воспользоваться его гостепріимствомъ. Вообще онъ гостепріименъ. Пріѣзжайте ночью къ какому угодно якуту, вамъ всегда затопятъ камелекъ, сварятъ чай и если у васъ нѣтъ пищи, васъ охотно накормятъ; а если есть у русскаго пища, то русскій долженъ накормить якута. Если вы дадите кусочекъ хлѣба или мяса одному якуту, то онъ раздѣлитъ поровну между всѣми присутствующими, хотя бы пришлось по маленькой крошкѣ на каждаго. Необходимость дѣлиться съ жителями стѣсняетъ русскаго потому, что русскому не хочется раздавать свой хлѣбъ, свое мясо; не хочется брать мяса у якута. Когда ѣдетъ куда-нибудь якутъ, онъ беретъ съ собой всегда постель, но никогда пищи; его будутъ кормить вездѣ куда бы онъ не пріѣхалъ. Мнѣ случилось однажды быть на якутскомъ собраніи. Якутовъ собралось тамъ болѣе ста человѣкъ. Собраніе было не въ городѣ, а въ улусной юртѣ, около которой жилъ только одинъ, правда, богатый якутъ. Всю молочную пищу: кумысъ, молоко, соратъ и т. д. якутъ отдалъ въ распоряженіе гостей, но всего этого не хватило и для половины. Собраніе продолжалось 4—5 дней и многіе ничего, кромѣ чаю съ молокомъ, не ѣли. Въ той юртѣ, около которой происходило собраніе, продавался съ аукціона скотъ и можно было за нѣсколько рублей (съ 2½ р.) купить теленка на мясо. Якутскіе старосты, выборные, кандидаты по старостѣ, составлявшіе собраніе не нашли возможнымъ или нужнымъ купить себѣ пищи, а предпочли голодать. Не первый годъ они собираются около этой юрты и не первый годъ голодаютъ, а пищи съ собой возить все- таки не хотятъ... Такова сила обычая. Два раза въ годъ бываетъ собраніе въ городѣ Верхоянскѣ. Собраніе продолжается дней по 15 и больше. На это собраніе якуты ѣдутъ тоже безъ пищи; городъ кормитъ ихъ... и самъ кормится этимъ. — Обыкновенно старосты якутскіе пристаютъ у людей состоятельныхъ, которые дѣйствительно ихъ кормятъ, но послѣ русскіе къ якутамъ ѣдутъ „гостить“; то есть, ѣдутъ къ якутамъ съ подарками съ тѣмъ, чтобы собрать отдарки. При этомъ русскій даетъ бутылку водки, немного чаю иногда, всего рубля на три, а беретъ у якута корову (20 р.), коня (40); иногда русскій говоритъ прямо якуту: „я тебѣ гощу ну такого-то коня“ и якутъ отдаетъ этого коня. Операція для русскихъ выгодная, одно русское семейство и семейство состоятельное живетъ исключительно этимъ.

— Станція 90 в. Съ этой станціи пришлось ѣхать на лошадяхъ. По дорогѣ встрѣтили товарный транспортъ. Купецъ Б. гонитъ товаръ въ Средне-Колымскъ на 95 лошадяхъ; раньше прошелъ другой его транспортъ, тоже около ста лошадей. Всѣ товары въ Верхоянскъ и Среднеколымскъ везутъ навьюченными на спины лошадей, хотя санный путь не невозможенъ. Почему не хотятъ употреблять саней и грузить на коня вмѣсто 6½ пудовъ 15 или 20, не знаю. По дорогѣ всякій купецъ, торгующій въ Верхоянскѣ или Колымскѣ, еще съ весны закупаетъ сѣно и осенью, медленно подвигаясь, кормитъ лошадей. У Б. лошади были крайне измучены и едва проходили въ день 15—20 верстъ.

— Чрезъ два дня ѣзды станція — 140 верстъ. Пріѣхали вечеромъ. Повезутъ дальше завтра на оленяхъ. Вечеромъ я сказалъ, чтобы завтра рано утромъ готовы были подводы. На утро встали — подводъ нѣтъ, ушли за оленями. Разсвѣтало — нѣтъ, напились чаю — нѣтъ. Пришлось ждать до вечера; на станціи стояли не меньше 20 часовъ. Переѣздъ 140 верстъ. На всемъ протяженіи жителя нѣтъ. Ночевали въ поварнѣ. Прямо по пріѣздѣ ямщикъ, не выпрягая даже оленей, взялся разводить огонь. Въ темнотѣ онъ нашелъ нѣсколько полѣнъ сухихъ дровъ (всякій проѣзжій долженъ оставить немного дровъ въ поварнѣ), въ темнотѣ нащепалъ лучины, добылъ, при помощи огнива, огня, зажегъ уголь, на уголь наложилъ лучины, раздулъ на шесткѣ до пламени. Оказалось, что въ каминѣ снѣгъ и сыро. Долго огонь не хотѣлъ разгораться. Спустя только часъ, можно было снять дохи; часа чрезъ 3—4 стало настолько тепло, что можно было разстегнуть нижнія шубы. Ночевали здѣсь. Соли совсѣмъ не было, пришлось ѣсть мясо, сваренное въ водѣ безъ соли — нѣчто невозможное.

На слѣдующій день пить чай, согрѣться остановились въ поварнѣ. У меня начали зябнуть ноги. Развели огонь, погрѣлись около него, попили чаю и дальше. Согрѣться въ поварнѣ съ мерзлымъ поломъ мнѣ не удалось. 5 верстъ не отъѣхали, какъ снова начали у меня мерзнуть ноги. Закрыть чѣмъ нибудь ноги нельзя потому, что нарта идетъ постоянно бокомъ, наклоняясь то на право, то на лѣво и одѣяло, которымъ вы закроете ноги, обыкновенно попадаетъ подъ полозъ. Чтобы согрѣть ноги, нужно идти пѣшкомъ. Идти пѣшкомъ въ шубѣ и дохѣ крайне тяжело, тѣмъ болѣе для меня съ хроническимъ катаромъ легкихъ. Пришлось ѣхать съ застывающими ногами верстъ 40, часовъ 5.

Отъ г. Верхоянска до Верхоянскаго хребта дорога идетъ по Янской долинѣ сначала довольно широкой (версты 4—5), затѣмъ долина постоянно съуживается, становится каменистой и оканчивается каменнымъ ущельемъ, которое поднимается на хребетъ. Въ этомъ ущельѣ почти съ самой вершины хребта беретъ начало рѣка Яна въ видѣ горнаго ручья; по этому же ущелью поднимается на хребетъ дорога. Въ долинѣ Яны близь г. Верхоянска довольно густое относительно населеніе, одна юрта отъ другой верстъ 5, версты 2—3, 10—20 верстъ дальше. Въ широкихъ мѣстахъ долины довольно много луговъ и тамъ охотно селится якутъ—скотоводъ. Но чѣмъ дальше отъ города, тѣмъ уже долина, чѣмъ каменистѣе мѣстность, тѣмъ меньше луговъ, рѣже житель. Верстъ за 200 отъ хребта мѣстность становится исключительно каменистой, люди встрѣчаются только на станціи, лошадей не держатъ, коровъ тоже. Олени. Ночевать, погрѣться можно только въ поварняхъ.

Станція подъ хребетъ 105 верстъ. Станція помѣщается въ большомъ шестиугольномъ амбарѣ, отопляется однимъ камелькомъ. Холодно до того, что стѣны кругомъ промерзли, тепло только предъ камелькомъ. Якутовъ, которые живутъ на этой станціи, какъ ямщики, холодъ очевидно нисколько не смущаетъ; они ни сколько не заботятся и томъ, чтобы поправить свою берлогу и устроиться въ ней поудобнѣй. Съ этой станціи нужно подниматься на хребетъ. Подъемъ длинный, начинается почти отъ самой станціи и тянется верстъ на двадцать. Приходится ѣхать то по руслу Яны, то около него. Дорога камениста, ѣхать скоро нельзя: на каждомъ шагу будутъ ломаться нарты; нужно часто вставать. Вообще дорога трудна. Нужно рано выѣхать, чтобы за свѣтло переѣхать хребетъ и за свѣтло добраться до станціи. Возитъ не якутъ, а тунгусъ, что живетъ за версту отъ станціи. Вечеромъ я послалъ за тунгусомъ и сказалъ ему чрезъ переводчика, чтобы завтра чуть свѣтъ были олени. Утромъ встали поздно — оленей нѣтъ, позавтракали — оленей нѣтъ. Октябрьскій день вообще не дологъ, а въ верхоянскомъ округѣ онъ не больше шести часовъ. Не раньше 12 часовъ дня привели оленей. Только къ ночи мы добрались до вершины хребта. Въ долинѣ было тихо, нельзя было даже думать, что на хребтѣ дуетъ вѣтеръ, а на хребтѣ въ это время дулъ сильный сѣверный вѣтеръ, который съ страшной силой гналъ все попадающееся ему на пути по южному склону хребта.

Мы поднялись на хребетъ по оленьему тракту. Подъемъ съ верхоянской стороны сносный, но спускъ на сторону якутскаго округа крутой, какъ громадная ледяная гора, съ которой катаются на салазкахъ. Для того, чтобы спуститься съ этого хребта, обыкновенно связываютъ всѣ нарты вмѣстѣ, привязываютъ сзади нартъ за рога оленей, которые, упираясь, задерживаютъ, насколько возможно, быстроту бѣга. Ямщики садятся на снѣгъ и, стараясь направлять нарты, мчатся внизъ съ удивительной быстротой.

На конномъ трактѣ я не былъ самъ. Говорятъ, что тамъ болѣе пологій спускъ и подъемъ, но что онъ идетъ надъ пропастью и нерѣдко кони съ вьюками падаютъ въ эту пропасть. Спасти падающаго коня нѣтъ никакой возможности. Стараются обрубить поводъ, который связываетъ съ другими лошадями, чтобы при паденіи онъ не увлекъ за собой другихъ лошадей. На самой вершинѣ хребта стоитъ крестъ и всякій купецъ кладетъ этому кресту подарки (шали, платки, деньги), если ему удается благополучно переправить свой транспортъ чрезъ хребетъ.

Собрались мы на вершинѣ хребта всѣ вмѣстѣ, я, казакъ и ямщикъ, сняли верхнія дохи, ямщикъ связалъ нарты, привязалъ къ нартамъ вещи, привязалъ сзади оленей. Нужно спускаться съ невѣроятной кручи — въ якутскій округъ. Но объ якутскомъ округѣ въ слѣдующій разъ, господа.

(OCR: Аристарх Северин)

Отъ Верхоянска до Якутска.

Ст. III

«Сибирь» №14, 3 апрѣля 1883

Начинаемъ спускаться съ горы въ Якутскiй округъ. Ямщикъ съ оленями первый покатился внизъ. Олени уперлись, стараясь задержать нарты, но нарты мчались съ невѣроятной быстротой. За ямщикомъ сталъ спускаться я. Катиться мнѣ не хотѣлось; я пошелъ на ногахъ, но ноги скоро покатились; чтобы не упасть, я долженъ былъ сѣсть и въ такомъ положеніи катиться внизъ. Скоро, впрочемъ, гора стала болѣе отлогой; я поднялся на ноги. Прошелъ не много и снова впереди невѣроятная круча. Я попробовалъ идти зигзагами, но меня сорвало вѣтромъ и понесло внизъ въ такомъ положеніи, что мнѣ угрожала опасность удариться головой объ острые камни ущелья, по которому меня несло. Я употребилъ всѣ усилія, чтобы повернуться и катиться внизъ ногами, а не бокомъ, что мнѣ и удалось въ концѣ концовъ. Когда я скатился, то первой мыслью, которая явилась у меня, было — „я цѣлъ“. Люди спустились съ этихъ двухъ кручъ благополучно, но одинъ изъ оленей разорвалъ себѣ о камень ногу, оставивъ кровавый слѣдъ на всей горѣ. Внизу мы собрались всѣ вмѣстѣ. Я разсказалъ казаку, что оставилъ шаль на горѣ. Казакъ увѣрилъ меня, что тунгусу, который живетъ въ этихъ горахъ, ничего не стоитъ взобраться на хребты. Послали тунгуса за шалью. Вѣтеръ, который дулъ на горахъ, съ страшной силой спускался по ущелью внизъ, пронизывая холодомъ до костей. Не было никакой возможности оставаться на вѣтру. Я сошелъ къ самой подошвѣ горы, выбралъ подъ кручью затишье и легъ въ затишье, разсчитывая, что тунгусъ долго будетъ подниматься на горы. Стемнѣло. Я не замѣтилъ, чтобы спускались олени внизъ, но меня стало безпокоить, что такъ долго нѣтъ оленей и ямщика. Я попробовалъ вернуться назадъ. Нужно было подниматься на гору противъ вѣтра. Впереди ничего не было видно. Я сталъ кричать, вѣтеръ относилъ мой голосъ. Съ страшными усиліями я дошелъ до того мѣста, гдѣ остались олени и ямщикъ, — но тамъ никого не было. „Уѣхали“? „пріѣдутъ назадъ“, рѣшилъ я; „нельзя же бросить живаго человѣка“. Нужно ждать и самое лучшее здѣсь, гдѣ оставались олени. Идти впередъ нельзя, — не знаю хорошо дороги, а ее перемело снѣгомъ. Потеряю дорогу, тогда и найти меня будетъ не возможно. Вырылъ я въ снѣгу яму и началъ терпеливо ждать. Ждалъ съ полчаса, — нѣтъ. Холодно. Начали зябнуть руки отъ плеча. „Замерзну“?!... „Идти“ — дороги не знаю, ждать — усну, замерзну! „Идти или ждать“? —  мучительный вопросъ. „Идти“! рѣшилъ я. „До поварни 25 верстъ, дорога идетъ ущельемъ, которое въ самомъ широкомъ мѣстѣ не больше ½ версты. Нужно идти, если я окончательно не выбьюсь изъ силъ, то дойду до поварни. Ждать, чтобъ за мной вернулись нельзя, заснешь — или отморозишь руки и ноги или совсѣмъ замерзнешь“. Пошелъ. Попутный вѣтеръ подгонялъ меня сзади. Дороги не занесло еще подъ самымъ хребтомъ. По жесткой, убитой дорогѣ легко идти. Я пошелъ скоро и началъ согрѣваться. „Пока на ногахъ, не замерзну“, думалось мнѣ. Нѣсколько верстъ — 3 или 4 шла хорошая дорога, а затѣмъ пропала. Кругомъ глубокій снѣгъ. Темно. Дороги и раньше не было видно, ее было слышно только подъ ногой. Теперь, когда она пропала изъ подъ ноги, найти ее было не такъ-то легко. „Нужно пройти ущелье поперекъ и я снова найду дорогу“. Прошелъ долину поперекъ, но снѣгъ былъ вездѣ глубокій, дороги не было, занесло. „Пойду безъ дороги“. Пришлось идти по каменному ущелью безъ дороги! Сзади съ силой толкалъ вѣтеръ и нерѣдко опрокидывалъ чрезъ большіе камни, едва закрытые снѣгомъ. Я сошелъ въ ручей, разсчитывая найти тамъ болѣе гладкую дорогу. Но ледъ ручья ломался потому, что изъ подъ него ушла вода и я проваливался по колѣни иногда одной, а чаще обѣими ногами, причемъ постоянно боялся промочить ноги. Промочить ноги, значить ихъ отморозить. Но тамъ воды не было. Постоянно падая, подвигался я впередъ крайне медленно. Усталость давала знать о себѣ. Кромѣ того я съ самаго утра ничего не ѣлъ, да и утромъ ѣлъ мясо безъ соли и потому съѣлъ очень и очень не много, хотѣлось ѣсть, хотѣлось пить, чувствовалась страшная усталость... Приходилось часто ложиться въ затишьѣ, чтобы собраться съ силами. „Я не долженъ выбиваться изъ силъ“, ясно сознавалъ я. Долго лежать я не могъ потому, что дремота охватывала меня каждый разъ, когда я ложился. „Я не долженъ засыпать“, — было моей другой мыслью. „Они навѣрное меня ищутъ, но какъ найдутъ“?... „Станутъ кричать“. Дѣйствительно слышно два голоса и не далеко. „Это они“. Въ это время я лежалъ. Быстро поднявшись на ноги, я пошелъ по тому направленію, откуда слышались голоса. Подошелъ къ горѣ, откуда слышались голоса: одинъ зоветъ, другой говоритъ ему что-то — такъ близко. Я сталъ кричать. Голоса не измѣнились; очевидно на меня не обратили вниманія. Я сталъ кричать съ большой силой, но мнѣ не отвѣчали. Голоса не мѣнялись: одинъ монотонно звалъ, другой говорилъ ему что то. „Это вѣтеръ воетъ въ ущельи!“... „Нужно идти дальше“. А тамъ, на другой сторонѣ ущелья снова зоветъ человѣческій голосъ. Я остановился, началъ прислушиваться. Мѣрно, не повышаясь, не понижаясь, зоветъ человѣческій голосъ кого то. „Вѣтеръ“! рѣшилъ я сердито и не сталъ больше прислушиваться къ лѣснымъ голосамъ. Тихо, медленно, но постоянно я подвигался впередъ. Правда я часто ложился, но лежалъ не долго. Мысль — „я не долженъ засыпать“! не давала мнѣ долго отдыхать. Ущелье стало шире, начался лѣсъ. Чтобы сколько нибудь защититься отъ вѣтра, который часто меня опрокидывалъ, я зашелъ въ лѣсъ и нашелъ дорогу. Какъ хорошо, какъ легко идти по гладкой, жесткой дорогѣ! Это не то, что лазить по колѣно въ мягкомъ снѣгу, падать чрезъ камни, проваливаться на льду. Нѣсколько верстъ дорога шла лѣсомъ. Въ лѣсу хорошо — вѣтеръ не валитъ съ ногъ, не пронизываетъ васъ до костей... Но скоро дорога снова вышла на камни и потерялась. Какъ только я вышелъ изъ лѣсу, такъ снова потерялъ, подъ ногой мягкій снѣгъ, пробовалъ найти дорогу — нѣтъ дороги, занесло. Снова пришлось идти по колѣно въ сугробѣ. Силы замѣтно стали оставлять меня; стало необходимостью: чаще ложиться, дольше лежать. „Скоро будетъ свѣтать“?... „Вѣроятно скоро“. Я легъ ждать свѣта. Забылся. Долго ли лежалъ, не знаю, но снова стали зябнуть руки отъ плеча. Пошелъ дальше. „Нужно держаться правой стороны, къ лѣсу, вѣроятно въ лѣсу дорога“; но пока я дошелъ до лѣвой стороны пади, мнѣ пришлось лечь не одинъ разъ. Стало свѣтать. Добрался до лѣса — дорога. Съ радости я хотѣлъ идти скоро, но оказалось, что скоро идти не могу и по гладкой дорогѣ. „Вѣроятно, не далеко до поварни“. „Дороги теперь не потеряю“. И дѣйствительно, хотя дорога и вышла изъ лѣсу на камни, но при свѣтѣ легко было увидать, гдѣ она снова входитъ въ лѣсъ. Голодъ, усталость заставляли меня ложиться на верстѣ раза два, я едва подвигался. Наконецъ вышелъ на поляну, на которой стояла поварня. Около поварни стояла нарта, на которой лежали вещи. „Были и уѣхали меня искать“. Въ поварнѣ на шесткѣ стоялъ чайникъ, лежало нѣсколько обуглившихся полѣнъ. „Есть ли огонь“? „Есть“. Одно полѣно тлѣлось въ золѣ. Нужно раздуть. Я досталъ ножикъ, нащепалъ лучины, положилъ на тлѣющій огонь; нужно раздуть, но у меня усы примерзли къ бородѣ и дуть я могъ только себѣ въ носъ. Раздуть огня я не могъ. Пока оттаивалъ бороду, у меня вода капала на огонь и тушила его. Огонь погасъ. Ну, такъ надо ѣсть что нибудь, попался мнѣ подъ руку кусокъ хлѣба, конечно совершенно мерзлый. Я порубилъ его ножомъ на мелкіе кусочки и съѣлъ. Пить. Въ чайникѣ былъ оставленъ для меня чай, но замерзъ, чрезъ носокъ не течетъ совсѣмъ; я пробилъ верхнюю крышку льда, чрезъ край налилъ чашку холоднаго чаю, выпилъ. Лечь. Не на что. Мою постель увезъ казакъ, увезъ и мою доху; осталась его постель не мѣховая, холодная. Легъ въ холодную постель, забылся не надолго, но началъ зябнуть. Озябли ноги, началъ самъ дрожать. Нужно развести огонь. „Спички“? Сталъ искать спичекъ. Я не курю и спички могли попасть только случайно. Нѣсколько спичекъ нашлось въ моей сумкѣ, но ни одна не загорѣлась. „Казакъ куритъ, табакъ у него въ сундукѣ, вѣроятно тамъ есть и спички“. Сундукъ былъ запертъ на замокъ. Отпереть при помощи ножа на страшномъ морозѣ нечего было и думать. Сломалъ замокъ. Въ сундукѣ спичекъ не было. Досталъ изъ сундука мѣховую не большую куртку — закрыть ноги. Снова легъ, закрывъ курткой ноги, но это не помогло. „Нужно что-нибудь ѣсть“. „Сырое мерзлое мясо“? ,,Никогда не ѣлъ“... „Якуты ѣдятъ“... А можетъ быть сливки или молоко онъ не увезъ съ собой“. „Нужно посмотрѣть“. „Ѣдутъ кажется“... „Это нарты шумятъ по снѣгу“. „Остановились“. Подождалъ, никто не входитъ въ поварню. Это вѣтеръ обманулъ меня. Другой разъ донесся до уха слухъ, что кто-то подъѣхалъ, идетъ къ поварнѣ, стучитъ около, но никого изъ людей не оказалось. Пара оленей брошенныхъ ямщикомъ, зачуявъ волка пришли къ поварнѣ. Всѣ мои соображенія были крайне отрывочны, они рязстянулись на нѣсколько часовъ, прерывались состояніемъ оцѣпенѣнія, во время котораго въ головѣ являлись даже не клочки мыслей, а просто отдѣльныя понятія — „резонъ“ и очнулся. Что такое? Стараюсь сообразить, но ничего не могъ припомнить кромѣ слова „резонъ“; другой разъ очнулся на словѣ „пустота“...

„Нужно посмотрѣть, нѣтъ ли сливокъ“? Всталъ и нашелъ сливки. Порубилъ ихъ ножомъ, положилъ около головы на постели, укрылся съ головой и началъ ѣсть. Наѣвшись мерзлаго, я почувствовалъ сначала еще большой холодъ, но потомъ стало какъ будто теплѣй. Нарубилъ сливокъ еще. Такъ мерзъ и кормился сливками, поджидая, пока пріѣдутъ казакъ и ямщикъ до самаго вечера. „Уѣхали на станцію, скоро не будутъ“. Темнѣло. Ноги окоченѣли. Чтобы сколько нибудь согрѣть ноги, я разулся и завернулъ ихъ въ шубу, но согрѣть не удалось. Обрывки мыслей также безпорядочно вертѣлись въ головѣ. Время шло мучительно долго. Страшно хотѣлось пить. Но вотъ я совсѣмъ забылся и очнулся только тогда, когда около поварни послышались человѣческіе голоса.

— Огня, чаю, скорѣй!...

(Продолженіе будетъ.)

(OCR: Аристарх Северин)

ВЕРХОЯНСКЪ.

«Сибирь» №22, 29 мая 1883

Далеко на сѣверѣ въ якутской области, на Янѣ, существуетъ маленькій городокъ — Верхоянскъ. Говорятъ, что это самый холодный пунктъ на всей земной поверхности. Насколько это вѣрно, трудно сказать потому, что никто въ Верхоянскѣ не озаботился обзавестись спиртовымъ термометромъ; температура опредѣляется на глазомѣръ.

— А сколько сегодня градусовъ? обращается одинъ обыватель къ другому.

— Да будетъ больше 50°; холодно, дыханіе мерзнетъ.

Былъ когда то въ Верхоянскѣ докторъ Б., имѣлъ спиртовой термометръ, производилъ наблюденія и знакомилъ съ ними обывателей. Обыватель настолько восчувствовалъ эти градусы, что и теперь, лѣтъ 10—15 послѣ того, какъ Б. уѣхалъ съ термометромъ, не затрудняясь, опредѣляетъ градусы. Но тепло во всякомъ случаѣ въ Верхоянскѣ. Снѣгъ тамъ выпадаетъ между 1 и, самое позднее, 10 сентября; въ это же время замерзаютъ озера, въ концѣ мѣсяца становится рѣка Яна. Въ сентябрѣ и въ первой половинѣ октября мягкая зима — морозы достигаютъ только 25—30° R, но со второй половины октября морозы достигаютъ 40° и выше. Съ половины ноября и по 28 декабря не видно совсѣмъ солнца. День бываетъ не больше 4 час., день темный, — читать можно около окна, и то съ трудомъ, отъ 10 утра и до ½ второго. Въ это время до того холодно, что якуты не возятъ въ городъ дровъ на продажу и вообще не охотно вылазятъ изъ своихъ юртъ. Ѣздятъ въ лѣсъ всю зиму только наемные рабочіе, — имъ, должно быть, никогда не бываетъ холодно. 28 декабря въ первый разъ, послѣ длинной ночи, показывается на горизонтѣ солнышко и обыватель выходитъ полюбоваться имъ. Это цѣлое событіе, о немъ говорятъ, ему рады какъ дню. Но морозы продолжаются, и въ январѣ бываютъ самые упорные. Тянутся нерѣдко до половины февраля. Во время этихъ морозовъ, особенно въ сорока-суточную ночь никого не встрѣтишь на улицѣ — все попрятались въ юрты, къ комельку, въ которомъ день и ночь горитъ огонь. Даже собакъ нѣтъ на улицѣ и они въ юртахъ. Да и нельзя высунуть носа на улицу: въ январѣ я пошелъ къ пріятелю вечеромъ и пока дошелъ, кончикъ носа у меня обратился въ кусокъ льда; якутка изъ одной юрты пошла въ другую, не дошла и замерзла. Это подъ городомъ. Отъ одной юрты до другой не больше 4 версты. Только во второй половинѣ января начинается въ городѣ движеніе — собраніе: наѣхали якуты изъ улуса. Снѣгъ начинаетъ таять только съ апрѣля мѣсяца. Яна очищается отъ льда рѣдко 20 мая, чаще же на 25—30 мая. Въ 1-хъ числахъ іюня бываетъ первый разливъ. Ниже къ Сѣверному морю, Яна очищается не раньше 10 іюня. Весна въ Верхоянскѣ очень короткая — май мѣсяцъ. Но въ маѣ въ Верхоянскѣ ежегодно дуютъ сѣверные вѣтры и потому весь май бываетъ холодный — ходятъ въ шубахъ. Огородные овощи садятъ въ первыхъ числахъ іюня. Садятъ капусту сѣрую, картофель, рѣпу, рѣдьку, морковь, свеклу; пробовали садить лукъ. Изъ хлѣбныхъ растеній сѣяли ячмень, пшеницу. Ржи никто не пробовалъ сѣять. Капусты въ городѣ собираютъ много—много флягъ 10. Капуста растетъ только сѣрая и въ вилокъ не свивается. Картофель каждый почти годъ убивается морозомъ, который бываетъ ежегодно между 18—22 іюля. Рѣпа, рѣдька, родятся мелкія и мало, едва-ли найдется во всемъ городѣ больше сотни штукъ. Морковь и свекла родятся еще хуже. Лукъ, при мнѣ посѣянный, не вышелъ, были получены плохія сѣмена и можетъ ли тамъ родиться лукъ,— не знаю навѣрное. Ячмень родится плохо да и сѣяли то его два—три раза. Первые посѣяли скопцы. Ячмень взошелъ и взошелъ прекрасно. Скопцы сами пустили на него свой скотъ, который все уничтожилъ. Скопцы боялись, чтобы ячмень не созрѣлъ и чтобы ихъ не заставили разводить хлѣбъ въ Верхоянскѣ. Теперь ихъ въ Верхоянскъ не посылаютъ потому, что тамъ не растетъ хлѣбъ. Созрѣлъ ли бы ихъ хлѣбъ, — неизвѣстно! Другой разъ сѣялъ ячмень купецъ, но онъ заставилъ землю разрабатывать якутовъ, которые никогда не видали, какъ это дѣлается. Рыли землю они заступами и разработали весьма плохо. Засѣяли тоже плохо. Ячмень все же уродился, хотя и плохо. Колосъ налился, но не вызрѣлъ, — ударили морозы. Пшеница мерзнетъ и не даетъ совсѣмъ зерна. Нѣкоторые изъ обывателей думаютъ, что въ Верхоянскѣ, или, по крайней мѣрѣ, въ южной части верхоянскаго улуса, есть мѣста, на которыхъ могъ бы расти хлѣбъ. Я считаю хлѣбопашество невозможнымъ въ верхоянскомъ округѣ. Зима слишкомъ продолжительна, а лѣто ¹) слишкомъ короткое.

1) Лѣтомъ дней 30 солнце совсѣмъ не закатывается и горы постоянно освѣщены. Долина Яны, въ которой расположенъ городъ, загорожена горами и только одинъ уголокъ Верхоянска и то все на нѣсколько дней постоянно освѣщаетъ солнце. Остальная часть города стоитъ нѣсколько часовъ въ сутки въ тѣни.

Въ Верхоянскѣ, конечно, своего хлѣба нѣтъ. Правительство доставляетъ туда ржаную муку и ячменную крупу. Есть въ верхоянскомъ округѣ 4 хлѣбныхъ магазина; въ Верхоянскомъ, Казачьемъ, Булуни и въ Русскомъ Устьѣ. Въ Верхоянскѣ пудъ ржаной муки стоитъ 5 р. 68 к. (по послѣдней оцѣнкѣ) и якуты берутъ муки очень мало. Въ Казачьемъ живутъ исключительно рыбнымъ промысломъ, отъ недостатка рыбы тамъ почти каждую весну бываютъ голодовки, во время которыхъ якуты берутъ муку изъ магазина; но и тамъ муки расходится очень мало. Доставляетъ казна соль, но якуты отказались покупать въ казнѣ, когда казна просила у нихъ содержаніе для вахтера и потому теперь не разрѣшено отпускать соль якутамъ. Якуты дѣйствительно мало берутъ соль и взятую больше отдаютъ коровамъ, чѣмъ ѣдятъ сами. У многихъ городскихъ якутовъ нѣтъ совсѣмъ соли и если вы имъ дадите бульонъ, то они говорятъ „шибко солено“. Кромѣ муки и соли, казна доставляетъ въ Верхоянскъ порохъ и свинецъ.

Расположенъ городъ на среднемъ теченіи Яны, въ узкой янской долинѣ, сжатой горами съ обѣихъ сторонъ. Долина близь города не шире 4 верстъ. Кругомъ болота. На этихъ болотахъ растетъ трава, которой якутъ кормитъ свой скотъ. Въ самомъ городѣ, въ чертѣ строеній, 4 болота. Разсказываютъ, что именно эти болота привлекли сюда первыхъ жителей — кормъ для скота былъ хорошимъ. Судя по разсказамъ, городъ стоялъ прежде на лѣвомъ берегу рѣки, на сухомъ мѣстѣ. Дѣйствительно на лѣвомъ берегу есть большая очищенная отъ лѣса площадь, на которой видны остатки когда то бывшихъ строеній. Здѣсь былъ городъ когда то. Но вотъ одинъ якутъ построился на правомъ берегу, на болотѣ; тамъ построились еще двѣ—три юрты, тамъ построили церковь, перенесли полицейское управленіе — вотъ и городъ. Теперь въ Верхоянскѣ сорокъ два жилыхъ помѣщенія. Есть нѣсколько домовъ, которые имѣютъ русскій видъ, большой прекрасный домъ, что стоитъ на краю города, домъ полицейскаго управленія и домъ инородческаго училища. Эти дома, въ особенности два первыхъ, имѣютъ совсѣмъ русскій видъ: они съ крышами, въ окнахъ вставлены стекла, они не обмазываются глиной на зиму. Кромѣ нихъ есть еще нѣсколько домовъ наполовину русскихъ, наполовину якутскихъ: они безъ крышъ, на зиму обмазываются глиной, вмѣсто стеколъ вставляютъ льдины. Затѣмъ идутъ юрты, въ которыхъ живутъ русскіе. Эти юрты имѣютъ не рѣдко нѣсколько комнатъ, всегда въ нихъ деревянный полъ, они содержатся чище якутскихъ помѣщеній. Затѣмъ якутскія юрты и хотоны—хлѣвы, въ которыхъ въ одной половинѣ живутъ коровы, въ другой якуты. Въ 42 жилыхъ помѣщеніяхъ живутъ люди и коровы, — вотъ какой большой городъ! Жителей всѣхъ считается до 200 человѣкъ. Добрая половина жителей народъ временно проживающій въ Верхоянскѣ: исправникъ, помощникъ, докторъ, фельдшеръ, акушерка. Всѣ выживаютъ свои пятилѣтіе сроки затѣмъ, чтобы получить прогонныя деньги и бѣжать изъ этого милаго мѣстечка. Какъ бы, кажется, не жить начальству въ Верхоянскѣ — пушнина! Лисицъ-огневокъ, сиводушекъ, изрѣдка чернобурыхъ, песцовъ бѣлыхъ и всякихъ иныхъ звѣрей найдется достаточно. Якутъ человѣкъ благодарный и не обдѣлитъ. Верхоянцы и колымцы хорошо понимаютъ, что если тамъ не нажиться, такъ гдѣ же больше и наживаться. Да и зачѣмъ ѣхать въ эту глушь, если не нажиться?

Исправникъ, помощникъ, докторъ, фельдшеръ, акушерка съ ихъ чадами и домочадцами составляютъ чуть не четвертую часть всего населенія. За ними слѣдуетъ казачья команда, 27 человѣкъ мужчинъ. Казаки возятъ почту, казаки занимаютъ караулъ при мучномъ и пороховомъ магазинѣ, казаки исполняютъ обязанность нижнихъ чиновъ полиціи. Верхоянскіе казаки это не воинство храброе, а просто военное сословіе членовъ, которое правительство содержитъ со дня ихъ рожденія. Мальчику, со дня рожденія дается полпайка, съ 10 лѣтъ полный паекъ, съ 17—18 лѣтъ, когда онъ поступаетъ на службу, полное казацкое содержаніе съ аммуничными, комиссаріатскими, съ квартирными, съ жалованьемъ и т. д. всего, считая для Верхоянска (пудъ муки казачьей — 4 р.). до 150 р. Нѣкоторые семейные живутъ на эти средства порядочно, не нищенствуютъ, а холостые почти всѣ впередъ иногда на полгода продаютъ свои пайки, сами ходятъ оборванные, голодные. Многіе не имѣютъ квартиръ, а живутъ гдѣ Богъ дастъ. Каждый изъ нихъ мечтаетъ о командировкѣ съ почтой въ Якутскъ или, еще лучше, въ Колымскъ. До Колымска онъ проѣдетъ дней 40, а во время дороги его кормятъ якуты даромъ. Правда, онъ при этомъ не видитъ хлѣба, часто у якута нѣтъ совсѣмъ соли и ему приходится ѣсть мясо, сваренное безъ всякой приправы, но это его ни сколько не смущаетъ. Лучше, чѣмъ ничего. Формы они не носятъ. Въ Верхоянскѣ имъ, по мѣстнымъ условіямъ, дозволено не имѣть формы. Одѣты крайне плохо. Мнѣ пришлось дорогой встрѣтить казака зимой при 40° R безъ мѣховаго платья. Пріѣхалъ на станцію, дрожитъ.

— Что вы Михайло, такъ легко одѣты? спросилъ я его.

— Да не думалъ, что теперь отправятъ, даже чулокъ теплыхъ не было, на томъ станкѣ заставилъ сдѣлать. Казакъ въ Верхоянскѣ не считается оборванцемъ и ему стыдно, что онъ ѣдетъ совсѣмъ безъ платья. Кормятъ его якуты. Чай, впрочемъ, у него свой. Въ городѣ казаки очень не рѣдко остаются безъ пищи по нѣсколько дней съ ряду и цѣлые мѣсяцы питаются, чѣмъ Богъ послалъ.

— Какъ же ты, Василій, будешь самъ то жить, продаешь весь свой паекъ?

— Я паекъ то продалъ, а потомъ хожу и хожу... Это значитъ: я хожу изъ дома въ домъ и жду, можетъ быть станутъ пить чай и мнѣ дадутъ, можетъ быть станутъ ѣсть и мнѣ дадутъ хоть кость, хоть чашку бульона. Что можно съѣсть, казакъ всегда утащить.

Но это въ Верхоянскѣ не считается грѣхомъ и якутъ считаетъ себя въ правѣ взять кусокъ хлѣба, мяса, чаю, и вообще всего съѣдобнаго, хотя бы и безъ хозяина.

— Аннушка, ты взяла у меня пирогъ съ ягодами? спрашиваетъ русскій, не давно пріѣхавшій и потому мало знакомый съ мѣстными обычаями.

— Я.

— Зачѣмъ?

— Я давно не ѣла хлѣба, увидала и захотѣла. Эта Аннушка живетъ въ другомъ домѣ и знакома съ русскимъ только потому, что мажетъ у него глиной комелекъ. Это порядокъ вещей.

Голыдьба—казаки не имѣютъ доступа въ русскіе дома, болѣе или менѣе состоятельные, а кормятся большею частію около якутовъ, которые сами вѣчно голодны. Между верхоянскими казаками масса народу молодого и нельзя сказать, чтобы это былъ народъ лѣнивый; но заработковъ въ Верхоянскѣ нѣтъ.

— Здѣсь пропащее мѣсто, говоритъ колымскій казакъ, здѣсь ничего нѣтъ! Вотъ у насъ въ Колымскѣ... рыба! и начинаетъ разсказывать, какъ это хорошо питаться одной рыбой.

Собственно изъ обывателей въ Верхоянскѣ есть два русскихъ рода: родъ Г. и родъ К. Первые дѣти купца, теперь раззорились: одинъ изъ нихъ служитъ, другой живетъ тѣмъ, что ходитъ „гостить“ къ якутамъ. Чѣмъ существуетъ другой родъ, трудно сказать. Это и все русское населеніе Верхоянска.

Русское населеніе „тоены“—господа. Якутъ при встрѣчѣ съ русскимъ, даже поселенцемъ, снимаетъ шапку и кланяется, приговаривая „тоенумъ, тоенумъ“. Никто изъ русскихъ не прочь понажиться на счетъ якута. Достигается это довольно просто, — русскій ѣдетъ „гостить“ къ якутамъ.

У якутовъ распространенъ обычай — дарить. Каждый, получившiй подарокъ, старается отдарить и при этомъ даетъ большую стоимость, чѣмъ получилъ самъ. Обычай этотъ сохраняется до сихъ поръ и вы не рѣдко услышете даже въ городѣ: „ты мнѣ чего нибудь подари“. Русскіе этимъ обычаемъ сумѣли воспользоваться. Забираетъ русскій водки и ѣдетъ къ якутамъ въ гости. Заѣзжаетъ, конечно, только къ богатымъ. Не рѣдко ѣдутъ „гостить“ люди видные по Верхоянску: матушки, писарь, купцы, богатые казаки. Якутъ считаетъ за большую честь, что къ нему русскій пріѣхалъ въ гости. Пріѣхавшій русскій вынимаетъ закупоренную бутылку водки, наливаетъ рюмку хозяину и отдаетъ при этомъ всю бутылку. Якутъ пьетъ первый самъ, угощаетъ русскаго и всѣхъ присутствующихъ, не исключая ни женщинъ, ни дѣтей. При этомъ русскій иногда даетъ еще кое-какіе подарки, даетъ табаку, сахару, чаю и т. п. За это якутъ даетъ ему корову (корова стоитъ до 20 рублей, бутылка водки стоитъ 1 р. 50 к. и меньше), Торговля выгодная и русскій дѣйствительно смотритъ на это, какъ на промыселъ, какъ на торговлю. Люди, занимающіе видныя мѣста, „находятъ“ (по мѣстному выраженію) до 20 штукъ рогатаго скота и нѣсколько штукъ коннаго за одну поѣздку. Обычаемъ этимъ слишкомъ злоупотребляли и злоупотребляютъ. Очень часто русскій пріѣзжаетъ къ якуту, ставитъ ему водки и говоритъ „я тебѣ гощу на такого коня“ и якутъ отдаетъ коня. Правда, русскій при этомъ даетъ не бутылку вина, а ¼ ведра, прибавляетъ иногда денегъ рублей 10; но все якутъ боится этихъ угощеній и подарковъ до того, что хорошихъ коней не покалываетъ въ городъ. Мнѣ случилось съ однимъ знатокомъ мѣстности говорить о томъ, что лошадей выдающихся у якутовъ нѣтъ — всѣ ровныя.

— Есть у нихъ! Какъ нѣтъ! да только не показываютъ.

— Почему не показываютъ?

— Отберутъ у нихъ, боятся.

— Кто отберетъ?! Какъ отберутъ?!

Обыватель при этомъ разсказалъ, какъ „гостятъ на коней“ и указалъ на русскаго, у котораго на дворѣ стоитъ до 6 лошадей гнѣдыхъ и всѣ некупленныя, всѣ „гощенныя“.

Благодаря частымъ злоупотребленіямъ, обычай этотъ начинаетъ выводится и люди нечиновные ѣздятъ „гоститъ“ только къ знакомымъ. Пріѣзжая въ городъ на собраніе (собраніе продолжается иногда по мѣсяцу въ городѣ и бываетъ два раза въ годъ), якуты не привозятъ съ собой пищи, а живутъ у русскихъ, которые ѣздятъ къ нему гостить. Богатыхъ якутовъ охотно принимаютъ, кормятъ и не берутъ за это денегъ. Послѣ собранія русскіе ѣдутъ въ якуты — „гостить“. Одно семейство русскихъ — большое семейство, — жило исключительно тѣмъ, что принимало якутовъ, и ѣздило „гоститъ“.

Есть и еще способы нажиться. Во время собраній не рѣдко устраиваютъ якутамъ званные обѣды. Приглашаютъ старостъ, старшинъ якутскихъ, угощаютъ ихъ, а потомъ берутъ съ нихъ за обѣдъ по 3 рубля, по 5 рублей. При мнѣ такой обѣдъ устроилъ учитель. Къ нему пришло 14 человѣкъ и взялъ онъ съ нихъ 42 рубля. Онъ изъ этого не дѣлалъ секрета и прямо разсказывалъ, что нажилъ. — Расходъ стоилъ пустяки — рублей десять. Да кромѣ того они у меня играютъ ночь въ карты, продолжаетъ онъ хвастливо. Ну карты купилъ, свѣчу — чего это стоитъ — пустяки, а я въ ночь собираю по 5 рублей.

— Много нажилъ во время собранія? спрашиваетъ его другой обыватель.

— 85 рублей! отвѣчаетъ категорически учитель.

Это промыселъ не зазорный. Онъ въ Верхоянскѣ широко практикуется потому, что якуты страстные игроки: играютъ при цивилизованной обстановкѣ, причемъ въ ночь хозяинъ собираетъ 3—5 рублей, играютъ и въ хотонахъ, иногда даже и безъ свѣчи, а при свѣтѣ отъ камина. Игра въ карты строго воспрещена и хотонныхъ картежниковъ начальство сажаетъ въ караулку, изгоняетъ изъ города; но высшее начальство не ходитъ само по хотонамъ розыскивать картежниковъ; этимъ дѣломъ промышляютъ казаки. Приходитъ въ хотонъ, гдѣ играютъ въ карты и проситъ съ картежниковъ откупъ, не то въ караулку!... Даютъ якуты, масло-хаяхъ, сливки. Противъ вторженій такого начальства якуты принимаютъ свои мѣры: они ставятъ строгiе караулы. Есть извѣстные игорные дома, которые славятся хорошимъ карауломъ и потому даютъ хорошій доходъ. Одинъ содержатель игорнаго дома устраивался, напр., такъ: сидитъ цѣлый день на крышѣ юрты и посматриваетъ кругомъ, разговариваетъ съ проходящими, балагуритъ. Онъ содержалъ кабакъ и казалось, что этотъ шутъ отъ скуки сидитъ по цѣлымъ днямъ на крышѣ, а на самомъ дѣлѣ этотъ кабатчикъ оберегаетъ игорный домъ. Теперь въ городѣ нашелся другой якутъ, который на три года бросилъ пить водку, чтобы нажиться и открыть съ тою же цѣлію игорный. Самъ онъ не играетъ въ карты, а только караулитъ; жена его ведетъ дружбу съ казаками. Это не считается дѣломъ не хорошимъ, это — промыселъ.

Есть въ Верхоянскѣ одинъ старикъ, который не любитъ „гостить“, который не содержитъ игорнаго дома; онъ занимается торговлей. Скупаетъ мясо, масло, хаяхъ, муку у казаковъ и продаетъ это по мелочамъ. Онъ первый началъ мелочную торговлю провизіей и до сихъ поръ торгуетъ одинъ. У якута вы можете купить ногу мяса, (меньше) пудъ молока, безмѣнъ масла, хаяхъ продается на пуды. На нѣсколько копѣекъ нельзя было не такъ давно купить пищи и потому нѣсколько копѣекъ (20—30, ниже рубля вообще) совсѣмъ не цѣнились. Нельзя было заставить якута вычистить дворъ или сдѣлать другую мелкую работу за деньги.

— Міаха (мнѣ) харчи (денегъ) не надо, скажетъ вамъ якутъ, міаха надо клѣпъ (хлѣбъ), мяса, чай... харчи не нада.

Теперь, при продажѣ хлѣба по фунтамъ, голодный якутъ цѣнитъ гривенникъ — фунтъ хлѣба. Торгашъ это понимаетъ и считаетъ себя благодѣтелемъ бѣдныхъ. Это его занимаетъ и иногда онъ весной, когда не бываетъ въ продажѣ мяса, продаетъ по мелочамъ цѣлую тушу, отказывая при этомъ крупнымъ покупателямъ.

Вы купите, а вѣдь народъ то голодный!... Нельзя, не могу продать.

За провѣсъ беретъ 10—20 копѣекъ на пудъ. Благодѣтель! Но этотъ благодѣтель тонко понимаетъ свои выгоды. Онъ скупаетъ скотъ за полгода впередъ. Въ январѣ, во время собраній, когда якуты сдаютъ подати и нуждаются въ деньгахъ, онъ раздаетъ деньги съ тѣмъ, чтобы осенью ему привели на нихъ живой скотъ. Платить онъ при такой покупкѣ по 15 руб. за корову, въ которой осенью должно быть 8 пудовъ мяса и 30 фунтовъ жиру. Если въ доставленной скотинѣ меньше, чѣмъ условлено, то якутъ за недостающій вѣсъ возвращаетъ деньги, причемъ пудъ мяса цѣнится въ 2 р. 50 к., фунтъ жиру — 10 к. Самъ онъ продаетъ мясо 2 р. 50 к., жиръ 4 р. пудъ и за корову имѣетъ отъ 28 до 30 рублей.

— Такъ хорошо покупать, выгодно, поясняетъ онъ своимъ знакомымъ.

Другіе продукты потребленія онъ скупаетъ также выгодно. Кромѣ того каждый разъ, когда якутъ приходитъ къ нему что нибудь продать, старикъ гонитъ его вонъ, говоритъ, что не надо, ругаетъ якута всяко, кричитъ на него. Якутъ кланяется, проситъ: возьми пожалуйста... и только въ концѣ концовъ грозный старикъ смилуется и купитъ за половинную цѣну предлагаемую ему вещь. Это благодѣтель, это человѣкъ, который говоритъ другимъ купцамъ — вы грабители, вы морите народъ вы... и т. д. Все это онъ считаетъ себѣ въ правѣ говоритъ потому, что дѣйствительно не поднимаетъ цѣнъ на мясо: и зимой и лѣтомъ продаетъ мясо по одной цѣнѣ, тогда какъ другіе лѣтомъ продаютъ мясо и по 4 рубля, если у старика нѣтъ мяса. Это его возмущаетъ.

— Я не такъ... у меня... и т. д. Любитъ старикъ похвастать.

Не дешево стоитъ якуту эта цивилизацiя, которую русскіе внесли въ глухой верхоянскій уголокъ. Я не говорю о томъ благодѣтельномъ вліяніи, которое для края оказываютъ исправникъ, его помощникъ, командиръ казачьей команды, сама казачья команда — не мое дѣло... Я говорю о русскомъ населеніи, которое не научило даже якутовъ говорить по-русски, которое само говоритъ по якутски лучше, чѣмъ по-русски ²), само приняло цѣлую массу якутскихъ привычекъ, любитъ якутскую пищу ³), почти отвыкло отъ хлѣба. Дорого стоитъ якуту русская цивилизація. Но и якутъ подъ вліяніемъ этой цивилизаціи становится умный.

2) Русская женщина, при заѣзжемъ русскомъ не говоритъ по-русски — „смѣяться станетъ“. Между собой онѣ говорятъ по якутски.

3) Якутъ любитъ больше конское мясо, чѣмъ коровье и всѣ верхоянцы находятъ, что конское мясо лучше скотскаго: „жирное, конечно, жирное лучше“...

— Нынче они хитры, научились, разсказываетъ обыватель.

Хитрость якута выразилась въ томъ, что якутъ за забранныя впередъ деньги доставитъ корову не въ 8 пудовъ, а 7½ и за полпуда не уплатитъ сейчасъ же денегъ, вмѣсто 10 безмѣновъ масла привезетъ 9½; или — это ужъ мошенничество — возилъ якутъ цѣлую зиму дрова, всегда забиралъ деньги впередъ; привезъ за зиму больше десяти саженъ и не довезъ полсажени. Самъ онъ считаетъ, что надулъ и принимавшій дрова говоритъ ему въ глаза:

— Енъ (ты) мошенникъ, самый худой албанъ (обманщикъ) мошенникъ.

Слово мошенникъ якутъ считаетъ для себя самымъ обиднымъ.

Сами по себѣ якуты вѣрно исполняютъ условiя. Часто случалось имъ давать деньги подъ провизію (мелкія суммы), не зная даже имени и якутъ привезетъ то, что обѣщалъ и при этомъ поясняетъ:

— Минъ албынъ сохъ (я не обманщикъ).

Якуты отъ природы народъ хитрый и цивилизацію воспринять способны. Въ особенности это рѣзко выяснилось близь Якутска. Якутъ, вѣрный своему обычаю, ничего не станетъ дѣлать до тѣхъ поръ, пока вы не дадите ему впередъ денегъ; а дадите денегъ, уйдетъ и больше не придетъ. Поэтому платятъ русскому вдвое дороже и не хотятъ нанять якута — обманетъ.

— Даже такъ случается; разсказываетъ мнѣ столяръ, заказываютъ ему работу, которая стоитъ рублей 10, чистаго заработка останется ему рублей 5 или больше. Якутъ не возьметъ работы, пока не дадите задатокъ. Если рубля два дадите, уйдетъ и больше не придетъ, — надулъ русскаго.

И послушайте, что житель Якутска станетъ вамъ разсказывать про якута — мошенникъ — вотъ его характеристика... Много русскихъ въ Якутскѣ и цивилизація привилась, ну а тамъ въ Верхоянскѣ... пока еще глухо.

Разсказывая о вліяніи русскихъ и ихъ цивилизаціи, нельзя не упомянуть о торговлѣ. Въ Верхоянскѣ двѣ лавки. Одна русскаго купца, другая якута. Лавка русскаго богаче, чѣмъ лавка якута и потому, волей неволей, часто приходится братъ въ этой лавкѣ. Лавка помѣщается при домѣ и всегда заперта. Нужно непремѣнно зайти къ приказчику и попросить, чтобы онъ отпустилъ товаръ. Заходите въ домъ.

— Г. В. дома?

— Спитъ. Придите послѣ, отвѣчаетъ вамъ грубо жена Г. В.

Другой разъ.

— Г. В. дома?

— У него гости.

Третій разъ, — „онъ самъ въ гостяхъ“. Мнѣ лично за одной покупкой случалось приходить по три раза; приказчика то дома нѣтъ, то онъ спитъ, то у него гости. Съ большимъ бы удовольствіемъ пошелъ бы въ якутскую лавку, но тамъ многаго нѣтъ. Да и тамъ и тутъ торгашъ дѣлаетъ одолженіе, отпуская на наличныя деньги товаръ. Онъ не особенно дорожитъ торговлей на деньги. Очень часто у него совсѣмъ нѣтъ перцу, горчицы, лавроваго листа, турецкаго табаку — вообще предметовъ чисто городскаго потребленія.

— Да почему вы не выписываете, Г. В.?

— Не стоитъ. Мало берутъ. Мы за этимъ не гонимся.

Главный предметъ торговли чай, черкасскій табакъ, даба — предназначены для якутовъ и отпускаются большею частію въ долгъ подъ пушнину. Въ самомъ Верхоянскѣ, при покупкѣ на деньги, товары цѣнятся такъ: кирпичъ чаю — 2 р. 50 к. осенью и отъ 3 до 4 рублей лѣтомъ; черкасскій табакъ отъ 80 к. до 1 рубля за фунтъ, сахаръ отъ 80 к. до рубля и т. д. Мѣсто чаю въ Якутскѣ стоитъ до 60 рублей во время ярмарки, провозъ отъ Якутска до Верхоянска стоитъ отъ 13 до 17 рублей, итого въ Верхоянскѣ два мѣста стоять отъ 130 до 140 руб., два мѣста чаю — это 128 кирпичей: одинъ кирпичъ 140/128 = почти 1 р. 10 к. Сахаръ въ Якутскѣ стоить фунтъ 45—50 к., табакъ 35—40 к. Въ Верхоянскѣ осенью на чистыя деньги купцы берутъ 100%. Какъ они этотъ товаръ мѣняютъ на пушнину, я навѣрное не знаю, но навѣрное въ убыткѣ не остаются. Верхоянскъ манитъ многихъ купцовъ своимъ громаднымъ процентомъ, своей прекрасной пушниной, но трудность доставки товаровъ, торговля основанная главнымъ образомъ на кредитѣ, инородческое населеніе и страшная глушь отбиваютъ охоту и новыхъ охотниковъ пускаться въ эти обороты не является. Конкуренціи совсѣмъ нѣтъ и потому торгаши берутъ такой процентъ, какой хотятъ. Намѣренно или ненамѣренно купцы каждогодно доставляютъ товаровъ меньше, чѣмъ требуется: въ 82 году не хватило чаю и кирпичъ стоилъ лѣтомъ 4 рубля; когда то давно (лѣтъ 19 что ли назадъ) не хватило табаку и исправникъ съ докторомъ скупали старые чубуки, разскалывали ихъ и курили табачный сокъ, въ 81 году листокъ табаку продавался по 20 коп. за штуку. За русскіе товары якуты отдаютъ весь свой промыселъ и часть своей пищи, взамѣнъ получаютъ чай, табакъ, дабу, спиртъ. Рѣдко увидите у якута какую нибудь шубу, кромѣ оленьей или конской ⁴) — всѣ мѣха ушли въ Россію, которая въ замѣнъ не даетъ даже куска хлѣба якуту, по крайней мѣрѣ въ Верхоянскѣ и колымскомъ округѣ.

4) Кони в Верхоянскѣ на зиму покрываются длинной мягкой шерстью.

А. Шароновъ.

(OCR: Аристарх Северин)

ВЕРХОЯНСКЪ.¹)

«Сибирь» №25, 19 iюня 1883

Другая половина населенія Верхоянска — якутская; но всѣ якуты числятся временно проживающими въ городѣ и всякаго якута исправникъ въ какое угодно время можетъ выслать изъ города въ улусъ. Въ городѣ есть улусная управа и всѣ якуты числятся улусными. Городскихъ учрежденій нѣтъ и жителей, приписанныхъ городу, тоже нѣтъ. Живутъ въ городѣ два три богатыхъ якута: одинъ торгуетъ, другой когда-то былъ кабатчикомъ. Затѣмъ бѣднота, что живетъ прислугой, часто съ своими семействами; два столяра, которые вмѣстѣ съ тѣмъ и печники и „джаданы“ — голь, у которыхъ ничего нѣтъ, которые часто шляются безъ мѣста и нерѣдко остаются безъ пищи по нѣскольку дней. Это постоянные горожане. Ихъ всѣхъ съ чадами и домочадцами едвали насчитается сто человѣкъ.

1) См. № 22 „Сиб“.

Лучшими людьми между ними считаются, конечно, богатые. Якутское „бай“ значитъ богатый и хорошій; якутъ говоритъ: бай киги — хорошій человѣкъ. Точно также „эмись“ — жирный и красивый; „эмись киги“ — красивый человѣкъ. Богачи пользуются большимъ почетомъ. Въ городѣ якуты цивилизовались и нанимаясь на работу, заключаютъ съ хозяиномъ опредѣленныя условія. За такія сдѣлки, когда якутъ нанимается, напр., косить сѣно на цѣлое лѣто, онъ беретъ деньги и вообще ставитъ опредѣленныя условія. За мелкія услуги онъ не охотно беретъ деньги, ему „чего нибудь дай“ — сахару, чаю, хлѣба, табаку. Въ улусахъ всѣ сдѣлки носятъ примитивный характеръ: нанимающійся не заключаетъ опредѣленныхъ условій съ хозяиномъ.

Тотъ его кормитъ лѣтомъ, кормитъ и зимой или, если работавшій лѣтомъ не хочетъ остаться на зиму, даетъ ему, что найдетъ нужнымъ: корову, теленка и чаю и т. п. Хозяинъ даритъ работника и работникъ за все очень благодаренъ. Эти сдѣлки не имѣютъ вида найма, а скорѣе пріятельскихъ отношеній и можетъ быть потому якуты называютъ одинъ другаго „догоръ“ — другъ, товарищъ. Только городъ устанавливаетъ куплю, продажу, наемъ. Можно думать, что раньше между якутами была употребительна другая система — подарковъ²). Якутское преданіе (насколько я знаю) утверждаетъ, что раньше пришествія русскихъ, якуты дѣлились на роды, что одинъ родъ враждовалъ съ другимъ и болѣе сильные грабили слабѣйшихъ. Бѣднота группировалась около богатыхъ и сильныхъ и тѣ пользовались ихъ трудами и раздавали имъ скотъ³). Такія экономическія отношенія обязываютъ богатыхъ давать зимой пріютъ бѣднотѣ. „Джаданы“ — бѣднякъ ходитъ зимой изъ дома въ домъ и вездѣ его должны накормить. Правда, кормятъ его плохо — жидкій чай съ молокомъ составляетъ нерѣдко всю его пищу. Джаданы за это рубитъ дрова, носитъ воду и вообще дѣлаетъ все, что ему укажутъ. Самъ джаданы не имѣетъ ни юрты, ни скота; они обыкновенно холостые.

2) Обычаи „гостить“ подтверждаетъ это предположеніе (смотр. выше 1 ч. Верхоянскъ).

3) Я не знаю якутскаго языка и не охотно ссылаюсь на якутскія преданія потому, что знаю ихъ не изъ первыхъ рукъ. У якутовъ несомнѣнно есть историческія пѣсни, которыя поются речитативомъ. Часть этихъ пѣсенъ разсказываетъ о завоеваніи якутской области.

Главное богатство якута заключается въ скотѣ. Богачи имѣютъ нерѣдко сотни штукъ рогатаго скота. Этотъ скотъ они никогда не содержатъ сами, а отдаютъ бѣднымъ якутамъ по нѣсколько штукъ на семейство съ тѣмъ, что бы имъ платили извѣстное количество масла и другихъ молочныхъ продуктовъ. Кромѣ того, богатые якуты очень любятъ медали, вообще всякіе знаки отличія. Чтобы добыть себѣ медаль, очень часто богачи вносятъ за свой наслегъ подать; раздаютъ при недостачѣ кормовъ въ голодные годы запасы сѣна и т. д. У якутовъ не рѣдко можно встрѣтить часы изъ кабинета Его Величества, медали, кортики, похвальные листы. Состоятельные люди сильно дорожатъ этими наградами и думаютъ, что съ наградами связаны извѣстныя права. Я знаю случай. Приходитъ якутъ къ русскому и проситъ его написать жалобу на исправника за то, что тогъ посадилъ его, имѣющаго медаль, въ караулку и при этомъ спрашиваетъ: „имѣетъ ли право исправникъ сажать его въ караулку, — вѣдь у него медаль есть“? Русскій спрашиваетъ, за что его посадили въ караулку и говоритъ, что виноватаго и съ медалью можно посадить, а не виновнаго и безъ медали нельзя. Якутъ не понимаетъ и твердитъ, что у него есть медаль и что его поэтому сажать въ караулку нельзя. Богатый съ медалью или имѣющій патентъ на право торговли особенно почетные люди — „патентахъ киги“.

Два столяра верхоянскіе тоже привилегія; жалкая, голодная, но все же привилегія. У этихъ столяровъ главный инструментъ топоръ и ножъ. Топоромъ и ножемъ якутъ дѣлаетъ даже рѣзьбу на свои надгробные памятники. Знаютъ употребленіе столярной пилы городскіе мастера, но употребляютъ ее въ дѣло только въ томъ случаѣ, когда пила имѣется у заказчика. Своей пилы у столяра никогда нѣтъ, а если и есть, то такой обрывокъ (русскій сломанную далъ), которымъ совсѣмъ нельзя работать. Доски самъ столяръ вырубаетъ изъ цѣлаго дерева — распиливать якуты не умѣютъ и пилъ продажныхъ въ Верхоянскѣ нѣтъ. Очень часто столяръ, послѣ того какъ ему заказана какая нибудь вещь, самъ отправляется въ лѣсъ найти дерево. Привезетъ сухое дерево изъ валежника, вырубитъ изъ него доски⁴), а потомъ уже начинаетъ дѣлать заказанную ему вещь. Берутъ за работу мастера по-якутски — дешево, такъ что мастеръ не заработаетъ больше полтинника въ день, а обыкновенно меньше. Оба эти мастера бѣдняки, худшій и питается плохо — мясо видитъ въ мѣсяцъ раза два; хлѣбъ только тогда, когда ему дастъ заказчикъ. Про другаго говорятъ, что онъ съѣдаетъ страшно много и потому бѣденъ. Ѣстъ онъ дѣйствительно мясо, но всегда голоденъ. Дайте ему кость, завалявшійся кусокъ хлѣба, дайте ему что нибудь съѣсть и онъ броситъ работу, будетъ служить у васъ на побѣгушкахъ. Это мастера или, какъ они себя называютъ, „масъ узъ“ „деревянный узъ“⁵), деревянный кузнецъ — буквальный переводъ. Кромѣ заработковъ имѣетъ каждый по одной коровѣ и живутъ все-таки крайне бѣдно, какъ я говорилъ. Одежонка якутская, ветхая, грязная; живутъ въ хотонахъ вмѣстѣ со скотомъ. Ни тотъ, ни другой изъ нихъ не пьяница и пьютъ только тогда, когда имъ поднесутъ (водку они любятъ, какъ и всѣ якуты и обыкновенно при видѣ водки приходятъ въ восторгъ. Мастеръ смѣется, захлебывается слюной). Такой поразительной бѣдности, съ которой вы сталкиваетесь въ Верхоянскѣ и его округѣ, я нигдѣ не встрѣчалъ. Якутская жизнь — это постоянная голодовка. Женщина, которая считается не бѣдной, съ двумя дѣтьми, зимой жила исключительно молокомъ отъ одной коровы. Якутская корова даетъ зимой при хорошемъ кормѣ 4 бутылки молока, при худомъ меньше. Хлѣба и мяса женщина не видитъ по мѣсяцамъ. Бутылкой молока питается въ день человѣкъ! Русскій поселенецъ понять не можетъ, какъ живутъ якуты при такой скудной пищѣ, а якутъ говоритъ: „если напиться чаю съ молокомъ, то еще работать можно“. Въ страшные верхоянскіе морозы городской якутъ очень не рѣдко ходитъ въ сарахъ и лѣтней купайкѣ. Кожа на обуви мерзнетъ. Якутъ войдетъ въ юрту къ огню, грѣется, ему и горя мало. Я какъ то съ товарищемъ переѣхалъ за Яну. Поѣхали мы не надолго и не взяли съ собой провизіи. Насъ захватила буря и мы должны были прожить сутки. Хотѣлось ѣсть. Товарищъ мой повелъ меня къ якуту — его пріятелю. Тотъ далъ намъ лучшей пищи какая у него нашлась въ это время, — бутылки двѣ молока, наполовину со сливками. Мы это выпили, но голодъ мало уменьшился. Сказали якуту; тотъ удивляется, да вѣдь молоко со сливками! — больше, чѣмъ достаточно, по якутскому мнѣнію. Плохо питаются якуты и потому невѣроятно сухи: кожа на лицѣ всегда повисла и кости на линіи глазъ выставляются. Рѣдкость между якутами жирный. Населеніе верхоянскаго округа, по существующимъ даннымъ, не увеличивается: процентъ рожденій не больше процента смертности въ обыкновенные годы. Довольно частыя эпидеміи сильно уменьшаютъ населеніе и можно положительно утверждать, что населеніе верхоянскаго округа вымираетъ.

4) Дерево старается расколоть пополамъ такъ, что изъ одной плахи выходятъ обѣ доски. Иногда это не удается и тогда дѣлаетъ изъ плахи одну доску. Работа египетская.

5) Какъ я уже говорилъ (см № 10 „Сибирь“ „отъ Верхоянска до Якутска“) у якутовъ только кузнечество выдѣлилось въ ремесло, другія занятiя въ ремесло не выдѣлились и потому столяръ, желая назвать себя мастеровымъ, говоритъ „минъ масъ узъ“ — я деревянный кузнецъ.

Но за то, если якуту представляется возможность покушать, то онъ можетъ съѣсть невѣроятное количество. Бываетъ у якутовъ праздникъ осенью, во время котораго къ богатымъ съѣзжаются много гостей безъ различія богатыхъ и бѣдныхъ. Подается въ громадныхъ количествахъ растопленное масло. Масло считается лучшимъ кушаньемъ. Вызываются охотники, кто больше выпьетъ? Разсказываютъ про молодцовъ, которые будто бы выпиваютъ по двадцати фунтовъ растопленнаго коровьяго масла. Разсказываютъ про городскаго якута обжору, что онъ съ сыномъ съѣлъ за одинъ разъ теленка и цѣлую массу разсказовъ вы услышите про обжорливаго якута. Осенью, когда якуты убиваютъ кобылъ, каждый съѣдаетъ невѣроятное количество мяса, — фунтовъ по пяти.

Якуты живутъ скотоводствомъ. Въ Верхоянскѣ и его окрестностяхъ содержатъ лошадей, коровъ и ближе къ тундрамъ оленей. Коней употребляютъ для ѣзды, а кобылицы содержатся исключительно за приплодъ, молоко и мясо. Для ѣзды въ верхоянскомъ округѣ ихъ не употребляютъ даже самые бѣдные якуты — грѣхъ — „аи було“. Работы для коня въ верхоянскомъ округѣ мало. На коняхъ ѣздятъ верхами якуты и лѣтомъ и зимой, идутъ на коняхъ купеческіе товары. Въ городѣ на нихъ возятъ дрова и сѣно зимой, — это довольно далеко: версты 4 или 5, но въ улусѣ лѣсъ кругомъ юрты и якутъ строитъ тамъ юрту, гдѣ у него накошено сѣно. Почти у каждаго якута есть нѣсколько юртъ: лѣтникъ, зимникъ, какъ ихъ тамъ называютъ. Иногда для весны у него имѣется отдѣльная юрта. Якутская юрта строится скоро и довольно легко — всегда почти „помощью“ и потому улусные якуты мало дорожатъ ими. Послѣ смерти кого нибудь изъ семьи, якуты бросаютъ юрту и строятъ себѣ другую, иногда на разстояніи полуверсты, новую. Есть якуты, которые на своей жизни выстроили для себя по 6 и по 7 юртъ и вы встрѣтите въ якутской области массу брошенныхъ или только пустующихъ юртъ. Кромѣ скотоводства якутъ занимается еще охотой. Въ городѣ и около города во всемъ районѣ коровы⁶), такъ сказать, охота составляетъ второстепенный промыселъ. Продуктъ охоты почти цѣликомъ уходитъ къ русскимъ за чай, табакъ, спиртъ, дабу, мѣдную посуду и т. п. Добываютъ якуты бѣлку въ небольшомъ количествѣ, лисицу, зайца, куропатокъ, лѣтомъ утокъ и перелетныхъ гусей. Ружье у якута есть, но употребляетъ онъ его не охотно: предпочитаетъ ставить ловушки. Утку, куропатку и зайца ловитъ петлей; ставитъ на зайца и лукъ; лису ловитъ въ ловушки и стрѣляетъ. Бѣлку стрѣляетъ, но охотится за ней якутъ безъ собаки. Собакъ якутъ не держитъ.

6) Часть верхоянскаго округа занята тундрами. На тундрѣ нѣтъ ни коня, ни коровы и тамъ люди живутъ иначе: держатъ оленей, ловятъ рыбу, больше заняты охотой. По побережью Ледовитаго океана ѣздятъ на собакахъ.

Якуты городскіе большею частію вѣнчаются въ церкви. Вѣнчанная въ церкви особенно почетная женщина. Въ городѣ, а въ особенности въ улусѣ есть цѣлая масса не вѣнчанныхъ церковнымъ бракомъ якутовъ; такое сожительство не считается позорнымъ. Разводъ не вѣнчанныхъ очень простой. Молодой якутъ городской взялъ себѣ жену якутку. Такъ какъ у него не было денегъ въ то время, то вѣнчанье онъ отложилъ пока и жилъ съ ней, какъ съ женой, не вѣнчанный. Однажды мужъ проигрался въ карты; проигралъ также и вещи жены, жена начала ругаться. Поссорились. Мужъ избилъ жену и прогналъ ее. Вскорѣ онъ взялъ себѣ другую жену, съ которой обвѣнчался въ церкви. Вообще между якутами съ нашей точки зрѣнія половыя отношенія неправильны или, какъ мы привыкли выражаться, половой развратъ широко развитъ между ними. Не рѣдкость такіе случаи. Замужняя женщина имѣетъ „друга“. Мужъ знаетъ объ незаконной связи своей жены съ другимъ и тѣмъ не менѣе этотъ другой живетъ у него въ работникахъ. Это не считается предосудительнымъ. Якутки любятъ русскихъ. Почти каждая изъ нихъ желаетъ имѣть русскаго ребенка и фразу „сдѣлай мнѣ русскаго“ можно услышать отъ солидной, уважаемой якутки. Эти русскіе⁷) не рѣдко встрѣчаются въ верхоянскомъ округѣ; они не знаютъ ни слова по-русски, ведутъ вполнѣ якутскую жизнь и отличаются отъ якутовъ только по складу лица. При заключеніи браковъ женихъ даетъ калымъ за невѣсту только въ томъ случаѣ, если невѣста сохранила невинность. Цѣлая масса браковъ заключается безъ калыма. Русскій при бракѣ съ якуткой пользуется привилегіей, онъ можетъ не платить калыма.

7) Незаконнорожденные отъ якутки.

Разсказывая объ якутахъ, нельзя не упомянуть о томъ, что они крайне нервны и между ними, въ особенности между женщинами, очень нерѣдко встрѣчаются нервныя больные. Самая распространенная болѣзнь — „мерячество“ ⁸). Всѣ якутскія женщины даже русскія, давно живущія въ Верхоянскѣ при неожиданномъ стукѣ, крикѣ или вообще причемъ нибудь неожиданномъ нервно возбуждаются: поднимаютъ крикъ, машутъ руками, иногда дерутся. Здоровыя скоро успокаиваются. Для больныхъ достаточно такого испуга для того, чтобы заставить ихъ повторять все, что вздумается. Станьте пѣть и мерякъ (или хмирякъ) поетъ. Можно заставить женщину произносить ругательства и драться... Смѣшно кажется обыкновеннымъ людямъ, когда человѣкъ противъ своей воли говоритъ и дѣлаетъ всякія мерзости и потомъ въ Верхоянскѣ находится не мало охотниковъ посмѣяться надъ больными мерячествомъ. Знаю я такой случай. Мерякъ крадется къ уткамъ съ ружьемъ. Другой охотникъ въ это время стрѣляетъ. Мерякъ бросаетъ ружье, поднимается на ноги, начинаетъ ругаться⁹), машетъ руками. Потомъ оказалось, что ружье упало въ воду и подмокло. Стрѣлять больше нельзя и эмирякъ пошелъ домой чистить ружье. Стрѣлявшій очень доволенъ, смѣется: онъ стрѣлялъ не въ утокъ, какъ самъ потомъ разсказывалъ — утки отъ него сидѣли далеко, а чтобы возбудить меряка. Другой случай. Пріѣхала барыня къ якуту въ гости. Хозяйка старается угостить пріѣзжую, какъ можно лучше и приноситъ для нее всевозможныя хорошія блюда. Хозяйка мерячка. Гостья старается каждый разъ, когда придетъ хозяйка, толкнуть ее въ бокъ или чѣмъ нибудь вызвать безсознательное состояніе. Якутка кричитъ, машетъ руками. Гостья смѣется. Но якуткѣ несомнѣнно скоро возвращается сознаніе потому, что это не мѣшало ей распоряжаться по хозяйству и угощать гостей. Такъ пошутить надъ больными въ Верхоянскѣ между русскими не считается предосудительнымъ. Мерячествомъ больны больше женщины. Знакомый мнѣ врачъ утверждалъ, что мерячество у женщинъ связано съ такъ называемыми женскими болѣзнями. У молодыхъ женщинъ оно встрѣчается сравнительно рѣже, старухи почти всѣ мерячки. Встрѣчаются мужчины, больные мерячествомъ, но сравнительно мало и преимущественно, если не исключительно, старики¹⁰).

8) Эту болѣзнь называютъ въ литературѣ „мирячествомъ“. Больной этой болѣзнью по-якутски называется „эмирякъ“.

9) При испугѣ якуты обыкновенно кричать: „ибасъ“, „абасъ“ — названія половыхъ органовъ.

10) Эта особенная нервность, особенно проявляющаяся при опьяненіи, составляетъ общую черту якутовъ. Ред.

Другой родъ нервныхъ больныхъ я не знаю какъ называется. Пріѣхали мы въ якутскую юрту шесть человѣкъ русскихъ и нѣсколько якутовъ. Это не по верхоянско-якутскому тракту, гдѣ якутъ видитъ довольно часто русскихъ, а по верхоянско-устьянскому, по которому русскіе проѣзжаютъ разъ въ годъ и никогда въ такомъ количествѣ. Нашъ пріѣздъ сдѣлалъ несомнѣнно сильное впечатлѣніе. Въ юртѣ жило одно якутское семейство и дома были однѣ женщины. Изъ нихъ одна сразу обращала на себя вниманіе. Женщина лѣтъ сорока держалась не естественно прямо (аршинъ проглотила говорятъ про такихъ особъ), глаза у ней (чорные какъ вообще у якутовъ) свѣтились, это бросалось въ глаза всякому, кто смотрѣлъ на нее. Другихъ признаковъ возбужденія не было замѣтно. Съ ней разговарили, у нея купили молоко, она была несомнѣнно въ полномъ сознаніи. Такъ продолжалось съ часъ. Затѣмъ она начала выкрикивать отъ времени до времени, крики усиливались. Она начала размахивать руками. Возбужденiе усиливалось. Она вскочила на ноги, начала прыгать, плясать, выкрикивая какія то якутскія слова. Начала она произносить какое нибудь слово тихо, потомъ голосъ поднимался все выше, выше до визгливыхъ нотъ. Съ усиленіемъ звуковъ усиливались и движенія. Начинала она сидя, потомъ поднималась на ноги и, махая руками, кончала пляской. Нѣсколько рамъ она какъ бы успокаивалась, садилась, но скоро поднималась вновь. Припадокъ продолжался минутъ 15. Никто въ это время съ ней не разговаривалъ, она ни къ кому не обращалась, смотрѣла въ пространство, глаза свѣтились; она ни на что не обращала вниманіе и была вполнѣ въ безсознательномъ состояніи. Когда она успокоилась, то скоро пришла вполнѣ въ сознательное состояніе. Мы, уѣзжая, забыли у ней въ юртѣ какую-то вещь, попросили ее принести, она принесла, прощалась съ нами. Несомнѣнно находилась вполнѣ въ сознательномъ состояніи. Про такихъ больныхъ, когда они въ состояніи возбужденія, якуты говорятъ, „шаманитъ“. Пьяный въ безсознательномъ состояніи шаманитъ, припадочный (черная немочь) тоже шаманитъ. Припадочный и больной вышеописанной болѣзнію — шаманы. Они могутъ повредитъ человѣку, они предсказываютъ. Но предсказываютъ, вредятъ или милуютъ они не по своей волѣ; они не могутъ сдѣлать того или другаго, когда они хотятъ. Якутъ думаетъ, что въ первыхъ больныхъ поселился бѣсъ и мучитъ ихъ, что они обладаютъ сверхъестественными силами. Есть другой рядъ шамановъ — обыкновенно мужчины. Тѣ лечатъ, избавляютъ отъ всякихъ золъ, могутъ напускать несчастія, могутъ предсказывать будущее по заказу. Къ нимъ якутъ обращается и платитъ имъ за предсказанія, за леченіе. Шаманы тоже находятъ нужнымъ приходить въ возбужденное состояніе, въ этомъ состояніи они получаютъ сверхъестественныя силы.

Русскій обращается съ якутомъ грубо, но якутъ никогда не отвѣтить на ругательства, иногда какъ будто не обращаетъ вниманія.

— Ты, тоинъ, мошенникъ, самый худой, албынъ, ругается русскій, стараясь подобрать самые обидные для якута эпитеты.

— Клѣпъ дай, отвѣчалъ тоинъ, протягивая руку и улыбаясь.

Но большинство обижается и старается оправдываться. Никогда не случалось мнѣ (я жилъ въ Верхоянскѣ три года) слышать, чтобы якутъ отвѣтилъ на ругательство. Знаю и такой случай. При встрѣчѣ съ русскимъ, якутъ снимаетъ шапку и кланяется, пока русскій не пройдетъ, если это встрѣчный; тоже сдѣлалъ однажды и якутскій староста. Но русскому не понравилось такое лакейство и онъ началъ кричать на якута, старосту, почетнаго человѣка. Якутъ не зналъ по-русски, русскій по-якутски. Якутъ никакъ не могъ понять, за что русскій ругается, но тѣмъ не менѣе не отвѣтилъ на ругательство, а только спросилъ у знающихъ русскій и якутскій языкъ, за что русскій ругаетъ его. Ругавшійся былъ не начальство и даже не казакъ.

А Шароновъ.

(OCR: Аристарх Северин)