Огневая старуха.
(Изъ полярныхъ сказаній).
Августа Берчанская
«Восточное обозрѣнiе» №9, 19 января 1897
Въ древнія, древнія времени, когда и въ духахъ еще не было не только нашихъ дѣдовъ, облысѣвшихъ отъ старости, но и ихъ собственныхъ дѣдовъ и прадѣдовъ, рѣка Колыма была заселена гораздо богаче и многолюднѣе, чѣмъ теперь. Тогда жилось тихо и мирно, въ полномъ невѣдѣніи о такихъ ужасахъ, какъ роковыя болѣзни.
По берегамъ обоихъ рукавовъ Анюя раскинулись селенья племени каугинисовъ, между которыми было не мало умныхъ, преумныхъ людей. Каждую весну отправлялись они на берегъ океана и тамъ, въ мирѣ и согласіи съ сосѣдними жителями, ловили рыбу и били моржей и тюленей. Каугинисы, вообще, были народъ не злой и разсудительный, а потому и находили, что нечего ссориться между собой или съ сосѣдями, когда въ морѣ для всѣхъ вдоволь рыбы, а на сушѣ — моржей и тюленей.
Ежегодно, едва только открывалось яркое око блестящаго солнца, которое смыкало его болѣе двухъ мѣсяцевъ, со всѣхъ горъ и пригорковъ, изо всѣхъ отдаленнѣйшихъ юртъ каугинисы спѣшили на «поле смерти», гдѣ проживалъ старѣйшій изъ ихъ «оюновъ», или шамановъ, по имени Иллигинъ. Это былъ самый великій, самый мудрый изо всѣхъ шамановъ на свѣтѣ. Онъ зналъ, когда осенью долженъ выпасть снѣгъ и когда рѣки подернуться льдомъ... Слово его было для всѣхъ закономъ.
Какъ только всѣ были въ полномъ сборѣ, Иллигинъ приступилъ къ торжеству «Иссьіяхъ», начиная прорицать, какого можно ожидать улова и благополучно-ли минетъ весна, которая обыкновенно несетъ съ собою опасную для оленей болѣзнь.
Быль январь мѣсяцъ. Долго дремавшее солнце рѣшилось, наконецъ, выглянуть изъ-за тучъ на снѣжную поляну, среди которой стояла большая юрта шамана, окруженная множествомъ другихъ, меньшихъ юртъ. Все племя каугинисовъ было въ сборѣ: предстоялъ великій праздникъ «Иссьіяхъ». На годовое народное пиршество и ликованье пришли даже охотники дальняго Востока и жители береговъ Великаго Океана.
Дѣвушки, какъ видно, на этотъ разъ не пожалѣли нарядовъ: поверхъ панциря изъ круглыхъ жестяныхъ чешуекъ у нихъ были надѣты разукрашенные казакины. Онѣ прогуливались, держась за руки, танцевали и бесѣдовали между собою. Старухи-же, — большею частью слѣпыя, глаза которымъ выѣлъ злой духъ, — сидѣли на мѣстѣ и напѣвали пѣсни, которыя онѣ тутъ-же и слагали. Въ этихъ пѣсняхъ говорилось о томъ, что молодежь на будущій годъ снова увидитъ появленіе солнца, а онѣ, старухи, можетъ-быть, уже будутъ лежать въ своихъ выдолбленныхъ гробахъ, на холмѣ, на двухъ столбахъ. Юноши и мужчины помоложе усердно чистили и мазали жиромъ тюленью шкуру, приготовляя ее для любимой игры каугинисовъ. Эта игра состояла въ томъ, что нѣсколько человѣкъ держались за концы шкуры и какъ можно выше подбрасывали на ней своего товарища, а онъ, падая внизъ, долженъ быль стараться упасть не обратно, на шкуру, а на землю, и стать прямо на ноги.
Всѣ поджидали лишь внуковъ Иллигина, смѣлыхъ и ловкихъ охотниковъ, которые еще съ прошлой весны ушли къ верховьямъ Колымы и теперь должны были вернуться домой.
Вдругъ послышался крикъ:
— Ѣдутъ! Ѣдуть!..
И въ самомъ дѣлѣ: вдали показались узкія санки охотниковъ, запряженныя цугомъ. Упряжныя собаки залились радостнымъ лаемъ, почуявъ родныя юрты.
Но не веселы были охотники. Невольная тревога закралась въ душу окружающихъ, при видѣ ихъ печальныхъ лицъ, раскраснѣвшихся отъ мороза.
Со всѣхъ сторонъ посыпались догадки, разспросы:
— Да чего-жъ васъ такъ мало?.. Гдѣ остальные?.. Уѣхало васъ семеро, а вернулось трое. Что-же съ тѣми случилось?..
Молча распрягли молодые люди своихъ собакъ и молча вошли въ жарко натопленную юрту. Отогрѣвшись немного, они проговорили:
— Да, насъ только трое; четверыхъ не хватаетъ. Оми тамъ остались, заживо сгорѣли!..
— Неудачно мы съѣздили, «огонеръ!» — продолжали они. — У ламутовъ такой моръ, что бѣда! Проявилась у нихъ болѣзнь удивительная, неслыханная: облѣпитъ она человѣка волдырями, волдыри эти сольются, и отъ жестокаго жара онъ весь горитъ и умираетъ. Съ запада пришло новое племя, а по-каковски оно лопочетъ, не разберутъ ни чукчи, ни юкагиры. Оно зоветъ себя «саха» *), вмѣстѣ съ нимъ пришла и эта болѣзнь. Отъ нея-то и умерли наши товарищи. Страшныя вѣсти принесли изъ-за горъ эти чужеземцы!.. Въ довершеніе этихъ ужасовъ появилось теперь въ горахъ новое, невѣдомое дерево, да такое, какое и во снѣ никому не снилось. Кора у него отвратительно горькая, а листья дрожать непрерывно, какъ и сами люди племени «саха»... Вотъ, отвѣдай самъ, «огонеръ»: мы оторвали и принесли тебѣ кусокъ этой коры.
*) Т. е. якуты.
Иллигинъ призадумался и пытливо устремилъ свой вѣщій взоръ на странную, невѣдомую кору. Ясно, что духи выражаютъ людямъ свой гнѣвъ... но за что? За что наказываютъ они смертныхъ, насылая на нихъ моръ, чужое, зловѣщее племя и дерево съ горькой корой и дрожащими листьями?..
Въ юртѣ была тишина. Даже грудныя дѣти, сосавшіе куски мерзлой рыбы, и тѣ пріумолкли.
«Доготторъ!» **) — произнесъ, наконецъ, мудрый шаманъ. Насъ ожидаетъ что-нибудь очень важное; не могу еще сказать, худое-ли оно, или хорошее, но только духи не даромъ посылаютъ намъ эти знаменія. Я обращусь къ своему духу-покровителю Эмъягиту, чтобы онъ вознесъ меня въ высшія облака, на западъ, гдѣ обитаютъ боги: я вопрошу ихъ, что насъ ожидаетъ.
**) Друзья.
Иллигинъ отошелъ въ сторону отъ присутствующихъ и распростерся на своей бѣлой медвѣжьей шкурѣ. До самого вечера онъ больше не проронилъ ни слова.
Какъ тяжелымъ бремененъ всѣ были подавлены уныніемъ. Дѣвушки и юноши досадовали въ душѣ, что ихъ праздникъ такъ неожиданно и грустно разстроенъ, а старухи, вѣрныя помощницы шамана, принялись готовить все необходимое для священнаго обряда. Онѣ достали тюнгюръ ***) и разостлали драгоцѣнный кафтанъ, усѣянный символическими знаками; главнѣйшими изъ нихъ были: круглая бляха изъ мамонтовой кости и изображеніе фантастическаго существа съ какими то невѣроятными руками и ногами. Все тѣ же старухи приготовили и «балыкъ-темиръ», который шаманы, на длинныхъ ремняхъ надѣвали себѣ на спину, для привлеченія благосклоннаго духа.
***) Барабанъ.
Огонь въ очагѣ потухъ. Тьма въ юртѣ еще увеличилась; лишь по шороху можно было догадаться, что шаманъ всталъ со своего ложа и вышелъ на середину юрты.
Торжественно прогремѣлъ барабанъ, и раздался голосъ Иллигина:
— Могучій владыка! Исполни всѣ мои желанья!..
Издали послышались какіе-то тихіе звуки.
Шаманъ только тѣломъ находился въ юртѣ; духъ-же его полетѣлъ на бесѣду къ богамъ, на «верхнія облака», надь горою, гдѣ вѣчная, непроглядная тьма, гдѣ обитаетъ богъ всѣхъ болѣзней, грозный «Чапокъ».
Вдругъ страшный, рѣзкій звукъ заставилъ всѣхъ содрогнуться, и вслѣдъ затѣмъ послышался стукъ, какъ отъ паденія грузнаго человѣческаго тѣла. Старухи въ испугѣ бросились къ костру и поспѣшили раздуть огонь. Онъ запылалъ и освѣтилъ распростертаго на землѣ, лицомъ внизъ, Иллигина.
— Дурной знакъ!.. Дурной знакъ!.. — заохали старые люди, а молодые въ волненіи смотрѣли на все, что передъ ними творилось.
— Оюнъ! Оюнъ!.. Проснися! — молили его старухи, осторожно теребя вѣщаго шамана.
Вскочивъ на ноги, старикъ, какъ молодой, сталъ такъ быстро вертѣться вокругъ огня, что, глядя на него, у присутствующихъ духъ захватывало. Длинныя пряди его сѣдыхъ волосъ развѣвались въ воздухѣ; мертвенно блѣдное лицо постепенно краснѣло, глаза наливались кровью... Вдругъ онъ остановился и, съ неожиданной для его возраста легкостью, высоко подпрыгнулъ. Костяшки у него на кафтанѣ издали тупой, но совершенно чистый звукъ. Изъ устъ «оюна» полились громкія, непонятыя рѣчи и возгласы...
Наконецъ, онъ умолкъ, прижалъ свои ладоши къ ушамъ, сѣлъ на землю и громко заплакалъ.
(Окончаніе будетъ).
Огневая старуха.
(Окончаніе).
«Восточное обозрѣнiе» №12, 26 января 1897
— О «доготторъ!» — воскликнулъ мудрый старикъ. Времена идутъ, судьба наша измѣнчива! Скоро на наши берега явится могущественный народъ и покоритъ насъ. Намъ грозитъ и другая бѣда: на насъ надвигается грозная туча, страшная неумолимая болѣзнь, которая среди сыновъ твоихъ соберетъ обильную жатву, сожжетъ ихъ, «какъ огонь».
* * *
Зима прошла.
Бывало съ наступленіемъ весны берега океана оживлялись: на воду спускались челны изъ оленьихъ шкуръ, и въ воздухѣ раздавались оклики и пѣсни молодежи, собравшейся на ловлю.
Теперь-же на берегу была мертвая тишина.
Ни стало танцевъ, ни стало пѣсней и шумнаго веселья подъ музыку — родного «камыза», *) у пылающаго огня. Всюду царило бездѣлье. Никто не хотѣлъ заботиться о будущемъ, никто не хотѣлъ трудиться: всѣ со страхомъ ждали этого будущаго. Съ верховьевъ Колымы прибѣгали вѣстники и сообщали о движеніи невѣдомаго народа. Лица этихъ людей обросли волосами; въ рукахъ у нихъ огненныя смертоносныя стрѣлы; всѣ они закованы въ желѣзо и сильны, какъ самъ «доготторъ». Они собираютъ драгоцѣнные мѣха и золотой песокъ, о которомъ каугинисы никогда не слыхали. Всѣ народы покорятся этимъ бѣлымъ людямъ, и никто не можетъ имъ сопротивляться, такъ говорили бѣглецы съ береговъ Колымы.
*) Музыкальный инструментъ обитателей Сѣверной Сиб.
На большую, не веселую сходку собрались старъ и младъ передъ юртой мудраго шамана.
— Доготторъ! началъ онъ дрожащими голосомъ. Нашъ богъ безсиленъ! Враги идутъ на насъ съ запада: значитъ, на западѣ властвуетъ тотъ духъ, который имъ помогаетъ. Но какому Богу они поклоняются, и гдѣ его искать, чтобы мы могли умилостивить его?.. Вотъ онъ тутъ, среди насъ! громко крикнулъ онъ и потрясъ въ воздухѣ драгоцѣннымъ бобровымъ мѣхомъ, который вынулъ изъ-подъ жертвенника. Будемъ-же умолять его, чтобы онъ не подпустилъ враговъ разорять и убивать насъ! Несите сюда все, все, что у васъ есть самаго цѣннаго изъ этого божества враговъ вашихъ. Не думайте, что вы можете скрыть бобры у себя: враги такъ преданы своему Богу, что хотя куда-бы вы его ни запрятали, они вездѣ отыщутъ его!...
Солнце зашло. Его златокудрая дочь, «Тургунъ-Ваганъ», перестала чесать свои длинные, длинные волосы *).
*) т. е. лучи. Такъ объясняютъ жители полярныхъ странъ происхожденіе зари.
Жители юртъ принесли на берегъ цѣлыя груды соболей, сѣдыхъ бобровъ и чернобурыхъ лисицъ для приношенія своей милостивой богинѣ «Азитѣ», которая обитала въ глубинѣ большого озера, вѣчно покрытаго льдами. Торжественно, съ упованіемъ на ея благосклонную помощь, каугинисы, подъ предводительствомъ мудраго Иллигина, опустили они на дно свои драгоцѣнности.
Вдругъ съ поляны, гдѣ были расположены селенья и гдѣ оставались только женщины и дѣти, донеслись крики.
Никто не сомнѣвался, что пророчество Иллигина сбылось!..
Каугинисы, и старые и молодые, и мужчины и женщины, обратились въ бѣгство. Они бѣжали не столько отъ бѣлаго врага, сколько отъ той страшной болѣзни, «страшной старухи», которая въ два три дня сжигала человѣка.
И опустѣли берега Анюя: каугисовъ, этого нѣкогда богатаго и многолюднаго племени, не осталось на нихъ и слѣда. Лишь стоятъ однѣ высокія могилы, «арангасы», и въ одной изъ нихъ лежитъ величайшій изъ шамановъ, премудрый Иллигинъ, въ своемъ выдолбленномъ гробу на столбахъ.
Порой онъ пробуждается отъ своего вѣчнаго, мертваго сна, силою своей вѣщей воли взываетъ къ «огневой старухѣ» и шлетъ ее на верховья Колымы, чтобы она такъ-же безжалостно истребила враговъ его народа, какъ нѣкогда истребила дорогихъ его сердцу каугинисовъ... Затѣмъ Иллигинъ ложится на другой бокъ и снова засыпаетъ.
А огненная старуха, на своихъ красныхъ собакахъ, въ быстрыхъ и легкихъ салазкахъ, мчится къ верховьямъ Колымы и нападаетъ на ихъ обитателей, какъ нѣкогда на каугинисовъ...
* * *
Таково сказаніе о томъ, какъ было истреблено богатое племя каугинисовъ, — истреблено яростью чужеземныхъ враговъ и ужасной болѣзнью — оспой.
А. Б-ая.
(OCR: Аристарх Северин)