Извлеченіе изъ дневныхъ записокъ, содержащихъ въ себѣ свѣдѣнія и наблюденія, собранныя въ болотныхъ пустыняхъ сѣверовосточной Сибири.

«Сибирскiй вѣстникъ» Часть первая, 1824

Изъ путешествія моего къ рѣкамъ Анюямъ, я возвратился сюда въ Нижнеколымскъ въ Октябрѣ 1821 г., и вознамѣрился заняться въ продолженіе зимы изслѣдованіемъ болѣзни господствующей въ Среднеколымской округѣ, которая донынѣ весьма пренебрежена была, но имѣетъ болѣе вліянія и права на исторію человѣчества, нежели какъ думаютъ. Знанія и труды покойнаго Доктора Реслейна (Rœslein), человѣка весьма достойнаго, не могли ее ограничить. Онъ скончался вскорѣ по прибытіи своемъ въ Среднеколымскъ. Смерть его причинила невознаградимую потерю для всей Сибири. Еще страннѣе, что за неимѣніемъ точныхъ и достовернѣйшихъ объ ней свѣдѣній, отъ другихъ посыланныхъ туда врачей, она ежегодно болѣе усиливается и теперь заставляетъ очень безпокоиться на счетъ будущаго времени.

Его П-во М. М. Сперанскій, бывшій Сибирскій Генералъ Губернаторъ, поручилъ мнѣ раскрытіе исторіи сей болѣзни. Сей трудъ не легокъ по обстоятельствамъ, полагающимъ преграды и самому опытному врачу; я описалъ ее довольно подробно, однако же удерживаюсь издать въ свѣтъ мое описаніе, надѣясь умножить оное, со временемъ новыми опытами. Я признаю оную за проказу (еlерhantiasis), родъ коросты или проказы Арабской, въ которой на больномъ кожа морщится какъ на слонѣ (elеphans), съ нѣкоторыми отмѣнами, зависящими отъ климата и свойства жителей. Я наблюдалъ ее въ теченіи полгода надъ многими больными и осмотрѣлъ почти всѣхъ одержимыхъ ею въ Среднеколымской округѣ; а потому могу увѣрить, что дѣйствія ея не столь быстры, какъ полагаютъ. Подверженнаго сей болѣзни всѣ убѣгаютъ съ ужасомъ; ибо еще не было примѣра, чтобы кто нибудь отъ нее излѣчился. Однако же она не сопровождается столь пагубными признаками, какъ другія болѣзни напр. венерическая. Бѣднаго больнаго, одержимаго оною болѣзнію, относятъ въ худой шалашъ, подаютъ ему дурную пищу, и опасаются приближаться къ нему; такимъ образомъ онъ осуждается окончить свою жизнь, иногда продолжающуюся десятокъ лѣтъ, въ убійственномъ уединеніи. Якуты, имѣя смѣшной предразсудокъ, что могутъ заразиться съ одного взгляду на больнаго, убѣгаютъ его. Болѣзнь сія наслѣдственна, но народъ по необразованности своей не въ состояніи постигать сего явленія.

Мнѣ кажется, что она имѣетъ сходство съ венерическою болѣзнію. Ето подтверждаютъ нѣкоторые убѣдительные опыты. Знающій исторію врачебной науки найдетъ въ описаніи сей болѣзни ключъ ко многимъ положеніямъ (гипотезамъ) въ исторіи сифилитической (венерической) и легко пойметъ глубокія изслѣдованія и заключенія Генслера (Hensler), Карла Шпренгеля (Sprengel), Шауфусса (Schaufuss) и пр. Пища, недостатокъ попеченія и жилище представляетъ необоримыя преграды дѣйствію принимаемыхъ средствъ къ излѣченію сей проказы; но сдѣланные мною наблюденія доказываютъ, что опытный врачъ рѣшительно можетъ спасать такихъ больныхъ.

Однако же полицейскія мѣры здѣсь еще нужнѣе врачебныхъ. Я послѣ буду говорить объ Якутахъ, и мы увидимъ, что неопрятность въ самой высокой степени, жилища, образъ жизни и свойственныя народу ендемическія (мѣстныя) причины способствовали къ превращенію сифилитической болѣзни въ проказу, какъ были сему примѣры, хотя рѣдкіе, въ послѣднія времена въ Германіи, Франціи и проч.

1821 годъ проведенъ въ наблюденіяхъ, леченіи и собраніи свѣдѣній о сей болѣзни. Въ Декабрѣ оказалась повальная болѣзнь (еріdimique) на собакъ. Я не могу о семъ умолчать, какъ о случаѣ имѣвшемъ большое вліяніе на наше здѣсь пребываніе. Извѣстно, что собаки принадлежащія къ породѣ стадныхъ или пастушьихъ (canis pastoralis) замѣняютъ здѣсь рабочій скотъ. Число ихъ въ Нижнеколымскѣ, у жителей Анюйскихъ и Омолонскихъ можно полагать до 3000. Я послѣ скажу о способѣ употребленія ихъ, при описаніи тамошней округи, а теперь упомяну нѣсколько словъ объ оной повальной болѣзни, которая въ нѣсколько недѣль изтребила почти всѣхъ собакъ. Сія болѣзнь въ первый разъ показалась въ сихъ мѣстахъ и вовсе неизвѣстна въ Европѣ. Вотъ ея признаки: собака становится печальною, ничего не ѣстъ, глаза имѣетъ мутные и изъ носу у нее течетъ нѣкоторая склизъ (возгри), часто присоединяется къ тому боль желудка, запоръ, и собака въ судорогахъ умираетъ въ 24 часа; но иногда мучится нѣсколько дней и даже недѣль. Сія болѣзнь въ прошломъ году свирѣпствовала при Индигиркѣ, а какъ сообщеніе чрезъ Колымскъ съ Тунгусами, Ламутами и Юкагирами не прекращалось, то можно предполагать, что она туда занесена. Я надѣюсь найти причину сей повальной болѣзни въ годичномъ состояніи (constitutia annua), коего разъисканіе и опредѣленіе доставило бы намъ возможность рѣшить о болѣзняхъ, имѣющихъ здѣсь ходъ вовсе отличный отъ замѣченнаго въ Европѣ и другихъ странахъ. Я буду имѣть случай сказать о семъ въ другомъ отдѣленіи. По признакамъ не льзя почесть оную заразительною: ибо 1) она оказалась въ одно время въ разныхъ мѣстахъ, въ разстояніи на нѣсколько сотъ верстъ между собою находящихся и безъ всякаго сообщенія; 2) что уменьшилась по пресѣченіи стужи, и опять оказалась при наступленіи морозовъ зимою въ 1822 г. Когда, по моему мнѣнію, зараза болѣе ослабѣваетъ, нежели усиливается отъ холода.

Начальникъ Експедиціи принялъ дѣятельныя мѣры для сохраненія собакъ, чтобы можно было отправиться на нихъ по морю. Однакоже сіи животные, довольно еще долго по прошествіи болѣзни чувствовали слабость въ тѣлѣ, а особливо въ спинѣ къ хвосту, такъ что они хромали. Не льзя было обратиться къ средствамъ лѣченія потому, что число запасовъ лѣкарствъ не соотвѣтствовало числу больныхъ собакъ: сюрма (антимонія), а особливо рвотный камень (tartarus emeticus) въ большихъ приемахъ, казалось производили успѣшное дѣйствіе.

Какъ записки о состояніи воздуха (метеорологическія) уже сообщены, то я слегка упомяну о зимѣ въ 1821 и 1822 году. Я замѣтилъ только, что она вовсе не была жестока. Величайшая стужа простиралась до 39½ гр. по Реомюру. Близость къ морю дѣлаетъ здѣсь зиму тише, но влажнѣе отъ тумановъ и морскаго вѣтра. Зима пагубна для здоровья иностранца, по бѣдности жилищъ Нижнеколымскихъ обитателей. Я изпыталъ ето съ горестію. Всѣ домы, построенные изъ лѣсу ежегодно плывущаго по Колымѣ въ великомъ количествѣ, составляютъ просто четвероугольники отъ 3 до 4 саженей. Подъ ними нѣтъ основанія, и какъ земля въ самое жаркое лѣто не разтаиваетъ болѣе 1 фута, то полъ всегда холоденъ; потолокъ вмѣсто кровли насыпается землею. Для защиты зимою отъ стужи, къ дому примѣтаютъ снѣгъ, отъ чего внутри бываетъ много сырости, еще болѣе умножаемой отъ ледяныхъ плитокъ, коихъ края прикрѣпляются къ окнамъ нѣкотораго рода за маскою изъ снѣгу съ водою. Такія плитки для оконъ употребляются во всей сѣверной Сибири. Стекло котораго тамъ не умѣютъ еще дѣлать, трескалось бы зимою отъ льду, на немъ скопляющагося, а слюда употребляемая лѣтомъ не защищала бы отъ стужи. Отлагая до другаго времени говорить о жилищахъ Нижнеколымскихъ, теперь замѣчу только, что бѣдное ихъ устроеніе причинило мнѣ болѣзнь (кахексію), которая удержала меня не только отъ путешествія по Ледовитому морю, но разстроила и намѣреніе подняться въ верхъ по р. Омолону лѣтомъ. Препровожденіе весны и лѣта въ болотныхъ окрестностяхъ Нижнеколымска есть истинное наказаніе. Сами жители онаго удаляются отъ сихъ мѣстъ; въ немъ остаются лишь двѣ старыя бабы и нѣсколько козаковъ для отправленія почты и изполненія приказовъ Коммисара.

Весна открылась наводненіемъ; Колыма вышла изъ береговъ 22 Мая, а съ 26 весь городъ былъ наполненъ водою въ продолженіи нѣсколькихъ дней. Вода поднимается на много футовъ въ верхъ во всѣхъ домахъ, изключая двухъ стоящихъ на нѣкоторомъ возвышеніи. Печи развалились и полы поднялись. Сообщеніе произходило на лодкахъ. Люди и собаки уходятъ подъ кровли домовъ, и тамъ ожидаютъ убыли воды; по низкому мѣстоположенію берега Колымы привыкли къ такимъ наводненіямъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ сія рѣка разливается на пространствѣ болѣе 20 верстъ. По возвращеніи воды въ свои берега очень трудно было изправить раззореніе въ домахъ; надобно было заровнять ямы подъ полами, починить печи и трубы: сырость въ домахъ долго оставалась и по приведеніи всего въ порядокъ. Все ето продержало меня въ моей избѣ даже до Августа мѣсяца.

* * *

Нижнеколымскъ находится съ лѣвой стороны Колымы. Обращая взоръ на разстояніе, занимаемое въ широту многихъ степеней, страною между Индигиркою и Колымою, глазъ утомляется единообразіемъ, и мертвая природа, кажется, возвѣщаетъ о явленіи Ледовитаго моря.

Подъ 69° широты изрѣдка встрѣчается небольшая листвянница, а наконецъ вовсе теряется изъ виду. Ольха попадается еще рѣже. Вмѣсто ее растутъ нѣкотораго рода ивы, а особливо salix herbacea, arenaria, fusca, lapponica и ерникъ (betula nаnа). Долины на многія сотни верстъ покрыты мхомъ, и рѣдко гдѣ видно другое растѣніе. Тамъ разсѣяно множество озеръ, въ разстояніи одно отъ другаго часто не далѣе версты, и имѣющія по 20 верстъ въ ширину. Произрастѣніе мертво бываетъ даже лѣтомъ. Сіи болотныя озера въ самое знойное время растаиваютъ только у береговъ своихъ, а средина ихъ всегда покрыта льдомъ, который кроется и подъ мхами: ибо земля едва таетъ на нѣсколько пяденей. Обнаженные холмы разкиданы въ разныхь мѣстахъ. Ledum pallustre, rubus arcticus, arbutus alpina, hedysarum alpinum, gymandra borealis, ивы въ нѣсколько дюймовъ вышиною и ерникъ составляютъ изчадія послѣдняго усилія природы. Царство изкопаемое не богаче прозябаемаго.

Лѣвой берегъ Колымы вообще плоскъ и болотистъ, а правой Индигирки каменистъ; но почти за 150 верстъ до ея устья и сей становится плоскимъ и болотнымъ. Въ окрестностяхъ рѣки Алазеи, за 300 верстъ отъ ея устья, находятся скалы, издали похожія на людей, и потому названныя Человѣчьими камнями; а въ 60 верстахъ въ той же широтѣ есть Медвѣжій камень. Если сей видъ утомителенъ лѣтомъ, то онъ долженъ быть гораздо скучнѣе зимою. Здѣсь искуснѣйшій проводникъ не осмѣливался бы пускаться въ путь на нѣсколько недѣль безъ компаса, не имѣя другихъ къ тому средствъ, о коихъ упомяну послѣ. Я путешествовалъ по симъ плоскостямъ въ зимніе мѣсяцы. Взоръ тщетно ищетъ точки отдохновенія. Человѣкъ долженъ соединить всѣ свои силы, чтобы возпротивиться природѣ. Въ продолженіе цѣлыхъ недѣль видно бываетъ лишь небо и покрытое снѣгомъ пространство, безъ всякаго слѣда животныхъ, или растѣній. Колыма кажется составляетъ предѣлы природы. Правой берегъ ея и окрестности къ западу вовсе отличны. Я замѣтилъ уже о семъ въ путешествіи моемъ по рѣкамъ Анюямъ, и весьма занимательныя о томъ сдѣланы наблюденія Експедиціею лѣтомъ въ 1822 году. Прозябеніе хотя скудное, какъ сего и должно ожидать подъ Полярнымъ кругомъ, кажется здѣсь богаче. Царство изкопаемое образуетъ купы горъ, простирающихся почти до береговъ моря. Царство животныхъ разнообразно: тамъ находятъ каменныхъ барановъ (argali), коихъ тщетно ищутъ на лѣвомъ берегу. Кто бы подумалъ, что сія огромная пустыня населена отъ Колымы даже до Индигирки. Однакожъ она подлинно такова, и описаніе народовъ, почитающихъ себя счастливыми обитателями здѣшнихъ степей, составляетъ предметъ сихъ листковъ.

Сіи народы не моглибъ обойтись безъ сѣверныхъ оленей, которые приносятъ имъ всякаго рода пользу, и находятся лѣтомъ и зимою именно въ сихъ мѣстахъ. Лѣтомъ они переходятъ съ юга на сѣверъ, часто для того, чтобы укрыться отъ мухъ, и комаровъ, а частію для сысканія корму. На сихъ степяхъ они находятъ себѣ нѣкотораго рода мохъ, соляныя растѣнія, пожираемыя ими съ жадностію листья ерника, ивъ, ампрыкъ (arbutus alpina) и мохъ косматой (lichen hirtus), растущіе въ ближнихъ лѣсахъ. Извѣстно, что безъ сего животнаго оныя мѣста оставались бы необитаемыми. Оно по природѣ и по своей склонности не можетъ оставаться на одномъ мѣстѣ, отъ чего и сіи народы сдѣлались кочевыми. Они раздѣляются отъ Колымы до Индигирки на три племени: на Ламутовъ, Тунгусовъ и Юкагировъ, которые ведутъ одинакой образъ жизни и имѣютъ одни обычаи; говорятъ же на 2-хъ языкахъ, Ламутскомъ и Юкагирскомъ, еще подраздѣляются они на 6 племенъ, изъ коихъ у каждаго есть свой князецъ, утверждаемый отъ Правительства. Надъ всѣми же есть начальникъ, старшій князьца. Въ числѣ 6 находятся 4 племени Ламутскія, 1 Тунгуское и 1 Юкагирское. Ламуты примѣтно отличаются отъ другихъ, у нихъ малые открытые глаза, лицевая кость выпуклая, носъ короткой. Они, по видимому, составляютъ одинъ народъ съ Ламутами, живущими въ окрестности Охотска, кои ведутъ, какъ мнѣ сказывали, одинаковой съ ними родъ жизни. Языкъ ихъ богатъ и благозвученъ, особливо, въ устахъ женщинъ. Въ немъ очень много гласныхъ буквъ, и рѣдко слышно з. Многія Тунгузскія семьи, избѣгая заслуженнаго наказанія за побѣгъ изъ окружностей Олекмы и Амура, составили тамъ особое поколѣніе. Они жили долго въ неизвѣстности, пока не отысканы были Русскими, съ коими и соединились. Они уже не знаютъ ни слова изъ природнаго своего языка, но говорятъ большею частію по Юкагирски, и также удобно по Ламутски. — Племя Юкагирское есть остатокъ довольно сильнаго народа въ сихъ мѣстахъ, слѣды коего находятся близь рѣкъ Анюевъ, Омолона, Колымы, въ окрестностяхъ Верхнеколымска, Индигирки, Яны и проч. По преданію, довольно новому, оспа изтребила большую часть онаго. Начальникъ ихъ разсказывалъ мнѣ, что много ихъ погибло и отъ своей жестокости, безпрестанныхъ ссоръ и проч. Трудно рѣшить, сколько вѣроятно сіе показаніе. Кажется достовѣрно, что они обращаясь нѣкогда съ Чукчами на берегахъ Колымы, имѣли нѣкоторую дикость въ своемъ характерѣ. Они говорятъ языкомъ Юкагировъ, живущихъ при рѣкахъ Анюяхъ, Омолонѣ и въ окрестностяхъ Верхнеколымска, совершенно понимая другъ друга, хотя нарѣчіе ихъ отлично. Чувопы (Чуваны, Коряки?) должны быть также Юкагирскаго произхожденія. По крайнѣй мѣрѣ языки ихъ очень сходны. Я зналъ одного Чувопа, который не имѣвъ никакого сообщенія съ Юкагирами, внятно съ ними объяснялся. Но одѣяніе горныхъ Чувоповъ весьма различно съ Юкагирскимъ, и больше похоже па Чукоцкое, можетъ быть по сосѣдству и сообщенію обоихъ народовъ.

Сіи народы платятъ свою подать (ясакъ) красными лисицами, или въ случаѣ недостатка оныхъ деньгами, въ Среднеколымскѣ. Число всѣхъ душъ, за изключеніемъ женщинъ, простирается по вѣроятному изчисленію до 800. Они хотя разнаго произхожденія, но тѣсно сопряжены нуждами своими, и различаются только названіями. Многія семьи разныхъ поколѣній собираются вмѣстѣ на охоту, и имѣютъ въ виду своемъ одну пользу, т. е. искать себѣ пищи и платить подать. Одни лишь олени доставляютъ имъ средство къ обитанію въ сихъ болотныхъ степяхъ, и сему-то полезному животному обязаны они своимъ, такъ сказать, существованіемъ. Дикій олень доставляетъ имъ пищу и одѣяніе; приученный, или домашній, служитъ рабочею скотиною. Сей послѣдній, особенно способствуетъ кочевой жизни ихъ, будучи употребляемъ для ѣзды и перевозокъ; ибо для сего не могутъ они содержать лошадей и собакъ, за неимѣніемъ для нихъ корму. Онъ также служитъ имъ для промысла дикихъ оленей и для пищи во время голода. Домашній олень живетъ до 12 и 15 лѣтъ. Его не употребляютъ уже въ работу, по прошествіи 10 лѣтъ. Лань приноситъ по одному теленку въ годъ, которой на 2 году уже годенъ къ работѣ. Домашній олень ростомъ больше дикаго, рѣдко имѣетъ рога спадывающіе, какъ у дикихъ оленей, которые роняютъ ихъ ежегодно. Я видалъ, что они теряли свои рога въ Октябрѣ, а другіе сохраняли ихъ даже до самой весны. Дикой олень иначе, лишается рогъ въ Январѣ мѣсяцѣ. Какъ скоро деревья разпустятся и растѣнія зазеленѣютъ, то у оленей на головѣ показываются мягкія шишки, твердѣющія въ нѣсколько недѣль и обращающіяся въ рога. Ручные олени не перемѣняютъ цвѣта своей шерсти. Они бываютъ бѣлые, сѣрые съ пятнами (пѣгіе); напротивъ того дикой олень всегда сохраняетъ видъ темносѣрой, переходящій въ черный. Ручной олень не очень силенъ; едва поднимаетъ онъ 4 пуда тяжести, т. е. кромѣ человѣка. Сія тягость на большомъ разстояніи утомляетъ его. По слабости спинной кости или хребта, его не сѣдлаютъ на спинѣ, но близь шеи на лопаткахъ, отъ чего верховая ѣзда на немъ неудобна и требуетъ большаго искуства и ловкости; а особливо, когда сѣдло безъ стремянъ.

Сіе животное не болѣе несетъ тяжести въ упряжкѣ, которая дѣлается сколько возможно просто. Одинъ ремень шириною въ ладонь, обводится по груди, вокругъ шеи и между передними ногами, а другой длинной, прикрѣпленный къ первому, цѣпляется къ санямъ: вотъ и все. Для управленія привязывается еще ремень вокругъ ушей и головы, а къ нему другой, служащій вмѣсто возжей. Оленя держатъ въ ѣздѣ къ правой сторонѣ, а чтобы поворотить его на лѣвую, то извощикъ употребляетъ длинную палку съ закривленнымъ концомъ, которую держитъ въ лѣвой рукѣ.

Здѣсь запрягаютъ въ сани обыкновенно только по одному оленю, но Чукчи и живущіе вдоль по Ленѣ впрягаютъ по парѣ. Сани (нарты) ихъ такъ легки, что можно поднять двумя пальцами и не имѣютъ ни одного гвоздя ни желѣзнаго, ни деревяннаго. Все связано ремнями; при всемъ томъ они очень прочны. Я велѣлъ сдѣлать себѣ образчикъ (модель) такихъ Тунгузскихъ саней и со временемъ представлю рисунокъ съ подробнымъ ихъ описаніемъ. Здѣсь же скажу мимоходомъ, что они дѣлаются изъ 4 или 5 деревянныхъ согнутыхъ палокъ, вправленныхъ въ два березовыя полѣна, шириною въ 1⅓ ладонь, а толщиною отъ дюйма; на сихъ сгибахъ находится сидѣлка или подушка для извощика. Сани, употребляемыя къ перевозкѣ тяжестей, припасовъ, дѣтей и проч. дѣлаются съ клѣтками изъ оленьихъ роговъ, на подобіе коробки и обтягиваются выдѣланною оленьей кожею. Ручной олень смиренъ, или лучше сказать глупъ. Въ немъ не замѣтно большой привязанности къ своему хозяину, котораго часто и не узнаетъ. Сіи олени иногда убѣгаютъ или совсѣмъ дичаютъ; послушность манщиковъ (мѣстное названіе оленей, употребляемыхъ для приманки дикихъ), которую столько выхваляютъ, кажется сомнительною. Посредствомъ сихъ манщиковъ охотники производятъ разныя хитрости для привлеченія къ себѣ дикихъ; безъ нихъ Тунгусы, Ламуты и Юкагиры не могли бы прожить въ своихъ пустыняхъ; ибо по быстротѣ бѣга и по природной робости сихъ животныхъ никакъ не возможно къ нимъ подкрасться. Въ манщики выбираются олени темносѣрые, чтобы лучше обмануть дикаго оленя, который по слабости своего зрѣнія, легко считаетъ его за своего товарища. Ихъ приучаютъ съ самыхъ молодыхъ лѣтъ побоями и привязывая голову къ переднимъ ногамъ, чтобы они рыли снѣгъ и притворялись нашедшими подъ нимъ кормъ: манщикъ роетъ ногами и киваетъ головою, показывая какъ будто ѣстъ и даже тамъ, гдѣ нѣтъ мху, дабы лишь обмануть дикаго. Сихъ манщиковъ охотники держатъ на ремнѣ, или на веревкѣ изъ конской гривы, иногда въ разстояніи болѣе 100 саженъ, и переводятъ ихъ куда надобно, имѣя гораздо лучше ихъ зрѣніе. Вотъ вся ихъ выучка и смышленость, которую иные уже слишкомъ преувеличивали. Впрочемъ слѣдующій случай доказываетъ особенное природное побужденіе (инстинктъ) оленя манщика. Если кого-нибудь изъ сихъ народовъ зимою въ пути застигнетъ метель, и онъ потерявъ дорогу не знаетъ куда ѣхать, не видя ни зги предъ собою и не зная никакихъ признаковъ, то онъ совершенно отдается на волю своихъ манщиковъ, ведущихъ его иногда за 100 верстъ къ жилому мѣсту, гдѣ бы онъ нашелъ ночлегъ; но ето случается рѣдко. Такіе путники въ подобныхъ обстоятельствахъ обыкновенно выпрягаютъ своихъ оленей и привязываютъ къ санямъ; а сами завалившись въ саняхъ, при всей дурной погодѣ, засыпаютъ глубокимъ сномъ.

Стада оленей у жителей сихъ мѣстъ немногочисленны; но у Чукчей Охотскихъ и живущихъ по Ленѣ, бываютъ тысячи сихъ животныхъ. Богатѣйшіе имѣютъ здѣсь рѣдко болѣе 70 или 80. Тунгусъ имѣющій ихъ 30—50 считается уже зажиточнымъ. У бѣдныхъ бываетъ не болѣе 5 или 6. Когда у него большая семья, то часть оной идетъ въ дорогѣ пѣшкомъ. Ручные олени почти не удаляются отъ жилищъ; а потому и оставляютъ ихъ на волѣ, наблюдая только нѣтъ ли близко слѣдовъ волчьихъ, или стадъ дикихъ оленей. Если понадобятся въ работу, то ловятъ ихъ арканами. Олени жадно пьютъ мочу человѣческую; говорятъ, что она имъ служитъ лѣкарствомъ, и вѣроятно потому, что содержитъ въ себѣ нашатырь. Другое простое (емпирическое) лѣкарство, употребляемое для оленей здѣшними жителями, состоитъ въ стерляжьей икрѣ, покупаемой Тунгусами у жителей Колымскихъ. Олени не терпятъ столь долгаго пути, т. е. на разстояніи нѣсколько сотъ верстъ, какъ лошади и собаки. Они скоро устаютъ, и когда надобно далеко ѣхать, то дневные переѣзды дѣлаются отъ 20—30 верстъ. Чукчи напримѣръ, которые весною ѣздятъ отъ Чукотскаго носа на ярмонку за 200 верстъ отъ Нижнеколымска, проводятъ цѣлые мѣсяцы въ дорогѣ, проѣзжая только по 5—8 верстъ въ сутки. Олень не можетъ бѣжать отъ стужи по Реомюру 30°. Какъ онъ на бѣгу имѣетъ всегда открытой ротъ, то выходящій паръ, обращаясь въ ледъ, затыкаетъ ему ротъ и ноздри, и чрезъ то препятствуетъ дыханію. Малыя разстоянія переѣзжаютъ на оленяхъ очень скоро. По пробитой дорогѣ и при стужѣ не болѣе 20° Реомюра, перебѣгаютъ 100 верстъ и болѣе въ зимніе сутки, которые здѣсь продолжаются отъ 4 до 5 часовъ. Неровная дорога и крутые спуски съ горъ, не затрудняютъ оленя. На немъ гораздо надежнѣе ѣхать нежели на собакахъ, для которыхъ нуженъ хорошій извощикъ, ибо ихъ трудно остановить въ опасныхъ мѣстахъ; олень же становится при малѣйшемъ движеніи возжей.

Для сохраненія породы оленей, Ламуты, Тунгусы и Юкагиры держатъ только по одному самцу въ своемъ стадѣ. Прочихъ самцовъ они холостятъ (скопляютъ) во всякомъ возрастѣ, и думаютъ, что они отъ того дѣлаются сильнѣе. Самки, хотя слабѣе самцовъ, но на малыхъ разстояніяхъ онѣ бѣгаютъ быстрѣе. Здѣшній дикой олень, кажется особой породы. Онъ перебѣжавъ сосѣдніе лѣса, обращается лѣтомъ и осенью въ сіи болотныя мѣста. Ростомъ онъ также больше оленей, которые ежегодно переходятъ съ юга на сѣверъ, и при возвращеніи изъ Охотска слѣдуютъ черезъ рѣку Анюй. Жители удобно ихъ разпознаютъ потому, что сіи чужестранцы, хотя ето случается рѣдко, возвращаются не къ югу, но къ западу, и зимуютъ въ сихъ степяхъ, какъ случилось въ 1822 году; но я замѣтилъ разность только въ ихъ величинѣ.

Стада сихъ животныхъ, считая отъ 200 до 300 оленей въ каждомъ, составляютъ всю промышленность и содержаніе сказанныхъ трехъ народовъ, кои не видя ихъ въ своихъ мѣстахъ, ходятъ въ сосѣдственные лѣса, какъ для отыскиванія ихъ, такъ и для избѣжанія голоду, въ случаѣ худой ловли у сосѣдей Русскихъ и Якутовъ, которые впрочемъ дѣлятся съ ними не очень по Христіански.

Опаснѣйшій для оленя врагъ, кромѣ человѣка, есть волкъ, о хитростяхъ коего разсказываютъ весьма много. Говорятъ, что нѣсколько волковъ собираются вмѣстѣ на ловлю одного оленя, который, хотя скорѣе волка бѣгаетъ, но безпрестанно кружится, между тѣмъ какъ преслѣдователь гонится за нимъ всегда прямо, и при томъ волки въ сей погонѣ смѣняютъ одинъ другаго. Когда устанетъ одинъ, то отдохнувшій заступаетъ его мѣсто, и уставшій олень легко дѣлается ихъ общею добычею; ибо изловившій оленя, всегда ждетъ товарищей своихъ для дѣлежа съ ними. Не знаю до какой степени вѣрить симъ разсказамъ, но правда, что здѣшній волкъ превозходитъ хитростію своею всѣхъ прочихъ звѣрей. Онъ боится и убѣгаетъ человѣка, рѣдко хватаетъ подкидываемую въ шарикахъ отраву, не скоро попадается въ сѣти, и охотникъ едва можетъ подойти къ нему на стрѣльбище изъ лука. Но человѣкъ самой опасный врагъ оленя. Средства употребляемыя для ловли ихъ здѣшними 3 народами, отличаются отъ извѣстныхъ другимъ. Главная ловля производится съ манщиками, осенью, зимою и весною.

Охотникъ, послѣдуемый двумя или многими манщиками, идетъ по слѣдамъ дикихъ оленей, пока найдетъ стадо ихъ лежащее въ долинѣ. Зрѣніе у сихъ животныхъ слабо, но чутье весьма тонкое, а потому надобно беречься, чтобы попутный вѣтръ не открылъ звѣролова. Взявъ сію предосторожность, онъ отправляетъ своего манщика на длинной веревкѣ къ стаду, который, какъ выше сказано, обманываетъ дикихъ, притворясь, будто нашелъ кормъ подъ снѣгомъ, остановился. Другой манщикъ идетъ въ недальнемъ разстояніи отъ перваго. Охотникъ, одѣтый въ кожу бѣлаго оленя, чтобы не отличаться отъ снѣгу, прячется за своихъ манщиковъ и приближается къ добычѣ съ лукомъ и стрѣлами, на стрѣльбище. Искусный успѣваетъ въ сіе время пустишь 3 стрѣлы и убить 3 оленей; онъ рѣдко дастъ промахъ, и выбираетъ лучшаго оленя въ стадѣ.

Весною ловятъ оленей сѣтьми. Но сія ловля требуетъ много людей, для коихъ разбиваютъ нѣсколько палатокъ въ сосѣдственномъ лѣсу. Когда найдутъ по близости большое стадо, то сѣти разкидываютъ на холмѣ покрытомъ лѣсомъ. Сѣти дѣлаются изъ оленьихъ же ремней, узелъ отъ узла разстояніемъ на футъ; онѣ шириною въ сажень, а въ длину продолжаются версты на двѣ. Каждая семья прицѣпляетъ вмѣстѣ свои. По обведеніи сѣтьми избраннаго мѣста, оставляется небольшое отверстіе. Одна часть людей идетъ къ стаду, чтобы загнать оное въ отверстіе, а между тѣмъ другая прячется по сторонамъ, чтобы не дать оленямъ разбѣжаться другими дорогами. По загнаніи ихъ въ сѣти, бросаются на нихъ молодые и старые охотники съ луками и стрѣлами, или съ кривыми ножами, величиною въ футъ или въ полтора фута, и убиваютъ ихъ иногда больше сотни. Случается, что загнатый олень перескакиваетъ черезъ сѣть, и такимъ образомъ спасается. Тунгусы ходятъ на сію ловлю лѣтомъ, когда олени переправляются чрезъ озера и рѣки, и для сего употребляютъ такія лодки, какія у Юкагировъ на Анюяхъ. Сей звѣрь весною прячется въ снѣгъ, а когда снѣгъ начинаетъ таять, то его травятъ собаками. — Нѣтъ частицы оленя неупотребительной. Онъ составляетъ единственную пищу сихъ жителей, за изключеніемъ рыбы, которою однако же они питаются только въ случаѣ нужды. Изъ роговъ (вѣтвей) ихъ дѣлаются ложки и другія снадобья. Высушенныя жилы ихъ служатъ нитками, и употребляются для шитья по всей сѣверной Сибири. Кровь его рачительно собираютъ, которая будучи высушена, и когда надобно, разведена, доставляетъ довольно хорошую похлебку. Замѣчу здѣсь мимоходомъ, что въ окрестностяхъ Лены хвалятъ свѣжее его мясо, вареное безъ соли, какъ превозходное предохранительное средство, а кровь какъ особенно дѣйствительное лѣкарство, отъ скорбута. Мозгъ ѣдятъ отчасти сырой, отчасти вареной, и дѣлаютъ изъ него нѣчто похожее на масло; хотя олени весною очень худы, но костяной бываетъ мозгъ (шпикъ) жиренъ и въ обиліи, осенью же напротивъ того остается его мало въ соразмѣрности съ прибывшею величиною костей. Даже остающееся въ кишкахъ не бросаютъ, но сушатъ и берегутъ въ пузыряхъ, для употребленія въ случаѣ голода. Ето яство называется здѣсь маніяла. Можно себѣ представить, что оно не очень вкусно. Всѣ прочія части оленя рачительно сберегаются. Мясо его сушатъ и проч. Я не описываю способа такого сушенія, считая оный весьма извѣстнымъ. Безъ оленей никакъ не льзя было бы жить людямъ въ сихъ сѣверныхъ пустыняхъ, и я недавно жилъ, также какъ они. Не стоило бы труда описывать жилища ихъ, не разсудивъ, что тамъ, гдѣ стужа простирается за 40°, люди не только обитаютъ подъ открытомъ небомъ, но рождаются и (по своему) благополучны.

Шалаши зимою и лѣтомъ равно служатъ жилищами для сихъ кочевыхъ племенъ. Для зимнихъ нужно только нѣсколько жердей и выдѣланныхъ оленьихъ кожъ, называемыхъ здѣсь ровдугами. У Тунгусовъ кожи, разрѣзанныя для шалашей, называются чумами, коими покрываются жерди поставленныя въ рядъ. Такое жилье сдѣланное въ полчаса, а снятое еще скорѣе, удивляетъ путника, доказывая сколь малымъ довольны здѣшніе жители. Тунгусы, скитающіеся по полямъ, забираютъ съ собою жерди или колья, а по лѣсамъ берегутъ только одни чумы. Для перевозки оныхъ довольно одного оленя, для укрѣпленія же служатъ два кола, толщиною въ руку. Верхніе ихъ концы связываются, а нижніе втыкаются въ снѣгъ, и чрезъ то образуютъ они болѣе тупой, нежели прямой уголъ такъ, чтобы человѣкъ могъ выгодно помѣститься. Для утвержденія оныхъ ставятъ на разстояніи 4 шаговъ двѣ жерди, не столь толстыя, но одинакой же длины; концы ихъ сходятся съ первыми и составляютъ входъ, вмѣсто дверей. Палки длиною въ 3 и 3½ фута, воткнутые отвѣсно въ снѣгъ, составляютъ довольно правильный кругъ, а концы палокъ, связанныхъ между собою образуютъ ограду кругомъ сихъ 4 жердей. На сей оградѣ кладутъ еще жердочки на 2 фута одна отъ другой, коихъ концы приводятся къ углу, и составляютъ кровлю. Небольшой вѣтеръ, или напоръ руки, могутъ разрушить все зданіе, какъ карточной домикъ. Но покрытое чумами, связанными на ремняхъ, оно дѣлается прочнымъ. Отверстіе на верху шалаша сего или юрты оставляемое, служитъ для выхода дыма, по причинѣ безпрерывно содержимаго огня. Наконецъ вся юрта обкладывается снѣгомъ, обыкновенно на футъ вышиною, который не мало пособляетъ прочности. Внутренность юрты также совершенно отвѣтствуетъ ея наружности. Полъ устилается вѣтвями листвянницы, потомъ прикрывается оленьими кожами. По срединѣ содержится огонь такимъ образомъ: въ отверстіе, служащее вмѣсто дверей, вносятъ бревна, такъ чтобъ онѣ коснулись концами; къ нимъ прикладываются костры дровъ и разводится огонь. По обгорѣніи концовъ бревенъ, они опять подвигаются ближе, такъ что сей огонь, и грѣетъ и освѣщаетъ въ одно время. Въ каждой юртѣ обыкновенно живутъ двѣ семьи, а иногда и болѣе, смотря по величинѣ оной. Для покрытія обширной юрты нужно 40 или 50 кожъ. Крыша отъ дыма и жару почти всегда бываетъ въ дырахъ, которыя зачиниваютъ кожаными лоскутьями. Ясно, что такое жилище не очень способно къ предохраненію отъ перемѣнъ воздуха, и что дымъ въ немъ бываетъ иногда несносенъ. Для отвращенія сего, хотя не много, дѣлается по срединѣ изъ замороженной глины нѣкотораго рода очагъ.

Часто жители сихъ пустынь претерпеваютъ очень много. Иногда бываетъ столь порывистой вѣтеръ, что срываетъ юрты; иногда же они имѣютъ недостатокъ въ дровахъ и принуждены бываютъ довольствоваться березовымъ и ивовымъ хворостомъ. Для поддержанія огня они раздуваютъ оной, отъ чего дѣлается столько дыму, что не льзя одному другаго разпознать. Въ такихъ жилищахъ можно усѣсться выгодно 20 человѣкамъ, по 10 съ каждой стороны, но въ нихъ неудобно стоять прямо на ногахъ иначе, какъ подлѣ огня, отойдя же подальше надобно нагибаться. Однако же въ бытность мою у сихъ народовъ дѣлались большія юрты, вмѣщавшія въ себѣ отъ 50 до 70 человѣкъ; въ нихъ можно было свободно разхаживать, держась прямо, и по отдаль огня.

На полу къ стѣнамъ разстилаются одѣяла, сшитыя изъ оленьихъ выдѣланныхъ кожъ. Такія же кожи разкинутыя на полу служатъ имъ и вмѣсто подушекъ. Для варенія пищи висятъ котлы, на палкахъ прикрѣпленныхъ къ главнымъ кольямъ, или стропиламъ. Простая доска служитъ вмѣсто стола. Прочія домашнія утвари и припасы хранятся въ дорожныхъ саняхъ. Юрты ставятъ женщины, мущины же занимаются симъ дѣломъ только по необходимости. Лѣтнія отличны отъ зимнихъ и въ нихъ не держатъ огня. Я отлагаю описаніе ихъ до другаго времени. Въ случаѣ большаго холода жители укрываются въ сосѣдственныхъ лѣсахъ.

Изъ числа дикихъ Сибирскихъ народовъ (изключая Чукчей и отчасти Коряковъ) Тунгусы, Ламуты и Юкагиры наиболѣе сохранили свой народной характеръ, имѣя менѣе обращенія съ здѣшними Русскими, которые нѣсколько образованнѣе. Сіи дикари очень привязаны къ своему житью: хозяинъ бѣдной юрты, имѣющій нѣсколько ручныхъ оленей, звѣриною охотою снискивающій и свое пропитаніе, и средства къ заплатѣ податей не промѣняетъ ее на цѣлой свѣтъ. Можно сказать, что они сходствуютъ съ оленями живостію и непостоянствомъ. Самъ-не-свой, кто долженъ съ недѣлю жить на одномъ мѣстѣ; а потому въ болѣзни они особенно скучаютъ, оставаясь въ покоѣ. Я совѣтовалъ одному Ламуту, одержимому хроническою болѣзнію, переѣхать на мѣсяцъ въ Нижнеколымскъ, гдѣ обѣщалъ ему доставить получше пищу, жилище и помочь излѣченію, сомнѣваясь, чтобы могъ онъ выздоровѣть, пока въ своей палаткѣ подверженъ стужѣ. Онъ отвѣчалъ мнѣ, что ему худо, когда онъ остается 3 дни на одномъ мѣстѣ, а если переѣдетъ въ Нижнеколымскъ на мѣсяцъ, то вѣрно умретъ.

Когда у нихъ нѣтъ оленей въ поляхъ, и они не могутъ оставить рыбнаго озера, доставляющаго имъ пищу, то переходятъ на малыя разстоянія вокругъ озера, единственно для того, чтобы не оставаться на одномъ мѣстѣ. Другіе же, оставляя озера, пускаются на удачу искать оленей, и иногда обманываются неизвѣстною надеждою. Гдѣ ты будешь жить черезъ 6 дней? — спросилъ я однажды Тунгуса. Онъ отвѣчалъ почти съ досадою: Тунгусъ етого не можетъ знать. Сущность нрава ихъ составляютъ доброта и веселость. Рѣдко между ими слышны споры и разпри; будущее почти вовсе ихъ не занимаетъ. Тунгусы неглупы, какъ въ сёмъ упрекаютъ Самоѣдовъ и Остяковъ. Между ими встрѣчаются люди очень смышленые. Всѣ они знаютъ разныя нарѣчія языковъ Якутскаго, Ламутскаго и Юкагирскаго; многіе же разумѣютъ и по Русски. Они страстные охотники къ игрѣ въ шахматы, и есть изъ нихъ мастера играть. У нихъ бываютъ нѣкоторые приемы очень замысловатые. Шашешница ихъ, сдѣланная изъ досочекъ, связанныхъ ремнями, удобно переносится. Они выдѣлываютъ ножемъ красиво шашки изъ слоновой кости, въ коей у нихъ нѣтъ недостатка. Сія кость положенная на ночь въ холодную воду дѣлается мягкою, какъ дерево, а напротивъ въ горячей водѣ твердою, какъ камень.

Тунгусовъ упрекаютъ въ лукавствѣ. Жадные торговцы и другіе, старающіеся обогатиться на счетъ ихъ, заставляютъ ихъ тщательно скрывать свой пушной запасъ, и почти всегда отвѣчать, что ловля была худая. Тунгусъ бѣдный и богатый легко можетъ быть обманутъ въ мѣнѣ; онъ не умѣетъ торговаться и отдаетъ все, что у него ни спросятъ, или что ни имѣетъ при себѣ, лишь бы только получить другую вещь. Они весьма гостепріимны, у нихъ считается за грѣхъ брать плату за пищу, хотя сами они иногда во время голода очень дорого за оную платятъ. Я знаю, что имъ продаютъ одного сига (salmo lavaretus), котораго едва станетъ на одинъ обѣдъ, по 1 рублю, когда Русскіе между собою покупаютъ онаго и за 10 коп. Они дѣлятся послѣднимъ кускомъ, и можно сказать, что всякую добычу считаютъ общимъ и священнымъ даромъ.

* * *

Въ разсужденіи свадебъ, Тунгусы, Ламуты и Юкагиры сохраняютъ одни обычаи съ Якутами и другими Азіятскими народами, т. е. отдаютъ своихъ дочерей тѣмъ, кои заплатятъ калымъ. Они не могутъ ни какъ оставить сего обычая. Здѣсь не смотрятъ ни на любовь, ни на качества жениха: кто больше заплатитъ, тотъ и предпочтенъ. Словомъ, калымъ у сихъ народовъ необходимъ для женидьбы. Дочь зажиточныхъ родителей продается за 20 оленей, или за 40 и болѣе. Иногда женихъ трудится нѣсколько лѣтъ, чтобы выработать на покупку невѣсты. По заплатѣ калыма онъ имѣетъ на нее полное право. Говоря послѣ о Якутахъ, я упомяну и о семъ калымѣ, при отдачѣ котораго у нихъ бываютъ еще нѣкоторые смѣшные обряды.

По принятіи сими народами Св. крещенія, болѣе уже 60 лѣтъ предъ симъ, они почти все забыли о прежнемъ своемъ язычествѣ. Старой Тунгусъ, спрошенный мною о семъ, сказалъ: хотя мы и не были крещены, но имѣли нѣкоторое понятіе о Богѣ. Впрочемъ сіи народы нѣсколько еще привержены и къ шаманамъ, которыхъ иногда случается встрѣчать между ими. Не буду описывать шаманской одежды, шапки, бубна и другихъ принадлежностей; ибо оные таковы же, какъ у шамановъ прочихъ Азіятскихъ народовъ въ Сибири. Шаманы время отъ времени теряютъ довѣріе, и вѣроятно чрезъ нѣсколько лѣтъ вовсе переведутся. Еще страннѣе, что и Русскіе жители, по суевѣрію своему, слушаютъ иногда сихъ обманщиковъ и тайкомъ ихъ призываютъ къ себѣ въ случаѣ болѣзней.

Тунгусы, Ламуты и Юкагиры живы въ разговорахъ своихъ, коихъ обыкновеннымъ предметомъ бываютъ олени и звѣроловство. Они вообще здоровы и крѣпки. Между ими находятся многіе высокаго росту и тонкаго стану. Женщины, хотя довольно рослы, но не могли бы почесться пригожими въ Европѣ. Рѣдко увидишь между ими приятныя черты лица, каковыя однако же часто встрѣчаются у мущинъ. Простой образъ жизни много содѣйствуетъ крѣпкому ихъ сложенію. Привыкши изъ дѣтства къ большому холоду, они дѣлаются къ нему чувствительными только въ старости. Вообще живутъ довольно долго, и въ 60 лѣтъ еще бодры и ходятъ на охоту. Важныя болѣзни и любострастная у нихъ рѣдки. Говорятъ, что оспа здѣсь похитила много людей. Они довольно также страдаютъ отъ глазной болѣзни; зрѣніе ихъ слабѣетъ лѣтомъ отъ недостатка въ долинахъ тѣни, зимою же, въ юртахъ, отъ дыму, а внѣ оныхъ, отъ яркой бѣлизны снѣга. Между ими много кривыхъ. Таковые, равно и больные глазами имѣютъ странный обычай привязывать ко лбу серебряную бляшку. Обыкновеннѣйшая ихъ болѣзнь суть насморкъ, который вкоренясь превращается въ чахотку нѣкотораго рода, впрочемъ неопасную: ибо одержимые ею проживаютъ даже до 70 лѣтъ.

Табакъ для нихъ необходимъ: мущины и женщины курятъ и нюхаютъ его, даже дѣти отъ 6—7 лѣтъ. Они глотаютъ дымъ, и въ етомъ сходствуютъ вообще съ народами сѣверозападной Сибири. У нихъ маленькіе трубки мѣдные, а два кусочка дерева, по срединѣ выжелобленные и вмѣстѣ сложенные, составляютъ чубукъ; трубку называютъ ганза. Довольно глотнуть три раза дыму, чтобы опьянѣть; и кто не привыкъ, тому дѣлается отъ сего дурно. По ихъ словамъ, глотаніе дыму производитъ приятное ощущеніе. Другое дѣйствіе, когда они его глотаютъ слишкомъ много и одурѣваютъ, состоитъ въ отдѣленіи мочи (incontinentia secretionis albi et urinæ). Изъ чего я заключаю, что глотаніе дыму было бы полезно въ болѣзни мочеваго пузыря и бѣляхъ. Надобно приписать ето сильное дѣйствіе тому табаку, какой курятъ всѣ сѣверные Азіятскіе народы; лучшій кнастеръ и Виргинскій имъ не годится, но обыкновенно употребляютъ Черкесской, которой по сему составляетъ важнѣйшую отрасль торговли въ сѣверной Сибири. Онъ такъ крѣпокъ, что не льзя его курить и глотать дыму, не почувствовавъ позыва на рвоту; а потому они охотно его покупаютъ и платятъ дорого; фунтъ онаго, стоющій 10—15 коп., здѣсь продается по 5 руб. и цѣна сія не щитается высокою. Жадные продавцы, узнавъ о недостаткѣ въ табакѣ требуютъ за листокъ, вѣсомъ едва въ ¼ унціи, кожу песца (isatis), стоющую теперь 2 руб. 50 коп. Тунгусы и Ламуты не смотрятъ на цѣну, чтобы только имѣть удовольствіе курить. Но какъ сей табакъ для нихъ очень крѣпокъ, то они примѣшиваютъ къ нему изкрошенную кору листвянницы, или ивы. Вообще здѣсь думаютъ, что глотаніе табачнаго дыма очень много согрѣваетъ во время большой стужи.

Другая раззорительная для нихъ страсть, есть излишнее употребленіе водки. Ето смѣсь водки изъ Астраханскихъ плодовъ, хлѣба, воды и виннаго спирта; ведро сего напитка, даже въ Нижнеколымскѣ, продается по 20 руб. Хотя отъ Правительства запрещено ввозить въ жилища кочующихъ народовъ водку; но Ламуты, Тунгусы и Юкагиры приѣзжаютъ нарочно въ Нижнеколымскъ напиваться, чему послѣдуютъ и женщины; примѣчательно, что въ пьянствѣ никогда они не вздорятъ, и пьяной Юкагиръ ни мало не опасенъ.

Музыкальныя орудія имъ не извѣстны, кромѣ шаманскаго бубна, которой видомъ круглопродолговатъ и обтянутъ выдѣланною оленьею кожею. Для извлеченія изъ него звука надобно сперва оной нагрѣть и высушишь при огнѣ. Звукъ его похожъ на звукъ литавръ. Пѣсни ихъ сходны съ Якутскими, т. е. они поютъ безъ приготовленія о любомъ предметѣ и на одинъ голосъ. Попотчивавъ Тунгузску рюмкою водки, я просилъ ее запѣть и она изполнила мое желаніе безъ отговорокъ. Мнѣ перевели содержаніе ея пѣсни. Она начала похвалою водкѣ и тому, кто ее подчивалъ, описала восторгъ свой и наконецъ сравнила жизнь свою съ спокойнымъ теченіемъ и чистотою воды Колымской. Другая возпѣла похвалу купцу, вѣрющему въ долгъ ее мужу, а третья Русскому мѣщанину, прокормившему ее во время голода. У нихъ есть и пляски нѣкотораго рода: обыкновенно пляшущіе образуютъ кругъ, держась за руки, безъ большаго однакоже движенія; при такой пляскѣ они и поютъ, но пѣніе ихъ показалось мнѣ вытьемъ.

Они питаются мясомъ и почти не знаютъ употребленія растѣній. Способъ приготовленія пищи у нихъ чрезвычайно простъ. Похлебка ихъ состоитъ изъ отвара съ оленьимъ мясомъ, которое осенью особенно вкусно; языкъ оленей почитается лакомствомъ. Хотя дикіе олени весною тощи и мясо ихъ не хорошо, но языкъ еще лучше, нежели осенью. Здѣшніе Ламуты, Тунгусы и Юкагиры ѣдятъ мало и въ семъ рознятся съ земляками своими, живущими при Анюяхъ; но могутъ обходиться, какъ и сіи, безъ хлѣба и соли. Они отправляются на рыбную ловлю только тогда, когда нѣтъ оленей, хотя озера ихъ очень рыбны. Русскіе и Якуты часто проживаютъ цѣлые мѣсяцы при сихъ озерахъ. Сѣти у Тунгусовъ дурны, а потому и рыболовство ихъ не прибыльно. Они любятъ, какъ и всѣ жители сѣверной Сибири, сырую рыбу, которую ѣдятъ мерзлую. Лососина (salmo nasus) и стерлядь замороженная, когда ѣсть ихъ съ солью, вкусны. Ето считаютъ предохранительнымъ средствомъ отъ скорбута. За недостаткомъ рыбы, въ теченіи послѣдняго 10—лѣтія, часто у нихъ былъ голодъ, какъ и у Русскихъ Колымцевъ. Многіе изъ сихъ народовъ, принуждены будучи убивать своихъ домашнихъ оленей, обѣднѣли. Одни изъ нужды перемѣнили образъ жизни и поселились при рѣкахъ, а другіе пошли въ работники къ Русскимъ и Якутамъ. Племя Ламутовъ уменьшилось до половины. Потеря имущества, какъ оно ни ничтожно въ здѣшнихъ болотныхъ мѣстахъ, дѣлаетъ сихъ бѣдняковъ очень несчастными.

Они въ юртахъ своихъ сидятъ подогнувъ ноги; ѣдятъ дважды въ сутки, вставая отъ сна и ложась спать. Употребленія вилокъ не знаютъ, но берутъ пищу пальцами, сперва изрѣзавъ на мѣлкіе куски. Жизнь ихъ очень дѣятельна. Какъ скоро пробудятся, тотчасъ одѣваются, ѣдятъ, выкуриваютъ нѣсколько трубокъ табаку и отправляются на промыселъ, съ котораго возвращаются поздно. Дѣти, кои еще не могутъ участвовать съ отцами въ промыслѣ, выходятъ также рано для надзора за домашними оленями и возвращаются въ юрту только для ѣды и питья. Женщины смотрятъ за хозяйствомъ, наблюдаютъ, чтобы не погасъ огонь, кормятъ дѣтей; ибо здѣсь существуетъ дурной обычай кормить ихъ грудью слишкомъ долго, и именно, пока они не будутъ въ состояніи сами бѣгать въ лѣсъ. Сей обычай ведется тамъ у Якутовъ и у Русскихъ. Сверхъ того женщины должны шить платье и заниматься хозяйствомъ. Когда мужъ отправляется въ путь, то назначаетъ мѣсто, и беретъ съ собою однихъ оленей, нужныхъ ему для ловли. Жена собираетъ юрту, складываетъ рухлядь на сани, ловитъ оленей, запрягаетъ, и отправясь на назначенное мѣсто, старается, чтобы къ вечеру мужъ нашелъ тамъ юрту свою въ готовности. Должности женъ трудны и дѣйствуютъ на ихъ лица; а потому изъ нихъ почти нѣтъ пригожихъ.

Вся домашняя утварь состоитъ изъ 2 котловъ, нѣсколькихъ топоровъ, крюка привязаннаго къ древку для выниманія мяса изъ котла, криваго ножа съ ручкою длиною въ 1½ футъ, называемаго пальма, многихъ лопатокъ, нѣсколькихъ тарелокъ, чашекъ и ложекъ деревянныхъ, ставца деревяннаго для ухи, желѣзной разливальной ложки (чумички). Вмѣсто бѣлья (столоваго) и для вытиранія посуды употребляютъ ивовыя стружки, которыми они довольно запасаются. Достаточнѣйшіе изъ нихъ имѣютъ мясную похлебку и пьютъ чай, до котораго они большіе охотники.

Народы сихъ племенъ, или только одни ихъ старшины, собираются однажды въ годъ въ назначенномъ отъ Коммиссара мѣстѣ для платежа ясака и податей, и для разбиранія своихъ тяжбъ. Уже нѣсколько лѣтъ сіе сборное мѣсто, называемое шетиръ, находится при р. Алазеѣ, въ 210 верстахъ на западъ отъ Среднеколымска. Собраніе сіе бываетъ въ день Св. Николая, 6 Декабря. Обыкновенно приѣзжаютъ туда также и нѣсколько купцовъ, для мѣны табаку и щепетильнаго товару на оленей, на лосинную выдѣланную кожу и на соболей. Тогда число юртъ, вмѣстѣ поставленныхъ, простирается до ста.

Одежда ихъ столь необыкновенна, что самое точное описаніе оной не можетъ дать объ ней вѣрнаго понятія. Я купилъ полной нарядъ и надѣюсь представить оный въ рисункѣ. У нихъ нѣтъ рубашекъ. Платье ихъ шьется изъ лосинной кожи, выдѣланной съ одной стороны, а съ другой оставленной съ шерстью. Лѣтомъ носятъ они кожаное платье съ короткимъ волосомъ, а зимою мохнатѣе. Оба пола одѣваются почти одинаково и только нѣкоторыми бездѣлками въ нарядѣ отличаются женщины отъ мужщинъ. Оба пола носятъ изподницы, кои покрываютъ тѣло отъ пояса до колѣнъ и дѣлаются изъ кожъ молодыхъ лосей, шерстью къ тѣлу, равно какъ и застегнутые длинные чулки выше колѣнъ. Обувь ихъ такой же длины и также изъ кожи лосинной, шерстью наружу. Оная не только грѣетъ, но и препятствуетъ скользить. Передняя часть сапоговъ обшита сверху, на половинѣ голенища, ремнями изъ тюленьей кожи краснаго цвѣта. Всѣ почти жители сѣверной Сибири носятъ таковую же обувь, которая однако не бываетъ у нихъ выше икры. Сіи длинные сапоги и чулки привязываются къ штанамъ ремнями, а другой ремень обвивается по икрѣ. Одѣяніе состоитъ изъ двухъ кожаныхъ платьевъ изподняго, коимъ покрывается грудь и брюхо, и верхняго кафтана. Четвероугольной лоскутъ изъ молодой лосинной кожи привязывается ремнями сверху на шею, и внизъ по брюху, у мущинъ онъ вышитъ лосинною шерстью и шолкомъ, украшенъ бусами и обложенъ по краямъ тюленьею кожею. Шкуры черныхъ тюленей считаются у сихъ народовъ лучшими, и даже лучше собольихъ, въ чемъ они и правы; ибо сверхъ того, что мѣха чернаго тюленя, почти не льзя различить съ лучшимъ собольимъ, первой еще и тѣмъ выгоднѣе, что сохраняетъ свой цвѣтъ, а послѣдній измѣняется. У женщинъ такой нагрудникъ бываетъ шире и простирается до колѣнъ. Онъ также вышитъ узоромъ и обложенъ кожею. Къ ремнямъ, висящимъ отъ пояса, изъ лосинной же кожи, привѣшиваютъ разныя побрякушки, на пр. желѣзныя и мѣдныя кольца, бляшки треугольныя, жестяныя, мѣдныя и желѣзныя, величиною съ карманные часы, и разныя другія вещицы, выбитыя или литыя. У богатыхъ онѣ бываютъ серебряныя. Шумъ отъ сихъ гремушекъ слышенъ за ¼ версты. Въ глазахъ Тунгуса самая приятная та женщина, которая богаче, и болѣе обвѣшена такими бездѣлками. Бляха серебряная, или мѣдная, довольно толстая, величиною почти съ чайное блюдцо, покрываетъ грудь. Она бываетъ литая и украшена изображеніемъ разныхъ животныхъ, а болѣе лошади. Мнѣ сказывали, что такіе кружки у нихъ не дѣлаются, а переходятъ изъ рода въ родъ по наслѣдству. Мнѣ кажется, что сіе украшеніе, носимое почти всѣми женщинами, есть Китайской работы. Сверхъ того онѣ носятъ серебряное изъ монетъ ожерелье.

Сверху надѣвается двойной кафтанъ. Нижній шерстью внутрь, сшитой изъ кожи молодаго оленя, а верхній, шерстью наружу изъ стараго оленя; покроемъ походитъ на нашъ фракъ. Длиною лишь до колѣнъ, спереди на разпашку, и закрываетъ половину тѣла и грудь. Вмѣсто пуговицъ застегнутъ ремнями и безъ воротника; шея остается голая. У щеголей платье вышивается по краямъ разными цвѣтами. Для довершенія наряда сзади платья пришивается хвостъ, составленный изъ шкурокъ тюленьихъ, которой отъ спины виситъ до земли и оканчивается вилкою. Женщины носятъ такой хвостъ съ обѣихъ сторонъ. Въ рукавахъ пришитыхъ къ платью дѣлаются прорѣхи, въ которыя проходятъ руки для свободнаго дѣйствія.

Тунгусы, Ламуты и Юкагиры носятъ хвосты обвитые во кругъ шеи: мущины лисьи, а женщины бѣлечьи. У мущинъ волосы заплетаются въ косу, на концѣ коей привѣшивается желѣзная бляшка, или нѣсколько нитокъ бусовъ. Молодыя женщины и дѣвушки плетутъ волосы въ косички и на концѣ ихъ носятъ мѣдныя кольца, нитки жемчугу и проч. Онѣ всегда имѣютъ на головѣ шапочки, и никогда не показываются съ обнаженною головою. Нѣкоторые повязываютъ голову цвѣтными бумажными платками, а сверху надѣваютъ шапку. Круглая коженая шапка составляетъ главный нарядъ какъ мущинъ, такъ и женщинъ. Она красиво вышивается шолкомъ, волосами или шерстью оленьею, и часто обложена бываетъ множествомъ бусовъ разнаго цвѣта и разной величины. Нѣкоторые мущины и всѣ женщины носятъ въ ушахъ серги. Выходя изъ дому они еще надѣваютъ теплую шапку, закрывающую щеки и уши. Онѣ дѣлаются изъ лапокъ лисьихъ, собольихъ и проч.

Каждой мущина къ поясу привязываетъ съ одной стороны ножъ, а съ другой огниво, мешечекъ съ трутомъ и кремнемъ. Тунгусъ никогда не забываетъ своего огнива, которое для него есть самая необходимая вещь. Единственное ихъ оружіе лукъ и стрѣлы. Часто обходятся они и безъ нихъ, употребляя для охоты только собакъ, которыхъ всякая семья содержитъ непремѣнно по 2 и по 3. Онѣ принадлежатъ къ породѣ Русскихъ собакъ; съ ними гоняютъ животное, пока не выбьется изъ силъ.

Послѣ оленей главнымъ предметомъ промысла ихъ бываетъ песецъ, почти природный житель сихъ мѣстъ близь Ледовитаго моря. Ихъ только два рода: бѣлые и голубые. Названіе и цвѣтъ ихъ измѣняется по лѣтамъ. Песецъ при рожденіи своемъ вообще бываетъ темнаго цвѣту. Когда онъ малъ, слѣпъ и съ короткою шерстью, то называется слѣпецъ. Живетъ въ норахъ, которые самъ вырываетъ себѣ въ землѣ, обыкновенно съ двумя выходами, для избѣжанія отъ опасности въ случаѣ нужномъ. Охотникъ нашедъ таковую нору выгоняетъ щенятъ палкою, и тогда ихъ легко убиваетъ. Въ 1822 году слѣпецъ продавался отъ 10—20 коп. Пѣсецъ чрезъ нѣсколько недѣль послѣ рожденія, открывая глаза, называется норникомъ; тогда брюхо начинаетъ у него бѣлѣть, и только бока и спина остаются темнаго цвѣта. У стараго спина темнѣетъ лѣтомъ. Добываемыхъ въ сію годовую пору называютъ также норниками. Всѣ безъ изъятія сѣверныя животныя лѣтомъ теряютъ свою зимнюю шерсть (линяютъ). Щенятъ носитъ песецъ весною въ Маѣ или Іюнѣ, числомъ обыкновенно отъ 8—10; часто живутъ въ одной норѣ двѣ семьи. Въ 1822 г. норникъ продавался отъ 50—70 коп. Когда молодой песецъ оставляетъ нору, что случается въ началѣ Августа, то у него шерсть на брюхѣ бѣлѣетъ, а на спинѣ темнѣетъ. Она дѣлается также въ то время длиннѣе и пушистѣе, и тогда называютъ его чаяшникомъ. Спустя нѣсколько недѣль, когда на спинѣ у него образуется явственно крестъ, называется онъ крестоватикомъ, еще спустя мѣсяцъ, онъ вовсе теряетъ свой темной цвѣтъ и дѣлается сѣроголубоватымъ; тогда получаетъ названіе синяка. У синяковъ шерсть долгая, и мѣха ихъ превозходные. Такой мѣхъ (въ 1822 г.) продавался по 2 руб. Еще позже онъ теряетъ свою сѣрую шерсть, и дѣлается совершенно бѣлымъ; тогда его называютъ недопесецъ. У него не столь долгая шерсть, какъ у песца, который однако стоитъ дешевлѣ, потому что онъ линяетъ. Недопесецъ въ 1822 г. продавался по 2—2½ руб. Наконецъ въ Декабрѣ и Январѣ онъ дѣлается совершеннымъ песцомъ. Въ то время онъ оставляетъ свое жилище и его травятъ собаками; а иногда убиваютъ стрѣлами изъ лука.

Голубые песцы въ сихъ мѣстахъ встрѣчаются рѣдко. Въ числѣ 5000—7000 бѣлыхъ находятъ лишь 20—30 голубыхъ. Причины тому должно искать въ изтребленіи слѣпушковъ и норниковъ, коихъ навѣрно убиваютъ отъ 12000—20000, между тѣмъ какъ песцовъ въ теченіи года убиваютъ отъ 5000—7000. По всѣмъ наблюденіямъ голубой песецъ ничто иное, какъ игра природы; ибо одна и таже самка рождаетъ въ одно время бѣлыхъ и голубыхъ. Замѣчательно также, что голубой песецъ сохраняетъ сей цвѣтъ во все время своей жизни. Молодые имѣютъ оной темнѣе.

Ловля сего звѣря составляетъ у здѣшнихъ народовъ единственную вѣтвь промышленности. Красная лисица попадается рѣдко, а добыча соболя, бѣлки и другихъ звѣрей бываетъ только тогда, когда они пробѣгаютъ въ сосѣдственные лѣса. Прочіе промысла, вовсе пренебрежены; но которые могли бы ихъ обогащать на пр. мамутова кость, коего сіи мѣста изобилуютъ; отчасти перевозка была бы имъ затруднительна. Черепы же носороговъ находятъ рѣдко.

Ловля перелетныхъ птицъ неважна. Лѣтомъ, когда лебеди, гуси и утки прилѣтаютъ къ озерамъ, охотники скрываются въ близи и бьютъ ихъ палками. Но сія охота по большой части предоставляется женщинамъ и дѣтямъ. Сіи птицы иногда прилетаютъ большими стадами. Въ Іюнѣ 1822 года на одномъ озерѣ близь Среднеколымска убито было утокъ до 7000 въ два дни. Дѣти, женщины и мущины окрестныхъ мѣстъ собираются вмѣстѣ, гоняютъ утокъ не могущихъ еще летать къ берегамъ озера, и тамъ бьютъ ихъ палками; а потомъ всю добычу дѣлятъ между собою по равнымъ частямъ. Ламуты, Тунгусы и Юкагиры, хотя не образованы; по преизполнены глубокимъ благоговѣніемъ къ Государю Императору. Какъ только случиться кому изъ нихъ добыть черную или сребристаго цвѣта лисицу, которыя попадаются очень рѣдко, то непремѣнно приносятъ ее къ Комиссару, покорно прося доставить оную Государю. Ето случилось у князца или старѣйшины одного Тунгусскаго племени при нашемъ приѣздѣ.

Въ путешествіи, предпринятомъ мною въ Ноябрѣ и Декабрѣ 1822 г., поздняя годовая пора позволила мнѣ очень мало сдѣлать разъисканій по части Естественной Исторіи сей страны. Притомъ же я отправился въ путь съ позволенія начальника Експедиціи, по главному предмету моему въ качествѣ врача. Вотъ мой краткой отчетъ.

Я поѣхалъ 13 Октября въ саняхъ (нартѣ), запряженныхъ собаками, въ верхъ по Колымѣ, и прибылъ въ деревню Омолонъ, находящуюся за 100 верстъ отъ Нижнеколымска и въ 20 в. отъ устья рѣчки тогожъ имени, впадающей въ Колыму. Въ сей деревнѣ считается 127 домовъ, въ коихъ живутъ Русскіе крестьяне и мѣщане. Оттуда прибылъ я къ скалѣ Гушебой, возвышающейся на правомъ берегу Колымы, которая въ верховьѣ своемъ окружена горами, а далѣе въ разстояніи нѣсколькихъ сотъ верстъ отъ сей скалы, протекаетъ мѣстами ровными. Отъ сего хребта горъ обращается она къ сѣверу, потомъ поворачиваешь къ западу и впадаетъ въ Ледовитое море. Сія скала отъ деревни въ 35—40 верстахъ; при подошвѣ коей лѣтомъ и осенью живутъ нѣсколько семей, занимающихся рыбною ловлею. Отсюда я продолжалъ путь вдоль по лѣвому берегу Колымы къ сѣверовостоку, на встрѣчу Тунгусамъ, извѣстившимъ меня, что они около того времени будутъ въ окрестностяхъ озера Долбу, которое находится въ 70 верстахъ отъ Гушебоя, и весною имѣетъ до 70 верстъ въ окружности, но лѣтомъ высыхаетъ. Тогда были на немъ многочисленныя стада лебедей, гусей и утокъ. Дорога къ нему отъ Гушебоя дика и болотна. Ее разнообразятъ иногда небольшія озера. Нашедши тамъ Тунгузскую юрту, я рѣшился отослать назадъ мои сани съ собаками и Русскимъ проводникомъ, чтобы дождаться съ моимъ слугою, прибытія другихъ Тунгусовъ и продолжать путь на оленяхъ.

Въ нѣсколько дней привыкъ я къ ихъ образу жизни, а особливо видя, что мой хозяинъ дѣлалъ съ своей стороны все возможное, чтобы пребываніе мое у него было для меня приятнѣе. Огонь горѣлъ безпереводно день и ночь, и для постели моей собраны были всѣ лосинныя кожи. Вскорѣ прибыли туда 10 юртъ. Ловля въ семъ году была хороша, и потому удовольствіе и веселость видны были на всѣхъ лицахъ. Они просили меня отправишься за 25 верстъ къ западу въ Китиликташъ, гдѣ были ихъ припасы, которые они, когда не льзя всѣхъ забрать съ собою, зарываютъ въ снѣгъ и поливаютъ сверху водою. Ледяной черепъ защищаетъ оныя отъ волковъ, которые однако же иногда ихъ открываютъ, не смотря на сiю предосторожность. Проживъ нѣсколько недѣль въ Китиликташѣ, я имѣлъ случай замѣтить нравы и обычаи жителей. 6 Ноября отправился къ р. Алазеѣ, гдѣ надѣялся встрѣтить большую часть сихъ племенъ, которымъ должно было собраться тамъ въ Декабрѣ для платежа ясака.

Изъ Китиликташа переѣхали мы 10 верстъ къ сѣверу. Тамъ прекращаются послѣдніе слѣды растѣній; потомъ направили путь къ западу, и проѣхавъ 100 верстъ, достигли до р. Чукотской. Тунгусы перевезли мои вещи въ малой лѣсъ, и разбили тамъ юрту. Ета рѣка довольно велика и впадаетъ въ Ледовитое море, имѣя теченія 400 верстъ. На другой день проѣхали мы 50 верстъ къ западу и прибыли къ р. Быстрой, впадающей въ Чукотскую. Тамъ нашли 7 юртъ и остались ночевать. Отъ Быстрой до Силакси 50 верстъ. Къ сѣверу въ 10 верстахъ находится Медвѣжій камень. Отсюда поворотили къ югу. Въ 40 верстахъ отъ Силакси нашли мы Якутскія избы, въ коихъ живутъ Тунгусы.

Въ сихъ избахъ прожилъ я 3 недѣли. Въ ето время собралось тамъ болѣе 70 юртъ на ярманку. Рѣка Алазея отъ сего мѣста только въ 30 верстахъ. Наконецъ я отправился къ Якутамъ, живущимъ далѣе на югъ: описаніе сего путешествія составитъ особенное отдѣленіе.

Перев. съ Француз. рукописи.

 

(OCR: Аристарх Северин)