Яндекс поиск по сайту и в Интернете

Духи, вызываемые шаманами во время камлания, делятся на три бись: верхний (небесный), средний (земной) и нижний (подземный). Каждый бись этих духов состоит из трех девятков родов (уса), каждый род — из трех девятков особей (Бая-гант. ул., 1885 г.; Намс. ул., 1891 г.). В связи с этим делением древнего бись находится, думаю, девятая степень кровного родства, описанного выше сыг, девять юношей, лицедействующих в родовом торжестве - ысыахе, и еще кое-какие мелочи любимого якутского девятисложного счисления. Считаю также нужным здесь напомнить деление тюркских племен Алтая на три ветви и 24 соека (кости). В настоящее время слово бись совершенно вышло из употребления, знают его только шаманы, да сказочники, да знатоки старины. Выражение джон более общее, значит: народ.

Когда якуты хотят определить человека, то говорят его имя, затем добавляют название его рода и в конце название его улуса или наслега, с добавкой джоно, получается двусложное определение, схожее с определением по родам и бисям. Говорят, например: Григорий Опой-уола, Арчинга ага-уса, Нам джоно — сын Опоя, рода Арчин-га, общества Нам. Трехсложное официальное название — улус, наслег, род — не любимо якутами; они обязательно выбрасывают или улус, или наслег, или оба эти названия, смотря по тому, с кем говорят. Если говорят с человеком своего наслега о члене своего же наслега или наслега, хорошо знакомого обоим, то говорят только имя рода; если говорят с человеком другого общества или мало знакомым с данными родовыми делениями, то пропускают улус, если он того же улуса, или наслег, если он другого улуса. Реже всего выбрасывают род, это допускается только в очень общих определениях; тогда обязательно говорят джоно: Какгалас джоно, Борогон джоно, Кангалаского улуса, Борогонского улуса люди, или: Бётюнь джоно, Джюсал джоно, Жехсогон джоно — Бетюнского наслега, Юсальского наслега, Жехсогонского наслега люди. Я не слышал, чтобы уса, род, заменяли словом джоно. Джоно употребляется преимущественно вместо официального "улус" и "наслег". Оба последние названия, мне кажется, чужды якутам. Наслег стало употребляться очень недавно, оно русского происхождения и даже в фонетическом отношении не успело достаточно отуречиться; до сих пор оно чуждо якутской гортани и якутскому уху. Слово улус тоже неизвестного происхождения; оно распространено по всей Азии и Сибири: есть и у монголов, и у бурят, и у татар, и у киргизов, и даже у афганцев, но всюду обозначает различные понятия. По-монгольски оно — народ, по-татарски — общество, а буряты и киргизы зовут улусом небольшие кучки вместе живущих людей, что-то вроде якутских саилык. Только у афганцев оно значит то же, что теперь у якутов, а именно: обширный родовой союз. Судя по выговору и неохоте, с какой якуты его употребляют, я лично склонен думать, что оно иностранного происхождения и появилось у якутов недавно. Вероятно, оно занесено сюда казаками с запада и закреплено впоследствии законодательными рескриптами.

Замечательно, что "улус" долго в официальных бумагах имел то же значение, что у бурят. В указе 1775 г., 31 января, значит, в конце прошлого столетия, еще говорится: "Мегинские волости первые от Якутска улусы — 20 верст", "Борогонские волости первые улусы— 50 верст" и т.д. В более древних печатных источниках теперешние "улусы" называются сплошь и рядом "волостями". О якутских "волостях" говорится по поводу возмущения 1633 г., а следовательно, уже три года спустя после первого знакомства русских с якутами. Там говорится, что Иван Галкин предпринял четыре похода "в разные якутские волости". Ниже, в сообщении, относящемся к 1634 г., говорится, что Кангалаская волость пребывала в особой упорности. В отписке ясачного сборщика Григория Кривогорницына на 1671 г. поименованы "волости": Мегенская, Батурусская, Намекая, Борогонская, Кангалаская, все они теперь именуются улусами. Там "волостями" названы также некоторые группы помельче, например Одейская - ныне 2 наслега Намского улуса, Силанская — ныне наслег Батурусского улуса, Игидейская — 2 наслега в Баягантайском улусе и 2— в Батурусском и т.д. У Страленберга эти "волости" названы почему-то племенами и насчитано их десять: 1) Борогонская теперь улус; 2) Байдунский, теперь 3 наслега Верхоянского улуса, 2 Эльгетского и 2 Колымского улуса; 3) Бадам — теперь так зовут иногда один из родов Намского улуса (Бадам - их два); 4) Жехсогон —ныне 4 наслега Батурусского улуса; 5) Менге-Мегенский улус; 6) Кангалаский улус; 7) Намский улус; 8) Батурусский улус; 9) Люгой — Лючинский наслег Средневилюйского улуса; 10) Бологур — 3 Бологурских наслега Батурусского улуса. У Ремезова перечислено в его прибавлении к атласу семь волостей. В Воеводском наказе подьячему Евдокиму Кюрдюкову "лета 7193 (1685 г.)" именуются "волости" на Амге и Кататте: Батурусская, Сылакская, Скороульская, Батулинская, Магаская, Баягантайская, Игидейская и Водайская. У Георги впервые "волости" называются "улусами" и делятся в свою очередь на "волости", соответствующие теперешним "наслегам". Приведенные Георги названия совершенно тождественны с теперешними. Эта тождественность многих названий и появление их чуть ли не в первых сведениях о якутах позволяют утверждать, что многие теперешние улусы и наслеги, несомненно, имеют в своей основе былые родовые союзы. С другой стороны, постоянное смешение улусов с наслегами вплоть до переписи 1750 года, когда началось якутское землеустройство, отсутствие якутского слова для определения группы "наслег", включение в одни и те же улусы наслегов, заведомо с собою враждовавших, как, например, Бётюн и Одей Намского улуса, указывают на некоторую искусственность настоящего якутского уклада и несоответствие его тройственного официального деления с прежним родовым. Если обратиться к якутским преданиям, то в них находим ясные указания только относи¬тельно двойной группировки нации: по родам и родовым кровным сою¬зам. "Все мы, якуты, дети одного Белого Творца Господа... а роды наши от предков, эбюгэ" (Намс. ул., 1888 г.). "Происходим от одного предка, эбюгэ. Наслеги получили название от имен наших прадедов, а роды — от их сыновей, которые разбрелись в разные стороны. И хотя мы не родственники по телу и крови, но одного происхождения..." (Нам. ул., 1890 г.). "Мы называем Нам потому, что некогда здесь жил старик Нам, -так и другие наслеги" (Намс. ул., 1891 г.). "В старину богатыри, сражаясь, так прозывались: Б оролях ётюнь (волчьей породы Бётюн), Кусаган эмяксин уола, Кусаган ыэл (худой старухи сыновья — худые соседи); Нам-тордо Намнаха эмакси н!.. На м... (корня Нам!.. старухи Намнаха!.. Нам...) Модут!.. Хаты рык!.." (Намс. ул., 1891 г.). "Все мы одного происхождения, а наслег и роды — будто ладонь и пальцы",— объяснял мне один якут, широко растопырив руки. Подробно объяснить, как это случилось и что было раньше, наслег или род, он не мог, а объяснить, откуда взялись "улусы", совсем отказался (Утюхтюй — Баягантайский ул., 1886 г., показание старика Туса, прозвище. "Роды и наслеги от предков, а улусы, должно быть, ревизия устроила", — получал я чаще всего в ответ. Некоторые утверждали, что устроил их "сенат" (Намс. ул., 1891 г.).

Я склонен думать, что предания эти до некоторой степени согласны с истиной. До пришествия русских якутский народ распадался на джоны или бис и, а эти состояли из родов. Джонов было значительно больше, чем теперь "улусов"; их-то и называли казаки "волостями". Но вместе с тем их было значительно меньше, чем теперь "наслегов", так как многие джоны раздробились; части их изменили название, и многие роды выросли и превратились при благоприятных условиях в наслеги. Иные превращения совершились на памяти живущих; итак: мне говорили, что, например, наслеги Атамай и 2-й Одей (Xоро) очень недавно считались еще родами. "Наслеги Алтанский, Тарагайский и Мойрутский некогда составляли одну группу - Моруку, считались родами ага-уса и только 150 лет, как превратились в наслеги" (показание И.И.Попова, Мегенский улус). В иных случаях о таких превращениях свидетельствуют самые названия, как: Бярт-уса (Борогон. ул.), что значит: наслег из рода Бярт или Берт -знаменитого якутского вождя; Оюн-уса (Намс. ул.), что значит: наслег из рода "шамана". Наконец, многие наслеги переменили названия, итак: из 6 волостей Намского улуса, называвшихся, как это сообщает Георги, Нам, только один наслег удержал это прозвище, и то только в просторечии; официально он зовется Хатынгаринским (Березовый остров); да еще есть наслег Нам в Верхневилюйском улусе. Исчезли многочисленные некогда Хоринские волости. Из трех Xоро, числившихся некогда в Кангаласком улусе, остался всего один; один остался в Борогонском, да появился один новейшего происхождения в Сунтарском улусе Вилюиского округа. Наслег Намского улуса, называемый в просторечии Xоро, официально уже зовется теперь Одейским. Из 7 волостей Борогон, Борогонского улуса, не осталось в нем ни одного наслега с этим названием. Вообще, можно принять за правило, что в теперешних улусах нет одноименных с ними наслегов, как это, по-видимому, бывало раньше. Исключение представляет Баягантайский улус, где есть четыре Баягантайских наслега. Улус этот по земельному простору и по своей от Якутска отдаленности менее других подвергся русской земельно-административной регламентации. Он отличается еще обилием родов и их небольшими размерами. Из них только один, Омекон-Борогонский, совершенно оторванный от своей метрополии и отделенный от нее 500-верстным расстоянием, горами, долами и безлюдной пустыней, вырос до значительных размеров полуторы тысячи душ и не подвергся дроблению Он один и "выполняет собою" (толорбут), по-якутскому выражению особый наслег того же имени. Величина большинства остальных родов этого улуса колеблется между 30 и 200 душами, т.е. подходит к величине древних предполагаемых мною якутских родов, основанных на коллективном лошадином хозяйстве. Исчезновение из теперешних улусов одноименных с ними наслегов можно объяснить или заменой их имени другим, ради практических удобств, чему пример видим в Намском улусе, или эмиграцией, вернее: совместно тем и другим. Итак, если в Кангаласком улусе нет ни одного Кангалаского наслега, то зато целых шесть их рассыпано по другим улусам. Один из них, Мархинского улуса Вилюйского округа, даже очень крупный, достигает 2 300 душ обоего пола, что встречается только в старых наслегах. Затем, часть исчезнувших из Борогонского улуса "борогонских волостей" можно, думаю, отыскать в числе трех Борогонских наслегов, разбросанных по одному в улусах: Баягантайском, Верхоянском и Колымском. Замечательно, что все улусы, содержащие одноименные с другими улусами наслеги, — новейшего происхождения и образованы, как это дознано, путем позднейшей эмиграции. Как на остаток старины укажу на существующие во всех без исключения улусах более или менее крупные родовые группы, родовая связь которых не подлежит сомнению. У них есть одно общее имя и всегда почти ясное и свежее предание об общем некогда происхождении. Теперь они обыкновенно называются наслегами с добавлением для отличия: первый, второй, третий и т.д. Деление это позднейшее и официальное, что доказывает русское название порядковых чисел, усвоенное для них якутами: пербый, опторой, ытретий и т. п.

Вот эти-то группы наслегов представляют, по моему мнению, подобие былых джоно. Многие из них и посейчас называются якутами не иначе, например Бологур джон — 3 Бологурских наслега Батурусского улуса; Байдун джон — 7 наслегов в 3 северных улусах; Жехсогон джон и т.п. Самая крупная из подобных одноименных групп будете настоящее время: Джархан— Жарханские наслеги Сунтарского улуса, в ней 7 573 души обоего пола. Она, совместно с наслегами того же названия в соседнем ему Мархинском улусе, составляет самый многочисленный джон, включающий 41 род, разбитый на пять наслегов: в общей сложности в нем 11 000 душ. За ним следует джон Мальджагарсий Западно-Кангалаского улуса, состоящий из 20 родов, разбитых на наслегов: в нем 7152 души обоего пола и один Мальджагарский наслег Олекминского улуса из 8 родов с 2 088 душами населения. О группах этих упоминает, между прочим, Георги. Затем идет Бордонса я группа Сунтарского и Мархинского улусов — 38 родов, четыре наслега, 8 256 душ, Хатылинская в Батурусском улусе — 18 родов, наслег, и в Жиганском улусе— 4 рода, в стольких же наслегах, в итоге - 6 671 душа. Наконец, есть более мелкие группы, заключающие немногим свыше 4 000 душ или около этого. К ним принадлежат: Баягантаиская (94 рода, 4 наслега), Жехсогонская (15 родов, 4 наслега), Меитская (19 родов, 2 наслега), Нахарская (9 родов, 2 наслега), Удюгейская (9 родов, наслега), Мельжахсинская (16 родов, 3 наслега) и др. О четырех первых упоминают Страленберг и Георги. Тем не менее мы не можем даже косвенно заключить по этим примерам о величине и делениях древних джонов. Величина джон а колебалась в прошлом в довольно широких пределах. Она, нужно полагать, зависела от трех взаимодействующих элементов: а) от географии занятой Джоном территории: близости и размера пастбищ, соответствия между летними и зимними кормовищами, глубиною снега и направлением господствующих ветров и т.п.; б) от экономического положения джонов, количества скота, возможности рыбных и звериных промыслов, обилия под рукой съедобных корней, сосны и т.п., наконец, в) от напряжения родового чувства, поддерживае¬мого большей или меньшей необходимостью взаимопомощи, защиты, поддержки, близости врагов и иноземцев, присутствием в прошлом крупных, выдающихся личностей и обилия геройских традиций. Сообразно комбинациям этих элементов изменялась величина джона. Были джоны большие, были и маленькие, были состоящие из многих родов, были и бедные родами.

Это разнообразие размеров джоны оставили в наследие и наслегам... Есть наслеги, как 1-й Нахарский, 1-й Малтанский, Алтайский, Майрутский, 3-й Хатылинский, 2-й Меитский, 2-й и 3-й Жахарские, 1-й Бордонский и т.п, в две, даже три тысячи душ, и есть наслеги, как Кугдинский, Батулинский, Эгинский, — в 100, в 70, даже в 50 душ. И тех и других немало. Отмечу кстати, что в местах южных, Богатых и исстари насиженных, наслеги многолюднее, чем на севере, в местах бедных и новых. Там зато как будто крупнее, а главное — равномернее величина родов. По официальным данным, наслеги в 1000 и более душ составляют на юге 60%, между тем как в улусах, лежащих на севере, за каменной грядой, за исключением Омекон-Борогонского, нет таких наслегов, а величина большинства колеблется между 100 и 500 душами По количеству родов наслеги представляют такое же разнообразие: есть наслеги, состоящие из одного, двух родов, и есть наслеги из 10 — 12 даже: родов, причем это не стоит в связи с количеством душ в наслеге; наоборот, можно принять за правило, что, чем больше в наслеге родов, тем роды эти мельче. Судить в каждом данном случае о причинах, создавших те га другие размеры наслега, довольно трудно. Тут исторические традиции, закрепление якутских родовых делений в канцелярских списках, и экономические стимулы сплетались в сложный узел. Иногда стремление к дроблению было вызвано разбросанностью, отсутствием в известное время путей сообщения, неудобством собирать подати и отправлять повинности, а иной раз вопреки всем разумным причинам наслег удерживал единство и платился за него большой тратой времени и труда. Сборщикам податей (десятникам) приходилось проезжать три-четыре раза в год десятки, даже сотни верст, не менее далеко приходилось отлучаться из дому выборным лицам, а родовичи на сходки, на суд, для отправления натуральных повинностей ходят, случается, за тридевять земель. Тем не менее наслег не дробится. Есть маленькие наслеги, не больше любого рода, которые остались наслегами в силу разве родовой традиции, как осколки древнего джона. Мне говорили, что наслег Кугдинский, один из самых маленьких наслегов Амгинско-Ленского плоскогорья, был некогда многолюдным, но оспа в начале этого столетия почти поголовно истребила его; несмотря на малочисленность, ему нельзя присоединиться соседнему наслегу, хотя это было бы, пожалуй, и выгодно. "Почему?" "Нельзя! Как-то... неловко!" В Кугдинском наслеге всего один Кугдинский род численностью в 120 душ, но "чересчур свежо предание". В Куринском наслеге Верхоянского улуса образовалось два отдельных экономических центра, отделенных друг от друга чуть ли не 500-верстным расстоянием, но родовая связь между ними еще не порвалась, тоже, нужно думать, благодаря свежести родовых преданий; они не образовали отдельных наслегов, несмотря на неудобства.

Но таких примеров меньше, чаще видим обратное. Большие расстояния заставили на севере каждый отдельный род образовать особый наслег. Даже родственные группы, как, например, Джюсал, которые, несомненно, раньше составляли один джон, там разбились на наслеги того же названия по родам: первый, второй, третий, четвертый. Все северные наслеги образовались путем эмиграции: сюда приходили одновременно представители разных джоно, что подтверждают к названия, часто тождественные с названиями "волостей", упоминаемых в старинных казацких отписках, как, например, Кангалас, Нам, Байдун и т.п. Определенные родовые группы в силу присущего им стремления к равноправности при переписи заставляли заносить себя в ревизские сказки как наслеги. На юге это имело место далеко не в такой мере, потому что там вмешательство воеводских властей, преследующих исключительно фискальные и административные цели, было значительно сильнее, наконец, потому, что жизнь и родовые отношения были там значительно сложнее, чем в новых местах. "Свое название наслег получил от того рода, который считался старшим по происхождению..."— говорит по поводу наименования наслегов Маак. То же самое можно бы сказать об улусах: они при своем образовании получали название от самых влиятельных джонов, в редких случаях от местности, где эти джоны кочевали.

Ясак был податный, десятинный (десятый упромышленный зверь) и поминочный (добровольное подношение). Поминочный в свою очередь был: государевый, воеводский и дьячий. Податный ясак по установлению Бориса Годунова равнялся 10 соболям с женатого и вполы с холостого. Но благодаря вышеупомянутым прибавкам, поминочному и десятинному, даже законом признанные налоги открывали широкое поприще произволу. Сбор ясака всегда превышал установленную норму; взимался он беспощадно, и если появлялись в книгах недоимки, то потому, что большая часть его разворовывались или удерживалась всякими правдами и неправдами по пути. Из ясака, собранного в 1610 году в количестве 5 429 соболей, 360 пупков соболиных, 12 пластин, 501 лисицы, 1 рыси, в казну пошло только 3 573 соболя, а остальное поступило в пользу сборщиков. Народ стал быстро беднеть, и уже в воеводском наказе подьячему Евдокиму Курдюкову на 1685 год говорится о недоимках и приказывается ясачным сборщикам с недоимщиков "у кого скота нет брать за бедностью по самой нужде по лисице черно-черевой и по лисице сиводушчатой и за соболя по две лисицы красные". В том же приказе велено сделать "людям и животам их и скоту опись: по окладу на нынешний 193 г. (1685) сполна и на прошлые годы из доимки взять на ком что можно". Подобные описи производились и раньше, и о характере их можно судить по описи Гришки Кривогорницына на 170 г. (1671) "для Мегинские волости". В них говорится не только о податях и недоимках, но упоминается также о домах, женах, количестве работников в семье, есть сведения об умерших и беглых, причем каждый называется поименно и породно. Личные и родовые прозвища, конечно, сильно в этих записях испорчены и переделаны на русский лад, но в них нетрудно разобраться. Ясачные книги, да эти описи впервые дали тот материал, из которого создалось впоследствии ныне существующее якутское самоуправление. Понятно, что и здесь, как всюду, завоеватели раньше всего постарались воспользоваться для сбора ясака и замирения родовыми представителями. Под именем "князцов" и "именитых улусных людей" их делают ответственными за недоимки и беспорядки, с них берут "аманатов" и "толмачей", заставляют платить контрибуции. Впоследствии, когда правительство убедилось, что "казацкая масленица" грозит государственным интересам, разоряет вконец население и невыносимыми поборами и своей жестокостью заставляет его разбегаться, побуждать к восстаниям и непослушанию, оно пробует из тех же "князцов" и "именитых улусных людей" устроить контроль над своими хищными слугами. Им поручается в качестве понятых присутствовать при сборе ясака, опросах и всяких делах, возникающих между пришлыми служилыми, чиновными людьми и местным населением. Дальше им поручается "печатать своими печатями ясашные мягкие рухляди, чтобы служилые люди не переменяли их дорогой едучи". Наконец, им же предоставлено право от имени всего рода "бить челом" в Москву "на утеснителей", даже высших чиновников, чем они не медлят воспользоваться. Все это подняло их в глазах населения на небывалую высоту; когда же впоследствии признано было лучшим разложить ясак по родам и улусам и, не вникая в распределение и способ взимания, требовать его полностью с родовых представителей, "князцы" окончательно превратились в земских чиновников.

Их начинают поощрять и вознаграждать за службу знаками отличия: медалями, кортиками, кафтанами, а указом Сената от 1 февраля 1740 года и 17 мая 1764 года им даже назначается постоянное вознаграждение, зависящее я количества доставленного ясака. "Ясачным князцам и выборным за исправный ясака платеж, на подарки оклад положить от принесенного в казну на 1 000 руб. ясака по 20 руб., а если менее или более 1 000 руб., то приняв сего по расчислению". Поощряемые и поддерживаемые извне, князцы мало-помалу освобождаются от родовых традиций и являются не менее лютыми угнетателями народа, чем казаки. "Зная прекрасно условия жизни, они ловко прячут концы в воду, входят в стачки с воеводами и дьяками и под их прикрытием распоряжаются в своих землях, как владетельные особы: захватывают земли, взимают бесконтрольно подати, вводят кабалу, даже торгуют людьми. Мрачную память и верные привычки оставили после себя "князья" того времени". Одну пользу извлекло население от замены ими русских чиновников: оно привыкло в новых условиях бороться за свои интересы. "Князья" были свои люди, их не окружал ореол завоевателей, им некуда было уйти с заграбленным добром, их и раньше приходилось обуздывать, как родоначальников. Родовичи были с ними более смелы, и на "князей" посылались коллективные жалобы в воеводские канцелярии и дальше в Петербург, который с тех пор занял в сознании народа место уничтоженного союзного совета. В этой борьбе немалую службу сослужили народу, да и теперь ее несут: зависть, личные счеты и игра самолюбия самих князцов и богачей. По их почину возникали постоянно дела, часто кляузные, но всякий раз они выволакивали наружу такую массу действительных злоупотреблений, что правительству волей-неволей пришлось измышлять меры для их пресечения. В 1763 году командирован в Сибирь гвардии майор Щербатов, ему поручено составить комиссию "для приведения ясачного сбора в ясные правила". Комиссия Черкашенникова, действовавшая в Якутской области, выла только ветвью этой Общесибирской комиссии. В 1766 году указом от 14 декабря вызваны были депутаты по всей России в комиссию для установления лучшей администрации, обсуждения всяких вопросов внутренней политики и между прочим составления нового уложения для сибирских инородцев. Якуты, числившиеся кочевниками, были исключены из числа избирателей, но они все-таки послали своего депутата, и он был допущен в комиссию особым рескриптом Императрицы.

Выработанные этой комиссией начала были положены в основу якутского самоуправления и удержались до сих пор почти без изменения, В настоящее время якуты разделены на восемнадцать улусов: 8 в Якутском округе, 4 в Вилюйском, 4 в Верхоянском, 1 в Олекминском и 1 Колымском. Улусы, как я говорил выше, состоят из наслегов, а наслег из родов, ага-уса. Наслегов всего в Якутской области двести тридцать: в Якутском округе — 125, в Вилюйском — 56, в Верхоянском — 37, в Олекминском — 6, в Колымском — 10; родов в общей сложности во всех улусах 934 именно: в Якутском округе — 596; в Вилюйском — 244, в Верхоянском — 37, в Олекминском — 4; в Колымском — 10, да в Туруханском округе один Шорохинский род да 2 Долганских. Улусными делами заведует управа, состоящая из присяжного писаря и шести выборных членов, обыкновенно называемых "головами" (голуба), главного головы, по-якутски "большого" (улахан голуба); делами наслежными заведует родовое правление, состоящее из родовых старшин и наслежного старосты, называемого якутами "большим князем" (улахан князь), делами рода — родовой старшина - он же "князь малый" (аччигий князь). Кроме того, всякий род имеет одного или двух "десятников", они же "капралы". Это единственные оплачиваемые чиновники общины. На обязанности их лежит приводить в исполнение решения родового старшины и схода. Они собирают подати, назначают очереди, присматривают за исполнением натуральных повинностей, сопровождают арестантов, служат проводниками и вестовыми у проезжих чиновников... Обязанности их трудные и тяжелые, а жалованье от 10 до 30 руб. в год, да конь на разъезды. Все другие родовые власти служат без жалованья и избираются на трехлетний срок. Они председательствуют в общественных собраниях, принимают первые меры для задержания преступников и пресечения преступлений, наконец, решают словесно и единолично менее важные тяжбы. В делах крупных, исключительных или касающихся основ быта все родовые власти должны испрашивать согласие у "собраний", т.е. сходов: "князья малые" у родовых собраний, состоящих из всех плательщиков; "князья большие" - у собраний наслежных, состоящих из родовых старшин и более влиятельных родовичей; наконец, "управы" — у собраний улусных, состоящих из всех князей, "малых и больших", совместно с самыми богатыми и уважаемыми людьми в улусе. Решения и действия как выборных лиц, так исходов подлежат обжалованию и отмене в следующем порядке: родовое - наслежному, наслежное — управскому. Решения улусных сходов и управ окончательны и подлежат контролю только государственной администрации и государственного суда: заседателей, исправника, губернатора, окружного полицейского и областного правления. Власть и вмешательство администрации в дела самоуправления очень сильны в Якутской области и год от году возрастают.

Якутские выборные представители относятся ко всякому чиновнику с жалким подобострастием. Между тем было время, когда якутские родовые власти мечтали о совершенной независимости от якутской администрации. В конце XVIII столетия якуты упорно хлопотали о введении у них чего-то вроде "степных дум" и подчинении их непосредственно иркутскому наместнику. В то время Якутская область считалась частью Иркутской губернии. Она разделена на комиссарства, подкомиссарства и воеводские канцелярии. В 1775 году были комиссарства: Жиганское, Верхоянское, Средне-Колымское и Олекминское и Алданская воеводская канцелярия в 70 верстах ниже впадения в Алдан р. Белой (?). Власть воевод и комендантов была огромная, и они злоупотребляли ею, о чем сохранились до сих пор грустные в народе предания и исторические документы. Якуты пробовали освободиться от этой непосильной подчас тяжести и требовали, чтобы комиссарам и воеводам был предоставлен лишь надзор за безнедоимочным поступлением податей, а взимание их было предоставлено их выборным, а не назначаемым администрацией властям; то же самое — "суд и расправа" и вся хозяйственная часть управления. Добились они немногого:в 1769 году иркутскому губернатору Брилю приказано "не посылать за ясаком сборщиков в якутские улусы, а в случае если бы якуты не поставили в срок положенного с них ясака, то депутат, князец их, Софрон Сыраков, сам должен посылать нарочных для бездоимочного сбора, чем ясачные избавятся от обид, чинимых им сборщиками". И этим немногим не сумели воспользоваться якуты: возвышенный указом Сыраков стал злоупотреблять властью в свою пользу и возбудил всеобщий ропот. Для народа было безразлично, кто терзает его: русские ли хищники или свои. Покинутый своими Сыраков едет в Иркутск искать поддержки у наместника и находит ее; но родовые традиции среди якутов были еще достаточно сильны, гегемония "князцов" не окрепла. Жадные и близорукие якутские олигархи, встретивши двойное сопротивление со стороны своих сородичей и местной администрации, которая злилась на них за лишение доходов, потерпели неудачу. Их проекты были отклонены, несмотря на благосклонность к ним влиятельных в Иркутске лиц. Только 50 лет спустя на короткий срок, в виде опыта, была введена "степная дума" для пяти подгородных улусов. Она просуществовала всего 12 лет — с 1825 по 1838 г. Она состояла из "главного родоначальника" и 3 заседателей, избираемых из якутских же родоначальников. Поведение ее вначале было сносное. Вилюйские якуты тоже просили, чтобы у них, подобно якутским улусам, была введена отдельная "степная дума". Им отказали. Вскоре после этого и Якутская степная дума была закрыта по предписанию генерал-губернатора Восточной Сибири. Основанием для закрытая послужили следующие соображения: 

а) якуты никогда не были подчинены, подобно бурятам, одному главному родоначальнику 

б) учреждение степной думы в многолюдном городе (Якутске) само по себе незаконно 

в) выбор главного родоначальника поднял вражду (?!) между родоначальниками 

г) притом содержание думы стоило ежегодно 47 рублей. С тех пор государственный контроль над якутским самоуправлением ничем не разнится от контроля над волостным правлением русских общин. Собственно говоря, контроль этот проникает всюду, и самое законное решение может быть приостановлено, обжаловано и отменено простым предписанием полиции.

Это и практикуется постоянно, благодаря проискам всяких мироедов и воротил из местных богачей. Главное, конечно, внимание высшей администрации обращено на взнос податей. Принцип государственного обложения якутов до сих пор не ясен. Одни подати они платят с ревизской, а другие с рабочей души, одни подати считаются государственными, а другие земскими. Народ смотрит на это значительно проще: для него все равно, как официально называются подати; всех их он зовет "царской дорогой" ырахтагы суола, за исключением сумм, идущих на содержание управ и внутренние нужды. Для него важны размеры обложения. Подати он распределяет и называет по-своему.

По получении из Областного правления смет с распределением сумм по улусам и наслегам инородные управы сзывают улусное собрание, представляют сметы, присчитывают к ним общие улусные расходы и рассылают по наслегам в родовые правления. Там наслежные собрания, присчитав к ним свои наслежные расходы, определяют величину оклада в "классам" и, распределив между родами, поручают капралам собрать деньги к известному сроку. Собранные деньги наслежный староста самолично отвозит в город в казначейство. Распределение и взимание в принципе разделено друг от друга и должно служить взаимным контролем. Теперешнее якутское распределение податей внутри наслегов "по пассам" явилось результатом своеобразного сочетания старинного казацкого обложения с позднейшим поземельным обложением, введенным в 1763 г. М.Черкашенниковым. Якутские "классы" нередко зовутся по-русски: Пербый, Опторой, Ытретий "класс", но они местами и посейчас удержали былые свои названия: 1) соболь, киис, 2) лисица, сасыл, 3)бётегё. В старину оклады эти назывались: соболиный, лисий и бетегё — неизвестного мне зверя, по-видимому, рысь, бёдёрь или беге. Теперь, конечно, все подати вносятся деньгами. Якуты полагают, что подати взимаются за пользование землею и пропорционально ее количеству. Количество земли определено обычаем. Принято считать, что первый класс владеет от 3 до 4 кюре; второй — 2 или 3 кюре, третий — одним кюре. Кюре (остожье), то есть земельный пай, как я писал выше, бывает разной величины и достоинства не только в одном и том же улусе, но и в одном и том же наслеге. Лучшими, конечно, владеет первый класс, и достоинство их сплошь да рядом далеко превосходит кюре других "классов". Самые правильные паи у второго и третьего класса. Налог по всей области приблизительно колеблется: для первого клсса между 25 и 18 рублями в год, для второго между 18 и 12, для третьего между 8 и 3, глядя по местности. Предполагается, что налог второго класса должен равняться 3/ 4, а налог третьего класса 1/ 3 или даже 1/4 первого класса, т.е. должен быть прямо пропорционален количеству кюре. На севере, в Верхоянском и Колымском округах, хотя и принято такое же деление на классы, но так как земля во многих уголках этой юности не имеет того значения, что на юге, то и подати взимаются по-старинному: сообразно со степенью зажиточности плательщика, числом работников-промышленников в семье, хилостью остальных членов и тому подобными соображениями. Там сохранился еще четвертый класс, называемый "последним" кутуруксут или "промышленник" бульчут. Это бобыли, не имеющие ничего, кроме рук; они платят только ясак — 1 руб. в год. Там, где деньги так дороги, как это имеет место на севере Якутской области, трудно, ужасно трудно этим беднякам давать и рубль. 

Натуральные повинности на юге все переводятся на деньги, а затем сдаются в подряд. Такие повинности, как междудворная гоньба, постройка общественных зданий, мостов, изгородей, всюду сдаются в подряд. Такие же, как починка дорог и мостов, требующие большого количества людей, производятся миром. Содержание якутов-бедняков, кумалан и итымни, лежит только на двух первых "классах" и производится так, что каждый плательщик кормит нищего определенное число дней в году, сообразно своему классу и количеству нищих в своем роде. Поселенцев, хайлах, иногда содержат таким же образом, иногда отдают содержание каждого отдельного человека в подряд желающим; иногда дают поселенцу на руки деньги или продукты. Самая древняя из натуральных повинностей, по-видимому, почтовая гоньба. Уже в наказе подьячему Курдюкову в 1685 г. говорится о том, чтобы повинностью этой ясачные сборщики не злоупотребляли: "у якутов лошади добрые не отымали сильно, а вместо тех добрых не давали им иноземцам свои худые лошади сильно же", что случалось, очевидно, часто и дошло до Москвы. Ввиду этого приказано брать "под казну Великих Государей... лошади и быки, каковы дадут на том и ехать". Кроме того, требуются проводники и ямщики. Гмелин в своем путешествии в 1732 г., начиная от границ Якутской области, все время пользуется якутскими гребцами. Якутские семьи были выселены на тракты Олекминский, Охотский, Аянский, Верхоянский и Колымский для отбывания почтовой гоньбы. Во время Великой Камчатской экспедиции повинность эта таким тяжелым бременем легла на население, что Гмелин всеобщее обеднение и переход к культуре рогатого скота приписывает главным образом перевозке огромного количества грузов и вызванному им падежу лошадей. Миддендорф сообщает, что одного провианта для войска, находившегося в Охотске и Камчатке, перевозилось якутами в год до 34 000 пудов. До 1807 года, когда в Охотск было отправлено впервые судно кругосветным морским путем, все припасы перевозились целое столетие из Якутска в Охотск сухим путем. Ежегодно казна забирала для подвод десять тысяч, а американская компания до трех тысяч лошадей. Купцы платили от 35 до 45 руб. за наем лошади, но и то якутам не оставалось. Можно без преувеличения сказать, что весь северо-восточный угол Азии завоеван и исследован на якутских лошадях и благодаря их даровой ямской гоньбе.

Если бы перевести ее на деньги, она дала бы огромные суммы, израсходованные якутами на удовлетворение этой потребности. Закончу этот обзор якутских родовых учреждений и их самоуправления заметкой об якутском судопроизводстве. Якутский суд — это, собственно говоря, сход: родовой, наслежный, улусный, смотря по обстоятельствам. Суды эти подлежат друг другу, как апелляционные инстанции. Якуты очень любят судиться и присутствовать при разбирательствах. Более важные дела всегда переносятся в сход. На сходе присутствующие именитые люди обыкновенно вставляют свои замечания, которые выслушиваются со вниманием, и хотя окончательный приговор произносит председатель схода, но он по большей части передает в сжатой форме только общее решение. Тяжущиеся становятся перед заседающими родовичами без шапок и, учащенно кивая головою, а в более важных местах делая поясные поклоны, по очереди излагают свое дело; свидетели вызываются и допрашиваются тут же, а непослушные приводятся капралами. Судьи обязательно должны сидеть. В некоторых местностях принято, чтобы они надевали непременно на голову шапки. В старину якутскому родовому суду подчинены были все дела со включением убийств, но уже в грамотах конца XVII столетия начинают встречаться ограничения. В вышеприведенном наказе подьячему Курдюкову говорится, между прочим: "И буде которые якуты учнут бить челом Великим Государям друг на друга в исках своих, ценою в пять рублей, и тебе в таких исках им якутам суд давать и с суда указ учинить вправду, безволокитно, потому что по указу Великих Государей и по грамоте, по их иноземскому челобитию, в дальних ясачных волостях и в зимовьях ясачным сборщикам, велено иноземцев судить, по их иноземному челобитию, не в больших исковых делах, в двух, или в трех, или в пяти рублях, вместе с их иноземскими князцы и с лучшими людьми, а без них тебе Евдокиму и в малых делах не судити, чтобы ясачным якутам от вас убытков и обид и налогов не было, а с челобитья со всякого человека пошлины Великих Государей имать по осми алтын по две деньги; и те судные дела за иноземскими знамены и за своей рукой и деньги привезти в Якутской острог и подать (тебе) в приказной избе генералу и воеводе Матвею Осиповичу Кровкову; а будет иску больше пяти рублев, а дале пяти лет, и в таких делах и в убийственных делах же, расправ и суда им якутам в волостях отнюдь не давать".

Тем не менее до последнего времени даже уголовные дела, как побои, увечья, кражи, даже на значительную сумму, раз они совершались без взлома, судились родовыми правлениями. Только с 1889 года, когда вышло приказание преследовать родовые власти за недонесение о таких делах, кражи стали поступать в русские суды и судиться по русским законам. Якуты за кражу обыкновенно наказывали состоятельных штрафом, превышающим ценность украденной вещи вдвое или втрое, смотря по обстоятельствам. За побои и увечье они присуждали: содержание во время болезни или одновременное пособие пострадавшему. Теперь виновных садят в острог, откуда они, к великому ужасу соседей, почти всегда выходят уже отъявленными негодяями. Такие преступления, как изнасилование женщины, нарушение договора, обман, подлог, по-видимому, не были известны якутам и не наказывались. Только нарушение брачного договора обеспечивалось калымом. Нарушение границ и всякие поземельные споры составляют теперь главную часть поступающих в родовые правления дел и исков: в 1867 г. в Якутских округах, по инициальным данным, было решено дел в управе 1870, и из них поземельных споров 1855; в Вилюйском округе на 3786 дел больше половины земельных. Кроме пени, у якутов как наказание употребляются еще: публичный при сходе выговор, отдача в работу и заключение в карцер. Последнее, по-видимому, русское нововведение. Наказание розгами совершенно было неизвестно якутам в старину. И теперь они прибегают к нему крайне редко и с большим отвращением. На севере не знали даже, в чем оно заключается, и раз в Колымском улусе, когда сход не знал, что делать с непослушным членом, и решил, по совету приезжих с юга якутов, высечь его, то обратились ко мне с расспросами: "где следует бить" и нужно ли при этом "класть и раздевать" или "закон не позволяет" (Ко¬шм, ул., Унджа, 1883 г.). Обыкновенно как принудительной меры бывает совершенно достаточно мирского давления. На юге, где мирские связи ослабли, встречаются уже и ослушники, у которых отбирают в наказание скот или заставляют силою повиноваться. Многие решения родовых сходов поражали меня своей странностью, но, присмотревшись ближе к жизни и обстоятельнее расспросивши мотивы, я всегда находил в основе глубокое уважение к личности и стремление к равенству. Я, конечно, не говорю о решениях заведомо неправильных, несогласных с обычаем и народной совестью, вынужденных экономическим давлением воротил или административным произволом.