Якутск - город моего детства.... Конец 50-х - начало 60-х годов прошлого столетия. Тогда Якутск был маленьким, практически одноэтажным, но очень родным и близким всем нам, братьям и сестрам, друзьям и товарищам - ребятам с нашего двора... Дворы же якутские были большие и просторные, огороженные высокими и крепкими заплотами, сделанными из разобранных карбасов - больших ленских грузовых судов. Память о наших предках... Десятки и сотни таких карбасов ежегодно приходили на якутскую пристань с верховьев Лены, груженные мукой и зерном. Эти тяжелые и неуклюжие суда после продажи груза в Якутске незачем было тащить конной тягой обратно вверх по реке и владельцы просто-напросто продавали их здесь же на разборку почти за бесценок.

Теперь же, не раз побывав в Иркутске, я знаю, что карбасы эти делались в верховьях Лены из огромных бревен, срубленных в верховьях реки Анги. Там, где в 1797 году родился известный всей Сибири Святитель Иннокентий (Иннокентий Вениаминов) - будущий ученый-этнограф, знаток языка, истории и культуры американских аборигенов, основатель самой восточной российской епархии, охватывающей территорию Якутии, Северо-Востока, Камчатки, Алеутских островов и Аляски, впоследствии ставший митрополитом Московским и Коломенским. Село Анга дало России и «первого крестьянского историка России» Афанасия Прокопьевича Щапова, который родился здесь в 1830 году в семье местного дьячка и бурятки. В 1928 году из Качуга начал свою экспедицию по поиску Ленских петроглифов выдающийся ученый, основатель археологии Дальнего Востока, член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки Якутской АССР и РСФСР, академик Алексей Павлович Окладников - будущий «первый археолог Сибири». Школьные годы он провел в верхоленской деревне Бирюлька, где его отец служил школьным учителем. В деревне Малые Голы, что стоит на той же речке Анге, в 1925 году родился и академик Владимир Евсеевич Зуев, член-корреспондент АН СССР, основатель и директор института оптики атмосферы СО АН СССР.

Здесь же, в верховьях Лены, в Архангельской Бирюльской слободе несколько столетий жили и мои предки, пришедшие в эти края с Русского Севера аж в далеком 17 веке! В те годы Илимский воевода Сила Оничков нашел в верховьях Лены «угожие места» и основал три слободы, одна из которых и была названа Архангельской Бирюльской. А мой прямой предок Прокопий значится в переписях 1699 года как имеющий пашни в этой местности, да две мельницы на ручьях близ речки Бирюльки. Именно отсюда, из Бирюльки, и начинался тогда длинный путь в 4000 верст вниз по реке Лене к Великому Северному океану. Отсюда же сплавлялся в Качуг лес для строительства тех самых ленских карбасов - главных перевозчиков муки в Якутск. И предки мои принимали в этом важнейшем в те годы деле самое активное и непосредственное участие. Уже гораздо позднее, в 19 веке, часть из них отселилось в деревню Малые Голы, а часть - в стоящее на Иркутско-Якутском тракте и имеющее важное торговое значение большое ярмарочное село Качуг. Вся левая сторона Качуга, где сегодня расположена старая башня и остатки зерноскладов, называлась тогда «Зуевским краем»...

Мы, мальчишки, конечно не знали всего этого, да и как я сам мог подумать тогда, что плахи эти карбасные, по которым почти ежедневно карабкались мои босые ноги, тесались когда-то моими же предками ... Строевой лес для постройки деревянных домов в старые времена доставлялся в Якутск также сплавом по Лене. Если местное население пользовалось для построек юрт растущей здесь же тонкомерной древесиной (рубить взрослый лес у якутов считалось грехом!), то при строительстве острогов, приказных изб, жилых домов, а также и церквей казаки использовали, как правило, огромные 10-12 вершковые бревна (45-55 см в диаметре). Лес этот также сплавлялся до Якутска с верховьев же Лены и в течение 7-8 лет выдерживался на берегу у пристани. В дело же он пускался только после такой многолетней просушки. При этом первые три венца - оклада строений, а также и детали дома, которые соприкасались с влагой и сыростью, столбы «заплотов» и ворот делались из лиственницы, которая хорошо выдерживала влияние сырости и перепады температуры... Но, если в Иркутске, Забайкалье и Приангарье сами стены домов обычно делались из сосны (она легче обрабатывалась и считалась более теплой), то в Якутске нередко богатые горожане делали из лиственницы весь дом.

Не так давно мне довелось наблюдать, как в стене дома, построенного более ста лет назад на улице Соборной (ул. им. Якутского губернатора И. И. Крафта, затем ул. им. Н. Каландарашвили), мастера пытались просверлить отверстие для установки кондиционера, но мощная двуручная дрель не состоянии была справиться с достигшим почти железной прочности листвяком! А сколько таких домов было в 60-х годах в районе последнего Якутского острога! Именно здесь располагались самые старые городские улицы: Логовая (А. Кулаковского), Соборная (Н. Каландарашвили), Башенная (пер. М. Жиркова), Полевая (В. Белинского), Правленская (Г. Петровского), Николо-Преображенская (Октябрьская), Казарменная (С. Орджоникидзе) и др. Здесь тогда находились десятки красивейших домов 18-19 веков постройки. Здесь, еще в 60-х годах прошлого столетия, был прекрасный образец старого Якутска с чурочной мостовой, водоотводными канавами и деревянными тротуарами!

Почти все дома и на нашей улице Полевой (ул. им. В. Белинского) были старинными и добротными. Я и сейчас очень хорошо помню, как мы с товарищами возвращались домой из школы №17 по высоким деревянным тротуарам, проложенным по обеим сторонам улиц Островского и Белинского. Таких тротуаров в городе того времени было много. Они тянулись и по обе стороны Большой улицы. Центром же города и наиболее ценной административно-жилой территорией была часть города, расположенная в районе Гостиного двора, где находился магазин Торгового дома «Коковин и Басов», а также магазин Торгового дома «Наследники А.М. Кушнарева». Менее богатым был «Заложный» район. Тем не менее, и здесь на улицах Заложная (Н. Крупской), Богородицкая (Я. Строда), Полицейская (Е. Ярославского) было не мало добротных и архитектурно-выразительных строений.

Вообще же архитектура деревянных кварталов старого Якутска очень многое позаимствовала от Иркутска. Город Иркутск, основанный позднее Якутска на почти 30 лет - в 1661 году три последующих века занимал главенствующее положение для жителей последнего в решении вопросов не только административного, но и любого иного порядка. Все тогда зависело от столицы Восточной Сибири. Этот красивейший и кипящий энергией огромный по сибирским меркам город был образцом для подражания не только в делах, торговле и образе жизни населения, но и давал прекрасную возможность для изучения и переноса на свою территорию собранных здесь временем и людьми великолепных образцов деревянного и, позднее, каменного зодчества. Это выражалось и в появлении в Якутске не просто добротных, но и архитектурно выразительных жилых домов, общественных и иных зданий. Жители Якутска, чиновники и торговцы, которые часто посещали губернский город Иркутск, восхищались красивостью его улиц и домов, самобытностью архитектуры и искусством резчиков по дереву. Вернувшись в Якутск, они не только рассказывали местным плотникам секреты строительства, подсмотренные в Иркутске, но иногда приглашали для строительства своих домов иркутских мастеров. Постепенно плотницкому делу обучились и местные жители, среди которых вскоре стало немало искусных мастеров - плотников и резчиков по дереву.

Якутск. Деревянное зодчество.Фрагменты. Фото А. П. Зуева

      Многие из старожилов Якутска помнят и те годы, когда ломали старое здание Гостиного двора, здание Кружала, сносили Предтеченскую церковь, что стояла на месте элитной гостиницы «Полярная Звезда». Много воспоминаний связано у меня и у моих ровесников и с историей знаменитой крепостной «Башни Тыгына», что стояла на месте сегодняшнего театра Оперы и Балета им. Дмитрия Кононовича Сивцева (Суоруна Омоллона). Дом моих родителей находился совсем рядом на ул. Полевой (В. Белинского), и поэтому мальчишками мы часто лазали по стенам этой старинной острожной башни и устраивали в ней игры. Сегодня же по всей территории Сибири в первозданном виде сохранились лишь три деревянные острожные башни. Еще одной, четвертой, и была башня Якутского острога. История же этой древней башни была такова, что ее постоянно пытались сохранить и отреставрировать. Так, после пожара 1701 года, она в числе трех других и части стены осталась целой и невредимой. В 1911 году по инициативе губернатора И. И. Крафта и под руководством инженера Н. В. Баумгартена она была отреставрирована, но часть ее элементов были упрощены, а сама она была окрашена в темный цвет, чтобы скрыть новые элементы. В 1922 году две другие башни были разобраны, а надвратная башня была сохранена и десятки лет простояла на своем месте. В 1981 же году эта башня была отреставрирована под руководством академика, доктора архитектуры A. В. Окладникова и перенесена на территорию бывшего Спасского монастыря (сегодня - двор Краеведческого музея). При этом она приняла свой первоначальный вид. Осенью же 2002 года башня, к несчастью, сгорела по халатности и недосмотру местных властей. Но сразу же после пожара, по призыву якутского академика B. П. Ларионова башня была полностью восстановлена по старинным чертежам, но из новых материалов на месте нового архитектурно-исторического комплекса «Старый город». Рядом с этой башней появилось еще две другие вместе с участком острожной ограды. Памятник архитектуры восстанавливали бригады мастеров из Таттинского улуса под руководством народного мастера Эрнста Алексеева и известного в Якутии создателя музеев под открытым небом и основателя внутреннего туризма Василия Атласова. Нет ничего удивительного в том, что мы, дети, не знали тогда подробной истории этой Якуцкой крепости-острога, но, трогая толстые старинные бревна «Тыгыновой» башни, понимали, что соприкасаемся с событиями давних лет...

Что же касается самого острога и разросшегося вокруг него города, то еще в 1806 году посетивший Якутск с экспедицией И. И. Редовский дал следующее его описание: «Якутск издали имеет выигрышный вид. Город кажется расположенным вплотную к берегу, а благодаря пространной архитектуре домов кажется очень большим... Старая крепость и принадлежащие к ней здания - бесспорно, самое замечательное из того, что может показать город. Крепость еще хорошо сохранилась, она построена из лиственницы, и притом, лучше, чем остальные, которые я видел в Сибири. Каменные здания, такие, как церковь, колокольня и пр., еще хорошо сохранились и находятся в районе крепости. Гостиный двор, монастыри, продовольственные магазины имеют меньшее значение. Правильных улиц в Якутске нет, кроме одной, которую все же можно назвать правильной, - улицу по берегу Лены...».

В июле 1820 года город посетил барон Ф. П. Врангель как начальник географической экспедиции. В этот период дома здесь строились в старинном русском стиле с большими уже окнами, но об остроге он писал следующее: «Сколь ни ветх сей памятник, однако жители взирают на него с благоговением и охотно рассказывают о богатырских подвигах своих предков». В 1824 году, при следующем посещении Якутска, он же писал: «В продолжение почти четырехлетнего отсутствия Якутск значительно переменился и улучшился. Между другими улучшениями было и то, что бесполезный старый деревянный острог разломали и из уцелевших бревен построили дом для клуба, куда в положенные дни собираются почтеннейшие жители города». Известный в первой половине 19 века путешественник и исследователь Николай Щукин писал в «Поездке в Якутск», что Якутск в этот период был достаточно отстроенным городом с застроенной Никольской улицей, имел несколько каменных и деревянных церквей. При этом в Троицком соборе имелся богатый иконостас «под золотом», позолоченный иконостас в летней монастырской церкви, великолепный резной иконостас в деревянной Преображенской церкви. В городе было немало добротных и красивых деревянных домов. От старого острога же оставались лишь три башни, двое ворот и часть стены. Архитектурный ансамбль Якутского острога, по мнению многих архитекторов и знатоков русского градостроительного искусства, являлся вершиной сибирского деревянного оборонного зодчества.

С якутским же острогом связаны и мои воспоминания о старом «Кодаке» моего деда Евстратия, висевшем в кладовой нашего дома. Дед мой был едва ли не первым якутским фотолюбителем времен зарождения светописи (так тогда называли фотографию). Именно этим фотоаппаратом, похожим на маленький паровозик, с выдвижным объективом «на рельсах» и был сделан один из исторических снимков уцелевшей части Якуцкого острога.

Другим объектом нашего пристального мальчишеского внимания была знаменитая теперь шахта Шергина, вход в которую располагался в одном из дворов улицы Логовой (А. Кулаковского). Мы иногда проникали внутрь небольшого сруба, поставленного над входом в шахту; и с интересом всматривались в темную глубь колодца, испытывая острое желание заглянуть в его тайны... Между тем, с этой шахтой на самом деле было связано много таинственных историй и легенд, одна из которых говорила о находящихся на ее дне старинном перстне с бриллиантом и старинной же офицерской сабле с рукоятью, украшенной драгоценными каменьями... Единственное, что нас сдерживало от спуска вниз - легенда о лежащем внизу старом графе, якобы упавшем в шахту в давние времена и теперь охранявшем лежавшие там ценности...

В шахте Шергина. Фото А.П. Зуева

С детства на слуху были слова о летней навигации, речных пароходах и баржах, Ленском речном пароходстве, о далеком поселке Усть-Кут, где находилась пристань и порт «Осетрово»... Именно с рекой Леной и этим портом десятилетиями было связано все снабжение Якутска различными грузами: промышленными товарами, продуктами питания и т.п. Хорошо помню, как перед очередной навигацией (обычно к концу апреля) с прилавков городских магазинов начинали исчезать отдельные товары первой необходимости: то растительное масло, то мука, то сахар, то печенье... Те товары, что не производились в Якутске и Якутии. Продавцы в таких случаях говорили: «Теперь уж гречки (или макарон) не будет до навигации!» Родители всегда гадали, какие из товаров пропадут в этом году и старались запастись ими впрок...

Осенью же, к концу навигации, якутские магазины ломились от товаров и продуктов! Прямо в торговом зале стояли бочки со знаменитой алюторской сельдью, тихоокеанскими кетой и горбушей, на прилавках красовались тазы с черной и красной икрой, а под потолком на крюках висели полутуши барашков - невиданных для местного городского населения животных. Полки пестрели от конфет и пряников, печенья и баранок, на полу же стояли огромные бочки с вином... А к сентябрю приходила первая баржа с астраханскими арбузами! Огромные и тяжелые, они расхватывались горожанами очень быстро. Вообще, северяне всегда страдали от нехватки фруктов. Овощи здесь еще с дореволюционных времен выращивали сами, а вот вишню, черешню, абрикосы, персики, сливы мы видели только законсервированными в банках и в компотах из сухофруктов! Продавался в магазинах еще брикетированный фруктовый чай из прессованных сухофруктов. Но мы грызли его вместо конфет. Правда, до революции в местности Табага, на склоне горы жители выращивали свои якутские арбузы, да еще в селе Марха этим занимались скопцы. В советское же время фрукты и южные ягоды были острым дефицитом, а банка компота - мечтой всех малышей. Правда было и еще одно исключение: перед самым Новым годом город наполнялся мандаринами и яблоками... Ах, как вкусно пахли эти декабрьские яблоки!

В нашем большом и глубоком дворе на улице им. В. Белинского стояло два высоких и красивых старинных купеческих дома, которые были отданы для проживания артистам Якутского драматического театра. В одном из домов жили, пожалуй, самые известные ныне народные артисты Якутии Марк и Матрена Слепцовы. Из дома Слепцовых иногда доносился бас не менее знаменитого певца Федора Лобанова, бывшего там, видимо, нередким гостем. В другом доме, у самых Больших ворот, жили якуты Решетниковы. Отец большого семейства, дядя Миша, был директором кинотеатра «Центральный». Это были очень приветливые и добропорядочные люди. Мы дружили с их детьми, особенно с Наташей и Алексеем - будущим геологом, работающим сегодня в известной алмазодобывающей компании на Севере Якутии. Во внутреннем же дворе, также имевшем свои ворота, стоял еще один длинный одноэтажный дом, в котором с одной стороны жила русская семья Одинцовых, а с другой - верхнеленцы Зимонины. Напротив нашего Большого двора были ворота такого же Большого проходного двора, где жили семьи Протодьяконовых и Мыреевых. Наш сверстник Валерий Протодъяконов стал позднее авиатором, а Анатолий Мыреев - известным в Якутии фотографом и чемпионом по стрельбе из малокалиберного пистолета «Марголин»...

Лето мы проводили на даче, где жили с двадцатых чисел мая до середины сентября.

Дачный пояс располагался вдоль тех самых гор, полукольцом окружавших город с трех сторон от Табагинского до Кангаласского мыса. Вдоль этих гор одно за другим цепью располагались чистые дачные озера. Дача же моего отца располагалась на озере Хатынг-Юрях и была для нас всем: и убежищем от пыльного тогда города, и полем боя с пионерами, жившими в расположенном вблизи дач лагере «Спутник», и местом «индейских» войн... Это был особый, отличный от городской жизни, мир. Мир свободы, мир беззаботного детства и юношества, мир синего неба и овсяных полей, через которые мы всякий раз пробирались к подножью гор... Взобравшись же на одну из вершин, мы подолгу и с удовольствием любовались панорамой раскинувшегося вдалеке города.

Но рано или поздно наступала осень, и 1 сентября мы вставали ни свет ни заря, переправлялись на лодке через речку и бегом бежали по проулкам, чтобы не опоздать на редкий дачный автобус №9... Дачи не были приспособлены для холодного времени года, хотя в них и были стационарные дровяные печи. Мать обычно будила нас только после того, как в доме была растоплена печь, и мы долго не хотели вылезать из-под теплых одеял, т.к. в доме было довольно прохладно. Окончательно же принималось решение встать только после того, как отец начинал жарить на разогретом чугунном утюге «рябчики». Так он называл куски белого или черного хлеба, поджаренного на плоскости перевернутого вверх дном чугунного утюга, которые потом смазывались сливочным маслом. Это был своеобразный «русский тостер» образца 60-х годов прошлого столетия!

Перед самым переездом в город «на зимнюю квартиру» мы с отцом нередко поднимались по Хатынг-Юряхским распадкам и тропам в не опавший еще лес, чтобы поохотиться на водившихся здесь в изобилие зайцев, косачей и рябчиков. Культ охоты в нашем доме присутствовал всегда. В нем было много книг об охоте, толстые подшивки журнала «Охота и охотничье хозяйство», но любимой книгой для всех были, конечно, тургеневские «Записки охотника». Отец с сожалением вспоминал о большой библиотеке охотничьих приключенческих и иных книг его отца - моего деда, которые когда-то сгорели в пожаре... Он упоминал также, что значительная часть книг была подарена дедом городу еще в 1911 году при открытии первой публичной библиотеки города Якутска... С охотой же связано и много моих юношеских воспоминаний о существовавших в те времена местных охотничьих обычаях. Например, все путники, которые проезжали мимо шаман-деревьев, что стояли в долине или на вершинах окрестных гор, обязаны были остановиться и попросить у духа дерева (считай - Духа природы!) благословения на дальнейший путь и в знак уважения привязать тряпичные ленточки к его ветвям. Охотники же, прибыв на место и разведя костер, должны были вместе с уважительной же просьбой об удачной охоте плеснуть в огонь немного спирта как подношение местному богу охоты Байанаю. И по тому, как полыхнул огонь, можно было уже судить, принял ли Байанай дары подносящих. Этот ритуал исполнял обычно самый уважаемый член охотничьей компании. Почти всегда это делал мой отец. И беда тем горе-охотникам, которые не соблюдали этот вековой обычай! В лучшем случае они возвращались домой не солоно хлебавши! Ни в одной порядочной охотничьей компании, куда был приглашен отец как знаток охотничьих мест и обычаев, никогда не допускалось излишней (сверх необходимости) добычи птицы или зверя. Никогда не допускалось и пьянства или бесшабашной стрельбы по бутылкам и банкам. Если же в компании случайно попадался слишком беспринципный или хвастливый охотник, то он всегда бывал проучен или же осмеян.

На Покров день, 14 октября, когда в районе Якутска уже лежал постоянный снежный покров, отец уезжал на первую подледную рыбалку на ближайшие к городу ленские протоки: на Каландарашвилевскую, что за Табагинским мысом, или на Буденовскую, что за мысом Кангаласским. На десять-пятнадцать дней ставилась большая палатка с печкой и начиналась подледная ловля щуки, сороги, окуня, налима... Рыба заготавливалась на первую часть предстоящей зимы.

Мороз крепчал, и к декабрю подледная рыбалка прекращалась вплоть до марта следующего года. В Якутске наступала настоящая зима! Именно тогда в нашем доме начиналась подготовка к Новому году. Жизнь северян всегда была связана с холодом, который старались максимально использовать в хозяйственных интересах. Так, в нашем дворе находился ледник, где все лето хранились продукты, добытые моим отцом: рыба, дичь, мясо зверя и пр. Хранился здесь и ленский лед, используемый для питья. Над ледником был сооружен небольшой бревенчатый сруб, а вырытая в земле почти трехметровая яма (низ ее находился на уровне границы вечной мерзлоты) была обшита тем самым «карбазным» полубрусом, а верх ее был закрыт двойным «карбазным» же накатом. Такая конструкция позволяла сохранять даже в жаркий летний период температуру в яме близкую к 0 градусов по Цельсию. Зимний же холод, доходивший порой до минус 60 градусов, использовали при приготовлении и хранении знаменитых сибирских пельменей, замороженного «кружками» молока, ягод, а также «мартышек» - самодельного мороженного.

В домашних кладовых полки были заставлены мешочками с замороженными булочками... Старожилы помнят, какую прекрасную выпечку делали павловские староверы. Свежеиспеченные по старинным рецептам хлеб и всевозможные булочки замораживались сразу же после выпечки и складывались в мешки для хранения и перевозки. Они были очень вкусны даже едва отошедшими от мороза, но когда они разогревались в печи, то великолепно пахли и были мягкими, как будто на самом деле их только что испекли. Булочки бывали с маком, с корицей, с ягодой, с сахаром и т.п. Теперь я знаю, что умение печь такие изделия привезли павловские староверы из далекой Калужской губернии, где когда-то был один из центров Русского старообрядчества.

Пельмени. Это, наверное, самый замечательный сибирский деликатес! С говядиной и свининой, с зайчатиной и сохатиной, с капустой и грибами... Домашние пельмени всегда требовались в большом количестве, и поэтому делались всей семьей. Вечерами наша большая семья усаживалась за большим кухонным столом, на котором стоял таз с готовым уже фаршем. Мама и сестра раскатывали тесто скалкой и рюмками вырезали из него кружки. И это были одновременно и обязательная для всех «трудовая повинность» и забава. Чтобы дело спорилось и время шло быстрее всегда устраивалось соревнование на быстроту лепки и обязательно в один из пельменей закладывался «сюрприз» - большой горошек черного перца или пельмень делался «пустым» - тесто в тесте.

Строганина. Еще одним северным деликатесом была строганина. Но этот деликатес, в отличие от пельменей, употреблялся нечасто, а только по большим праздникам или событиям. Ни один юбилей или день рождения не проходил без него. Нередко в больших компаниях даже устраивали соревнования по приготовлению строганины. Участникам давали по одинаковой рыбине и после команды засекали время. На первом этапе нужно было очистить рыбину от шкуры. У опытного строгальщика это занимало не более двух минут. Затем рыбину надо было настрогать красивыми тонкими, но длинными стружками. При этом каждый кусочек должен иметь тонкую полоску красноватого жира. Строгальщик, не соблюдающий это условие, сразу получал «неуд» и исключался из соревнования. Победителем же признавался не просто самый быстрый и ловкий, а тот, что умел сделать красивую стружку и сложить из нее самую высокую пирамиду. Строгали же все: и мясо и рыбу. Особым и наиболее редким деликатесом считалась печень налима и особенно печень молодых жеребят.

Якутск. Деревянное зодчество.Фрагменты. Фото А. П. Зуева

Наш большой дом был гостеприимным и имел огромную залу, где любили бывать наши родные и знакомые наших родителей. Здесь часто пелись русские застольные песни о Сибири, о Байкале, а также -любимые отцом «Вечерний звон» и «Подмосковные вечера»... А под Новый год из леса привозилась огромная елка, касавшаяся верхушкой потолка. Мы, дети, наряжали ее под руководством отца. Игрушки были старинные, дедовские. Маленькие шары вешались сверху, более крупные - на нижние ветки. Бумажные гирлянды и недостающие игрушки мы делали сами. В Новый год и Рождество мы часто спали под этой елкой, постелив на пол медвежью шкуру. У порога, на подстилке похрапывал во сне уже старый, но любимый всеми домашними красный ирландский сеттер...

Вот таким, добрым и уютным, и сохранился в моей памяти город Якутск, город моего детства, юношества, молодости...

Источник: Альманах "Тобольск и вся Сибирь". Книга XIX. Якутск. 2015 г. стр. 112-125

Зуев Алексей Пантелеймонович

Родился в Якутске 14 января 1954 г. Предки - вольные переселенцы - пришли в верховья реки Лены в 1690-х годах.

Автор 5 фотоальбомов о городе Якутске и реке Лене. Член Союза фотохудожников России, краевед.

Окончил Якутский Государственный Университет, Финансовую Академию при Правительстве РФ. В 1980-е годы работал начальником отдела комплексного социального и экономического развития города Якутска (при СМ ЯАССР).

За создание положительного имиджа города Якутска в 2007 г. награжден Юбилейным знаком «375 лет городу Якутску». В 2008 г. удостоен Диплома VI Межрегиональной выставки-ярмарки «Печатный двор Якутии» за авторский фотоальбом «Якутск».

В 2010 году за значительный вклад в исследование истории города Якутска, создание книг и серий фотографий о городе Якутске и реке Лене удостоен Золотого знака мэра города Якутска.

МОСКВА. ВЕЧЕР. Огромная толстая сигара с парой мощных двигателей легко отрывается от домодедовской взлетной полосы и стремительно уходит к побережью Северного Ледовитого океана. Быстро скрываются из вида холмы, реки и поля Центральной России. Реактивная машина по гигантской дуге уходит встречь движению Земли, держа курс на восток, туда, где встаёт Солнце...

Пройдет час, другой, третий, а мощный «Боинг» все будет плыть и плыть по безбрежному воздушному океану: то над отрогами Уральских гор, то над пустынным северным морским побережьем, то над устьями великих сибирских рек Оби и Енисея... Внизу будут медленно проплывать сначала леса и горы, затем - бескрайняя прибрежная тундра с сотнями рек, речушек, озер и болот. Но Вы не увидите ни единой живой души на всем этом Великом и Суровом Пространстве! Лишь изредка озарят пустынную сибирскую землю факелы газовых скважин...

Да, это - Сибирь!

Да, это - Великая Сибирь!

Да, это - Бескрайняя Сибирь!

...Еще с XI века новгородские промышленные люди ходили в Югорские земли. Позднее за Камень стали ходить и обжившие североморское побережье известные своим бесстрашием перед трудностями русские поморы. Торговали у местных народов мягкую рухлядь, промышляли сами, ставили в богатых местах зимовья. Именно эти люди и их потомки проторили в последующем сибирские пути-дороги к новым землям и народам. Месяц за месяцем, год за годом, век за веком шли все дальше и дальше вглубь Сибири известные ныне и безымянные русские землепроходцы. Выживали самые выносливые, самые смелые и самые отчаянные. Такие возвращались с богатой добычей и первыми берестяными чертежами-картами сибирского Зауралья, которые и сами были в те времена на вес золота! По этой натоптанной веками дороге пошли в Сибирь в середине второго тысячелетия и московиты. Но, интерес последних к этим территориям был все же иным. Если ранние новгородцы да поморы шли за Камень Уральский лишь за добычей и возвращались обратно, то московиты же уходили в эти края уже навсегда, не желая возвращаться когда-либо на прежние земли.

Так уж повелось, что русский человек, где бы он ни жил, во все времена искал для себя лучшей доли и свободы от крутой и жесткой власти князей да царей русских и готов был для этого идти хоть на край света белого... И если южное направление вниз по Волге было тогда закрыто татарскими ханами для московских беглецов-переселенцев, то пути на север были практически открыты и сулили новое обретение потерянной уже на родной стороне свободы. А поэтому шли люди московские за Онегу-озеро на Двину Северную, да на побережье Беломорское... Другие шли до Вологды, да до устья речки Юг, да до Вятки - Хлынова городка. Третьи, самые отчаянные да смелые, смогли достичь верховьев Камы-реки, где уж были тогда помыслы соляные вологодские... Но не было в этих ближних северных краях искомой ими благодатной землицы, хотя жизнь здесь уже довольно сильно отличалась от московской и иной другой вольностью своей и независимостью. И русский человек шел дальше... Вместе с архангельскими, да устюжскими, да хлыновскими уже бывалыми людьми шли они через Камень Уральский до самого Верхотурья, да Тобола-реки. Жили то в одних, то в других местах по десятку и более лет, затем снимались и шли дальше. Шли и семьями, и деревнями целыми. В поисках лучшей доли. И были это уже и потомки тех новгородцев и псковичей, что ушли на Север Русский от натиска войск московских царя Ивана Третьего и потомки непокорного разночинного московского люда, что в жестоком страхе бежал от опричнины Ивана Четвертого (Грозного). И были среди этих беглецов и дворяне, и бояре, и их дворовые, и купцы, и крестьяне беглые, и тати, и казаки непокорные...

Уходили все дальше и дальше по врожденному чувству опасности, как только чувствовали, что у власти московской вот-вот начнут дотягиваться до них руки. Шли от страха притеснений и смерти лютой. От налогов непосильных. Уходили позднее и люди, добрые и мужественные, православной старой веры от нововведений веры никонианской. И именно в их головах взамен потерянного Третьего Рима родился образ сказочного Беловодья... Уходили в глушь сибирскую после и бояре, да стрельцы Софьины от гнева Петрова неумеренного, от его же каторги невской бежали сюда людишки простые, бесправные, согнанные силой на погибельные гати болотные... И не было у них дороги назад. Только вперед. На восток. От реки к реке, от жилья к жилью... И везде оставили они след свой... В именах деревень и сел, лугов и полей, лесов и гор, озер и речек: Зырянские, Вахрушевские, Зуевские, Толмачевские, Зыковские, Коршуновские, Сполошинские...

Шли они все дальше и дальше вглубь Сибири вверх по Тоболу-реке, да вверх по Оби Великой до устья малой речки Кеть, да вверх по ней и через волок добирались до самого Енисея-реки. А уж после по Нижней Тунгуске дошли и до Лены-матушки да до Байкала - Батюшки. Да, это был по-настоящему Великий Сибирский Путь! И ведь не было никогда и быть не могло в Сибири права крепостного, потому как люди здесь всегда рождались вольными, да и было им куда податься подальше... На Амур, к примеру, или на море Ламское...

Да, это - Свободная Сибирь!

Да, это - Вольная Сибирь!

Да, это - Бескрепостная Сибирь!

Уже после, как власть в Сибирь пришла твердая российская, да хлеб свой сибирский потребовался, записали их всех за малым исключением в крестьян пашенных. И одних, и других. Без особого разбору. Зато не пытая, кто, откуда и как пришел... Да они уж и сами давно землицей сибирской жили. Потому как русскому человеку без хлеба, без соли, да кваса нельзя. Благо земли в Сибири всегда было много, да почти вся пригожая. Потянулись в Сибирь по призыву власти российской и вольные переселенцы с того же уже обжитого, но скудного на земли угожие Русского Севера, да с Верхотурья, да с других российских мест. И хлеб растили, и мельницы ставили, и лес валили, и орехи кедровые собирали, и пасеки разводили. И жили они за счет своих трудов праведных, и несли они в Сибирь за собой веру православную да умение добрые избы да церкви ставить...

ЗАПАДНАЯ СИБИРЬ. НОЧЬ. Самолет почти бесшумно плывет в объятьях Мирового Воздушного Океана. Вокруг, сверху и снизу, впереди и сзади - бесконечный, необъятный и не всегда понятный для людей Космос! Он чем-то сходен с Сибирью... И эпитеты те же. И история подобна. Сначала страна осваивала Сибирь, затем Космос. За то и другое теперь приходится биться, чтоб не уступить другим... «Страна Больших Возможностей!». Именно такие надписи были на футболках простых американцев, посещавших Сибирь в годы советской Перестройки. Частные предприниматели и бизнесмены средней руки, они рассчитывали делать здесь бизнес по-американски... Они считали, что Сибирь как огромный мост между Европой, Азией и Америкой должна полностью выполнять предназначенную ей самим Господом Богом связующую роль. Но, натолкнувшись на чиновничьи препоны и неопытность зарождавшегося российского бизнеса, пыл американцев быстро поостыл... Теперь же, вместо американцев, в Сибирь явились китайцы, которые хотя и не выражают открыто своих намерений, но настойчиво отвоевывают пяди сибирской земли...

Сибирские рынки завалены овощами, выращенными уже «российскими» китайцами и их родственниками на амурской и зейской земле... И это лишь внешние, видимые стороны жизни сегодняшней приграничной с Китаем Сибири. Так не пора ли вспомнить историю становления государства Российского? Не будь тогда Сибири - как знать, была бы еще жива Россия? «Сибирь - Золотое дно» - не зря так говаривали в старину. Сибирь, которая давала империи едва ли не все самое важное для ее существования и ведения войн за выход на Балтику, а позже - и к Черному морю. Сибирскую лиственницу и железо, серебро и золото, меха и кость, корень ревеня и кедровое масло, зверя и рыбу и пр. и пр. Теперь же Сибирь дает стране еще и алмазы, и цветные металлы, и газ, и нефть, и уголь и пр. и пр. Трудно даже перечислить, какие еще богатства лежат в ее недрах и ждут своего часа! А она, многострадальная, веками обкрадываемая, лишенная своих же богатств своим же государством, все еще в немилости у российских властей: ни дорог в ней, ни жизни благодатной на ее огромных просторах. Как тут не загрустить и не вспомнить об отважных землепроходцах, годами и десятилетиями прокладывавших пути «встречь солнцу» и положивших на карту Сибири свои жизни и судьбы... Но власти российские, сменяя друг друга, упорно не желают принимать эту землю в настоящий расчет. Не взирая на то, что земля эта - основа сегодняшнего, да и что скрывать, и завтрашнего российского «сырьевого» бюджета!

ЦЕНТРАЛЬНАЯ СИБИРЬ. НОЧЬ. Я всегда считал, что моя родина - Великая в свете река Лена и старинный центр русского землепроходчества - город Якутск, в котором я прожил большую часть своей жизни. Теперь же я понимаю, что родина моя - Сибирь! Вся Сибирь, вдоль которой с запада на восток еще в 17 веке прошли мои предки - вольные переселенцы. Одна огромная Сибирь с ее одной судьбой для всех ее городов, сел, деревень и поселков... И для всех ее жителей. И для всех моих родных- сибиряков. И для меня. Почему же не Россия? Да потому что все это время Россия и Сибирь жили разной жизнью. У Сибири всегда была другая, своя судьба. Судьба падчерицы. Судьба обделенной и почти бесправной работницы, которой веками внушали, что она бесприданница и жить-де она может только за счет подачек из Москвы. Кто мне ответит сегодня, почему народ сибирский живет непозволительно бедно при всем великом богатстве Земли Сибирской? А в ответ, как будто в насмешку над сибирскими регионами - донорами, правительство российское новую забаву нашло - Москву расширять! Кто при этом задумывается о том, что теперь вместо 12 миллионов зажиточных и привилегированных без каких-либо прав на то москвичей станет 20! Так вот где Беловодье-то русское создать решили! В новой Большой Москве для избранных! А это ничего, что Сибирь-то не спросили? Ту Сибирь, из недр которой ежечасно, ежесекундно качается всероссийское благополучие! Как можно считать, например, Тюменскую область, Красноярский край или Якутию дотационными регионами, когда здесь давно и прочно обосновались такие сырьевые монстры, как «ТНК-ВР» и «Газпром», «Транснефть» и «Сургутнефтегаз», которые при этом платят основные налоги почему-то Москве? А завтра в одной только Якутии войдут в строй новые месторождения-гиганты - Эльгинское и Чаяндинское, но не надо быть пророком, чтобы угадать, что регион по-прежнему останется дотационным!

А может, настало, наконец, время перенести столицу-то российскую в Сибирь-Матушку? На ту самую территорию, где на самом деле находится все богатство государства нашего и которую вот-вот «оттяпают» наши недремлющие соседи. В Тобольск, к примеру, или в Иркутск, к воде байкальской чистой поближе, да от грязи и смраду московского, да от смога европейского подальше. Может, уже настала пора вразумить политиков российских сегодняшних, что жить попривыкли в кущах рублевских да отдыхать на берегах турецких, что жизни их не по средствам раздольной конец придет не сегодня, так завтра. Не пора ли им к Сибири-кормилице лицом повернуться? И не это ли трагедия для страны, когда московский чиновничий сын-школьник, наперечет знающий все аквапарки Турции, задумавшись, отвечает: «Сибирь? Это, кажется, город такой где-то на востоке...» (?!)

Да, это - Богатая Сибирь!

Да, это - Золотая Сибирь!

Да, это - Алмазная Сибирь!

ВОСТОЧНАЯ СИБИРЬ. ЯКУТИЯ. РАССВЕТ. Пятый час полета. В темно-синем небе мерцают далекие звезды. Здесь они ближе ровно на 10 000 метров. Но вот горизонт в иллюминаторе озаряется красновато-желтым светом, и над облаками появляется знакомое с детства «сибирское» Солнце. Оно медленно поднимается из-за слоя темных еще облаков расплющенным сверху и снизу темно-красным плазменным ядром... Еще каких-то сто лет назад его таким не видел никто. По крайней мере, из жителей Земли. Еще час и, достигнув низовьев реки Анабар, но чуть-чуть не дотянув до низовьев Великой Лены, воздушный гигант поворачивает на юго-восток. Внизу - верховья алмазоносной речки Муны. Где-то здесь по Междуречью Муны и Мархи проходит Северный Полярный Круг.

     Внизу проплывают стопроцентно лунные пейзажи: застывшие круги лавы, совершенно голые плато и русла безжизненных рек, напоминающие о древности нашей Планеты Земля... Но вот пейзажи становятся все более земными, изредка попадаются разработки алмазодобывающих предприятий, поселки нефтяников и газовиков... 

Стюардессы и стюарды подают завтрак. Запах кофе и блинчиков. А еще через час внизу уже видны бескрайние таежные просторы с разноцветными пятнами якутских озер и аласов.

     Самолет идет на снижение. В утренних сумерках взору открываются очертания берегов и островов великой сибирской реки Лены, вдоль которой раскинулся мой родной Якутск. Уже видны речные танкеры и сухогрузы, как детские кораблики, разбросанные на Жатайском рейде. Виден Якутский речной порт и силуэты «Гансов», застывших в ожидании редких теперь судов. Солнце озаряет расположенный невдалеке город, зеркала высотных зданий дают яркие блики, уже виден шпиль телевышки, блестит золотом венец высокой стелы, установленной в 2007 году в честь 375-летия основания города Якутска стрелецким сотником Петром Бекетовым... И, наконец, посадка...

Источник: Альманах "Тобольск и вся Сибирь". Книга XIX. Якутск. 2015 г. стр. 31-38