В. Федоров-Манчаары 

В первой трети ХIХ в. в Якутии колониальный гнет небывало усилился. К 1828 г. размер ясака почти утроился по сравнению с 1768 г. Появились пять новых поборов, которые в сумме превысили размер ясака. Половина якутского народа не платила ясак, т.е. не наделялась земельными угодьями, поэтому не имела скота. Подводная повинность (перевозка грузов по Охотскому тракту) все время увеличивалась. Якутские тойоны расширили свои политические и правовые привилегии, усилился захват тойонами земли. На местах они стали почти неограниченными властителями, что привело к усилению социальной несправедливости. Все это вызывало чувство социального протеста. Наиболее ярким его выражением в условиях тогдашней Якутии было движение В. Федорова-Манчаары. Он в 1830-х г. стал настоящей грозой якутских тойонов-угнетателей. Со своими товарищами совершал смелые налеты на усадьбы тойонов. Манчаары был сыном своего времени: делил тойонов на "добрых", "хороших" и "плохих", "злых". Он с товарищами нападал только на "плохих" тойонов и баев, "хороших" не трогал. Отобранное у баев он в большинстве случаев раздавал бедным. Поэтому в глазах бедняков Манчаары выступал в роли защитника бедных и обездоленных. В результате этого его популярность в народе росла.

Еще при жизни Манчаары о нем слагалось множество легенд и песен. Народ сам вознес его в статус национального героя. И, действительно, у якутов нет более популярного, более любимого героя, чем Манчаары. Об этом свидетельствуют книги, составленные из народных преданий фольклористом И.Г. Березкиным "Манчаары норуот номо5ор" (1972) и "Сказы о Манчаары" (1993). Манчаары - первый известный поэт-импровизатор и олонхосут, произведения которого точно установлены. Он являлся хорошим певцом, хотя в народе его не называли поэтом-импровизатором. Но широко известны песни, спетые Манчаары и бережно сохраненные народными певцами. Их анализ показал, что Манчаары обладал большим талантом поэта-импровизатора, исполнявшего свои песни без предварительной подготовки. Основные темы его поэзии - любовь к родным местам, родине, вера в будущую справедливую, счастливую жизнь, протест против социального гнета. Песни Манчаары созданы в форме традиционной народной поэзии якутов с богатой анафорой, аллитерацией, устойчивыми эпитетами, пространными сравнениями, синтаксическими параллелизмами.

По устным данным он был олонхосутом (исполнителем героического эпоса якутов). Исполнял олонхо "Кун Эрили", "Улдьаа Боотур", "Кыыс Дьурайа Куо", "Бэриэт Бэргэн", "О5о Ньургун", "Алаатыыр Ала Туйгун". Как поэта-импровизатора и выразителя социального протеста Манчаары, по нашему мнению, вполне можно сопоставить с казахским поэтом-импровизатором Махамбетом Утемисовым и башкирским Салаватом Юлаевым. Манчаары родился в июне 1805 г. в Нерюктяйском наслеге Кангаласского (ныне Мегино-Кангаласского) улуса в зажиточной семье. Когда ему было девять лет умер отец. Семья быстро обеднела. Манчаары испытал и голод, холод, что такое социальная несправедливость, жестокость тойонов, особенно родственника В. Слободчикова-Чоочо, что послужило причиной его мятежных выступлений. Так, В. Слободчиков-Чоочо из-за незначительной провинности добился заключения Манчаары в тюрьму, затем отослал его на каторжные работы в Охотский солеваренный завод. Манчаары арестовывали пять раз, четыре раза он совершал побег из тюрем и каторги. Как только возвращался, продолжал борьбу против тойонов. Только летом 1833 г. он совершил с товарищами 18 смелых налетов

Когда дело Манчаары дошло до Сената Российской империи, вместе с ним судили 47 человек. В 1847 г. суд приговорил его приковать цепью к стене якутской тюрьмы сроком на 10 лет, но только в 1859 г. сняли цепь и выслали Манчаары на поселение в Бордонский наслег Мархинского улуса (ныне Мальжегарский наслег Нюрбинского улуса). Там 6 ноября 1870 г. умер национальный герой и первый известный поэт-импровизатор Василий Федоров-Манчаары. 

Г.В. Попов, кандидат филологических наук 

Предания о Манчары (Василии Федорове) в настоящее время являются неотъемлемой частью устной летописи и фольклора якутов.Образ Манчары, человека незаурядного, мужественного, прошедшего трудный жизненный путь, полный приключений и мук, привлекал внимание не только сказителей и народных певцов, но и был источником вдохновения поэтов и писателей. О нем написали поэмы русские поэты М.Александров и Н.Борисовский. Первые якутские драматурги В.Никифоров и А.Софронов обращались в своем творчестве к его образу. В 20—40-х годах ХХ века местные краеведы М.Н.Тимофеев-Терешкин, А.С.Порядин и И.В.Березкин занимались сбором народных преданий о Манчары.

С конца 30-х годов прошлого столетия краеведы, ученые начали изучение личности Манчары и его эпохи с привлечением архивных документов. В настоящее время в фондах Национального архива, по нашим подсчетам, всего выявлено 45 единиц хранения, в которых содержатся различные материалы о Манчары и его эпохе. Эти дела, в основном, выявлены из фондов Якутского окружного земского суда (Ф. 180 и.), Якутской городской управы (Ф. 165 и) и Якутского тюремного замка (205 и). Единичные дела обнаружены в фондах Якутской воеводской канцелярии (1 и), инородных управ — Дюпсюнской (36 и), Борогонской (31 и), Кангаласской (39 и), Мархинской (42 и). К сожалению, до сих пор не обнаружена метрическая запись о рождении Василия Федорова — Манчары. 1 апреля 2005 г. в Институте гуманитарных исследований проходила Республиканская научно-практическая конференция «Василий Манчаары — национальный герой якутского народа». Во время конференции к.ф.н. Поповым Г.В., ведущим научным сотрудником ИГИ и с.н.с. отдела информации Национального архива Корякиным П.И. были сделаны сообщения о новых находках из фондов Национального архива по родословной Василия Федорова-Манчары. 

Эти сведения ими выявлены из фондов Якутской воеводской канцелярии (Поповым Г.: Ф. 1 и, оп. 1. Д. 120 и. Л. 41 (об). 42 и Якутского областного казначейства Корякиным П.: Ф. 349 и. Оп. 1. Д. 5985. Л. (2 об); Д. 6016. 991 (об) — 992).2 В фонде Якутской воеводской канцелярии имеется ревизская сказка ясашных якутов Нерюктейской волости Кангаласского улуса за 1895 г., где проходит Быттаны Ханчадаев 34 лет, имевший по старинному обычаю якутов двух жен. Первая его жена — Куннаныр, 34 лет; вторая жена — Монтоя Федорова, «взятая Кангаласского улуса наслегу князца Убакана Хабыкычина калымом». У них были дочери: Багыстыр (11 лет), Кутчугуйдур (4 лет), Чомчорэ (4 лет). Отца Быттаны звали Семен Борыс Ханчадай, он умер в 51-летнем возрасте в 1786 г. Его вдове Матрене Ивановой в 1895 г. было 53 года. Старшего сына Семена Борыс Ханчадая звали Багыры Ханчадаев. В 41 год он имел жену по имени Мелжай Уржаева, 53 лет. У них были сыновья: Манысыт (17 лет), Артамон (8 лет), Кэтэсит (6 лет), Толях (5 лет), дочери: Хотундур (14 лет), Кэдэя (11 лет). По ревизской сказке той же волости 1816 г. под № 13 проходит 9-летний мальчик Егор Быттанин. У него есть родственник — «Иитии оіото» (воспитанник), по крещению: Сергей, 22 лет. Брата Сергея зовут Яков, ему 17 лет. Егора Быттанина мать — Монтоя, 48 лет, его свойственница — Кунагныр, 58 лет (первая жена Быттаны Федора Ханчадаева). Жену Сергея звали Ирина, ей был 21 год. Родные сестры Егора: Федора 20 лет, Катерина 19 лет (Федора и Катерина — дети Кунагныр, первой жены Быттаны Ханчадаева, которого к 1816 г. не было в живых).

По ревизской сказке Нерюктейского наслега Кангаласского улуса 1851 г. под № 13 проходит Егор Бытынин Василий Федоров Манчары, 43 (?) лет, содержащийся в Якутском остроге. У него была дочь Вера, 23 лет. Жена Варвара, когда он сидел в остроге, вышла замуж за якута Терентия Савина из Харанского наслега. На основе ревизских сказок 1795-го, 1816-го и 1851-го гг. Нерюктейского наслега Кангаласского улуса можно составить родословную Василия Федорова Манчары: Семен Борыс Ханчадай — Быттаны Федор Ханчадаев — Егор Василий Федоров Манчары — Вера. Семен Борыс Ханчадай — дед Василия Манчары, бабушка Манчары — Матрена Иванова. Отец Егора Василия Федорова Манчары — Быттаны Ханчадаев, мать Манчары — Моттоя Федорова, вторая жена Быттаны. Сам Василий Федоров Манчары по материалам ревизских сказок 1816 и 1851 гг. проходит как Егор Быттанин (Бытынин) Василий Федоров Манчары. Манчары — это имя, данное отцом при рождении мальчика. Егор — имя, которым нарек его священник при крещении маленького Манчары. Примерно к 1816 г. умирает его отец, поэтому в ревизской сказке того года хозяином семьи Быттаны записывают 9-летнего Егора (по закону тех времен земельный надел выделялся только лицам мужского пола).

По воле судьбы сын Федора Быттаны Ханчадаева с молодых лет становится на скользкую тропу жизни, которая приводит его к воротам тюрьмы. С конца 20-х годов XIX в. сын Федора Быттаны в следственных документах тех времен проходит как «разбойник Василий Федоров Манчары».

Для желающих бесплатно скачать книгу Сафрона Данилова «Манчаары» 

В публикации используется часть работы «Предания, легенды и мифы саха (якутов)» авторов Н.А. Алексеева, Н.В. Емельянова, В.Т. Петрова.

Первые известные записи народных преданий и рассказов о смелых набегах Манчаары на усадьбы баев зафиксированы еще в 80-х гг. XIX столетия. В.Г. Короленко, будучи в амгинской ссылке, собирал предания и рассказы о Манчаары и написал рассказ "Манчаары и Омуоча" [47]. Писатель обратил внимание на контраст народных рассказов о двух разбойниках. Если Омуоча, по представлениям якутов, был жестоким и злым разбойником, то Манчаары — это благородный разбойник, заступающийся за угнетенных и бедных. В.Г. Короленко называет Манчаары якутским Ринальдо. 

В.Л. Серошевский услышал предания о Манчаары на Колыме и написал рассказ. В его рассказе Манчаары происходит из богатой и родовитой семьи. Первое преступление Манчаары связано с конфликтом между родными братьями. Манчаары в отсутствие старшего брата при людях срывает платок с головы его жены, которая, устыдившись людей, жалуется мужу на грубую шалость Манчаары. Старший брат наказывает его розгами. Манчаары становится на путь мщения [73, с 173 — 177]. 

Предания и рассказы о Манчаары собирал А.Е. Кулаковский. Он написал сводный очерк о жизни и набегах Манчаары, который впервые был опубликован в "Сборнике трудов научно-исследовательского Института языка и культуры при СНК ЯАССР" см. [42, с 215 — 256] 

Институт языка, литературы и истории ЯФ СО АН СССР совместно с Якутским краеведческим музеем им. Е.М. Ярославского в 1972 г. издали книгу на якутском языке "Манчаары в преданиях народа" [47]. В книгу вошли 136 народных преданий и рассказов, собранных в 20-х — 70-х гг. XX в. и хранящиеся в фондах Архива ЯНЦ СО РАН, Якутского краеведческого музея и факультета якутского языка и литературы Якутского государственного университета, а также опубликованные ранее рассказы, ставшие библиографической редкостью: В.Г. Короленко "Манчаары и Омуоча", "Кётёт (А.Ф. Кузьмин) "Манчаары" [47]. 

Вошедшие в сборник предания и рассказы о Манчаары разделены на три группы. Первую составляют сводные предания и рассказы, повествующие о жизни Манчаары от рождения до его последних дней. Во вторую группу — рассказы об известных эпизодах из жизни и набегов Манчаары в Мегинском и Кангаласском улусах, т.е. о том периоде, когда он подвергся первым преследованиям в тех местах, где он родился, вырос и стал народным мстителем. В третью группу включены предания о набегах его на другие улусы и о последних годах жизни в Мархинском улусе Вилюйского округа. 

Народ с ненавистью рассказывал о диком произволе отдельных богачей, таких как Додор, Чохороон и другие (текст 12 и варианты). 

В сюжетах о стремлении породниться с небожителями, в частности в рассказах о сватовстве Кудангсы и Дьалагая Киилээня к демоническим девам из Верхнего мира, в мифологическом ключе раскрыто своеволие родовых владык (текст 10 и варианты). 

Богачам, отличающимся алчностью и жестокостью, противопоставлены простые люди, трудолюбивые, смелые, отстаивающие свою независимость. Такой легендарной личностью является выразитель стихийного протеста бедноты против угнетателей Василий Фёдоров — Манчаары (1806 — 1870 гг.). В народе бытует целый цикл преданий о его бесстрашии, смелых набегах на имения улусных богачей, о дерзких побегах из тюрем и ссылок, что свидетельствует о пробуждении общественного сознания якутов (тексты 13 — 20). 

Предания и рассказы о Василии Манчаары основаны на реальных событиях. По архивным данным весною и летом 1833 г. в жизни баев Якутского округа наступили тревожные дни. Убежавший с Охотской каторги Василий Манчаары совершает набеги на усадьбы девяти тайонов Кангаласского, Мегинского, Ботурусского и Дюпсюнского улусов. Якутское окружное начальство по жалобе улусных тойонов и баев несколько раз организовывало поимку Манчаары. Но он был неуловим и держал всех богатеев округа в страхе в течение многих месяцев. Только с наступлением зимы Манчаары был пойман в глубокой тайге Кангаласского улуса, где он собирался зимовать в землянке вместе с похищенной им вдовой Катериной, дочерью бая Капитона Слепцова. 

По делу Василия Манчаары были привлечены в качестве обвиняемых 43 человека; десятки и сотни людей, в том числе потерпевшие тойоны, члены их семей и слуги, выступили истцами и свидетелями. Следствие продолжалось полтора года. Как видно из следственного дела, Манчаары держался мужественно, всю вину за грабежи баев принимал на себя, выгораживая своих товарищей, давал показания так, чтобы многие обстоятельства остались суду неизвестными. Только предавшего его Михаила Ильина — Тарагая он разоблачил беспощадно как своего единственного сообщника, а своего врага, князца Егора Слободчикова, сына Чоочо, назвал как своего укрывателя. 

В марте 1835 г. Якутский окружной суд вынес приговор, который был отменен областным судом. Сенат утвердил приговор после второго разбирательства только в январе 1838 г., т.е. четыре года спустя после ареста Манчаары. Окончательным определением Манчаары и его 12 товарищей были подвергнуты телесному наказанию; "поставя узаконенные знаки", их сослали на каторжные работы [30, с. 31]. 

В 1841 г. Манчаары вместе с уроженцем Вилюйского округа Анисимом Тимофеевым совершает побег с Нерчинских каторжных рудников. Но вскоре он был задержан и отправлен обратно. Манчаары в 1842 г. опять совершает побег, на этот раз по пути на каторгу. В 1842 — 1843 гг. для тойонов Якутского округа снова наступают тревожные дни. Манчаары был пойман лишь в октябре 1843 г. Следствие по его делу тянулось четыре года. Он был приговорен к тюремному заключению на 10 лет. А в 1859 г. по истечению срока, сослан в Мархинский улус Вилюйского округа, где и умер в 1870 г. 

Такова, по архивным данным, вкратце жизнь героя народных рассказов и преданий Василия Манчаары. Еще при жизни он стал фольклорным и литературным героем. Русский поэт Матвей Александров, работавший якутским областным стряпчим в 1834 — 1841 гг., т.е. в то время, когда велось следствие и состоялся суд по делу Манчаары, в 1852 г. написал драматическую поэму "Якут Манчаары" [33, с. 37]. Герой М. Александрова — романтический благородный разбойник, характер которого близок народным рассказам и преданиям. Его Манчаары, народный мститель, восставший против гнета тойонов, в первой половине XIX в. содействует пробуждению общественного сознания якутов. Не только якутская беднота от западных границ Якутии до восточных, но и городские жители — русские, даже солдаты, относятся к Манчаары с сочувствием, ждут его в Якутске. Однако Манчаары в трактовке М. Александрова ставит своей целью отомстить за "личные обиды", он полагается на судьбу. 

Образ Манчаары, созданный народными рассказами и преданиями, привлек В.Г. Короленко и В.Л. Серошевского (см. коммент. к разделу Ш. Предания о Василии Манчаары). Известно более 150 народных преданий и рассказов, собранных с конца 20-х гг. до настоящего времени. Тематически их можно классифицировать так: детские и юношеские годы Манчаары; вражда со своим богатым родственником Чоочо; Манчаары — народный мститель; нападения на усадьбы тойонов; друзья и товарищи Манчаары; побеги Манчаары из тюрем, с каторги; любовь Манчаары; последние годы жизни Манчаары. Большинство рассказов и преданий строятся на эпизодах жизни и подвигов народного героя. Собиратели А.Е. Кулаковский [42, с 215 — 256], А.С. Порядин [47, с. 23 — 75], А.Ф. Кузьмин-Кётёт [47, с 75 — 94] составили свод преданий и рассказов о Манчаары. Они значительно богаче реальными событиями, более связаны с подлинными жизненными фактами, названиями местностей, улусов и т.п., чем предания о легендарных первопредках и родоначальниках. Однако достоверность постепенно слабеет с удалением от рассказчиков места действия. Так, о событиях, происходивших в Вилюйском округе, в центральных районах Якутии рассказывается общими словами, реальные имена и местности заменяются вымышленными. И наоборот, рассказчиками Вилюйских районов не упоминаются многие детали из подвигов Манчаары в центральных улусах. 

Несмотря на варьирование, в народном сознании сложился цельный образ благородного разбойника — мстителя, заступника угнетенного Манчаары, единственный ребенок у трудолюбивых, честных родителей, рос добрым и ласковым, не знал обид и унижений. Но после смерти отца он с матерью терпит произвол от близкого родственника, старшего (или двоюродного) брата отца, улусного тойона бая Чоочо [47, с. 25 — 28, 95,126 — 127, 132]. Во многих преданиях начало вступления Манчаары на путь мщения, изменение его смирного характера связано с тем, что однажды вор-конокрад подарил ему свой нож [47, 29 — 30; 95 — 96; 129 — 130]. Согласно другим версиям, в него был внедрен шаманом злой дух (текст 15), т.е. Манчаары стал разбойником под воздействием злых сил, преднамеренно испортивших его нравственную природу. 

В противовес Манчаары его дядя Чоочо — хищный эксплуататор, который "без жалости и зазрения совести выжимал из бедноты своего и соседних наслегов все, что возможно" [50, с. 214]. Это родовой тойон, использующий власть для удовлетворения своих низких прихотей. Он представитель тех родовых тойонов, которые уже отторглись от своих сородичей и поставили личные интересы выше родовых. Ему чужды чувства кровного родства, ответственности за благополучие сородичей. Известно, что якутские тойоны со второй половины XVIII в. требовали у русского царизма особых привилегий, дающих им полную власть в улусах и наслегах. Они добились института улусных голов, что давало богатым и влиятельным родоначальникам всю полноту власти в улусах и наслегах. Тойоны домогались учреждения должности областного головы и предоставления им дворянских прав [31, с. 150 — 151]. Чоочо как раз из таких честолюбивых тойонов. Он хотел бы быть "якутским царем". Его образ жизни, неимоверное тщеславие ярко обрисованы в рассказе Чоочо, шаман Тэппээк и Манчаары" (текст 15). Чоочо видит в Манчаары не оступившегося племянника, а врага, который прежде всего опасен его благополучию, а для Манчаары Чоочо — богач, угнетатель бедняков. Весь Цикл преданий и рассказов о Манчаары посвящен его борьбе с тойонами-аями. В этой борьбе у него много сторонников и сподвижников. Манчаары долго был неуловим, так как его укрывали и поддерживали бедняки, сочувствующие его борьбе с богатыми. Он нападает на усадьбы самых жестоких угнетателей своих сородичей и судит их своим судом. Собранное имущество и деньги он раздает бедным и неимущим. Перед нападением на усадьбы богачей Манчаары рыцарски предупреждал, что он намерен "погостить" у них. Сам всегда шел открыто, а своих соучастников не хотел раскрывать, лица их были замаскированы. 

В преданиях и рассказах особо подчеркивается любовь Манчаары к родной местности, алаасу Арыылаах. После побегов из тюрем он в первую очередь приходил в родной алаас, целовал землю, оставлял памятные знаки [47, с 121 — 122; 186]. "Почему ты совершаешь побеги?" — спрашивали на суде у Манчаары. Он отвечал, что на чужой стороне сильно скучает по родным местам, по своим сородичам, по родной земле, потому и бежит на волю [47, с. 72 — 73]. Манчаары не сумел убежать только из Якутской тюрьмы. В бытность свою в Вилюйской ссылке он просил выслать ему мешочек земли с родных мест. 

По народному поверью, когда принимают внутрь землю, на которой родился, то проходит сильная тоска по родине, а при болезнях — выздоравливают. 

Манчаары, как отметил В.Г. Короленко, был неравнодушен к женской красоте Несколько преданий повествуют о посещении им Бэрт Марии, молодой вдовы, славящейся своим умом и добротой. Однако эта "добрая" богачка устроила западню и Манчаары был пойман в ее доме (текст 19). Несмотря на многократные варьирования этого предания, основная тема остается неизменной: противопоставление преследуемого властями, затравленного разбойника Манчаары именитой богатой женщине и окружающим ее людям. Вдова Бэрт Мария в разных вариантах характеризуется по-разному: то бессердечной, равнодушной женщиной [47, с 58], то благородной, сочувствующей горькой судьбе Манчаары [47, с 158 — 159], она то красива и молода, то пожилая и толстая [47, с. 162]. Во всех вариантах упоминается, что Манчаары пел песню, посвященную Бэрт Марии. Содержание песни также передается по-разному: Манчаары жалуется на свою судьбу [47, с. 163 — 164], восхищается красотой и добротой Бэрт Марии [47, с. 159], противопоставляет свою злосчастную долю жизни богатой красавицы [47, с 58,159 — 160], верит в свое будущее [47, с. 165 - 166]. 

Во всех вариантах подчеркивается, что Манчаары прибыл в гости к Бэрт Марии не со злым намерением, а только чтобы увидеться со знаменитой красавицей. 

Благородный образ Манчаары, созданный фольклором, оттеняется сравнением с образом тупого "баловня судьбы", силача Хачыкаат Ивана, который жестоко обращается с задержанным, беспомощным Манчаары. Другой враг Манчаары, старый князец Шишигин, человек умный и хитрый, своим "сладким" разговором притупляет бдительность Манчаары. 

По архивным данным известно, что Манчаары во время своих побегов дважды похищал женщин. В 1833 г. он увел Катерину, вдовую дочь дюпсюнского богача Капитона Слепцова, и жил с ней в глухой тайге Кангаласского улуса. А в 1842 г. он был обвинен в насильственном уводе некоего Никифорова [47, с. 264]. Эти события нашли отражение в 7КС ланиях о похищении Манчаары женщин. В преданиях о Кюёх Катерине, бытующих на территории Дюпсюнского улуса, воспроизводятся Реальные события увода Манчаары Катерины Слепцовой [47, с. 249; 273 — 278]. В них Катерина — не вдова, а восемнадцатилетняя красавица, в которую с первого взгляда влюбляется Манчаары. Он с Катериной, согласно преданиям, жил в течение зимы. 

Цикл рассказов и преданий о Манчаары заключается последними годами его жизни в ссылке. К старости Манчаары, умудренный богатым жизненным опытом, наконец осуществляет свою мечту и обретает спокойную семейную жизнь. Своим достойным поведением и справедливым отношением к окружающим он заслуживает их уважение. В некоторых рассказах сообщается, что его даже избирают князцом [47, с 102; 113 - 114]. 

На самом деле, по архивным данным, Манчаары был поднадзорным поселенцем. В 1869 г. Мархинская улусная управа сообщала, что Манчаары состоит под надзором с 1 июня 1859 г., бессрочно, от казны никакого содержания не получает, не имеет семейства, ведет себя хорошо (ЦТ А Республики Саха (Якутии), ф. 23, оп. 1, д. 85, л. 129 — 130). Таким образом, в преданиях о благородном разбойнике Манчаары происходившие в действительности события передаются через призму народного восприятия, обрастают вымыслом, присущим фольклорным произведениям. 

Местность, где родился и вырос Манчаары 

Давным-давно в Кангаласском улусе в Нёркжтяйском наслеге жил человек по имени Чуо Бытык, говорят. У него было двенадцать сыновей, несколько дочерей. Старшим сыном был Чоочо Баай. Из имен других сыновей известны имена Тэппээк Михаила и Быттааны Федора. 

Чуо Бытык сам был, видно, некрещеным. Сыновья были крещеные и стали носить фамилии Слободчиковых, Ивановых, Петровых и т.п. 

Быттааны Федор вырос в долине Лены, в местности Ой Бэс, где стоит теперь с. Павловское. Уже будучи в годах, поселился он в тайге в местности Арыылаах, принадлежащей роду Лэкэ. В то время поселения людей Нёрюктяйского наслега находились в долине реки Лены и далеко в тайге. 

Род Лэкэ и рядом с ним живущие, и те, которые вклинивались в другие наслеги, несколько маленьких родов, объединившись, назывались прежде "земля Кёлёт". Эти роды, видно, в древности имели общего предка. 

Когда Манчаары был ребенком, на ысыахе и свадебных празднествах землю Кёлёт так воспевали, говорят: 

С густыми хвойными лесами, С заснеженными лиственницами, С зелеными просторными лугами, с маленькими озерками — Кёлёт, моя бабушка! 

Когда так Манчаары беспечно-радостно рос, как-то однажды внезапно большой скандал разразился. На этой земле Кёлёт, на землях рода Тиис, в северо-западном краю местности Восточное Сымалаах, в лесу люди нашли три ямы. Их выкопал шаман Муостуур, чтобы спрятать мясо ворованного скота. А старик Чоочо все это на Манчаары взвалил. Потому Манчаары у этих ям был бит розгами. Тогда младший брат Чоочо по имени Тэппээк Михаил, сам большой шаман, сказал: 

"Почтенный старший мой брат, ты славное будущее молодого человека опозорил, счастливую судьбу его опоганил, не надо было бить его!" 

На это Чоочо: «Обрубок», что ты можешь знать, пошел вон!" — сказал. 

Позже Манчаары, совершив побег из тюрьмы, на этой земле Кёлёт в местности Хаппытыан Кёрдюгэнэ одну зиму тихо зимовал в схоронке, сооруженной Локур-шаманом между балаганом и домом. 

Манчаары Василий на своей родине земле Кёлёт, в алаасе Бахчынай для женщины по имени Мария на толстой лиственнице копьем ободрал кору, сделал памятный знак. А одному своему товарищу по имени Тооро на память на западной окраине алааса Туора насквозь просверлил одну лиственницу, чтобы он привязывал здесь свою лошадь. Эти знаки Манчаары сохранялись до недавнего времени. 

Почему он был назван именем Манчаары и отчего он озлобился на Чоочо 

Старик Чоочо брата своего Бытааны Федора до сорока лет держал при себе дармовым работником, все время обещая женить его. Чоочо в то время владел почти шестьюдесятью алаасами. На тридцати алаасах жили зависимые от Чоочо семьи. Среди них было пять-шесть женщин, которых он содержал как незаконных жен, у которых время от времени ночевал и отдыхал. 

Бытааны Федор обязан был следить за уборкой сена примерно на половине из шестидесяти алаасов этого старика Чоочо. Распределял сено на корм скоту этого старика и присматривал за ним. 

Сам Бытааны Федор по якутским представлениям был красивым человеком среднего роста. К семьям, живущим на этих тридцати алаасах, за которыми он присматривал, относился благожелательно. С детства, говорят, он был очень медлительным и добродушным, поэтому ему дали прозвище Бытааны (медлительный, тихий). 

Бытааны Федор вот так долго работал, и наконец, старик Чоочо женил его на очень молодой, здоровой и славной девушке из Моорукского наслега по имени Феодосия. И выделил им для сенокоса алаас Арыылаах на земле Кёлёт. 

Бытааны Федор на краю юго-западного косогора Арыылааха, между двумя озерцами, где находилась ровная возвышенная поляна, осенью, закончив уборку сена, всего-навсего за семь дней построил якутский балаган, начал самостоятельную семейную жизнь. 

Осенью следующего года, когда лед на озерах еще едва выдерживал человека, когда первый пушистый снег покрыл землю, с наступлением сумерек у Феодосии начались родовые схватки. Ну, тогда Бытааны Федор, который прежде всегда был таким спокойным и медлительным, сильно обеспокоившись, пустился бегом к старухе-повитухе Нээхтэ, живущей под горкой маленького алааса, находящегося на западной стороне от его дома на расстоянии одной версты. Войдя в дом: "Старуха, у Феодосии начались роды, иди, пожалуйста, помоги быстрее!" — сказал и тут же обратно домой помчался. 

Тогда старуха Нээхтэ, приоткрыв дверь своего дома, высунувшись: "Ээ, Федор! Дитя мое! Согрей на печке полный котел воды и принеси в дом охапку сухого сена, и прогрей!" — сказала. Бытааны Федор, приостановившись, прислушался: "Да, ладно-ладно!" — сказал и на восток к своему дому побежал. Придя домой, занес с сеновала охапку сена и бросил около шестка, развел сильный огонь. Ну, потом поставил в медном чайнике скипятить чай, глиняный горшок набил мясом недавно забитой двухтравной телушки и поставил вариться. 

Когда он заканчивал эти работы, подошла старуха Нээхтэ. Старуха увидела, что вода нагрета, чайник вскипячен, мясо варится: "Смотри, вот это да, молодец." — так похвалила. Между тем внимательно посмотрела на сено и, вздохнув: "Ну, дитя мое, Федор, на таком зеленом сене нельзя принимать роды, грех будет, принеси откуда-нибудь быстрее блеклое желтое сено", — сказала, вымыла руки, смазала ладони маслом и начала мягко массировать Феодосию, у которой продолжались родовые схватки. 

Бытааны Федор, будто слыша и не слыша слова старухи, то зеленое сено быстро вынес во двор. Потом схватил висевшую у дверей кладовки якутскую косу и, в вечерних сумерках не различая ничего, скосил торчащую из-подо льда на заливе озера траву. После этого собрал сено в охапку и быстро занес в дом. Старуха, внимательно посмотрев: "Да ведь, дитя мое, и эта у нас зеленая же? — сказала, между тем Феодосия уже рожала. Это последнее сено нагревая у печки, поспешно его постелили для Феодосии на полу, у левой лавки. Прошло немного времени, Феодосия родила мальчика, это первой повитуха-старуха Нээхтэ узнала. 

Бытааны Федор и Феодосия очень хотели мальчика, говорят. Поэтому Бытааны Федор спустя некоторое время, когда старуха поила Феодосию топленым маслом, шепотом спросил: "Ну, кто же ребенок?" Тогда старуха: "Дитя мое, по твоему желанию сын родился!" Услышав это, Бытааны Федор: "О радость, мое счастье!" 

Бытааны Федор с женой по обычаю якутов того времени три дня спустя пригласили ближних семь-восемь старух и женщин на угощение под названием "проводы Айыысыт". Приготовили саламаат, вареное мясо, сметану, суорат и тому подобное. Домашние и приглашенные старухи и женщины сели за круглый стол, поставленный перед очагом. Старуха Нээхтэ обратилась к Айыысыт за благословением детей и трижды подала пищу огню. 

Потом все, громко заразительно хохоча и угощая огонь, ели-угощались. В это самое время повитуха старуха Нээхтэ с левой половины избы на руках принесла новорожденного, запеленав его в мягкую недавно выделанную шкуру белого жеребенка, и, лаская, прижимая [дитя] к губам и носу, очень радуясь, сказала: "Дитя мое миленькое родилось на трехгранной траве осоке-манчаары, на не желтеющей даже зимою вечнозеленой траве, потому пусть зовется именем Манчаары", — сказала. Собравшиеся на проводы Айыысыт старухи и женщины — все: "Правда, пусть будет Манчаары!" — говоря-толкуя, ласково смотрели на ребенка и продолжали ликовать. А Бытааны Федор, очень радуясь, что родился сын, наконец, в немолодые годы, мясо забитой телушки полностью раздал всем приходившим старухам и женщинам и сына стал любовно называть Манчаары. Так сын его стал на всю свою жизнь зваться Манчаары. 

Спустя несколько лет, когда Бытааны Федор ушел работать далеко от дома с ночевкой, старик Чоочо, объезжая верхом на лошади свои алаасы, приехал к своей невестке Феодосии. Манчаары, в то время мальчик шести-семи лет, играл на ранней весенней проталине. Когда приехал ее тойон, Феодосия сварила мясо, накрыла стол и угостила его. А Чоочо стал говорить о том, что он будто бы сделал их людьми, кормил-воспитывал ее мужа, выделил хороший алаас Арыылаах, и продолжал перечислять другие свои мнимые добродетели. Позарившись на свою хорошенькую, ладную невестку, он, давно известный своим развратным поведением, захотел овладеть ею и попытался изнасиловать Рассердившись, сильная женщина Феодосия схватила старика Чоочо за шиворот и вытолкнула из дома. О таком мерзостном поступке Чоочо Феодосия рассказала приехавшему домой мужу. Бытааны Федор, негодуя на Чоочо, отказался от присмотра за тридцатью алаасами. А Чоочо на следующее лето большую часть того алааса Арыылааха, с сенокосами Бытааны, прибрал себе. Семье Бытааны оставил маленькую долю на западной окраине. После этого Бытааны Федор с Феодосией, вопреки распоряжению старика Чоочо, заготовили сено, как и прежде, со всей площади Арыылааха. Скоро Бытааны Федор от приступа сильной боли в животе внезапно умер. После его смерти Чоочо все сено Арыылааха приказал свезти к себе. Семье брата оставил сено только с западной окраины. Так Феодосия со своим сыном Манчаары стала владеть только западной окраиной Арыылааха. К тому же в засушливые годы не было на ней травостоя, поэтому жили они в большой бедности. 

Так Манчаары Василий, говорят, с детства был знаком с самоуправством Чоочо Баая. 

Чоочо Баай, Тэппээк-шаман и Манчаары Василий 

Старший сын Чуо Бытыка Чоочо Баай долгое время был князцом Нёрюктяйского наслега Кангаласского улуса, даже одно время служил головой своего улуса. Его зимовье находилось на Чюйэ, весною и летом его местожительством была широкая поляна нынешнего села Павловского. В местности Саасыыр, на южной стороне этой поляны, он имел дом и всякие другие строения, чтоб жить весною, говорят. 

В один год старик Чоочо, живя на Саасыыре, вдруг принял дерзкое решение, на которое никакой сумасбродный якутский богач, никакой буйный тойон не решился бы. По этому его решению, при доброй помощи живущей на высоком вечном небе Кыыс Тангара, он должен стать якутским царем, прямо подчиняющимся солнечному (русскому) царю. 

Чоочо Баай для выполнения этой дерзкой мысли хотел использовать восемнадцатилетнего младшего брата, шамана Тэппээка, своего воспитанника, который прошел обряд посвящения в шаманы. И вот он велел, чтобы Тэппээк камлал на семи друг за другом расположенных алаасах по одной ночи, а в заключение на большом алаасе Дааган — семь ночей. Там на Даагане на седьмую ночь камлания, по тогдашним повериям, на восходе солнца воздушная душа шамана Тэппээка должна вознестись к Кыыс Тангара и превратиться в ангела, а сам он тут же, внутри сэлэ, должен умереть, и земная душа его будет предана матери-земле. Тогда Кыыс Тангара, умилостивившись, сделает Чоочо Баая якутским царем. 

Вот так Чоочо Баай, чтоб стать якутским царем, затеял хлопотное дело. Из мяса четырнадцати нагульных коров и стольких же жирных кобылиц была приготовлена пища для угощения людей, собирающихся на камлание шамана и для участия в призовых играх. Так, поочередно каждый день должны были употреблять мясо одной коровы и одной кобылы. Восхождение к этой Кыыс Тангара проводилось так же, как ысыах, говорят. Поэтому старик Чоочо, поставив кобыл на дойку, приготовил много кумыса. Кроме того, исполняя желание шамана, велел добыть всех местных четвероногих животных и пернатых по двенадцать штук, снять с них шкуры, набить сеном-трухой, сделать чучеля-эмэгэт, сплести пеструю волосяную веревку длиною в шесть-семь верст. 

После такой подготовки в середине июня наконец подошел срок начала камлания шамана для вознесения к Кыыс Тангара. На Саасыыре с запада к северо-востоку, по направлению к восходу солнца, протянули сэлэ. При натягивании сэлэ сначала с левой и правой стороны воткнули чэчир. Посередине чэчира натянули пеструю волосяную веревку, на которую повесили лоскутки материи и бересты. По двум сторонам сэлэ на палках поставили чучела-эмэгэт из животных и пернатых. Так устроенная сэлэ с западной и восточной стороны бывает открытой, говорят. 

Ну, чтобы посмотреть камлание шамана, вокруг этой сэлэ множество людей собралось. Всех этих людей старик Чоочо со своей челядью угостил мясом и кумысом. Потом, перед закатом солнца, шаман Тэппээк, войдя внутрь сэлэ и обратясь к востоку, начал свое благословение для восхождения к Кыыс Тангара. Его сопровождали девять шаманов-помощников, четверо за сэлэ с левой стороны сели лицом на восток друг за другом, четверо таким же образом сели с правой стороны, а самый старший с западной стороны сэлэ сопровождал шамана в качестве кормщика. Вот шаман Тэппээк сначала произнес заклинания в честь самых высоких айыы, каждому из них покропил кумысом, угощая-кормя. После этого он благословил духов-хозяев ближайших мест-земель, их также угощал-кормил. Так он камлал до восхода солнца, а собравшиеся люди молча смотрели. После камлания шамана устроили якутские спортивные игры, и каждый победитель награждался стегном мяса. После этого все легли спать, отдыхали. 

Вот так по велению старика Чоочо вторую ночь на Хаппардаахе, третью ночь на Мооре, четвертую ночь на Хаар Эбэ, пятую ночь на западном Бёкё, шестую ночь на восточном Бёкё, седьмую ночь на Ааллаахе устанавливалась сэхэ, продолжалось восхождение шамана Тэппээка к Кыыс Тангара, устраивались спортивные игры и другие веселья, собравшиеся люди угощались вареным мясом нагульных коров и кобыл и кумысом, сдобренным маслом. А установленные сэлэ на каждом алаасе оставались нетронутыми. Только чучела-эмэгэт, сделанные из местных четвероногих животных и пернатых, переносились с алааса на алаас, от сэлэ к сэлэ. 

Вот так путешествуя, на восьмую ночь прибыли на Дааган, расположенный в восточной тайге примерно в пятидесяти километрах от Саасыыра, где шаман Тэппээк должен был основательно камлать семь суток. А там по указанию Чоочо все подготовили для продолжения восхождения шамана Тэппээка и его помощников к Кыыс Тангара. По опушке сосновой рощи на северной обширной поляне ахааса Дааган, в той стороне, откуда, сияя, восходит летнее солнце, была натянута сэлэ. Стоящие по правой и левой стороне чэчиры были соединены полосатой волосяной веревкой. На ней была навешена салама из лоскутков материи и бересты. Кроме чэчиров, воткнутых с левой и правой стороны сэлэ, на деревянных палках были опять поставлены чучеля-эмэгэт местных четвероногих животных и пернатых. Ахаас Дааган по краю леса весь был окружен волосяной веревкой в три ряда, подобно изгороди. Она имела ворота только с восточной и западной стороны. Те люди, которые собрались, чтобы увидеть камлание шамана и его помощников, а также посмотреть состязания в играх, послушать песни, должны были входить и выходить только в эти ворота. По поверью того времени, человек, приходивший на поляну и уходивший с поляны в местах без ворот, должен был внезапно умереть, [пораженный] ударом плети абаасы. На восточном конце сэлэ, на мысу, выступающем со стороны восхода летнего солнца, старик Чоочо велел приготовить одну могильную яму, гроб и крест. 

Эти приготовления понадобятся, когда камлание шамана Тэппээка на алаасе Дааган для восхождения к Кыыс Тангара подойдет к концу на седьмую ночь к восходу солнца и он умрет. На восточной стороне этого алааса в лесу была сделана лавка из семи ободранных лиственниц, на этой лавке шаман Тэппээк, камлая ночью, днем должен был утолять голод рыбными и мучными блюдами. 

После такой подготовки в середине июня люди, прибывшие посмотреть восхождение шамана к Кыыс Тангара, стали собираться, входя и выходя через ворота изгороди — пестрой веревки, протянутой вдоль опушки леса. Чоочо Баай этих людей накормил мясом нагульной коровы и кобылы и напоил кумысом, сдобренным маслом. Камлание шамана так же, как и в прежние дни, началось на заходе солнца. Шаман Тэппээк, войдя внутрь сэлэ, сел, обернувшись к востоку и держа свой бубен. А его четверо помощников сели с левой стороны сэлэ, четверо — с правой стороны, самый старый шаман-помощник сел с западной стороны сэлэ, все держали свои бубны. Затем произносили свои моления в течение летней ночи, то вставая, то сидя, гулко ударяя в бубны. Все собравшиеся люди молча, одни сидя, другие стоя, слушали с большим интересом. После этого камлания шамана ели-угощались, участвовали в разных играх: борьбе, перетягивании палки, прыжках-кылыы, куобах и буур, беге и других играх. И каждый раз победивший получал стегно мяса. Во время этих игрищ было много песен-веселья, говорят. После этого уставшие люди спали, разойдясь кто куда. 

Ну, вот так на алаасе Дааган шесть суток продолжались камлание шамана, спортивные игры, песни-веселье. Короче, игры Омоллоона, ысыах Таххая здесь были, перед высоким айыы множество имеющих шею склонялись, множество имеющих суставы преклонялись. 

Затем наступила самая последняя седьмая ночь, когда шаман Тэппээк должен был умереть. И шаман Тэппээк, находясь в тенистом лесу на тех лавках, где отдыхал и ел, впал в глубокое уныние: "Вот в восемнадцать лет, не увидев своего родимого дитя, не поспав с любимой женой, не построив уютного дома, не зажгя священного огня, не загородив разводимого скота, не став настоящим человеком, должен я умереть. Лишь для увеличения славы Чоочо Баая в восьми улусах, для прославления имени его в девяти улусах должен ведь я умереть", — так думал. Поэтому шаман Тэппээк захотел как-нибудь остаться в живых. Это могло исполниться лишь в том случае, если он согрешит. Он считал, что воздушную душу согрешившего человека Кыыс Тангара принять не может. Поэтому он тайно позвал двенадцатую жену старика Чоочо, двадцатилетнюю молодую свою сноху, и вступил с нею в любовную связь. Таким путем он нарочно согрешил. 

Потом вечером, когда люди уже кончили ужинать, на седьмую ночь, началось последнее камлание шамана Тэппээка. Шаман Тэппээк, входя, как и раньше, в сэлэ, сидя, обратившись лицом на восток, начал моление о восхождении к Кыыс Тангара. А четверо его помощников-шаманов с левой стороны, четверо с правой стороны, один на западной стороне сели. Ну, опять сидя-вставая, поднимая крик-рев, стали камлать. Это было их самое большое, решающее камлание по мысли Чоочо, да и других находящихся здесь людей, шаман Тэппээк этим утром, к восходу солнца, внутри сэлэ должен был замертво упасть. Тогда его должны положить в гроб, приготовленный раньше на мысу, похоронить в яме и поставить крест. Таким образом воздушная душа шамана Тэппээка, возносясь к Кыыс Тангара, должна превратиться в ангела. Тогда Кыыс Тангара, находящаяся на высоком священном небе, сделает Чоочо Баая якутским царем, подчиняющимся только солнечному царю. 

Ну вот, под утро седьмой ночи камлания-моления шамана Тэппээка и его девяти помощников усилились, крики-вопли их издалека стали слышны. Чоочо Баай со своей женой и близкими людьми, бедный люд — все, сбившись в кучу, наблюдали. Они с большим волнением ждали, когда шаман Тэппээк внутри сэлэ замертво упадет. 

Тут шаман Тэппээк, прямо глядя на яркий свет восходящего над кромкой зеленой тайги солнца, в ходе камлания вдруг повалился навзничь Люди, ожидавшие, что так и случится, что шаман умрет, от испуга и волнения тяжело вздохнули: "Сейчас начнется погребение в приготовленной яме, воздушная душа вознесется к Кыыс Тангара и станет ангелом, а великий наш тойон, видно, будет якутским царем, умный и ловкий же он старик — так думали. А старик Чоочо, когда его шаман упал, обрадовался, видно, подумал, что судьба его царствования уже решена. 

Между тем шаман Тэппээк вдруг вскочил, бубен и шаманскую одежду побросал на поляну и побежал на север. Собравшиеся люди изумились: их шаман Тэппээк, оказывается, не умер, поэтому его воздушная душа не вознеслась к Кыыс Тангара, не превратилась в ангела, а царствование Чоочо не осуществится. От таких мыслей собравшийся люд зашумел: одни смеялись над Чоочо, другие жалели его. А Чоочо разгневался, рассердился на Тэппээка и всех собравшихся людей без игр-веселья с печалью отпустил, так бесславно закончив свое предприятие. 

Шаман Тэппээк впоследствии вот так рассказывал о причине своего падения навзничь, говорят. "Когда я шел, камлая, на востоке протянулся вверх огромный перевал, за этим перевалом виднелась страна, покрытая маревом. А когда я приблизился к середине перевала, снежно-белый конь с подстриженным хвостом и гривой примчался рысью навстречу мне и, обнюхав мои подмышки, узнал, что я согрешил, повернулся задом ко мне и лягнул так сильно в грудь, что я упал навзничь". 

Через трое суток после того, как шаман Тэппээк внутри сэлэ, словно мертвый, упал навзничь, а потом побежал, Чоочо Баай позвал его. 

Позвав, он строго допросил его и, принудив признаться в том, какой грех он совершил, прогнал его на далекую окраину Нёрюк-тяйского наслега, на землю Кёлёт. Там шаман Тэппээк поселился на алаасе Ааллаах, расположенном вблизи от алааса Дааган, на котором он камлал семеро суток. С тех пор Тэппээк со своим старшим братом, один великий шаман, другой великий богач, стали злейшими врагами. 

Шаман Тэппээк, построив дом на середине поляны этого Ааллааха, жил. Живя там, он собрал все чучела-элогэто из шкур пернатых-бегающих животных и на алаасе Дааган положил на лабазе. Когда шаман Тэппээк, используя эти эмэгэты, шаманил, чтобы вознестись ангелом к Кыыс Тангара, Манчаары был маленьким ребенком, говорят. Вскоре после этого шаман Тэппээк приметил мальчика Манчаары. По его мнению, этот мальчик должен вырасти смелым-упорным человеком. Поэтому шаман Тэппээк решил использовать Манчаары для мести, волшебством восстановив его против Чоочо Баая, и однажды ночью, забив пегую белоголовую скотину для жертвоприношения, он стал камлать. Во время этого камлания он вселил в Манчаары деву абаасы. Этого Манчаары сразу не узнал, но с той поры его нрав и поведение круто изменились. Он поджигал у Чоочо Баая стога сена, запасенные за несколько лет, амбар, где хранились его меха и ценности, резал косяки его лошадей, убивал в разных местах его рогатый скот, безмерно беспокоил его. Попадая в тюрьмы, бежал, из ссылок совершал побеги. За это время он почему-то шамана Тэппээка ни разу не посетил. 

А шаман Тэппээк долго благополучно жил, заготовляя сено на этом алаасе Ааллаах, разводя скот. Так живя, он постоянно совершал обряды в честь небесных и земных светлых божеств. С семи лет от стал неистовым мэнэриком, с восьми лет прославленным благословителем, с девяти лет отличным певцом, говорят. В девять лет он принял обряд посвящения в шаманы, проведенный тремя самыми старыми знаменитыми шаманами, потому стал великим шаманом, владеющим бубном с двенадцатью рогами. Обечайку этого бубна он сделал из чудесной лиственницы с двенадцатью ярусами больших ветвей, которая росла на северной стороне алааса Сыптарангнаах. Он, считаясь шаманом айыы, крестился у русского попа и получил имя Сивцев Михаил. 

Когда вот так Тэппээк Михаил жил, вдруг его родственников стали преследовать юёры давно умерших черных шаманов Тангнары Харыйа и Кюп. Тогда Тэппээк Михаил поставил с обеих сторон дверей своего дома сделанные им деревянные фигуры камлающих шаманов. На них он надел шаманские плащи и прикрепил бубны. После этого Тэппээк Михаил несколько ночей камлал: «Юёр Тангнары Харыйа в левую [фигуру], юёр шамана Кюп в правую вселись», — так говорят. Юёров этих шаманов в деревянных шаманов вселив, в заключении их два года держал - за это время юёры шаманов никого из родственников Тэппээка Михаила не трогали. Потом деревянного шамана, в которого был вселен юёр Тангнары Харыйа, с плащом для камлания и с бубном велел кожаной веревкой крепко связать и поднять на разветвленную лиственницу, росшую на восточном конце алааса Дааган. А деревянного шамана, в которого был вселен юёр шамана Кюп, утопил в озере алааса Ааллаах, привязав к якорю.

После этих событий однажды богач Харасского наслега Кангаласского улуса Григорий Босиков приехал из города. Приехав, он велел сжечь деревянного шамана, привязанного на лиственнице, стоящей на восточном конце Даагана, с лиственницей и всем прочим. А все чучела-эмэгэт из шкур пернатых и бегающих, находящиеся на лабазе алааса, отправил в город. Тэппээка Михаила велел высечь пятьюдесятью ударами и взял с него слово, что он в будущем не станет шаманить. Разозлившись, шаман Тэппээк, камлая несколько раз, посылал своих абаасы в жилище-обитель бая Босикова. Абаасы его, дойдя [до дома Босикова], хотели войти в дом через дверь, окно, дымоход, но каждый раз звенел колокольчик, говорят. Пугаясь этого, абаасы разбегались, говорят. Поэтому в последнем своем камлании [Тэппээк] одного абаасы, превратив его в мышь, заставил войти в дом из-под земли. Войдя туда, по верованию того времени, абаасы должен был навредить так, чтобы семь дочерей Григория Босикова заболели и умерли. Так и случилось, в скором времени они умерли, говорят. 

А юёр Тангнары Харыйа, вселенный в деревянную фигуру шамана, привязанную высоко на разветвленном дереве на восточном конце Даагана, в огне не сгорел, освободившись, он стал пожирать родственников Тэппээка Михаила. Тогда Тэппээк Михаил, во второй раз совершив камлание, поймал [юёра] и заключил его в маленькое берестяное ведерко. Это ведерко было чуть больше наперстка, внутрь была вложена скотская шерсть, снаружи оно было украшено тремя опоясками бус, нанизанных на пестрой волосяной веревке. Это [ведерко] он повесил над полкой в углу амбара, стоящего около дома. В то время разные его знаки и эмэгэты и на Ааллаахе, и в лесу были особенно многочисленными. 

Сам Тэппээк Михаил в последние годы стал стареть и ослеп. Он жил на попечении сыновей, снох и внуков. Когда так он жил, однажды на северной стороне Ааллааха, на черной крутой горке, с утренней дойки коров до середины дня неподвижно простоял навытяжку один человек, разглядывая дом Тэппээка. Это долго наблюдали и удивлялись снохи и внуки Тэппээка, затем с любопытством рассказали старику. Тогда Тэппээк Михаил, который сидел перед очагом, положив голову на трость с головой лошади, сказал: "Оо, только и пожили спокойно! Как мне нынче снилось, должен приехать мой мальчик Манчаары. Видно, это он стоит. Ну, он принесет, наверно, большую беду, безмерное зло. Я давно-давно вселил в него деву абаасы, узнав об этом, видно, приехал мстить мне", — так сказал. 

Потом около полудня Манчаары Василий, перекинув винтовку за спину, опираясь на пальму, держа под мышкой четыре ребра конины, вошел в дом. Мясо положил на стол, пальму воткнул в землю, сел на ее рукоятке и: 

— Ну, шаман Тэппээк, мой старший брат-старик! Я тебя не угощал раньше своей добычей, поэтому принес вот эти четыре ребра конины с салом в два пальца. Когда я уеду, свари его и угощайся, ешьте. А теперь я прибыл для того, чтобы тебя, четырехглазую собаку, высечь. Это оказывается ты, который славное мое имя в беду вверг, почтенное мое имя запятнал, с любимой женщиной не дал спать, рождаемых детей не дал познать, разводимый скот не дал разводить, добротой изначальной земли не дал пользоваться, благодатью солнечной материнской земли не дал насладиться. Сегодня для отмщения по твоему горячему следу, по твоему остывшему следу вот я явился. Ну, скользкую [от жира] спину твою плоской пальмой ловко бить настал мой черед! — сказал. 

Тогда шаман Тэппээк сказал: — Ээ, дитя мое, Манчаары Василий, я, правда, перед тобой прежде был грешен и виновен. Тогда я вселил в тебя деву абаасы, чтобы восстановить тебя против Чоочо Баая, отомстить ему. Дитя мое Манчаары, мне солнцем будь, месяцем будь, подобно печени налима смягчись, подобно ухе тайменя вкусным будь. Спустя столько лет заставив меня кричать-плакать, доброе имя, гордую славу не получишь. Ты и сейчас молод, можешь еще детей иметь, скот развести. Лучше я исторгну из тебя деву абаасы, — так молил-просил, говорил-увещевал. 

Эти слова Манчаары Василию, видно, пришлись по нраву, ничего не говоря, пальму воткнул в стенку за первой лавкой, ружье повесил на крючок, повалился на ту лавку навзничь и тут же заснул. 

А шаман Тэппээк, приготовив опять множество идолов, собрав ближайших сородичей, забив одну нагульную корову и одну кобылу для угощения, пригласив трех шаманов провожатыми [помощниками], три дня и ночи усердно-громко камлал. В этом камлании он пел о том, как он прежде защитил своего родственника Манчаары от злых юёров шаманов Тангнары Харыйа и Кюп, чтобы использовать его против Чоочо, а теперь он камлает, чтобы он [Манчаары] вышел в люди. На третью ночь этого камлания из Манчаары исторгнул, говорят, деву абаасы. 

Ну, после этого Манчаары Василий сразу смягчился. Пригласив старосту, сдал ему свое ружье и пальму. Сам добровольно сдавшись, из дома шамана Тэппээка, с алааса Ааллаах поехал в тюрьму. После этого заключения он был отправлен в ссылку на Вилюй. Там он в конце своей жизни, через много лет, вышел в люди, говорят. 

Я такой рассказ слышал с 1916 по 1930 г. от знатоков старины Гавриила Дмитриева — Чылбыана, Василия Дмитриева — Тююлээха, Тихона Иванова — Бюлююскэй, Григория Иванова — Куурунгса, живших всю свою жизнь на родине Манчаары. А ложе шамана из семи жердей в южном перелеске Даагана я сам видел. 

Побег Манчаары из тюрьмы 

Когда Манчаары Василий находился в Иркутской тюрьме, однажды вечером громкоголосый, с худым лицом человек подошел к нему и спросил: 

— Ты ведь тоже знаменит на целый улус. Давай совершим побег из этой тюрьмы. 

— Сейчас ничего у меня нет. Это, видимо, тюрьма, из которой не найдешь дыры-щели, чтобы убежать. Все мои вещи отобрали при аресте, — сказал Манчаары. 

— Ну, если ты со мной согласен бежать, то я тебе расскажу. Я нашел веревку длиною около шести махов и спрятал в углу двора, есть еще у меня плохонький медный чайник и маленький топорик, — сказал тунгус 

— Запасливый ты, оказывается, человек. Если так, давай убежим, — так решили. 

Однажды они, сговорившись, решили бежать через забор вечером, после наступления темноты, когда передвижение людей уменьшится. 

Забор тюрьмы был каменный, сверху натянута колючая проволока, за забором — канава с остроконечными железными штырями. 

Стараясь не шуметь и быть незамеченными, они привязали к той веревке к одному концу камень, бросили на забор так, чтобы она зацепилась за штырь. После этого тунгус "Ты первый лезь", — сказал. Манчаары, ухватившись за конец веревки, подтягиваясь руками, забрался на забор, когда прыгал за забор, не смог перепрыгнуть канаву с железными штырями и поранил ступню. А тунгус ловким человеком оказался, легко перепрыгнул. 

За забором тюрьмы поднялись на крутую гору. Манчаары, теряя силы, с дрожащими суставами, едва достиг вершины горы. Так они шли. В пути иногда охотясь, иногда забивая скот, шли и шли. 

Тунгус оказался таким человеком, что его глаза засыпали по очереди. Когда он закрывал один глаз — другой открывался. Через несколько суток дошли они до верховьев реки. Манчаары думал про себя, что, как только приблизятся к жилому месту, этот человек может убить его. Они опасались друг друга. 

Однажды тунгус спал, закрыв оба глаза. Манчаары, подумав, что попутчик заснул, тихо-тихо подкрался к нему, взял его огниво и топорик и пустился бегом. Недалеко от места остановки он спря¬тался под кедровым орешником. 

Немного погодя разгневанный тунгус по-медвежьи стал кричать: "Манчаары-варнака зря раньше не убил, дал украсть заветное свое огниво! Ну, берегись, если догоню тебя!" 

Тунгус был знаменитым бегуном, говорят. Он, легко перепрыгнув через орешник, где спрятался Манчаары: "Черный вор, в какую же пропасть провалился?!" — говоря, стуча пятками, подобно звуку тальникового хлыста, пробежал мимо. 

Манчаары вышел [из укрытия], когда спутник его ушел далеко, сделал плот, на котором соорудил из веток шалаш, по реке поплыл вниз, говорят. Так достиг он Арыылааха, упал ниц и приник губами к [родной] земле, говорят. 

Почему Манчаары не убил Чоочо 

Манчаары, находясь в ссылке, совершил побег. Миновав много мест, возвратился на свою родину. Угнетавшего-обидевшего его смертельного врага, богатого дядю Чоочо, хотел он убить. "Распроклятый, до какого несчастья довел, здоровое тело раскромсал, счастливую жизнь разорил! Ну, убью тебя, отомщу же!" — так грозился. 

Хотя Манчаары всегда скрывался, но он имел связь со многими людьми. Поэтому как Чоочо Баай живет, что он делает — все знал. Однажды он узнал, что старик мается животом, часто-часто по надобности ходит. "Ну, погоди! Я вот тебя на твоем отхожем месте подкараулю, становую жилу прострелю!" — так решив, винтовку зарядил, у самого Чюйэ за комлем лиственницы спрятавшись, поджидал. С расстроенным животом старика долго ли ожидать, — мохнатую грудь выставив, с развевающимися волосами, с нахмуренным лбом, со стоном вот уже, тяжело дыша, показался. 

Когда старик на корточки сел, Манчаары трижды пытался прицелиться, да вдруг от пяток до темени дрожь прошла, кости его, подобно студеной воды напившейся лошади, заходили. Потому на мушку ружья не мог поймать, мимо целился. Про себя: "Жребий мой со дня моего рождения, судьба моя с появления моего на свет, видно, такие, что Чоочо мне убить невозможно", — думает. Когда старик, тяжело поднявшись, ушел, Манчаары скрылся. Так и не убил Чоочо. Позднее друзьям рассказывал, говорят "Чоочо убить — рука дрогнула, скоро и сам умрет. Хорошо, оказывается, что грешную его душу не погубил". 

Похищение девы Маайи 

Славная женщина по имени Маайя на земле Мэлджэхси жила. Ей весть передал: "Я, Манчаары, к тебе приеду жениться". Как только эту весть услыхала, женщина около тридцати человек силачей наслега собрала охранять себя. Эти люди, все вооруженные, приготовились поймать разбойника улуса. 

Когда так жили, как-то днем на белом коне один видный человек приехал. Какого-то богатого человека сыном себя называя, важно держался. "Тревожась-остерегаясь: по дороге Манчаары встретится, мол, ехал, наконец, места с людьми нашел. Как же это с одним разбойником не справятся, на воле гулять, людей пугать позволяют", — такие слова говорил. 

Те люди ему рассказывают, что намерены обязательно поймать Манчаары, и показывают свое оружие. Манчаары делает вид, что внимательно осматривает оружие, нарочно похваливает их, а сам складывает на лавку возле себя. Когда осматривал последнее ружье, вдруг в потолок выстрелил и закричал: "Я Манчаары, ну, молодцы, попробуйте же схватить меня!" — так говоря, стал стрелять поверх их голов. Те тридцать удальцов, кто в дверь, кто в окно, в сторону леса убежали. 

Дева Маайя, взвизгнула, скрылась в хаппахчи и закрылась на ключ. Манчаары, подскочив и в дверь стуча, крикнул: "Откроешь — войду, не откроешь — войду". Тогда женщина сказала: "Василий, прошу, не лишай меня солнца. Ты настоящий человек, оказывается, я ни в чем перед тобой не провинилась, греха не имею, пожалей, не обижай — и открыла дверь. 

Манчаары: "Я не убивать-грабить приехал, прослышав о твоей славе, приехал, чтобы ты стала суженой подругой. У меня одна забота — всегда спешить. Потому не задерживай — не отвлекай меня, быстрее одевайся и поезжай за мной", — сказал. 

Женщина молча оделась. Манчаары ее на своего коня посадил, волосяной веревкой руки ее к седлу привязал и в местность Чааппанга привел. Там они жили, скрываясь, до наступления весны. На склоне горы они вырыли себе землянку. 

Как гостил Манчаары у Бэрт Марии 

Бэрт Марией называясь, богатая, обликом весьма красивая женщина из села Табага, на расстоянии чуть меньше одного кёс в местности Куталаах жила. Она была невесткой привезенной из Чурапчы. Ее мужа звали Чыкыйаас Владимир, говорят. Несколько детей имели. Один из них, известный как Сусуохтаах Марк, был парнем, имеющим, подобно женщине, длинные волосы, говорят. Сыновья Сусуохтааха Марка Иван и Федор Марковичи, крупные богачи, недавно умерли. 

Ну, этот Сусуохтаах Марк немножко Манчаары помнил, говорят. Тогда ему три-четыре года было. Он позднее, когда стал взрослым, о Манчаары подробно слышал и на старости лет в присутствии моего отца, его воспитанника, тойонам наслега и улуса о Манчаары рассказывал, говорят. 

Осенью, после окончания сенокоса, прошел слух о побеге Манчаары из тюрьмы Южной страны. Услышав об этом, князец Шишигин к Бэрт Марии с ночевой приехал. Он рассказал: 

— Манчаары, говорят, сказал: хочу полюбоваться на славную Бэрт Марию. Наверное, сегодня ночью будет. 

Домашние, услышав это, тут же стали готовиться. Хамначчытам Баххах Филиппу, Кысыл Кыыс Филиппу, Кубарсы Ивану поручили, отвязав от саней, принести длинные веревки, двух собак у входа во двор, одну собаку в сторону леса у дверей амбара привязать поручили. 

В тот вечер к Бэрт Марии зять ее Хачыкаат Иван со своей женой Чёнгкё Настасьей прибыли в гости и ночевали. Все, кто был в доме, поужинав, легли спать. Хачыкаат Иван с женой в хаппахчи лег. 

Вдруг в полночь собаки стали лаять и лаять. Шишигин-князец сказал: 

— Нохоо, Баххах, выйди посмотри же. На кого эти собаки лают? Может, Манчаары приехал. Все будьте настороже. 

Когда Баххах Филипп, открыв дверь, хотел выйти, Манчаары с ружьем и копьем в руках у выходящего человека под мышкой проскочил в дом. Это Баххах даже не почувствовал. Немного прислушавшись и ничего не узнав-не заметив, Баххах в дом возвратился. 

Манчаары встретил его криком: 

— Где ты ходишь? Зажги огонь! 

Баххах вздрогнул от неожиданности и, чтобы людей разбудить, громко сказал: 

— Что за торопливый человек! Дай отдышаться! 

Манчаары с решетчатой полки [перед очагом] взял лучины и бросил в огонь. Яркая вспышка огня осветила дом. Манчаары, увидев при свете Шишигина, сказал: 

— Эй, мой старший брат Шишигин-князец, здесь ты, оказывается, здравствуй! 

Тогда старик князец воскликнул: 

— Э-э, брат мой Василий, это ты, оказывается, прибыл? 

— Прибыл. Ну, Шишигин-князец, я с тобой хотел встретиться. Да, вот и столкнулись мы друг с другом. Вы, тойоны, обвинив меня в тяжком грехе, в темном преступлении, в тюрьму Южной страны упрятали. Оттуда я, сам себя освободив, вот прибыл. Ну, князец Шишигин, в черную твою печень пуля винтовки вонзится или проскользнет мимо — попробуем же. 

И Манчаары стал щелкать замком ружья. Князец Шишигин от страха выхватил потник, положенный под голову, и приставил к печени. 

— Конечно, пуля винтовки не пробьет потник твоего седла, друг! — ехидно заметил Манчаары. 

— Василий, остановись, послушай! Пыл свой убавь, по-человечески поговорим, по-якутски объяснимся. Здесь сироты живут, их не пугай. Ты человек, находящийся в бегах, в одиночестве. Может быть, в чем-нибудь нуждаешься. Ты должен сказать об этом по-человечески, по обычаю попросить. 

— Зачем приглаживаешь, зачем приукрашиваешь? Неужели твои лживые слова я не понимаю?! 

— Василий, ну, погоди же, погоди. У меня еще есть приятная для тебя новость. Сегодня я прибыл из управы. В управу из Иркутской судебной палаты указание прибыло. В нем сказано, что тебя, смирного человека, людская молва-навет сделали злодеем. На самом деле у тебя нет большой вины, сказано. Потому тебя следует оправдать — так определили. 

В то время лежащий в хаппахчы Хачыкаат Иван, встав из объятий жены, торбаса из саары на голые ноги поспешно натянул и, не успев завязать завязки, их за голенища заткнул. Жена Хачыкаата, боясь, что вооруженный Манчаары убьет мужа, не пуская его, за край голенищ торбасов тянула. Хачыкаат не дал себя удержать, бесшумно открыв дверь хаппахчы с задней стороны печки, тихо подкрался к Манчаары, сидящему у правой стороны печки, опершись на пальму. Так подкравшись, тыльной стороной руки ударил по пальме — ее рукоятка подломилась, и пальма отлетела в сторону. Хачыкаат Иван набросился на Манчаары так, чтобы обхватить его за талию, а тот вывернулся, и [Хачыкаат] успел обхватить лишь за голову, тогда второй раз Хачыкаат Иван снова набросился на него и во второй раз обхватил Манчаары за талию. 

Хамначчыты вечером не выполнили поручения хозяев, веревки не приготовили. Выбежав на улицу, не развязывая, веревки перерубили топорами и принесли домой. В то время Хачыкаат Иван в обнимку с Манчаары возились во всю на полу, говорят. Взбудораженные, перепуганные слуги накинулись на них и стали вязать Несмотря на крик Хачыкаата, они связали его вместе с Манчаары. Тогда жена Хачыкаата Ивана Чёнгкё Настасья и Бэрт Мария, выйдя [из своих чуланов], закричали. 

— Почему крика человека не слышите?! Собаки по-собачьи поступили, Ивана вместе [с Манчаары] связали ведь! — сказали. 

Хамначчыты, тут только сообразив, прежний свой узел распутали, одного Манчаары связали. Кысыл Кыыс Филипп горящим поленом связанного человека по голове трижды ударил. Это Манчаары снес молча. Затем, когда Хачыкаат Иван кулаком ударил в висок, чуть не потерял сознание и: "Ну, хватит с меня, второй раз не бей, равным мне человеком оказываешься", — сказал. 

После этого Манчаары трижды громко крикнул, так что с потолка земля посыпалась и наверху дома топот спускавшихся и убегающих людей послышался. По рассказам, Манчаары сюда с тремя русскими друзьями прибыл. Когда он собирался войти в дом, он их предупредил: "Если меня поймают, я закричу, — тогда вы сами решайте, как вам быть". 

Манчаары, лежа связанным, сказал: 

— Я сюда не убивать, не грабить прибыл. Прибыл, чтобы посмотреть на красоту невестки моей Бэрт Марии. Сейчас вы меня поймали, связали, я стал никому не опасным человеком, с Бэрт Марией свидеться дайте. 

Жена Хачыкаата Ивана Чёнгкё Настасья: 

— Ведь он же чувствующий боль божий человек, зачем слишком крепко связали, завязки свободней сделайте, — сказала. 

Узлы Манчаары свободнее сделали, поставили на ноги и прислонили к столбу. 

Когда Бэрт Мария, называя его по имени, поздоровалась, Манчаары ответил приветствием. Когда Бэрт Мария поднесла ему кумыс, Манчаары: "Кислым что ли хотите убить меня?!" — говоря, не стал пить. Чёнгкё Настасья: "Такому измученному человеку надо же дать сливки", — заметила матери и велела принести сливки. И, когда сама дала Манчаары пить, всплакнула и тайком утерла слезы. 

— Василий, почему таким ты стал, участь свою проклиная, такую горькую долю выбрал? — сказала Бэрт Мария. 

На это Манчаары сказал: 

— Хочу песню спеть. Невестка моя Бэрт Мария, позволь же мне одну песню спеть для тебя. 

Когда Бэрт Мария дала согласие, Манчаары спел песню вот такого содержания: 

Высокий Чоочо, дядя мой, 

В тяжком грехе, 

В черном проступке меня обвинив, 

Вот таким меня сделал. 

Судьбу рождаемых мной детей 

Вспять повернул, проклял, 

Будущность разводимого мною скота 

Навзничь опрокинул, 

На десять улусов стал я известен 

Как разбойник, чье имя внесено 

В зашнурованную книгу, 

Обиды Чоочо Баая не вытерпев, 

Как вор с арканом, 

Прослыл я, 

На семь улусов 

Мерзавцем с кожаной веревкой 

Прослыл я. 

Прекрасная — и точно прекрасная ты, оказывается, 

Добродетельная — и точно добрая ты, оказывается, 

За то, что дав разрешение, спеть позволила, 

Самое огромное лучшее тебе спасибо! 

После этого Манчаары пригрозил Хачыкаату, что, мол, еще раз повстречаемся. Через сколько лет они встретились — неизвестно. Когда Хачыкаат Иван в долине реки Алдана заготавливал сено, Манчаары с тремя товарищами, вчетвером, подъехал к нему. Хачыкаат Иван в шалаше, накрывшись заячьим одеялом до груди, спал, говорят. Манчаары с поднятой в руке пальмой вошел в шалаш, однако убить спящего человека без предупреждения — совесть не позволила. Разбудить и дать знать о себе, а потом убить — лучше будет, подумал он. 

— Хачыкаат Иван, здравствуй! — сказал Манчаары, тот человек вздрогнул от неожиданности. — Я, твой друг Манчаары, прибыл. 

Когда Манчаары, пальму в самую макушку направив, ударил, тот свернутое заячье одеяло подставил — и мигом копье выдернул. Манчаары, испугавшись, из шалаша выскочил и убежал. Прежде люди имели железный оххоон, Хачыкаат Иван, схватив этот железный оххоон, за Манчаары побежал. Хачыкаат Иван вот-вот Манчаары догонит. Манчаары на бегу речку легко перепрыгнул. Другой человек остался на ближнем берегу. Манчаары, с того берега речки, так сказал: 

— Правду сказать, я приехал для того, чтобы убить тебя, но на убийство человека я не способен, видно. А ты, созданный Одуном Хааном, случайно не погибающий, с прочной судьбой человек, оказывается. Манчаары во второй раз тебя не будет преследовать, об этом никогда не думай, не остерегайся. Если в будущем к тебе повернусь, то пусть вертлюги мои свернутся, если в твою сторону взгляну, то пусть шейный позвонок мой лопнет. 

Манчаары данное слово сдержал. От мести Хачыкаату Ивану отказавшись, никогда он не возвращался [к нему]. 

Манчаары в Мегежеке на ысыахе 

Однажды в старину, летом, когда деревья и травы пышно распустились, владеющий скотом в семьсот голов мегежекский богач Даниила Гоголев устроил пышный летний ысыах. Князец Тюмюкского наслега Мархинского ухуса знаменитый Сэрбээк Алексей, чтобы высокое имя мегежекцев ославить, громкую славу их опровергнуть, с девятью отличными борцами и быстроногими сородичами приехал, чтобы поменяться славой, повергнуть их честь. В числе девяти человек первые силачи Тюмюкского наслега Андрюшка, сын Хордоя, и Хондуруун, отменные хорулинцы Дуйанг Алексей, Хара Хоруодьа, лучший из легконогих Джангкы Семе отправились. 

На ысыахе Дуйанг Алексей и Хара Хоруодьа своим вдохновенным запевом в круговом танце осуохай заслужили большое внимание людей. Даниила Гоголев, в знак уважения и признания людей из Мархи, при кумысопитии их отдельно посадил, особо угостил. Ну, после старик организатор ысыаха говорит так: "Мархинские парни, за то, что, прибыв на мой ысыах, доброе веселье-игру поддержали, большая вам благодарность-признательность. А теперь я говорю так. На веселье ысыаха самой главной должна быть борьба. Потому организуем же борьбу. Все вы с виду славные ребята приехали. Мы, как известно вам, имеем силача по имени Ной. Против него выставляйте самого лучшего из вас". Мархинцы обрадовались. 

Таких слов ожидали, оказывается. Сэрбээк Алексей, перебрав всех своих людей, Дуйангу Алексею, самому смелому человеку, первому силу свою попробовать предложил. А Дуйанг бороться очень желал, говорят. "Мархинский молодой борец Дуйанг Алексей с тобой бороться просится", — Ною сказали. Прославленный силач мегежекцев Ной заважничал: "А их Дуйанг что, совсем глупый парень? Как же это он хочет со мной бороться? Ну что же, пусть подойдет сюда, покажется мне на глаза", — сказал. Те слова передают Дуйангу, тогда он сказал: "Полдня выступавшего запевалой во время танцев осуохай не заметил?" Затем молоденький человек выскочил в круг перед сидящими, на носках трижды покрутился: "Ни рогов, ни копыт не имею, наружность моя вот такая, что же увидеть хотели?" — сказал и поклонился. 

Тогда Ной: "Ээ, гм-гм! Юнец ведь, не созрел ведь этот юнец со мной тягаться. Говорили же, что прибыл знаменитый Андрюшка, сын Хордоя. Лучше бы с тем их человеком я померялся силой", — сказал. 

В это время: "Каким это человеком наш Ной побрезговал? Этого юношу поближе мне покажите, не всякий ведь человек Ною предложит бороться", — слышится басовитый голос. Дуйангу Алексею сказали: "Тебя почтенный старец Манчаары Василий хочет видеть". Хоть Дуйанг Алексей, забракованный, как захудалый скот, был раздражен и возмущен, сам, кстати, захотел посмотреть на [человека], в широкое не влезающего, в сущее не вмещающегося, ставшего из-за своих приключений вечерним разговором, утренним рассуждением — Василия Манчаары. 

Подойдя, [увидел]: среднего роста, чернобровый, с большим острым носом, с высоким лбом, с продолговатым лицом, с седыми висками лысоватый старик, словно хищная птица, буравя огненными глазами, смотрит на него. Старик с парнем с Мархи немножко поговорил и, подойдя к Ною, сказал: "Пестрота скота снаружи, пестрота же человека внутри бывает. Очень ловким с виду, крепкого сложения юнцом пренебрегаешь, оказывается. Может быть, пренебрегаемый тобой юнец достойным тебе другом станет". 

"Неужели, дружище, такой невидный парень со мной справится? Ну, очень уж настаиваете. В самом деле, попробовать, что ли. Наверное, знает себе цену, раз предлагает", — говоря с уверенностью, что победит, Ной раздевается. 

Дуйанг Алексей: "Ну, [посмотрю], как со мною расправится, без страха вступлю в борьбу", — так думая, приготовился. Тот человек-то, подобно матерому порозу, наступающему на молодого быка, двумя руками в обхват сразу хотел его взять. Тогда Дуйанг Алексей, присев, выскользнул из рук его, подставил подножку и толкнул в шею. Ной по инерции потеряв опору, сильно ударился лицом о твердую землю. У него потекла кровь. 

Тогда Манчаары: "Ну, вот и все. Пестрота скота снаружи, пестрота человека внутри, ведь так я сказал, много о себе думать, громко кричать всегда грешно, это обычно наказуемо. Ной, слишком норов свой показывая, за лишние слова поплатился. Видите, если человека обижать-унижать, всегда наоборот получается. Этот мархинский парень — везучий счастливый юнец, оказывается", — сказал. 

Ысыах продолжался. Дуйанг Алексей в состязании силачей и прыгунов никому первенства не уступил. Игры Дуйанга Алексея Манчаары смотрел, не пропуская. Из-за того что во всех видах соревнований победу одерживал Дуйанг, другие именитые мархинцы не смогли даже принять участия в играх. После трехдневного праздника ысыах Даниила Гоголев подарил Сэрбээку Алексею за участие в ысыахе пять лошадей. 

С Дуйангом Алексеем Манчаары Василий наедине разговаривал и с ним пил кумыс, говорят, напоследок. "В то время, когда я был в расцвете своей жизни, имей я такого молодца в товарищах, какие бы походы совершил! Ну, славный ты молодец, оказывается!" — так хвалил. 

"Манчаары Василий, даже состарившись, лишившись силы, немощный, смотри, какие смелые слова говорил ведь", — такой рассказ от моего деда Дуйанга Алексея я слышал. 

Н.А. Алексеев, Н.В. Емельянов, В.Т. Петров.