1. Легенды о происхожденіи якутовъ.
а) Когда то очень давно во время борьбы русскихъ съ татарами, на Ленѣ, въ нынѣшнемъ Якутскомъ округѣ, жилъ богатырь въ сосѣдствѣ съ другимъ человѣкомъ. Богатырь ловилъ звѣрей, рыбу и держалъ много скота. Разъ лѣтомъ во время бури, которая часто бываетъ въ нашихъ мѣстахъ, онъ вышелъ на берегъ рѣки изъ своей юрты и увидѣлъ, что къ нему приплылъ на деревѣ съ необрубленными сучьями и корнями неизвѣстный человѣкъ, изъ себя бѣлый, красивый и высокій. Богатырь пригласилъ незнакомца знаками къ себѣ въ гости, потому что онъ не умѣлъ говорить на языкѣ богатыря, почему тотъ и назвалъ его „Тыла-сохъ“, что значитъ „языка нѣтъ“ (тылъ — языкъ и сохъ — нѣтъ). Незнакомецъ такъ понравился богатырю, что тотъ оставилъ его у себя вмѣстѣ жить, чему Тыла-сохъ послѣ долгой скитальческой жизни, какую онъ велъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, былъ очень радъ. Долго онъ работалъ на богатыря безъ всякой платы; работалъ хорошо, не лѣнился, пасъ коровъ, лошадей, заготовлялъ сѣно для нихъ, ловилъ рыбу и звѣря, и, вообще, всѣ работы по хозяйству исполнялъ, какія случались. Богатырь сдѣлался чрезъ это еще болѣе богатъ въ сравненіи съ прежнимъ: у него увеличились стада коровъ и лошадей, а также много стало мѣховъ. Желая чѣмъ либо вознаградить Тыла-сохъ за долговременную безплатную работу, онъ предложилъ ему въ жены одну изъ 8 своихъ дочерей на выборъ. Такое предложеніе Тыла-сохъ принялъ съ радостью, но затруднился въ выборѣ себѣ жены, потому что всѣ дочери богатыря были неописанныя красавицы, кромѣ одной, самой младшей. Тыла сохъ въ это время уже умѣлъ говорить на языкѣ богатыря и успѣлъ разсказать ему, что на прежней своей родинѣ онъ былъ грамотнымъ, имѣлъ книги, былъ оюномъ 1), а звали его Эллей. Книги свои онъ бросилъ въ рѣку, когда бѣжалъ изъ дома. Эллей, желая выйдти изъ затруднительнаго положенія при выборѣ жены, обратился за совѣтомъ къ сосѣду богатыря, который и посовѣтовалъ ему выбрать жену съ такими достоинствами, объяснить которыя не совсѣмъ удобно. Достоинствами этими обладала самая младшая дочь богатыря, самая некрасивая изъ всѣхъ; на ней онъ и женился. За то что Эллей выбралъ себѣ некрасивую жену, богатырь далъ ему въ приданое одну только лошадь и корову. Зло закипѣло въ душѣ жены Эллея, когда она узнала награду своего отца. Для нея ясно стало, что отецъ ее ненавидитъ и желая отмстить ему, она сдѣлала кумысъ какой-то особенный, сильно охмѣляющій и напоила имъ всѣхъ своихъ родственниковъ, которые были пьяны три дня, и спали не просыпаясь. На четвертый день, сдѣлавшись трезвыми, за такое угощенье такъ разсердились на зятя и его жену, что не захотѣли вмѣстѣ съ ними жить на землѣ, какъ со злыми людьми, и вознеслись всѣ живыми на небо къ богу Ирюнь-ани-тоёнъ, т.-е. къ безгрѣшному господину 2). Въ память этого вознесшагося съ дочерьми богатыря возникъ обычай поднимать умершую незамужнюю дѣвушку во время погребенія нѣсколько разъ кверху, воображая при этомъ, что она соединится, какъ незамужняя, узами брака съ богомъ Ирюнь-ани-тоёнъ, живущимъ всегда на небѣ и никогда неспускающимся на землю. У Эллея родилось 15 сыновей и столько же дочерей, отъ нихъ и произошли якуты. (Зап. со словъ старшины Н. Габышева).
1) Оюнъ тоже значитъ, что и шаманъ. Якутъ при обыкновенномъ разговорѣ, когда рѣчь коснется шаманства, никогда шамана не назоветъ этимъ именемъ, а всегда оюномъ.
2) Ирюнь бѣлый, чистый и безгрѣшный.
b) На томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ былъ построенъ сначала г. Якутскъ, жилъ человѣкъ-бай 3) Омогонъ. Онъ должно быть былъ чукча или японецъ, достовѣрно неизвѣстно; у него было много разнаго добра. Съ юга по р. Олекмѣ пришелъ къ нему бѣдный человѣкъ, звали его Эллеемъ. Онъ былъ высокого роста, красивый и сильный. Кромѣ красоты и силы, у него ничего не было. Эллей остался у Омогонъ-бая въ работникахъ. Долго онъ работалъ Омогону, который разъ сказалъ ему: „не хочешь ли ты взять себѣ въ жены любую мою дочь?“ Эллей выбралъ самую младшую, некрасивую; но за него очень желала выйдти замужъ старшая красавица дочь Омогона, которая очень любила Эллея. Омогонъ далъ зятю своему корову и кобылу. Когда кобыла ожеребилась, то Эллей сдѣлалъ кумысъ и принесъ богу Ирюнь-ани-тоенъ жертву, а также и угощалъ бога Ытыкъ, покровителя всѣхъ животныхъ и людей.
3) Богатый.
Омогонъ съ семействомъ, смотря на жертвоприношеніе, очень удивлялся, потому что никогда его не видалъ. Старшая красавица дочь съ горя и печали построила себѣ домъ въ 7 этажей, отдѣлилась отъ отца и жила въ самомъ верхнемъ помѣщеніи, занималась какимъ-то особеннымъ шаманствомъ, такъ что всѣ домашніе считали ее сумасшедшей, но она не была такой, а превратилась въ злого духа и старалась дѣтямъ Эллея и всему скоту его посылать всѣ болѣзни. У Эллея много родилось дочерей и сыновей, отъ которыхъ и произошли якуты, въ томъ числѣ и Тыгынъ. Ытыкъ — покровитель скота далъ ему столько коровъ и лошадей, что онъ сдѣлался гораздо богаче Омогона. Все было хорошо, но одно не ладно; старшая дочь Омогона изъ мести, что Эллей не женился на ней, часто посылала разныя болѣзни на потомковъ его. Они посылаются и понынѣ на якутовъ, потому что она прокляла потомство Эллея, но оюны (шаманы) отводятъ ихъ и если бы не было боговъ Ирюнь-ани-тоенъ, Ытыкъ и оюновъ, то быть можетъ всѣ якуты умерли бы. Послѣдніе (оюны) просятъ боговъ, чтобы они заступились за якутовъ и отвели посылаемыя болѣзни отъ нихъ. (Зап. со словъ инор. Сем. Торговкина).
Съ той стороны, гдѣ закатывается солнце, по Ленѣ шли два брата: одинъ — Алей, а имя другого забыто; дойдя до р. Олекмы, назвавъ ее золотыми воротами, они раздѣлились; одинъ изъ нихъ пошелъ на сѣверо-востокъ; отъ него и произошли якуты; другой удалился на полдень, потому что здѣшняя сторона ему не понравилась. Кто былъ другой братъ или народъ покрыто мракомъ. Нѣкоторые якуты говорятъ, что они происходятъ, отъ „иллилахъ“, животнаго съ руками, а также отъ медвѣдя, бывшаго когда-то человѣкомъ, черта (абасы); отъ богатыря и наконецъ отъ мужчины и женщины, которыхъ Ирюнь-ани-тоёнь спустилъ съ неба на землю: отъ нихъ они и размножились. Но у нѣкоторыхъ якутовъ существуетъ опредѣленное преданіе, гдѣ они говорятъ, что якуты пришли сюда изъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ живутъ буряты.
Якуты называютъ себя „саха“: что это значитъ они и сами не знаютъ, но предполагаютъ, что первый богатырь былъ Саха. Нынѣшнее же названіе они получили отъ тунгусовъ, своихъ сосѣдей, которые при встрѣчѣ называютъ ихъ „еко“; нѣкоторые русскіе и теперь называютъ ихъ екутами, но не якутами. Изъ отрывочныхъ и темныхъ преданій, сохранившихся между якутами видно, что они, когда-то, будто бы жили въ Барабинской степи, потомъ перешли къ верховьямъ Енисея, а затѣмъ ушли за Байкалъ, откуда ихъ вытѣснилъ Чингисханъ, или они сами отдѣлились отъ него: они составляли одинъ изъ передовыхъ отрядовъ, и Чингисханъ всегда употреблялъ, ихъ не жалѣя, во время сраженій въ дѣло первыми, отъ чего якуты въ численности весьма уменьшились; предчувствуя, что, если истребленіе ихъ пойдетъ и далѣе такъ быстро, они всѣ будутъ перебиты, они ушли на сѣверъ, оставивъ Чингисхана и нынѣшнюю Забайкальскую область.
У якутовъ, какъ утверждаютъ очень немногіе, была когда то письменность, но вслѣдствіе какого то великаго несчастія, постигшаго все племя, они всѣ письмена и книги бросили въ рѣку. Но при какихъ обстоятельствахъ это произошло и когда, они не знаютъ. Въ Олекминскій округъ якуты переселились изъ Якутскаго для почтовой гоньбы слишкомъ 200 лѣтъ тому назадъ. До пришествія казаковъ, они жили въ округѣ, но неудачныя битвы съ ними, заставили ихъ удалиться вмѣстѣ съ Тыгыномъ, своимъ предводителемъ въ Якутскій округъ, такъ что Олекминскій много времени послѣ покоренія уже якутовъ, оставался незаселеннымъ. Русскихъ они называютъ „нюча“, въ насмѣшку — мерзлыми и медвѣдями, татаръ — волками. Когда я спрашивалъ, почему они русскихъ называютъ медвѣдями, то они объясняли мнѣ это такъ: русскій очень похожъ на медвѣдя; когда онъ сыть, онъ не тронетъ якута и въ немъ въ это время проглядываетъ доброта, но когда онъ голоденъ и если его разсердятъ, не жди пощады — всѣ кости переломаетъ. Татаринъ же — сытый рветъ, и голодный рветъ: онъ всегда рветъ, но татаринъ трусъ, русскій же смѣлъ: одинъ на трехъ или четырехъ якутовъ идетъ и нисколько не боится.
2. Преданіе о Тыгынѣ, богатырѣ якутовъ и первыхъ столкновеніяхъ ихъ съ казаками.
Тыгынъ былъ богатырь замѣчательно высокаго роста; онъ имѣлъ много у себя рабовъ (кулутъ) и работниковъ (хамначитъ), которыхъ онъ бралъ себѣ, пользуясь своей силой, сколько хотѣлъ. Всѣ князья ему подчинялись во всемъ. Каждое слово его, каждое приказаніе было закономъ для всѣхъ и никто не смѣлъ его ослушаться. За ослушаніе Тыгынъ расправлялся жестоко. Провинившихся въ чемъ либо онъ вѣшалъ, топилъ въ водѣ, разстрѣливалъ изъ луковъ; за маловажныя же преступленія наказывалъ, какъ ему вздумается: иногда отбивалъ у виновныхъ скотъ, жену, дѣтей и проч. За жестокости якуты не любили его, но боялись. Такими-же богатырями были его сыновья Чалай и Мечёнъ. Якуты подъ предводительствомъ Тыгына вели постоянно войны съ тунгусами и побѣждали ихъ каждый разъ. Они, желая чѣмъ нибудь отмстить Тыгыну за это, явились къ русскому царю, и, сдѣлавшись его данниками, попросили послать войско для покоренія якутовъ. Царь согласился на это предложеніе и послалъ казаковъ, которые приплыли въ нынѣшній Олекминскій округъ на большихъ лодкахъ по р. Ленѣ вмѣстѣ съ тунгусами. Тыгынъ въ это время былъ недалеко отъ нынѣшней Нахтуйской станціи, гдѣ судилъ якутовъ. Когда сказали ему, что пришли казаки и требуютъ, чтобы якуты платили подати имъ, Тыгынъ сильно разгнѣвался на нихъ, созвалъ всѣхъ богатырей на совѣщаніе, на которомъ было рѣшено отказать казакамъ въ требованіи и всѣхъ ихъ истребить. Первая ожесточенная драка произошла между русскими и якутами выше города Олекминска за 245 верстъ на правомъ берегу Лены, противъ нынѣшней Нахтуйской станціи, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь стоитъ резиденція золото-промышленника Соловьева. Якуты не могли устоять противъ казацкихъ пуль, которыхъ они называли мухами. Много погибло богатырей во время этой схватки, хотя казаки занимали не особенно выгодное, открытое для боя положеніе, якуты же укрывались отъ казацкихъ пуль толстымъ лѣсомъ съ южной стороны; казаки же нападали съ сѣверной береговой, ничѣмъ незащищенной стороны. Наконецъ, когда у нихъ стало на землю валиться много народа, Тыгынъ обратился въ бѣгство. Казаки на мѣстѣ боя выстроили въ одну ночь деревянный домъ, (деревянный — мастъ, домъ — дже). Впослѣдствіи русскіе усвоили это названіе и оно извѣстно теперь подъ именемъ „Мачи“ или Мачинской резиденціи. Тыгынъ, преслѣдуемый казаками, переправился на лѣвый берегъ Лены, пройдя въ одну ночь 70 верстъ по теченію ея, и остановился для отдыха на небольшой полянѣ 4) Хону, что значитъ поляна или чистое мѣсто, окруженной со всѣхъ сторонъ лѣсомъ, почти на самомъ берегу Лены. Здѣсь казаки по указанію тунгусовъ, служившихъ имъ въ качествѣ проводниковъ и пособниковъ въ дракѣ, напали на Тыгына, заставивъ его занять опушку поляны съ сѣверной стороны, а сами начали стрѣлять съ южной по нимъ, такъ что поляна была совершенно свободна, и всякій, выходившій на открытое мѣсто (поляну), былъ ли то якутъ, или казакъ убивался пулей или стрѣлой съ желѣзнымъ наконечникомъ. Стрѣлы и пули во время драки летали по полянѣ какъ мухи и съ такимъ свистомъ, какъ пронзительный вѣтеръ между двумя скалами: даже толстыя лиственицы, служившія прикрытіемъ казакамъ, прострѣливались насквозь. Случалось, если два врага встрѣчались въ лѣсу на близкомъ разстояніи другъ отъ друга, якутъ пускалъ въ дѣло свой батасъ т.-е. обыкновенный кинжалъ: онъ, не подпуская къ себѣ близко казака, такъ мѣтко бросалъ батасъ, что всегда безъ промаха вонзалъ въ грудь или животъ, нанося ему всегда смертельную рану. Казаки же не могли въ этомъ состязаться съ якутами, но ружейный громъ наводилъ ужасъ на якутовъ, такъ что и здѣсь казаки остались побѣдителями, обративъ въ бѣгство Тыгына, переправившагося опять на правый берегъ Лены. Придерживаясь ея берега, онъ достигъ рѣки Олекмы, впадающей въ Лену съ правой стороны, пошелъ вверхъ по ней т.-е. на юго-западъ. Когда онъ дошелъ до р. Чары, притока Олекмы, казаки, послѣ небольшой стычки, заставили Тыгына двинуться вверхъ по ней; при небольшой рѣчкѣ Молдунскѣ, впадающей въ Чару въ 125 верстахъ отъ Олекминска, казаки много побили якутовъ между двумя высокими скалами, преградивъ Тыгыну путь по Чарѣ. Отсюда онъ пошелъ тайгой на сѣверо-востокъ, встрѣтивъ на пути озеро Кудай-куоле; на берегу его онъ расположился отдыхать, но казаки нечаянно напали на него и разбили, такъ что Тыгынъ бѣжалъ отсюда тайгой на сѣверъ, не придерживаясь ни рѣкъ, ни притоковъ. Это было послѣднее сраженіе въ Олекминскомъ округѣ. Казаки шли вслѣдъ за Тыгыномъ. Путь имъ указывали тунгусы. По мнѣнію якута Габышева, если бы не тунгусы, казакамъ никогда бы не покорить якутовъ, потому что казаки, незнакомые съ мѣстностью, въ лѣсу безъ дорогъ не могли свободно гоняться за Тыгыномъ, а слѣдъ его всегда указывали тунгусы, узнающіе, какъ и сами якуты, на сухомъ сѣверномъ мху слѣдъ человѣка и безошибочно опредѣляющихъ по нему національность. Тыгынъ, идя на сѣверъ, остановился въ 70 верстахъ отъ нынѣшняго Якутска на правомъ берегу Лены, гдѣ онъ постоянно жилъ со своими женами и дѣтьми и гдѣ были сосредоточены его силы, съ которыми онъ надѣялся прогнать казаковъ: здѣсь онъ былъ побѣжденъ хитростью, такъ какъ казаки не могли уже мѣриться силой съ Тыгыномъ: силы же послѣдняго возрастали съ каждымъ днемъ, потому что въ это время прибыли на помощь богатыри изъ самыхъ отдаленныхъ мѣстъ. Обманъ заключался вотъ въ чемъ: казакамъ, которыхъ побѣждалъ уже здѣсь Тыгынъ, надо было занять сколько нибудь земли, на которую бы Тыгынъ не имѣлъ претензіи, какъ на свою собственность; поэтому отъ главнаго начальника казаковъ былъ отправленъ казакъ съ тунгусами и лицами, служившими переводчиками при объясненіи съ якутами. Много было потрачено словъ послами на то, чтобы убѣдить Тыгына уступить земли. Наконецъ, послѣ долгихъ переговоровъ, онъ уступилъ мѣсто на воловью шкуру, которой казаки, разрѣзавъ на тонкіе ремни, отмѣрили столько земли, сколько хватило ремней и въ одну ночь выстроили высокую башню. По утру Тыгыну ясно стало, что его обманули казаки, но было уже поздно: слова брать назадъ не захотѣлъ. Много было пролито крови здѣсь. Якуты часто загоняли казаковъ въ башню съ открытаго мѣста, да и сами казаки въ полѣ не вступали уже въ драку съ якутами, а больше все сидѣли въ башнѣ, такъ что положеніе ихъ нерѣдко было очень опасно, особенно когда якуты окружали ихъ цѣлыми тысячами. Разъ начальникъ казаковъ послалъ посла къ Тыгыну и велѣлъ ему передать, что драться съ нимъ больше не будетъ, хочетъ жить въ согласіи, и приглашаетъ его со всѣмъ семействомъ и другими богатырями въ гости — арги (водку) пить, въ гостяхъ же никто изъ пришедшихъ не подвергнется никакой непріятности, и даже ни одинъ волосъ съ головы не упадетъ. Когда рѣшался вопросъ, идти или нѣтъ къ казакамъ въ гости, младшій сынъ Тыгына Мечёнъ говорилъ: „идти можно“; старшій же Чалай доказывалъ противное, говоря, что казакамъ вѣрить нельзя, что они убьютъ. Самъ Тыгынъ былъ на сторонѣ младшаго сына, такъ что споры кончились тѣмъ, что нѣкоторые ушли съ Тыгыномъ; дома остался Чалай и немногіе другіе. Сначала казаки обошлись съ гостями очень ласково, угощали ихъ аргой (водкой), но чѣмъ больше сами пили, тѣмъ болѣе становились не любезнѣе и наконецъ, когда гости уже ходить не могли и сидѣли на мѣстахъ какъ прикованные, казаки схватили всѣхъ, связали и бросили въ глубокую яму, нарочно вырытую по срединѣ башни; въ ней они выкололи богатырямъ глаза длинными желѣзными палками, а затѣмъ убили ихъ самымъ жестокимъ способомъ, отрѣзали руки и ноги и половой органъ у Тыгына, и положили его ему въ ротъ. Чалай, оставшись одинъ, вошелъ на высокій холмъ и наблюдалъ за тѣмъ, что происходило въ башнѣ. Вдругъ онъ видитъ, что идетъ начальникъ казаковъ прямо на холмъ. Чалай обрадовался этому случаю, прицѣлился изъ лука и убилъ начальника. Послѣ гибели Тыгына съ богатырями Чалай понялъ, что не въ состояніи противиться казакамъ со своими приближенными, потому что, когда народъ узналъ о гибели богатырей, умѣвшихъ драться съ казаками, онъ разбѣжался въ разныя стороны. Чалай съ отчаянія, оплакивая гибель отца и родственниковъ своихъ, явился къ казакамъ и сказалъ имъ: „Везите меня къ своему царю, хочу быть его данникомъ, но не вашимъ“. Казаки согласились на это; связали Чалая желѣзными веревками и въ такомъ видѣ повезли къ царю. Но Чалай на первомъ же ночлегѣ веревки эти разорвалъ и бросилъ въ Лену. Всю дорогу до Ангары онъ пилъ водку и по ночамъ настолько сильно храпѣлъ, что казакамъ не давалъ спать. Наконецъ, храпъ его надоѣлъ казакамъ такъ, что они, когда ѣхали уже по Ангарѣ, напоили его водкой и убили. Отсѣкли часть ноги отъ ступни до колѣна, длина которой была 2 аршина и взяли на показъ 1 глазъ вѣсомъ въ 25 фунтовъ и все это повезли царю. Царь посмотрѣлъ ногу и глазъ Чалая и спросилъ казаковъ: „зачѣмъ вы убили Чалая“? „Онъ спать не давалъ намъ дорогой: храпѣлъ сильно, когда спалъ“, отвѣчали казаки. „Развѣ вы не знали, что я хотѣлъ сдѣлать его царемъ якутовъ“? „Виноваты мы предъ тобой, царь, не знали этого“. „За то, что вы его убили“, говоритъ царь, „я велю васъ повѣсить“ — и казаки были повѣшены. (Зап. со словъ Н. Габышева)
4) Поляна эта въ 1862 г. вошла въ составъ земельнаго надѣла Илюнским скопцамъ, обратившимъ ее въ усадьбу.
Преданіе это кромѣ явнаго вымысла несогласно съ исторіей покоренія якутовъ; но оно какъ будто бы правдоподобно, насколько говорится о мѣстѣ драки якутовъ съ казаками и гдѣ точно указывается мѣсто этой драки. Исторія же говоритъ, что никакихъ кровавыхъ схватокъ между ними въ Олекминскомъ округѣ не происходило; но мнѣ кажется, хотя я точныхъ доказательствъ не имѣю, что преданіе, циркулирующее между якутами Олекм. округа до извѣстной степени правдоподобно: едва-ли якуты, если они жили въ Олекм. округѣ, безъ боя пропустили бы въ 1632 г. сотника Бекетова внизъ по Ленѣ съ немногочисленнымъ отрядомъ или отрядъ, отправленный въ 1626 г. изъ Туруханска подъ предводительствомъ Пенда, который пробылъ на Ленѣ 3 года. Вѣроятно, драки между якутами и казаками въ Олекминскомъ округѣ были, но документовъ о нихъ не сохранилось. Теперь же, когда сгорѣлъ до основанія областной архивъ, не только трудно, но и невозможно установить многое по исторіи завоеванія якутовъ, а также и изучить древній бытъ якутовъ до принятія ими христіанства.
3. Повѣсть объ якутскомъ богатырѣ.
Въ дремучемъ лѣсу жили старикъ со старухой; оба имѣли отъ роду по 100 лѣтъ и отъ старости едва могли ходить. Иногда случалось, что и обѣда не могли себѣ сварить. Они были очень богаты; всего у нихъ было довольно: и скота, и одежды и мѣховъ; но только не было у нихъ дѣтей, и некому было послѣ смерти воспользоваться ихъ добромъ, нажитымъ въ теченіе всей долголѣтней жизни. Разъ случилось, что они оба заболѣли и лежали въ своей юртѣ голодные, потому что некому было ни напоить, ни накормить ихъ. Стали они жаловаться на свою участь горькую и совѣтъ держать между собой, какъ имъ жить и что съ ними будетъ, если придется долго хворать. Какъ ни думали старикъ со Старухой объ этомъ, но ничего не могли придумать — такъ и уснули въ тотъ день голодные и холодные. На другой день старику стало легче: онъ одѣлся, обулся, взялъ въ руки трость и пошелъ на поляну, гдѣ росла береза — такая высокая, что подъ небеса уходила; она старику и старухѣ давала всякую пищу: молоко, масло, тару, 5) сору, 6) мясо, рыбу и все, что есть на свѣтѣ съѣстного. Березу эту звали „анъ дой ду ичытэ“, что значитъ по-русски, мѣстныя двери земного покровителя. Придя къ ней, онъ колотилъ ее и пѣлъ: „Мы со старухой стали стары; вчера лежали голодные и холодные, некому насъ было ни напоить, ни накормить — едва не умерли, хотя пища у насъ была подъ руками; мы имѣемъ много разныхъ мѣховъ, разнаго скота; мы скоро умремъ; на что намъ все наше богатство, когда послѣ смерти все пойдетъ прахомъ? У другихъ людей, которыхъ мы знаемъ, есть дѣти, а у насъ ихъ нѣтъ; мы поэтому самые несчастные люди, какихъ рѣдко можно встрѣтить на свѣтѣ: дай намъ, анъ дой ду ичытэ, сына, который бы намъ глаза закрылъ, поилъ и кормилъ насъ до смерти. За что ты на насъ разсердился, что не далъ намъ ребенка? Дай, вѣдь ты можешь дать! Мы, кажется, ничѣмъ не обижали тебя, жили въ дружбѣ, поэтому слѣдуетъ дать“. — Долго такимъ образомъ плакалъ и просилъ старикъ анъ-дой-ду-ичытэ. Вдругъ береза съ шумомъ раскололась, и изъ нея вышла очень красивая женщина, — такая красавица, что старикъ стоялъ какъ вкопанный въ землю и забылъ даже, что плакалъ. Красавица приблизилась къ нему и сказала: „Старикъ, твои слезы дошли до небесъ; стоны твои и крикъ слышны очень далеко подъ землей; глядя на тебя, стонутъ и плачутъ лѣсъ и горы, и даже небо нахмурилось — плачетъ и льетъ неисчислимое количество слезъ; перестань плакать и печалиться; слушай, что я скажу тебѣ: чрезъ 3 дня ты выйдешь изъ юрты поутру во дворъ, и услышишь страшный шумъ, похожій на громъ небесный; послѣ этого польетъ дождь, какъ изъ ведра и будетъ падать градъ; ты со старухой запрись и не выходи изъ юрты, потому что въ это время всѣ плохія юрты, деревья, скотъ, звѣри, трава, нездоровые и злые люди погибнутъ; останутся въ живыхъ только здоровые. Ты долженъ сидѣть 3 дня; на 4-ый день, когда буря утихнетъ, приди сюда на поляну и увидишь: по срединѣ ея будетъ лежать черный камень; онъ будетъ вдавленъ на 7 саженъ; ты собери людей, оставшихся въ живыхъ, запряги 30 быковъ, привези его домой, и положи на соболій мѣхъ. Черезъ 3 дня камень будетъ трещать, и трескъ его продолжится тоже 3 дня. Затѣмъ онъ расколется; со всѣми вами случится обморокъ, который продолжится 3 дня. Когда очнетесь, увидите мальчика у себя въ юртѣ, играющаго на полу, такого красиваго, что во всемъ мірѣ такого красавца не найдете: волосы у него будутъ золотые, тѣло серебряное“. Сказавъ это, женщина ушла въ раскрывшуюся березу, которая въ одно мгновеніе закрылась, а старикъ пошелъ домой къ старухѣ и разсказалъ разговоръ съ женщиной; выслушавъ старика, старуха сказала: „Зачѣмъ ты врешь? можетъ ли быть, чтобы случилось такъ, какъ ты говоришь — никогда я не повѣрю тебѣ“.
5) Тара приготовляется такъ: въ сосудъ, похожій на ванну, вливается обыкновенное молоко, предающееся окисленію; сосудъ обрывается на морозѣ снѣгомъ, а сверху коровьимъ пометомъ, и ставится на морозъ на мѣсяцъ и болѣе; молоко промерзаетъ и получается тара, употребляемая при варкѣ древесной коры, какъ блюдо.
6) Сора — квашеное молоко, простокваша.
Но черезъ 3 дня дѣйствительно поднялась гроза съ дождемъ и градомъ; старуха въ это время, прижавшись въ уголъ, начала всячески ругать старика: „Видишь ты, дуракъ, говорила она, что ты надѣлалъ? зачѣмъ просилъ, злодѣй, чтобы скотъ и люди всѣ умерли, деревья и трава погибли? не могъ развѣ выпросить у земного покровителя чего-либо получше? ума ты лишился, что ли“?
Наконецъ буря кончилась, солнышко весело показалось на небѣ и все просвѣтлѣло. Старикъ первый опомнился, пошелъ на поляну къ березѣ; смотритъ, и глазамъ своимъ не вѣритъ, камень дѣйствительно есть. Пошелъ домой, собралъ на другой день много народа, запрягъ въ сани 30 быковъ и началъ вытаскивать камень изъ земли. Во время перевозки камень погубилъ и изуродовалъ много народу: кому ногу переломилъ, кому руку, кому ногу отжалъ, а иного и совсѣмъ, задавилъ. Черезъ 3 дня камень затрещалъ; старикъ со старухой упали въ обморокъ, продолжавшiйся 3 дня. Когда они очнулись, увидѣли мальчика съ золотыми волосами, съ серебрянымъ тѣломъ; такого красиваго мальчика они первый разъ въ жизни встрѣтили; онъ, сидя на полу юрты, игралъ игрушками. При видѣ его старикъ со старухой пришли въ неописанный восторгъ и отъ радости едва не разорвали его; старикъ тянулъ къ себѣ, а старуха тоже — такъ что едва дѣло до драки не дошло. Вотъ они начали спорить между собой; старикъ говорилъ: „Вѣдь ты смѣялась и бранилась, когда я тебѣ сообщалъ о разговорѣ съ ичытэ, а я вѣрилъ ему, что это такъ и будетъ; ты не просила его, чтобы онъ далъ намъ сына, а я просилъ — ну сынъ и долженъ принадлежать мнѣ больше, чѣмъ тебѣ“. Но старуха доказывала старику, что мальчика богъ далъ для нея: она больше просила и молила, чтобы у нея былъ мальчикъ, значитъ ичытэ услышалъ ея просьбу и на счастіе далъ сына. Споръ кончился тѣмъ, что старикъ больше долженъ имѣть правъ на мальчика, нежели старуха; и стали они его поить и кормить.
Онъ росъ не по днямъ и годамъ, а увеличивался, какъ пожаръ лѣсной — такъ что 5-лѣтній возрастъ соотвѣтствовалъ 25-лѣтнему. Мальчикъ былъ такой, что сразу началъ ходить за скотомъ, дрова рубить, юрту топить, старика со старухой кормить, а когда ему было 5 лѣтъ, то никто не былъ сильнѣе и умнѣе его въ окрестности.
Въ одно утро мальчикъ всталъ, умылся, одѣлся, коровъ напоилъ, накормилъ и стало ему тяжело почему-то, сердце у него заболѣло, тоска такъ и давила его; вотъ, думаетъ, всего у насъ довольно, но одного не достаетъ — хорошаго коня, и сталъ онъ, придя въ юрту, жаловаться старику и старухѣ, своимъ родителямъ, на свою участь: „Зачѣмъ вы потребовали меня отъ Ирюнь-ани-тоен’а 7), говорилъ онъ, велѣли ему спустить меня съ неба къ вамъ для страданій: дайте мнѣ коня, который бы могъ скакать чрезъ самыя высокія горы и лѣсъ дремучій, и чтобы онъ былъ выше самаго высокаго лѣса стоячаго и такой сильный, какъ я самъ — и дайте мнѣ плеть въ 90 пудовъ съ наконечникомъ, похожимъ на кузнечный молотъ“. „Нѣтъ у насъ, сказала старуха, такого коня, какой нуженъ, но горю твоему все-таки можно помочь. Возьми вотъ золотую узду, висящую на стѣнѣ, плеть, какую ты просилъ и иди съ ней на поляну; тамъ увидишь березу; это не простая береза, но анъ дой ду ичытэ; попроси у него — онъ и дастъ тебѣ коня“. Мальчикъ взялъ узду, плеть и отправился къ березѣ. Придя къ ней, постучалъ молотомъ и говоритъ: „Ичытэ! ты виноватъ предо мной, согналъ меня съ неба отъ Ирюнь-ани-тоен’а на поганую землю, чтобы я мучился, живя на ней. Дай мнѣ коня, какого надо! если не дашь, я тебя уничтожу, не будешь рада тому, что родилась на божій свѣтъ“. Раскололась береза, и выходитъ изъ нея та же красивая женщина, которая явилась старику, и начинаетъ всячески ругать мальчика: „Видишь ты, говоритъ она, молокососъ, у тебя еще въ зубахъ бѣлая влага не уничтожилась: должно быть объѣлся у старика, что пришелъ сюда съ угрозами и выговоромъ; какой же ты богатырь, что требуешь отъ меня и въ правѣ ли еще ты разговаривать со мной? На-ко, вотъ пососи мою грудь лучше; я увижу тогда, стоишь ли ты званія богатыря“. Мальчикъ приложился къ груди женщины, и за одинъ пріемъ не только молоко, но и всю кровь высосалъ. Женщина отъ этого вся блѣдная въ обморокѣ упала на землю. Придя въ себя, она сказала мальчику: „Вижу, ты сильный богатырь; если ужъ тебя спустили съ неба, то значитъ и твоего коня спустили тоже, ищи на землѣ и найдешь“. Сказавъ это, женщина въ одно мгновеніе скрылась въ раскрывшуюся березу. Весь разговоръ этотъ показался для богатыря очень обиднымъ; онъ такъ разсердился на женщину, что началъ кружиться, бѣгать, кричать и свистать, отъ чего начали умирать люди и скотъ, трава и деревья пріостановились расти. Кружась, въ одно мгновеніе онъ очутился за 70 верстъ, на другой полянѣ, гдѣ ходили лошади и ѣли траву. „Нѣтъ ли здѣсь моего коня, подумалъ богатырь, и если есть, то брошенная мной узда должна попасть на него“. Бросая узду въ стадо лошадей, богатырь проговорилъ: „Лети моя узда, какъ каленая стрѣла, найди моего коня, спущеннаго богомъ Ирюнь-ани-тоен’омъ, для меня съ неба“. Смотритъ, и глазамъ своимъ не вѣритъ — узда его попала въ самаго замореннаго, худого жеребца, готоваго издохнуть. Подбѣжалъ онъ къ жеребцу и снялъ съ него узду. „Это ошибка, должно быть; не можетъ быть, чтобы мнѣ такой конь былъ спущенъ Ирюнь-ани-тоен’омъ; это не конь, а какая то пропастина; вотъ—вотъ сейчасъ издохнетъ“. Опять началъ свистать, кричать и кружиться въ теченіе 3-хъ сутокъ и опять богатырь бросилъ узду въ то же стадо и къ удивленію она упала прямо на того же жеребца. Богатырь подходитъ къ нему и видитъ, что жеребецъ хочетъ издохнуть; разсердился онъ, что такъ жестоко судьба смѣется надъ нимъ. „Такого ли мнѣ надо коня, думаетъ онъ, который самъ издыхаетъ“? — взялъ за голову и потащилъ было его въ озеро, чтобы бросить туда. У жеребца изъ рта шла пѣна; открылъ онъ ротъ и говоритъ человѣческимъ голосомъ: „Безсовѣстный ты человѣкъ, дуракъ ты, неужели ты не можешь понять, что я тебѣ принадлежу? Неужели не понимаешь, что я въ одно время спущенъ съ неба съ тобой? Тебѣ хорошо было, мошеннику, у богатаго старика мясо ѣсть, тару, сору, хаякъ и все что душѣ угодно — а я въ это время нерѣдко зимой ѣлъ только тальникъ, да осиновую кору — какъ заяцъ, на снѣгу спалъ, зябнулъ, травы ни одной горсточки не ѣлъ. Какимъ же образомъ я могъ раздобрѣть? Развѣ ты заботился обо мнѣ? Нѣтъ. Ты даже и не думалъ. Ахъ, ты безсовѣстный, безсовѣстный! Вотъ, погоди, я покажу тебѣ, негодному мальчишкѣ, когда оправлюсь. Если ты не хочешь со мной ссориться, продолжалъ жеребецъ, то сведи меня на такое озеро, которое зимой въ самые сильные морозы не замерзаетъ; оно содержитъ въ себѣ живую воду; оставь меня тамъ на нѣсколько дней, а потомъ приходи ко мнѣ и увидишь, какой я буду тогда“. Подумалъ немного богатырь, а потомъ сказалъ: „Не сердись на меня, будущій вѣрный мой помощникъ: виноватъ я предъ тобой, что раньше не вспомнилъ о тебѣ. Ну, пойдемъ со мной, я тебя сведу къ этому 0зеру, которое въ лютые морозы не замерзаетъ, гдѣ есть живая вода. Иди и пей эту воду“. Оставивъ жеребца у озера, богатырь вернулся домой къ своимъ родителямъ. Обрадовался отецъ сыну, начинаетъ съ нимъ разговаривать; но богатырь не отвѣчаетъ ни слова, только пыхтитъ, да краснѣетъ со злости; лицо у него было красное, словно огонь, даже волдыри образовались на немъ. Вотъ какъ крѣпко онъ былъ сердитъ — и даже волосы свѣтились, какъ смоченныя фосфорныя спички, растираемыя въ темнотѣ; они испускали искры, какія получаются отъ удара сталью о кремень. Когда онъ проходилъ мимо отца и матери, отъ вѣтру они падали въ обморокъ. Черезъ 3 дня богатырь пришелъ къ озеру и видитъ высокаго, здороваго, бѣлаго коня; шерсть его походила на пѣну моря (байхаха). Задумался богатырь. „Гдѣ же, думаетъ онъ, мой жеребецъ, котораго я оставилъ? Есть конь, но это не мой жеребенокъ“. Конь смѣло подошелъ къ богатырю, фыркалъ и рылъ копытами землю. „Ты не узналъ меня, негодный мальчишка, сказалъ онъ; я тотъ жеребенокъ, котораго ты хотѣлъ утопить въ озерѣ; вотъ теперь попробуй-ка сѣсть на меня — тогда мы посмотримъ еще, можешь ли ты владѣть мной“. Богатырь надѣлъ на него золотую узду и хотѣлъ сѣсть, но не могъ. Конь, громко смѣясь, сказалъ: „Вотъ видишь теперь, кто изъ насъ сильнѣе — ты или я; а ты еще по своей глупости хотѣлъ убить меня“. Богатырь отвѣчалъ на это коню: „Прости мое неразуміе, будущій мой товарищъ, забудь, что я тебя обидѣлъ“. „Прощаю все, прощаю!“ Проговоривъ это, конь палъ на колѣни для того, чтобы богатырю удобнѣе было сѣсть. „Садись теперь на меня“, говоритъ конъ. Богатырь и теперь едва-едва сѣлъ на него: вотъ какой онъ былъ высокій. Конь взвился на дыбы: разъ прыгнулъ, два прыгнулъ — какъ птица полетѣлъ по воздуху, и въ одно мгновеніе они очутились дома. Богатырь сошелъ съ коня: ходитъ — отъ радости земли подъ собой не чувствуетъ — такой веселый былъ. Вошелъ въ юрту со словами: „Я нашелъ себѣ коня, дайте мнѣ теперь имя, родители“. Старикъ и старуха спѣшили другъ передъ другомъ дать своему сыну имя, но подходящее къ душевнымъ и тѣлеснымъ свойствамъ сына дано было старухой. „Ты, сказала старуха, будешь такой человѣкъ, котораго никто не обидитъ, никто не пересилитъ — имя твое будетъ: Эрбяхъ-юрдюгеръ-сеттэтэ-эртэръ-ербэхтэй-бергэнъ, что значитъ по-русски: 7 разъ вращается вокругъ пальца. Прежде бывало отъ богатыря отецъ и мать слова не могли услышать; теперь онъ сталъ такой веселый, что съ пѣснями скоту кормъ давалъ: отъ этого и старику со старухой было весело. Разъ старуха пошла къ молочному озеру, близъ котораго они жили, за водой, и видитъ — по озеру плаваетъ въ золотой люлькѣ серебряная дѣвочка съ золотыми волосами, неописанной красоты. Поймала она дѣвочку, принесла домой, не сказавъ никому ни слова; спрятавъ ее, держала 3 дня такимъ образомъ; на 4-й, желая подѣлиться радостью съ сыномъ, сказала, что у нея припасена для него подруга. „Покажи-ко ее“, сказалъ сынъ на это. Старуха пошла въ чуланъ и вынесла оттуда дѣвочку. Нахмурился богатырь, глядя на дѣвочку, и говоритъ матери: „Отнеси ты ее туда, гдѣ взяла, погубитъ она всѣхъ насъ, всю землю спалитъ огнемъ, если не будетъ дано препятствіе къ тому, потому что дѣвочка эта абагы, а не человѣкъ; отнеси ее скорѣе и чѣмъ скорѣе; тѣмъ лучше“. Но сынъ не могъ преодолѣть упорства матери; какъ онъ ни просилъ, дѣвочка осталась жить у старика со старухой. Она росла быстро — такъ быстро, какъ тѣсто на опарѣ киснетъ. На другой день пошелъ богатырь коровамъ сѣно давать — слышитъ — позади его какъ будто кто-то ледъ колетъ; оглянулся назадъ, видитъ бѣжитъ къ нему въ желѣзной 8-гранной шубѣ одноглазая, одноногая, однорукая ихъ дѣвчонка. „Вотъ, братецъ родимый, я пришла помогать тебѣ скотъ кормить“. „Пошелъ прочь, дьяволъ! закричалъ на нее богатырь. Убью! Не подходи!“ Размахнулся, ударилъ изъ всей силы своей плетью, но не попалъ въ нее, а только разсѣкъ ухо пополамъ. „Погоди, негодный шельмецъ, негодяй! закричала, убѣгая, дѣвчонка, я вотъ скажу твоему отцу и матери; они тебѣ зададутъ, когда придешь домой!“ Въ тотъ же день вечеромъ, сидя въ юртѣ у огня, пылающаго на очагѣ, старикъ со старухой бранили сына за то, что онъ разсѣкъ ухо сестрѣ: „Видишь ты, она у насъ первая невѣста будетъ въ улусѣ, первая красавица, когда выростетъ, по всему свѣту, и первый тоёнъ 8) будетъ у нея женихъ, а ты уродуешь ее; у тебя нѣтъ ни стыда, ни совѣсти. Развѣ добрый братъ будетъ бить сестру? Нѣтъ. Это ты только такой негодяй уродился и можешь обижать сестру. Смотри, въ другой разъ, чтобы у насъ этого не было. Слышишь!“ Богатырь молча выслушивалъ брань. На другой день только что вышелъ богатырь скоту сѣна давать, а дѣвчонка опять за нимъ бѣжитъ въ такомъ же видѣ, какъ и прежде. Ударилъ ее богатырь, будучи увѣренъ, что убьетъ; но не убилъ, а только палецъ правой руки разсѣкъ. Дѣвочка перекувыркнулась, получивъ ударъ, превратилась опять въ такую же красивую, какой была прежде, и убѣжала домой, подпрыгивая. На этотъ разъ вернувшагося сына старикъ со старухой избили жестоко и выгнали вонъ. Хотя сынъ однимъ щелчкомъ могъ бы убить своихъ родителей, но онъ этого не сдѣлалъ, потому что нельзя бить своихъ родителей; поэтому-то онъ, не издавалъ ни одного стона, когда сыпались удары палками по спинѣ, а только пыхтѣлъ; въ эту ночь онъ не ночевалъ дома, а вмѣстѣ съ коровами и телятами ночевалъ подъ открытымъ небомъ. По-утру богатырь по обыкновенію не зашелъ въ юрту, когда накормилъ скотъ, а пошелъ къ березѣ на поляну. „Я пришелъ проститься съ тобой, сказалъ богатырь березѣ. Нѣтъ мочи у меня, не могу больше жить у отца: онъ съ матерью бьетъ меня за дьявола, поселившагося, благодаря недогадливости матери, у нихъ въ образѣ дѣвочки; прошу тебя, когда я уйду отсюда, оберегай ихъ вмѣсто меня. Неужели, продолжалъ онъ, не найду себѣ пропитанія на свѣтѣ и человѣка, который бы взялъ меня къ себѣ работать?“ Женщина, вышедшая изъ раскрытой березы, выслушавъ богатыря, отвѣчала: „Останься жить вмѣстѣ съ родителями, не бросай ихъ: не только они, но и мы всѣ погибнемъ безъ тебя; тобой только и держимся здѣсь; какъ только ты уйдешь отъ насъ, дьяволъ огнемъ спалитъ насъ всѣхъ“. Но увѣщанія и доводы женщины не подѣйствовали на богатыря; онъ твердо рѣшился оставить родителей; хотя ему и жаль было разстаться съ ними, но въ то же время онъ ни какъ не могъ утишить злобы за обиду, какую они ему нанесли. Возвратясь отъ березы, богатырь не вошелъ въ юрту, а сталъ за дверьми звать отца и мать: „Выйдите ко мнѣ, я ухожу, говорилъ онъ, хочу въ послѣдній разъ проститься съ вами; выйдите ко мнѣ, попомните мои слова, что когда я отъ васъ уйду, то любезная ваша дочь, которую вы больше любите, чѣмъ меня, васъ огнемъ спалитъ и пепелъ отъ пожара развѣетъ по вѣтру на всѣ стороны“. „Будь ты проклятъ, негодный мальчишка, убирайся куда хочешь отъ насъ: мы тебя не держимъ, отвѣчали старикъ со старухой; врешь ты все на нашу дочку, напрасно обижаешь ее: она никогда не сдѣлаетъ того, что ты говоришь — она не такая подлая, какъ ты“. „Ну, старые черти, будете же помнить меня, своего сына, я ухожу, прощайте!“ Ни слова не говоря болѣе, сѣлъ онъ на своего коня и поѣхалъ въ полуденную сторону. Не успѣлъ онъ 7 верстъ проѣхать, оглянулся назадъ и увидѣлъ, что на родномъ его мѣстѣ было огненное море — то абагы (дьяволъ, чертъ) палилъ имущество его родителей. На малое время остановился онъ, раздумывая, воротиться ему или нѣтъ назадъ; но душа, его въ это время была настолько черства, что онъ не захотѣлъ вернуться и выручить изъ бѣды отца и мать. „Пускай горятъ, сказалъ онъ себѣ, когда не хотѣли слушать меня. Неси меня, конь, скорѣе отсюда“ — и онъ поскакалъ далѣе, разсѣкая воздухъ съ шумомъ и свистомъ, отъ чего падали деревья. Ѣхалъ онъ лѣто, ѣхалъ зиму; прошло 7 лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ оставилъ своего отца и мать; ему захотѣлось ѣсть; онъ вспомнилъ, что въ теченіе этого времени ничего не ѣлъ. Вдругъ видитъ невдалекѣ отъ себя каменную скалу, похожую на урасу 9), изъ которой шелъ дымъ; какъ онъ ни присматривался, онъ не могъ замѣтить, изъ какого мѣста шелъ дымъ, потому что яснаго признака не было. Надоѣло ему стоять и смотрѣть; онъ сошелъ съ своего коня и пихнулъ ногой скалу; она разбилась до половины и опрокинулась въ сторону. Нижняя часть скалы была пустая, имѣла углубленіе въ землю, на подобіе круглой ямы. Всматриваясь въ дно ея, онъ увидѣлъ прижавшихся другъ къ другу отъ испуга старика и старуху. „Откуда ты явился къ намъ, добрый человѣкъ?“ проговорилъ старикъ, когда испугъ прошелъ. „Поѣхалъ я разыскивать скотъ, который потерялся у моего отца, заблудился и вотъ пріѣхалъ къ вамъ“. „Какъ давно ты отъ отца?“ „7 лѣтъ вотъ уже прошло, какъ я отлучился“. „А гдѣ же твой отецъ живетъ?“ „На сѣверъ отсюда, гдѣ есть поляна, на которой живетъ ычытэ. Ѣсть дайте мнѣ скорѣе: я съ тѣхъ поръ, какъ выѣхалъ изъ дома, ни разу не ѣлъ“.
7) Бѣлаго безгрѣшнаго господина.
8) Тоенъ значить господинъ, хозяинъ.
9) Конусообразное лѣтнее жилище, много напоминающее собой шалашъ русскихъ крестьянъ сѣверныхъ и центральныхъ губерній; отъ самоѣдскаго чума отличается тѣмъ, что не покрывается оленьими шкурами, а только древесной корой, прутьями.
„Какъ намъ не накормить и не напоить такого хорошаго, красиваго молодца, какъ ты; къ тому же мы большіе пріятели съ твоимъ отцомъ, вмѣстѣ росли; для сына его у меня нѣтъ ничего завѣтнаго, сказалъ старикъ. Старуха! дай же скорѣе ѣсть дорогому гостю“. „Хорошо; даю. Гость долженъ все съѣсть, что я ему поставлю на столъ — если онъ сильный богатырь, а если плохой, половину“. Старуха, говоря это, поставила предъ богатыремъ маленькую чашечку съ отлогими краями повидимому вмѣщавшую въ себѣ не болѣе одного глотка для хорошаго богатыря и два для плохого. „Смѣешься, что ли, ты, старуха, надо мной? ставишь мнѣ какое то кушанье, какъ малому ребенку въ чашечкѣ: не забудь, что я 7 лѣтъ не ѣлъ“. „Ты сперва съѣшь, отвѣчала старуха, а потомъ скажи, что мало; мы еще тебѣ дадимъ; но, по нашему, если ты съѣшь, все что стоитъ предъ тобой, будешь хорошій богатырь, а если съѣшь половину, будешь плохой“. Богатырь съ усмѣшкой началъ ѣсть что то бѣлое, похожее не то на молоко, не то на сметану, тару и хаякъ — опредѣлить было невозможно. Ѣлъ онъ два дня безъ отдыха и все съѣлъ. Старикъ со старухой отъ удивленія и отъ удовольствія даже запрыгали, какъ малые ребята, когда богатырь опрокинулъ чашечку. „Ну, сказали они въ одинъ голосъ, видимъ, что ты настоящій богатырь, недаромъ пріѣхалъ къ намъ, преодолѣвъ трудности, которые только по силамъ весьма сильному богатырю. Мы дожили здѣсь до глубокой старости и къ намъ съ вашей стороны не только саха 10), но и птицы не прилетали и даже воронъ костей своихъ не приносилъ; значитъ ты хорошій богатырь“. Помолчавъ немного и переглянувшись со старухой, старикъ продолжалъ: „Отца и мать ты потерялъ, заблудился, а мы стали стары: когда мы помремъ, ты похоронишь насъ и возмешь себѣ наше имущество“. „Ладно, отвѣчалъ на это богатырь, согласенъ остаться у васъ жить“. Но недолго онъ жилъ у старика со старухой; надоѣло ему сидѣть, сложа руки, ходить за скотомъ: горячая, молодая кровь просила работы отважной, а однообразная жизнь утомляла его.
10) Якутъ.
Разъ богатырь и говоритъ старику со старухой: „Не знаете ли вы, гдѣ бы мнѣ можно подраться, побороться съ кѣмъ либо?“ Старикъ со старухой вмѣсто отвѣта стали плакать: „Если у тебя явилось такое желанье, говорили они сквозь слезы, то значитъ хочешь насъ бросить. А не лучше ли будетъ тебѣ остаться у насъ? мы невѣсту тебѣ найдемъ, женимъ тебя, ты будешь имѣть дѣтей; невѣста у насъ есть на примѣтѣ для тебя красивая“. Богатырь, хотя и казался съ виду равнодушнымъ во время этого разговора, но жениться былъ не прочь, а особенно, если бы нашлась красавица невѣста; поэтому онъ остался у нихъ жить.
Послѣ этого разговора, бывало, когда лягутъ спать, старикъ со старухой все о чемъ-то шепчутся въ своемъ углу, даже ночи напролетъ не спали. Любопытно богатырю было знать, о чемъ они шептались, и вотъ разъ онъ нарочно не уснулъ по обыкновенію, съ цѣлью подслушать бесѣду старика со старухой. „Гдѣ же мы найдемъ ему невѣсту? вѣдь около насъ никто не живетъ, мы никого не знаемъ; зачѣмъ мы его обманули, когда говорили, что у насъ на примѣтѣ есть невѣста? онъ разсердится да насъ и уйдетъ, когда узнаетъ обманъ; не лучше ли сказать правду, говорилъ старикъ, какъ ты думаешь?“ „Дѣлай ты, какъ знаешь, отвѣчала старуха, я на все согласна“. Богатырь, лежа въ другомъ углу юрты, думалъ въ это время про себя: „Какіе-же вы старые черти; если не знаете, гдѣ мнѣ невѣсту найти, зачѣмъ меня удерживаете своими обѣщаніями. Я убью ихъ, мелькнуло у него въ головѣ, тогда и такъ завладѣю ихъ имуществомъ“. Другой же внутренній голосъ говорилъ ему: „Зачѣмъ ихъ убивать? вѣдь они о тебѣ же заботятся, цѣлыя ночи не спятъ, все думаютъ, какъ бы женить тебя, сдѣлать счастливымъ, хотя невѣсты и нѣтъ и едва ли найдутъ ее“. Поразмысливъ хорошенько, онъ пожалѣлъ старика со старухой.
Дня черезъ 3 послѣ этого богатырь очень захворалъ, онъ и лежалъ на полу недвижимъ; все тѣло его сдѣлалось краснымъ, какъ потухающее солнце. Вотъ онъ собрался съ силами и говоритъ: „Я умираю, похороните меня хорошенько; сдѣлайте серебряную могилу, посадите на ней золотыхъ и серебряныхъ цвѣтовъ и деревьевъ — такъ мнѣ легче будетъ лежать, веселѣе; коня моего отпустите на всѣ 4 стороны вмѣстѣ съ золотой уздой“. Сказалъ это — и умеръ. Старикъ и старуха плакали навзрыдъ; горе ихъ было тяжкое. Похоронили его такъ, какъ велѣлъ похоронить себя богатырь. Во время похоронъ, глядя на старика и старуху, даже деревья плакали, съ тихимъ шумомъ покачиваясь въ сторону могилы; земля стонала и вѣтеръ жалобно завывалъ, какъ родильница. Все плакало и стонало, только моксоголъ 11), неизвѣстно откуда прилетѣвшій, кружась надъ могилой утѣшалъ старика со старухой; но они не обращали вниманія на это; такъ велика была печаль ихъ. Послѣ похоронъ богатыря старикъ и старуха ходили каждый день на могилу богатыря, подметали и чистили ее, исполняя предсмертное желаніе его, и никакъ не могли утѣшиться: ничто ихъ не развлекало — ни лѣсъ, съ которымъ они умѣли разговаривать, ни горы, понимавшія ихъ горе и радость, ни красное солнышко, весело ходившее по небу, ни улыбавшіяся звѣзды. Печаль ихъ была настолько велика, что ее не въ состояніи былъ описать Халланъ-суруксутъ 12), живущій у Ирюнь-ани-тоена. Какъ встанутъ они, бывало, поутру, посмотрятъ другъ на друга и заплачутъ, глядя на то мѣсто, гдѣ лежалъ богатырь; слезы ихъ лились какъ потокъ.
11) Соколъ.
12) Небесный писарь.
Но богатырь, желая испытать новыхъ родителей, насколько сильна была ихъ любовь къ нему, притворился мертвымъ, а на самомъ дѣлѣ онъ, будучи живымъ, изъ могилы дѣлалъ на сѣверъ подземный ходъ. Работа эта продолжалась 7 лѣтъ; и наконецъ онъ вышелъ изъ подъ земли въ такое мѣсто, гдѣ солнце и луна, чѣмъ-то заслоненныя, свѣтили наполовину; лѣсъ и трава были тутъ желѣзные. „Надо идти куда либо, подумалъ богатырь, надо выйдти изъ этого лѣса“. Вотъ пошелъ онъ и шелъ 7 лѣтъ; наконецъ вышелъ на поляну, которая была обнесена оградой изъ дьяволовъ, разставленныхъ другъ противъ друга на недалекомъ разстояніи, имѣвшихъ мужской и женскій видъ — съ одной рукой, ногой, глазомъ и половиной туловища. Въ оградѣ безъ шума ходилъ одноглазый, однорогій и двуногій скотъ и щипалъ желѣзную траву. Тишины этой никто не нарушалъ; даже желѣзные комары и мухи не пѣли, кружась вереницей около скота. Казалось, это было мертвое царство. Богатырь въ раздумьѣ, стоя у ограды, взялъ въ руки свою плеть, размахнулся и сразу проложилъ себѣ путь, сваливъ двухъ дьяволовъ, которые упали съ шумомъ на землю. Долго онъ ходилъ, отыскивая какую либо юрту, гдѣ надѣялся встрѣтить хозяина, но слѣды жилья отсутствовали. Наконецъ, онъ обратилъ вниманіе на сѣрую, гладкую, какъ яйцо скалу, похожую на урасу; попробовалъ было ползти по ней на вершину, но все было напрасно: при каждой попыткѣ достигнуть хотя половины онъ скользилъ внизъ и падалъ на землю; когда опыты эти оказались неудачными, онъ превратился въ бѣлку и быстро взбѣжалъ на скалу. Достигнувъ вершины, онъ увидѣлъ отверстіе, изъ котораго шелъ дымъ; сквозь дымъ онъ разглядѣлъ, что на днѣ скалы сидѣла неописанная красавица; она держала въ рукахъ человѣческую голову; поворачивая ее въ рукахъ, она опаливала ее на пылавшемъ огнѣ, какъ опаливаютъ голову скотины и горько плакала: „Всѣ пользуются свободой: звѣри, птицы, люди и червяки — а я, женщина, томлюсь и изнываю въ неволѣ, говорила она про себя; не съ кѣмъ мнѣ не только поиграть, попѣть, какъ я играла и пѣла у своего отца, но и слова-то я не слышу ни отъ кого. Сегодня я видѣла во снѣ: будто пришелъ сюда сильный богатырь, подрался съ Хара Бекердянь 13), моимъ злодѣемъ, убилъ его и меня освободилъ. Нѣтъ, это все обманъ: кто можетъ сюда прійти и кто можетъ сразиться съ Хара Бекердянь? Вѣдь онъ не простой богатырь, а дьяволъ; даже мой отецъ Ирюнь-ани-тоенъ и тотъ не могъ противиться ему, — а что значитъ простой богатырь въ сравненіи съ нимъ! Ничто“... Богатырю, слушавшему безмолвно этотъ разговоръ, стало жаль женщины; онъ превратился опять въ человѣка и бросился во внутрь скалы чрезъ отверстіе. «Ахъ, ты, подлая! закричалъ онъ на женщину, ты привыкла ѣсть человѣческое мясо и мужа своего кормить — думаешь, я не могу справиться съ твоимъ мужемъ? Могу. Я вижу, продолжалъ богатырь, ты настоящій человѣкъ, скажи мнѣ, гдѣ тебя взялъ дьяволъ?» «Я, отвѣчала женщина, Ирюнь-ани-тоенъ-кыгэ, что значитъ по-русски бѣлаго безгрѣшнаго господина младшая дочь. Бекердянь дрался съ моимъ отцомъ, воспользовался замѣшательствомъ его и похитилъ меня; вотъ я съ тѣхъ поръ и живу въ неволѣ, а сколько лѣтъ забыла». «Скажи мнѣ, продолжалъ богатырь, о силѣ, привычкѣ и цвѣтѣ твоего мужа». «Онъ 4-хъ гранный, ростомъ выше лѣса, головой упирается въ облака, самъ черный, одноглазый, однорукій, и одноногій — ему никто не можетъ противиться силой: 3-хъ быковъ онъ съѣдаетъ заразъ и на закуску человѣка, зажареннаго въ маслѣ. Уже 7-й годъ идетъ, какъ онъ отлучился; черезъ 3 дня онъ возвратится и пригонитъ такого же скота т. е. одноглазаго, однорогаго и двуногаго; я тогда должна буду подвязать къ спинѣ одну руку и ногу, одѣться въ скотскую шкуру, чтобы скотъ не слышалъ запаха человѣческаго, — выйду къ нему навстрѣчу, и буду помогать загонять скотъ въ ограду».
13) Хара — черный, но что значитъ бекердянь — неизвѣстно; значенія этого слова никто изъ якутовъ мнѣ не въ состояніи былъ объяснить.
На 4-й день поутру, какъ говорила женщина, дѣйствительно поднялся вихрь, пошелъ дождь; высокій желѣзный лѣсъ зашумѣлъ, сильно покачиваясь въ разныя стороны, и прикасаясь вершинами другъ къ другу, издавалъ скрипъ, подобный несмазанной телѣгѣ; съ шумомъ и трескомъ валился онъ на землю; могучій вѣтеръ не щадилъ самыхъ толстыхъ деревьевъ, стоявшія сотни лѣтъ; это дьяволъ дань себѣ бралъ съ нихъ; скотъ въ оградѣ забѣгалъ и засуетился, почуя что-то неладное; однимъ словомъ, готовилось что-то необыкновенное. „Дьяволъ, дьяволъ идетъ!“ кричала испуганная женщина, бросаясь изъ стороны въ сторону, какъ сумасшедшая, поспѣшно одѣваясь, привязывая руку и ногу къ спинѣ; ужасъ и безпокойство въ это время отражались на ея лицѣ неописанныя, она трепетала какъ осиновый листъ и похожа была на человѣка, лежащаго на землѣ, надъ которымъ уже занесено оружіе смерти. Богатырь же кипѣлъ гнѣвомъ на женщину, глаза его были налиты кровью; онъ старался ободрить ее чтобы она ничего не боялась. Когда увѣщанія не подѣйствовали, онъ схватилъ женщину за косу, и она моментально превратилась въ золотое кольцо, которое онъ положилъ себѣ въ карманъ. Взявъ свою 90-пудовую плеть, богатырь разбилъ въ дребезги скалу и пошелъ навстрѣчу дьяволу, ѣхавшему на двуногомъ, одноглазомъ, желѣзномъ конѣ. Рожа у дьявола была злая; глаза, налитые кровью, выглядывали изподлобья и метали искры, а въ своей 4-гранной желѣзной шубѣ съ 8-конечной 8-сажѳнной плетью, которой онъ яростно билъ разбѣгающійся скотъ, онъ казался страшнымъ: даже богатырь немного струсилъ, хотя онъ не былъ трусомъ. Подбѣжалъ богатырь къ коню дьявола и ударилъ его своей 90-пудовой плетью въ лобъ; тотъ не упалъ, но попятился назадъ. Скотъ при видѣ богатыря пришелъ еще въ большее смятеніе, разбѣгаясь въ стороны; конь же дьявола стоялъ на одномъ мѣстѣ, какъ въ землю вкопанный, не смотря на удары хозяина, усердно наносимые по чему-ни попало. „Что это значитъ? конь не идетъ у меня, кричалъ дьяволъ, не видя богатыря. Гдѣ ты, дура негодная, сучковатыя твои руки и ноги, телячьи глаза и рожа твоя, какъ чистая шкура скота наизнанку? не видишь развѣ, что скотъ разбѣжался? Шкуру твою сдеру, повѣшу и птицы твое поганое мясо будутъ клевать“, кричалъ дьяволъ, отыскивая глазами женщину. Глухой голосъ его раздавался среди свиста вѣтра, топота убѣгающаго скота, какъ подземный громъ. „Должно быть у тебя кто-нибудь есть? Вотъ мнѣ будетъ хорошее кушанье, а кстати, я давно не ѣлъ и хочу ужасно ѣсть“, продолжалъ дьяволъ, не видя богатыря, который въ это время подошелъ къ нему, взялъ его за 8 саженную косу, сбросилъ съ коня на землю и ударилъ плетью нѣсколько разъ. Дьяволъ быстро всталъ на ноги и началась драка, продолжавшаяся 60 дней безъ отдыха. Лѣсъ и огородъ были разломаны въ мелкія кусочки, но на наконечникѣ богатырской плети не сдѣлалось ни одной царапины отъ ударовъ. Земля вся изрыта была ногами и ударами плетей, только пыль поднималась столбомъ кверху; но ни богатырь, ни дьяволъ не думали уставать и молча продолжали драку. Дьяволъ первый не выдержалъ молчанія и говоритъ богатырю: „Откуда ты взялся, мальчишка? Вижу, что ты еще не укрѣпился силами, кости твои мягки какъ глина, удары твои по мнѣ подобны тому, когда блоха меня кусаетъ во время сна. Благодарю тебя за то, что ты пришелъ; вотъ я убью тебя, зажарю и съѣмъ. А должно быть мясо твое вкусное?“ „Ты привыкъ, отвѣчалъ на это богатырь, людей ѣсть; не думай, чтобы я тебѣ такъ легко достался — еще неизвѣстно, кто кого убьетъ? Если бы твои глаза проклятые не были похожи на половину скалы, рожа на обвалившуюся гору, носъ на большой разбитый камень, ноги на деревянный пестъ отъ ступы, еслибы ты не помѣщался бы на тропинкѣ, на которой стоишь, не заслонялъ бы собой солнце и мѣсяцъ, не былъ бы закопченаго цвѣта, то можетъ быть, и убилъ бы меня. А вотъ скажи мнѣ, какъ ты смѣлъ жить, какъ живетъ мужъ съ женой, съ младшей дочерью бѣлаго безгрѣшнаго бога, какъ смѣлъ ее украсть?“ Хара Бекердянь вмѣсто отвѣта ударилъ богатыря дубиной, злобно смѣясь, и борьба возобновилась съ ожесточеніемъ, такъ что у богатыря отъ злости изо рта шла пѣна, какъ у медвѣдя. Дрались они такимъ образомъ 9 лѣтъ; дьяволъ началъ уставать, но богатырь нисколько; дьяволъ и говоритъ богатырю: „Вижу, что ты силачъ, потому что я потерялъ всю силу; неужели долженъ я умереть отъ руки мальчишки? Почему не могу сломать костей твоихъ и почему не могу кровь твою пролить? Много я дрался въ теченіе своей жизни, много я побилъ людей, но такого саха (якута) никогда не встрѣчалъ, и ни одинъ изъ нихъ не сопротивлялся такъ долго. Я первый разъ встрѣчаю такого сильнаго богатыря, который такъ сильно разорилъ мое господство. Хотя я и усталъ, но все же мы будемъ драться. Пойдемъ къ огненному морю, которое пылаетъ большимъ огнемъ; ты сдѣлаешься золотой рыбой, а я — желѣзной; если согласенъ на это, говори!“ „Согласенъ“, сказалъ богатырь. Пришли къ огненному морю, обернулись въ рыбы и начали драться. Дрались 7 лѣтъ и такъ сильно, что всѣхъ рыбъ выгнали вонъ изъ моря, а другихъ побили; даже огненная вода уничтожилась; но никто изъ нихъ не уставалъ повидимому; хотя дьяволъ усталъ, но онъ молчалъ пока и не сознавался.
„Чувствую, проговорилъ богатырь, что я начинаю болѣе крѣпнуть; кости мои совсѣмъ укрѣпились, я нисколько не усталъ, только потъ на лбу у меня выступилъ, да мнѣ и надоѣло драться съ тобой, пора идти домой“. И, собравъ всю силу, онъ набросился съ яростью на дьявола, и уже готовъ былъ убить его. Лукавый же дьяволъ, догадываясь, что дѣло плохо, говоритъ богатырю: „Остановись, выслушай меня! Если ты честный человѣкъ, выйдемъ изъ моря и отдохнемъ на берегу; мнѣ не хочется такъ умирать. Я предложу тебѣ еще одно условіе; согласись на него, какъ честный человѣкъ. Оно будетъ заключаться вотъ въ чемъ: мы сдѣлаемся птицами, ты соколомъ съ золотыми и серебряными перьями (моксоголъ), съ 4-хъ граннымъ клювомъ, а я — доллаки оксёкё (сказочнымъ орломъ, царемъ птицъ) желѣзнымъ, съ 8-ю головами и 4-хъ гранными клювами, а ты, не забудь, долженъ имѣть одну. Ну, теперь выйдемъ на берегъ моря и отдохнемъ, полежимъ, какъ рыбы“. „Хорошо, сказалъ богатырь, принимая условіе дьявола, полежимъ на берегу“. Выйдя на берегъ, лежали 3 года, такъ что ихъ занесло снѣгомъ и всякой гадостью. „Видишь ты, хитрый какой“, говоритъ богатырь дьяволу, „я послушался тебя, какъ добраго человѣка, легъ отдохнуть, не зная твоей хитрости; а теперь не могу встать и только теперь чувствую, что я усталъ; всѣ кости мои болятъ; когда дрался, не чувствовалъ я никакой усталости, нынѣ же едва шевелюсь“. Говоря это, богатырь хотѣлъ подняться съ земли, но не могъ, потому что весь въ землю ушелъ, только одна голова была на поверхности ея. „Не кольцо ли такое тяжелое, которое лежитъ у меня въ карманѣ, не оно ли такъ тяготитъ меня? подумалъ богатырь. Такъ, оно и гнететъ меня къ землѣ, потому и не могу встать“. Засунулъ руку въ карманъ, отыскалъ тамъ кольцо и бросилъ о землю, говоря: „Глупый я, что согласился драться съ дьяволами за тебя, какую-то рабу“. Кольцо тотчасъ превратилось въ красивую женщину, которая со слезами и плачемъ подбѣжала въ богатырю, начала его вырывать и очищать отъ земли. Очищала она его 3 года. Дьяволъ въ это время, смотря на женщину, очищавшую отъ грязи богатыря, злобно смѣялся. „Ты, младшая дочь бога, моя жена-раба, зачѣмъ его очищаешь? лучше иди, мнѣ помогай, я тебѣ могу пригодиться въ будущемъ, когда убью твоего любезнаго, тѣмъ болѣе, что мы вѣдь свои люди, а онъ тебѣ чужой“. Богатырь всталъ, пошелъ, отыскалъ рѣку съ живой водой, вымылся и вернулся къ дьяволу, который никакъ не могъ выйти изъ земли, засыпавшей его. Подойдя къ нему, схватилъ его за рыбью голову и сразу вытащилъ изъ земли, вымылъ его въ такой же водѣ, въ какой самъ мылся, и затѣмъ, обернувшись въ птицъ — богатырь — въ чернаго сокола, а дьяволъ — въ 8 головаго орла, — они поднялись на воздухъ, гдѣ произошла ожесточенная драка, продолжавшаяся три года. Земля во время этой драки была вся покрыта перьями — даже въ воздухѣ носились они. Долго ни соколъ, ни орелъ не могли преодолѣть другъ друга; наконецъ соколъ такъ сильно клюнулъ орла въ грудь, что тотъ повалился на землю едва живой. Оправившись немного, лежа на землѣ съ распущенными крыльями, орелъ попросилъ перемирія на 7 дней для того, чтобы слетать къ рѣкѣ за живой водой, напиться ея, подкрѣпить себя свѣжими силами и вновь вступить въ единоборство съ соколомъ. Этотъ бой, впрочемъ, продолжался недолго, потому что соколъ, желая поскорѣе кончить бой, разлетѣлся со всего размаха, ударилъ такъ сильно въ голову своего противника, что у того мозгъ изъ головы выскочилъ; воспользовавшись этимъ обстоятельствомъ, соколъ разорвалъ его на 3 части и бросилъ на землю.
Богатырь, празднуя побѣду надъ дьяволомъ, отпраздновалъ и свадьбу съ младшей дочерью бѣлаго бога. Затѣмъ онъ отправился къ тому мѣсту, гдѣ былъ похороненъ; но ѣхать было не на чемъ, потому что у него не было коня. Вотъ онъ начинаетъ кричать, свистать по соловьиному и звать вѣрнаго своего коня; зоветъ день, зоветъ другой и третій; на 4-й видитъ, что онъ спускается съ неба и прямо къ нему на землю, гдѣ онъ стоялъ. Немедля ни минуты богатырь посадилъ свою жену на коня, самъ вскочилъ на него и помчался сквозь лѣса, горы и моря, не встрѣчая на пути никакого препятствія. Ѣхали они такъ 7 лѣтъ. На тѣхъ мѣстахъ, гдѣ они проѣзжали, деревья падали, какъ будто поздравляли его съ побѣдой надъ дьяволомъ. Во время этого путешествія жена богатыря захворала (джянъ 14) родами, такъ что они простояли на одномъ мѣстѣ 3 дня. Жена богатыря рождала, стоя на ногахъ. Когда родился мальчикъ серебряный, съ золотыми волосами — солнце и звѣзды, до того времени невидимыя днемъ, улыбались; все доброе, живущее на землѣ и на небѣ, веселилось, злое пришло въ уныніе. Богатырь съ женой, послѣ того какъ прошли у нихъ первые порывы радости, не знали, какъ уберечь ребенка отъ худого глаза, но конь вывелъ ихъ изъ затрудненія. „Пускай, сказалъ онъ, твоя жена съ ребенкомъ войдетъ въ мое лѣвое ухо, гдѣ есть теплая комната (ичигесъ дже), тазъ и полотенце: тамъ она должна вымыть себя и ребенка, вымазать его масломъ и перейти въ правое ухо, въ которомъ есть кровать, гребень и кюлюкъ-керенаръ-тазъ (зеркало; буквально: „тѣнь смотрѣть на камнѣ“) одѣяло, пища, питье и даже игрушки для ребенка, однимъ словомъ, все, что требуется для человѣка; а ты — какъ ѣхалъ на мнѣ, такъ и поѣзжай“. Спустя немного времени послѣ этого, богатырь пріѣхалъ къ старику, когда-то похоронившему его, и видитъ, что онъ со старухой его могилу очищаетъ. „Что вы дѣлаете?“ спрашиваетъ богатырь. „Могилу очищаем“. „Чью“? „Да вотъ когда-то, очень давно, у насъ былъ сынъ; умеръ онъ, такъ мы и очищаемъ его могилу каждый день“, отвѣчалъ старикъ. „Вы не узнаете меня? Я вашъ сынъ, котораго вы похоронили“, говоритъ на это богатырь. „У насъ нѣтъ сына, умеръ онъ, говорю тебѣ, давно умеръ“. Тогда богатырь, желая увѣрить старика въ справедливости своихъ словъ, началъ разсказывать о томъ, какъ пришелъ къ нимъ, ѣлъ, жилъ и хворалъ. Только этимъ и могъ онъ увѣрить старика со старухой, что онъ дѣйствительно похороненный сынъ ихъ. Радость старика со старухой настолько была велика, что съ ними случился обморокъ. Придя въ себя, они начали суетиться около богатыря, но онъ сказалъ имъ: „Вы вотъ лучше похлопочите о моемъ сынѣ и женѣ — и указалъ на нихъ — а обо мнѣ не безпокойтесь, — я вѣдь богатырь, и въ вашей помощи не нуждаюсь“. Тогда старуха схватила на руки внука и нянчилась съ нимъ: завертывая въ соболиный мѣхъ поила, кормила и не знала куда и положить. Богатырь остался жить у своихъ прежнихъ родителей и занялся хозяйствомъ. Прошло 3 года съ тѣхъ поръ, какъ онъ пріѣхалъ; крѣпко онъ соскучился, потому что не съ кѣмъ было помѣряться своими силами, а вокругъ нельзя было встрѣтить ни одного богатыря.
14) Подъ словомъ „джянъ“ якуты разумѣютъ самый актъ родовъ и предродильныя боли, а также этимъ словомъ обозначается повѣтріе и болѣзнь.
Разъ онъ и говоритъ старику: „Когда-то у меня были родные отецъ и мать; какъ-то они живутъ безъ меня, живы-ли, здоровы-ли? Надо бы съѣздить и провѣдать ихъ“. „Это доброе дѣло, отвѣчаетъ старикъ, поѣзжай, узнай какъ они живутъ, я не удерживаю тебя“. „Ты, старикъ, не сердись на меня за то, что я ѣхать хочу, но лучше благослови въ добрый путь: вѣдь дорога-то не ближняя“.
Когда всѣ приготовленія для путешествія были кончены, старикъ и старуха со слезами на глазахъ благословили своего сына, внука и невѣстку; особенно горькими слезами заливалась старуха, прощаясь со внукомъ. „Стара я стала, голосила она, послѣдній разъ смотрю на тебя: умру скоро и ты не пріѣдешь сюда провѣдать меня, а если и пріѣдешь, то кости мои въ землѣ будутъ лежать“. Богатырь съ семействомъ ѣхалъ 7 лѣтъ; на пути ему не встрѣчались не только человѣкъ, но и птица. Все было тихо: онъ ѣхалъ по пустынѣ, чрезъ непроходимые лѣса и горы. Вотъ, наконецъ, пріѣхалъ на старое мѣсто, гдѣ жилъ, будучи мальчикомъ; едва узналъ его по примѣтамъ, потому что старое жилье травой обросло; никакихъ слѣдовъ не осталось отъ того, что тутъ когда-то жили люди. Оставивъ жену и сына на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ домъ, онъ самъ пошелъ на поляну разыскивать березу. Насилу узналъ онъ ее: она изъ цвѣтущей, высокой, съ большими красивыми вѣтками, превратилась въ дряблую и худую; вершина ея была уничтожена огнемъ; сучья обгорѣли и неуклюже торчали, какъ сломанные оленьи рога. Постучалъ онъ въ березу — она издавала только глухой, дребезжащій звукъ, какъ будто средина ея была пустая, а края гнилые. На стукъ вышла дряхлая женщина, похожая на русскую старуху, вся сѣдая; лицо ее было все въ морщинахъ. „Это ты меня спрашивалъ“? спросила женщина. „Я“. „Что надо?“ „Скажи мнѣ: не знаешь ли, гдѣ мой отецъ и мать, что жили здѣсь?“ „Да ты развѣ сынъ ихъ?“ „Сынъ“, отвѣчалъ богатырь. „Правду ты сказывалъ мнѣ тогда, что дѣвка-то у нихъ нехорошая. Зачѣмъ ты тогда не остался жить? вѣдь я тебѣ говорила, что не надо уходить отъ насъ. Какъ только ты ушелъ, дѣвка-то всѣхъ насъ огнемъ и спалила; а гдѣ твои отецъ и мать, спрашиваешь меня, того я не знаю; но какъ-то слышала: все у насъ горѣло, твой жеребецъ и быкъ провалились сквозь землю; только это я и знаю, а больше ничего не знаю и ни о чемъ не спрашивай меня: сама я теперь состарилась, никуда не хожу, еле ноги двигаю“. Промолвивъ это, она тихо скрылась въ березу. Печальный шелъ богатырь обратно къ женѣ и сыну; вдругъ слышитъ шумъ будто громъ гремитъ; оглянулся онъ и видитъ съ сѣвера идетъ конь съ 4-мя кобылами, быкъ съ 4-мя коровами, съ опаленной въ огнѣ шерстью. Подойдя къ нему, они стали обнюхивать его, будто желали его узнать. „Откуда, богъ послалъ намъ хозяина? проговорилъ конь, радуясь. Мы безъ тебя едва не пропали всѣ: дьяволъ, поселившійся у твоего отца, подъ видомъ дѣвчонки, хотѣлъ огнемъ насъ всѣхъ спалить, но мы кое-какъ спаслись, ушли въ землю, и, какъ видишь, остались только безъ шерсти“. „Гдѣ же отецъ и мать мои?“ „Знаю, отвѣчалъ конь; они дьяволомъ опущены въ 7 саженную яму, гдѣ они сидятъ до сихъ поръ. Это недалеко отсюда“. „Скажите мнѣ, какъ васъ дьяволъ-то жегъ?“ „Онъ вышелъ на дворъ юрты, дыхнулъ первый разъ — изъ рта и пошло пламя, какъ огненная рѣка; куда свою дьявольскую морду поворачивалъ, тамъ и пожаръ начинался; второй разъ дыхнулъ — выскочила изъ рта его коза, въ которую онъ обернулся, и побѣжалъ онъ на западъ“. Конь привелъ богатыря къ ямѣ, въ которой лежали отецъ и мать, еле живые, всѣ выпачканные въ грязи. „Что, каково вамъ тутъ лежать?“ спросилъ богатырь, взглянувъ на нихъ. „Охъ, плохо, сынокъ нашъ!“ отвѣчали оба разомъ, старикъ и старуха. „Подѣломъ вамъ, началъ ругать ихъ богатырь, вы не слушали меня, когда я вамъ говорилъ, что у насъ дѣвка-то дьяволъ, а не человѣкъ; только знали тогда меня бить, да проклинать, только мучили меня. На чьей же сторонѣ правда теперь, на вашей или на моей? Вотъ что ваша любезная дочь сдѣлала съ вами! Полюбуйтесь!“ „Прости насъ, дорогой нашъ, золотой сынъ! Глупы и несправедливы мы были къ тебѣ“, сказала старуха. „Выручи насъ изъ бѣды!“ добавилъ старикъ. „Полежите еще тутъ, такъ будете довольны“, отвѣтилъ на это сквозь зубы богатырь. „Кто васъ будетъ вытаскивать изъ этакой ямы, оставайтесь тутъ“, вскочилъ на коня и поѣхалъ обратно. Злоба кипѣла въ душѣ богатыря въ это время; онъ никакъ не могъ простить обиды, нанесенной ему родителями за то, что у нихъ нашлось больше любви къ дьяволу, нежели къ нему. „Однако ты нехорошо сдѣлалъ, что не простилъ своимъ родителямъ обиды, сказала жена, выслушавъ разсказъ мужа о свиданіи съ ними; они, бѣдные, и такъ много помучились, лежа грязные въ сырой ямѣ“. Богатырь на это ничего не сказалъ. Послѣ этого онъ выстроилъ себѣ хорошій домъ и сталъ заниматься хозяйствомъ. Скотъ у него быстро плодился и всего было вдоволь съѣстного. Но мало-по-малу злоба уступала въ сердцѣ богатыря жалости. Жена его, понявъ, что происходитъ въ душѣ его, стала уговаривать: „Зачѣмъ ты такъ долго сердишься на родителей, грѣшно сердиться: вѣдь, старые, много выстрадали; ты знаешь, въ какомъ они горѣ теперь лежатъ въ ямѣ: подумай хорошенько, если бы съ тобой это случилось, что съ ними, чтобы ты думалъ теперь; поди, достань и приведи ихъ сюда“. „Хорошо, согласился богатырь съ мнѣніемъ своей жены, плакавшей во время этого разговора, слезы твои трогаютъ меня, пора и простить, оставить месть“. Въ тотъ же день онъ ѣхалъ уже на своемъ конѣ за отцемъ и матерью. „Вставайте старики, выходите изъ ямы, довольно належались, я пріѣхалъ за вами“, сказалъ богатырь. Слезы радости показались на глазахъ родителей, но они не шевелились; отъ голода и холода они почти умирали. Богатырь вскочилъ въ яму, выбросилъ ихъ изъ нея, посадилъ на своего коня и привезъ домой, гдѣ жена вымыла, накормила, напоила ихъ, одѣла въ хорошую, чистую одежду — и старые ожили; ласками и угожденіями она заставила ихъ забыть всѣ непріятности, какія они вынесли со дня отлучки сына, бросившаго ихъ въ руки дьяволу. Но только одинъ богатырь никакъ не могъ помириться со случившимся, никакъ не могъ простить дьяволу, что онъ такое злодѣйство учинилъ ему, и все думалъ, какъ бы отомстить ему.
Разъ встаетъ богатырь по утру и говоритъ своему семейству: „А дѣвку-то, что имущество наше пожгла, надо розыскать и наказать примѣрно, чтобы впредь неповадно было дѣлать пакости. Я сегодня поѣду“, добавилъ онъ, снимая со стѣны плеть. „Лучше я, отецъ, поѣду, говоритъ сынъ, а ты сиди дома, дьяволъ убьетъ тебя, если поѣдешь“. „Гдѣ же тебѣ мальчишкѣ ѣхать, отвѣчалъ съ сердцемъ отецъ, сиди знай дома, вѣдь у тебя на губахъ еще материно молоко не подсохло; ты думаешь, шутка драться съ дьяволомъ — выкинь это изъ головы“. „Ты, отецъ, ѣдешь, проговорилъ послѣ нѣкотораго молчанія сынъ, можетъ быть, не скоро воротишься, а я уже сталъ большой, но у меня до сихъ поръ нѣтъ имени, дай мнѣ имя!“ „Хорошо, я дамъ тебѣ имя; оно будетъ такое: младшій сынъ бѣлаго бога“. Богатырь, простившись съ семьей, проводившей его съ плачемъ, поѣхалъ по необозримымъ лѣсамъ, уныло глядѣвшимъ на него, высохшимъ отъ дьявольскаго пожара, съ неуклюжими сучьями, которые немилосердно цѣпляли и рвали богатырскую одежду и царапали коня.
Вездѣ царствовала тишина, только изрѣдка разные звѣри, заслышавъ присутствіе человѣка, оглашали тишину эту своимъ звѣринымъ ревомъ, убѣгая прочь съ дороги, да птицы сидѣли на сучкахъ и съ любопытствомъ посматривали на проѣзжаго, не боясь его стрѣлъ и лука, висѣвшаго за спиной, взятыхъ съ собой на всякій случай; но богатырь, погруженный въ свои думы, ни на что не обращалъ вниманія; только разъ случайно онъ обратилъ почему-то свое вниманіе на двухъ воронъ, черную и пеструю. Взялъ богатырь свой лукъ въ руки, поднялъ его кверху, прицѣлился, собрался уже убить ихъ, спускаетъ тетиву, но никакъ не можетъ. „Что за чудо, думаетъ онъ, надо же, наконецъ, убить птицъ“. Началъ ходить вокругъ дерева, ходилъ 7 лѣтъ и никакъ не могъ убить, такъ что около дерева вытопталъ яму кольцомъ. Наконецъ, говоритъ воронамъ: „Вижу, что вы не простыя вороны, но въ васъ живетъ духъ силы; скажите мнѣ, гдѣ живетъ Нэгэй-тугуть (злая лѣнтяйка)?“ „Знаемъ“, отвѣчали вороны. „Гдѣ же? укажите мнѣ дорогу туда“. „Поѣзжай все прямо на сѣверъ лѣсомъ, не придерживаясь дороги и доѣдешь до такого мѣста, гдѣ половина солнца и мѣсяца чѣмъ-то заслонены и сумрачно освѣщаютъ землю, небо всегда бываетъ закрыто тучами и плачетъ горькими слезами, земля стонетъ, вѣтеръ то жалобно воетъ, то шумитъ, какъ будто сердится на что-то; своими порывами онъ никакъ не можетъ разорвать облака; но на твое счастіе, когда ты будешь драться съ Нэгэй-тугутъ или ея мужемъ, они прорвутся для того, чтобы тебѣ удобнѣе было сражаться. Далеко не доходя до мѣста жилища ея, ты услышишь страшный лай собакъ, продолжали вороны, вой волковъ, ревъ медвѣдей и другихъ звѣрей, — то сторожа жилища злой бабы, заслышавъ твое приближеніе, заревутъ, стараясь разорвать желѣзныя веревки, которыми они привязаны; но ты этого разнообразнаго рева и крика звѣринаго не бойся, иди смѣло. Юрта Нэгэй-тугутъ обнесена оградой, вмѣсто столбовъ стоять страшилища, голова у которыхъ человѣческая, а туловище конское. Разставлены по-парно, рожами обращены другъ къ другу, на рожѣ одного будутъ изображены великія слезы, у другого — смѣхъ надъ этими слезами. Въ оградѣ увидишь круглую, высокую, гладкую скалу, на которой въ одномъ мѣстѣ будетъ надпись; это мѣсто ты прошиби своей плетью и образуются двери; войдя въ нихъ, увидишь на днѣ скалы красивую женщину, похищенную у покровителя земныхъ боговъ (вечытэ сиргэенэ 15), украденную злымъ духомъ Иллеръ этинъ у ола бура дохсунъ (сердитымъ сыномъ воды кипящаго грома, мужемъ злой бабы). Хотя вѣтры и разорвутъ облака для тебя, но ты едва ли побѣдишь Нэгэй-тугутъ (злую бабу) съ мужемъ, потому что они очень сильны. Они вдвоемъ навѣрное тебя убьютъ, и если тебѣ будетъ очень плохо, тогда закричи намъ погромче: явитесь ко мнѣ, черная и пестрая вороны; мы прилетимъ и тебѣ сдѣлаемъ добро“. Сказавъ это, вороны сѣли въ гнѣзда.
15) „Сиръ“ — земля и „гэенэ“ — приставка, такъ что подъ этими двумя словами разумѣютъ вообще — „земляной“.
Сколько времени послѣ этого ѣхалъ богатырь, онъ не зналъ, потому что впалъ въ необъяснимое безпокойство, кончившееся у стѣнъ ограды дьяволовъ, гдѣ желѣзные медвѣди, собаки, волки и прочіе звѣри, привязанные желѣзными веревками издавали невообразимый ревъ и лай. Богатырь разломалъ ограду, уничтоживъ двухъ чудовищъ съ человѣческой головой и конскимъ туловищемъ, зашелъ въ ограду, гдѣ увидалъ, какъ говорили вороны, скалу, просѣкъ своей плетью написанное на ней, отперъ двери и вошелъ во внутрь ея; тутъ увидалъ молодую, красивую дѣвушку, сидѣвшую на полу скалы у очага; держа въ своихъ рукахъ человѣческую голову, она жарила ее на пылающемъ огнѣ; у ногъ ея лежало мертвое чудовище съ человѣческой головой, предназначенное для жаркого.
Въ лицѣ дѣвушки свѣтили 3 солнца, а сзади 3 мѣсяца; брови были у ней черныя какъ сажа или перья ворона, лицо чистое, бѣлое, серебряное, глаза небеснаго цвѣта, и издавали они искры. Кончивъ жарить человѣческую голову, дѣвушка подошла къ золотому столбу, стоявшему по срединѣ жилища, обвила ихъ 8 саженными волосами и стала чесать бѣлымъ гребнемъ. Темные углы жилища, когда она поворачивалась, освѣщались солнцами и мѣсяцами. Тѣло ея было прозрачно: чрезъ бѣлую кожу на головѣ былъ видѣнъ мозгъ какъ чрезъ чистое стекло, а въ открытыхъ частяхъ тѣла были видны кости и мозгъ. Она скорѣе всего напоминала собой привидѣніе, чѣмъ человѣка. Окончивъ свои занятія, дѣвушка остановилась у горящаго огня и задумалась надъ чѣмъ-то. Затѣмъ проговорила, не подозрѣвая присутствія богатыря: „Видѣла я сегодня ночью сонъ, будто пришелъ богатырь и началъ драться съ дьяволами, моими мучителями; но сонъ былъ прерванъ, и я не знаю, чѣмъ кончилась драка. Кто, впрочемъ, можетъ прийти и сражаться съ такими сильными дьяволами, кто можетъ имъ сопротивляться? Никто“. „Я“, отвѣчалъ на это богатырь, до сихъ поръ стоявшій безмолвно въ углу. Дѣвушка, предполагая, что съ ней никого нѣтъ, испугалась человѣческаго голоса, обернулась въ ту сторону, гдѣ стоялъ богатырь, бросила въ него жареной человѣческой головой, разбившейся въ дребезги отъ паденія на полъ. „Да, я избавлю тебя отъ дьявольскаго заточенія и возьму въ невѣсты своему сыну. Мнѣ жаль тебя, продолжалъ богатырь, что ты, такая красавица, пропадаешь даромъ у дьяволовъ“. „Много лѣтъ живу я здѣсь и ни разу не видала человѣческаго лица, откуда и кто ты?“ „Я пришелъ наказать твою хозяйку за то, что она причинила моимъ родителямъ зло“ — и онъ разсказалъ все, что было нѣсколько десятковъ лѣтъ тому назадъ.
Испугъ смѣнился у дѣвушки радостью послѣ разсказа богатыря; она напоила, накормила его и спать уложила. Богатырь проснулся на другой день и не почувствовалъ никакой усталости; отдыхая, онъ прожилъ нѣсколько дней въ качествѣ гостя. Вотъ въ одно утро проснулся богатырь, слышитъ какой то необыкновенный шумъ; съ неба падаетъ дождь, слякоть, деревья, пошатываясь, валятся на землю; даже псы, волки, медвѣди и тѣ перестали шумѣть. „Дочь злой бабы ѣдетъ“! сказала дѣвушка, вся испуганная, бѣгая по жилищу, какъ сумасшедшая. „Бѣда будетъ мнѣ! Я забыла сказать тебѣ, что она должна сегодня пріѣхать отъ своего мужа, который живетъ около моря, на днѣ котораго изъ земли бьютъ дегтярные ключи, такъ что вмѣсто воды въ немъ есть деготь. Спасайся богатырь! Спасайся! Прячься куда-нибудь“, кричала дѣвушка, не знавшая, за что взяться отъ ужаса. „Зачѣмъ я буду прятаться? отвѣчалъ спокойно богатырь. Ты сиди здѣсь, а я выйду навстрѣчу твоей хозяйкѣ. Взявъ свой лукъ и плеть, хотѣлъ было идти, но дѣвушка удержала его. „Постой! Ты не убьешь ее такъ, не зная слабаго мѣста: она вѣдь вся желѣзная, носитъ желѣзную шубу — ни стрѣла твоя, ни плеть ее не проймутъ, но у нея есть подъ правой мышкой одно небольшое живое мѣсто, въ него ты и стрѣляй, и если удачно хватишь, то убьешь своей стрѣлой“. Вотъ выходитъ богатырь за ограду: видитъ, ѣдетъ 4-гранная дочь злой бабы на одноглазомъ, на однорогомъ, двуногомъ быкѣ въ саняхъ о 8 копыльяхъ. Богатырь подбѣжалъ и ударилъ плетью быка въ лобъ; отъ удара онъ попятился назадъ, и сталъ какъ вкопанный на одномъ мѣстѣ. Дочь злой бабы разсердилась, стала бить быка, но не смотря на это, онъ не двигался. Она распрягла быка, сломала сани и начала нюхать воздухъ. „Я слышу какой-то вкусный запахъ, хорошо будетъ поѣсть, сказала дочь злой бабы. Что это такое? Меня кто то укусилъ и кусочекъ мяса выпалъ изъ подъ мышки“, сказала она, когда богатырь сдѣлалъ выстрѣлъ изъ лука въ нее. „Ахъ, ты, подлая чертовка, у тебя, мерзавка, нѣтъ ни души, ни сердца, даже стариковъ не пожалѣла, бросила въ яму и имущество ихъ сожгла“, закричалъ богатырь, быстро подбѣжалъ къ ней, нанося удары по лицу, таскалъ ее за 8-саженную косу по землѣ. „Зачѣмъ ты раззорила моихъ родителей“? „Да это братецъ мой! Ты ли это? Давно не видались, пріятно видѣть дорогого желаннаго гостя! Какими судьбами пришелъ сюда навѣстить свою сестру“, проговорила баба злобно улыбаясь и такъ громко при этомъ захохотала, что лѣсъ содрогнулся, и даже у богатыря мурашки по кожѣ пробѣжали. „Нечего тебѣ, чертова дочь, по пусту болтать! Вотъ тебѣ! Вотъ тебѣ, подлая“, съ яростью ударяя по лицу своей плетью, кричалъ богатырь. „Прими же и самъ гостинецъ отъ меня!“ и баба размахнулась и ударила богатыря такъ сильно въ грудь, что тотъ едва не упалъ. Удары съ той и другой стороны такъ сильно сыпались и такъ часто, словно нѣсколько дровосѣковъ дрова въ лѣсу рубили. Дрались они такъ 3 года. Наконецъ дочь злой бабы начала ослабѣвать; предчувствуя, что богатырь ее убьетъ, если не подоспѣетъ мужъ, начала она кричать и звать его: „Развѣ ты не слышишь, что мнѣ плохо: злой человѣкъ меня хочетъ убить! явись немедленно; если не явишься, меня мошенникъ убьетъ“. Вдругъ является самъ дьяволъ съ шумомъ, вѣтромъ, слякотью и дождемъ, такой большой, что, стоя на дорогѣ, заслонилъ солнце и луну. „Откуда ты явился, молодецъ — такой смѣлый, что смѣешь мою жену обижать?“ „Ты знаешь откуда я, угловатая рожа“, отвѣчалъ богатырь. Началась неравная борьба, продолжавшаяся два года. Жена дьявола начала ослабѣвать; богатырь, замѣтивъ это, изловчился и пнулъ ее такъ сильно, что она за 7 верстъ отлетѣла въ сторону. Но дьяволъ оказался сильнѣе богатыря и вотъ онъ чувствуетъ, что если еще немного продолжится борьба, то дьяволъ навѣрно его убьетъ.
Въ эту минуту конь, оставившій его, когда онъ приблизился къ жилищу дьяволовъ, вдругъ спустился съ неба и началъ бить копытами врага, хотя особеннаго вреда и не могъ нанести ему. Богатырь обрадовался, приказываетъ коню: „Сбѣгай къ черной и пестрой воронамъ, скажи, пускай онѣ извѣстятъ моего сына, что я усталъ и если онъ замедлитъ, то дьяволы меня убьютъ„. У коня въ одно мгновеніе выросли крылья золотыя, онъ поднялся и полетѣлъ на воздухъ быстрѣе молніи; отправивъ воронъ къ сыну, самъ вернулся къ хозяину. Въ это время злая баба отдохнула и пришла помогать мужу. „Скорѣе иди на выручку къ отцу“, сказали вороны сыну богатыря, „дьяволы хотятъ убить его; что ты спишь тутъ? добавили онѣ; садись скорѣе на крыло и полетимъ“. Летѣли они такъ быстро, что лоскутокъ, брошенный въ огонь, не успѣлъ сгорѣть, какъ они уже были на мѣстѣ драки. Сынъ богатыря схватилъ дьявола за косу и началъ бить, приговаривая. „Ты думаешь, у моего отца нѣтъ сына? думаешь, онъ безродный какой нибудь? Ошибся. Тебѣ захотѣлось поѣсть мяса старика; вѣдь оно не вкусно; а вотъ вмѣсто этого попробуй моего кулака, я ловко тебя угощу“ — и билъ его 4 года. Видя, что скоро его убьетъ говоритъ дьяволу: „Скажи мнѣ тайное слово, ты, можетъ быть, печалишься, что я тебя скоро убью; у тебя есть не оконченныя дѣла, я какъ честный человѣкъ выполню ихъ, если они хорошія“. Но дьяволъ ничего не сказалъ, а, чувствуя свою погибель, захотѣлъ провалиться въ землю. Въ то время, когда онъ проваливался, сынъ богатыря схватилъ его за ногу, разорвалъ на двѣ части, разсѣкъ по кусочкамъ мясо и разбросалъ на всѣ 4 стороны. Покончивъ съ дьяволомъ, оглянулся и видитъ, что отецъ его все еще не можетъ одолѣть старухи, подбѣжалъ къ ней, устранивъ отца, схватилъ ее за косу, привлекъ къ себѣ, переломилъ шейные позвонки, оторвалъ голову, носилъ на рукахъ, продолжая бить молоткомъ. Наконецъ собралъ всю силу и ударилъ въ голову такъ крѣпко, что она разлетѣлась въ дребезги. Только остался одинъ лѣвый глазъ съ надбровной костью. Глазъ говоритъ ему: „ты радъ, что моимъ мясомъ накормишь всѣхъ чертей; не радуйся, когда у тебя отъ брака съ моей рабой, дочерью земного покровителя родятся сынъ и дочь, въ то время, когда сынъ въ состояніи будетъ держать лукъ въ рукѣ, а дочь ножницы, я приду къ тебѣ“. Проговоривъ это, глазъ ушелъ въ землю, выскользнувъ изъ руки. Молодой богатырь взялъ дочь земнаго покровителя себѣ въ жены и отправился съ отцомъ домой.
4) Преданіе о Жиганской Огропелѣ (Аграфенѣ), русскомъ чертѣ.
По разсказамъ якутовъ, когда-то, не доѣзжая до Жиганска 90 верстъ, по срединѣ р. Лены, на островѣ, виднѣющемся весьма далеко, жили 3 сестры Огропелы благороднаго происхожденія. Онѣ были сосланы начальствомъ за что-то, а иные, передавая этотъ же разсказъ, говорятъ, что это были не настоящія женщины, но черти въ образѣ женщинъ, поселившіеся на островѣ для того, чтобы брать къ себѣ людей, проѣзжающихъ по Ленѣ мимо. Долго якуты плавали на своихъ вѣткахъ, маленькихъ берестяныхъ остроконечныхъ лодочкахъ, мимо острова и всегда неблагополучно, т.-е. чертъ каждый разъ бралъ ихъ себѣ, предварительно потопивъ въ водѣ. Плывутъ, бывало, въ ясную, тихую погоду по Ленѣ, ни одной волны нѣтъ, но какъ только начинаютъ подплывать близко къ острову, сейчасъ поднимается буря, волны заливаютъ вѣтку, и якуты тонутъ. Долго они не знали истинной причины своего несчастія, но наконецъ, оюнъ (шаманъ), потерявшій самъ единственнаго сына между островомъ и берегомъ, узналъ по внушенію свыше, что тутъ живутъ черти подъ видомъ женщинъ, поселившихся для того, чтобы брать людей, и всякому, желающему проѣхать благополучно мимо острова, слѣдуетъ дать подарокъ чертямъ, заключающійся въ томъ, что любятъ русскіе черти напр. табакъ, ладонъ, свѣчи, хлѣбъ, ситецъ и проч., положить все приношеніе въ маленькую берестяную лодочку, заранѣе приготовленную и отпустить на воду, наблюдая, если лодочка поплыветъ къ острову — то это хорошій признакъ, если же нѣтъ — плохой. Такъ и стали поступать во время ѣзды мимо острова, и къ немалому удивленію всякій, поступавшій по совѣту оюна, оставался здравъ и невредимъ, потому что Огропела, повелѣвающая вѣтрами для всякаго, принесшаго ей подарокъ, велитъ вѣтру утихнуть, если онъ бушуетъ, и онъ утихалъ, для того чтобы путникъ проѣхалъ благополучно. Но случалось и такъ, что Огропела не принимала подарка отъ такого путника, который пожалѣлъ назначенное для нея, и тогда онъ неминуемо погибалъ въ холодныхъ ленскихъ водахъ. Всякій случайно пристававшій къ острову, находясь на немъ, какъ и во время проѣзда мимо, не произносилъ ни слова громко, дабы не услышала Огропела и не разсердилась на нарушителя покоя, вѣчно царствующаго у ней.
Впослѣдствіи черти превратились вмѣстѣ съ юртой Огропелы въ каменный столбъ, вершина котораго видна за 50 верстъ. Культъ черта возникъ у якутовъ, сталкивавшихся съ непонятными явленіями природы, во время младенческаго ихъ состоянія и старавшихся обыкновенному явленію, придать характеръ сверхъестественнаго. Обладая пытливымъ, богатымъ умомъ и живымъ воображеніемъ, они полагали, что стихійныя силы дѣйствовали подъ вліяніемъ живыхъ существъ. Однимъ словомъ, они во всякомъ непонятномъ для нихъ явленіи, старались найти причину: ни одна изъ нихъ не оставалась неоткрытой, и вотъ какимъ образомъ къ богатой якутской демонологіи присоединился и русскій абагы (чертъ), живущій иногда въ птицахъ, звѣряхъ, въ водѣ и проч. и наносящій вредъ людямъ. Оюнъ, призванный иногда въ качествѣ врача къ постели больного для врачеванія, всегда открывалъ причину болѣзни, а затѣмъ и средства лѣченія.
Если оюнъ говорилъ, что надо умилостивить русскаго абагы, то ставили предъ изображеніемъ Огропелы восковыя свѣчи, на горячіе угли клали ладонъ, поили водкой, угощали пряниками и хлѣбомъ и послѣ угощенія больному дѣлалось лучше или хуже. Заболятъ напр. глаза у якута, призывали и призываютъ понынѣ въ отдаленныхъ пунктахъ отъ русскихъ поселеній, куда духъ христіанства еще не совсѣмъ проникъ, оюна, который во время объясненій съ добрымъ духомъ узнавалъ, что годъ тому назадъ больной застрѣлилъ ворону или убилъ бѣлку: въ ней жилъ абагы, но не якутскій, а русскій — вотъ онъ и наказалъ за это больного, и чтобы избавиться отъ болѣзни, надо его задобрить, иначе глаза долго будутъ болѣть, и русскому абагы курился ѳиміамъ. Вотъ копія съ документа, отчасти подтверждающая сказанное сейчасъ, списанная мною дословно, съ хранящагося при дѣлахъ Сунтарской церкви, Вилюйскаго округа.
„Благородному и почтенному Г. Олекминскому комиссару, Василію Федоровичу Максимову, Сообщеніе. Состоящіе въ вѣдѣніи вашей округи Олекминской, парохіи Сунтарской (нынѣ Вилюйскаго округа) въ 8 якутскихъ волостяхъ новокрещеные и некрещеные якуты на собраніяхъ своихъ нижеслѣдующіе законопротивные поступки (далѣе слѣдуетъ чистое мѣсто и вѣроятно, уничтожившееся слово, — „чинятъ“) 1, некрещеные по своему заблужденію и суевѣрію производятъ шаманство, также и нѣкоторой, ими обожаемой, жиганской Огропелѣ приносятъ жертву, и во время то приглашаютъ крещеныхъ, которые и сами произвольно на оныя позорища стекаются, какъ сами, жены и дѣти ихъ бываютъ и оскверняются тѣмъ идоложертвеннымъ приношеніемъ, а притомъ ставятъ свѣчи и курятъ ладономъ, слѣдовательно производятъ то, что посвящено Богу, тѣмъ жертвуютъ дьяволу. 2. Когда крещеные якуты мужескаго полу высватываютъ себѣ въ жены дѣвку, или выдаетъ отецъ и мать, одинъ заплатя малую часть, а другой (части) не получа, несовершивъ браку, безъ всякого зазору и не поставляя оное во грѣхъ, позволяютъ сообщаться блуднымъ житіемъ и приживши дѣтей, уже потомъ къ законному браку приступаютъ и о нашемъ даемомъ къ тому наставленіи ни мало не уважаютъ. 3. Нерѣдко изъ нихъ безъ нашего вѣдома по невѣдѣнію и различенію кровнаго родства и духовнаго свойства, кумовства и крестнаго братства берутся въ ближайшемъ родствѣ и чрезъ то впадаютъ въ тягчайшіе грѣхи, также иногда несутъ и важной условокъ чрезъ лишенія колыма, которымъ по правиламъ св. Отцевъ положено разлучаться въ разсужденіи ихъ къ браку препятствующихъ причинъ, а они потомъ ни мало не радѣютъ и всѣ наши наставленія пренебрегаютъ и живутъ беззаконно. 4. Весьма часто встрѣчается какъ-то: больные умираютъ безъ покаянія, младенцы безъ крещенія за нерадѣніемъ ихъ отцовъ и матерей и родственниковъ, а затѣмъ и в. рѣдко бываютъ отъ нихъ повѣстки, но и тѣ за непроводомъ лошадей въ разсужденіи дальняго разстоянія въ такихъ случаяхъ помираютъ безъ надлежащаго напутствованія по долгу христіанскому. 5. Изъ части показанныхъ инородцевъ по близости живущихъ къ святой церкви какъ есть отъ 6 до 30 верстъ, которыми хотя и извѣщается въ праздники дванадесятые, воскресные, высокоторжественные и викторіальные дни, также въ получаемые для обнародованія манифесты къ слушанью оныхъ явиться ослушаются. 6. Изъ числа же оныхъ крещеные якуты отдаютъ дочерей своихъ на блудъ въ наложницы въ другія сверхъ законныхъ женъ къ некрещенымъ, а также берутъ къ себѣ въ наложницы некрещеныхъ дѣвокъ и бабъ. 7. Крещеные якуты живутъ у некрещеныхъ, которые яко некрещеные съ ними живутъ и во время оно по ихъ легкомыслію въ производимомъ шаманствѣ и въ приношеніи идоламъ жертвъ бываютъ и тѣмъ оскверняются, а также и не имѣютъ при домахъ святыхъ иконъ и такъ безъ моленія, яко некрещенные, продолжаютъ жизнь свою и умираютъ. И для того съ прописаніемъ вышеизложенныхъ причинъ, обращаемся къ вашему благородію, съ покорнѣйшею и всенижайшею просьбой, чтобы соблаговолено было кому слѣдуетъ подтвердить и имѣть въ томъ неослабное наблюденіе, дабы мы по долгу нашей должности надлежащимъ образомъ не могли современемъ безвинно, яко юродивые быть подвергаемы правосудію Божію и Монаршему гнѣву. Февраля 16 дня 1880 года. Протопопъ Василей Поповъ и священникъ Іаковъ Поповъ. Дьячекъ Иванъ Поповъ“.
Прим. Админ.сайта: Предание об Аграфене в другом источнике.
5. Почему на лунѣ бываютъ черныя пятна?
а) Жила на землѣ дѣвушка сиротка, имѣвшая послѣ смерти родителей небольшое хозяйство. Она не умѣла работать, такъ что хозяйство свое прожила, и осталась въ одной юртѣ. Улусный князь, дальній родственникъ, взялъ ее къ себѣ не изъ сожалѣнія, а съ корыстною цѣлью, чтобы имѣть даровую работницу. Работы въ домѣ князя было очень много. Работала сирота, не зная отдыха, и день и ночь, и вмѣсто благодарности отъ злой жены князя получала только подзатыльники. Разъ въ лунную ночь, когда морозъ дыханіе человѣка превращалъ въ ледъ, сиротка шла за водой на сосѣднее озеро. Пришла къ проруби, продолбила ледъ, наполнила ведра водой и пошла домой. Вотъ проходитъ по кустарникамъ, запнулась за талину, упала, ведра опрокинулись, вода пролилась. Стоитъ сирота и думаетъ: что ей дѣлать? Холодъ все тѣло ея леденитъ. Идти назадъ нельзя, потому что прорубь затянуло льдомъ, значитъ вновь надо прорубать ее, а прорубить не хватитъ силъ; идти домой безъ воды нельзя — она будетъ бита женой князя. Стоитъ сирота и плачетъ. Серебристый мѣсяцъ тихо плыветъ по небу и смотритъ на дѣвочку—сиротку: понравилась она ему, потому что была красавица. Сиротка, стоя, стала молить мѣсяцъ: „избавь, говорила она, бѣлый мѣсяцъ, меня отъ мученья, какое я переношу, живя на землѣ, гдѣ такъ холодно, гдѣ жена князя каждый день меня такъ бьетъ жестоко, гдѣ люди такіе злые: никто изъ нихъ добраго слова не скажетъ“. Услышалъ мѣсяцъ мольбу дѣвочки, палъ къ ногамъ ея и хотѣлъ было уже взять къ себѣ, захвативъ ее за талію; но вдругъ въ это время падаетъ около ногъ ея солнце и тоже хочетъ взять сироту къ себѣ. Завязалась борьба между мѣсяцемъ и солнцемъ. Послѣднее оказалось сильнѣе перваго, потому что солнце считается старшимъ братомъ, а мѣсяцъ его младшимъ братомъ. Мѣсяцъ, побѣжденный солнцемъ, говоритъ ему: „вѣдь не къ тебѣ обратилась сирота съ мольбой, а ко мнѣ; теперь мое царство, потому что я хозяинъ надъ вселенной, а не ты; ты будешь царствовать завтра; да къ тому же ты можешь сжечь дѣвочку, поэтому она мнѣ и принадлежитъ“. Разумное солнце поняло, что правда на сторонѣ мѣсяца и уступило сиротку мѣсяцу. Мѣсяцъ взялъ къ себѣ сиротку вмѣстѣ съ талиной, за которую она ухватилась, испугавшись во время борьбы между ними, такъ что какъ она была съ ведрами на рычагѣ, положенномъ на плечи, такой она и виднѣется каждую ночь, когда весела. Но, глядя на землю, когда она видитъ, что на землѣ больше зла и неправды, правда же оказывается побѣжденной зломъ, тогда лицо сиротки дѣлается мрачнымъ. Вотъ отъ чего бываютъ черныя пятна на лунѣ.
в) Жила была дѣвушка—сиротка. Отецъ съ матерью у нея умерли отъ оспы; родныхъ у нея никого не было, такъ что она осталась совершенно одна въ своей юртѣ. Отъ отца ей осталось наслѣдство: старый, смирный конь и одна только телушка. Коня сиротка продала, чтобы было на что купить у купцовъ нѣсколько кирпичей чаю, а телушку должна была убить на мясо. Но вотъ мясо было съѣдено, чай отчасти вымѣненъ на рыбу, и пришлось бѣдной сиротѣ совсѣмъ плохо. Были у нея сѣти, но она не могла, по малолѣтству, заметывать ихъ какъ слѣдуетъ, да еще и сосѣди обижали ее: тайкомъ вынимали рыбу, какая ловилась ея старой, перегнившей сѣтью. Пришлось бѣдной сиротѣ перейти на содержаніе наслега, а наслегъ рѣшилъ отдать ее къ кому нибудь въ работу, только бы не тратить на нее рыбы. Много толковали объ этомъ на собраніи, много чайниковъ чаю выпили, пока, наконецъ, наслежный князь предложилъ взять сироту на воспитаніе. „Пусть она живетъ у меня, работаетъ по дому, а я буду ее кормить и одѣвать, — въ моей юртѣ найдется турсукъ соры, да къ тому же отецъ ея былъ мой дагоръ (пріятель)“, заявилъ князь собранію и въ тотъ же день онъ посадилъ дѣвушку на своего коня, сѣлъ самъ и увезъ ее въ свою юрту. И стала бѣдная сирота жить у князя „хамначиткой“ 16). Тяжело было бѣдной дѣвушкѣ таскать воду, колоть дрова въ тайгѣ и носить ихъ къ себѣ въ юрту, доить коровъ и дѣлать всякую тяжелую и черную работу. Случалось, когда она разсыплетъ тяжелую вязанку дровъ или принесетъ неполные турсуки воды, ее жестоко били, иногда самъ князь, чаще же всего его старая, злая „аміахсинъ“ 17). Часто и сильно били бѣдную хамначитку, много она плакала отъ этихъ побоевъ. Въ холодную зимнюю ночь, такую холодную, что земля отъ мороза трескалась и гудѣла, какъ бубенъ шамана, хозяйка послала сироту принести воды изъ проруби на ближнемъ озерѣ. Взяла она тяжелую пешню, прорубила ледъ, набрала полные турсуки воды и понесла ихъ на коромыслѣ въ юрту; на дорогѣ оступилась въ тальникѣ, и вода изъ турсуковъ вся вылилась. Что было дѣлать бѣдной сиротѣ? Вернуться къ озеру она не могла: она была уже далеко отъ него, а ее ждала спѣшная работа, — идти въ юрту съ пустыми турсуками она боялась — злая аміахсинъ навѣрно прибьетъ ее... И заплакала бѣдная хамначитка, и слезы замерзли у нея на щекахъ, но никто не видѣлъ ея слезъ; кругомъ на далекое разстояніе не видно было ни человѣка, ни животнаго: все живое попряталось отъ мороза въ юрты съ пылающими комельками, въ теплые хотоны. А морозъ становился все сильнѣй и сильнѣй, — издали доносились глухіе удары, подобно раскатамъ грома — то ледъ на озерѣ лопался отъ мороза и отъ этихъ ударовъ ночная тишина дѣлалась еще страшнѣй. Видѣли плачущую хамначитку только блѣдный мѣсяцъ да „горящіе огни“ 18), охватившіе полъ-неба. И взмолилась бѣдная, замерзающая уже хамначитка къ мѣсяцу: „возьми меня къ себѣ, пожалѣй хоть ты меня; здѣсь никто меня не жалѣетъ: нѣтъ у меня ни отца, ни матери, нѣтъ во всемъ нашемъ наслегѣ ни одной юрты, гдѣ я могла бы спокойно погрѣться у комелька, возьми меня отсюда“!...
16) Работницей.
17) Старуха, хозяйка.
18) Сѣверное сіяніе.
Только успѣла она выговорить послѣднія слова, какъ мѣсяцъ упалъ къ ея ногамъ. Бѣдная дѣвушка какъ ухватилась отъ страха за талину такъ и замерла на мѣстѣ. Когда мѣсяцъ готовился уже взять ее, солнце, подслушавшее мольбу дѣвушки, прельстилось ея чудной красотой, скатилось съ неба и легло у ногъ ея рядомъ съ мѣсяцемъ. — Началась страшная борьба изъ-за дѣвушки между солнцемъ и луной; но бой былъ неравный. Солнце оказалось сильнѣе и скоро побѣдило луну. Тогда послѣдняя взмолилась: „О, великое солнце! Уступи мнѣ дѣвушку, зачѣмъ она тебѣ? Ты ходишь по небу днемъ и не дологъ твой путь въ короткій зимній день, — мнѣ же скучно всю ночь бродить по небу одному и тоска давитъ меня, когда я смотрю съ высоты на скованную морозомъ землю: уступи мнѣ дѣвушку!“ Солнце великодушно уступило добычу побѣжденному мѣсяцу, и онъ, забравъ дѣвушку, поднялся въ вышину и спокойно поплылъ по небу. И теперь, если всмотрѣться въ мѣсяцъ ясной ночью, можно видѣть на немъ дѣвушку, держащуюся за талину съ коромысломъ на плечѣ. Бѣдная хамначитка, гонимая на землѣ, удостоилась безсмертія и будетъ жить до тѣхъ поръ, пока мѣсяцъ и небо будутъ существовать. Но иногда она временно умираетъ, тогда мѣсяцъ, сильно привязавшійся къ своей спутницѣ, чернѣетъ отъ тоски, а люди говорятъ въ такихъ случаяхъ: „Луна затмилась“. Прекрасная дѣвушка быстро оживаетъ и лицо мѣсяца начинаетъ свѣтиться радостью.
6. Долбарай.
Въ Вилюйскомъ округѣ, на Сунтарѣ, жилъ богатый якутъ Долбарай. Богатство его заключалось въ дорогихъ мѣхахъ и скотѣ, которому онъ не зналъ счета. Быки и коровы были такіе большіе, что теперь такихъ рослыхъ нигдѣ не встрѣчается. Точно также не встрѣчается теперь и лошадей такихъ, какія были у Долбарая: при большомъ ростѣ онѣ имѣли длинные предлинные рога, такъ что такихъ лошадей боялись медвѣди. Случалось, что у Долбарая нечѣмъ было кормить табуны коровъ и лошадей; тогда онъ приказывалъ кулутамъ (рабамъ) прогонять въ лѣсъ каждый день по 9 штукъ къ Джогогой въ подарокъ. Какъ только скотъ, прогнанный кулутами входилъ въ лѣсъ, онъ превращался въ толстыя деревья.
Долбарай, тяготясь своимъ богатствомъ, призывалъ оюновъ (шамановъ) и приказывалъ властно просить Джогогой, который далъ ему богатство, чтобы онъ взялъ его обратно себѣ; но Джогогой не соглашался на это. Тогда Долбарай билъ жестоко оюновъ за неудачные переговоры, хотя оюны и говорили Долбараю: „мы не можемъ приказывать богу, не можемъ съ нимъ спорить, потому что онъ богъ, а мы простые, незнатные якуты — значитъ, только говорить съ нимъ можемъ, но не приказывать“. Долбарай, видя безсиліе оюновъ въ переговорахъ съ богомъ, призвалъ къ себѣ Удаганъ (женщину, оюнку), которую послѣ неудачныхъ переговоровъ съ Джогогой, сѣкъ розгами 3 дня. Удаганъ была беременна и въ то время когда онъ ее билъ, она свою беременность передала 17-ти лѣтней дѣвушкѣ, которая превратилась въ оюнку и стала просить Джогогой по приказанію Долбарая, чтобы тотъ взялъ скотъ обратно себѣ. Наконецъ, Джогогой объявилъ чрезъ новую оюнку, что когда сойдетъ снѣгъ съ земли, онъ велитъ своимъ работникамъ скидать скотъ въ одну кучу и возьметъ его себѣ — такъ и сбылось. Долбарай скоро послѣ этого замерзъ, а три сына богатыря поѣхали на то мѣсто, гдѣ стоитъ теперь Якутскъ, и здѣсь погибли въ дракѣ съ какимъ-то неизвѣстнымъ народомъ (омукъ), хотя каждому изъ нихъ покровительствовали боги; старшему изъ нихъ покровительствовалъ Ордахъ Джогогой, среднему Кюстьтахъ Кюгэникъ и младшему Долбанъ Ого Тулаэхъ.
6. Доюдусъ.
Въ Бостонскомъ улусѣ Якутскаго округа, жилъ князь Доюдусъ. Онъ имѣлъ 4 жены. Каждый годъ, когда наступало лѣто, Доюдусъ праздновалъ ысэхъ и приглашалъ гостей на этотъ праздникъ. Въ то время, когда гости съѣзжались всѣ, онъ приказывалъ своимъ женамъ являться предъ ними въ чемъ мать родила; раздѣвался, между прочимъ, и самъ, приказывалъ тоже дѣлать гостямъ безъ различія пола и возраста, и если кто не подчинялся этому, того били кулуты жестоко. Здѣсь разыгрывались страсти, и послѣ этого родившіяся дѣти, не знали своихъ отцовъ. Пиры эти оканчивались тѣмъ, что Доюдусъ приказывалъ съ живыхъ жеребца и быка снимать шкуры и пускать ихъ въ стадо коровъ и кобылицъ.
Если, случалось, что работники Доюдуса не въ состояніи были накосить столько сѣна, сколько надо было ему, тогда онъ призывалъ оюновъ, чтобы тѣ просили для него у Тангара (главное божество, живущее на 7-мъ небѣ), косарей. Но такъ какъ Тангара не давалъ своихъ косарей, то Доюдусъ билъ шамановъ. Разъ у Доюдуса явилось желаніе женить своего сына на дочери Хара Соронъ, а дочь свою отдать въ жены сыну Хора Сорона. Понятно, желаніе Доюдуса, передаваемое Сорону чрезъ оюновъ, платившихся жестоко своими спинами, не исполнялось, потому что Хора Соронъ не хотѣлъ породниться съ Доюдусомъ. Наконецъ, нашелся одинъ оюнъ, который шаманилъ 9 сутокъ. Шаманство на этотъ разъ было успѣшное, потому что Хора Соронъ согласился спустить съ неба своего сына и дочь, которые поѣхали къ Доюдусу на вороныхъ коняхъ. Оставивъ ихъ на дворѣ, они вошли въ юрту, гдѣ жилъ Доюдусъ, прошли около комелька не съ правой стороны, а съ лѣвой, какъ злые духи. Доюдусъ увидѣвъ гостей сталъ просить ихъ, чтобы они удалились обратно, но гости не послушались и всѣ, находившіеся въ юртѣ уснули.
7. О происхожденіи комаровъ и почему они боятся дыма.
Абагы (злой духъ) и Тангара (богъ) сидѣли у дымящагося костра. Абагы ѣлъ сору (квашеное молоко) и такъ много съѣлъ ее, что сталъ неприлично держать себя въ присутствіи Тангары, который уговаривалъ Абагы не портить воздуха, производящаго комаровъ, но тотъ не слушался и каждый разъ какъ только Абагы произведетъ что либо неприличное, сейчасъ же появлялись комары. Тангара, разсердившись на Абагы, взялъ дымящуюся головешку и ударилъ его по тому мѣсту, которое портило воздухъ, рождая комаровъ, которые съ этого времени стали бояться дыма.
М. Овчинниковъ.
(OCR: Аристарх Северин)