Олекминская тайга.

(Очерки)

«Сибирскiй вѣстникъ» №51, 6 мая 1892

Открывая доступъ въ Сибирь, славный покоритель ея, Ермакъ Тимофеевичъ, никогда, вѣроятно, не думалъ, что онъ даритъ Россіи такія громадныя богатства — я говорю собственно о золотѣ — и, вѣроятно, тоже не думалъ, да въ то время и не могъ думать, что въ покоренной имъ странѣ, почти на всемъ ея протяженіи, въ каждомъ ея уголкѣ будутъ господствовать самыя необузданныя и дикія страсти, сопровождающія, обыкновенно, разработку презрѣннаго, но благороднаго металла, — золота... А между тѣмъ — онѣ господствуютъ, вотъ, уже болѣе полувѣка, подвигаясь постепенно отъ запада къ востоку и сосредоточившись теперь въ Якутской области. Взгляните на карту Азіатской Россіи, отыщите на сѣверо-востокѣ Сибири громадную гористую область Якутскую, собственно говоря ея юго-восточный уголъ, и, не смотря на полнѣйшую его пустынность, по даннымъ географіи, вы будете видѣть передъ собой мѣстность, на которой разыгрывалась и разыгрывается одна изъ возмутительнѣйшихъ эпопей сибирской жизни. Этотъ уголокъ есть извѣстная всей Сибири и даже прилежащимъ къ ней губерніямъ Европейской Россіи знаменитая Олекминская тайга, или, какъ ее обыкновенно называютъ, — «Олекма». Это какая-то воображаемая обѣтованная земля, къ которой стремятся помыслы большей части служащаго и работающаго элемента Сибири. Попасть на Олекму — значить, по мнѣнію большинства, разбогатѣть. А скажите: кому въ наше время, когда «деньги — все», не хочется разбогатѣть, а въ особенности разбогатѣть легко и скоро. Но... «славны бубны за горами» — говоритъ пословица, и на этотъ разъ она оказывается какъ нельзя болѣе непогрѣшима... Впрочемъ, кому не надоѣстъ дочитать до конца эти строки, тотъ самъ убѣдится, — справедливо или нѣтъ сказанное мною?

I.

Приступая къ описанію Олекминской тайги, я долженъ познакомить читателей, хотя поверхностно, съ ея географіей. Вся тайга дѣлится на двѣ половины, которыя на оффиціальномъ языкѣ носятъ названія: «Витимской» и «Олекминской» системъ, судя по тому, въ которую изъ этихъ рѣкъ течетъ каждая изъ золотосодержащихъ рѣчекъ; на языкѣ-же обыденномъ онѣ называются «ближней» и «дальней» тайгами. Первою была открыта Олекминская система (дальняя тайга) и поэтому она первая и начала упадать (что въ настоящее время очень и очень замѣтно), повинуясь общему для всѣхъ сибирскихъ золотыхъ системъ роковому закону: открытіе — апофеозъ развитія, достигающій иногда баснословно богатыхъ дѣлъ, а затѣмъ — болѣе или менѣе быстрый, но всегда окончательный упадокъ и въ заключеніе полнѣйшее запустѣніе и заброшенность... И всѣ эти пертурбаціи въ каждой системѣ происходятъ всего въ теченіи двухъ-трехъ десятковъ лѣтъ (рѣдко немного болѣе)...

Описывая условія жизни Олекминской тайги, я не буду касаться, такъ называемаго, собственно «горнаго» дѣла и постановки его. А постараюсь только познакомить читателя съ условіями собственно жизни и службы на пріискахъ въ тѣхъ видахъ, что можетъ быть мой разсказъ предостережетъ многихъ изъ тѣхъ, которые (и этому много примѣровъ), не довольствуясь подъ часъ хотя не богатымъ, но обезпеченнымъ существованіемъ, часто бросаютъ не говорю службы, а даже и хозяйства, распродаютъ послѣдній домашній скарбъ и, преодолѣвая массу препятствiй и непріятностей, проходя черезъ сотни мытарствъ, тащатся на пресловутую Олекму, въ чаяніи сколотить тамъ копѣйку и обезпечить, такимъ образомъ, себѣ въ будущемъ безбѣдную (а по предположеніямъ многихъ — и богатую) жизнь... Но — увы! въ большинствѣ случаевъ, и въ большинствѣ огромномъ, — всѣ эти надежды оказываются мыльнымъ пузыремъ и вслѣдъ за ними — горькимъ разочарованіемъ наступаетъ для подобныхъ искателей счастья періодъ вздоховъ, томленій, проклятій и постройки плановъ о томъ, чтобъ хоть какъ-нибудь добраться до своего роднаго, хотя и раззореннаго, гнѣзда... А сколько алчущихъ наживы и вовсе въ глаза не увидятъ Олекмы, а прожившись въ Иркутскѣ или въ Витимѣ — этихъ исходныхъ пунктахъ доступа въ тайгу, — чуть не по міру отправляются назадъ, домой!..

Населеніе (понятно — населеніе подвижное) Олекминской тайги дѣлится на три главныхъ касты: каста служащаго люда, такъ сказать, «патриціи» тайги, каста рабочихъ — «плебсъ» и каста туземцевъ — якутовъ, которую, по справедливости, можно назвать кастой «рабовъ» — до того обездолены, обезличены и загнаны эти исконные обитатели дѣвственныхъ еще почти дебрей тайги, давшей такіе капиталы пришельцамъ... Можно отличить еще два элемента населенія: это элементъ правительственный — блюстители общественнаго благочинія и порядка и элементъ мелкихъ золотопромышленниковъ, въ громадномъ большинствѣ — спекуляторовъ, вмѣстѣ съ родственной имъ спекуляторской челядью — спиртоносами.

Разбирая въ частности бытъ каждаго изъ вышеназванныхъ элементовъ, понятно, слѣдуетъ начать съ главнѣйшаго, хотя, въ тоже время и незначительнѣйшаго, т. е. съ элемента административнаго. Главнѣйшій представитель этого элемента — это для каждой системы горный исправникъ, таежный губернаторъ. Затѣмъ, администрацію дополняютъ: помощникъ его, отрядный казачій командиръ, а затѣмъ урядники и казаки. На этихъ послѣднихъ позволительно немного и остановиться. Какой казачій урядникъ и какой служащій казакъ не ждетъ очереди назначенія въ тайгу съ нетерпѣніемъ? Тайга — это манна небесная для нихъ. Въ тайгѣ они пользуются ото всѣхъ: и отъ рабочихъ, и отъ якутовъ, и спиртоносовъ, не говоря уже о сравнительно довольно приличномъ вознагражденіи, получаемомъ ими отъ промысловыхъ управленій. Взиманіе мзды они производятъ иногда такъ удачно, что урядники въ два-три года службы на промыслахъ ухитряются сколачивать не только тысченки, а иногда и десятки ихъ. Казаки, разумѣется, наживаютъ меньше, но этого и слѣдуетъ ожидать; въ тайгѣ берутъ по чину. Есть и еще въ тайгѣ чиновникъ, это — горный ревизоръ, который, большею частью, можетъ быть и при основательныхъ теоретическихъ познаніяхъ, очень мало понимаетъ на практикѣ и заявляетъ о своемъ существованіи только рѣдкими посѣщеніями пріисковъ, да развѣ еще разсылаемыми иногда циркулярами о порядкѣ веденія пріисковыхъ работъ, клонящемся къ безопасности рабочихъ и иногда довольно оригинальными...

Впрочемъ, объ администраціи довольно. Моя задача не администрація, а поэтому — да простятъ мнѣ читатели — я перейду, быть можетъ и рѣзко, прямо къ таежному плебсу, къ рабочимъ.

Пріисковой рабочій — это въ высшей степени своеобразный типъ. Тайга на каждаго человѣка, пробывшаго въ ней нѣсколько лѣтъ, кладетъ свою печать, изучивъ которую нѣсколько, можно сразу выдѣлить изъ толпы, въ какомъ бы то ни было жиломъ мѣстѣ, пріисковаго рабочаго, и выдѣлить въ большинствѣ случаевъ безошибочно. Чтобъ прослѣдить переработку обыкновеннаго простолюдина въ этотъ своеобразный типъ, возьмемъ для примѣра новичка, въ первый разъ, вступающаго въ тайгу, и посмотримъ, съ какими жизненными условіями приходится ему столкнуться, потому что эти то, въ высшей степени своеобразныя условія, и создаютъ особенный типъ людей...

Ближайшій къ тайгѣ пунктъ «наемокъ» на промысла и послѣднее жилое мѣсто по дорогѣ въ Витимскую систему — это въ свое время, нѣсколько лѣтъ тому назадъ знаменитое село Витимское, пользовавшееся такой печальной или, вѣрнѣе, страшной извѣстностью, остатки которой сохранились и понынѣ, но уже далеко не въ прежней силѣ. Нынѣ всѣ наемки, если онѣ только случаются въ жилыхъ мѣстахъ, ограничиваются почти однимъ Витимомъ (нанимаютъ народъ въ тайгу еще и въ Иркутскѣ, но въ весьма незначительномъ количествѣ, потребномъ или для сопровожденія зимнихъ транспортовъ съ пріисковыми товарами, или для лѣтняго сплава ихъ). Прежде-же производились наемки по всей Сибири, а одинъ изъ уполномоченныхъ богатѣйшей золотопромышленной К° Олекминской тайги распространилъ эту операцію даже въ приуральскомъ краѣ Россіи, — какъ-то: въ Пермской и Вятской губерніяхъ, создавая, такимъ образомъ, искусственную, но вѣрную кабалу для несчастныхъ, прельстившихся крупными «задатками» и соблазнительными обѣщаніями и разсказами о баснословно скорой и богатой наживѣ. И везли этихъ горемыкъ тысячи верстъ въ край, совершенно имъ неизвѣстный, рисовавшійся въ ихъ воображеніи, благодаря и до сихъ поръ ходящимъ по Россіи нелѣпымъ розсказнямъ, чѣмъ-то вродѣ ада кромѣшнаго, гдѣ дома стоятъ подъ вѣчнымъ снѣгомъ, а люди живутъ и ходятъ подъ землей. По доставкѣ рабочихъ на пріискъ, подводили итоги стоимости ихъ провоза (дорога до пріиска отъ мѣста наемки, согласно контракта, падаетъ на счетъ нанявшагося), и, принявъ во вниманіе иногда громадность разстоянія, безцеремонные грабежи довѣренныхъ пріискателей и ихъ помощниковъ (не говоря уже о нѣкоторыхъ слабостяхъ самихъ наемниковъ), — можно составить себѣ понятіе въ какую солидную цифру обращались эти расходы. Между тѣмъ, каждый рабочій долженъ былъ ихъ прежде всего отработать, при чемъ нужно не забывать, что средній годовой заработокъ каждаго рабочаго, изъ котораго онъ, кромѣ отработка задатка и дороги, долженъ удѣлять еще себѣ на одежду и обувь, на табакъ, чай, сахаръ и масло, — простирался среднимъ числомъ только до 200 руб. Тутъ-то и являлась кабала для рабочаго!..

Но я уклонился немного...

И такъ — нанимается на пріискъ новичекъ, какой нибудь притащившійся изъ далека крестьянинъ, оставившій на своей сторонѣ и домъ, и кое-какое хозяйство, и семью... Какъ надо предполагать — это еще не испорченный человѣкъ нравственно, натура цѣльная, простая.

Получаетъ такой наемникъ отъ довѣреннаго въ задатокъ немного деньжонокъ, сумма которыхъ, нынѣ, при громадномъ наплывѣ отовсюду рабочихъ и при замѣтномъ упадкѣ и сокращеніи дѣлъ, упала до невозможнаго: она колеблется часто только между 3 и 10 р. Не будь это явленіе вызвано массой голодающихъ и нуждающихся въ трудѣ — оно было-бы явленіемъ отраднымъ, потому что каждый рабочій, нанявшійся на такихъ условіяхъ, по приходѣ на приіскъ, почти не чувствуетъ себя въ долгу у пріисковой К°. Выйдя съ этими деньженками отъ довѣреннаго, мужичекъ планируетъ, куда ему истратить эти деньженки?.. Нужды много: и домой нужно-бы послать, и одежонки купить, и табачишко на выходѣ. Всего купить и сдѣлать не на что, а что изъ всего этого необходимѣе для него — мужичекъ сразу дать толку себѣ не можетъ. И, вотъ, въ эту-то минуту размышленій, подвертываются къ нему различные проходимцы, большей частью уже бывалые пріискатели, между которыми, быть можетъ, есть и нанявшіеся въ одну К° съ нимъ. Начинаются поздравленія съ наемкой и сейчасъ-же требуются «литки» для будущей дружбы и знакомства. «Вмѣстѣ, вѣдь, годъ-отъ жить будемъ! ».., говорятъ нѣкоторые, видя нерѣшимость мужика, который, подумавъ, погадавъ и придя къ убѣжденію, что его смѣта расходовъ ни коимъ образомъ не покрывается полученными деньжонками, — махнувъ рукой, ведетъ новыхъ «товаришшевъ» въ ближайшій кабакъ... А услужливые и словоохотливые благопріятели, попивая зелено-винцо «домашняго» приготовленія, усердно посвящаютъ новичка въ главнѣйшія правила таежнаго общежитія. Что это за правила — читатель увидитъ изъ послѣдующаго...

По прибытіи на пріискъ, рабочихъ селятъ въ «казармахъ» — такъ называются жилища, имѣющія, впрочемъ, еще и другую, болѣе популярную кличку «номеровъ», происходящую отъ того, что всѣ эти помѣщенія, для удобства пріисковой администраціи, занумерованы. Номера эти по большей части низкія, полутемныя, тѣсныя помѣщенія, аршинъ 9 или 12 въ квадратѣ, съ расположенными вдоль всѣхъ стѣнъ «нарами» и съ желѣзными печками. Въ этихъ то помѣщеніяхъ, съ количествомъ воздуха отъ 3 до 5½ тысячъ куб. фут., помѣщается отъ 15 до 20 человѣкъ рабочихъ, нѣкоторые съ женами и ребятишками, мокрое бѣльишко которыхъ, вмѣстѣ съ онучами и другими часто тоже мокрыми или пропотѣвшими принадлежностями костюма взрослыхъ, сушится тутъ-же надъ печкой... Можно себѣ представить, что за атмосфера въ такомъ номерѣ ночью, когда всѣ жители его въ сборѣ и въ особенности зимой, когда часто сильные морозы не позволяютъ держать окна и двери открытыми, а другихъ приспособленій для вентиляціи тамъ никакихъ, обыкновенно, не имѣется!...

Слѣдующій за прибытіемъ рабочихъ на пріискъ день — обыкновенно льготный. Онъ дается имъ для отдыха послѣ дороги, для полученія и подготовки, такъ называемаго, «струмента»; а также въ этотъ первый день они получаютъ «выписку», т. е. имъ выдаютъ изъ запаснаго амбара, впередъ, въ счетъ заработка, небольшое количество необходимыхъ продуктовъ, какъ-то: чаю, масла, сахару, табаку и пр., а равно и необходимое изъ одежды. Затѣмъ, уже съ слѣдующаго дня, рабочій вступаетъ въ разъ на всегда установившуюся колею пріисковыхъ жизни и работъ, которая начинается для него первымъ выходомъ на раскомандировку.

II.

16 октября, въ 4 часа утра, раздается звукъ колокольчика, возвѣщающій часъ вставанья...

Такъ называемый, «надворный» отправляется по казармамъ будить только что разоспавшихся рабочихъ. Послѣ чая, по другому звону колокольчика, рабочіе выходятъ изъ помѣщеній и собираются на разъ назначенномъ мѣстѣ. Здѣсь и происходитъ «раскомандировка», т. е. рабочіе назначаются одиночкой или группами на тѣ или другія работы, по которымъ они и расходятся большею частью въ сопровожденіи назначенныхъ для завѣдыванія ими приказчиковъ, или по таежному «служащихъ». Съ минуты выхода на работу рабочій, изъ существа болѣе или менѣе разумнаго, имѣющаго свои желанія, свою волю, превращается въ пѣшку, въ автомата, обезличивается и въ продолженіе всѣхъ рабочихъ часовъ не имѣетъ своего ничего: онъ работаетъ гдѣ велятъ, что велятъ и какъ велятъ и за малѣйшую ошибку или неправильность ему грозитъ начальственно-грозный крикъ служащаго, а часто и самая грубая, самая площадная брань.

Это еще что — брань?!!..

То-ли было нѣсколько лѣтъ тому назадъ, когда во всей тайгѣ, во всемъ своемъ блескѣ и величіи царило знаменитое излюбленное кулачное право... Когда и въ «разрѣзахъ» и на машинахъ, и, вообще, вездѣ, гдѣ только кто нибудь работалъ, возами лежали розги, не говоря уже о безчисленныхъ потасовкахъ и зуботычинахъ, которыя щедро раздавались направо и налѣво «служаками», этими ревностными «блюстителями хозяйскаго интереса».

Теперь все это измѣнилось. Зуботычины сохранились въ видѣ рѣдкихъ случаевъ, о розгахъ почти совершенно нѣтъ и помина, но, къ сожалѣнію, эти «новыя вѣянія» проникли въ тайгу и акклиматизировались въ ней и не по почину откуда либо извнѣ, а какъ-то сами собой, и проникли непосредственно въ среду рабочихъ, вызвавъ съ ихъ стороны ко всѣмъ подобнымъ варварствамъ оппозицію, хотя, быть можетъ, и несознательную, а инстинктивную, исходящую изъ того-же «права сильнаго», — оппозицію, возникшую изъ пока еще смутнаго сознанія рабочими, что на пріискѣ они — «сила», такъ какъ ихъ много, масса. И, дѣйствительно, всѣ примѣры подобной оппозиціи носятъ на себѣ характеръ массы, артельный, хотя, конечно, встрѣчаются и единичные, но тѣмъ не менѣе довольно внушительные и поучительные примѣры...

А какъ негодуетъ на эти «вѣянья», съ какимъ искреннимъ сожалѣніемъ вспоминаетъ о «добромъ старомъ времени» классъ старыхъ, такъ сказать, «заядлыхъ» служакъ, выросшихъ и состарѣвшихся въ тайгѣ, воспитавшихся въ традиціяхъ «собственноручнаго рукоприкладства» 60-хъ и 70-хъ годовъ!..

Но, за упраздненіемъ этой первобытной системы поддержанія пріисковаго «благоустройства», таежные администраторы выработали другое «уложеніе о наказаніяхъ». По параграфамъ этого новаго уложенія всякіе проступки ведутъ за собой и соотвѣтствующія наказанія, начиная съ лишенія винныхъ порцій, выдаваемыхъ за успѣшное и добросовѣстное выполненіе заданнаго рабочему урока — на таежномъ языкѣ «урка» — и кончая расчетомъ рабочаго съ пріиска или высылкою его на Витимъ, или, наконецъ, высшей мѣрой наказанія — высылкой этапнымъ порядкомъ или по проходному, такъ называемому, «волчьему» билету въ мѣсто жительства.

Самая обычная изъ этихъ каръ — расчетъ съ пріиска — производится въ силу статьи, имѣющейся въ каждомъ контрактѣ и гласящей, что «рабочіе расчета ранѣе срока, означеннаго въ контрактѣ, требовать права не имѣютъ, а промысловое управленіе, буде сочтетъ нужнымъ, вольно во всякое время расчитать ихъ и даже передать другой К°»... Кромѣ этого, она, по чисто внѣшнимъ настоящимъ условіямъ положенія дѣла имѣетъ дѣйствительно значеніе, въ особенности зимой и для рабочихъ семейныхъ. И въ самомъ дѣлѣ, при наплывѣ рабочихъ, превышающемъ — и превышающемъ значительно — спросъ на нихъ, ежегодно упадающій вслѣдствіе сокращенія дѣлъ, — возможность наняться куда-бы то ни было, въ особенности среди промысловой «операціи», представляется очень мудреной; и рабочему, расчитанному не во время, иногда приходится цѣлые мѣсяца терпѣть жестокую нужду, и зимой — и холодъ, и питаться только или секретными подачками провизіи своего брата, рабочаго, или-же просто на просто ворованнымъ хлѣбомъ.

Но, благодаря всѣмъ этимъ воспоминаніямъ, всѣмъ этимъ картинамъ, еще настолько свѣжимъ, такъ ясно рисующимся въ воображеніи, я опять отклонился отъ нити своего разсказа...

Возвращаюсь къ нему.

Въ теченіе всѣхъ рабочихъ часовъ, прерывающихся только установленными промежутками для обѣда, и лѣтомъ еще для утренняго и вечерняго чая — «завтрака» и «паужина», по таежному продолжающихся съ раскомандировки до окончанія «урка», или, за невыполненіемъ послѣдняго до «шабашу» — вечерняго свистка, означающаго прекращеніе всѣхъ вообще работъ и раздающагося обыкновенно зимой въ 6 ч. и лѣтомъ въ 7 часовъ вечера, рабочій находится въ полнѣйшей зависимости и подчиненіе у служащаго. Работы на промыслахъ — большею частью земляныя, шахтовыя и при томъ довольно тяжелыя, въ особенности, когда приходится работать подъ непрерывными струями земляной, холодной воды, отъ которой не спасаютъ даже выдаваемые иногда и «хозяйскіе» «кожаны» — кожаные пальто. И все это изо дня въ день по разъ заведенному порядку, вплоть до «расчета», этого величайшаго годоваго праздника рабочихъ, которымъ заканчивается пріисковой годъ — «операція» — и въ которой, хотя большею частью и не надолго, каждый рабочій чувствуетъ себя «вольнымъ казакомъ», когда съ него снимается узда, державшая его чуть не цѣлый годъ на привязи.

Въ теченіе же операціи, рабочій имѣетъ сравнительно немного свободнаго времени. За исключеніемъ немногихъ часовъ между окончаніемъ работъ и сномъ, на его долю выпадаютъ два свободные дня ежемѣсячно. Зимой до начала промывки золотосодержащихъ песковъ, эти дни избираются, преимущественно, въ двунадесятые праздники, или, вообще, въ большіе, чтимые простымъ народомъ, и рабочіе отдыхаютъ всей компаніей. Это — такъ называемые «общіе отдыхи». Лѣтомъ же, съ начала «промывки», общихъ отдыховъ нѣтъ и рабочіе остаются на отдыхѣ тѣ же два раза въ мѣсяцъ; но уже поочередно, небольшими артелями, что бы не было остановки въ работахъ.

Чтобы закончить этотъ обзоръ чисто внѣшнихъ условій быта пріисковаго рабочаго, мнѣ остается сказать еще немногое. Содержаніе отпускается имъ довольно хорошее и въ достаточномъ количествѣ: 1½ ф. мяса скотскаго и 4½ ф. печенаго хлѣба на человѣка ежедневно; кромѣ этого, отъ управленія отпускается соль и приварокъ какъ то: крупа для щей и два раза въ недѣлю для каши и капуста. Въ посты допускается по желанію замѣнъ мяса рыбой; для кашъ отпускается отъ ½ ф. до ¾ фун. ежемѣсячно на человѣка скоромнаго масла, а лѣтомъ, кромѣ всего вышеозначеннаго, приготовляется для рабочихъ за счетъ К° квасъ, хотя и довольно своеобразнаго свойства. Остальное же все, какъ напр. чай, сахаръ, табакъ, одежда и проч., рабочіе получаютъ уже по мѣрѣ надобности изъ пріисковаго амбара въ счетъ своего заработка, который, какъ я уже сказалъ выше, колеблется между 200 и 300 р. въ годъ. Въ эти цифры, конечно, не входитъ плата за находимое иногда непосредственно въ золотосодержащихъ пескахъ, во время работъ, такъ называемое, «подъемное» золото, въ болѣе или менѣе крупныхъ штуфахъ — «самородкахъ» — какъ говорятъ въ тайгѣ. Плата за это золото установилась теперь отъ 2 р. 50 к. до 3 р. за золотникъ и поступаетъ въ пользу рабочаго немедленно и непосредственно, хотя бы онъ и состоялъ К° должнымъ. Это же подъемное золото, достигающее на богатѣйшихъ пріискахъ, довольно почтеннаго количества, какъ въ общей массѣ, такъ и въ единичномъ распредѣленіи по числу счастливцевъ, — и есть самая сильнѣйшая приманка, истинный магнить, ежегодно привлекающій въ Олекминскую тайгу все новыя и новыя массы рабочихъ, прельщаемыхъ дѣйствительно легкимъ и подъ часъ солиднымъ, но — уны! на долю рѣдкаго, въ особенности нынче, счастливца выпадающимъ заработкомъ... Съ другой стороны, это же самое подъемное золото есть одно изъ важнѣйшихъ золъ пріисковъ. Хотя, вообще между пріисковымъ рабочимъ людомъ сложилась поговорка, что «пріискательская копѣйка — не крѣпка», но ничемъ она такъ блистательно не подтверждается, какъ подъемнымъ золотомъ. И въ самомъ дѣлѣ; получивъ иногда очень солидный кушъ денегъ, безъ всякихъ усилій, исключительно благодаря капризу фортуны, получивъ отъ земли, отъ которой онъ, въ силу уже перваго совершившагося факта, инстинктивно ожидаетъ и еще подачекъ, рабочій, или вѣрнѣе сказать, «баловень судьбы», относится къ этимъ деньгамъ, такъ сказать, съ точки зрѣнія «наплевать! » и немедленно же проматываетъ ихъ или на пріискѣ, или донесши — до того же Витима, и проматываетъ самымъ «безпардоннымъ» образомъ. Такъ, что, дѣйствительно, какъ легко и скоро дались рабочему такія деньги, такъ-же легко и еще скорѣе и уходятъ они отъ него, оставивъ по себѣ на память только нѣсколько дней или ночей безпросыпнаго безшабашнаго разгула и циничныхъ оргій!... А слѣдомъ за этими денежками и по ихъ примѣру, у большинства улетаютъ и дѣйствительно заработанные гроши и улетаютъ такъ же скоро и также безрасчетно на удовлетвореніе минутнаго каприза или простой физіологической похоти. Дѣйствительно, не прочна ты, пріискательская копѣйка!... Не смотря подъ часъ на непосильный трудъ, съ какимъ ты достаешься бѣдняку—рабочему, ты только до тѣхъ поръ у него въ карманѣ, пока онъ не нашелъ, куда и какъ-бы тебя сбыть! И такъ поступаетъ большинство. Пріискатель-рабочій всегда и останется пріискателемъ; сколько-бы разъ не выбирался онъ изъ тайги, въ какомъ бы жиломъ мѣстѣ не основался, какъ бы ни жался и не крѣпился — въ концѣ концовъ онъ все таки проматается, прогоритъ отъ полнѣйшей неспособности къ болѣе осмысленной жизни, къ самоуправленію — и опять явится въ тайгу. И — такъ до конца дней своихъ!..

Теперь, сдѣлавъ возможно подробный очеркъ внѣшней стороны пріисковой жизни, — скажу еще нѣсколько словъ о внутренней сторонѣ, сторонѣ важнѣйшей, потому, что ея то складъ, главнымъ образомъ, и вырабатываетъ своеобразный типъ людей. Въ ея то совершенно сложившейся и годами освященной средѣ, бывалые «образуютъ» вновь прибывающихъ новичковъ, внушаютъ имъ свои традиціи, приравниваютъ ихъ къ своему уровню, и подъ часъ, противъ желанія новичка, заставляютъ его плясать по своей дудкѣ, и онъ поневолѣ подчиняется — основываясь все на томъ-же таежномъ, господствующемъ законѣ — «силы».

Всякій человѣкъ живетъ своей нормальной дѣйствительной жизнью только тогда, когда онъ вполнѣ предоставленъ самому себѣ. Для рабочихъ эта относительная свобода наступаетъ въ ихъ свободные дни и часы. А поэтому, чтобы ознакомиться съ ихъ внутренней и, такъ сказать, общественной жизнью, мы коснемся ихъ времяпрепровожденія въ эти свободные дни и часы.

Рабочіе по окончаніи работы, возвращаются, разумѣется, въ свои «номера» и тутъ то, за чаемъ или ужиномъ, между ними заводятся бесѣды и бесѣды, естественно, о «злобахъ дня», т. е. о томъ, кто гдѣ работалъ, каковъ попался урокъ, каковъ служащій, завѣдывавшій тѣми или другими работами, и т. п. Тутъ же передаются и всякаго рода столкновенія, происшедшія между кѣмъ нибудь изъ рабочихъ и служащихъ, и при обсужденіи свойства этихъ столкновеній, а также степени виновности той или другой стороны, при чемъ въ большинствѣ случаевъ правота остается на сторонѣ рабочаго, и преподаются бывалыми пріискателями новичкамъ уроки таежной рабочей юриспруденціи, которая всегда съ нѣкоторымъ удовольствіемъ выслушивается новичками. Въ подтвержденіе различныхъ положеній этой науки приводятся выдающіеся изъ обыденной колеи факты при чемъ, конечно, разсказчики какимъ то образомъ всегда почти оказываются очевидцами передаваемыхъ ими случаевъ. Случаи эти представляютъ собою разсказы о своеобразномъ таежномъ удальствѣ, о какой нибудь замысловатой пакости, устроенной той или другой забубенной головушкой противъ пріисковой администраціи, объ энергическомъ отпорѣ, даннымъ подобнымъ удальцомъ какому нибудь служащему и т. п. Всѣ эти разсказы клонятся всегда, вообще, къ тому, чтобы развивать въ слушателяхъ, особенно изъ новичковъ, духъ самостоятельности и болѣе или менѣе энергичной оппозиціи промысловой администраціи, съ которой, нужно полагать, рабочая масса, какъ была до сихъ поръ, такъ и всегда будетъ въ непріязни, хотя большею частію скрываемой и прорывающейся только въ исключительныхъ случаяхъ...

На этомъ, пока, я и оканчиваю мои очерки. Впослѣдствіи, когда нибудь, я поговорю и о другихъ сторонахъ и явленіяхъ Олекминской таежной жизни. Правда, все, что я передалъ, относится въ промысловой жизни за 3—4 года тому назадъ; но порядки въ ней такіе же и теперь, и если измѣнились въ чемъ, то очень мало и развѣ въ мелкихъ деталяхъ. Картины этой жизни — тѣ же, что и теперь, и вызываютъ на то же размышленіе, что порядки ея требуютъ во многомъ кореннаго измѣненія.

Н. Виноградовъ.

Олекминская тайга.

(Очерки).

«Сибирскiй вѣстникъ» №79, 10 iюля 1892

I.

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, подъ свѣжимъ еще впечатлѣніемъ, я думалъ познакомить, хотя въ общихъ чертахъ, своего брата—таежника съ пресловутой «Олекмой». Я ограничился тогда краткимъ очеркомъ, который только недавно появился на судъ читателей. Нынѣ-же, въ виду того, что и до сихъ поръ, никто, кромѣ побывавшихъ тамъ, не знаетъ, все-таки, настоящихъ условій и склада жизни на Олекмѣ и что еще до сихъ поръ эта пресловутая Олекма составляетъ притягательную силу для многихъ и многихъ «алчущихъ», — я рѣшился познакомить желающихъ, возможно подробнѣе, съ жизнью этого, почти совершенно изолированнаго, отдаленнаго уголка, заброшеннаго въ одной изъ пустыннѣйшихъ мѣстностей Сибири.

Въ предъидущемъ очеркѣ*), я коснулся только быта рабочихъ, этого количественно-преобладающаго элемента, да и то не всесторонне; теперь-же постараюсь, насколько, конечно, это будетъ въ моихъ силахъ, обрисовать и остальные элементы населенія олекминской тайги. Почему, описавъ бытъ рабочихъ-мужчинъ, я нахожу необходимымъ сказать нѣсколько словъ о положеніи на пріискахъ ихъ женъ и, вообще, женщинъ.

*) См. № 51 «Сибирск. Вѣстника», за текущій годъ.

Естественно, что не всѣ пріисковыя работы могутъ быть возложены на мужчинъ и, поэтому, на каждомъ пріискѣ имѣется комплектъ чернорабочихъ женщинъ, пополняемый, обыкновенно, женами и дочерьми рабочихъ и, изрѣдка, «одиночками», дѣвицами, годъ отъ года въ большемъ и большемъ количествѣ наѣзжающими въ тайгу искать «заработка». Въ общемъ — женское населеніе, въ особенности за послѣднее время, составляетъ на пріискѣ отъ 15 до 25% мужскаго населенія (я говорю исключительно о рабочихъ). Въ прежнее время количествомъ женщинъ на пріискахъ не стѣснялись (я помню даже, какъ одинъ изъ крупныхъ золотопромышленниковъ томской тайги говаривалъ: «хорошая баба десятерыхъ мужиковъ удержитъ»), но нынѣ, въ виду сокращенія дѣлъ и пониженія общаго заработка рабочаго — количество женщинъ не превышаетъ вышеприведенной мною нормы. Отчего это? — я сейчасъ объясню. Каждой женщинѣ, состоящей на, такъ называемомъ, «вычетѣ», т. е. не задолжающейся ни на какія «хозяйскія» работы, отпускается хлѣбъ, наравнѣ съ мужчинами, но за этотъ хлѣбъ съ мужа ежемѣсячно изъ заработка его вычитается отъ 9 до 11 рублей. Слѣдовательно, для большаго количества женщинъ нужна излишняя заготовка хлѣба, что, при нынѣшнемъ оскудѣніи средствъ у золотопромышленниковъ, является затруднительнымъ. Съ другой-же стороны, съ упадкомъ суммы заработка мужей за послѣднее время, практикой доказано, что большинство рабочихъ, остающихся при разсчетѣ должными К°-ямъ — люди семейные.

Каждая женщина, задолжающаяся въ работу (прислугой, прачкой, кухаркой и т. п.), получаетъ, кромѣ хлѣба, 1—1½ ф. мяса въ день и жалованье отъ 6 до 10 руб. въ мѣсяцъ. Только, такъ сказать, спеціалистки (хорошія кухарки, прачки) получаютъ иногда больше, а именно: до 25 руб. Но это — исключительные случаи.

Теперь перехожу къ жизни пріисковыхъ женщинъ.

Говорятъ, что крупные жилые центры служатъ разсадниками разврата; можетъ быть, это и правда, но я, покрайней мѣрѣ, ни въ одной населенной мѣстности не встрѣчалъ такого попранія семейнаго начала, — такого совершенно установившагося, всѣми усвоеннаго и ни кѣмъ не находимаго безобразнымъ взгляда на женщину, — не какъ на «женщину» въ хорошемъ смыслѣ этого слова, а какъ на нѣчто покупное, созданное для удовлетворенія потребностей всѣхъ и каждаго, достоинство котораго опредѣляется количествомъ рублей, потребныхъ для покупки. При этомъ никогда не принимается въ соображеніе ни личность женщины, ни ея семейное положеніе. Да и сами женщины, подъ вліяніемъ окружающей ихъ среды, увлекаясь однѣ скорѣе, другія медленнѣе всеобщей жаждой наживы, доходятъ въ своихъ поступкахъ до высшей степени нравственнаго паденія. Приходитъ, напримѣръ, въ тайгу съ мужемъ въ первый разъ молодая женщина. Дома она была трудолюбивой, честной женой и попадаетъ въ кругъ подругъ, уже вкусившихъ плоды таежной цивилизаціи. Тѣ начинаютъ ее сперва испытывать, потомъ «сбивать», а потомъ и «подводить», и стараются при этомъ съ изумительной ловкостью, потому, вѣроятно, что оставшіеся еще у многихъ проблески женственности возмущаютъ спокойствіе этихъ несчастныхъ при видѣ крѣпящейся и не павшей подруги. Если аттакуемая — съ характеромъ и не поддается на эти уловки, то на нее начинаютъ всевозможныя нападки, — ей на каждомъ шагу дѣлаютъ тысячи непріятностей, на которыя такъ способны женщины, и, въ концѣ концовъ, въ громадномъ большинствѣ, результатъ одинъ — паденіе!.. Есть, конечно, и исключенія, но это — феномены.

Кромѣ того, относительно женщинъ въ олекминской тайгѣ, есть и еще одинъ варварскій обычай — это, такъ называемыя, «помочи». Нѣсколько человѣкъ, иногда до 20 и болѣе, уговорившись, подкарауливаютъ гдѣ нибудь женщину (преимущественно, болѣе легкаго поведенія), утаскиваютъ ее въ какой нибудь укромный уголокъ и... всѣ дѣлаются ее мужьями...

Правда, пріисковая администрація это преслѣдуетъ... но мало-ли что преслѣдуется закономъ?

Вообще на Олекмѣ, для женщинъ очень много соблазна, и главное, въ виду незначительнаго количества женщинъ, сравнительно съ мужчинами, изъ которыхъ большинство, по нынѣшнимъ системамъ наемокъ (съ медицинскимъ освидѣтельствованіемъ здоровья и силы каждаго), все народъ молодой, здоровый — женщина сознаетъ тамъ, если не сама, то по наукѣ другихъ, что она — товаръ цѣнный; у всѣхъ кругомъ деньжонки, ну, подумаетъ — подумаетъ... да и «была не была».

Но будетъ ужъ о нихъ.

Таежные «рабы» — якуты и, въ незначительномъ количествѣ, тунгусы, какъ я уже говорилъ ранѣе — совершенно загнанный народъ. Они не работаютъ, въ такъ называемыхъ, «земляныхъ работахъ» по слабосилію и неспособности, а занимаются почти исключительно доставкой лѣсныхъ матеріаловъ и, имѣя оленей, почти не требующихъ зимой (доставка лѣсныхъ матеріаловъ всегда производится зимой) никакого корма, они почти исключаютъ возможность конкурировать съ ними русскимъ, работающимъ на лошадяхъ, содержаніе которыхъ стоитъ на Олекмѣ отъ 2 до 3 рублей въ сутки каждой. Поэтому, въ общемъ, они зарабатываютъ довольно порядочныя деньжонки; но большая часть ихъ остается у г.г. золотопромышленниковъ и, въ особенности, у довѣренныхъ, имѣющихъ въ тайгѣ торговые магазины, такъ какъ эти довѣренные съ якутами цѣнами не стѣсняются и въ особенности «дерутъ» съ нихъ за вино и карты, на которыя якуты, какъ и другіе инородцы, весьма и весьма падки. И дѣйствительно, какъ-бы не утомился якутъ, какъ-бы крѣпко онъ не спалъ, — предложьте ему съиграть въ карты и выпить — онъ не откажется. Онъ готовъ играть на все, что только у него и на немъ есть, и бывали не разъ такіе случаи, что вечеромъ якутъ — самъ хозяинъ, имѣетъ паръ 20 оленей, а утромъ — онъ идетъ наниматься въ работники.

Въ общемъ, якуты народъ не глупый, но отъ различныхъ притѣсненій, испытываемыхъ ими при сдачахъ К°-ніямъ лѣсныхъ матеріаловъ, этотъ умъ превратился у нихъ въ хитрость съ цѣлью обмана пріемщиковъ. И, дѣйствительно, изъ якутовъ очень часто попадаются замѣчательные виртуозы въ этомъ родѣ.

Но и обращеніе съ ними насъ, русскихъ, вообще не отличается хорошими сторонами. Якуты являются всегда предметомъ нашихъ насмѣшекъ и иногда самыхъ грубыхъ, самыхъ варварскихъ.

II.

Теперь перехожу къ таежнымъ «патриціямъ» — служащимъ.

Контингентъ пріисковыхъ служащихъ, въ огромномъ большинствѣ, состоитъ изъ людей мало или вовсе необразованныхъ. Интеллигенты очень рѣдки и встрѣчаются, преимущественно, на особенно крупныхъ дѣлахъ, гдѣ, конечно, есть возможность давать имъ «чистыя» обязанности.

Жалованья служащіе получаютъ нынѣ начиная отъ 360 руб. въ годъ и болѣе, при чемъ высшая норма жалованья служащаго, такъ сказать, рядоваго достигаетъ 700—800 руб. при готовомъ, конечно, содержаніи. Относительно жизненныхъ удобствъ служащихъ на олекминскихъ промыслахъ я говорить ничего не буду, потому что въ этомъ отношеніи на каждомъ пріискѣ, какъ въ каждомъ монастырѣ — свой уставъ. Въ общемъ на Олекмѣ жизнь служащихъ обставлена болѣе прилично и болѣе удобно, нежели, напримѣръ, на промыслахъ томской или енисейской тайги. — Прежде и жалованья были болѣе, но нынѣ, при упадкѣ дѣлъ, при массѣ алчущихъ службы, размѣръ жалованья сократился, но нужно сказать, что за жалованьемъ гонятся очень немногіе: большинство стремится только всякими правдами и неправдами выцарапаться на свѣтъ Божій, и какимъ-бы то нибыло способомъ добиться тепленькаго мѣстечка, на которомъ можно года въ два «нажить» (въ тайгѣ не принято говорить «украсть») тысченокъ 10, а то и 20, да и раскланяться съ пріисковымъ управленіемъ. — И, Боже мой... какихъ, какихъ только «подходцевъ» къ «власть имѣющимъ» не пускается тутъ въ ходъ: и лесть, и подслуживанье, и сплетни на товарищей, подчасъ совершенно вымышленныя, и все это только для того, чтобы добиться случая набить себѣ карманъ. Ни дружба, ни даже иногда родство — при этихъ домогательствахъ не принимаются во вниманіе.

Мнѣ, сплошь да рядомъ, приходилось видѣть, какъ честные, но скромные труженики бывали затерты, загнаны, а болѣе бездарные, но за то и болѣе нахальные личности, по ихъ плечамъ вылѣзали в люди. Я зналъ одного служащаго на богатѣйшемъ дѣлѣ, который 5 лѣтъ былъ «ночнымъ» въ шахтѣ (т. е. дежурилъ тамъ ночь), — 5 лѣтъ онъ, въ теченіе каждой почти ночи, дышалъ воздухомъ, пропитаннымъ копотью отъ горѣвшихъ въ то время въ шахтѣ жаровиковъ и каждое утро, выйдя изъ шахты на Божiй свѣтъ, вмѣсто слюны, выплевывалъ чуть не цѣлый часъ что-то въ родѣ дегтя — и управленіе пріисковой компаніи, при разсчетѣ этого служащаго, по разстроенному здоровію, не нашло возможнымъ даже прибавить ему хотя бы за послѣдній годъ жалованья: на какое онъ поступилъ, изъ того-же его и разсчитали!.. Это не исключительный примѣръ. За то я зналъ и такихъ, которые, какъ свѣтскіе кавалеры, умѣя при случаѣ подслужиться и сказать комплиментъ «управляющихѣ» или другой какой-либо «власть имущей» дамѣ, умѣя порядочно танцевать и т. п., чуть не каждые полгода повышались по службѣ и обязательно каждый годъ получали прибавки къ жалованью и даже награды, хотя весь трудъ по возлагаемымъ на нихъ обязанностямъ они взваливали всецѣло на своихъ помощниковъ и подчиненныхъ, которые и работали за нихъ.

Не даромъ, провожая меня въ тайгу, одинъ опытный человѣкъ говорилъ мнѣ: «придерживайся, братъ, тамъ высокопоставленнаго бабья — лучше служиться будетъ!..»

Выше я упомянулъ о «тепленькихъ мѣстахъ». Для полноты очерка я постараюсь, хотя вкратцѣ, познакомить съ ними читателей.

Я буду говорить только о наиболѣе крупныхъ дѣлахъ, такъ какъ только на нихъ, при милліонныхъ оборотахъ, и возможны незамѣтныя кражи въ десятки тысячъ рублей.

Собственно теплыми мѣстами считаются мѣста: довѣреннаго магазина, матеріальнаго, золотопріемщика, лѣсопріемщика, цѣловальника и хлѣбодара. Впрочемъ, хорошій пройдоха на всякомъ мѣстѣ найдетъ возможность украсть. Такъ и въ тайгѣ, — даже ловкій смотритель разрѣза (песковаго, конечно) и шахты тоже ухитряется «наживать». Напр., шахтовый или разрѣзной смотритель распоряжается распредѣленіемъ артелей по забоямъ (на Олекмѣ рабочіе раздѣляются, на крупныхъ дѣлахъ, въ артели отъ 4 до 8 человѣкъ въ каждой). Въ разрѣзѣ или шахтѣ идетъ, допустимъ, изъ 20 забоевъ 5 съ богатымъ подъемнымъ золотомъ, дающимъ возможность работающимъ въ этихъ забояхъ рабочимъ набрать золота въ день на 200—300 руб., а сплошь да рядомъ, въ особенности въ не такъ далекомъ прошломъ, и значительно болѣе. Въ забои эти артели становятся поочередно, на одинъ день. И, вотъ, захочется артели (конечно, надежной, неболтливой) поработать въ богатомъ забоѣ лишній денекъ, она и несетъ смотрителю «дань», которая, въ иныхъ случаяхъ, при особенномъ богатствѣ забоя, бываетъ очень и очень прилична, иногда чуть не треть годоваго смотрительскаго жалованья.

О довѣренныхъ и матеріяльныхъ я говорить не буду, потому что, мнѣ кажется, это для всѣхъ и каждаго слишкомъ извѣстныя должности, какъ равно извѣстны и доходы, сопряженные съ ними. Да если бы и распространиться о нихъ подробнѣе, то это заняло бы слишкомъ много времени. Скажу только, что для довѣренныхъ торговыхъ таежныхъ магазиновъ немаловажную статью доходовъ составляетъ торговли винами (конечно, секретная), каковыхъ въ олекминскую тайгу доставляется ежегодно не малое таки количество. Жалѣю, что я своевременно не позаботился собрать статистическія данныя по этому вопросу.

Заговоривъ о винѣ, перейдемъ къ обязанности «цѣловальника». На обязанности цѣловальника лежитъ выдача рабочимъ винныхъ порцій по запискамъ, или, какъ ихъ называютъ въ тайгѣ, «купонамъ», выдаваемымъ подлежащими лицами. Цѣловальникъ передъ управленіемъ отчитывается въ расходѣ вина въ 40°. Теперь представьте себѣ, читатели, что на какомъ нибудь пріискѣ ежегодно расходуется до 5000 вед. спирта, а есть пріиска, на которыхъ эта цифра доходитъ до 10000 ведеръ. Если цѣловальникъ, вмѣсто 40 градусной, будетъ отпускать водку даже въ 38°, хотя отпускаютъ ее обыкновенно далеко меньшей крѣпости, (такъ какъ не было примѣра, чтобы цѣловальниковъ когда-нибудь кто-нибудь провѣрялъ, потому что на эту обязанность назначаются только служащіе «испытанной вѣрности»), то сколько отъ 5000 ведеръ спирта хотя въ 88° у него останется экономіи? А если (принимая во вниманіе, что онъ экономію эту долженъ продать «на-сторону» секретно) оцѣнить ведро спирта въ 40 руб. (тогда какъ нормальная стоимость его у спиртоносовъ «оптомъ» доходитъ до 60 р.), — сколько онъ выручитъ за вышеупомянутую экономію? Кто не полѣнится заняться этой ариѳметической выкладкой, тотъ, пожалуй, самъ вздумаетъ поѣхать на Олекму... но только цѣловальникомъ!.. Я еще взялъ въ примѣръ «честнаго» цѣловальника.

Разумѣется, не весь этотъ барышъ останется цѣликомъ у цѣловальника: нужно «для видимости» сдать сколько-нибудь экономіи въ компанію, нужно платить и агентамъ, и казаку, «за молчаніе»; но, все-таки, «ребятишкамъ на молочишко» останется...

Обязанность «лѣсопріемщика», какъ видно изъ самаго слова, состоитъ въ пріемкѣ лѣсныхъ матеріаловъ. Здѣсь нажива возможна исключительно благодаря плохой постановкѣ контроля расходованія лѣса; но нельзя сказать, чтобы и при лучшемъ контролѣ невозможно было не забывать себя. Лѣсопріемщикъ беретъ съ доставщиковъ и за то, что приметъ лѣсъ тоньше контрактной нормы, и за то, что, вмѣсто принятыхъ 100 штукъ, выдаетъ доставщику квитанцію на 120 или, при случаѣ, на 150 штукъ.

«Золотопріемщикъ» принимаетъ отъ рабочихъ подъемное золото, въ пріемѣ котораго выдаетъ имъ «купоны», по которымъ деньги выплачиваются уже пріисковымъ кассиромъ. При крупныхъ сдачахъ, рабочіе не гонятся за ¼ или ½ золотника, лишь бы скорѣе получить купонъ. Затѣмъ часто попадаютъ самородки золота съ «породой» (камнемъ), которую обязательно выдѣляютъ толченіемъ, при чемъ, конечно, съ кусками породы «выдѣляются» и частицы золота. Такимъ образомъ, по окончаніи дневной пріемки, передъ сдачей золота въ контору, золотопріемщикъ тщательно собираетъ все полученное имъ золото, взвѣшиваетъ его «по тщательнѣе-же» и на все оказавшееся, сверхъ значащагося принятымъ отъ рабочихъ, золото, пишетъ купонъ, съ каковымъ и посылаетъ благонадежнаго мужичка въ контору за деньгами, за что и платитъ ему «за труды» извѣстное вознагражденіе. Теперь представьте себѣ, читатели, что были примѣры, когда, на одномъ дѣлѣ, принималось въ годъ до 15 пудовъ подъемнаго золота, за золотникъ котораго управленія платятъ по 3 рубля.

«Хлѣбодаръ» завѣдуетъ хлѣбопекнями и раздачей хлѣба рабочимъ. Хлѣбодаръ наживаетъ, какъ булочникъ: попаивая хлѣбопековъ винцомъ или платя имъ еще отъ себя дополнительное жалованье, онъ убавляетъ отъ каждаго пайка «малую толику» и получившійся такимъ образомъ излишекъ или печенаго хлѣба, или муки, — продастъ за полцѣны различнымъ доставщикамъ-якутамъ и, вообще, «отряднымъ» рабочимъ (т. е. работающимъ не изъ жалованья, а изъ задѣльной платы), которые, по существующему въ тайгѣ порядку, работаютъ на своемъ, а не на хозяйскомъ содержаніи.

Вотъ, читатели, изъ-за какихъ мѣстечекъ и идетъ на Олекмѣ «скачка» между служащими, скачка, какъ я сказалъ выше, не признающая ни общежитейскихъ, ни родственныхъ подчасъ узъ...

Въ заключеніе, о жизни служащихъ остается сказать очень немного: главнѣйшимъ времяпрепровожденіемъ, внѣ службы, служатъ выпивка и карты. На большихъ дѣлахъ есть и библіотеки, но читателей очень немного. Составляются иногда любительскіе спектакли и концерты, но это бываетъ очень и очень рѣдко.

III.

На сколько крупны были олекминскія золотопромышленныя дѣла съ начала, при открытіи той тайги, на столько они измельчали или, вѣрнѣе сказать, расплодили теперь мелкихъ золотопромышленниковъ. Болѣе облегченный, сравнительно съ минувшими временами, доступъ въ тайгу, случаи «сумашедшаго» содержанія въ пескахъ золота, пробудили въ массѣ охотниковъ жажду «попытать счастья». Между ними есть, конечно, и такіе, которые, закапывая послѣдніе, иногда трудовые гроши, дѣйствительно ищутъ золота, чтобы, наткнувшись на богатую розсыпь, начать дѣло и разбогатѣть; но большинство изъ нихъ — спекуляторы, арендующіе или занимающіе подъ развѣдку подчасъ завѣдомо пустыя площади по сосѣдству съ богатыми пріисками и предпочитающіе, какъ говорятъ на Олекмѣ, мыть «деревянной бочкой», т. е. торговать спиртомъ, продавая его и за деньги и за золото. Есть нѣсколько примѣровъ какъ такимъ путемъ иные ловкіе аферисты успѣли сколотить себѣ кругленькія состояньица, но есть, конечно, и такіе примѣры, что подобные предприниматели попадались, и наградою за ихъ предпріимчивость послужила Якутская область, но только внѣ раiона тайги. Отъ этихъ же «золотопромышленниковъ» шляется по тайгѣ цѣлая плеяда мелкихъ спиртоносовъ, разносящихъ спиртъ по промысламъ флягами до 1½ ведеръ вмѣстимостью.

Въ виду дороговизны спирта въ тайгѣ, сравнительно съ ближайшими жилыми мѣстами (въ Витимѣ напр. ведро спирта стоитъ 12 р., а въ тайгѣ minimum 60 р.) — промыселъ спиртоносничества является крайне прибыльнымъ, но за то съ какими же и опасностями онъ сопряженъ!.. Не говоря уже о чисто физическихъ лишеніяхъ, сопровождающихъ спиртоносовъ хотя на 300 верстномъ пути отъ с. Витима до ближайшихъ пріисковъ, гдѣ имъ приходится пробираться дикой, безлюдной, дремучей тайгой, переходить черезъ подъоблачные гольцы, черезъ быстрыя и иногда большія таежныя рѣчки, въ особенности во время разлива ихъ, — имъ на каждомъ шагу, въ особенности по мѣрѣ приближенія къ промысламъ, грозятъ самыя худшія встрѣчи — съ людьми. Это — казачьи кордоны и свой брать — спиртоносы. При встрѣчѣ съ первыми, спиртоносы, въ особенности, если они идутъ большой партіей, рѣдко сдаются безъ боя, потому что они хорошо знаютъ, что при побѣдѣ казаковъ, все ихъ достояніе: спиртъ, лошади, деньги — если они съ ними есть — или золото, все это немилосердно будетъ обобрано казаками, такъ какъ, въ этихъ случаяхъ, все это поступаетъ въ личную ихъ пользу. Вслѣдствіе этого, встрѣчи между спиртоносами и казаками нерѣдко кончаются кровью, причемъ побѣда большею частью остается на сторонѣ спиртоносовъ; такъ какъ насколько казаки падки на подобныя обирательства, настолько же стараются дѣлать это безъ вреда для себя. Правда, изъ среды казаковъ часто встрѣчаются люди безусловно рѣшительные, рѣшительные настолько, что ихъ безумная отвага и дерзость подчасъ пугаетъ даже отчаяннѣйшихъ спиртоносовъ до того, что только одна встрѣча съ такимъ смѣльчакомъ заставляетъ ихъ, какъ говорится, «опускать руки».

При встрѣчахъ партій спиртоносовъ между собою, большею частью сильнѣйшая обираетъ слабѣйшую, а, при равенствѣ силъ, дѣло нерѣдко доходитъ до кровавой стычки, иногда кончающейся тѣмъ, что одна партія совершенно перебьетъ другую.

Въ виду всего этого, въ спиртоносы идутъ большею частью люди рѣшительные, готовые на все, и главнѣйшій контингентъ ихъ составляютъ, большею частью, сосланные черкесы, вообще кавказскіе горцы, которыхъ на Олекмѣ очень много.

Спиртоносы, конечно, имѣютъ агентовъ изъ рабочихъ, въ особенности на большихъ пріискахъ. Я знаю, что на одномъ изъ крупнѣйшихъ олекминскимъ дѣлъ нѣкоторые изъ подобныхъ агентовъ, въ виду пріобрѣтенія возможно большаго количества золота, набираютъ партіи шляющихся безъ занятій, никуда не нанявшихся или разсчитанныхъ рабочихъ, снабжаютъ ихъ хлѣбомъ и проч. необходимыми припасами и даютъ возможность пробраться въ какую нибудь уже выработанную и заброшенную шахту. Тамъ эти партіи живутъ иногда по недѣлямъ (насколько, вообще, хватитъ провизіи) и добираютъ остатки когда то баснословныхъ богатствъ. Правда, частенько ихъ тамъ ловятъ спеціально для этой цѣли назначаемые обходы изъ казаковъ и служащихъ; правда, что многіе изъ нихъ платятся за это и жизнью или отъ руки своего брата, или отъ земляныхъ обваловъ, происходящихъ отъ торопливой, и поэтому неосторожной работы, — но охотниковъ на эту работу всегда много. Каждый знаетъ, что если ему не повезетъ и онъ попадется, то его отдерутъ розгами и выгонятъ изъ тайги, ну, иногда, и побьютъ на мѣстѣ поимки... а за то, если «пофартитъ» — то онъ,выбравшись на волю, такъ кутнетъ, что, по пословицѣ: «небу жарко будетъ»; а «развернуться во всю», «показать гусара» — это завѣтная мечта почти каждаго пріисковаго рабочаго...

* * *

Заканчивая свой очеркъ, не могу не упомянуть еще объ одномъ, крайне печальномъ явленіи, имѣющемъ мѣсто въ олекминской тайгѣ. Это — масса шляющагося, незанятаго люда. Всѣ не нанявшіеся рабочіе, не имѣвшіе средствъ выбраться изъ тайги или попавшіе въ нее добровольно, въ чаяніи пристроиться куда нибудь, но не успѣвъ въ этомъ — нынѣ положительно наводнили тайгу. Ютятся они, преимущественно, по «отряднымъ», вблизи пріисковъ, чтобы какъ нибудь перебиваться около своего брата — рабочихъ. Въ особенности масса незанятаго люда появляется лѣтомъ, когда «подъ каждымъ кустомъ — домъ». Не смотря на то, что казачьи кордоны ловятъ всѣхъ праздношатающихся и затѣмъ пріисковая администрація высылаетъ ихъ въ Витимъ, но эти бѣдняки, не имѣя надежды найти какой-бы то ни было заработокъ внѣ тайги, едва успѣвъ попасть въ Витимъ, сейчасъ-же, окольными путями, возвращаются обратно въ тайгу. Болѣе дерзкіе изъ этой вольницы, для добычи себѣ пропитанія, принимаются за кражи и доходятъ даже до открытаго грабежа и убійства. Сколько за послѣднее время стало совершаться въ тайгѣ преступленій!... А г.г. золотопромышленники, ежегодно, все завозятъ въ тайгу новыя и новыя толпы рабочихъ.

Еще болѣе прискорбное явленіе составляетъ масса служащихъ, проживающихъ въ тайгѣ безъ мѣста. Прогоны на выѣздъ изъ тайги, по заведенному порядку, выдаются за двухлѣтнюю службу. А сколько служащихъ разсчитываются ранѣе за разныя провинности, иногда просто по капризамъ управленій, а иногда исключительно въ виду сокращенія дѣла. Никакихъ прогоновъ имъ, какъ не выслужившимъ узаконеннаго срока, компаніи не даютъ; деньги же на дорогу не у каждаго случаются, и, вотъ, волею судебъ, такія горемыки остаются въ тайгѣ безъ службы и безъ куска хлѣба. Идетъ такой бѣднякъ искать мѣста на одинъ пріискъ, на другой, на третiй... вездѣ полно, вездѣ отказъ. Жить не на что, и волей, не волей не имѣя возможности выбраться изъ тайги, приходится такому бѣдняку пробиваться около старыхъ товарищей. Правда, на Олекмѣ, гдѣ рѣдкій изъ служащихъ увѣренъ въ завтрашнемъ днѣ, развито сочувствіе къ подобнымъ несчастливцамъ: почти каждый знакомый и приметъ ихъ, и накормитъ, и поможетъ по своимъ средствамъ, но встрѣчаются и такіе мерзавцы (въ особенности среди «излюбленныхъ» управителями), которые, будучи, быть можетъ, обязанными какому нибудь споткнувшемуся бѣдняку, не только не протянутъ ему руку помощи, но постараются даже уклониться пріютить его на ночь, отговариваясь благовидными и неблаговидными предлогами.

И такихъ тамъ не мало.

Недаромъ говорится, что «всѣ други, всѣ пріятели — до чернаго лишь дня»!...

Николай Виноградовъ.

(OCR: Аристарх Северин)