Жены и дѣти духоборовъ.
(Путевыя замѣтки).
«Восточное обозрѣнiе» №89, 29 апр. 1899
По предложенію графа Л. Н. Толстого, 24 марта 1899 г. я выѣхалъ изъ Москвы по рязанской жел. дорогѣ навстрѣчу партіи духоборскихъ женъ и дѣтей, ѣдущихъ съ Кавказа въ Якутскую область.
Какъ извѣстно, года 3 тому назадъ въ Якутскую область сослана была партія кавказскихъ духоборцевъ за отказъ отъ военной службы. Тамъ эти сектанты, образовавъ колонію въ 90 человѣкъ и поселившись на Усть-Ноторѣ, за короткое время успѣли нѣсколько оправиться и обзавестись хозяйствомъ. Они построили себѣ избы, обзавелись кое-какимъ инвентаремъ, пріобрѣли нѣсколько лошадей, коровъ, начали сѣять хлѣбъ и огородныя овощи, скашиваютъ значительное количество сѣна. Словомъ, принялись за дѣло горячо, со свойственными духоборамъ энергіей, трезвостью и трудолюбіемъ, такъ что въ хладныхъ дебряхъ якутской окраины они обѣщаютъ быть истинными носителями культурныхъ началъ. Такъ вотъ, значитъ, нѣсколько оправившись на новой родинѣ, эти духоборцы рѣшили выписать своихъ женъ и дѣтей изъ Кавказа.
Прождавъ лишнія сутки на ст. «Козловъ», я встрѣтилъ партію въ 41 чел. Ѣдутъ 25 женщинъ, 1 старикъ и 15 дѣтей (3—7 лѣтъ). Партія изъ Тифлиса выѣхала 18 марта въ сопровожденіи полицейскаго надзирателя К. В. Высоцкаго. 20 марта она сѣла на пароходъ съ Батума, гдѣ, по просьбѣ надзирателя, ей было сдѣлано 50% скидки. 22 марта партія выѣхала изъ Новороссійска въ переселенческомъ вагонѣ IV класса. Билетъ IV класса отъ Новороссійска до Иркутска по удешевленному переселенческому тарифу стоилъ всего 7 руб. 15 коп. 26 марта я встрѣтилъ партію въ г. Козловѣ.
Состояніе партіи я нашелъ въ слѣдующемъ видѣ. Въ общемъ, настроеніе женщинъ было бодрое. Только у одного мальчика было констатировано лихорадочное состояніе и онъ казался слабымъ, истощеннымъ. Сверхъ того, у одной женщины нашли воспаленіе соединительной и роговой оболочки глаза. Желѣзно-дорожный докторъ отпустилъ намъ нужныя лѣкарства, а мальчикъ принималъ хининъ. Партія, когда я представился отъ имени графа Л. Н. Толстого какъ проводникъ и врачъ, была, по видимому, обрадована и даже тронута. Меня обступили кругомъ и то и дѣло раздавались голоса: „вы отъ дѣдушки?.. Васъ дѣдушка прислалъ?.. Вы отъ графа?.. Дай ему Господь Богъ здоровья и проч."... При этомъ ихъ грустныя, простодушныя физіономіи отражали непосредственную радость.
Я тутъ же познакомился съ сопровождающимъ ихъ надзирателемъ К. В. Высоцкимъ, который о партіи далъ самый лестный отзывъ и всячески объ ней заботился. Затѣмъ пришли начальникъ дистанціи, его помощникъ и ихъ супруги. Они тотчасъ же распорядились приготовить для партіи постный обѣдъ, а дѣтямъ роздали по яблоку и сдобному калачу.
Картина была довольно умилительная. Отощавшія за 8 сутокъ тряски, качки, а потомъ опять тряски дѣти, болѣе недѣли не ѣвшія ничего сдобнаго и горячаго, съ такой жадностью принялись за эти яблоки и калачики, что являлось невольное желаніе устроить имъ что-нибудь подобное... Шутка ли женщинамъ и дѣтямъ сдѣлать 11,000 верстъ (разстояніе отъ Тифлиса до Усть-Ноторы въ Якутской области)!.. А въ перспективѣ этапное передвиженіе отъ Иркутска до Якутска (2800 верстъ). Задача сберечь этихъ женщинъ и дѣтей для свиданія съ ихъ отцами казалась по-истинѣ трудной и сложной... Путь длинный, тяжелый... А ну, если дорогой дѣти захвораютъ тифомъ отъ голода и переутомленія!.. Если появится дизентерія, цинга и проч... Что я тогда долженъ дѣлать?!.. Духоборы не ѣдятъ мяса, рыбы и вообще избѣгаютъ всего, что есть результатъ смерти или убійства... Значитъ, задача еще болѣе осложняется. Сердобольный надзиратель разъ хотѣлъ ребятишекъ угостить супомъ, но матери не разрѣшили дѣтямъ ѣсть супъ.
Изъ Козлова партія была отправлена въ тотъ же день въ двухъ вагонахъ черезъ Тамбовъ, Пензу, Самару и т. д. Люди проявили тутъ лучшую сторону своей души: обласкали дѣтей, утѣшили и даже дали имъ на молочко. Словомъ, станція «Козловъ» промелькнула свѣтлой точкой въ тяжелой и трудной жизни этихъ женщинъ и дѣтей.
Такъ какъ у мена былъ взятъ билетъ III класса отъ Москвы до Иркутска, такъ какъ партія ѣхала въ IV классѣ, и такъ какъ состояніе ея было удовлетворительно, то я, съ общаго согласія партіи, рѣшилъ нѣсколько опередить ее, заѣхать по личнымъ дѣламъ въ Томскъ и въ станціи «Тайга» снова встрѣтить... Тутъ я прерываю на нѣкоторое время свои замѣтки...
Врачъ П. Сокольниковъ.
(Продолженіе будетъ).
Жены и дѣти духоборовъ*).
(Путевыя замѣтки).
«Восточное обозрѣнiе» №114, 2 iюня. 1899
Опередивъ партію со станціи „Козловъ", я разсчитывалъ прибыть въ „Тайгу" на 1—3 дня раньше ея прибытія, чѣмъ и воспользовался для того, чтобы заѣхать въ Томскъ, гдѣ у меня не мало нравственной связи, друзей и знакомыхъ, съ которыми давно хочу видѣться, но съ которыми снова придется разстаться на долгій срокъ, или даже навсегда... Съ какимъ тяжелымъ чувствомъ въ такихъ случаяхъ приходится разставаться съ милыми и дорогими лицами, каждый знаетъ по своему опыту, и потому тутъ излишни всякіе комментаріи.... Но долженъ сказать, что Томскъ для меня еще дорогъ тѣмъ, что я тамъ провелъ первые годы моего студенчества, это были, несомнѣнно тяжелые, но въ то же время лучшіе годы моей жизни... Не важно, что тогда пришлось нѣсколько разочароваться какъ въ жизни и людяхъ, такъ и въ университетѣ и профессорахъ. Не важно также и то, что многія обстоятельства жизни и ближайшей обстановки больше нравственно угнетали, чѣмъ способствовали нашему развитію и благосостоянію. Впрочемъ, чисто азіатскія черты мѣстной жизни и ближайшихъ сферъ не убили энергіи въ лучшихъ нашихъ товарищахъ и не повліяли деморализующимъ образомъ, какъ того можно было ожидать, а скорѣе ихъ нравственно закалили и подготовили къ тяжелой жизненной борьбѣ, ― это видно, во-первыхъ, изъ того, съ какимъ успѣхомъ томскіе студенты работаютъ на врачебномъ поприщѣ, а во-вторыхъ, изъ образцоваго поведенія ихъ въ чисто товарищескихъ дѣлахъ. Сдѣлавъ маленькую экскурсію въ область прошлаго, я перехожу къ настоящему.
*) См. № 89 „Вост. Обозр.".
Въ Томскѣ удалось мнѣ провести всего 3 дня (3, 4 и 5 апрѣля). За это время я встрѣчалъ не мало поистинѣ добрыхъ и отзывчивыхъ людей, пожелавшихъ непремѣнно оказать посильную помощь нашей партіи, т. е. духоборскимъ женамъ и дѣтямъ. При этомъ иногда отдавались прямо таки послѣднія и трудовыя копейки. Напр., одна учительница начальной школы почти силой вручила мнѣ 5 рублей, а сынъ ея (гимназистъ) высыпалъ почти все содержимое своей копилки и отсчиталъ рубль серебряными монетками. Другой разъ кондукторъ желѣзной дороги, молодой краснобай со слащавымъ малороссійскимъ акцентомъ, предложилъ матерямъ двугривенный, говоря: „возьмите дѣтямъ на орѣшки"... Подобная лепта бѣдныхъ людей есть, несомнѣнно, выраженіе лучшихъ движеній человѣческой души и потому она трогаетъ и радуетъ даже больше, чѣмъ болѣе крупныя пожертвованія людей богатыхъ. Однако безъ чувства благодарности я не могу вспоминать о С. И. Т―ской (жена инженера), которая не только доставила значительную сумму денегъ, но снабдила насъ еще кое-какими лѣкарствами, перевязочнымъ матеріаломъ и на домъ прислала 100 яицъ, не смотря на мой отказъ брать громоздкій узелъ. Впослѣдствіи я убѣдился, что эти яйца составляютъ не менѣе существенное приношеніе, чѣмъ деньги. Главное ― во всемъ этомъ стремленіи снабдить деньгами, провизіей и лѣкарствами видна какая-то чисто материнская забота, которая грѣетъ, радуетъ и утѣшаетъ всякаго человѣка при нуждѣ и горѣ. Такимъ образомъ всего въ Томскѣ пожертвовали 93 руб. 50 коп.
Глядя на столь отзывчивое отношеніе сибирской публики къ судьбѣ невинныхъ дѣтей и женщинъ, я невольно радовался, умилялся и мое самолюбіе находило для себя въ этомъ удобную пищу, я гордился за нашихъ сибиряковъ и сибирячекъ (особенно ретиво и отзывчиво относились послѣднія).
Побывъ въ Томскѣ не безъ нѣкоторой пользы для партіи, я пріѣхалъ въ ст. „Тайга" 6-го апрѣля. Но, къ сожалѣнію, мнѣ пришлось здѣсь прождать лишнія сутки.
На слѣдующій день (7-го апрѣля) партія благополучно пріѣхала въ ст. Тайгу. Встрѣча была радостная для той и другой стороны. Я справился о здоровіи партіи. Отвѣтили: „слава Богу, всѣ живы и здоровы". Но потомъ оказалось, что это не совсѣмъ правда, о чемъ рѣчь будетъ ниже.
Узнавъ, что всѣ наши женщины и дѣти ѣдутъ въ двухъ вагонахъ IV класса и что надзиратель ѣдетъ съ ними вмѣстѣ, я рѣшилъ тоже поселиться въ IV классѣ, такъ какъ съ билетомъ III класса я имѣю право ѣхать въ IV классѣ.
Скажу нѣсколько словъ о вагонахъ IV класса. Это обыкновенные товарные вагоны въ видѣ красныхъ ящиковъ съ бѣлой надписью: 40 чел.―8 лошадей. Построены они такъ, что въ одну изъ боковыхъ дверей свободно можно вводить лошадь, а на противоположной сторонѣ другая дверь въ видѣ калиточки, куда люди могутъ проникать свободно, но лошади не пройдутъ. По угламъ вагона, у самаго потолка имѣются четыре небольшихъ передвижныхъ окошечка, куда проникаетъ свѣтъ и свѣжій воздухъ. На томъ и другомъ концѣ нагона, въ два этажа, устроены широкія нары на манеръ крестьянскихъ полатей, гдѣ люди могутъ размѣщаться поперечными рядами. Въ серединѣ вагона стоитъ желѣзная печка, которая быстро согрѣваетъ внутренность вагона. Однако тепло въ нашемъ вагонѣ не можетъ держаться долго, такъ какъ при движеніи поѣзда всѣ наши двери и окна начинаютъ скакать, прыгать, трещать и хлопать, быстро накачивая извнѣ холодный воздухъ и выбрасывая теплый. Къ счастью, женщины и дѣти наши одѣты весьма гигіенично. У всѣхъ женщинъ есть ватныя кофточки и овечьи полушубки, а у дѣтей жилеты, курточки и штаны тоже на ватѣ. Воротъ у всѣхъ закрытый. Стало быть, французской моды не признаютъ.
Когда я передалъ провизію и деньги, собранныя въ Томскѣ въ пользу партіи (93 руб. 50 коп.), одна изъ женщинъ сказала: „Сестры! Возблагодаримъ Господа Бога нашего за то, что онъ не оставляетъ насъ и посылаетъ намъ черезъ добрыхъ людей помощь". Тогда всѣ женщины стали вкругъ, поклонились другъ другу сначала въ поясъ, а потомъ сдѣлали земной поклонъ, произнося вслухъ: „Спаси, Господи!..." Затѣмъ разошлись по своимъ мѣстамъ, усѣлись и тихимъ, заунывнымъ голосомъ затянули одну изъ любимыхъ пѣсенъ:
Ты куда ѣдешь, скажи мнѣ, странникъ,
Съ посохомъ въ рукѣ? —
„Туда, гдѣ милости Господней
Больше, иду я — странникъ
Черезъ горы и долины,
Черезъ степи и поля,
Черезъ лѣса и черезъ равнины
Я иду домой, друзья!..." —
Странникъ! Въ чемъ твоя надежда.
Во странѣ твоей родной? —
„Бѣлоснѣжная одежда
Да вѣнецъ мой золотой!...” —
Страхъ и ужасть не знакомы
На пути твоемъ? —
„А Господни Левоны
Охранятъ меня вездѣ...
Іисусъ Христосъ со мною,
Изъ желанной стороны
Я иду за Іисусомъ
Черезъ жгучіе пески"...
Пѣли онѣ дружно, съ большимъ чувствомъ, безъ всякаго крика и писка, хотя мотивы у нихъ очень однообразны и отдѣльныя слова трудно разобрать.
Изъ дальнѣйшихъ справокъ я узналъ, что состояніе партіи было далеко не блестяще. Правда, мальчикъ съ лихорадкой Ѳедя Дымовскій болѣе или менѣе оправился. Но зато глазъ у женщины значительно ухудшился за дорогу. Сверхъ того, у насъ оказался еще больной. У 6-ти лѣтняго Алеши Махортова оказалась сильнѣйшая цинга, такъ что у него буквально гнили зубы и челюсти. Съ виду онъ быль очень истощенъ, лицо отечно, животъ вздутъ. При осмотрѣ нашелъ массу расшатавшихся и омертвѣвшихъ зубовъ, такъ что изо рта шелъ невыносимый запахъ ... Нечего дѣлать, я рѣшилъ удалить гніющіе зубы, назначить дезинфицирующее полосканіе, поднять насколько возможно общее питаніе и проч. Такъ какъ зубы едва-едва держались въ деснахъ, то безъ труда я вырвалъ пальцами 4 зуба. При этомъ мальчикъ кричалъ, бился, защищался ручонками и умолялъ о пощадѣ.... Въ душѣ было больно и жалко мальчика, но, скрѣпя сердце, дѣлалъ то, что считалъ необходимымъ.
На станціи „Боготолъ" я встрѣтилъ товарища по университету доктора Сосунова. Онъ снабдилъ насъ лѣкарствами и при помощи его щипцовъ удалось вытащить еще 3 зуба.
Съ этакими сюрпризами мы ѣхали отъ „Тайги" до Иркутска. Шлю искреннюю благодарность всѣмъ своимъ товарищамъ — докторамъ, которые намъ помогали выдачей лѣкарствъ. Въ скобкахъ скажемъ, что переселенческіе врачи помогали намъ скорѣе и больше, чѣмъ желѣзно-дорожные, которые оказались и менѣе обезпеченными медикаментами, и болѣе опутанными разнаго рода формальностями, мѣшающими живому дѣлу медицинской помощи. Такъ, напр., почему-то по моему рецепту изъ желѣзнодорожныхъ аптечекъ не выдавали лѣкарствъ, такъ какъ непремѣнно требовалась подпись своего врача, тогда какъ въ Москвѣ, Томскѣ, Иркутскѣ по моему рецепту выдавались какія угодно лѣкарства, ибо я тоже дипломированный врачъ Россійской Имперіи. Особенно важную услугу намъ оказали переселенческіе врачи станцій Боготола и Канска (Сосуновъ и Оржешко).
Такимъ образомъ мы ѣхали отъ ст. „Тайга" до Иркутска при довольно благопріятныхъ условіяхъ, пользуясь повсюду вниманіемъ и добрымъ отношеніемъ интеллигентной публики. Единственнымъ исключеніемъ въ этомъ отношеніи можетъ служить поведеніе вахмистра Когтева (нижній чинъ изъ жандармовъ), который служитъ на станціи „Нижнеудинскъ". Онъ, услыхавъ, что наши женщины въ вагонахъ поютъ свои молитвы, вздумалъ было воспретить имъ пѣніе. Женщины, конечно, растерялись и замолкли; но за нихъ вступился надзиратель К. В. Высоцкій и пояснилъ г. Когтеву, что въ этихъ пѣсняхъ ничего предосудительнаго не заключается. Однако ревностный вахмистръ не унимался и уже въ повышенномъ тонѣ спрашивалъ надзирателя; „Да вы кто?.... Да вамъ какое дѣло?!.." Тотъ отрекомендовался и прибавилъ: „Если вамъ угодно, я имѣю такое предписаніе, въ силу котораго жандармы на желѣзно-дорожныхъ станціяхъ должны намъ оказывать всякое содѣйствіе". Тогда вахмистръ пошелъ жаловаться къ ротмистру, но тотъ, дѣлу не придалъ никакого значенія. Этотъ инцидентъ юридически окончился ничѣмъ, но оставилъ послѣ себя непріятное ощущеніе въ каждомъ изъ присутствующихъ. „Эхъ, родина—матушка и Сибирь!..." подумаешь невольно. Я этимъ пока заканчиваю свои замѣтки до Иркутска.
Врачъ П. Сокольниковъ.
(Продолженіе будетъ).
«Восточное обозрѣнiе» №219, 12 октября 1899
19 апрѣля, около 5 час. пополудни, мы пріѣхали въ станцію „Иркутскъ". Съ вокзала К. В. Высоцкій по телефону переговорилъ относительно квартиры съ г. полиціймейстеромъ, который отнесся любезно и тотчасъ же указалъ намъ временную квартиру. Квартиру намъ отвели въ домѣ Новожилова, по Преображенской улицѣ. При этомъ, г. полиціймейстеръ выразилъ свое сожалѣніе о томъ, что мы не дали съ дороги телеграммы... Если бы мы догадались это сдѣлать, то, навѣрное, для насъ была бы приготовлена лучшая квартира.
*) См. № 114 "В.О."
При выходѣ съ вокзала мы встрѣтили чиновника по переселенческимъ дѣламъ И. А. Струковскаго, который сначала принялъ было насъ за переселенцевъ, а потомъ, конечно, дѣло разъяснилось; онъ, несомнѣнно, намъ оказалъ большую услугу, сообщивъ адреса и давъ весьма полезныя указанія относительно дальнѣйшихъ нашихъ дѣйствій въ Иркутскѣ, не говоря про матеріальную помощь, которую намъ впослѣдствіи оказали иркутяне, и въ чемъ г. Струковскій принялъ видное участіе.
Затѣмъ мы наняли двухъ ломовыхъ извозчиковъ и, наваливъ въ телѣги свои узлы, мѣшки, сумки и проч. добро, двинулись безпорядочной толпой въ городъ. Шли мы по знаменитому понтонному мосту черезъ Ангару. Удивленію нашихъ женщинъ не было конца, когда онѣ увидѣли висячій на лодкахъ мостъ, перекинутый черезъ большую и бурную рѣку. Стараясь разглядѣть устройство моста, онѣ, какъ маленькія дѣти, забѣгали впередъ, и наклоняясь надъ водой черезъ перила, всматривались въ воду, подъ мостъ. Чудная Ангара катила свои быстрыя и прозрачныя волны, солнце радостно сіяло и грѣло истомленныя души нашихъ сестеръ *). Дѣти бѣжали въ разсыпную, опережая старшихъ, и рѣзвились на солнцѣ съ такимъ же наслажденіемъ, съ какимъ молодые телята, задравъ хвосты, прыгаютъ по зеленой лужайкѣ. При видѣ этой непосредственной радости дѣтской души, чувствуя не менѣе радостное настроеніе взрослыхъ матерей, которыя впервыѣ вступили на твердую землю послѣ сплошной, почти непрерывной ѣзды по желѣзнымъ дорогамъ въ вагонахъ IV класса, ― ѣзды, продолжавшейся 26 дней, невольно радовалась и душа посторонняго человѣка. По правдѣ говоря, и есть чему радоваться, разъ женщины и дѣти благополучно проѣхали около 7000 верстъ труднаго пути. Но увы! мой разумъ диктовалъ скептическія мысли и для меня было ясно, что мы сравнительно немного сдѣлали, такъ какъ намъ предстоитъ преодолѣть еще болѣе трудную половину нашего пути — это разстояніе отъ Иркутска до Якутска (2800 в.), которое мы должны пройти вмѣстѣ съ этапомъ, да сверхъ того около 900 верстъ по Ленѣ и Алдану, т. е. отъ Якутска до Усть-Ноторы, куда сосланы и поселены мужья нашихъ женщинъ. Однако, свои грустныя размышленія я скрылъ отъ сестеръ.
*) Духоборы всѣхъ людей называютъ братьями и сестрами.
Прибывъ въ домъ Новожилова, что на Преображенской улицѣ, мы устроились во флигелѣ. Тамъ сначала было довольно сыро, холодно, грязно, пыльно и очень замѣтно пахло затхлымъ подваломъ. Но намъ ли разбирать удобства помѣщенія?!. Благо, что квартира, дрова и вода доставлялись городской управой безплатно. Но когда я пришелъ на слѣдующій день, едва узналъ вчерашнюю квартиру. Грязный и пыльный полъ былъ тщательно выметенъ, низкія, черныя отъ грязи нары были устланы и нагромождены довольно чистой разноцвѣтной одеждой, тючками и дорожными сумками, такъ что эти неприглядныя нары на время забыли о томъ, что ихъ изъ года въ годъ топтали и грязнили полупьяные люди... Даже стекла въ окнахъ выглядывали какъ то чище и веселѣе... Черезъ два—три дня затхлый духъ подвала исчезъ. Словомъ, изъ стараго, полугнилого деревяннаго флигелька, ушедшаго на половину въ землю, получилась довольно сносная и даже пріятная квартира. Тутъ невольно вспомнишь хвалебныя фразы по адресу заботливыхъ женскихъ рукъ.
Не откладывая въ долгій ящикъ, я на слѣдующій же день поѣхалъ хлопотать по администраціи. Былъ у губернатора, тюремнаго инспектора и полиціймейстера, наводя справки о снаряжаемой въ маѣ мѣсяцѣ этапной партіи. Такъ какъ у женъ духоборовъ не было достаточно средствъ, и такъ какъ путь отъ Иркутска до Якутска (2800 в.) могъ стоить очень дорого, то былъ выработанъ слѣдующій планъ: съ Тифлиса до Иркутска, какъ по морю, такъ и по желѣзной дорогѣ ѣхать на свои средства, а потомъ отъ Иркутска до Якутска послѣдовать по этапу на положеніи арестантскихъ женъ, пользуясь казенной подводой, для чего, по закону, требовалось предварительно „арестоваться" въ Иркутскѣ.
Высшая администрація г. Иркутска отнеслась къ судьбѣ нашей партіи весьма любезно и предупредительно. Мнѣ дано было разрѣшеніе сопровождать партію по этапу. Къ несчастью мы не успѣли пріѣхать къ сбору первой арестантской партіи въ 300 чел., которые уже были набраны полностью, и списокъ ихъ былъ составленъ. Всякое измѣненіе уже законченнаго списка пересылаемыхъ лицъ могло вызвать большое неудовольствіе среди арестантовъ. Потому не представлялось никакой возможности отправить насъ съ первой арестантской партіей, которая должна была выѣхать изъ Александровской центральной пересыльной тюрьмы 5 мая 1899 г. Что же касается до второй партіи арестантовъ, то она должна быть снаряжена только въ іюлѣ мѣсяцѣ. Слѣд., для насъ были возможны двѣ комбинаціи: ждать до отправки второй арестантской партіи, или ѣхать на свои средства въ Якутскъ. Первая комбинація для насъ была весьма непріятна по своей медлительности, а вторая прямо невозможна по недостатку матеріальныхъ средствъ. Но администрація, въ видѣ особаго снисхожденія къ нашей партіи, нашла третью комбинацію, — это отправить насъ особой партіей раньше всѣхъ. Такимъ образомъ, намъ объявлено было быть готовыми къ отъѣзду 23 апрѣля. Для перевозки насъ со всѣмъ скарбомъ отъ Иркутска до Александровской тюрьмы были наняты за 50 руб. (на нашъ счетъ) какіе то обратные крестьяне, ѣздившіе въ Иркутскъ для продажи припасовъ передъ праздникомъ Пасхи. Александровская тюрьма находится въ сторонѣ отъ Якутскаго тракта, въ 60 верстахъ отъ г. Иркутска. Итакъ нашъ этапный путь принципіально былъ рѣшенъ. Но одно счастливое обстоятельство совершенно измѣнило нашъ планъ.
На слѣдующій день я былъ въ конторѣ А. И. Громовой, гдѣ встрѣтилъ ея главнаго довѣреннаго М. В. Пихтина *), на имя которого было письмо отъ графа Л. Н. Толстого съ просьбой, если можно, взять женъ духоборовъ на баржу какого-нибудь парохода, принадлежащаго А. И. Громовой. Дѣйствіе этого письма было поразительно. Тутъ же произошло нѣчто въ родѣ семейнаго совѣта съ сыновьями Анны Ивановны И. И. и В. И. Громовыми, которые отнеслись съ горячей симпатіей къ просьбѣ Льва Николаевича, а М. В. Пихтинъ произнесъ слѣдующія весьма трогательныя фразы: „Разъ проситъ принять участіе въ судьбѣ этихъ людей такой всемірный писатель и великій человѣкъ, какъ графъ Л. Н. Толстой, художественныя произведенія котораго доставляли намъ столько высокихъ наслажденій, то мы, съ своей стороны, должны сдѣлать все, что только можно“. Послѣ этого они рѣшили взять на себя всѣ издержки по доставкѣ партіи отъ Иркутска вплоть до Усть-Ноторы (около 3700 в.). Рѣшили нанять на счетъ А. И. Громовой спеціальныхъ возчиковъ (на 10 подводъ), которые могли бы сначала доставить партію до с. Качуга, откуда начинается сплавъ купеческихъ товаровъ по р. Ленѣ на плоскодонныхъ судахъ, называемыхъ паузками. Далѣе, съ Качуга до станціи Жигаловой, откуда начинается пароходное сообщеніе въ полную воду, предполагалось отправить партію съ паузками. Наконецъ, отъ Жигаловой вплоть до Усть-Ноторы считалось возможнымъ доставить на баржѣ Громовскаго парохода. Таковъ былъ планъ для дальнѣйшаго нашего передвиженія:
*) Самой Анны Ивановны въ это время не было въ Иркутскѣ.
Въ тотъ же день я забѣжалъ въ домъ Новожилова и сообщилъ сестрамъ о рѣшеніи Громовыхъ доставить ихъ даромъ вплоть до Усть-Ноторы. Сначала женщины, какъ будто, не поняли смысла этого объявленія, а потомъ, когда я заключилъ: „итакъ, сестры, у насъ этапа не будетъ... Мы минуемъ этапное передвиженіе"!.. Разомъ нѣсколько голосовъ повторило мои слова: „этапа не будетъ"!.. „Сестры, этапа не будетъ"!.. „Этапа не будетъ"!.. крикнулъ сзади чей-то сиплый, но сильный голосъ. Оглянувшись назадъ, я увидѣлъ нашего старика Николая Чевильдѣева. Его обычно спокойное, даже нѣсколько апатичное лицо, было замѣтно взволновано и его большіе стеклянные глаза глядѣли куда то далеко... Но вотъ, слегка вздрогнули мышцы лица, шевельнулись полусѣдыя старческія брови и по щекамъ его полились слезы... Но это были слезы радости, умиленія... Плакали всѣ кромѣ дѣтей, которые глядѣли на старшихъ большими, удивленными глазами и, повидимому, не давая себѣ яснаго отчета въ томъ, что происходило въ душѣ старшихъ, не знали, что дѣлать... Опомнившись отъ первыхъ впечатлѣній, сестры стали въ кружокъ, поклонились до земли и возблагодарили Господа Бога, за то, что Онъ шлетъ добрыхъ людей. При этомъ произносили: „Спаси, Господи"!.. „Спаси, Господи"!.. Затѣмъ заставили продѣлать тоже самое и дѣтей.
Въ слѣдующіе дни въ Иркутскѣ духоборскихъ женъ и дѣтей посѣщали разные интеллигентные люди, мужчины и женщины, доставляли имъ деньги и провизію... Появились какіе-то братья и сестры духоборскаго толка, которые не разъ водили нашихъ сестеръ къ себѣ въ гости.
Не распространяясь много о добромъ отношеніи иркутскихъ интеллигентовъ къ нашей партіи, я долженъ выразить особенную благодарность товарищамъ-докторамъ П. И. Федорову и П. Н. Шастину за ихъ весьма участливое отношеніе, г-ну редактору „Вост. Обозр." И. И. Попову съ супругой, г. Писаревскому за выданныя безплатно лекарства на значительную сумму, А. Г. Лури. И. И. Майнову, И. А. Струковскому съ супругой, высшей администраціи г. Иркутска и городской управѣ. Вообще въ Иркутскѣ разные добрые люди надавали въ пользу духоборскихъ женъ и дѣтей свыше 200 руб.
Жены и дѣти духоборовъ
(Продолженіе).
«Восточное обозрѣнiе» №221, 14 октября 1899
Въ Иркутскѣ, помимо добраго отношенія людей, были кое-какія непріятности. Такъ вскорѣ послѣ нашего пріѣзда въ Иркутскъ, среди нашихъ дѣтей появилась корь. Сначала захворалъ мальчикъ Андрей Сафоновъ. Намъ стоило большого труда изолировать больного мальчика съ матерью отъ остальныхъ дѣтей. Тотчасъ-же пришлось исхлопотать разрѣшеніе городской управы занять низъ сосѣдняго пустующаго корпуса. Пришлось снова топить домъ, доставать дрова и проч. Затѣмъ раздѣлили партію на два дома такимъ образомъ: мать съ больнымъ ребенкомъ и женщинъ бездѣтныхъ оставили во флигелѣ, остальныхъ женщинъ съ дѣтьми перевели въ новый домъ, приказавъ, по возможности не сообщаться жителямъ этихъ двухъ домовъ. Но увы! эти заботы почти остались безплодными, такъ какъ я слишкомъ часто не могъ ихъ контролировать, а какъ только я приходилъ, то заставалъ партію каждый разъ смѣшанной, т. е. жителей флигеля заставалъ въ большомъ домѣ и обратно. Слѣд., изоляція моя невполнѣ осуществилась. Конечно, я прекрасно зналъ, что дѣло имѣю съ совершенно неграмотными женщинами, которыя не имѣютъ яснаго представленія о заразномъ свойствѣ болѣзней и не могутъ понять значенія изоляціи, особенно при чрезмѣрно развитомъ братскомъ и общинномъ духѣ, какой тутъ былъ на лицо; но тѣмъ не менѣе я не рѣшился иначе поступить. Правда, я сначала предложилъ на время отвезти больного ребенка съ матерью въ Базановскую дѣтскую больницу, но сестры не рѣшились на этотъ шагъ тѣмъ болѣе, что онѣ въ скоромъ времени надѣялись отправиться въ Якутскую область. Съ другой стороны, мнѣ было положительно жалко насиловать ихъ братское чувство и отдѣлить мать и больного ребенка отъ общины, хотя-бы на недѣлю.
Далѣе, состояніе партіи въ Иркутскѣ значительно улучшилось. Ребенокъ отъ кори выздоровѣлъ, другіе дѣти, повидимому, не хворали. Цынготный мальчикъ Алеша Махортовъ значительно поправился. Больная глазами женщина тоже поправилась.
Наконецъ, 23-го апрѣля партію мы провожали изъ дома Новожилова за городскую черту. Партія шла въ бодромъ настроеніи и пѣла свои священные гимны—псалмы. Въ день отъѣзда сестеръ иркутскіе духоборы устроили нѣчто въ родѣ прощальнаго обѣда и провожали партію за городскую черту. Потомъ мнѣ извѣстно стало, что братья по религіи снабдили сестеръ провизіей и дали немного денегъ. Затѣмъ, изъ какого-то поселка подъ Иркутскомъ вышли на встрѣчу партіи нѣсколько братьевъ духоборовъ на большую дорогу, привезли нѣкоторое количество провизіи и поклонились до земли. Прощаніе было, говорятъ, весьма трогательное — многіе плакали навзрыдъ. Но я немного отсталъ отъ партіи въ Иркутскѣ съ намѣреніемъ нагнать ее дорогой, считая состояніе ея вполнѣ удовлетворительнымъ.
Отставъ отъ партіи на 3 дня, я обогналъ ее ночью на одной изъ станцій и пріѣхалъ въ Качугъ сутками раньше ея. Партія туда прибыла 29-го апрѣля. Тутъ я узналъ, что сестры прибыли невполнѣ благополучно. Во время одного спуска, лошадь побѣжала съ горы внизъ, причемъ одна изъ сестеръ свалилась съ телеги, ударилась объ землю колѣнками и платьемъ зацѣпилась за колесо. Въ такомъ видѣ лошадь волокла ее нѣсколько саженъ. Благо, что платье было сшито изъ непрочной матеріи и легко оторвало его колесомъ. Однако сестра получила нѣсколько ссадинъ, одну рану и сильные ушибы въ области обоихъ колѣнъ. Врачъ Тороповъ на одной изъ станцій наложилъ на рану антисептическую повязку. Кромѣ того, оказались у насъ еще больные. Дорогой у троихъ дѣтей открылась корь, но сыпь уже успѣла исчезнуть. Такимъ образомъ, въ с. Качугѣ у насъ получилась цѣлая больница. М. В. Пихтинъ отвелъ сестрамъ довольно удобный хлѣбный амбаръ на Андреевской пристани, гдѣ должна была происходить нагрузка товаровъ. Нагрузка заняла около двухъ дней. За это время мы сдѣлали кое-какія закупки на дорогу, въ с. Качугѣ сходили въ фельдшерскій пунктъ, гдѣ насъ фельдшеръ принялъ весьма любезно и выдалъ кое-какія лѣкарства. Оказалось, что этотъ фельдшеръ уже знаетъ изъ газетъ про пріѣздъ духоборскихъ женъ. Также онъ знаетъ о томъ, что графъ Л. Н. Толстой является покровителемъ этихъ женщинъ. Въ Сибири много поклонниковъ Льва Николаевича и это меня нисколько не удивляетъ, такъ какъ сибирская публика любитъ читать и знаетъ всѣхъ лучшихъ русскихъ писателей по ихъ произведеніямъ. Но въ одномъ случаѣ я былъ положительно удивленъ. Когда я провожалъ партію изъ Иркутска, въ поискахъ ямщика, забрелъ въ одинъ изъ захудалыхъ дворовъ предмѣстья и тамъ встрѣтилъ очень бѣднаго еврея, который со мной разговорился и быстро догадался, что я тотъ самый врачъ, который сопровождаетъ духоборскихъ женъ. „Позвольте васъ спросить, вы докторъ?” Спросилъ онъ. На мой утвердительный отвѣтъ, онъ заговорилъ:
„Знаю, знаю!... Мнѣ очень пріятно видѣть васъ.... Вы ѣдете по предложенію графа Толстого.... Я вычиталъ изъ газетъ". Далѣе онъ сталъ распространяться о Львѣ Николаевичѣ въ весьма восторженномъ тонѣ, и я былъ положительно пораженъ. Грязный, измученный и оборванный старикъ меня менѣе удивилъ бы, если-бы попросилъ милостыни, чѣмъ сталъ-бы разсуждать о графѣ Л. Н. Толстомъ...
Послѣ усиленной нагрузки, 1-го мая, около 3 час. дня, мы тронулись съ Андреевской пристани на двухъ паузкахъ. Прежде всего намъ надо было перетащить паузки по канату на другой берегъ рѣки, оттуда по извилистой протокѣ требовалось проѣхать до с. Качуга, а тамъ присоединившись къ другихъ паузкамъ, поплыть внизъ по Ленѣ. Сначала рабочіе бичевой потянули паузки противъ теченія, затѣмъ на лодкѣ перевезли тонкій канатъ, при помощи котораго паузки перетянули на другой берегъ Лены, которая здѣсь не широка (всего саженъ 50—60). Какъ только мы успѣли переплыть на тотъ берегъ, поднялся легкій вѣтерокъ. Лоцмана рѣшили, что невозможно въ такую погоду ѣхать дальше. Дѣло въ томъ, что паузки способны плыть лишь въ тихую погоду. Какъ только поднялся небольшой вѣтеръ, то онъ можетъ согнать паузки на мель. Руль и весла плоскодоннаго судна ящика, плашмя лежащаго на поверхности воды и придавленнаго грузомъ въ 3000 пуд., не въ состояніи управлять этимъ судномъ, потому что паузки плывутъ внизъ по теченію, какъ щепки, предоставленные самимъ себѣ. Стоитъ подуть небольшому вѣтру съ боку или даже сзади, на перекатахъ или кривыхъ протокахъ легко можетъ нагнать паузокъ на мель. Разъ паузокъ сѣлъ на мель, то нужно употребить большое усиліе, чтобы снять его, а подчасъ бываетъ и совершенно невозможно, особенно при одновременной убыли воды на рѣкѣ.
Въ виду такой неожиданной остановки, намъ пришлось всячески коротать время. Мы съ сестрами тогда сходили въ ближайшій бурятскій поселокъ съ цѣлью купить молока, но тамъ на едва понятномъ русскомъ языкѣ спросили съ насъ 30 коп. за бутылку молока, что намъ показалось очень дорого и мы не купили. При этомъ старикъ—бурятъ, немного говорившій по-русски, взглянулъ въ сторону сестеръ и сказалъ: „Твой много жена". Я невольно усмѣхнулся и ушелъ въ сторону. Потомъ мы, проблуждавъ много по разнымъ бурятскимъ задворьямъ, не разъ перелѣзая черезъ городьбу, подошли къ одному очень богатому дому на русскій манеръ. Тутъ не оказалось ни одного мущины, а женщины, повидимому, испугавшись насъ, на всѣ вопросы отвѣчали отрицательнымъ качаніемъ головы. Дѣлать нечего, вернулись назадъ къ паузкамъ ни съ чѣмъ.
На слѣдующій день утромъ рано я услыхалъ крикъ, шумъ и стукъ по крышѣ нашего паузка. Досчатый потолокъ его такъ и ходилъ ходуномъ. Слышно было, какъ рабочіе бѣгали рядами и со всей силы дергали руль. Я подошелъ къ одному концу нашей кулиги*) и сталъ разсматривать въ щель. Мы плыли тихо — по кривому руслу; у Качуга снова поднялся вѣтеръ. Мы опять пристаемъ къ берегу. Такимъ образомъ останавливаемся на другія сутки, не сдѣлавъ даже пяти верстъ. Такъ неудачно было начало нашего путешествія. Сестры нѣсколько загрустили при видѣ такого передвиженія. Но я ихъ утѣшалъ тѣмъ, что послѣ Жигалова поѣдемъ скорѣе, когда сядемъ на пароходъ.
*) Такъ называется паузокъ безъ носа, въ два руля съ обоихъ концовъ, но безъ веселъ.
3-го мая утромъ очень рано тронулись въ путь. Тѣ-же крики лоцмана, тотъ-же стукъ и шумъ, такъ-же забѣгали люди по крышѣ. Но въ этотъ день особенныхъ остановокъ не было. Не надолго сядетъ на мель тотъ или другой паузокъ (ихъ плыло четыре), но потомъ снимется, и мы опять плывемъ дальше. Плыли мы тихо по теченію, мѣстами русло рѣки распадалось на двѣ протоки, тогда особенно приходилось стараться, чтобы не посадить паузки на мель. Берега Лены здѣсь очень живописны. Справа тянулись утесы сплошной стѣной, за которыми чернѣетъ мрачная и могучая тайга; слѣва плоскогорья, покрытыя дремучими лѣсами. Стояла чудная погода. Горныя вершины и склоны, покрытые зеленымъ лѣсомъ, были ярко освѣщены золотистыми лучами солнца. Пѣли птички и въ воздухѣ носился ароматъ свѣжей листвы. Мѣстами горы, какъ будто, разступаются и Лена, прорѣзывая зеленые холмы, образуетъ небольшіе луга. Около этихъ луговъ, гдѣ-нибудь у подножія горы ютится небольшая деревня или почтовая станція, которая замѣчательно оживляетъ эту пустынную и дикую мѣстность. Среди необъятныхъ лѣсовъ людямъ здѣсь негдѣ развить свое хозяйство. Небольшой клочокъ расчищенной земли даетъ пищу лишь немногимъ жителямъ, которымъ приходится вести трудную борьбу за свое существованіе. Въ этихъ мѣстахъ все очень дорого и составляетъ привозное добро, не исключая даже хлѣба. Здѣсь 1 фунтъ ржаного хлѣба стоить 6½ коп. Молока почти нѣтъ, очень дороги всякіе фабрикаты. Единственнымъ моимъ утѣшеніемъ во время этого плаванія было сидѣть въ ясную погоду на палубѣ и любоваться дикой красотой ландшафтовъ. Сестры, выходя на палубу, кучкой сидѣли гдѣ-нибудь въ углу, стараясь не мѣшать рабочимъ. Рабочіе занимали всю середину палубы и, бѣгая рядами, приводили въ движеніе огромные рули паузковъ. Старикъ—лоцманъ, стоя гдѣ-нибудь у края паузка, слѣдилъ за глубиной русла и выкрикивалъ свою несложную команду: „Работай носъ, долой корма!" „Долой носъ, работай корма!" и проч.... Сестры въ это время, сидя на палубѣ, не столько наслаждались красотой мѣстности, сколько ужасались дикостью и мрачностью природы. Онѣ иногда вслухъ высказывали это: „Господи! сколько ужъ ѣдемъ, а все лѣса... Эти лѣса и горы будто сжимаютъ голову въ тиски и дѣлается страшно"!...
(Окончаніе будетъ).
Жены и дѣти духоборовъ.
(Окончаніе).
«Восточное обозрѣнiе» №224, 17 октября 1899
Вечеромъ того же дня мы подъѣхали къ г. Верхоленску. Съ берега къ намъ приблизилась лодка, на которой сидѣли два молодыхъ человѣка интеллигентной наружности. Они спросили:
— Духоборки здѣсь?
— Да, здѣсь! отвѣтилъ я.
Тогда они стали быстро разспрашивать о нуждахъ нашей партіи. Затѣмъ взяли меня на берегъ съ цѣлью указать квартиру доктора Рауера. Доктора дома не оказалось, но сказали, что онъ скоро придетъ, и я зашелъ къ этимъ господамъ. Тутъ познакомили меня съ остальными товарищами. Всего было 5—6 чел. мужчинъ и женщинъ. Изъ разговоровъ узналъ, что всѣ они люди интеллигентные и живущіе въ Сибири временно. Въ такой глуши пріятно было встрѣтить интеллигентныхъ людей. Скоро возвратившійся д-ръ Рауеръ принялъ меня очень радушно, снабдилъ кое—какими лѣкарствами и продержалъ цѣлый часъ. Паузки наши должны были остановиться на ночь немного ниже Верхоленска. Докторъ Рауеръ прекрасно зналъ мѣсто стоянки паузковъ и обѣщалъ меня доставить на лошадяхъ. Но когда мы ночью переправлялись черезъ Лену на плашкоутѣ, пошелъ сильный проливной дождь, который хлесталъ всю дорогу на разстояніи двухъ—трехъ верстъ и было такъ темно, что мы нѣсколько разъ сбивались съ дороги и, наконецъ, рѣшили дойти пѣшкомъ, оставивъ лошадей на полдорогѣ. Подъ конецъ дождь сталъ ослабѣвать и на разстоянія 20—30 саж. мы разглядѣли костеръ на одномъ паузкѣ. Поровнявшись съ нимъ, я увидѣлъ нѣсколько человѣческихъ силуэтовъ и спросилъ:
— Это чьи паузки? Громовы?
— Да Громовскіе! кто то отвѣтилъ съ палубы.
— А гдѣ духоборскія жены?
— Да нѣту ихъ...
— Какъ нѣтъ?! Духоборки здѣсь!. Крикнулъ я.
— А, это нашъ докторъ!.. Кто-то узналъ меня по голосу и добавилъ: „Да, да... Мухоморы здѣсь.“
Такимъ образомъ, мы нашли свои паузки и пошли къ Александру Григорьевичу, служащему у Громовыхъ. Тамъ мы застали цѣлое общество. Оказалось, что двое мужчинъ и двѣ женщины изъ недавно мною встрѣченныхъ интеллигентныхъ ссыльныхъ шли подъ проливнымъ дождемъ и притащили для нашей партіи цѣлую гору всякой провизіи (очень много яицъ, чаю и сахару). Но, благодаря ночному времени и непогодѣ, имъ даже не удалось увидѣть тѣхъ, о комъ такъ позаботились.
Рано утромъ слѣдующаго дня мы тронулись въ путь и съ этого дня у насъ начинается полоса невзгодъ. Правда, еще въ Качугѣ у насъ появился у нѣкоторыхъ дѣтей кровавый поносъ (дизентерія), но, большей частью, его удавалось остановить. Наиболѣе упорной оказалась болѣзнь 7-ми лѣтняго мальчика Ѳедора Дымовскаго. Онъ и отъ природы былъ очень слабый, рахитическій субъектъ, перенесъ дорогой корь и, въ заключеніе всего, захворалъ кровавымъ поносомъ, который отнялъ у него послѣднія силы. Вотъ онъ уже 3-й день лежитъ, какъ пластъ, почти безъ сознанія. Такъ какъ онъ не въ состояніи проглотить даже жидкую пищу, то кормимъ его очень жидкой кашей и молокомъ насильственно, т. е. насильно раскрываемъ челюсти ложечкой и вливаемъ въ ротъ глотокъ за глоткомъ. Для искусственнаго кормленія клистирами у насъ не оказалось никакихъ средствъ. Силы поддерживали кофеиномъ и противъ поноса даемъ bismuthi subnitrici... Но силы не прибавляется. Мальчикъ совершенно высохъ, посинѣлъ, дышитъ шумно и съ хрипомъ. Начали холодѣть и синѣть конечности... Сердечная дѣятельность все падаетъ.. Словомъ, для меня было ясно, что смерть близка, но не хотѣлось лишить мать послѣдней надежды. Потому съ нѣмецкой точностью кормилъ насильственно и подавалъ лекарства. Послѣ пріема довольно энергическихъ дозъ кофеина, мальчикъ иногда нѣсколько оживалъ, раскрывалъ глаза и, повидимому, узнавалъ какъ мать, такъ и меня, но не въ силахъ былъ говорить. Съ матерью онъ иногда капризничалъ, раздражался на нее; но меня, повидимому, боялся и считалъ за изверга, который только и знаетъ, что нѣсколько разъ въ день насильно раскрываетъ ротъ и заставляетъ вливать туда противную жидкость. Чувствуя это, при насильственномъ кормленіи и подачѣ лѣкарствъ, я старался сѣсть такъ, чтобы мальчикъ, раскрывая глаза, не сразу могъ замѣтить меня. Положеніе было тяжелое... Мать за послѣднее время совершенно лишилась сна, шепчетъ какія-то молитвы и не разъ переходить отъ надежды къ отчаянію, отъ отчаянія къ надеждѣ: стоитъ мальчику немного очнуться, раскрыть глаза и позвать ее „няня!”*) она сразу оживаетъ духомъ, быстрыми нервическими движеніями поправляетъ одѣяло, подушку и, покрывая поцѣлуями, спрашиваетъ: „Что, милый... Скажи, что тебѣ надо"... Но увы! на дальнѣйшіе вопросы, разговоры и ласки мальчикъ отвѣчаетъ тѣмъ, что снова впадаетъ въ состояніе забытья: закроетъ глаза, безсмысленно чмокаетъ языкомъ, производить какія-то ненужныя жующія движенія и затѣмъ издаетъ слабый стонъ.. У матери отъ этого сердце готово разорваться на куски. Вотъ она бѣдняга, опять упала духомъ.. Она застыла на мѣстѣ, слезы льются ручьемъ и губы безпомощно шепчутъ молитвы. Иной разъ замѣтишь, что какая нибудь другая сестра тихо подсядетъ къ изголовью ребенка, дѣлаетъ какіе то легкіе движенія рукой, ровно она отгоняетъ мухъ и тоже шепчетъ молитву. Но бываетъ, что молятся обществомъ надъ больнымъ, и даже дѣтей заставляютъ молиться обществомъ. При этомъ едва-ли вамъ покажется, что люди молятся за здоровье и спасеніе больного, а скорѣе эти молитвы напоминаютъ чтеніе отходной у смертнаго одра...
*) Дѣти духоборовъ мать называютъ няней.
Послѣ нѣсколькихъ дней мучительнаго состоянія для всѣхъ, мальчикъ скончался 4 мая, около 3 час. пополудни, какъ разъ въ то время, когда мы стояли на причалѣ въ ожиданіи другихъ паузковъ, который сѣли на мель. Мы были въ затруднительномъ положеніи. Возникъ вопросъ о похоронахъ. Если другіе паузки, которые сѣли на мель, снимутся скоро и подъѣдутъ сегодня, то похоронить мальчика здѣсь не удастся. Мы стояли около деревни Никишенской, между станціями Давыдовой и Петровой. Сестры, старикъ и я на общемъ совѣтѣ рѣшили такъ: сходить въ деревню Никишенскую, которая находилась на другомъ берегу Лены на разстоянiи 1 версты отъ нашей стоянки, купить досокъ для гроба и достать инструменты какъ для приготовленія гроба, такъ и для рытья могилы. Рѣшили сначала приготовить гробъ, а потомъ завтра утромъ приняться за могилу, если сегодня не подплывутъ остальные паузки.
Съ однимъ рабочимъ и нѣсколькими сестрами мы переплыли на лодкѣ на другой берегъ Лены и пошли въ деревню. Тамъ въ одномъ дворѣ мы нашли все, что намъ нужно: купили досокъ и провизіи, достали инструменты и вернулись къ паузку. При этомъ надо отмѣтить, что простые люди отнеслись къ нашему горю очень сострадательно. Одинъ крестьянинъ очень дешево отпустилъ намъ досокъ и гвоздей для гроба, дешево продалъ хлѣбъ, яйца и за прокатъ инструментовъ ничего не взялъ; другая женщина, которая принесла намъ нѣсколько караваевъ хлѣба и яицъ, отказалась принять плату по рыночной цѣнѣ, а поставила дешевле. Даже рабочіе на паузкѣ, довольно грубые и пьющіе люди, относились къ нашему горю съ большимъ сочувствіемъ и къ вечеру того же дня смастерили небольшой дѣтскій гробъ, обитый снутри розовой матеріей. Отставшіе паузки не приплыли и мы рѣшили съ завтрашняго утра приняться за могилу.
Утромъ слѣдующаго дня (5 мая) могилка уже была готова. Мы съ сестрами и старикомъ въ два пріема переправились на другой берегъ Лены и перевезли гробъ. Сестры, не теряя времени, взялись за длинныя палки, на которыя подымали гробъ, и понесли его дальше...
Стояло чудное утро. Солнце свѣтило ярко, озаряя горныя вершины и дремучую тайгу, Лена, извиваясь, катила свои быстрыя, темныя съ металлическимъ блескомъ волны сквозь горные кряжи, темные лѣса и зеленые холмы... Чудно хороша была Лена въ своемъ мрачномъ величіи. Весело щебетали птички и въ воздухѣ носился ароматъ хвойныхъ деревьевъ... А вонъ тамъ, у зеленаго холма, гдѣ въ горной щели струится каменистый ручеекъ, образуя у подножія холма шумный водопадъ, волнуется кучка женщинъ въ разноцвѣтныхъ платьяхъ... Вотъ она раздалась, зашевелилась и стала взбираться на горку... На солнцѣ блеснула гробовая крышка и медленно выплылъ маленькій гробикъ, покрытый бѣлымъ саваномъ... Раздалось дружное, сердце надрывающее пѣніе... Это пѣли духоборскія женщины свои похоронные псалмы. Звуки стономъ, дрожащей волной вылетали изъ груди, лились и расплывались, замирая гдѣ-то далеко въ горныхъ вершинахъ и въ темномъ бору, а прибрежныя скалы гулко вторили заключительнымъ тонамъ...
Поднявшись на горку, я увидѣлъ слѣдующее зрѣлище. Сестры, ставь въ кружокъ, пѣли различные псалмы, а посреди нихъ стоялъ на землѣ небольшой гробикъ, въ которомъ виднѣлось блѣдное личико умершаго мальчика съ бѣлымъ платочкомъ на шеѣ, подвязаннымъ красивымъ бантикомъ. Руки мальчика были сложены на груди приблизительно также, какъ и у нашихъ покойниковъ, и почему-то заключали въ себѣ другой чистенькій платокъ. Съ лѣвой стороны, между соснами, стоя въ ямѣ по грудь, рабочій откалывалъ кайлой послѣдніе камни въ могилѣ. Почти вся почва состояла изъ камней и рабочимъ очень трудно было отрыть могилу. Далѣе пошли такіе огромные плитняки, что невозможно было даже кайлой разламывать. Рѣшили прекратить работу и похоронить мальчика, опустивъ въ яму, сначала засыпали мелкой землей, пескомъ и галькой. Затѣмъ стали бросать и мелкіе камни... Быстро заполнивъ яму, поставили дощечку съ надписью и очень красиво обложили могилку большими округлыми камнями. Такимъ образомъ, предавъ землѣ нашего покойника, мы опять вернулись къ паузку. Сначала мы немного угостили рабочихъ водкой, такъ какъ знали, что здѣшніе рабочіе народъ пріисковой и безъ водки ничего не дѣлаютъ. Потомъ я роздалъ деньги гробовщикамъ и работавшимъ на могилѣ. Сперва они почему-то не хотѣли принять денегъ, говоря: «мы для мальчика можемъ и даромъ поработать». Но потомъ взяли.
Врачъ Сокольниковъ.
Жены и дѣти духоборовъ.
Путевыя замѣтки.
(Продолженiе).
«Восточное обозрѣнiе» №264, 8 декабря 1899
Проночевавъ на этомъ злополучномъ мѣстѣ, 15 мая утромъ мы двинулись дальше. Къ счастью, дальнѣйшее наше передвиженіе было довольно благополучно. Большихъ остановокъ нигдѣ не было. Правда, приходилось въ нѣкоторыхъ мѣстахъ пускать въ ходъ всякія предосторожности, чтобы опять на мель не посадить нашей кулиги. Такъ, напр., около станціи „Усть-Илга", гдѣ есть опасныя отмели и русло рѣки сильно искривляется, пришлось спустить кулигу на якоряхъ, т. е. брали небольшой якорь съ канатомъ на лодку и, заводя его въ сторону, бросали въ воду и на канатѣ удерживали кулигу въ должномъ направленіи. Такимъ образомъ проминовавъ опасное мѣсто, пароходъ оставилъ нашу кулигу у берега и ушелъ внизъ за дровами, гдѣ имѣется складъ дровъ для Громовскихъ пароходовъ.
Пользуясь этимъ временемъ, мы съ сестрами переплыли на лодкѣ на другой берегъ Лены и пошли на ст. «Усть-Илга», гдѣ разсчитывали купить кое-какой провизіи. Но здѣсь едва удалось найти немного хлѣба, картофеля, капусты и молока. Капуста и молоко оказались только у священника, при чемъ хозяйственная матушка-попадья запросила съ насъ такую цѣну, что я невольно удивился, даже при той обычной дороговизнѣ, какая царитъ на этихъ мѣстахъ. Грѣшныхъ дѣломъ, я сначала хотѣлъ было воздѣйствовать на слабую струнку женской души и намекнулъ на то, что молоко намъ нужно для больныхъ дѣтей. Но матушка оказалась болѣе черствой, чѣмъ я предполагалъ: она не скинула ни одной копѣйки.
Вернувшись со станціи, для развлеченія вышли на берегъ и поднялись на гору, откуда открылись чудные и грандіозные виды ленскихъ горъ и окружающей тайги. Весеннее солнце освѣщало волнистые уступы горъ, покрытые темной и мрачной тайгой: но тайга эта пышно зеленѣла и распускала густой ароматъ свѣжей хвои лиственницъ. Стояла теплая, ясная погода... Дышалось легко... Въ воздухѣ слышно было пѣніе птичекъ. Лена, на этомъ мѣстѣ довольно узенькая, казалась прижатой и струилась синей лентой гдѣ то въ глубинѣ своей долины; но она, капризно извиваясь, отбрасывала тысячи блестковъ майскаго солнца. Было хорошо, и въ душѣ невольно пробуждалась любовь и примиреніе съ жизнью.
Вечеромъ того же дня случилось одно обстоятельство, которое взволновало все наше общество. Арестантская партія, которая вышла изъ Александровской тюрьмы 5 мая, обогнала насъ на этомъ мѣстѣ. Сверху стали подплывать два паузка, наполненныхъ народомъ, среди которыхъ чернѣли люди въ кавказскихъ буркахъ. Какъ только это замѣтили, почти одновременно крикнули нѣсколько сестеръ:
— У! наши ѣдутъ... Сестры, вонъ наши братья ѣдутъ!..
Услыхавъ это, нѣкоторыя сестры повыскакали изъ трюма. Но вотъ поровнялись съ нами... Вотъ уже проплываютъ... Люди въ буркахъ, повидимому, узнавъ своихъ «сестеръ», то и дѣло стали снимать свои шапки и раскланиваться.
— Какѣ бы хорошо теперь подъѣхать къ нимъ на лодкѣ! Вслухъ помечтала какая то сестра.
— Это можно сдѣлать. Сказалъ я и крикнулъ:
— Эй, ребята, снаряжайте скорѣе лодку! Вонъ ѣдутъ мужья нашихъ женщинъ!.. Надо повидаться съ ними.
Два молодца почти моментально очутились въ лодкѣ и стали подводить ее къ намъ.
— Стой, сами ѣдутъ!.. Кто то крикнулъ изъ толпы.
Дѣйствительно, съ арестантскаго паузка люди спустились на лодку и тотчасъ же заблистали веслами. За этой лодкой двинулась другая. Черезъ нѣсколько минутъ мужья и родственники нашихъ сестеръ были уже у насъ на палубѣ. Пріѣхало всего нѣсколько братьевъ, но радость отъ свиданія была не описуема. Прежде всего, какъ братья такъ и сестры поклонились другъ другу до земли и со слезами на глазахъ стали цѣловаться. Послѣ обряда цѣлованія начались разговоры и разспросы о состояніи здоровья и проч. Въ обыкновенное время духоборы дѣйствуютъ медленно, степенно и производятъ впечатлѣнiе людей апатичныхъ, которые раздумываютъ каждый свой шагъ и каждое свое слово. Но тутъ у нихъ можно было замѣтить волненiе и торопливость во всемъ. Поговоривъ минуть 15, братья уѣхали. Изъ содержанія разговоровъ видно было, что эти люди готовы переносить, молча, всякія испытанія. Мужчины говорили, что имъ было и въ тюрьмѣ, и въ дорогѣ хорошо: а женщины говорили, что онѣ ѣдутъ хорошо, тогда какъ дѣти переносили цѣлыя эпидеміи и партія испытала дорогой массу неудобствъ. Передъ самымъ отъѣздомъ братьевъ, сестры познакомили ихъ со мной. Это произошло такъ. Нѣкоторыя сестры что то шепнули на ухо братьямъ и они, переглянувшись между собой, подошли ко мнѣ одинъ за другимъ и стали пожимать руку, говоря:
— Благодаримъ васъ покорно за то, что не оставляете нашихъ сестеръ.
— Не за что меня благодарить... Я дѣлаю самые пустяки и дѣлаю по просьбѣ «дѣдушки», по просьбѣ графа Л. Н. Толстого, — Говорилъ я въ отвѣть.
— Какже!.. Мы все же вамъ благодарны... Мы «дѣдушкѣ» тоже очень благодарны... Но вы много хлопочете объ нашихъ сестрахъ, всю дорогу маялись съ ними.
— Мнѣ всеравно сюда надо было ѣхать.
— Всетаки вы много потрудились, — настаивали «братья».
Послѣ этого братья уѣхали, и мы, за наступленіемъ ночи, остались на этомъ мѣстѣ до слѣдующаго утра.
Дальнѣйшее наше передвиженіе не представляло никакихъ затрудненій. Потому мы можемъ сказать, что наступилъ конецъ нашимъ испытаніямъ. Единственной серьезной непріятностью можно считать то, что у сестры, получившей ушибы и ссадины въ области колѣннаго сустава, послѣдовательно развилось гнойное воспаленіе подкожной клѣтчатки, которое приняло рожистый характеръ. Тутъ вина лежитъ на самой больной. Она, какъ я говорилъ, снявши антисептическую повязку, сначала накладывала на рану грязный пластырь, а потомъ смазывала ее очень подозрительнымъ постнымъ масломъ. Такимъ образомъ, она загрязнила рану и ей же пришлось испытать послѣдствія своего невѣжества. Такъ какъ таинственныя нашептыванія, которыя дѣлала сестра, повидимому, не помогли ей, и воспалительный процессъ продолжался, то мнѣ пришлось снова вмѣшаться въ дѣло. На этотъ разъ пришлось пуститъ въ ходъ все, что было подъ нашими руками и возможно для примѣненія. Воспалительный процессъ долго ни унимался, а потомъ медленно сталъ уменьшаться.
Проѣзжая черезъ Киренскъ, мы встрѣтились съ докторомъ Фейтомъ, который зналъ про партію изъ газетъ и живо интересовался ея положеніемъ. Онъ дѣтямъ принесъ конфектъ. Потомъ намъ извѣстно стало, что этотъ докторъ самъ невольный обитатель Восточной Сибири, попавшій изъ столицы въ уѣздный городъ. Въ глухихъ дебряхъ Сибири кого только не встрѣтишь случайно...
(Окончаніе будетъ).
Жены и дѣти духоборовъ.
(Окончаніе).
«Восточное обозрѣнiе» №266, 10 декабря 1899
Черезъ село Витимскъ, мы проѣзжали еще до пожара и невольно удивлялись его богатствамъ и внѣшнему блеску. Село это, благодаря близости богатыхъ золотыхъ пріисковъ Ленскаго Т-ва и Сибиряковской К°, сильно разбогатѣло и служитъ узловой станціей пароходнаго сообщенія по Ленѣ и Витиму. Въ этомъ селѣ есть телеграфъ, почтовая контора, церковь, прекрасные магазины и пароходная пристань. Во время сильнаго прилива рабочаго люда, ѣдущаго на пріиска и обратно, населеніе Витимска доходитъ до 15 тысячъ человѣкъ. Тутъ, благодаря обилію ссыльнаго элемента и всякаго рода прогорѣвшихъ пріисковыхъ рабочихъ, пьянство, картежная игра, драка, грабежи и убійства — нерѣдкость. Потому Витимскъ давно извѣстенъ, какъ гнѣздо пьянства, разврата и всякихъ преступленій. Но и тутъ нашлись добрые люди для женъ и дѣтей духоборовъ. Особенно мы благодарны доктору Законову и представителю Кораухинской К° — г. Куренко. Первый снабдилъ насъ безплатными лѣкарствами, а второй отдалъ 15 руб. деньгами (собранныхъ у какихъ то добрыхъ людей) и много разнообразной провизіи (картофеля, муки, луку, молока, творогу, масла, сахара, меду и даже лимоновъ). Все это было нужно и весьма кстати, такъ какъ у нашихъ сестеръ провизія была на исходѣ и здѣсь все стоитъ очень дорого.
Далѣе, по дорогѣ мы еще заѣзжали въ г. Олекминскъ, гдѣ партію гостепріимно встрѣтили мѣстные скопцы, сосланные то же за сектантство. Они устроили сестрамъ нѣчто въ родѣ прощальнаго обѣда, угостили чаемъ и прослушали ихъ религіозные гимны. На прощаніе они снабдили еще провизіей. Брата-духобора Конкина, о которомъ наша партія отзывается весьма восторженно, не удалось видѣть, такъ какъ онъ живетъ не въ самомъ г. Олекминскѣ, а гдѣ то въ сторонѣ за 30 верстъ. Изъ г. Олекминска мнѣ пришлось отправить въ Верхоленское окружное полицейское управленіе свидѣтельство и заявленіе о смерти мальчика Ѳедора Дымовскаго, умершаго 4 мая около д. Никишенской, такъ какъ въ торопяхъ упустилъ изъ виду заявить мѣстнымъ властямъ о смерти этого мальчика. Передъ самымъ отъѣздомъ изъ Витимска я услыхалъ, что будто бы могилу нашего мальчика хотятъ разрыть, такъ какъ о смерти его нами не было заявлено мѣстнымъ властямъ. Эту непріятность я скрылъ отъ сестеръ.
Наконецъ, 1 іюня 1899 года, около 12 часовъ дня, мы прибыли въ г. Якутскъ, гдѣ партію встрѣтили мужья и братья по вѣрѣ. Радость встрѣчи, къ моему удивленію, не отличалась особенной восторженностью. Напротивъ, чувствовалась какая то скрытая тоска. Мужья и братья, при видѣ «сестеръ», какъ будто вспомнили свою чудную родину въ Закавказскомъ краѣ, и взгрустнулось имъ; а женщины, вступая въ чуждую землю, могли почувствовать, что теперь уже все кончено и разъ навсегда онѣ оторваны отъ всего, что мило, дорого и знакомо. Къ тому же, новая родина встрѣтила ихъ съ нахмуреннымъ челомъ: 31 мая, когда приближались къ Якутску, пошелъ снѣгъ. Тогда бѣдныя женщины невольно восклицали: У—у!.. Какая страсть!.. Въ энто время снѣгъ!.. А старикъ Николай Чевильдѣевъ все время сидѣлъ на носу кулиги въ зимней одеждѣ. На немъ была огромная баранья шуба желтаго цвѣта и шапка у него была столь же внушительныхъ размѣровъ. Онъ, кутаясь въ своей шубѣ, проговорилъ: «вѣтеръ добре полыхаетъ, жестко»... Далѣе, какъ бы самъ съ собою размышляя, тихо разсказывалъ о своей старой родинѣ: «какъ хлѣбушку смолотишь, такъ армяне, греки подвезутъ возлѣ порога хруши и всякіе хрухты... Хочешь, бери, хочешь — нѣтъ... Сколько тобі нужно, то и позберешь». При такихъ контрастахъ на старой и новой родинѣ, бѣднымъ духоборамъ, конечно, взгрустнулось, и это вполнѣ понятно. Пріѣздъ «сестеръ», какъ бы онъ ни былъ радостенъ для «братьевъ», не могъ не разбередить старой душевной раны: онъ имъ напомнилъ все, что дорого, мило и привычно имъ съ малыхъ лѣтъ, но увы! потеряно навсегда...
Вручивъ сестеръ ихъ мужьямъ и братьямъ я уѣхалъ въ городъ. Сестры въ этотъ день еще оставались на кулигѣ. На слѣдующій день (2 іюня), по распоряженію начальника области В. Н. Скрипицына, сестрамъ былъ уступленъ пустующій губернаторскій домъ, такъ какъ самъ губернаторъ съ семействомъ жилъ на дачѣ. Бѣдныя женщины не понимали хорошенько, какой высокой чести онѣ удостоились, поселившись въ домѣ самаго губернатора, а указывали, главнымъ образомъ, на то, что г. губернаторъ имъ пожертвовалъ много всякой провизіи: 72 кирпича чаю, 20 пудовъ крупчатки и 2 головы сахару. Затѣмъ заѣзжала къ нимъ супруга исправника М. В. Кондакова и привезла много калачей. Такимъ образомъ, сама высшая администрація г. Якутска встрѣтила женъ и дѣтей духоборовъ очень любезно и гуманно.
12 іюня большая часть партіи, въ сопровожденіи нѣкоторыхъ братьевъ, отправилась на баржѣ парохода «Громовъ» на Алданъ, гдѣ въ 6-ти верстахъ отъ впаденія рѣки Нотары въ Алданъ образована духоборческая колонія въ 90 чел. На пароходѣ «Громовъ» на этотъ разъ ѣхали Якутскій губернаторъ и медицинскій инспекторъ. Губернаторъ и медицинскій инспекторъ заѣзжали въ духоборческую колонію и снабдили ее необходимыми лѣкарствами изъ аптеки громовскаго парохода. Вернувшись изъ Батурусскаго улуса 14 іюня, я уже не засталъ партіи въ Якутскѣ и потому не могъ сопровождать ее до Усть-Ноторы, какъ мнѣ предлагалъ г. губернаторъ. Этимъ я заканчиваю свои затянувшіяся по времени замѣтки о женахъ и дѣтяхъ духоборовъ. Однако, съ позволенія читателей, я сдѣлаю маленькую характеристику этихъ людей въ видѣ заключенія.
Духоборы въ наше время представляютъ изъ себя довольно странное зрѣлище. Это — простыя сельскіе крестьяне съ женами и дѣтьми, проникнутые общей религіозной идеей мистико-моралистическаго и раціоналистическаго характера. Они, какъ въ личной, такъ и въ общинной жизни очень скромны, честны и высоконравственны. Они не только не обидятъ другихъ людей (братьевъ), но не защищаются, когда ихъ обижаютъ, т. е. не противятся злу насиліемъ, какъ бы придерживаясь недавняго ученія графа Л. Н. Толстого. Надо замѣтить, что духоборчество возникло раньше ученія знаменитаго писателя. Затѣмъ, какъ бы въ подтвержденіе большого сходства духоборческихъ воззрѣній съ толстовскими, духоборы отрицаютъ обряды, церковь и соблюдаютъ вегетаріанство (духоборы постники, даже рыбы не ѣдятъ). Далѣе, табаку не курятъ и вина не пьютъ. Бракъ у нихъ свободный (гражданскій), но, благодаря чрезмѣрной кротости, терпѣнію и взаимному снисхожденію супруговъ, онъ de facto остается неразрывнымъ. Къ ученію и грамотности духоборы не относятся отрицательно, но тѣмъ не менѣе на наши школы смотрятъ недовѣрчиво, думая, что онѣ могутъ дать дѣтямъ ложное религіозно-нравственное воспитаніе. Заповѣдь — не убій они, повидимому, понимаютъ въ очень строгомъ и буквальномъ смыслѣ, и потому ружья въ руки не берутъ и отъ всякаго рода военныхъ упражненій отказываются. Трудъ возводится въ принципъ жизни и община ихъ, съ экономической точки зрѣнія, носитъ коммунистическій характеръ, ибо всѣ люди братья. Потому у нихъ частная собственность въ принципѣ отрицается. На ссылку и переселеніе духоборовъ они смотрятъ какъ на страдальческій крестъ, который ведетъ къ спасенію. Поэтому они ссылку, тюрьму, выселеніе и дорожныя мытарства переносятъ съ радостью и заставить ихъ роптать на судьбу положительно невозможно. Бѣдственное положеніе, страданія, смерть и всякія напасти жизни только подымаютъ нравственный духъ секты и члены ея сближаются тогда все плотнѣе и плотнѣе. Находясь въ такомъ мистически-страдальческомъ настроеніи, они, повидимому, даже желаютъ мученическаго вѣнца. Отсюда безусловная, абсолютная любовь духоборовъ другъ къ другу. Отсюда миръ и блаженное настроеніе членовъ общины. Они ровно передъ смертью собрались и, какъ послѣ исповѣди, полны любви и всепрощенія. Религіозный духъ въ общинѣ на столько великъ, что даже дѣти заражаются настроеніемъ старшихъ, не ссорятся между собою. Въ теченіе 3 мѣсяцевъ, я между женщинами не слыхалъ не только ссоры, но и ни одного спора (а женскій темпераментъ, какъ извѣстно, довольно пылкій); между дѣтьми за это время ни одной драки не было, а только раза два мальчикъ отнялъ у дѣвочки палку. Дѣти играютъ очень мало и рѣдко... Они серьезны почти такъ-же, какъ дѣти больныя или дѣти нищихъ. Разъ я на берегу нарвалъ цвѣтовъ и принесъ дѣтямъ. Одна изъ женщинъ начала дѣлить ихъ, какъ дѣлятъ между дѣтьми лакомства, говоря: „вотъ это Малашкѣ, это Васькѣ и т. д."... Дѣти стоятъ чинно и получаютъ только то, что имъ даютъ. Дѣти между собой никогда не ругаются, а молитвы, привѣтствія и пѣніе священныхъ гимновъ знаютъ всѣ (отъ 3 до 8 лѣтъ). Я только разъ былъ свидѣтелемъ того, какъ 4 лѣтняя Малаша не то, чтобы ругалась, а балагурила: „ты сама кошка! ты сама кошка!" Словомъ, я сохраню самыя лучшія воспоминанія объ этихъ тихихъ, честныхъ и добродѣтельныхъ людяхъ, а ихъ маленькія и несчастныя дѣти, невольно раздѣляющія участь своихъ родителей, заслуживаютъ полнаго состраданія, любви и добра, какъ образецъ невинной ангельской чистоты, связанной съ хрупкостью и безпомощностью дѣтскаго возраста.... Прощайте милыя дѣтки, прощай и ты, Ѳедя Дымовскій, что лежишь прахомъ на каменистомъ берегу Лены, среди зеленой хвои, у говорливаго ручейка!...
Врачъ П. Сокольниковъ.
(OCR: Аристарх Северин)
При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.