Сотвореніе міра.
(Якутская легенда).
Воспоминанія охотника.
«Сибирская Жизнь» №103, 28 августа 1907
Быстро темнѣло. Черныя, мохнатыя тучи съ запада, обгоняя другъ друга, какъ будто спѣша на битву съ невѣдомымъ полчищемъ враговъ, скоро покрыли красное зарево только что скрывшагося за горизонтъ солнца. Долго зарево сопротивлялось, то вновь вспыхивая между разорвавшимися облаками, то опять исчезая... Наконецъ, казалось, все исчезло: толстыя громады облаковъ покрыли все... но, вотъ, въ послѣдній разъ пламя зарева между темной массой задрожало и... потухло... такъ и лучъ свѣтлой вѣры на лучшее будущее, тлѣющей въ сердце юноши, вспыхиваетъ по временамъ огнемъ мужества и храбрости для борьбы со зломъ, но... увы!.. скоро безсильно потухаетъ, подавленный сѣрой, монотонной дѣйствительностью...
Изрѣдка раздавались крики гусей, отождествляемые издалека со скрипомъ не мазанныхъ колесъ, и гдѣ-то таяли во мглѣ темной августовской ночи. Съ вечера начался усиленный перелетъ гусей. Мы сидѣли между кустиками, около рѣчки «Этярики», недалеко другъ отъ друга, лихорадочными глазами слѣдя за перелетомъ. Когда совсѣмъ стемнѣло, крики гусей стали раздаваться рѣже. Я подошелъ къ своему провожатому «Аппанасу» (Аѳанасій), якутскому парню, лѣтъ 20-ти, маленькаго роста, но плотно сложенному, съ типичнымъ лицомъ уроженца Якутскаго округа (1) съ бѣлымъ, но немного загорѣвшимъ, безучастнымъ лицомъ, большими, выдающимися скулами, косоватыми, маленькими глазами, плоскимъ носомъ, въ серединѣ съ маленькимъ горбомъ (отличительный признакъ уроженцевъ Якутскаго округа) и толстыми губами.
(1) Въ Якутской области 5 округовъ: Якутскій, Вилюйскiй, Олекминскій, Колымскій и Верхоянскій. Якуты различныхъ округовъ значительно между собой разнятся какъ по наружности, такъ и особенностями разговорной рѣчи (провинціалы).
«Давай здѣсь расположимся до утра! Разведемъ костеръ, напьемся чаю, да на боковую; вѣдь завтра встать-то нужно рано — перелетъ начнется» предложилъ онъ.
Мы на-скоро собрали громадную кучу сухихъ дровъ, застрявшихъ въ кустахъ во время весенняго разлива рѣчки. Черезъ нѣсколько минутъ уже весело трещалъ костеръ, фантастически освѣщая наклонившіяся надъ нами ивы. Около костра незамѣтно, тихо, какъ тѣнь, мелькала фигура Аппанаса; принявшаго на себя роль эконома и повара. Пока суетился Аппанасъ, я занялся высушиваніемъ своихъ «этербясовъ» (торбаса), отъ сырости разбухшихъ до внушительныхъ размѣровъ и потерявшихъ какую либо опредѣленную форму...
«Вотъ и чай готовъ», раздался надъ моимъ ухомъ голосъ Аппанаса, поставившаго передо мной еще бурлившій чайникъ. Принялись за чаепитіе. Чай показался очень вкуснымъ послѣ довольно продолжительнаго воздержанія отъ пищи и питія. Мы ѣли съ тѣмъ аппетитомъ, съ какимъ обыкновенно ѣдятъ въ полѣ или на охотѣ, ѣли въ первое время молча, лишь слышны были усиленныя чавканія да бульканіе чая въ горлѣ. Когда немного утолили голодъ и жажду, тогда начались шутки и разговоры.
Костеръ нашъ началъ потухать. Мы улеглись спать. Казалось, что ивы низко-низко наклоняются надъ нами и что-то таинственно шепчутъ... Дѣйствительно, все было таинственно: и полумракъ, и едва освѣщенныя деревья съ густыми вѣтвями, и тихо, безшумно рѣющая летучая мышь надъ костромъ, и какой-то особенный густой запахъ сырости, смѣшанный съ дымомъ, и гробовое молчаніе окутывающей насъ кругомъ мглы...
Все способствовало вольной игрѣ фантазіи, и предо мной невольно воскресали величавыя картины образованія міровъ: кругомъ необъятное пространство мглы, среди нея безшумно двигаются безчисленныя вновь образовавшіяся туманности; онѣ еще безформенны, хаотичны и свѣтъ отъ нихъ исходитъ такой-же тусклый, таинственный, какъ и отъ нашего потухающаго костра...
Слѣдуя внушенію фантазіи, я попросилъ своего пріятеля Аппанаса разсказать мнѣ о томъ, что думаютъ якуты о происхожденіи вселенной, въ частности, земли.
«Да что мы можемъ знать о томъ, отчего образовался міръ, кто сотворилъ его? Мы люди не ученые! Вотъ ты разскажи мнѣ, я охотно послушаю тебя», отнѣкивался мой провожатый. Ему казалось смѣшнымъ, что мнѣ интересны такіе пустяки, какъ, напр., мнѣнія темнаго люда.
«Ну, что тебѣ за интересъ слушать дѣтскій лепетъ необразованныхъ якутовъ?», сокрушенно говорилъ онъ.
Скромность, осторожность, скрытность — вотъ отличительныя черты характера современныхъ якутовъ. Я такого отвѣта и ожидалъ отъ Аппанаса. Мнѣ пришлось мотивировать свое желаніе и дать обѣщаніе разсказать ему, какъ объ этомъ думаютъ ученые люди.
«А вотъ что я могу разсказать тебѣ», обратился онъ ко мнѣ и задумчиво остановился.
«Вотъ, вотъ вспомнилъ», оживленно проговорилъ онъ и, облокотившись на лѣвый бокъ, положивъ ружье между колѣнками, началъ такъ.
«Сперва вездѣ была вода и въ ней было смѣшано все: земля, камень, огонь и. т. д.» — А откуда взялась вода? — спросилъ я. «Нѣтъ стой, не такъ начинаю», смѣшался мой собесѣдникъ, незамѣтно улыбнувшись продолжалъ, стараясь принять серьезный видъ, хмуря брови, таинственно обводя кругомъ: «Сперва были: Юрюнъ Аи-Тоень (2) и діаволъ. Примѣрно сказать (3), они были братья. У діавола была вода (море), а надъ водой и вездѣ была мгла...
(2) пер. Юрюнъ — бѣлый, свѣтлый; Аи, — вѣроятно, сокращ. отъ слова «аябынъ» (творю); Тоенъ — Господинъ; отсюда дословный перев. Свѣтлый Творецъ-Господь.
(3) Выраженіе «примѣрно сказать» (по якутски «Биримѣринь эттяхъ») среди обрусѣвшихъ якутовъ начинаетъ получать права гражданства.
Однажды Богъ и діаволъ встрѣчаются. «Доробо, доробо» (здравствуй — такъ якуты привѣтствуютъ при встрѣчѣ другъ-друга) привѣтствуютъ они другъ друга. Аи-Тоенъ говоритъ діаволу: «Ты могъ бы достать со дна моря землю?» — Мм... Я-то?.. — хвастливо переспрашиваетъ діаволъ. Я-то достану! А вотъ ты, пожалуй, не достанешь!
«Ты заранѣе не хвастай! Вотъ сперва достань землю, потомъ уже хвастай!», подзадориваетъ Богъ діавола.
«Знамо дѣло, діаволъ то «кисирьгясь сесю боллага джи» (хвастливое животное)!» таинственно, злорадостно шепнулъ на ухо мой собесѣдникъ и костлявыми пальцами толкнулъ меня въ бокъ. Я отъ боли немного нахмурился и незамѣтно отошелъ отъ увлекшагося догора (товарищъ).
«Слова Бога глубоко задѣли самолюбіе діавола» — все болѣе воодушевляясь, продолжалъ Аппанасъ торжественно. «Вотъ онъ, три раза обернувшись, превращается въ гагару (4) и, закричавъ дикимъ, зычнымъ голосомъ надъ моремъ, отъ котораго оно колыхается, ныряетъ въ темную пучину моря»...
(4) Гагара, по мнѣнію якутовъ, нечистая птица; ее не ѣдятъ.
Тутъ мой собесѣдникъ передохнулъ, проговоривъ, «ну, пока діавола оставимъ и займемся нашей пищей». Онъ досталъ изъ кармана грязный, потный мѣшечекъ съ табакомъ и толстую палочку, похожую на ручку для пера, трубку, какъ говорилъ онъ; въ болѣе толстый, выдолбленный конецъ ея набилъ крѣпкій черкасскій табакъ, потомъ закуривши, съ наслажденіемъ сталъ тянуть изъ другого конца, задумчиво устремивъ свой взоръ куда-то во мглу. Выкуривъ все, онъ вытряхнулъ золу; затѣмъ тоненькимъ прутикомъ сталъ чистить свою трубку и при этомъ съ какимъ то особеннымъ наслажденіемъ облизывалъ «табахъ сагынь», т. е., никотинъ, на прутикѣ. Покончивъ всю эту операцію, уложивъ все въ порядкѣ, онъ принялся за прерванный разсказъ.
«Вотъ діаволъ вытаскиваетъ щепотку земли со дна моря да съ хвастливымъ и немного пренебрежительнымъ видомъ подаетъ Богу, говоря: «Видишь! я вытащилъ землю изъ такой глубины! Теперь попробуй ты! Очередь твоя!» Богъ молча беретъ землю, отвертывается отъ діавола въ другую сторону и, благословивъ землю, бросаетъ въ море, а самъ улетаетъ въ небо. Вдругъ къ удивленію и великому негодованію діавола, щепотка земли начинаетъ расти, угрожая своимъ быстрымъ ростомъ покрыть все море. Видитъ діаволъ, что дѣло плохо. Между его владѣніями начинаютъ появляться владѣнія Бога. При мысли, что Богъ такъ легко провелъ его, онъ приходить въ ярость и начинаетъ наскоро пожирать землю, въ надеждѣ прекратить ростъ земли; но съѣсть все не успѣваетъ, брюхо его увеличивается до невѣроятныхъ размѣровъ и угрожаетъ лопнуть. Наступаетъ для діавола критическая минута — онъ задыхается... но еще яростнѣе продолжаетъ пожирать, собирая послѣднія силы...
Между тѣмъ на благословенной Богомъ землѣ появляются растенія, гады, насѣкомыя, животныя и люди. Только что созданная Богомъ земля со всѣми тварями на ней дышетъ красотой и совершенствомъ; нѣтъ въ ней ничего худого для жизни человѣка, — болѣзней, старости, всякаго рода опасностей.
И думаетъ діаволъ: «Уничтожить владѣніе Бога мнѣ не удалось, такъ испорчу же все!» Злорадостная усмѣшка скользитъ по лицу измучившагося «Кестюбятя» (5) и онъ, шатаясь какъ пьяный, едва волоча свое брюхо, начинаетъ обходить владѣнія Бога, изрыгая вездѣ всю сожранную имъ землю. Изъ изрыгнутой имъ массы появляются горы, обвалы и другія опасныя для человѣка мѣста. А тамъ, гдѣ онъ ступалъ, появляются круглыя, бездонныя, маленькія озера «келюялярь» (6).
(5) Кестюбять знач. злой духъ.
(6) Келюя — маленькое, глубокое круглое озеро.
Съ тѣхъ поръ діаволъ все старается навредить человѣку: то онъ въ него заходитъ по временамъ и человѣкъ становится «мянярикь» (7); то брюхо его начнетъ «убахтарить» (8) и онъ умретъ въ страшныхъ мученіяхъ; или, наконецъ, голову его «чокуярить» — тогда больной умретъ черезъ одинъ или два дня» (9), — закончилъ Аппанасъ свое повѣствованіе перечисленіемъ всѣхъ главныхъ бѣдствій, причиняемыхъ человѣку діаволомъ.
(7) Мянаріярь — такое состояніе, когда больной въ безпамятствѣ начинаетъ говорить, пѣть отъ имени какого-нибудь умершаго члена семейства, или близкаго родственника; состояніе близко подходящее къ истерикѣ.
(8) Убахтырь абалы (мѣшаетъ діаволъ). Такъ думаютъ якуты, когда у больного во время запора (противъ котораго у нихъ нѣтъ никакихъ средствъ), бываютъ сильныя рѣзи въ животѣ, отъ которыхъ больной съ крикомъ катается по землѣ.
(9) Чокуябынъ — бью чѣмъ ниб. тяжелымъ, разбиваю; такъ думаютъ якуты, когда больной умираетъ отъ неожиданной головной боли; вѣроятно, отъ прилива крови въ головѣ.
Разсказано было это стариннымъ якутскимъ языкомъ, отличающимся красотой, изобразительностью и богатствомъ. Я молчалъ, глубоко пораженный разсказомъ... Костеръ давно ужъ потухъ. Деревья едва виднѣлись въ темнотѣ, принимая самыя причудливыя фигуры... Я закрылся своимъ охотничьимъ зипуномъ, и предо мной все стояла комичная фигура обманутаго діавола, обдумывающая будущій планъ своихъ дѣйствій, съ выраженіемъ отчаянія въ вытаращенныхъ глазахъ, съ высунутымъ языкомъ, съ руками, поддерживающими громадный животъ... Потомъ фигура силилась двигаться и... все исчезло изъ памяти... Я забылся крѣпкимъ, подкрѣпляющимъ сномъ...
Якутянинъ.
(OCR: Аристарх Северин)
Сколько земель? или Сулмонъ.*)
(Якутская легенда).
Воспоминанія охотника.
«Сибирская Жизнь» №140, 16 окября 1907
На дворѣ темно, сыро, холодно... Вѣтеръ дуетъ съ какимъ-то ожесточеніемъ... То съ силой ударить въ окно свинцовыми каплями дождя, то опять утихнетъ и уйдетъ... Тогда наступаетъ успокоительная тишина, но... не на долго! Такъ порой и сердце лѣниво—нѣжно отдыхаетъ, въ пріятной истомѣ любви, найдя въ другомъ себѣ родное, но... не на долго!..
*) Вѣроятно, исковерканное имя Соломонъ.
Бѣдная якутская юрта. Налѣво отъ входа тощій каминъ, похожій на поставленное вертикально корыто; направо «нуча осого» (русская печь) и маленькая перегородка, за которой зимой спятъ хозяева, вдоль стѣнъ широкiя нары, прямо противъ входа простой столъ, два—три узенькихъ окна... Бѣдная обстановка! Но и она пріятна охотнику въ такую погоду!..
Я сидѣлъ «остолъ басыгаръ» (1) (въ переднемъ углу). Жалобное пѣніе самовара, тусклое освѣщеніе теплой юрты, наполненной пріятнымъ, свѣжимъ запахомъ сѣна, недавно выстланнаго на полу, шуршаніе мухъ на стѣнѣ, встревоженныхъ необычайнымъ для нихъ свѣтомъ въ глубокую полночь — было прямой противоположностью сырой, холодной погодѣ на дворѣ.
2) Дословный пер. „на головѣ стола“, употребляется въ смыслѣ «сидѣть въ. переднемъ углу».
Прямо противъ меня умѣстился «Кутуяхъ» (2), хозяинъ юрты, въ которой я остановился во время одной изъ любимыхъ моихъ охотничьихъ экскурсій. Онъ былъ въ своемъ родѣ знаменитостью. Когда онъ шагалъ, то вся его толстая, неуклюжая фигура дрожала, угрожая ежеминутно расплыться. Якуты о немъ говорили: «сикэй эттяхъ киси» (человѣкъ съ сырымъ мясомъ), ибо онъ производилъ на нихъ впечатлѣніе чего-то недозрѣлаго... Кромѣ того, съ такимъ выраженіемъ соединялось о немъ понятіе, какъ о человѣкѣ неразговорчивомъ и нерѣшительномъ.
2) Кутуяхъ — мышь, такъ звали хозяина.
Я завелъ съ нимъ разговоръ. Онъ, сверхъ ожиданія, оказался хорошимъ разсказчикомъ и собесѣдникомъ. Разговоръ нашъ носилъ характеръ воспоминанія о его дѣтствѣ. Оно было лишено свѣтлыхъ сторонъ — полуголодная жизнь въ полутемной, сырой, холодной лачужкѣ «кыэяхъ» (юрта), воспитаніе въ безжизненной средѣ родителей, вѣчно затравленныхъ, какъ дикіе звѣри, вопросомъ о хлѣбѣ насущномъ, нужда, оторвавшая его рано отъ семьи, скитаніе среди чужихъ людей — вотъ кратко вся его немногосложная біографія.
— «Да, догоръ, (товарищъ) было время, когда я жилъ хуже собаки», говорилъ Кутуяхъ о своей жизни въ дѣтствѣ и юности.
Потомъ нашъ разговоръ перешелъ къ воспоминаніямъ о старинѣ вообще. Переходъ былъ незамѣтный, какъ и всегда бываетъ въ теплыхъ дружескихъ разговорахъ.
— Хочешь, (3) я тебѣ разскажу о Сулмонѣ? Я это слышатъ отъ стариковъ, когда былъ еще маленькимъ мальчикомъ — однажды во время разговора предложить мнѣ Кутуяхъ свою услугу, съ тою охотностью, съ какой предлагаютъ, обыкновенно, разсказчики, когда знаютъ, что они являются единственнымъ объектомъ напряженнаго вниманія.
3) Якуты со всѣми обращаются на „ты“.
«Жилъ-былъ въ старину одинъ человѣкъ, по имени Сулмонъ — возвышенно, вдохновеннымъ тономъ началъ мой собесѣдникъ. «Человѣкъ онъ былъ мудрый, да такой мудрый, что, къ примѣру сказать, слышалъ даже, какъ коровы разговариваютъ между собою, какъ собаки просятъ у Бога пищи. Ты, вѣроятно, самъ замѣчалъ, какъ собаки зимой, забравшись на стогъ сѣна, воютъ разными голосами, поднявъ головы кверху. Это вотъ онѣ у Бога пищи просятъ. Сулмонъ все это слышалъ.
«Зналъ Сулмонъ также всѣ деревья, травы, камни, но все это его не удовлетворяло. Радъ былъ онъ слушать даже малютку, лишь бы поучиться чему нибудь, но въ то время образованныхъ людей не было. Во времена Сулмона еще вотъ какъ было. Крутомъ «баса атага суохъ (4)» тайга. Кое-гдѣ верстахъ въ 50—60-ти по рѣчкамъ ютятся одинокіе, жалкіе «кыэях’и» (юрты), въ которыхъ живутъ люди, одѣтые въ лохматыя шкуры звѣрей. Они, при одномъ твоемъ приближеніи, запираются... приготовляютъ острыя стрѣлы... Надо тебѣ замѣтить, тогда мы — «саха народъ» (5) — были еще дикіе: никакихъ законовъ не знали. (6) Въ то время всякій боялся людей, потому что могли придти, убить все семейство и разграбить имущество. Поэтому-то, быть можетъ, и запирались».
4) Необъятная.
5) Слово «народъ» у якутовъ употребляется въ смыслѣ «нацiональность». «Саха» — такъ называютъ якуты себя.
6) Народъ, не имѣющій «законовъ», у якутовъ считается дикимъ.
Тутъ мой собесѣдникъ остановился въ увѣренности, что я, по якутскому обычаю, буду ободрять угасающій духъ разсказчика неяснымъ, звѣроподобнымъ возгласомъ въ носъ. Но, увы! я упорно молчалъ! Прождавъ еще немного времени и увѣрившись въ безплодности своего ожиданія, Кутуяхъ, покосившись на меня удивленно, продолжалъ:
«Сулмонъ съ самаго дѣтства слышалъ, что «тогусъ холланъ ороюгаръ» (на вершинѣ девятаго неба) живетъ самъ Юрюнь Аи-Тоенъ (Свѣтлый Господь Творецъ). Разъ вспомнилось ему это и онъ, побуждаемый неутомимой любознательностью, захотѣлъ подняться на небо и самъ удостовѣриться, что тамъ существуетъ за «ортоку анъ-дойду» (7) (средній міръ — земля). Какъ подняться?.. Вопросъ нелегкiй! Но ему-ли, Сулмону, долго было думать?!
7) Ортоку — средній; анъ-дойду — міръ, земля. Якуты думаютъ, что земля находится въ центрѣ міра.
«Поймалъ онъ «ексекю» (орла) (8), потомъ привязалъ на палку красную тряпочку...»
8) Въ Якутской обл. водятся орлы.
— Слушай, Кутуяхъ! Откуда же Сулмонъ взялъ красную тряпочку, когда въ то время и понятія не имѣли о ситцахъ и одѣвались въ звѣриныя шкуры? — перебилъ я разсказчика.
— Мм... Какъ же! Чтобы онъ-то не находилъ!.. задорно, съ легкой усмѣшкой, отвѣтилъ Кутуяхъ и добавилъ: «Онъ находилъ!..» При этомъ онъ махнулъ рукой и мигнулъ однимъ глазкомъ, какъ бы говоря: «Знай нашихъ!..»
«Такъ вотъ, Сулмонъ привязалъ на палку красную тряпочку и сѣлъ на орла. А самъ палку съ тряпочкой держитъ надъ головой орла; послѣднему показалось, что это красное, сырое мясо и онъ бросился къ ней, взмахнулъ крыльями и... полетѣлъ вверхъ, все стараясь достать.
«Вотъ Сулмонъ летитъ и летитъ вверхъ, лишь вѣтеръ шумитъ въ его ушахъ... Внизъ смотрѣть ему страшно... Вонъ далеко-далеко, какъ змѣя, извивается рѣка, видны остроконечные утесы, темныя, глубокія ущелія между ними, сплошные курчавые лѣса да изрѣдка бѣлѣются мары (лѣсныя поляны), какъ плѣшивыя мѣста на головѣ девяностолѣтняго старика! (9)...
9) У якутовъ, благодаря густотѣ волосъ, плѣшивые бываютъ очень рѣдко.
Кутуяхъ, замѣтивъ, что я слѣжу за нимъ, смущенно остановился и, виновато улыбнувшись, проговорилъ, какъ, бы оправдываясь предо мной: «Видишь-ли!.. Такая же картина открывается, когда поднимаешься «турукъ хаяга» (на скалу) осенью, во время охоты на бѣлокъ!..»
— Ничего! Ничего! Пожалуйста, продолжай! — поспѣшилъ успокоитъ я Кутуяха.
Онъ отвернулся и, задумчиво устремивъ куда-то вдаль свои полузакрытые глаза, тихо продолжалъ.
«Потомъ... потомъ все изсчезло изъ глазъ Сулмона и онъ одинъ-одинешенекъ на громадномъ «баса атага суохъ» (употребл. въ смыслѣ «безконечномъ») пространствѣ...
«Вотъ онъ близко подходитъ къ звѣздамъ... Ему казалось, онъ такъ долго летѣлъ, что волосы его, нѣкогда черные, какъ уголь, побѣлѣли теперь, какъ осенній первый снѣгъ...
«Въ одно время Сулмонъ замѣчаетъ на чистомъ синемъ небѣ черную точку. До сихъ поръ онъ ничего не встрѣчалъ. Точка быстро къ нему приближается. Ближе и ближе... и предъ нимъ предстаетъ страннаго вида существо. Одна рука, одна нога и единственный глазъ всаженъ въ самую середину лба. Существо обращается къ Сулмону съ слѣдующей рѣчью: «Житель средняго міра! Возвратись назадъ: ты и четверти не пролетѣлъ того, что слѣдовало! А между тѣмъ, сколько времени ты летишь! Вонъ и сѣдина украшаетъ тебя!» — «Житель неба! — говоритъ ему Сулмонъ. — Я желалъ узнать, что есть у васъ на небѣ, поэтому и полетѣлъ сюда, въ страшную даль. Сколько времени летѣлъ и ни одной земли не встрѣтилъ! Скажи мнѣ, житель неба — есть ли еще другія земли, кромѣ нашей и сколько?» —
— «Двѣ земли найдены, а третья еще не найдена», отвѣтило существо и продолжало свой путь. «Возвратись, возвратись, житель средняго міра, пока еще не поздно!..» какъ стихающій вѣтеръ, чуть слышно, донесся до Сулмона голосъ удаляющагося небожителя. Вотъ съ тѣхъ поръ у насъ, якутовъ, укоренилось мнѣнiе, что двѣ земли найдены, а третья еще не найдена»...
Тутъ Кутуяхъ прервалъ разсказъ, чтобы набрать силы для продолженія.
— Вотъ какъ, значить, вы думаете — вырвалось у меня, не то сомнѣніе, не то удивленіе. И цѣлый рой мыслей, какъ испуганныя зашевелились въ головѣ! Въ комнатѣ воцарилась мертвая тишина... И на дворѣ было тихо... Дождь давно пересталъ. Лишь вѣтеръ безцеремонно таскалъ по небу клочья разорвавшихся облаковъ, да тихо, чуть слышно, шумѣлъ по вершинамъ лѣсныхъ великановъ дикой, необъятной тайги, едва замѣтно, темной массой вырисовывавшейся на концѣ деревушки.
«Захотѣлъ Сулмонъ и измѣрить глубину «Байгала» (10) — монотонно продолжалъ Кутуяхъ, прервавъ пріятную мнѣ тишину и спугнувъ тѣснившіяся въ головѣ мысли. Долго спускался Сулмонъ и дна не находилъ. Встрѣтилась съ нимъ странная рыба. У ней былъ единственный глазъ. Она заговорила съ нимъ человѣческимъ голосомъ: «Житель средняго міра! Возвратись обратно, такъ какъ человѣкъ не можетъ достигнуть глубины океана, да кромѣ того ты и четверти разстоянія не прошелъ». И Сулмонъ воротился».
10) Байгалъ-море, океанъ; это слово, по моему мнѣнію произошло отъ слова «Байкалъ». Предполагаютъ, что якуты первоначально жили около оз. Байкалъ: естественно предположить, что самое названіе этого озера стало синонимомъ слова «море».
— Какъ же Сулмонъ спустился въ глубину океана, вѣдь человѣкъ дышатъ въ водѣ не можетъ? — спросилъ я, вяло неохотно.
— У Сулмона, какъ видно, «этигяръ ханыгаръ» (въ мясѣ и крови) была нѣкая часть Божества: простой человѣкъ никогда не совершитъ подобныя дѣла — отвѣтилъ Кутуяхъ, съ выраженіемъ твердой увѣренности въ истинности своихъ предположеній.
— Ну теперь и, спать можно! — одновременно, какъ бы заранѣе условившись, заговорили мы и пожелавъ другъ-другу спокойной ночи разстались.
Онъ пошелъ спать, къ себѣ въ амбаръ, а я остался въ юртѣ. Разсвѣтало... Пепельно-сѣрый свѣтъ начинающагося осенняго дня растворялъ мглу ночи...
Якутянинъ.
(OCR: Аристарх Северин)