Герои Татты и Амги.

(Изъ дневника экскурсанта).

(Продолженіе).

II.

Батурусскіе родоначальники

«Сибирскiй сборникъ» Вып. III, 1896

Нашъ маленькій поѣздъ подвигался тихо и медленно отъ юрты къ юртѣ. Послѣ весеннихъ мятелей дороги не было видно совсѣмъ, и мы ощупью пробирались по круглымъ аласамъ и продолговатымъ впадинамъ ручейковъ, то и дѣло сбиваясь и ныряя въ глубокихъ снѣжныхъ заносахъ.

Зимнiй сезонъ кончался, и якуты торопились вывезти съ покосовъ остатки сѣна; на каждомъ шагу, издали, раздавалось: «тохто! тохто, догор!» (стой, постой другъ!) и мы всѣ останавливались. Разспросивъ ямщика, куда онъ везетъ русскаго, зачѣмъ и за сколько, якуты, сидя верхомъ, поворачивали своихъ быковъ въ противоположную отъ насъ сторону, и мы объѣзжали возы, цѣпляясь полозьями и осыпаемые трухой сѣна. Эти частыя остановки, а еще болѣе того безконечные разспросы, видимо, надоѣдали иногда даже моему терпеливому ямщику, но онъ сдерживался и выполнялъ обычный ритуалъ съ тактомъ и выдержкою, которые сдѣлали-бы честь и не столь молодому дипломату. Къ тому-же онъ извлекалъ выгоду изъ этого обмѣна любезностей: его кони отдыхали, а самъ онъ, въ свою очередь, узнавалъ новости — городскія и наслежныя — о цѣнахъ, о пріѣзжихъ изъ города (городчикахъ), о дѣяніяхъ мѣстнаго тоёна и т. п.

Только однажды, послѣ долгой стоянки и продолжительной бесѣды, потерялъ онъ свое обычное равновѣсіе: наскучивъ безконечными и назойливыми вопросами, онъ, вдругъ, взмахнулъ своимъ кымни (кнутъ и въ тоже время скребница) и такъ больно ударилъ имъ по головѣ передового быка, что бѣдное животное бросилось въ сторону, а сѣдокъ полетѣлъ въ сугробъ съ протянутой рукой и словами: «тойонумъ, бирись! бирь хамса!» (подѣлись, господинъ! на одну трубку!) Мы промчались мимо.

Нельзя сказать, чтобы мой возница артистически справлялся со своими обязанностями: онъ былъ молодъ, неопытенъ и впервыѣ командированъ въ такое «дальнее плаваніе»; разспросамъ и остановкамъ не было конца, и мы не пропускали ни одной юрты, чтобы не заглянуть въ нее. Въ сущности я былъ доволенъ этимъ. Мнѣ нравились эти частые заѣзды съ безконечными чаепитіями и обычнымъ «кэпсе» въ этихъ бѣдныхъ и грязныхъ землянкахъ, гдѣ запахъ человѣческаго жилья вытѣсненъ атмосферой хотона (хлѣва), гдѣ вперемежку тѣснились люди и животныя, гдѣ болѣзни и всякія невзгоды мгновенно забывались за чашкою чаю и трубкою табаку.

Пріѣздъ удивительнаго нутчà (русскій) всегда производилъ переполохъ: всѣ, кто помоложе, — дѣти и подростки, — преодолѣвъ любопытство, быстро прячутся въ невѣдомые тайники полуосвѣщеннаго хотона; вѣстовые изъ сосѣднихъ юртъ чутко прислушиваются къ ходу разговора, чтобы тотчасъ-же донести, куда слѣдуетъ; хозяева оффиціально и натянуто исполняютъ обычный пріемъ гостей; кругомъ недовольныя лица, недовѣрчивые взоры. Но вотъ разъяснилось, что «тоёнъ съ юга» не такъ страшенъ и сговорчивъ, что онъ даже не прочь угостить чаемъ и табакомъ, — и настроеніе мѣняется: за нами ухаживаютъ, стараются всячески услужить и угощаютъ лучшими сливками къ чаю. Юрта переполняется любопытными, пьютъ чай, угощаются, разспрашиваютъ и разсказываютъ, цѣлый праздникъ въ глухой и однообразной жизни наслега. Иногда кто-нибудь изъ толпы — помоложе — проситъ у меня сылабаръ-кулгага, т е. самоварное ухо, какъ прозвали якуты мой динамометръ. Если я не отказываю, начинается своеобразный спортъ съ шумомъ, крикомъ и безконечными спорами: выступаютъ лучшіе молодцы, стараются перетянуть другъ друга, горячатся, спорятъ, — и я устанавливаю репутацію. Еще болѣе забавляло ихъ «срѣзываніе портретовъ» — патрет быгар — фотографированіе, — это чудесное и таинственное священнодѣйствіе, которое они приписывали заклинанію особаго духа. Но мнѣ рѣдко приходилось «шаманить». Приближалась весна, и я торопился еще въ одинъ населенный пунктъ, прежде чѣмъ выѣхать на Татту.

Былъ уже апрѣль мѣсяцъ, но весна еще не приходила. Безпокойно и тревожно слѣжу я за упорной и нескончаемой борьбой зимы и лѣта. Напрасно я выглядываю въ окно, выбѣгаю на дворъ, чтобы привѣтствовать побѣду свѣта и тепла: предо мною все та-же снѣжная даль, тѣ-же толщи льда въ окружающихъ насъ озерахъ. Незамѣтно поглощаютъ онѣ разрушительное дѣйствіе весеннихъ лучей и съ заходомъ солнца вновь обрѣтаютъ крѣпость для борьбы завтрашняго дня. Вотъ, тамъ, въ отвалѣ озера, въ началѣ лѣса, я ясно вижу, большое, черное пятно с на немъ густую, нескошенную атаву, желтый подснѣжникъ и даже, какъ будто, зелень выбивающейся травы; вотъ на горизонтѣ съ востока явно показались черныя точки, — онѣ увеличиваются и растутъ, — это навѣрное заморскіе гости — утки и турпаны — выходцы съ восточнаго моря, ищущіе прѣсной воды... Но, увы, все это продукты нетерпѣливаго воображенія. Обманчивая сила жгучихъ лучей и эта видимая стойкость холодной твердыни наполняютъ душу смутными опасеніями за будущее и ожиданіемъ чего-то невозможнаго и неосуществимаго... Съ нетерпѣніемъ жду возможности двинуться далѣе.

Мнѣ все кажется, и я боюсь, что видѣнное мною и слышанное до сихъ поръ не настоящее, доподлинно-якутское, что тамъ, впереди, я найду чистое, безъ примѣсей, якутское племя и сохранившійся первобытно-тюркскій типъ. Тамъ меня ждетъ откровеніе, — я уясню себѣ прошлое якутовъ и найду ключъ къ у разумѣнію настоящаго. Чѣмъ объяснить столь рѣзко выраженные два противоположные типа, — низкорослый, широкоголовый и плосколицый и 2-й — высокаго роста съ длиннымъ выпуклымъ лицомъ и горбатымъ носомъ? Есть-ли это двѣ разновидности одного племени или продуктъ смѣшенія двухъ расъ? Откуда они пришли и гдѣ была ихъ родина? Какія племена встрѣчали они на пути своемъ и на мѣстахъ осѣданія, велись-ли войны и сохранились-ли въ памяти народной преданія изъ этого далекаго прошлаго?.. — Якуты не знаютъ своей исторіи, — сказалъ мнѣ однажды интеллигентный инородецъ, развлекавшій меня въ скукѣ ожиданія. Да и откуда-же намъ знать ее? Въ нашихъ сказкахъ говорится, что предки наши, съ Омогой-баемъ во главѣ, потеряли свою письменность во время долгаго кочеванія внизъ по долинѣ Лены, когда, тѣснимые другими племенами, они должны были оставить свою первоначальную родину и искать новыхъ мѣстъ для себя и скота своего. Съ тѣхъ поръ мы ничего не писали и не записывали; другіе тоже мало интересовались нашимъ прошлымъ. Единственные наши источники — это устныя преданія, переходящія отъ отца къ сыну, изъ поколѣнія въ поколѣнія. Память у насъ крѣпкая, зимніе вечера очень длинные, и мы слушаемъ другъ друга съ неослабнымъ вниманіемъ и забываемъ очень мало. Въ разныхъ мѣстахъ, при опросахъ, вамъ, конечно, не разъ приходилось слышать названія мѣстностей, напр. Намчи, Чурапчи ¹⁾, или рода, напр., Хомос (ковшъ), Кутуях (мышь) и т. п. Вамъ скажутъ, что такъ звали родоначальниковъ этихъ мѣстъ или родовъ, по ихъ наружнымъ или душевнымъ свойствамъ. Оно такъ и бываетъ. но изъ устъ знатока вы нерѣдко услышите длинную исторію этого «ковша» со всѣми подробностями его родословной или-же цѣлый рядъ подвиговъ, войнъ и всякихъ передрягъ, въ которыхъ эта «мышь» играла первостепенную роль. Иногда вамъ встрѣтятся два рода одного названія и въ мѣстахъ столь отдаленныхъ другъ отъ друга, что вамъ трудно допустить какое-либо родство между ними, и вы скорѣе готовы объяснить это случайнымъ совпаденіемъ имени. Но если вы углубитесь въ родословную ихъ, то легко узнаете, что они ведутъ свое происхожденіе отъ одного предка и представляютъ развѣтвленія одного первоначальнаго рода. Таковы, напр, кангаласскіе роды двухъ отдаленныхъ другъ отъ друга улусовъ, какъ Баягантайскій и Намскій. Кангаласкій родъ послѣдняго улуса ведетъ свое происхожденіе отъ выходца изъ Кангаласкаго улуса, по имени Боттой. Онъ былъ рабомъ одного Кангаласкаго тоёна и отданъ имъ, въ числѣ приданаго своей дочери, нѣкой шаманкѣ (удаган) Аллах-кын, вышедшей замужъ за намскаго якута, по имени Налтанъ. Обязанностью приданаго раба (энне-кулут) было всюду сопровождать свою госпожу и подставлять ей спину, когда она сходила съ коня или садилась на него. Съ нею-то прибылъ онъ въ Намскій улусъ къ ея мужу, женился, имѣлъ дѣтей, и отъ нихъ нынѣшніе потомки 1-го кангаласкаго выходца. Такова-же родословная и баягантайскихъ кангаласцевъ, отпрысковъ того-же первичнаго рода. Таково-же преданіе о происхожденіи бетюнскихъ якутовъ по Амгѣ и Ленѣ (Батурусскаго и Намскаго улусовъ).

1) Чурапчи, — деревянное кольцо въ ноздряхъ быка.

Правда, закончилъ онъ, всѣ эти сказанія похожи на вымыселъ, изукрашены небылицами и всякими преувеличеніями, но все-же они освѣщаютъ намъ темную даль нашего прошлаго и путаницу отношеній въ настоящемъ...

Въ серединѣ мая снѣгъ стаялъ, наконецъ; земля обнажилась, и по ней бродилъ группами и вразсыпную отощавшій скотъ, жадно щипая жесткую и желтую атаву. Вдали голый лѣсъ пестрѣлъ бѣлыми, еще не стаявшими въ чащѣ, пятнами снѣга. Только озера сдавались медленно и напоминали еще о суровомъ прошломъ: покрытыя почти сплошными крупными льдинами, они грозно бѣлѣли издали; отъ нихъ вѣяло холодомъ. Но ручьи и ручейки дѣлали свое разрушительное дѣло, — изломали въ куски рыхлый и позеленѣвшій ледъ, и на берегахъ озеръ появились маленькія будки—засѣдки, изъ которыхъ то и дѣло раздаются ружейные выстрѣлы. «Анды-келе!» (турпаны летятъ!) — звонко раздается въ воздухѣ и якуты со всѣхъ сторонъ бѣгутъ къ озерамъ, каждый спѣшитъ поставить въ воду свои чучела (мунчук), залѣзть въ будку съ ружьемъ на ночевую и ждать, когда эти глупыя птицы, въ своемъ любовномъ жару, примутъ мунчуки за настоящихъ самокъ и стаей бросятся къ нимъ. Цѣлыя ночи не умолкаетъ канонада; гулко раздается она въ тиши, когда на часъ засыпаетъ все кругомъ; звучно аккомпанируетъ она нестройному хору причудливыхъ голосовъ лѣсныхъ и озерныхъ птицъ, оглашающихъ воздухъ криками жизнерадостнаго настроенія. Знойный день смѣняется сумерками; неугасающая заря освѣщаетъ природу поэтическимъ блѣднымъ свѣтомъ; воздухъ полонъ звуковъ и аромата, — онъ опьяняетъ животныхъ и растенія; все оживаетъ и живетъ быстрой лихорадочной жизнью. Чудныя бѣлыя ночи! Давно забыты всѣ невзгоды зимней стужи, и холодъ, и голодъ, и скука безконечной ночи... Апатію, сонливость смѣнили бодрость и энергія; дышится легко, живется весело, — и голосъ туземца присоединяется къ общему ликованію торжествующей жизни...

Въ одну изъ такихъ ночей тронулись мы въ путь. Лѣтняя дорога еще не установилась; вздувшіеся и разбушевавшіеся ручьи еще не вошли въ свои берега; мосты были снесены, и мы переправлялись въ бродъ, нерѣдко погружаясь въ воду вмѣстѣ съ вьюками, висѣвшими по обоимъ бокамъ лошадей; навьюченные кони ступали тихо и не ровно, бросаясь въ сторону передо каждою лужею и оттягивая переднихъ за хвостъ и шею, къ которымъ были привязаны веревкою.

Рѣка Татта, обыкновенно мелководная и мѣстами пересыхающая въ жару, теперь представляла величественное зрѣлище многоводной рѣки, усѣянной зеленѣющими островами и съ шумомъ катящей мутныя волны.

Подъ утро мы уклонились влѣво, и первые лучи восходящаго солнца освѣтили передъ нами обширный аласъ, испещренный небольшими клочками вспаханной и огороженной земли, тонувшими въ зеленомъ фонѣ луговъ. На противоположномъ крутомъ берегу, у самаго лѣса, мелкими точками виднѣлись юрты, а внизу, у подошвы его, миріадами искръ блестѣло продолговатое озеро, — видимо, остатокъ нѣкогда величаваго озера, наполнявшаго котловину до вершинъ нынѣ обрывистыхъ и еще безлѣсныхъ береговъ. Изъ самой воды выдѣлялся огромный, круглый съ зубчатыми вершинами курганъ (булгуньях). Со всѣхъ сторонъ омываетъ его озеро, со всѣхъ сторонъ виденъ этотъ стражъ аласа, и его четыре головы точно облысѣли и покрылись трещинами отъ вѣковой и несмѣняемой службы...

«Нѣкогда, очень давно, — сказалъ мнѣ одинъ изъ мѣстныхъ жителей, — этотъ булгуньяхъ представлялъ иной видъ: вершина его не была еще такъ изрѣзана и состояла изъ нѣсколькихъ впадинъ — озеръ, въ которыхъ водилась рыба. Въ дѣтствѣ я бывалъ тамъ часто и видѣлъ въ одной изъ нихъ часть куюра (сачокъ для ловли рыбы), а дѣдъ мой передавалъ объ этой ловлѣ, какъ о свѣжемъ преданіи. Послѣ смерти Кыччи, вода ушла изъ этихъ маленькихъ озеръ, изрѣзавъ вершину кургана длинными и поперечными горбами; пропала также и растительность на немъ».²⁾ Я спросилъ, кто такой Кыччи и почему съ его именемъ связана исторія кургана.

2) Въ Бахсинскомъ наслегѣ Мегинскаго улуса есть два кургана, съ которыми связано преданіе о знаменитомъ ерѣ «Бахсы-тоено» (ерь — злой духъ, воплотившійся въ тѣло умершаго и напускающій на людей всякія бѣды и болѣзни). Передъ смертью кого-либо въ окрестностяхъ этого мѣста — ильбистях — вершина большого кургана разверзается и образуетъ впадину—могилу. Никто изъ якутовъ не рѣшается заглянуть туда.

«Кыччи былъ одинъ изъ древнѣйшихъ нашихъ родоначальниковъ, жившихъ въ здѣшнихъ мѣстахъ. Преданія о немъ утеряны и забыты; мы знаемъ только, что онъ былъ старшій сынъ и наслѣдникъ богатаго и знаменитаго Батыра или Батура, именемъ котораго называется нынѣшній Батурускій улусъ (Батур-уга-потомки Батура). Когда вы достигнете рѣчекъ Тея и Нангмара, впадающихъ въ Татту, вамъ не разъ придется услышать о двухъ его сыновьихъ — Агаі и Кутуях'ѣ, — вѣчно ссорившихся между собою и воевавшихъ съ другими соперниками. Я-же разскажу вамъ о печальной участи младшаго сына, любимца его.

Звали его Кут-Оенгеи. Онъ былъ молодъ и холостъ. Хотя ему было всего 18 лѣтъ, но по своему богатырскому виду, силѣ, удали и росту онъ не зналъ соперниковъ во всей округѣ. Въ плечахъ имѣлъ косую сажень, тяжесть его тѣла выносилъ одинъ его конь. Ростомъ онъ превосходилъ всѣхъ богатырей Татты. Мѣряясь съ ними, онъ прислонялся къ высокому дереву и пальмой дѣлалъ надъ головой зарубку; верхомъ подъѣзжали богатыри и, къ огорченію своему, едва доставали отмѣтки, держа кымни въ вытянутой рукѣ.

По обычаю времени брать женъ изъ чужихъ родовъ и дальнихъ мѣстъ, — Кыччи высваталъ сыну невѣсту въ нынѣшнемъ Борогонскомъ улусѣ. Женихъ не разъ навѣщалъ свою невѣсту; дорога проходила мимо жилища извѣстнаго въ то время стараго шамана, по имени Тябиресь. Однажды, ему пришлось проѣзжать верхомъ на конѣ мимо шамана въ то время, какъ старикъ стоялъ возлѣ своей юрты, поддерживаемый подъ руки сыномъ и мочился. «Что за видѣніе такое? человѣкъ-ли это, чудовище или гора движется? Что-то страшное!» — воскликнулъ въ испугѣ его сынъ, увидѣвъ проѣзжаго богатыря. Слѣпой шаманъ велѣлъ сыну позвать и остановить его. «Кто-бы ты ни былъ, необыкновенное существо, куда-бы и зачѣмъ ни ѣхалъ, остановись; такъ велитъ шамань Тябиресь; остановись и скажи, кто ты!»

Но женихъ торопился къ своей невѣстѣ и, не отзываясь на крики, подвигался впередъ. Ему встрѣтились 4 воза сѣна. которые онъ могучимъ своимъ тѣломъ заслонилъ отъ глазъ любопытныхъ, на крики высыпавшихъ, изъ юртъ шамана. Старикъ обидѣлся, разсердился и сказалъ: «Ослушаніе и пренебреженіе къ старому шаману не пройдетъ тебѣ даромъ, молокососъ! и ты отвѣтишь за это передъ духами!»

По прибытіи въ домъ своей невѣсты, Кут заболѣлъ, впалъ въ безсознательное состояніе и скоро умеръ. Въ бреду онъ все, повторялъ: «Тябиресь, старый шаманъ, о пощади меня и не такъ больно терзай (грызи) мою голову!»

Узнавъ причину смерти своего любимаго сына, Кыччи немедленно собралъ свое родовое войско и двинулся на Борогонскаго шамана. Они разграбили его имущество, убили его самого и семью его, увели въ плѣнъ женъ родовичей, дѣтей, весь его скотъ и многихъ рабовъ. Въ числѣ послѣднихъ былъ нѣкто, по имени — Нысъ. Отъ него ведетъ свое происхожденіе цѣлый родъ этого имени, живущій въ нашихъ мѣстахъ. Съ его потомками вы имѣете дѣло теперь», — добавилъ разсказчикъ.

Онъ, видимо, зналъ родословную того населенія, среди котораго мнѣ предстояло прожить не мало времени, и я просилъ его разсказать ее, какъ она сохранилась въ памяти этого населенія.

Мы, зарѣчные якуты, началъ онъ, т. е. живущіе по правую сторону Лены, особенно же, жители сѣверо-восточныхъ улусовъ, ведемъ свое происхожденіе отъ Эллея (или Элляя), женившагося на пріемной дочери Омогой-бай-тоёна (Омогоя-богатаго человѣка). Этотъ Омогой жилъ гдѣ-то далеко отсюда, въ южной странѣ. Тѣснимый другими племенами, онъ оставилъ свою родину и вмѣстѣ съ родовичами, женами, дѣтьми, рабами, и скотомъ своимъ укочевалъ на сѣверъ, разыскивая просторныхъ и урожайныхъ мѣстъ для житья. Выйдя въ долину большой рѣки, они болѣе не покидали ея и шли все дальше. Они подвигались медленно и долго и въ пути лишились своихъ желѣзныхъ орудій, замѣнивъ ихъ костяными. Потерявъ желѣзныя вещи и забывъ это мастерство, они не научились еще дѣлать нужные предметы изъ дерева.

Наконецъ, они пришли къ большому озеру въ этой долинѣ, что недалеко отъ нынѣшняго города, названнаго Сайсары, и тутъ расположились на житье. Они не знали никакихъ ремеселъ и занимались однимъ скотоводствомъ.

У Омогой-бай-тоёна было нѣсколько женъ, 4 сына и двѣ дочери, — одна красавица родная и другая — пріемная, не красивая собой.

Такъ жили они на Сайсары. — Вскорѣ, изъ той-же южной родины къ нимъ пришелъ Эллей, по прозванію Эр-соготох (одинокій мужчина)³⁾.

3) Въ одной старинной якутской рукописи это событіе разсказано такъ: «у чужеземцевъ — бурятъ жилъ-былъ Омогой, сынъ Каярана, проницательнаго ума и злопамятнаго характера человѣкъ съ 3-мя женами, 4-мя сыновьями, 2-мя дочерьми и множествомъ братьевъ и невѣстокъ. Враждуя—сердясь со своими соплеменниками, надумалъ: не дурно-бы найти мѣсто въ далекой сторонѣ и зажить тамъ. Посовѣтовавшись съ преданными ему (соплеменниками) и своими семейными и посвятивъ ихъ въ свою тайну, убѣгаютъ, сами не вѣдая куда и гоня свой скотъ. Шествуя такимъ образомъ, попали на большую рѣку, внизъ по которой и пошли; письменность, какая была у нихъ по тому времени, въ пути этомъ пришла въ забвеніе. Зайдя порядочно таки далеко, населили эту хорошую страну; бывшее тамъ небольшое озеро назвали именемъ «Сайсары». Зажили они въ этой странѣ, и единственнымъ господиномъ и наибольшимъ былъ у нихъ Омогой — богатый господинъ. Когда Омогой разстался со своимъ народомъ, тамъ оставался меньшой его братъ, по имени Эллей. Выросши, человѣкъ этотъ, будучи такого-же образа мыслей и характера, какъ и Омогой, и такъ-же враждуя со своимъ народомъ, пошелъ одинъ наугадъ. Зайдя далеко, нашелъ мѣсто, гдѣ давно разведены были людьми костры, и узналъ, что здѣсь прошли его соплеменники и что по этому пути пойдетъ и онъ; пошедши, такъ-же наткнулся на большую рѣку, по которой и прибылъ къ Омогою—богатому господину». Переводъ съ якутскаго Л. I. Л—ля.

Въ рукописи Борогонскаго улуса, отчасти послужившей матеріаломъ для статей В. Л. Приклонскаго «Три года въ якутской области», помѣщенныхъ въ «Живой Старинѣ» за 1891 г., — сказано такъ: «первымъ прибылъ сюда изъ Татаръ племени Саха богатый человѣкъ, по имени Омогой-бай съ нимъ братъ жены Омогоя, Улу-Хора, и рабы, — всѣхъ ихъ было 13 человѣкъ». Пришедшій позже Эр-Элляй названъ бурятомъ. Жену Омогоя звали Сара; дочь — Ника-Харасхын и другую — Ан-Чингаг.

Эллей былъ высокаго роста, красивъ лицомъ, скроменъ и трудолюбивъ. Онъ умѣлъ все дѣлать, и все спорилось въ его ловкихъ рукахъ. Кромѣ того, онъ былъ мастеръ и кузнецъ, имъ-же принесены столярные и кузнечные инструменты, какъ арбыjà, адылгà, кöбӱj (скобель), сӱгӓ (топоръ), быгах (ножъ), и т. п. Онъ познакомилъ и другихъ съ желѣзнымъ мастерствомъ и научилъ ихъ дѣлать деревянную посуду и разную утварь. Будучи одинокимъ и бѣднымъ, онъ поступилъ въ работники къ Омогою богатому господину. Эллей, работалъ у него долго и усердно; своимъ смиреніемъ, кроткимъ нравомъ и ровнымъ обхожденіемъ онъ стяжалъ себѣ общую любовь и расположеніе. Но главная жена Омогоя не разъ замѣчала, что мужъ ея терялъ свое обычное величавое спокойствіе, начиналъ волноваться и даже дрожать всѣмъ тѣломъ каждый разъ, какъ неожиданно появлялся Эллей, — и вообще при встрѣчахъ съ нимъ. Однажды, она замѣтила ему это и спросила, отчего это происходитъ. Омогой разсердился, сказалъ, что она все выдумываетъ, и чуть не прибилъ ея, но жена не унималась и заявила, что докажетъ правоту своихъ словъ. Она подала ему большой чоронъ наполненный кумысомъ: въ это время въ юрту вошелъ Эллей, и у Омогоя такъ затряслись руки, что онъ пролилъ и расплескалъ кумысъ по полу. Тогда Омогой-бай признался въ своей слабости и сказалъ женѣ, что Эллей, ихъ работникъ, не простой-же человѣкъ, что онъ, должно быть, хорошаго происхожденія и вполнѣ заслуживаетъ быть ихъ зятемъ. Поэтому, не отдать-ли за него одну изъ своихъ дочерей. Эллею сдѣлано предложеніе, и онъ сказалъ, что изъ двухъ сестеръ возьметъ себѣ жену по своему выбору. Высмотрѣвъ мѣсто, гдѣ онѣ мочились, онъ замѣтилъ, что пріемная дочь Омогоя выпускала большее количество пѣнистой мочи, изъ чего заключилъ, что она должна быть плодовита. Послѣ этого заявилъ, что женится на ней. Родная-же дочь Омогоя, давно неравнодушная къ красивому и удалому работнику съ досады и горя удавилась собственными косами. Ожиданія Эллея сбылись: они жили счастливо и имѣли многочисленное потомство.

Когда на Сайсары стало очень многолюдно и жить вмѣстѣ стало тѣсно, потомки Омогой-бая и Эллея раздѣлились и со своими стадами разбрелись въ разныя стороны, отыскивая простора и кормовыхъ мѣстъ. Возлѣ рѣки Лены, особенно по лѣвую сторону ея, остались сыновья Омогоя и ихъ потомство, изъ котораго и вышелъ знаменитый Тыгынъ, такъ долго воевавшій съ русскими ⁴⁾.

4) О завоеваніи и пришествіи сюда русскихъ существуетъ множество преданій и варіантовъ ихъ: въ разныхъ мѣстахъ они различны, отличаются особенностями творческой фантазіи сказочниковъ и приспособлены къ исторіямъ мѣстныхъ родоначальниковъ и героевъ. Въ Намскомъ улусѣ о пришествіи русскихъ разсказываютъ такъ: «Нѣкогда, къ якутамъ, жившимъ по Ленѣ, забрели три русскіе-казака. Инородцы никогда не видавшіе такихъ странныхъ, волосатыхъ и свѣтлоглазыхъ людей, долго дивились имъ и не знали, что имъ дѣлать съ этими пришельцами, не понимавшими ихъ языка и объяснявшимся жестами. Кто-то предложилъ обратить ихъ въ рабовъ — работниковъ. Но старикъ Нам, сынъ Ан-Эрясь-оюна и внукъ Омогой-бай-тоена, родоначальникъ Намскаго улуса, удержалъ ихъ отъ этого. «Берегитесь!» сказалъ онъ— «эти люди просты, но умомъ сильны. Придетъ время, когда они поработятъ васъ самихъ»! И предложилъ отпустить ихъ. Русскіе вошли въ лодку и поплыли внизъ по Ленѣ. Черезъ много лѣтъ съ ними прибыло цѣлое войско казаковъ, которые и покорили якутовъ.

Въ упомянутой выше рукописи это событіе представлено такъ: «Знаменитые шаманы, видѣвъ видѣніе, (однажды) сказали: (люди) другаго облика, чѣмъ мы, съ глубокосидящими иного цвѣта глазами, съ большими носами, съ волосатою нижнею частью лица, съ тѣсною едва только вмѣщающей ихъ тѣло одеждой. Много народу находить, безвыходная бѣда, безпросвѣтное горе наступаетъ: много народу собирается и совѣтъ держатъ, просятъ и молятъ шамана, богатые даютъ ему плату, чтобы убралъ ихъ назадъ. На это шамань много сутокъ подъ рядъ шаманитъ, но заявляетъ, что не одолѣваетъ (ничего не можетъ сдѣлать), и оставляетъ. «Я заставлялъ саховъ — народъ духовъ — засыпать пескомъ рѣку, чтобы остановить ея теченіе, но ничего изъ этого не вышло. Ибо послѣ того двойникъ (кордук умершаго человѣка), похожій наружностью на провидѣнный мною народъ, пришелъ, разметалъ этотъ песокъ». Поэтому, видя, что грядущей бѣды ничемъ не отвратить, плача-досадуя, оставилъ. Народъ тогдашній (скоро) забылъ про это и жилъ беззаботно еще сколько-то лѣтъ, т. е. до пришествія двухъ русскихъ, которые попали въ работники къ Тыгыну, сыну Дархана, и служили у него долго. Не смотря на предостереженія жены, Тыгынъ довѣрился имъ и когда они попросили у него земли, сколько займетъ бычья кожа,— онъ также согласился. Разрѣзавъ кожу на тонкіе ремни, русскіе захватили ими огромную площадь земли, поставили на ней колья — межевые знаки, а сами ушли невѣдомо куда. Якуты недоумѣвали, но на третій годъ явились русскіе въ большомъ количествѣ и на мѣстахъ, обозначенныхъ кольями, поставили городъ (крѣпость).

На правую сторону рѣки и дальше на сѣверъ, въ лѣса, вышли потомки Эллея; со своими стадами, главнымъ образомъ, коннаго скота, они тянулись въ разныя мѣста, занимая долины рѣчекъ и котловины аласовъ, кочуя съ мѣста на мѣсто и промышляя лисицу, соболя и горностая, которые водились еще тогда въ дремучихъ лѣсахъ. Первыми вышли туда четыре сына Эллея: Ан-Очяі-оіун (1-й шаманъ въ тѣхъ мѣстахъ), Кытанах-баллы, Альчагар-нямнях и Ӱрӱнг-бас-Болтонго (ӱрӱнг-бас — бѣлая голова). Ихъ прямые потомки стали лучшими людьми и родоначальниками среди якутовъ тѣхъ мѣстъ; пользуясь вліяніемъ среди нихъ и отдаленностью разстоянія, они дольше всѣхъ сопротивлялись завоеванію русскихъ, не признавали ихъ власти и не платили ясакъ. Многіе изъ нихъ погибли, попавъ въ ловушку, разставленную хитрымъ русскимъ военачальникомъ: онъ построилъ просторный навѣсъ на подвижныхъ столбахъ, покрылъ его тяжелыми бревнами, засыпалъ ихъ землей, и пригласилъ на празднество многихъ родоначальниковъ изъ наиболѣе строптивыхъ и упорныхъ. Якуты не устоятъ передъ угощеніемъ, и ихъ собралось множество. Когда гости, усѣлись за столами, уставленными яствами и выпивкой, но знаку начальника, столбы были выдернуты, и тяжелый навѣсъ обрушился на головы неосторожныхъ гостей ⁵⁾.

5) Эта-же легенда приведена I. С. Москвинымъ въ его статьѣ «Воеводы и начальники г. Якутска и ихъ дѣйствія». Памятная книжка Якутской области за 1863 г. Дѣйствіе отнесено имъ ко времени воеводы Головина (1638 -1646 гг.).

Родоначальникомъ нашего улуса былъ внукъ Эллея и сынъ младшаго изъ 4-хъ братьевъ — Ӱрӱнг-бас-Болтонго, по прозванію Батыръ или Батуръ. Это быль богатый тоёнъ, владѣвшій безчисленными стадами скота и толпой рабовъ. Возлѣ него кормилось множество бѣдныхъ, и со всѣхъ сторонъ къ нему обращались за помощью; его называли не иначе, какъ «бай-тоёнъ». Изъ дальнихъ странъ и даже люди другого племени приходили къ нему и находили пріютъ и пищу. Такъ, однажды съ рѣчки Куолома (притокъ Алдана) пришла къ нему цѣлая семья тунгусовъ, по прозванію Тобохъ ⁶⁾. Они пришли къ бай-тоёну и сказали: «Промыселъ нашъ оскудѣлъ, стада наши (оленей) погибли отъ безкормицы, наши люди повымерли отъ голода и болѣзней и мы сами, оставшіеся, едва живы, — накорми насъ, бай-тоёнъ, помоги, и мы будемъ вѣчные рабы твои!» Батуръ накормилъ ихъ, далъ имъ скота и отправилъ обратно въ ихъ прежнія мѣста. Тамъ они жили еще долгое время, посылая дани богачу, но въ концѣ-концовъ тунгусы вернулись вновь къ Батуру и были приняты въ число его работниковъ. Съ теченіемъ времени они перемѣшались съ его родовичами и вошли въ составь тѣхъ родовъ, которые произошли отъ поколѣнія Батура. У него было много женъ, и одну изъ нихъ (главную) звали Хатылы. Ея именемъ называются и понынѣ якуты, считающіе свою родословную по ея прямому потомству (хатылинскіе наслеги). Изъ многихъ сыновей Батура мы знаемъ одного только Кыччи, о которомъ сохранилось преданіе; объ ихъ женахъ намъ извѣстно только то, что, по обычаю того времени, онѣ не называли тестя по имени, даже въ отсутствіе его и въ разговорахъ между собою; большею частью, онѣ прибѣгали къ описательнымъ словамъ и кличкамъ, выражавшимъ особенности его наружности или характера; но чаще всего, онѣ также звали его «бай-тоёнъ». Изъ сыновей Кыччі'я вы уже знакомы съ младшимъ Кут-Оенгеі; двухъ старшихъ звали Кутуях и Агаі; послѣдній былъ моложе и одинъ изъ первыхъ принялъ крещеніе; сынъ его Джогджинъ — по крещеніи Михаилъ — былъ мой дѣдъ. Я помню его хорошо и отъ него я узналъ все, что разсказываю теперь». Съ любопытствомъ и удивленіемъ смотрѣлъ я на этого якутскаго аристократа и носителя древнихъ фамильныхъ преданій. Во всей его фигурѣ, нѣсколько тучной и дородной, въ его осанкѣ, медлительной и величавой, было, дѣйствительно, что-то важное и родовитое. Широкое, скуластое лицо, длинный, толстый и горбатый носъ, темный цвѣтъ волосъ, глазъ и лица дополняли образъ первобытнаго тюркскаго бай-тоёна, какимъ я представлялъ его себѣ. Но иллюзію разрушали густые темные съ просѣдью бакены, черные усы, не совсѣмъ чисто выбритый подбородокъ и широкія дугообразныя брови. Все это, вмѣстѣ, скорѣе придавало ему видъ красиваго карымскаго князька, чѣмъ чистаго представителя племени. При этомъ я вспомнилъ многихъ видѣнныхъ мною новоиспеченныхъ тоёновъ съ большою примѣсью русской крови; я вспомнилъ также двухъ бородатыхъ его родственниковъ, своею наружностью выдѣлявшихся изъ безбородой, скуластой и косоглазой толпы инородцевъ, — и на моемъ лицѣ невольно сказалось, вѣроятно, внутреннее сомнѣніе...

6) Тобох — остатокъ, вѣроятно, рода.

— Вы, видимо, удивляетесь моей наружности, — сказалъ онъ, какъ-бы угадывая мои мысли. Моя бабушка съ материнской стороны была русская, дочь казака, нѣкогда поселившаяся среди насъ въ качествѣ писаря. Всѣ мы — Бѣлгородовы и наша родня Павловы и Ипполитовы, — такъ-же, какъ и всѣ прямые потомки нашихъ именитыхъ предковъ, меньше всего сохранили чистоту нашего племени. Вліянію русскихъ подвергались больше всего наши лучшіе и родовитые люди: они первые крестились, они-же чаще и смѣшивались съ пришельцами. Личные разсчеты, желаніе закрѣпить за собою власть въ округѣ и упрочить свое положеніе, роднясь съ власть имущими, побуждали тоёновъ измѣнять обычаямъ предковъ; съ другой стороны, недостатокъ женщинъ заставлялъ русскихъ брать женъ изъ среды инородцевъ и, по преимуществу, изъ наиболѣе зажиточныхъ, родовитыхъ и именитыхъ. Но эти явные и открытые браки — ничто въ сравненіи съ тѣми многочисленными тайными связями, которыя въ теченіе вѣковъ видоизмѣняли нашу первоначальную внѣшность. Я не говорю уже о тунгузской примѣси. Вспомните только ту массу поселенцевъ, писарей, казаковъ и всякаго люда, который изъ года въ годъ приходилъ въ наши захолустья, а также и то, что каждый населенный пунктъ дѣлался центромъ управленія съ значительнымъ числомъ представителей свѣтской и духовной власти; вспомните, что въ нашихъ мѣстахъ вотъ уже полтораста лѣтъ пролегаетъ Охотскій трактъ съ его непрерывнымъ движеніемъ русскихъ: отправкой каторжныхъ въ заводы — въ началѣ вѣка, ѣздою купцовъ — по торговымъ дѣламъ и т. п., и вамъ станетъ вполнѣ ясно, откуда среди насъ эти бородатые и свѣтлоглазые люди, которые такъ тщательно скрываютъ свою родословную и которые, нерѣдко, служатъ предметомъ шутокъ и остротъ со стороны своихъ-же родовичей.

Мы заговорились далеко за полночь и не замѣтили, какъ наступило утро: красная полоса востока разгоралась сильнѣе, обливая окрестности розоватымъ отблескомъ зари; столбы испареній, поднимавшихся съ болотъ и озеръ, какъ изъ дымовыхъ трубъ, слились въ одно сплошное облако тумана и окутали густой пеленой всю котловину; очертанія береговъ стушевались, — лишь чуть мерещилась голая вершина булгуньяха. Притихшія, было, птицы вновь запѣли свои веселыя пѣсни; сбившійся въ кучу возлѣ дымокура скотъ, потягиваясь и расправляясь, брелъ въ разныя стороны. Трава была совсѣмъ мокрая, въ воздухѣ сыро и холодно. Работники уже сновали по двору, женщины суетились и готовились къ первому удою. Мы разошлись по своимъ мѣстамъ.

Но этотъ безпрерывный и дразнящій свѣтъ, врывавшійся въ окна вмѣстѣ съ отзвуками не утихающей лихорадочной жизни, больно рѣзалъ мои закрытые глаза и ударялъ по и безъ того напряженнымъ нервамъ. Я уже не старался уснуть и невольно отдался власти впечатлѣній.

Я вспоминалъ эти «предметы шутокъ и остротъ», какъ выразился мой хозяинъ. Я видѣлъ ихъ — этихъ метисовъ — вездѣ и даже въ такихъ глухихъ углахъ, гдѣ присутствіе ихъ казалось мнѣ необъяснимымъ. Они всегда представляли необычайную смѣсь типическихъ особенностей съ преобладаніемъ признаковъ господствующаго племени. Они отличались отъ него только отклоненіями въ окраскѣ кожи и волосъ, болѣе правильнымъ построеніемъ и большимъ благообразіемъ лица, нерѣдко красотой его, особенно женщины. Глядя, на эти выразительныя лица, на эти крѣпкія фигуры, я всегда припоминалъ ходячія мнѣнія о вырожденіи и печальныхъ слѣдствіяхъ смѣшенія двухъ разнородныхъ расъ. Я удивлялся ассимиляціонной способности этого живучаго и энергичнаго якутскаго племени, силѣ и устойчивости его основныхъ признаковъ, которые не сглаживаются въ теченіе вѣковъ чуждыми и разнородными вліяніями. Каждый разъ при этомъ мнѣ припоминался и мой крестьянинъ—ямщикъ, и многіе другіе амгинцы, — и я убѣждался, что это индивидуальныя отклоненія и оттѣнки одного того-же первоначальнаго облика. И мнѣ кажется, что возвратъ къ основному типу поддерживается количественнымъ преобладаніемъ древнихъ признаковъ и относительною слабостью чуждой примѣси; — достигается-же, главнымъ образомъ, древними обычаями якутовъ и, въ частности, склонностью ихъ къ экзегетическому браку. Якуты берутъ себѣ женъ, по возможности, изъ дальнихъ странъ и не близкихъ по крови родовъ. Этимъ путемъ, чуждая примѣсь изъ центровъ обрусѣнія заносится въ самые дальніе, неподверженные постороннимъ вліяніямъ, углы; хотя она и вызываетъ тамъ упомянутыя отклоненія, но постепенно растворяется и ослабляется въ преобладающихъ и болѣе устойчивыхъ особенностяхъ племени. Но тѣмъ-же путемъ достигается реставрація утерянныхъ и уклонившихся признаковъ. Въ эти центры со всѣхъ сторонъ и непрерывно движутся первобытныя свѣжія силы и неуклонно приносятъ съ собой старые, устойчивые элементы; — послѣдніе легко выдерживаютъ борьбу съ неустановившимися и шаткими измѣненіями, вытѣсняютъ ихъ и, по меньшей мѣрѣ, ослабляютъ въ значительной степени.

Такимъ образомъ, эти центры обрусенія нерѣдко обращаются въ настоящіе очаги невидимой расовой борьбы, шансы которой переходятъ отъ одной стороны къ другой. Мнѣ казалось, что побѣдительницей не всегда выходила «низшая раса», что въ борьбѣ она теряетъ нѣкоторыя свои типическія особенности и, въ большинствѣ случаевъ, является обновленной и окрашенной характернымъ колоритомъ своего противника.

Особенно замѣтно это на прекрасныхъ представительницахъ племенной борьбы. Я не помню ни одной безобразной метиски; напротивъ, въ моей памяти встаютъ вереницы стройныхъ, дородныхъ, бѣлолицыхъ и свѣтлорусыхъ красавицъ, явно указывающихъ на физическое совершенствованіе, а не на деградацію и вырожденіе. Красота ихъ не типична и оригинальна; ихъ происхожденіе обличается сразу всѣми особенностями русскаго вліянія и вы безошибочно опредѣляете даже степень его. Это не простая случайность: женщины и дѣти — наилучшіе выразители чистоты типа, всѣхъ его особенностей и отраженныхъ вліяній прошлаго. Во многихъ юртахъ, среди населенія наименѣе монголовиднаго, мое вниманіе приковывали дѣтскія лица — настоящія Katzengesichter, по выраженію Миддендорфа, — плоскія, круглыя лица съ плоскими-же носами, узкими, далеко отстоящими глазами, маленькими заросшими лбами, торчащими ушами и т. п. наиболѣе рѣзко выраженными чертами монгольскаго типа. То-же встрѣчается и среди женщинъ. Послѣ дѣтей, онѣ наиболѣе сильно проявляютъ особенности своего племени и представляютъ два рѣзко отличные физическіе типа: тюрко-монгольскій и тюрко-славянскій.

Въ проявленіи послѣдняго типа, быть можетъ, не малую роль играетъ наслѣдственная передача свойствъ отъ отца къ дочери. Извѣстно, что русскія женщины рѣдко выходятъ замужъ за якутовъ, да и вообще ихъ мало среди инородцевъ; значительно-же чаще, въ большинствѣ случаевъ смѣшанное потомство происходитъ отъ браковъ русскихъ съ якутами.

Такъ думалъ я и, наконецъ, заснулъ. Было уже совсѣмъ поздно, когда меня разбудили къ чаю. Въ испугѣ открылъ я глаза, — мнѣ снились какіе-то страшные сны. Я помню, что являлся мнѣ Омогой-бай — толстый, тучный тоёнъ съ короткими конечностями и длиннымъ туловищемъ, плосколицый и плосконосый съ широкими скулами и узкими косыми глазами, — настоящій выходецъ монгольскихъ степей, раздобрѣвшій на обильныхъ корневищахъ богатой долины Сайсары; съ нимъ быль его работникъ Эллей — высокій стройный юноша съ длинными руками, съ смуглымъ продолговатымъ и слегка скуластымъ лицомъ и крючковатымъ носомъ; онъ созывалъ народъ и всѣ бѣжали къ рѣкѣ. Въ лодкѣ сидѣли два казака, изможденные и усталые со сверкающими голубыми глазами и что-то показывали на воду, жестикулируя веслами. Толпа бросилась къ лодкѣ, видимо, желая опрокинуть ее, но весла взмахнули, какъ крылья, и унесли ее далеко, далеко...

Стараюсь спрятаться и быть незамѣченнымъ. Волненіе еще не улеглось. Присматриваюсь къ толпѣ и съ изумленіемъ вижу на темномъ фонѣ волнующихся черныхъ головъ свѣтлыя точки; бѣлыя лица, русые волосы, сѣрые глаза. Я стараюсь приблизиться и уловить ихъ взоромъ, но онѣ ускользаютъ, эти лица прячутся и скрываются. Откуда и почему онѣ здѣсь? Смѣхъ и шутки въ толпѣ...

За чаемъ мы вновь разговорились, и я узналъ продолженіе генеалогіи моего хозяина. Его прадѣдъ Агаі былъ младшій братъ Кутуяха. Оба они равно наслѣдовали огромныя богатства своего отца — Кыччи. Оба они были одинаково богаты и вліятельны среди инородцевъ своей страны. Но духъ соперничества, тщеславіе и жажда славы мѣшали имъ жить въ мирѣ. Каждый изъ нихъ старался вытѣснить и заслонить другого, упрочить свое вліяніе въ ущербъ другому, угодить властямъ и уронить въ ихъ глазахъ противника. Особенно, усердствовалъ Кутуяхъ. Онъ вѣчно спорилъ и ссорился съ братомъ, льстилъ и всячески домогался признанія своей единоличной власти въ краѣ.

Въ числѣ другихъ родоначальниковъ, Кутуяхъ былъ, однажды, вызванъ ⁷⁾ въ Иркутскъ, а оттуда въ столицу, гдѣ въ то время были озабочены вопросами объ устройствѣ якутовъ и крещеніи ихъ. Что обѣщалъ онъ и крестился-ли самъ, — не извѣстно. Извѣстно только, что на родину онъ прибыль съ большею пышностью, украшенный кафтаномъ и кортикомъ. Ему также поручено было собирать ясакъ, чинить судъ и расправу среди инородцевъ.

7) Или самъ вызвался.

У себя, дома, Кутуяхъ засталъ большія перемѣны: братъ его — Агаі, распоряженіемъ съ юга-же, назначенъ князьцемъ, носилъ кортикъ и исполнялъ тѣ-же обязанности, какія поручены ему. Въ качествѣ старшаго и наибольшаго въ своихъ владѣніяхъ, онъ зоветъ брата къ отчетности и устраиваетъ ему западню: при въѣздѣ во дворъ, Агаі видитъ множество полускрытыхъ вооруженныхъ людей, на него сыплются тучи стрѣлъ, но онъ ловко уклоняется отъ ударовъ и, выхвативъ пальму у одного изъ нападавшихъ, рубитъ ею направо и налѣво. Досада Кутуяха удвоилась и онъ жаловался на брата за причиненныя ему обиды; онъ обвинялъ его въ томъ, что тотъ, вооруженный, ворвался къ нему въ домъ съ явнымъ намѣреніемъ убить его самого и убилъ многихъ изъ защищавшихъ его рабовъ. Онъ жаловался также и на непослушаніе брата, какъ младшаго и подчиненнаго по должности. Власти оправдали Агаі, но Кутуяхъ не унимался, продолжалъ тяжбу и кляузы, доводя ихъ до свѣдѣнія высшихъ чиновъ, и умеръ въ городѣ, не дождавшись окончательнаго рѣшенія.

Агаі былъ вызванъ въ Иркутскъ, гдѣ успѣлъ оправдаться и получить одобреніе. Одинъ изъ сановниковъ увѣщевалъ его тутъ-же принять крещеніе и личнымъ примѣромъ повліять на своихъ родовичей. «Это противъ моихъ понятій, — сказалъ Агаі, — если я крещусь здѣсь, якуты подумаютъ, что я трусъ, испугался начальства и принялъ христіанство по принужденію; они сочтутъ меня измѣнникомъ, и я потеряю силу и вліяніе среди моихъ соплеменниковъ. Я обѣщалъ быть христіаниномъ и принять крещеніе у себя дома: якуты увидятъ и сами пожелаютъ послѣдовать за мной». Въ залогь-же и подтвержденіе своихъ словъ онъ тутъ-же просилъ окрестить своего маленькаго сына, котораго онъ привезъ туда съ собою. «Это быль Джагджинъ, мой дѣдушка, — пояснилъ разсказчикъ. Возвратившись домой, Агаі сдержалъ свое слово и склонилъ къ крещенію многихъ родовичей своихъ. Тамъ-же, — закончилъ онъ, — гдѣ не было такихъ вліятельныхъ людей и склонныхъ къ православію, какъ Агаі, или-же, гдѣ они противились ему, — тамъ христіанство вводилось медленно, туго и съ большими непріятностями для обѣихъ сторонъ».

——————

Даже въ лѣсу было невыносимо душно. Раскаленное солнце, какъ будто вознаграждая себя за долгое зимнее воздержаніе, лило на землю цѣлые потоки жгучаго зноя. И оскудѣвшая земля быстро воспринимала и жадно поглощала ихъ, раскрывала передъ ними свои омертвѣвшія и обледенѣвшія нѣдра и откликалась веселымъ роемъ молодыхъ побѣговъ, цвѣтовъ и зелени. Все смолкло передъ этимъ тайнымъ обмѣномъ горячей ласки... Все живое притаилось и замерло, какъ-бы въ сознаніи важности торжества обновленія... Даже комары перестали звенѣть въ воздухѣ, лѣзть въ носъ и уши и, очарованные — безсильные, скрылись въ темнотѣ чащи.

Слышенъ только легкій топотъ копытъ по мягкому ковру лѣсныхъ тропинокъ, постукиванье вьюковъ о бока лошадей да гортанное пѣніе ямщика, похожее то на завыванье звѣря, то на плачъ дитяти. Легкая ступь моего джоро (иноходца) укачиваетъ, какъ въ колыбели, я почти не открываю глазъ и только изрѣдка далеко впереди, точно призраки, покажется мнѣ это длинное туловище въ нахлобученной шапкѣ; оно подпрыгиваетъ и качается въ высокомъ сѣдлѣ, — то вынырнетъ въ прозрачномъ воздухѣ, то скроется за деревьями, и мнѣ чудится, что мы не въ пути, а что это шаманъ прыгаетъ, и скачетъ, и кривляется, и въ бубенъ стучитъ, и себѣ подпѣваетъ...

Да, это онъ предсказываетъ, что будетъ урожайный годъ, много сѣна въ лугахъ и рыбы въ озерахъ, что скотъ войдетъ въ хотоны въ полномъ жиру, а люди въ зимники — безъ заботъ и труда. Но вотъ онъ поетъ что-то про своихъ вспотѣвшихъ лошадей, про жару и разлившуюся рѣку, — черезъ нее онъ будетъ таскать на спинѣ тяжелые ящики, и онъ замочитъ ихъ, и русскій разсердится... Нѣтъ, русскій не будетъ ругать его, — онъ добрый: деньги платить, и чаемъ поитъ, и табакъ даетъ... Къ тому-же, онъ такъ любитъ сказки! Эти жители юга такіе странные и капризные люди... Вотъ она, близко, — эта русская рѣчка! Нѣкогда, въ старину, въ долину ея нагрянули русскіе казаки. Они рыскали по всей странѣ въ поискахъ добычи и дорогихъ мѣховъ, шли по пятамъ убѣгавшихъ въ лѣса мирныхъ жителей и явились туда съ Татты. Они напали врасплохъ и взяли съ собой много скота и дорогихъ вещей. Собравшись въ большомъ числѣ, наши люди догнали ихъ въ пути и отомстили: скотъ свой, какой остался, забрали, а казаковъ перебили. Только двое изъ нихъ остались въ живыхъ, но не могли спастись бѣгствомъ: съ подстрѣленными руками и ногами они притаились въ кустахъ и лежали тамъ, пока ихъ случайно открыли. Они все лепетали «лучше», «лучше», и мы называемъ русскихъ «нутча» и рѣчку тѣмъ-же именемъ (Нутча — правый притокъ Татты).

Когда я очнулся отъ гипноза, въ который былъ повергнутъ однообразными и заунывными звуками, — мы спускались съ горки, и передъ нами вновь открылась широкая долина Татты, вся залитая блескомъ свѣта на темномъ фонѣ воды и зелени. Нельзя было разобрать, гдѣ кончаются озера и начинается русло рѣки, — все слилось въ одинъ сплошной потокъ, залившій луга и покосы. Многіе лѣтники казались мелкими островками, которые должны исчезнуть съ каждымъ приливомъ волны. Сквозь густую дымку синевы темнѣлъ гористый правый берегъ рѣки, а тамъ, вдали, на горизонтѣ я смутно отгадывалъ ложбину рѣчки Нутча, чернымъ рубцомъ разсѣкающую сплошной хребетъ. Налѣво — все тѣ-же мягкіе душистые луга, изгороди и юрты безъ конца.

А вотъ, на холмѣ, и старая рѣзная коновязь, потрескавшаяся отъ вѣтра и дождей, почернѣвшая отъ времени, — одинокій памятникъ былого. Тутъ жили Терасинскіе богатыри.

Одинъ изъ нихъ былъ женатъ на красавицѣ. Въ отсутствіе мужа, къ ней зашли два другихъ богатыря-сосѣда, давно желавшіе поиграть, помѣриться силой и потягаться съ женатымъ удальцомъ. Войдя въ юрту, они застали ее сидящей у пылающаго комелька, повернувши голову въ сторону, противоположную отъ нихъ. Она сидѣла неподвижно и не обращала вниманія на вошедшихъ. Одинъ изъ братьевъ хотѣлъ поцѣловать ее и, приблизившись, взялъ ее руками за голову, но голова осталась неподвижной, и всѣ его старанія повернуть къ себѣ остались тщетными: только на кожѣ и щекахъ красавицы остались глубокіе слѣды его пальцевъ. Наконецъ, пришелъ и самъ хозяинъ, онъ также сѣлъ возлѣ огня. На немъ почти не было одежды, и только кожаный покровъ частью скрывалъ отъ глазъ его наготу. Вдругъ горящая головня съ трескомъ упала на его обнаженную ногу, по онъ не обратилъ на это вниманія и продолжалъ разговоръ съ пріятелями. Однако огонь дѣлалъ свое дѣло, и у него выгорѣло на ногѣ большое пятно, и обнажилась рана. Братья со страхомъ глядѣли на него и хотѣли бѣжать, но богатырь просилъ ихъ остаться, угощалъ и въ заключеніе устроилъ игры, въ которыхъ показалъ имъ свою силу и ловкость; особенно, отличался онъ въ бѣганьи и прыганьи. Когда гости ушли, мужъ сталъ упрекать жену въ невниманіи къ себѣ, говоря: «Ты видѣла, какъ огонь упалъ на мою ногу, какъ пожиралъ онъ мое тѣло, и ты не захотѣла снять головню и тѣмъ избавить меня отъ мучительнаго ожога!» Въ отвѣтъ жена показала ему свое лицо и на немъ слѣды пальцевъ одного изъ гостей и сказала; «Но еще раньше ты не пожелалъ избавить меня отъ любезностей твоихъ друзей!»

Когда отецъ этихъ двухъ братьевъ достигъ глубокой старости, такъ что не въ состояніи ужъ сталъ добывать себѣ пропитаніе и участвовать въ похожденіяхъ сыновей, — онъ просилъ ихъ и умолялъ избавить его отъ тяготы жизни и заживо похоронить его. Онъ говорилъ: «убейте меня, — я уже старъ и никуда не годенъ; главное-же, я слабъ и не могу защищаться отъ враговъ Лучше умереть, чѣмъ терпѣть нужду и безнаказанно выносить обиду». Сыновья долго не соглашались, но вынуждены были исполнить волю отца: они вырыли яму и, набивъ ему ротъ конскимъ жиромъ, толкнули туда и засыпали землей. Три раза поднималась насыпь надъ тѣломъ заживо — погребеннаго ⁸⁾...

8) Аналогическое преданіе сохранилось и о родоначальникѣ 1-го Исдейскаго наслега Батурусскаго улуса. Кромѣ этого древняго обычая — хоронить дряхлыхъ стариковъ при жизни, — существо­валъ другой, болѣе поздній — снаряжать покойника всѣми предметами, окружавшими его при жизни. Нерѣдко хоронили вмѣстѣ съ однимъ или двумя рабами, — любимцами покойника. Въ большинствѣ случаевъ этотъ жестокій обычай обходился, видимо, безъ излишнихъ жертвъ и замѣнялся слѣдующимъ ритуаломъ: умершаго тоёна привозитъ къ могилѣ его любимый рабъ. Онъ садится верхомъ на обреченнаго къ жертвѣ коня и быстро мчится къ зіяющей впереди ямѣ. Онъ направляется туда съ такимъ разсчетомъ, чтобы конь запнулся о край ямы, и не пе­репрыгнулъ ее; конь спотыкается и падаетъ въ могилу, а обреченный рабъ падаетъ въ сторону и избавляется отъ смерти: земля не принимаетъ его. Еще недавно, пережитокъ этого обычая сказался въ похоронахъ богатой и родовитой якутки одного изъ сѣверныхъ наслеговъ Якутскаго округа. Когда все было приготовлено къ погребенію, всѣ ея родственники и домочадцы отправились къ могилѣ одной стороной аласа; по другому-же краю его медленно двигалась похоронная процессія — запряженный въ сани быкъ, тащившій прахъ усопшей; ихъ сопровождалъ любимый работникъ покойницы. По прибытіи къ могилѣ, онъ не преминулъ запнуться о яму, упасть и откатиться далеко въ сторону въ знакъ того, что онъ желалъ-бы сопровождать свою госпожу и въ другой міръ, но земля отвергла и не принимаетъ его.

На южной сторонѣ холма, возлѣ самой дороги видны и сейчасъ остатки костра сгорѣвшей надмогильной постройки воздвигнутой впослѣдствіи потомками самоотверженнаго родоначальника.

Далеко, впереди, виднѣлась коническая вершина берестяного шалаша (ураса). Точно шапка великана, качалась она въ воздухѣ, кивала и манила къ себѣ; ближе, — она казалась бѣлымъ куполомъ огромнаго чернаго зданія, таинственно выросшаго надъ поверхностью водъ. Но вотъ обрисовались контуры острова, широкое основаніе урасы и у подошвы ея куча построекъ — русскіе дома, юрты, амбары, хотоны и клѣтчатыя изгороди. Это помѣстье богатаго и извѣстнаго въ томъ краю тоёна.

Въ старину, когда всѣ эти мѣста заняты были тунгусами, на что указываютъ названія рѣкъ и рѣчекъ: Амга, Татта, Нангмара, Тея и проч. — слова, видимо, тунгусскія, — на этомъ островѣ поселился извѣстный въ то время шаманъ со всѣмъ своимъ родомъ. Онъ выселился съ береговъ Лены, перекочевывалъ съ мѣста на мѣсто и шелъ впередъ, пока его передовой скотъ, найдя хорошій кормъ, не остановился. Это мѣсто названо Тохтобут — остановился (т. е. скотъ). Тутъ остановились и мы...

Тутъ-же, невдалекѣ, въ долинѣ рѣчки Нангмары, находится небольшое озеро Халынг-Мустах (толстый ледъ); берега его усѣяны небольшими холмами, остатками древнихъ насыпей и форпостовъ, за которыми укрывались враждовавшія войска; по преданію въ нихъ зарыты доспѣхи, золото и серебро нѣкоторыхъ военачальниковъ. Съ высоты этихъ холмовъ наносились другъ другу смертельные удары двумя враждебными родовыми войсками — Кутуяха, правнука Боятонго и — Багрынья, правнука Алчагара, потомковъ двухъ родныхъ братьевъ.

Мы уже знакомы съ нравомъ Кутуяха, не щадившаго даже родного брата, — тѣмъ менѣе сдерживалъ онъ свое властолюбіе, хищныя и стяжательныя наклонности по отношенію къ другимъ, не столь близкимъ по крови, но опаснымъ соперникамъ. Къ тому-же, онъ былъ очень богатъ и его многочисленныя стада простирались отъ Татты до Амги, размножались быстро и нуждались все въ новыхъ и новыхъ пастбищахъ. Чувствовалась тѣснота въ земляхъ, и Кутуяхъ требовалъ у Багрыньи уступки нѣкоторой части изъ его обширныхъ луговыхъ угодій. Послѣдній наотрѣзъ отказалъ ему въ этомъ, и тогда Кутуяхъ рѣшилъ силою оружія принудить его къ уступкѣ.

Однажды утромъ, при восходѣ солнца, на холмистыхъ берегахъ озера собрались войска противниковъ. Кутуяхъ занялъ выступъ — мысъ на правой сторонѣ озера, Багрынья расположился на такомъ-же холмѣ лѣваго берега, — нѣсколько вкось, и перестрѣлка началась...

Въ это время, мимо самаго поля сраженія проходилъ въ Охотскъ казенный обозъ съ провіантомъ и др. припасами. Начальникъ его, увидѣвъ сражающихся, пріостановилъ обозъ и подошелъ къ ближайшему военачальнику — Кутуяху. Послѣдній командовалъ своимъ отрядомъ въ полной парадной формѣ въ кафтанѣ съ блестящими пуговицами и медалью, на боку висѣлъ серебряный кортикъ. Указывая на эти знаки отличія, русскій сталъ упрекать его въ нарушеніи довѣрія къ нему начальства, въ томъ, что онъ подаетъ другимъ дурной примѣръ сѣять смуту и вражду. вмѣсто умиротворенія и расправы, какъ это подобаетъ должностному лицу, облеченному знаками власти. Кутуяхъ оправдывался и говорилъ, что можетъ сложитъ оружіе, когда ему уступятъ требуемую землю. Русскій позвалъ Багрынью и обратился къ нимъ обоимъ съ просьбою прекратить битву; онъ говорилъ имъ, что они родственники и братья, что они разорятъ народъ войнами и что лучше для нихъ обоихъ покончить споръ мировою. Противники долго спорили между собою и, наконецъ, согласились на посредничество русскаго, который, разобравъ тяжбу, рѣшилъ въ пользу Кутуяха часть спорной земли. Войска разошлись, но впослѣдствіи они еще не разъ собирались и враждебно встрѣчались на холмахъ этого озера и долины.

На досугѣ я осматривалъ эти любопытныя историческія мѣста. Въ этой экскурсіи меня сопровождалъ одинъ интеллигентный инородецъ, который давалъ посильныя объясненія на нѣкоторые мои вопросы и недоразумѣнія.

— Напрасно вы думаете, — сказалъ онъ по поводу одного моего замѣчанія, — напрасно вы полагали-бы, что Кутуяхъ представляетъ примѣръ, исключительный и рѣзкій по особенностямъ своей хищной и сварливой натуры. Это было въ духѣ того времени. Наши родоначальники, крупные богачи того времени, тоёны и шаманы, были люди сытые и довольные, заносчивые и властолюбивые, тщеславные и честолюбивые. Они соперничали между собою изъ-за власти и вліянія, изъ-за богатствъ и земель, ссорились и дрались изъ-за женщинъ, нерѣдко изъ-за какихъ-нибудь пустяковъ. Обладая богатствами, которыя обезпечивали существованія ихъ и потомковъ ихъ, держа въ кабалѣ все родственное имъ населеніе, они вели между собою повсемѣстныя и безконечныя войны, которыя кончались иногда полнымъ истребленіемъ цѣлыхъ родовъ, въ большинствѣ-же случаевъ — перемѣщеніемъ центровъ вліянія и богатства, а также перетасовкой въ распредѣленіи населенія и его типическихъ особенностей (напр., уводъ въ плѣнъ женъ, дѣтей и рабовъ).

Земля, т. е. луга, пастбища и покосы, считалась собственностью того рода, который впервыѣ захватилъ ихъ. Съ увеличеніемъ-же народонаселенія, съ раздробленіемъ первоначальнаго рода на боковые отпрыски и вѣтви, районъ перваго заселенія долженъ былъ расшириться; но никто не хотѣлъ добровольно оставлять давно насиженныя мѣста, и споръ рѣшался на полѣ брани: уступалъ тотъ, кто быль слабѣе, и, въ лучшемъ случаѣ, искалъ себѣ незанятыхъ мѣстъ, перекочевывалъ на вольныя пастбища и въ промысловые лѣса, подвигался на сѣверъ и сѣверо-востокъ; въ худшемъ — дѣлался данникомъ побѣдителя. Земельные споры кровавой полосой проходятъ черезъ всю исторію якутскаго народа. Къ концу прошлаго вѣка эта полоса, правда, чернѣетъ, но это потому, что изъ руки тоёна вырвали пальму и вмѣсто нея вложили ему кляузное перо. Загадочный узелъ не разрубится уже болѣе, но запутывается все сильнѣе...

Особою ожесточенностью отличались войны изъ-за женщинъ. Недостатокъ ихъ въ родѣ, обычай брать себѣ женъ изъ другого — не кровнаго рода, а часто и невозможность уплатить калымъ за дорогую невѣсту вызывали похищеніе женщинъ, кончавшееся кровавымъ мщеніемъ обиженнаго рода. Бѣдняку, работнику и господскому рабу не приходилось и тогда привередничать: онъ бралъ себѣ жену, гдѣ и какую случалось. Богачи, богатыри и удальцы, нерѣдко имѣвшіе до десяти женъ, кичившіеся своимъ происхожденіемъ и положеніемъ, всегда стремились къ равному браку: высматривали именитыхъ и богатыхъ невѣстъ для себя или сыновей своихъ и выбирали лучшихъ красавицъ. Нерѣдко они встрѣчали отказъ, непомѣрныя требованія калыма или оскорбительныя насмѣшки или отзывы, — и тогда загоралась война, въ которую втягивался весь родъ. Оскорбленіе, нанесенное родоначальнику или сыну его, чувствовалось всѣмъ родомъ и смывалось кровью обидчиковъ, воюющіе сражались до послѣдняго издыханія, пока оставался въ рядахъ хоть одинъ человѣкъ; побѣдители рѣзали и опустошали все кругомъ, уводили съ собою женщинъ и скотъ побѣжденныхъ.

Родовую месть вызывали иногда оскорбительные отзывы (даже за глаза), о богатырѣ или важномъ тоёнѣ, пренебрежительное отношеніе къ богатому шаману, убійство, задѣтое самолюбіе и т. п. (напр., войны Омолона, Кыччи и др). Большею частью эти войны кончались миромъ въ самомъ началѣ. Если поводъ былъ не серьезный, — напр., личная обида или дурной отзывъ, — побѣжденная или ослабѣвшая сторона просила пощады, и побѣдители соглашались на уступку. Вся контрибуція побѣжденныхъ состояла въ хорошемъ угощеніи для побѣдителей. Послѣдніе всѣмъ лагеремъ располагались во дворахъ побѣжденныхъ, какъ у себя дома, занимали лучшія и почетныя мѣста въ юртахъ и урасахъ, — на оронахъ и на полу, — и ждали угощенія. Потерпѣвшіе рѣзали лучшихъ кобылъ и коней, варили въ большихъ котлахъ, ѣли мясо досыта, пили кумысъ допьяна, и пиръ длился не одинъ день. Торжество кончалось играми и единоборствомъ.

Въ рядовыхъ войнахъ принимали участіе не всѣ родовичи, но только способные носить оружіе, люди наиболѣе сильные, смѣлые и удалые. Они отличались высокимъ ростомъ и физическою силою; возможно, что эти особенности передавались наслѣдственно изъ поколѣнія въ поколѣніе. Хотя они жили у богатырей, тоёновъ и богатыхъ родоначальниковъ въ качествѣ подневольной и послушной силы, но никогда не исполняли черныхъ работъ и не унижались до положенія простыхъ работниковъ. На ихъ обязанности лежала защита и охрана господскаго скота и имущества, въ мирное время, и полная, безпрекословная готовность выступать въ походъ, — по первому требованію тоёна, въ случаѣ войны или тревоги. Большинство этихъ воиновъ приходило съ разныхъ сторонъ и изъ разныхъ мѣстъ, привлекаемые славою, богатствомъ, могуществомъ или подвигами богатыря или тоёна. Иногда они бросали его и уходили къ другому, болѣе блестящему повелителю, но чаще оставались у одного, служили ему пожизненно, были женаты и имѣли дѣтей, которыхъ обучали ремеслу отцовъ.

Выступая въ походы, каждый изъ воиновъ облачался въ желѣзный панцирь, въ видѣ рубахи облегавшей грудь и шею, въ одной рукѣ держалъ лукъ, въ другой пику (ӱнӱ), а за спиной имѣлъ колчанъ со стрѣлами (кӓгӓх или кӓсӓх), — все это въ пѣшемъ строю. По командѣ стрѣлять, воины втыкали въ землю свои копья и пускали стрѣлы въ противниковъ. Въ конномъ-же сраженіи, — въ атакѣ верхомъ на коняхъ, — воины, кромѣ упомянутаго оружія, имѣли еще сабли — батыя и батас. Первая покороче, была заткнута за поясъ, вторая, — сабля побольше и съ болѣе длиннымъ древкомъ, достигавшимъ высоты лба, перевязывалась ремешкомъ, петлей накидывалась на руку и такимъ образомъ висѣла на ней до востребованія, когда ею приходилось рубить противника.

Боевой отрядъ каждаго изъ враждующихъ тоёновъ рѣдко превышалъ количество въ 50—60 человѣкъ. Выстроивъ своихъ воиновъ шеренгами въ нѣсколько рядовъ, предводитель, указывая на противниковъ, командовалъ: «ну, перестрѣляйте мнѣ этихъ чертей до единаго!» Воины втыкали въ землю свои пики и осыпали враговъ тучами стрѣлъ. Когда сила противниковъ не поддавалась, вожакъ кричалъ: «че! барын бысынг!» (ну, крошите ихъ!), и все войско съ дикимъ крикомъ бросалось въ рукопашную, рубя пиками и батыями направо и налѣво. Иногда изъ всего отряда оставался одинъ, но онъ предпочиталъ быть зарубленнымъ на мѣстѣ, чѣмъ бѣжать къ своимъ на смѣхъ и поруганіе...

~~~~~~

Когда я проѣзжалъ долиной Нангмары, на холмистыхъ берегахъ этой рѣчки и маленькаго озерка не видно было вооруженныхъ, выстроенныхъ въ шеренги воиновъ, не слышно было ни грозной команды: «че! барын бысынг!», ни яростнаго крика атаки. Кузнецы не ковали стрѣлъ, пикъ и батый, шаманы не призывали на острія оружія Ильбис-хана и его свирѣпую дочь «тетушку Ильбис-кыга», — ничто не указывало на приготовленія къ рѣшительной битвѣ. Только слышенъ зловѣщій скрипъ многочисленныхъ писарскихъ перьевъ да грозный и горячій споръ «лучшихъ» людей въ родовыхъ собраніяхъ. Многотысячнымъ эхо отзывается онъ по долинѣ и рѣзко откликается въ каждой юртѣ, при каждой встрѣчѣ двухъ знакомыхъ или незнакомыхъ — все равно.

Это послѣдній актъ долгой и глухой борьбы, пятилѣтняго земельнаго спора между тремя смежными и родственными наслегами. На всѣхъ языкахъ имя Василія Кошкина, старосты и представителя одного изъ Хатылинскихъ наслеговъ, всѣ говорятъ о шансахъ на успѣхъ его притязаній. Всѣхъ задѣваетъ и трогаетъ эта непомѣрная жадностъ тоёна, требующаго огромной прирѣзки земли изъ владѣній двухъ смежныхъ наслеговъ — Жулейскаго и 1-го Хаяхсытскаго. Своими жалобами и просьбами онъ наводнилъ всѣ присутственныя мѣста; то и дѣло получаются предписанія удовлетворить его, то и дѣло пріѣзжаетъ начальство, допрашиваетъ и созываетъ собранія депутатовъ и родоначальниковъ.

Пять лѣтъ тянется эта тяжба, въ теченіе пяти лѣтъ получаетъ онъ отказъ отъ большинства 27 наслеговъ противъ 4-хъ, поддерживающихъ его притязанія, — но онъ не унимается. Онъ отстаиваетъ интересы своего наслега и обиженныхъ родовичей! Но развѣ послѣдніе не испытали на себѣ его тяжелую руку? Развѣ послѣ наводненія 89 года онъ оказалъ имъ помощь, а въ неурожайный 92-й годъ подѣлился съ ними изъ своихъ обширныхъ запасовъ сѣна, изъ которыхъ 130 возовъ сгорѣло случайно? Жулейцы не забыли еще, что имъ пришлось вмѣшаться въ темныя дѣла Кошкина, разорившаго двухъ ихъ родовичей, и что имъ пришлось постановленіемъ общества запретить ему косить за долги покосы одного изъ этихъ двухъ бѣдняковъ.

Послушать Кошкина, — можно подумать, что положеніе Хатылинцевъ, въ сравненіи съ другими наслегами, приняло крайніе предѣлы, угрожающіе ихъ благосостоянію, въ настоящемъ, и платежной способности, въ будущемъ. Они страдаютъ отъ малоземелья, неурожайности покосныхъ мѣстъ, дороговизны сѣна, несоотвѣтствія платежей съ доходностью земель, вслѣдствіе чего часто вынуждены перекочевывать въ другіе наслеги для прокорма скота...

Но имъ, Жулейцамъ и Хаяхсытцамъ, хорошо извѣстно Кошкинское безкорыстіе и истинные мотивы его благороднаго заступничества. У нихъ есть свои Кошкины, и они тоже не дадутъ въ обиду своихъ родовичей и не менѣе ярко опишутъ всѣ невзгоды и бѣды своихъ наслеговъ. Они имѣютъ своихъ писарей и также знаютъ дорогу къ вліятельнымъ особамъ. Уравненіе земель и покосныхъ мѣстъ! Кто и когда мѣрялъ и размежевывалъ эти земли? Кѣмъ и по чьему указанію постановлены эти межевые знаки, обозначены наслежныя грани, разверстаны мелкіе участки? Русская власть никогда не вмѣшивается во внутренніе распорядки улусовъ, а наши тоёны всегда умѣли и нынѣ умѣютъ ловко отклонять въ сторону всякій шагъ ея, угрожавшій ихъ могуществу и богатству. Правда, предки Кошкина были тогда еще люди маленькіе, но Аенитъ Догордуровъ не забылъ свою родню; къ тому-же, они были ловкіе и умные люди. Кому не извѣстно, какъ легко утаиваются земли, какъ облыжно показывается количество урожая и покосныхъ мѣстъ въ различныхъ вѣдомостяхъ, которыя ведутся изъ года въ годъ для формальной отчетности? Малоземелье! А развѣ у нихъ, Жулейцевъ и Хаяхсытцевъ, мало безземельныхъ, вѣчно закабаленныхъ въ чужомъ трудѣ? Не платили-ли они по 3 руб. за возъ сѣна въ недавнюю голодовку, покупая его у тѣхъ-же богачей въ счетъ будущаго лѣтняго заработка или подъ масло, которое они скопятъ путемъ лишеній и недоѣданія семьи? Развѣ не случается и имъ въ тяжкую годину неурожая, голодовокъ, скотскаго падежа, оспы или другихъ бѣдствій покидать свои родныя мѣста и уходить къ сосѣдямъ, иногда и въ далекія мѣста, чтобы прокормить свою семью и скотъ въ долгую зимнюю стужу?

Такъ разсуждали и роптали маленькіе люди при встрѣчахъ другъ съ другомъ, за чаемъ передъ комелькомъ и въ небольшихъ родовыхъ собраніяхъ. На большихъ совѣтахъ они отсутствовали или вовсе или стояли на заднемъ планѣ, скромно и пассивно, — за нихъ говорили «лучшіе люди», — выборные и родоначальники.

~~~~~~

Когда я возвратился въ городъ, на улицахъ и въ присутственныхъ мѣстахъ я не разъ встрѣчалъ пожилого, высокаго, сухощаваго и сутуловатаго тоёна съ сумрачнымъ длиннымъ лицомъ, съ какой-нибудь бумагой въ рукѣ. Рядомъ съ нимъ всегда шелъ маленькій бойкій паренекъ, головой едва достававшій ему до плеча. Это былъ Василій Кошкинъ со своимъ писаремъ. Онъ озабоченно и неутомимо хлопоталъ по своему земельному иску, но, какъ я узналъ позже, совершенно напрасно и безуспѣшно.

Н. Г.

(OCR: Аристарх Северин)

     Прим. Админ. сайта: Наум Геккер - ссыльный в Якутии, участник Сибиряковской экспедиции, автор работ по этнографии Якутии, публиковался в сибирской прессе под псевдонимами Н. или Н.Г.

            При оцифровке материала орфография была полностью сохранена.

При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.