Огородниковъ Евлампій Кирилловичъ
«ОТЕЧЕСТВЕННЫЯ ЗАПИСКИ» томъ 60, №9-10, 1848 г.
Если теперь, собираясь ѣхать въ Якутскъ, надобно приготовить себя ко всѣмъ неудобствамъ путешествія, то вообразимъ, съ какими затрудненіями и преградами долженъ былъ бороться бѣдный казакъ и промышленникъ, пробираясь въ эту малогостепріимную страну? Пространство отъ истоковъ Лены, внизъ по ея теченію, до береговъ Ледовитаго Моря, обширныя протяженія налѣво до рѣки Ангары и направо до рѣки Колымы, обитаемыя теперь якутскимъ и другими племенами, представляли собой въ исходѣ XVI столѣтія надежное убѣжище кочующимъ единоплеменникамъ средне-азійскихъ ордъ. Нужда и страхъ порабощенія, вѣроятно, загнали ихъ на сѣверъ; необходимость и время научили уживаться съ этой дикой и своенравной природой.
Если теперь, во время плаванія по Ленѣ, поразителенъ видъ непроходимыхъ лѣсовъ и неприступныхъ утесовъ, то легко вообразить, какъ неприступна и непроходима была эта страна въ эпоху первоначальнаго знакомства съ нею Русскихъ. Чтобъ дополнить суровую картину ея, довольно вспомнить 40º морозы, продолжающіеся и нынѣ иногда болѣе двухъ недѣль, а по замѣчанію Геденштрома, еще въ 1811 году морозы въ Якутскѣ возвышались до 52º по Р.; но за то, съ другой стороны, этотъ край можно назвать непочатой сокровищницей сибирскаго богатства.
Царство ископаемое здѣсь, впрочемъ, такъ мало изслѣдовано, что о богатствѣ его приводится судить по тѣмъ минералогическимъ находкамъ, какія иногда попадаются здѣсь, какъ то: аметистовыя и топазовыя щепки, монолиты кварца, сердолика и проч. Здѣсь много чугуна, особенно по рѣкѣ Вилюю, гдѣ послѣ весенняго полноводія на убылыхъ мѣстахъ собираютъ его въ значительномъ количествѣ небольшими слитками; желѣзо и мѣдь попадаются по всему теченію Лены, ниже Киренска, серебро — въ округѣ Верхоянскомъ, даже, говорятъ, есть признаки золота. Кромѣ того, по рѣкѣ Вилюю видится въ большомъ количествѣ каменная соль различныхъ цвѣтовъ — розоваго, синяго и голубаго, селитры весьма много около самаго Якутска — испаряясь изъ земли, она кристаллизуется на поверхности и можетъ быть собираема въ большомъ количествѣ. Съ недавнихъ поръ золотопромышленныя партіи пробираются и въ этотъ отдаленный край и нѣтъ сомнѣнія, что со временемъ поиски ихъ увѣнчаются успѣхомъ, потому-что слухъ о металлическомъ богатствѣ этой страны подтверждается не только простыми наблюденіями опытныхъ въ этомъ дѣлѣ искателей, но даже замѣчаніями ученыхъ. Главнѣйшее же препятствіе къ успѣху сего дѣла въ Сибири заключается въ недостаткѣ единодушія и легкомысліи, съ которымъ здѣсь принимаются за это дѣло; люди заѣзжіе, безденежные афферисты, разочтя вѣрность удачи въ своемъ кабинетѣ, пріѣзжаютъ въ Сибирь и безъ предварительнаго знакомства съ мѣстностію и, такъ-сказать, съ характеромъ занятій, нерѣдко теряютъ все нажитое или наслѣдственное и, вмѣсто золота, вывозятъ съ собой изъ Сибири только свои золотыя надежды; многіе оставляютъ службу, надѣясь покорыствоваться на золотыхъ промыслахъ и думая, что золото въ Сибири достается безъ большаго труда. Удается только тѣмъ, кто можетъ располагать значительными средствами, кто терпѣливо зарываетъ сотни тысячъ въ землю, чтобъ иногда черезъ десять лѣтъ взять мильйоны. На этой господствующей въ Сибири страсти можно бы основать занимательную комедію. Сибиряки же собственно въ этомъ отношеніи имѣютъ довольно оригинальныя понятія: одни изъ нихъ, за недостаткомъ единодушія, раздробляя общій капиталъ и дѣйствуя отдѣльно, на авось , скорѣе пожертвуютъ какому-либо ненадежному предпріятію всѣмъ своимъ состояніемъ, нежели пріймутся за дѣло съ умѣньемъ и терпѣливо, и рѣдко въ своей ошибкѣ сознаются; иные еще хуже: съ огромными капиталами въ рукахъ смотрятъ бездѣйственно на удачи и неудачи другихъ, пользуясь крупицами, падающими отъ роскошной трапезы смѣтливаго ума и дѣятельностію, къ которой призываетъ ихъ окружающая природа.
Богатство растительнаго царства заставляетъ предполагать, что эта страна достаточно, если не съ избыткомъ могла бы вознаградить трудъ земледѣльца; ибо не смотря на жестокія зимы, неоднократные опыты доказали, что здѣсь возможно разводить хлѣбныя растенія, употребляемыя въ пищу. Но, въ противорѣчіе этимъ опытамъ, здѣсь существуетъ ложное убѣжденіе, что хлѣбопашество въ этой странѣ невозможно. Невозможность эта, однакожъ, заключается только въ томъ, что этотъ край населяютъ большею частію племена, непривыкшія къ жизни осѣдлой и, разумѣется, неимѣющія о ней понятія, а масса русскаго народонаселенія между ними такъ незначительна, и нерѣдко сама подчиняется вліянію туземцевъ до такой степени, что иногда можно встрѣтить Русскаго, который живетъ какъ Якутъ, говоритъ по-якутски лучше, чѣмъ по-русски и только по облику и имени можетъ назваться Русскимъ; есть даже нерѣдкіе примѣры того, что Русскіе совершенно не знаютъ отечественнаго языка.
Говоря о хлѣбопашествѣ, можно утвердительно предполагать, что еслибъ употребленъ былъ надлежащій надзоръ и дано было удовлетворительное наставленіе, то якутскіе луга обратились бы въ богатыя нивы. Примѣръ этому былъ недавно въ Иркутской-Губерніи, гдѣ Буряты скоро и легко привыкли къ земледѣлію и теперь сами благодарятъ попечительное правительство за то небольшое принужденіе, съ которымъ они принялись обработывать землю.
Въ-самомъ-дѣлѣ, чего не достаетъ въ этомъ отношеніи Якутской Области? Народонаселеніе, хотя въ сравненіи съ пространствомъ земли и небольшое, однакожь весьма достаточно для первыхъ, прочныхъ опытовъ земледѣлія; земля, орошаемая рѣками и источниками, богата произрастеніемъ, особенно на югъ отъ Якутска, по замѣчанію многихъ, совершенно удобна къ воздѣлыванію; лѣсовъ довольно будетъ на всякое употребленіе; скотоводство и безъ того составляетъ главный предметъ домашняго хозяйства. Не достаетъ только примѣра и подражанія; между тѣмъ, хлѣбъ, получаемый изъ южныхъ сибирскихъ губерній, часто за дорогую цѣну, достается на долю богатому, а бѣднякъ питается сосновою корой.
Растительная сила въ этой странѣ весьма богата, хотя и не разнообразна по своему содержанію: хвойныя деревья и въ особенности лиственичный лѣсъ, удобный для всякаго употребленія, покрываютъ почти оба берега Лены и служатъ убѣжищемъ звѣрю, составляющему такую знаменитую отрасль сибирскаго богатства. Замѣтимъ мимоходомъ для ботаниковъ: кто изъ нихъ хочетъ составить себѣ богатое собраніе поростовъ и лишаевъ, тому можно посовѣтовать съѣздить на Лену — часто по утесамъ, нависшимъ надъ водой, на камняхъ, свалившихся къ подножію горъ, представляется пестрый, разноцвѣтный узоръ этихъ растеній; они кажутся издали цвѣтущими кустарниками — такъ разноцвѣтны краски, такъ разрослись ихъ вѣковыя вѣтки.
Однолѣтнія растенія уменьшаютъ силу и красоту свою здѣсь, по мѣрѣ приближенія къ Якутску, такъ что въ самомъ Якутскѣ случается видѣть въ іюнѣ и іюлѣ мѣсяцахъ нѣкоторые виды фіалокъ (vіola), подснѣжниковъ (anemones), ронункуловъ (ronunculoіdes), грушицы (pyrola) и др., которые въ Южной Сибири достигаютъ совершеннаго развитія и красоты, здѣсь же, едва поднявшись отъ земли, какъ-бы торопятся процвѣсть. Поэтому, правду сказать, окрестности Якутска въ лѣтнее время представляютъ не совсѣмъ веселую картину: кое-гдѣ кустарники довольно низенькіе и большею частію кривые, нѣсколько видовъ (specіes) растеній однолѣтнихъ, едва-замѣтныхъ среди желтыхъ пастбищъ травы, сгорающей въ день отъ знойнаго солнца и замерзающей въ ночь отъ близости ледянаго слоя — вотъ все, что можно сказать о растительномъ богатствѣ въ Якутскѣ. Впрочемъ, это явленіе въ Якутскѣ болѣе зависитъ отъ солончаковой и песчанистой мѣстности, болѣе отъ небреженія жителей, чѣмъ отъ суровости климата, потому-что вправо отъ Якутска почти на той же широтѣ, представляются пастбища богатыя и тучныя. Ягодныя растенія также здѣсь существуютъ; особенно много брусники и клюквы; по охотскому тракту много морошки; есть кигринка, костяника, ежевика и другія.
Разумѣется, богатство растительнаго царства умѣряется, такъ-сказать, по мѣрѣ приближенія мѣстности къ сѣверу и на пространствѣ Якутской Области, лежащемъ между 65 и 70º с. ш., по разсказамъ немногихъ путешественниковъ, растительная природа гораздо бѣднѣе. Но и здѣсь, къ востоку отъ Лены, есть еще довольно мѣстъ, которыя при трудолюбіи и искусствѣ могутъ принести пользу, какъ, напр., многія мѣста въ округѣ Верхоянскомъ.
Разведеніе картофеля, столь полезнаго при постоянномъ недостаткѣ хлѣба, долго оставалось невозможною попыткой, и теперь только мѣстами входитъ въ употребленіе. Вообще Якуты, непонимающіе дѣла, думаютъ, что небольшая пожива отъ этихъ корешковъ; Русскіе же, вмѣсто того, чтобъ научить и для собственной же своей пользы подать примѣръ, сами съ нелѣпой самоувѣренностію утверждаютъ, что, не смотря на опыты, разведеніе картофеля есть трудъ неблагодарный и безполезный. То же самое можно сказать вообще и объ огородныхъ растеніяхъ, которыя разводятъ весьма лѣниво, особенно въ Якутскѣ, гдѣ жители, убѣжденные въ неспособности почвы, довольствуются овощами, произрастающими въ большомъ количествѣ около Якутска, именно въ селеніи Табагинскомъ.
Царство животное, составляющее здѣсь главнѣйшій источникъ богатства, весьма разнообразно по различнымъ мѣстностямъ и представляетъ сибирскому рыболову различные роды занятій. Въ уѣздахъ Олекминскомъ, Верхоянскомъ и по рѣкѣ Алдану водятся лучшія бѣлки, въ Колымскомъ дорогіе соболи, чернобурая лисица, песцы, рѣчные бобры; кромѣ того, по мѣстамъ медвѣди, волки, дикія козы, коборги, выдры, зайцы и пр. Зайцы бываютъ весьма замѣчательныхъ колеровъ: черные и даже коричневые, какихъ можно видѣть въ Зоологическомъ Кабинетѣ Эрмитажа, недавно присланныхъ туда однимъ почетнымъ гражданиномъ, впрочемъ, не якутскимъ: туземцы неспособны понимать подобныхъ вещей.
Къ числу домашнихъ животныхъ, составляющихъ необходимую принадлежность хозяйства каждаго зажиточнаго Якута и Русскаго, относятся: коровы, лошади, олени и даже собаки. Породы лошадей здѣсь не отличаются ни красотой, ни ростомъ, особенно по сю сторону Якутска, что, конечно, зависитъ отъ худаго присмотра и небреженія.
Птицы не столько разнообразны сколько плодовиты и, за недостаткомъ потребителей и сбыта, очень дешевы. Рябчиковъ, наприм., которыхъ здѣсь великое множество, продается пара по 3 и 5 коп. сер. Но замѣчательно, что здѣсь нѣтъ вовсе пѣвчихъ птицъ; это, конечно, надобно приписать суровости здѣшняго климата, позднему началу весны и кратковременности лѣта.
Рыбный промыселъ также составляетъ важнѣйшую отрасль домашняго хозяйства, но за недостаткомъ потребителей избытокъ также остается безъ особеннаго движенія. Преимущественно замѣчательны, какъ по достоинству, такъ и по изобилію: стерляди, бѣлая рыбица и нельма, не говоря о множествѣ другихъ мелкихъ породъ; но ленская стерлядь очень жирна и груба и не можетъ идти въ сравненіе съ обскою стерлядью. Рыба водится вообще по всему теченію Лены и рѣкамъ, въ нее впадающимъ. Якуты заготовляютъ ее себѣ такъ же какъ и мясо, сушеную; употребляютъ и въ свѣжемъ видѣ.
Плаваніе по Ленѣ въ весеннюю пору даже представляетъ богатый матеріалъ для живописца. Не говоря о тѣхъ мѣстностяхъ, которыя описываетъ всякій словоохотливый путешественникъ, каковы, напримѣръ, столбы за 200 верстъ отъ Якутска — рядъ известковыхъ колоннъ, гусельныя горы, и пр., берега Лены до Якутска и далѣе богаты безчисленными видами. Лена на всемъ своемъ протяженіи безпрестанно течетъ извилинами и покрыта безчисленными островами, отъ-чего плаваніе по этой рѣкѣ всегда имѣетъ интересъ новости неожиданной. Утесы и скалы безпрестанно смѣняются передъ глазами, то испещренные разноцвѣтными наростами, то нагіе и гладкіе, какъ стѣна; вѣчно-зеленыя вершины ихъ служатъ убѣжищемъ бѣлому соколу, которыхъ здѣсь очень-много. Эти утесы иногда у Якутовъ имѣютъ особенныя названія, какъ, напримѣръ, на границѣ Якутскаго и Олекминскаго Округа возвышается утесъ, важный въ преданіяхъ Якутовъ: на немъ во времена до-христіанскія шаманъ приносилъ свои жертвы; даже, говорятъ, и ныньче нѣкоторые звѣроловы почитаютъ обязанностію отнести туда шкуру перваго убитаго звѣря и развѣсить ее на деревѣ, въ благодарность духу, благопріятствующему ихъ промысламъ. Этотъ утесъ по-якутски называется Кырэ-Тасъ (щетинистый камень), вѣроятно отъ-того, что онъ весь покрытъ мелкими зубьями и щетками, которыя снаружи дѣлаютъ его совершенно неприступнымъ. Есть много другихъ достопримѣчательностей, скрытыхъ внутри лѣсовъ, въ сторонѣ отъ главнаго тракта: таковы аспидныя плиты, находящіяся близь Аллахъ-юна, въ 22 верстахъ отъ багаитаевскаго асалыка, по охотскому тракту: онѣ расположены въ видѣ пиленаго лѣса и лежатъ на разстояніи 15 верстъ съ обѣихъ сторонъ по дорогѣ такъ правильно, что издали кажутся окаменѣлыми деревянными стѣнами.
По теченію Лены разбросаны зеленѣющіе острова — пріюты рыболововъ. Сюда въ лѣтнее время переплываютъ Якуты изъ своихъ постоянныхъ жилищъ на рыбный промыселъ въ берестяныхъ лодкахъ, которыя достойны замѣчанія. Онѣ сшиты весьма-прочно изъ двойнаго береста, очень-красивы и чисты, и придуманы Якутами для легкости и удобства, ибо часто стойбища не близко отъ рѣки или озера, на которомъ будетъ производиться промыселъ; тогда Якутъ на себѣ переноситъ свою лодку (по-якутски ты) со всѣмъ приборомъ. Но особенный навыкъ и искусство надобно имѣть, чтобъ усидѣть въ ней и въ тихую погоду, такъ она вертлява; между-тѣмъ, туземцы плаваютъ на нихъ даже во время вѣтра. Конечно, большая часть Лены, въ обыкновенномъ состояніи, т. е. не въ полноводіе, такъ неглубока, что нельзя утонуть: однакожъ есть мѣста и глубокія, конечно, только по нагорной сторонѣ рѣки, ибо противоположная сторона усѣяна островами. Иногда на этихъ островахъ встрѣчается зрѣлище для путешественника странное: издали видитъ рядъ маленькихъ строеній на подобіе русскихъ избъ, расположенныхъ на какомъ-нибудь возвышеніи, такъ-что они имѣютъ видъ деревни — это помѣстья якутскихъ мертвецовъ, которымъ всегда выбираютъ для вѣчнаго покоя мѣста открытыя, возвышенныя и веселыя, въ томъ убѣжденіи, что покойникъ, довольный своимъ мѣстопребываніемъ, не будетъ пугать живыхъ своими жалобами и визитами, не совсѣмъ пріятными.
Нагорная сторона Лены замѣчательна еще и тѣмъ, что по ней, кромѣ лѣсовъ и звѣрей, часто встрѣчаются различнаго свойства минеральные источники, которые, падая каскадами съ высоты утесовъ, сливаютъ свои бѣловатыя струи съ водами Лены; но, къ-сожа-лѣнію, эти драгоцѣнные ключи остаются доселѣ безъ всякаго изслѣдованія. Однакожь, не смотря на то, многіе Якуты и Русскіе, въ болѣзняхъ своихъ, часто обращаются къ этимъ источникамъ и, разумѣется, не всегда получаютъ исцѣленіе, потому-что, не руководимые медицинскимъ совѣтомъ, иногда во зло употребляютъ врачебную силу ихъ.
Путешествіе по Ленѣ на судахъ возможно только, какъ извѣстно, въ весеннее время, а лѣтомъ по Ленѣ плаваютъ только въ лодкахъ, нарочно для сей цѣли устраиваемыхъ, съ глухимъ навѣсомъ, въ которомъ съ боковъ продѣланы окна — такой навѣсъ, посреди лодки, имѣетъ совершенный видъ комнаты и весьма удобенъ и безопасенъ для путешествія. Такъ-какъ въ этомъ краѣ лучшей дороги нѣтъ, какъ по Ленѣ, то посредствомъ лодокъ устроена почтовая гоньба.
Станціи большею частію имѣютъ видъ благоустроенности, но на самомъ дѣлѣ для проѣзжающаго составляютъ не большое утѣшеніе, и если онъ, при выѣздѣ съ мѣста, не имѣлъ осторожности запастись продовольствіемъ, то здѣсь и за деньги не всегда что-нибудь найдетъ. Часто въ цѣломъ селеніи нельзя съискать чистаго котла, чтобъ вскипятить воду, потому-что сами домохозяева, хотя и варятъ себѣ пищу въ котлахъ или горшкахъ, но моютъ ихъ очень-рѣдко. Русское гостепріимство у Русскихъ здѣсь не въ большомъ ходу, чему много, разумѣется, помогаетъ почти всеобщая бѣдность.
Ѣзда зимой совершается также по Ленѣ черезъ глыбы льда и сугробы, съ опасностію сломать экипажъ или увязнуть въ снѣгу. Экипажъ запрягутъ десятью лошадьми, и тащатся шагомъ, при однообразномъ крикѣ неповоротливыхъ якутскихъ ямщиковъ. На этотъ разъ здѣсь жалки люди и животныя; ибо нельзя безъ сожалѣнія и удивленія смотрѣть на бѣднаго ямщика-Якута, закутаннаго въ лохмотья шкуръ, съ обмороженнымъ лицомъ, изнуреннаго скудной жизнію и холодомъ; нельзя безъ жалости смотрѣть на этихъ тощихъ, малорослыхъ лошадей, болѣе годныхъ для лекціи сравнительной остеологіи, чѣмъ для ѣзды.
По распоряженію земской полиціи, здѣсь такъ же, какъ и на другихъ рѣкахъ, разставляютъ вѣхи, чтобъ проѣзжающій не попалъ въ полынью, но природа распоряжается по-своему: подуетъ вѣтеръ и въ одну ночь уничтожаетъ дорогу, засыпавъ ее новыми сугробами снѣга. Самое лучшее время для ѣзды зимой — февраль и мартъ мѣсяцы, когда вьюги становятся не столь часты и снѣгъ немного притаетъ. За то неизбѣжно другое зло, это такъ называемыя наледи — явленіе, свойственное только суровой сибирской природѣ. Дѣйствіемъ солнечныхъ лучей въ февралѣ и мартѣ мѣсяцахъ, горные ключи, освобождаясь отъ ледяной коры, стекаютъ на льдистую поверхность Лены, покрывая ее новымъ слоемъ воды, мѣстами на поларшина и болѣе, особенно около береговъ; вода эта къ ночи подмерзаетъ, и проѣзжающій нерѣдко, прежде, чѣмъ попадетъ на берегъ, имѣетъ случай зимой выкупаться въ ключевой водѣ.
Слово Лена, по мнѣнію г. Щукина, русское, но объясненіе происхожденія этого слова такъ странно, что напоминаетъ толкованіе одного обветшалаго профессора, который также наивно былъ увѣренъ, что слово кабинетъ происходитъ отъ какъ-бы нѣтъ. Лучше бы г. Щукину, вмѣсто храбраго толкованія, сказать вмѣстѣ съ другими, что это объяснить не легко. Якуты же сами называютъ Лену — Эрюсъ, а Тунгусы — Оха́тъ, что значитъ собственно большая рѣка; но слова «Лена» ни въ якутскомъ, ни въ тунгузскомъ словаряхъ нѣтъ. Однакожь, ближе предположить, что это названіе туземное, а не русское, потому-что Русскіе, прійдя въ Сибирь, нигдѣ не измѣняли названія мѣстностей, а удержали тѣ, которыя существовали, вѣроятно, до нихъ. Притомъ, еслибъ «Лена» и было слово русское, то, вѣроятно, не отъ тихаго теченія рѣки, потому-что она вообще не такъ лѣнива, какъ предполагаетъ г. Щукинъ.
Отъ характера мѣстности зависитъ и образъ жизни Якутовъ, въ которомъ все достойно любопытства, начиная съ его жилищъ и оканчивая обычаями и понятіями. У насъ, до сихъ поръ, по отдаленности, которая очень во многомъ виновата передъ наукой, не только-что нѣтъ полнаго этнографическаго описанія этого племени, но даже и отрывочныя свѣдѣнія такъ неопредѣленны и незначительны, что не могутъ принести никакой пользы. Не скажемъ и того, чтобъ свѣдѣнія, представляемыя здѣсь, были полны и безошибочны, и будемъ довольны только тѣмъ, если эти замѣчанія возбудятъ въ комъ-нибудь охоту сказать больше, полнѣе и безошибочнѣе.
Жилища Якутовъ находятся въ необходимой связи съ ихъ полукочевымъ образомъ жизни. Лѣтомъ Якуты селятся по берегамъ рѣкъ и рѣчекъ, избирая мѣста, близкія къ ихъ рыбнымъ промысламъ, удобныя къ продовольствію скота и богатыя растительностію. Зимой они опять возвращаются на тѣ мѣста, гдѣ косили траву и запасали сѣно и устроиваютъ тутъ свои зимнія юрты, называемыя по-якутски балага́нъ, для отличія отъ лѣтнихъ, которыя именуются ураса́.
Юрты эти бываютъ такого устройства: ставятъ по сторонамъ по шести столбовъ, немного выше роста человѣческаго; на нихъ кладутъ три перекладины, и потомъ съ боковъ и сверху покрывая жердями, насыпаютъ на крышу землю или накладываютъ дернъ, а зимой обмазываютъ каломъ рогатаго скота. Внутреннее размѣщеніе и удобство зависитъ отъ богатства или бѣдности хозяина.
Обыкновенно посрединѣ юрты помѣщается якутская печь, называемая чувалъ. Она похожа на каминъ. Устройство ея весьма просто: въ полукругѣ тѣсно между собой укрѣпляется рядъ кольевъ, которые, со стороны огня, отъ пола выше крыши, обмазываютъ глиной, и въ углубленіи такой печи стоймя помѣщаются дрова; дымъ выходитъ въ отверстіе подъ чуваломъ.
При такомъ устройствѣ жилищъ, въ жестокіе морозы, чувалъ есть истинно благодѣтельная выдумка, особенно для путешественниковъ, привыкшихъ находить на станціи всегда теплый пріютъ. Не успѣете войдти въ станціонную избу, которая нагрѣвается только для проѣзжающихъ, разводятъ въ чувалѣ огонь, и черезъ нѣсколько минутъ вся юрта наполняется тепломъ, а дурной запахъ, который скопляется тутъ отъ присутствія хозяевъ, выходитъ вмѣстѣ съ дымомъ. Тутъ кстати можно имѣть случай изучать всѣ подробности якутскаго туалета: ямщики и провожатые безъ церемоній разоблачаются передъ проѣзжающими, развѣшиваютъ около чувала свои одежды и мало-по-малу отогрѣваются передъ огнемъ. Но благодѣтельность этого чувала еще ощутительнѣе, если заглянуть въ юрту Якута-семьянина.
Разница, замѣчаемая во внутреннемъ устройствѣ жилищъ, происходитъ отъ степени богатства хозяина. Бѣдные въ своей юртѣ помѣщаются вмѣстѣ съ коровами и ѣзжалыми быками, которые въ особенности зимой остаются цѣлыя сутки въ юртѣ, по причинѣ морозовъ, и только выгоняются на водопой. Здѣсь-то въ зимнюю пору располагается семейство Якута, и надобно видѣть эту нищету и неопрятность, чтобъ имѣть о нихъ истинное понятіе. Однажды, въ декабрѣ мѣсяцѣ, въ сорокоградусный морозъ, ночью, проѣзжая изъ Олекмы въ Якутскъ, я вынужденъ былъ остановиться, не сдѣлавъ половины станціи, и имѣлъ случай взглянуть на домашній бытъ бѣднаго Якута.
Движущіеся анатомическіе препараты, называемые неправильно почтовыми лошадьми, на которыхъ я ѣхалъ, пройдя около двадцати верстъ, совершенно остановились, не смотря на то, что въ нашемъ экипажѣ ихъ было десять. Надобно было послать за свѣжими лошадьми и ждать ихъ до утра. Стоять на одномъ мѣстѣ въ 40º мороза не весело, и потому мы послали одного ямщика въ ближайшее якутское селеніе за экипажемъ. Черезъ полчаса явился экипажъ, который не предвѣщалъ ничего утѣшительнаго: то были дровни, ветхія до не́льзя, низкія до такой степени, что когда мы вдвоемъ умѣстившись на нихъ съ флягой рому и погребцомъ, двинулись по сугробамъ прямой дорогой въ селеніе, отстоявшее отъ насъ верстъ семь, то почти на каждомъ шагу сваливались то на право, то на лѣво. И въ самомъ дѣлѣ, нужно гимнастическое искусство, чтобъ удержаться на нихъ въ теченіи нѣсколькихъ минутъ: но наконецъ, полузамерзшіе, мы увидѣли передъ собой юрту. Эго было на зарѣ декабрьскаго утра, красноватый свѣтъ котораго сквозь туманъ, всегда бывающій во время морозовъ, едва освѣщалъ нашъ будущій пріютъ, полузанесенный снѣгомъ, убранный пышнымъ узоромъ инея. Мы съ радостью бросились къ дверямъ, но съ ужасомъ отскочили отъ нихъ, когда на насъ повѣялъ запахъ испареній, скопившихся въ юртѣ. Внутри представилось зрѣлище еще любопытнѣе; семейство Якута составляли старикъ-отецъ, мужъ съ женой и трое маленькихъ дѣтей; всѣ они были совершенно нагіе и вѣроятно до нашего прихода лежали на своихъ нарахъ прикрытые шкурами. Нары эти, или широкія скамейки, расположенныя около стѣны, кромѣ постелей, загромождены всякой всячиной; тутъ, вмѣстѣ съ платьемъ, и сосновая кора, приготовляемая въ пищу, и сухія дрова, употребляемыя на растопку, и проч. Надъ нарами, на полочкѣ, мѣдный образъ Николая-Чудотворца, который и здѣсь пользуется особенной любовью и привязанностію, хотя Якуты вообще христіане только по наружности. Хозяйка, не смущаясь нашего появленія, преспокойно продолжала одѣваться, тотчасъ развела въ чувалѣ огонь и совершила передъ нами особенный намазъ, который обнаруживаетъ въ Якуткахъ желаніе сохранить свою красоту. Эта женщина, лѣтъ за тридцать отъ роду, толстая и безобразная, какъ большая часть Якутокъ, сѣла передъ огнемъ, сняла съ плечъ свою одежду и начала намазывать грудь и спину коровьимъ масломъ, вѣроятно для того, чтобъ предохранить кожу отъ вліянія суроваго воздуха. Далѣе въ углу сидѣлъ сухой, хилый старикъ, полуодѣтый въ лохмотья, и смотрѣлъ съ жадностью на наши сигары. Надобно замѣтить, что страсть къ употребленію табака здѣсь существуетъ въ высшей степени, и самый бѣдный Якутъ готовъ удѣлить лучшую долю промысла для этого единственнаго въ его жизни наслажденія. Въ дополненіе картины, тутъ же приползли маленькія дѣти, уже совершенно нагія; имъ мать поставила къ огню горшокъ, наполненный молокомъ и сосновой корой, утѣшая ихъ такимъ сытнымъ завтракомъ. Въ этомъ обществѣ надобно было провести ночь; спать было невозможно, потому-что казалось страшно прикоснуться къ ихъ засаленнымъ нарамъ, издававшимъ удушливый запахъ, который еще увеличивался отъ присутствія въ юртѣ телятъ, коровъ и быковъ, помѣщаемыхъ въ другой половинѣ за перегородкой. На ней съ наружной стороны сдѣланы отверстія въ родѣ оконъ, подъ которыми укрѣплены ясли, такъ что корова, чтобъ воспользоваться сѣномъ, должна выставлять голову въ отверстіе; такимъ-образомъ, воздухъ изъ хлѣва имѣетъ постоянное сообщеніе съ воздухомъ въ юртѣ. Въ этомъ отношеніи, жилище богатаго Якута отличается только обширностью и нѣкоторой чистотой; но въ главныхъ чертахъ размѣщенія и удобства неизмѣняемы. Впрочемъ, если съ одной стороны такое устройство и помѣщеніе кажется вообще неудобнымъ, то съ другой можно согласиться съ тѣмъ, что въ зимніе дни и ночи, когда все живущее скрывается въ юртѣ, присутствіе въ ней рогатаго скота увеличиваетъ теплоту и самое испареніе навоза умѣряетъ вредоносное свойство воздуха.
Вблизи лѣтнихъ юртъ Якуты вырываютъ яму, которая замѣняетъ имъ погребъ и анбаръ, гдѣ во время лѣта они хранятъ молоко, масло, мясо, ягоды, травы и пр. Кромѣ того, всякій Якутъ строить себѣ лѣтомъ небольшой шалашъ, замѣняющій палатку, собственно для того, чтобъ проводить здѣсь знойные дни. У богатыхъ дѣлается то же самое, только въ большемъ объемѣ и въ лучшемъ видѣ; напримѣръ, вмѣсто шалаша, сплетеннаго изъ древесныхъ вѣтвей, устроиваются юрты изъ варенаго береста, которыя собственно и называются ураса́. Эти юрты бываютъ по наружности очень красивы, ибо онѣ состоятъ изъ береста, вышитаго разноцвѣтнымъ узоромъ со всѣми затѣйливыми вырѣзками. Урасу составляютъ пятисаженные шесты, располагаемые въ кружокъ и вверху связываемые въ одинъ пучокъ; шесты эти потомъ обкладываются чистымъ берестомъ, закрывая входъ берестяными дверьми, которыя такъ же испещрены разноцвѣтнымъ рисункомъ; чувала, разумѣется, въ такихъ юртахъ нѣтъ; кругомъ стѣнъ укрѣплены широкія скамейки, и если у хозяйки есть дочери, то онѣ помѣщаются въ той же юртѣ, только за занавѣской. Рогатый скотъ въ лѣтнее время, въ теченіи дня, ходитъ въ поле, а къ ночи его загоняютъ въ загородь, устроиваемую невдалекѣ отъ лѣтнихъ юртъ. Такимъ образомъ, ураса въ самомъ дѣлѣ представляетъ лѣтомъ убѣжище, даже весьма пріятное. Разумѣется, чѣмъ богаче хозяинъ и чѣмъ многолюднѣе его семейство, тѣмъ обширнѣе и самое помѣщеніе, такъ что, особенно въ мѣстахъ, отдаленныхъ отъ Якутска, можно встрѣтить домохозяевъ, у которыхъ по нѣскольку юртъ какъ зимнихъ, такъ и лѣтнихъ.
Русскіе, которые живутъ среди Якутовъ, особенно бѣдные, вмѣсто русской избы также привыкаютъ строить себѣ юрты и, кажется, помаленьку учатся жить такъ же грязно, какъ ихъ наставники въ кочевой жизни. Берестяная юрта, какъ признакъ довольства, также входитъ въ употребленіе у Русскихъ, въ особенности у жителей городскихъ, которые съ охотою переселяются въ поле, на свои заимки — то же, что дачи, разумѣется, безъ соблюденія того изящества и красоты, которыми отличаются дачи, напримѣръ, петербургскія. Тамъ они проводятъ все лѣто, а кстати оно бываетъ очень невелико и имѣетъ свой особенный характеръ. Продолжаясь не долѣе двухъ мѣсяцевъ, оно даже въ самомъ Якутскѣ бываетъ такъ жарко, что отъ полдневнаго зноя его сгораетъ трава; напротивъ, къ вечеру воздухъ наполняется влажными испареніями земли, зависящими отъ солончаковатаго свойства почвы и отъ близости ледянаго слоя. Вліяніе этихъ противоположныхъ причинъ такъ вредно для растительности, что въ самую лучшую пору окрестности Якутска, какъ мы замѣтили выше, представляютъ осеннюю картину.
Послѣ такой простоты и преимущественной бѣдности, какую мы нашли въ устройствѣ жилищъ неудивительно, если мы встрѣтимъ то же самое въ отношеніи къ пищѣ. Мы имѣли случай замѣтить прежде, что Якуты почти не занимаются хлѣбопашествомъ и не имѣютъ о семъ благодѣтельномъ трудѣ никакого понятія. Это обстоятельство придаетъ особенный, полудикій характеръ гастрономическимъ привычкамъ Якута. Хлѣбъ употребляютъ только домохозяева зажиточные, а бѣдняки, и то не всѣ, довольны бываютъ и тѣмъ, если на цѣлый годъ успѣютъ запасти нѣсколько пудовъ ржаной муки, и расходуютъ ее съ большою бережливостью. Печеный хлѣбъ ѣдятъ весьма мало. Собственно же, вмѣсто хлѣба, бѣдные употребляютъ сосновую кору, для добыванія которой они срубаютъ и истребляютъ несметное количество самаго лучшаго, прямаго сосноваго лѣса. Кору эту они приготовляютъ двоякимъ образомъ: или крошатъ на подобіе русской лапши, или сушеную обращаютъ въ порошокъ. Такую сосновую окрошку варятъ въ водѣ, прибавляя туда небольшое количество молока, или иногда масла, толченой сосновой коры и незначительную часть муки, и этотъ отваръ, по-якутски бутугасъ, горячій ѣдятъ ложками наподобіе нашихъ суповъ. Онъ называется ере́, когда приготовляется изъ сырой сосновой коры, а съ прибавленіемъ рыбы называется балыкъ-еря.
Кромѣ того, они приготовляютъ себѣ въ различныхъ видахъ молоко, дѣлаютъ изъ него масло, наподобіе чухонскаго, называемое хаякъ, заквашиваютъ молоко различными травами, собираемыми лѣтомъ, и, наконецъ, запасаютъ его зимой мерзлое, въ видѣ круглыхъ плитокъ, что удобно для нихъ особливо во время дороги.
Употребляютъ также рыбу и мясо; то и другое сушатъ и запасаютъ на зиму; однакожъ этотъ родъ пищи достается болѣе на долю богатымъ и есть уже признакъ довольства и изобилія.
Такимъ образомъ, большинство бѣдняковъ, употребляя въ пищу только сосновую кору и молоко, не отличается ни особеннымъ здоровьемъ, ни крѣпостію силъ и, при ихъ образѣ жизни, требующемъ постояннаго труда и усилія, весьма рано старѣется, особенно женщины, на которыхъ въ домашнемъ быту лежитъ гораздо болѣе обязанностей, чѣмъ на мужчинахъ.
Якуты почти всѣ страстные охотники до вина, но не могутъ употреблять его въ большомъ количествѣ и то, что нашему великороссійскому мужичку нипочемъ, для Якута становится вредно, такъ что съ рюмки вина онъ уже пьянѣетъ и въ этомъ состояніи способенъ на самыя простодушныя сдѣлки, готовъ за пучекъ табаку или штофъ вина отдать лучшаго соболя. Прежде, говорятъ, этой слабостью пользовались и выманивали у Якутовъ послѣднее, и такое занятіе составляло родъ нѣкоторой промышлености; но въ наше время, при тѣхъ мѣрахъ строгости, какими должно преслѣдовать подобное злоупотребленіе, примѣры онаго, вѣроятно, рѣдки. Жадность Якутовъ къ вину простирается даже до смѣшнаго: однажды случилось, что Якутъ купилъ вина и вылилъ его въ турсукъ, т. е. кожаный мѣшокъ, употребляемый тамъ для перевозки жидкостей; но мѣшокъ лопнулъ и вино вытекло на помостъ крыльца, къ сожалѣнію хозяина и къ радости окружавшихъ, которые въ нѣсколько минутъ осушили помостъ, припадая къ нему лицомъ.
Естественно, что такой предметъ роскоши, какъ вино, Якуты не всегда въ состояніи имѣть, не говоря о бѣдныхъ, которымъ такое удовольствіе удается еще гораздо рѣже; поэтому въ особенности на праздникахъ и семейныхъ пиршествахъ у нихъ въ большомъ употребленіи кумысъ, т. е. кобылье молоко заквашиваемое особеннымъ образомъ, такъ что этотъ напитокъ производитъ даже нѣкоторое опьянѣніе и отчасти замѣняетъ имъ вино.
Въ такомъ же неравномъ отношеніи съ богатствомъ окружающей природы находится, подобно пищѣ, и одежда Якутовъ: несмотря на обиліе естественныхъ средствъ, она весьма груба, однообразна и не представляетъ ни той особенной красоты, ни тѣхъ разительныхъ удобствъ, какія иногда замѣчаются въ костюмѣ нѣкоторыхъ восточныхъ народовъ.
Не зная употребленія холста и не умѣя его приготовлять, хотя лёнъ, подобно другимъ растеніямъ, весьма удоборазводимъ, Якуты одѣваются въ звѣриныя шкуры. Зимой сверху носятъ санаяхъ, въ видѣ кафтана, изъ кобыльихъ шкуръ, съ опушкой по воротнику и подолу, шерстью вверхъ. Вообще, верхняя одежда бываетъ трехъ родовъ: кытылах-сонъ, суконный кафтанъ лѣтній и зимній, по низу на четверть обшитый сукномъ другаго цвѣта, безъ подкладки; бюрюктахъ-сонъ, такая же суконная верхняя одежда, только обшитая по низу сукномъ другаго цвѣта нешире какъ въ два пальца, и наконецъ бобра-кытылахъ-сонъ, суконная одежда, опушенная бобромъ. Такіе кафтаны носятъ только богатыя женщины. Сукно, неумѣя приготовлять сами, Якуты покупаютъ довольно дорого у Русскихъ, тогда какъ имѣютъ всѣ средства къ скотоводству и могли бы приготовлять сукно изъ собственныхъ своихъ матеріаловъ. На головѣ носятъ шапки: зимнія мужскія дѣлаются изъ кобыльихъ шкуръ и называются берге́ся, а женскія — туосохта́хъ; надъ околышемъ женской шапки пришиваются изъ разноцвѣтнаго сукна нашивки, называемыя чуорча́хъ. Околышъ у шапки имѣетъ различныя названія: бооджу — обшивка спереди дѣлается изъ бѣличьихъ или собольихъ хвостовъ, а по почетнѣе изъ россомахи, кётяхъ — обшивка сзади, бобровая или соболья, а также и изъ молодаго жеребца.
На ногахъ носятъ зимой обувь, различную по степени мороза. Употребляютъ нѣчто въ родѣ чулковъ, сшитыхъ изъ заячьей шкуры, шерстью внизъ, ниже колѣнъ, называемыхъ катанчи. Бѣдные носятъ этербесь. Ина́хъ этербесь, родъ сапоговъ, сшитыхъ изъ коровины, шерстью вверхъ, съ тонкой подошвой; они не такъ теплы и скоро теряютъ шерсть; въ большіе морозы носятъ са́ры, такіе же сапоги изъ кобыльей кожи, выше колѣнъ, съ завязками, шерстью вверхъ; но самая лучшая зимняя обувь, это унты,которые дѣлаются точно такъ же какъ и сары, но только изъ оленьихъ шкуръ: они теплы, прочны и легки, бываютъ обыкновенно коричневаго или бѣлаго цвѣта; послѣдніе продаются дороже. Лѣтняя обувь дѣлается изъ ровдуги, въ видѣ этербесь и саръ; женская вышивается разноцвѣтными рыбьими жилами и бисеромъ.
Къ зимней одеждѣ Якута присоединяются еще нѣкоторыя особенныя подробности: носъ и ротъ закрываютъ, во время морозовъ, особенными мѣховыми чехлами, изъ которыхъ каждый имѣетъ свое названіе; первый называется мурунъ-хаппача́, а послѣдніе сейгіе; кромѣ того, на шею надѣваютъ ошейникъ (мойтурукъ), собранный изъ бѣличьихъ хвостовъ, который весьма хорошо защищаетъ отъ дѣйствія мороза; на рукахъ носятъ рукавицы, которыя вообще дѣлаются такимъ образомъ, что только закрываютъ верхнюю, наружную сторону руки, тогда какъ внутренняя остается непокрытою. Онѣ бываютъ изъ различныхъ мѣховъ, обыкновенно же изъ телячьихъ шкуръ и называются тарбос-гопломокъ. Бываютъ рукавицы и лѣтнія, изъ ровдуги, шитыя узорами и называются огола́к-гопломокъ.
Такъ-какъ между Якутами весьма часты глазныя болѣзни, то, въ особенности лѣтомъ, они употребляютъ очки, не стеклянные, но изъ волосяной сѣтки, называемыя чаранчи. Знаютъ, впрочемъ, употребленіе и обыкновенныхъ очковъ, и называютъ ихъ тас-харагъ (каменные глаза).
Одежда женщинъ отличается, однакожь, особенными прибавленіями и украшеніями. Какъ дѣвушки, такъ и женщины, конечно, только богатыя, носятъ въ ушахъ серьги серебряныя, съ большими подвѣсками; дѣвушки на шею надѣваютъ серебряное кольцо толщиною въ палецъ, въ родѣ ожерелья, называемое кылджи; кромѣ того лѣтомъ, сверхъ самогха, онѣ украшаютъ грудь свою серебряными привѣсками, которыя называются клин-кябисеръ, кялйк-кябисеръ, на рукахъ носятъ запястья серебряныя, шириною въ вершокъ, по-якутски бегохъ. Въ косу вплетаютъ косникъ, сусок-кябисеръ кистя, который дѣлаютъ изъ бисера съ серебромъ. Всѣ такія металлическія украшенія вырабатываютъ дома и, разумѣется, издѣліе ихъ не отличается особеннымъ изяществомъ.
Въ отношеніи издѣлій Якуты довольно переимчивы, способны и имѣютъ нѣкоторый вкусъ. Живущіе около городовъ занимаются приготовленіемъ мебели для прочихъ жителей, дѣлаютъ стулья, диваны, столы, и хотя произведенія ихъ не представляютъ особенной отдѣлки, чистоты, прочности и хорошаго рисунка, однакожъ если взять въ соображеніе недостатокъ хорошихъ образцовъ и даже приличныхъ инструментовъ, потому что большую часть мебели работаютъ простымъ ножомъ, то должно согласиться, что Якуты способны къ подобнымъ занятіямъ, и съ распространеніемъ вкуса могутъ быть въ семъ случаѣ полезны. Мебель, въ Сибири приготовляемая, вообще не отличается ни вкусомъ, ни отдѣлкой и, къ чести Сибиряковъ, эта потребность не достигла еще того эфемернаго развитія, какое, въ особенности въ столицахъ, часто занимаетъ собой пословицу «хоть нечего ѣсть, да есть на чемъ сѣсть». Эти понятія, впрочемъ, распространяются легко и есть надежда, что Сибиряки познакомятся съ ними скоро.
Кромѣ мебели, Якуты довольно искусно простымъ ножомъ дѣлаютъ изъ мамонтовыхъ и другихъ костей различныя мелочи, какъ напр. марки, разныя коробочки, гребни и проч. Послѣдніе въ особенности отличаются своими оригинальными рисунками; обыкновенные предметы этихъ рисунковъ травля медвѣдя, ѣзда на оленяхъ или собакахъ, или прибытіе чиновника, передъ которымъ всегда изображается столъ и на немъ закуска. Еще чаще, въ особенности на гребняхъ, вырѣзываютъ годъ, или какія либо надписи, въ родѣ «кого люблю, того дарю», «въ знакъ признательности» и проч.
Е. Огородниковъ.
(OCR: Аристарх Северин)
Огородников Евлампий Кириллович (1816—1884)
действительный статский советник, член Императорского Русского Географического Общества, редактор "Ведомостей С.-Петербургской Городской Полиции", старший редактор Центрального Статистического Комитета, писатель-исследователь Сибири, кандидат восточных языков. Огородников происходил из купеческого сословия. Родился в Тюмени Тобольской губернии. Образование получил в Вятском уездном училище, Вятской гимназии (с 1829 по 1833 гг.) и Казанском университете (с 1833 по 1841 гг.) на медицинском факультете, где он прошел три курса, и и на филологическом, куда перешел с медицинского по слабости своей нервной системы, не позволявшей ему заниматься оперативной хирургией. Филологический факультет он окончил с серебряной медалью, по разряду китайской словесности. По окончании университета, намереваясь заняться педагогической деятельностью и вместе с тем желая практически изучить восточные языки, Огородников отправился в Иркутск и там, в ожидании места учителя гимназии, принял на себя обязанности библиотекаря в местной публичной библиотеке, но вскоре, для изучения якутского и тунгусского наречий, предпринял поездку по Якутской области в 1841-42 гг., плодом которой были статьи, опубликованные по разным причинам лишь спустя несколько лет: «Замечания о якутском языке» (1846), "Замечания о Якутской области" в "Современнике" 1847 г., том IV, "Из записок о Якутской области" в "Отечественных Записках" в 1848 г. и "Якутский словарь" на 1800 слов, удостоенный одобрения Академии Наук. Огородников в 1842 г. уехал в Санкт-Петербург, где и поступил в 1843 г. на службу в Министерство Финансов, откуда в 1848 г., (в этом году он был избран в члены Императорского Географического общества), перешел на службу в Министерство внутренних дел. В 1855 г. Огородников был назначен младшим производителем работ статистического комитета Министерства внутренних дел, в каковой должности пробыл до 1858 г. С 1855 до 1862 гг. состоял редактором "Ведомостей Санкт-Петербургской Городской Полиции, сотрудничал в "Журнале Министерства Внутренних Дел" и Энциклопедическом Словаре, издававшемся в 1850-х и 1860-х гг., состоял членом Общества народного здравия и был первым председателем статистической секции этого общества; в 1876 г. был назначен членом статистического совета при министре внутренних дел, продолжая службу в должности редактора Центрального статистического комитета. Главная заслуга Огородникова — его труды по разработке так называемой "Книги Большого Чертежа", представляющую собой очерки местностей, народов и обзор исторических сведений о каждом племени. Умер в Санкт-Петербурге 25 марта 1884 года.
Огородникову принадлежат также работы: Несколько слов о Кяхтинской торговле ("Северная Пчела" 1856 г., №№ 199 и 200. 1856 г.); Настоящее устройство местных, адм.-стат. учреждений в России ("Журнал М.В.Д.", 1861 г., ч.LI, книга 12); По поводу опытов в судебно-гражданской статистике России ("Северная Почта", 1862 г., №№ 164 и 165 и "Вологодские Губернские Ведомости", 1862 г., №№ 31 и 32); О средствах местной разработки статистических сведений ("Северная Почта" 1862 г., №№ 168 и 169).