Покойники на „лѣсинахъ".
(Араҥасъ).
А.Г. Клюге
«Сибирская жизнь» №240, 8 ноября 1898
Когда я припоминаю этотъ невѣдомый міру уголокъ пустыни, возстановляю въ умѣ картину природы этой далекой земли — мнѣ кажется, что я все это видѣлъ только во снѣ...
Заря свѣтитъ на небѣ и свѣтитъ въ сосѣдней лужѣ, настолько большой и устоявшейся, чтобы отражать клочокъ неба, нависшаго надъ дремлющей тайгой. Высокія лиственницы, недавно покрывшіяся нѣжными пахучими листьями, точно закутанныя зелеными кружевами, — стоятъ группами на полянѣ. Въ лѣсу ни темно, ни ясно. Свѣтитъ небо ясной синевой, свѣтитъ луна блѣднымъ серебрянымъ пятномъ, свѣтитъ заря огненно-розовой полосой на перламутровомъ небосклонѣ... Но этого свѣта недостаточно, чтобы совсѣмъ освѣтить ночь и обратить ее въ день... Холмы бросали свою огромную тѣнь на лѣсъ, ползущій по долинѣ, отъ озеръ къ дальней тайгѣ. Деревья легли на землю темными переплетающимися узорами.
Но всей этой тѣни недостаточно, чтобы погрузить въ сумракъ долину, чтобы обратить этотъ мечтательный, угасающій день въ ночь. Тальникъ, плотной стѣной облегающій берега озера, легъ на края воды продолговатою, слегка колеблющейся отъ зыбей, тѣнью. Сонныя воды дремлющаго озера кажутся неподвижными; только эти еле замѣтныя зыби и серебрятся и румянятся по временамъ: сквозь зеленую сѣтку вѣтвей зари разсыпаетъ алыя брызги свѣта по краямъ озера...
На тропинкѣ, идущей отъ озера въ глубину лѣса, стоятъ лошади подъ лиственницами и щиплютъ траву... Какіе то люди въ странныхъ костюмахъ сидятъ на корточкахъ на землѣ. Они ищутъ что-то; они собираютъ истлѣвшія кости покойника... Какъ очутился онъ здѣсь?..
Мнѣ кажется, что я видѣлъ во снѣ все это и снилось, что въ мечтательномъ свѣтѣ угасающаго дня и нарождающейся ночи я самъ собираю въ травѣ среди кочекъ истлѣвшія кости... И я продолжаю припоминать подробности этого „сна на яву“...
Утромъ, переваливъ хребетъ, мы, т. е. я, казакъ Алексѣй и проводники, спустились въ обширную равнину, примыкавшую къ бассейну р. Колымы. Странный видъ имѣла эта равнина для меня, жителя степей, почти внезапно очутившагося среди дикой сумрачной тайги. Я не свыкся еще тогда съ полярными ландшафтами и находилъ въ нихъ своеобразную прелесть. Начинаясь у хребта неровной, шероховатой покатостью, тянулась эта равнина предо мной зеленой полосой, уходя въ безконечную даль, соединяясь съ небомъ и какъ бы мѣняясь съ нимъ окраской: казалось, что края зеленой равнины синѣли подъ небосклономъ и, что края синяго неба зеленѣли надъ долиною. При проѣздѣ она не была такой однообразной, какою казалась издали: лиственничные лѣса, густые и темные, чередовались съ обширными полянами, покрытыми высокой, пожелтѣвшей, прошлогодней травою, съ озерами и болотами, съ чахлымъ покривившимся кустарникомъ, съ почернѣвшими отъ лѣсныхъ пожаровъ стволами и пнями сломленныхъ бурями и сгнившихъ отъ времени деревьевъ. Зеленыя кочки, поросшія косматой, жесткой травою, торчали изъ лужъ; казалось, что странные духи инородческихъ легендъ и сказаній выглядывали изъ своихъ подземныхъ жилищъ, поднимали головы, чтобы посмотрѣть на нарушителей спокойствія этой безконечной пустыни. Конечно (думалъ я тогда) эти таинственные обитатели пустынь, созданные фантазіей якутовъ, не похожи на нашихъ лѣшихъ и русалокъ. Иная природа — иные люди и вѣрованія. Въ сумрачномъ лиственничномъ бору, въ чащѣ переплетающихся тальниковъ, среди болотъ и косматыхъ кочекъ, живутъ иныя привидѣнія, чѣмъ въ цвѣтущихъ южно-русскихъ степяхъ или въ зеленыхъ дебряхъ могучихъ дубовыхъ лѣсовъ!...
Зеленые мхи, подъ ногами нашихъ лошадей, смѣнялись бѣлыми и сиреневыми; ярко зеленые приземистые кусты ярнику 1) смѣнялись матово зелеными кустами ольхи: красный съ цвѣтами, похожими на крошечныя розы, смѣнялся бѣлымъ... И эта полярная пустыня наслаждалась своей весною: все цвѣло и благоухало въ ней...
1) Ярникъ - кустарникъ, ползучая березка.
Комары, этотъ бичъ полярной тайги, столбомъ вились надъ нашими головами, тучами опускались на спины нашихъ лошадей и немилосердно жалили ихъ. Одни улетали, полные, красные отъ высосанной крови, другіе, голодные и озлобленные, являлись имъ на смѣну; они точно брали дань за проѣздъ черезъ свои болота. Люди были защищены отъ ихъ уколовъ платками, волосяными сѣтками, надѣтыми на лицо поверхъ шляпъ и ниспадавшими на плечи, и комары изливали свою досаду на беззащитныхъ лошадей. Такъ называемыя „махалки" изъ волосъ лошадиныхъ хвостовъ, которыми снабдилъ насъ на станціи распорядитель ея, по якутски называемый „эсаулъ" (вѣрнѣе „эгабулъ"), чтобы мы отгоняли ими комаровъ, — мало помогали. Но по закатѣ солнца стало прохладнѣе, съ озеръ подулъ сырой вѣтерокъ и развѣялъ нашихъ неутомимыхъ преслѣдователей по болотамъ. Къ вечеру они стали злѣе, какъ бы чувствуя близкій конецъ пира; прохлада ночи сдѣлала ихъ безсильными и вялыми; испаренія болотъ, холодной росою падавшія на траву, придавили ихъ къ землѣ... Наши лошади вздохнули свободнѣе...
Утомленный медленной ѣздою по болотамъ, гдѣ лошади по временамъ проваливались по брюхо, среди кочекъ и пней, гдѣ онѣ безпрестанно спотыкались, я съ удовольствіемъ и съ нетерпѣніемъ помышлялъ о ночлегѣ и объ ужинѣ, и все посматривалъ вдаль — не покажутся ли дымокъ и искорки надъ кустами, а потомъ и юрта надъ озеромъ; юрта съ покатыми стѣнами, съ весело пылающимъ очагомъ, съ радушными хозяевами, съ горою свѣжей рыбы, наваленной прямо на траву, на берегу озера, со стадомъ коровъ и лошадей, сбившихся въ кучу у дымокура.. 2) Все это промелькнуло въ моемъ воображеніи и будило желаніе поскорѣе доѣхать до ночлега.
2) Костеръ, заваленный навозомъ и землей, отчего онъ не горитъ, а только курится.
Въ это время года у якутовъ бываетъ обиліе земныхъ благъ. Природа оживаетъ послѣ восьмимѣсячной спячки,— морозовъ, пургъ, снѣговъ, скуки и голода, и открываетъ людямъ свои нѣдра, полныя щедрыхъ даровъ: озера, сбросившія ледяной покровъ, кишатъ рыбами въ водѣ, кишатъ птицами надъ водою. Своими нехитрыми снастями якуты ловятъ тѣхъ и другихъ. У каждой юрты висятъ сѣти, на крышахъ юртъ вялится юкола 3), надъ костромъ виситъ котелъ, гдѣ вываривается жиръ изъ рыбьихъ головъ... Пастбища, одѣтыя сочною травой, даютъ хорошій кормъ скоту. Женщины едва успѣваютъ справляться съ молочными продуктами: сора, сливки, хаякъ 4) — не сходятъ со стола якутовъ... Всѣ сыты, довольны.
3) Юкола - вяленая рыба безъ костей, разрѣзанная пополамъ вдоль.
4) Сора — молочный продуктъ вродѣ простокваши. Хаякъ - сливочное масло, сбитое вмѣстѣ съ пахтаньемъ.
Воображеніе нарисовало мнѣ идиллію. Какую счастливую жизнь ведутъ жители этихъ свободныхъ, фактически никому не принадлежащихъ, еле проходимыхъ пустынь! Въ каждой юртѣ я встрѣчалъ обиліе, видѣлъ сытыя довольныя лица.
Потомъ, вглядѣвшись попристальнѣе въ эту жизнь, я увидѣлъ обратную сторону ея. Скотъ можетъ выпасть отъ сибирской язвы и некому принять предохранительныхъ мѣрь противъ распространенія заразы; случается маловодье, вода рѣкъ не соединится черезъ виски 5) съ деревьями и крупная рыба не войдетъ въ озерья и тогда некому посовѣтовать жителямъ обращаться осторожнѣе съ рыбой, не изводить ее на юколу безъ толку и образовать запасы. Богатый князь продаетъ свои товары по баснословной цѣнѣ, одолжаетъ деньги за баснословные проценты и не кому остановить его, некому защитить якута отъ притѣсненій и произвола неправедныхъ людей, отнимающихъ отъ него хитростью и обманомъ то, что даетъ ему природа. Придетъ оспа и не кому спасать якутовъ отъ нея и они вымрутъ какъ мухи среди обилія благъ земныхъ.
5)Виска — рѣчка, обыкновенно высыхающая лѣтомъ, и наполняющая водой въ половодье.
Когда же покажется юрта и искры пылающаго камина, гаснущія въ вечернемъ сумракѣ, создадутъ въ лѣтнюю ночь иллюзію — падающихъ звѣздъ зимнихъ ночей?
Но ни искорокъ надъ зарослями, ни юрты, ни вообще слѣдовъ жилья, не было видно. Мы углублялись въ тайгу. Ряды лиственницъ становились гуще; даль становилась темнѣе. Казалось угасающій день остался за нами и мы подвигались навстрѣчу ночи. Но ночь не выходила изъ своихъ убѣжищъ — дальнихъ ущелій, мрачныхъ сырыхъ трущобъ. Она какъ бы пряталась отъ насъ, расплывалась въ туманахъ на сѣверѣ, румянилась зарей на западѣ, но не погружала тайги въ темноту, какъ ночь осенняя молчаливая, наполняющая лѣса мракомъ и печалью.
На перламутровомъ полѣ небосклона, освѣщеннаго зарей, на томъ мѣстѣ, гдѣ деревья лѣсистаго пригорка казались обвитыми свѣтящимися розовыми лентами или увѣшанными фонарями, зажглась звѣздочка. Ея мерцающій синеватымъ отблескомъ свѣтъ былъ пріятенъ глазу въ эту ночь, лишенную звѣздъ. Казалось чей то сіяющій радостью глазъ глянулъ на землю кроткимъ, любовнымъ взглядомъ. Этотъ взглядъ пробудилъ во мнѣ, почему то, воспоминанiе о зимней ночи, усѣянной яркими звѣздами, движущейся по небу къ огнямъ сѣвернаго сiянія, освѣщающей снѣжныя поляны серебристымъ свѣтомъ луны. Потомъ я не разъ испыталъ это чувство: звѣздная зимняя ночь наводитъ меня на мысль о лѣтней бѣлой ночи, объятой пламенемъ зари, лѣтняя ясная ночь будитъ воспоминаніе о зимней ночи, о темносинемъ небѣ, затканномъ звѣздными узорами. Все въ мечтахъ кажется лучшимъ чѣмъ въ дѣйствительности.
Звѣздочка пробудила въ моемъ казакѣ поэтическія чувства. Онъ поглядѣлъ на нее и запѣлъ старинную пѣсню:
На одну я звѣздочку
Пристально гляжу:
Въ ней я вижу милую
Глазъ не отвожу...
Его милая осталась далеко въ городѣ за 2½ т. верстъ отъ этой равнины, а онъ уѣхалъ въ командировку и оставилъ ее на цѣлыхъ полгода.
«Что дѣлать? (утѣшалъ онъ себя). Военный человѣкъ долженъ быть готовымъ на всякія случайности. Такая служба: пошлютъ на край свѣта и поѣдешь. Велика наша область! Во вѣкъ кажется не изъѣздить этихъ лѣсовъ и равнинъ, протянувшихся между невѣдомыми золотоносными горами и неизвѣданнымъ ледянымъ моремъ»!
По временамъ Алексѣй вспоминалъ домъ отца, свою милую, тосковалъ и пѣлъ пѣсни. Это былъ веселый малый; смѣлый беззаботный и неутомимый: истинный потомокъ удалыхъ завоевателей этой неизмѣримой пустыни.
Когда онъ пересталъ пѣть, я спросилъ его скоро-ли мы доберемся до ночлега.
— Эти ямщики поѣхали новой дорогой, совсѣмъ значитъ безъ дороги, отвѣтилъ Алексѣй послѣ переговоровъ съ ямщиками. Не трактовою дорогой, а въ обходъ большого бадарана 6)! По этой дорогѣ только мѣстные жители ѣздятъ. Вотъ они скоро станутъ жертвы приносить: рѣзать лошадямъ хвосты и на деревья вѣшать. Надо и намъ чего нибудь повѣсить, а то проѣдемъ всю ночь и не доѣдемъ до жителей... Они не пустятъ!
6) Бадаранъ — топкое, кочковатое болото (Як).
— Кто не пуститъ?
— Покойники шаманы. Мы проѣдемъ мимо ихняго кладбища. Они тутъ недалеко похоронены на лѣсинахъ...
— Какъ на лѣсинахъ, удивился я.
Вездѣ во всемъ мірѣ людей хоронятъ въ землѣ и это выраженіе, «на лѣсинахъ», т. е. на деревьяхъ мнѣ казалось непонятнымъ.
— Такъ на лѣсинахъ. Въ старину у нихъ хоронили не въ землѣ, какъ теперь, а клали покойника въ выдолбленную колоду, закупоривали его въ ней и втаскивали на лѣсины; колоды съ покойниками и висѣли въ воздухѣ значитъ. Иныя и посейчасъ висятъ. Такой гробъ на лѣсинахъ называется: «арангас». Покойники — большіе шаманы и имѣютъ большую силу... Якуты почитаютъ ихъ, старые больше почитаютъ, чѣмъ молодые. Эти ямщики за то что вы подарили имъ табакъ, хотятъ вамъ показать старинное кладбище. Смотрите, только на станкѣ и у жителей никому ни сказывайте, а то старики ихъ заѣдятъ. Русскимъ этого кладбища нельзя показывать...
Мы выѣхали на поляну и я увидѣлъ могилы на деревьяхъ.
Посреди поляны стоялъ вкопанный въ землю столбъ, украшенный какой-то странной символической рѣзьбой. Казалось — древніе шаманы начертали на немъ непонятными іероглифами исторію своего народа. Онъ почернѣлъ отъ времени, дождей и буръ, растрескался отъ солнечныхъ лучей, но стоялъ прямо, обвитый травою у подножья, крѣпко вросшаго въ землю. Этотъ памятникъ исчезающаго культа былъ весь обвѣшанъ косматыми прядями лошадиныхъ гривъ и хвостовъ, цвѣтными ситцевыми тряпками, полосками звѣриныхъ шкуръ. Его тѣнь стлалась по темному кудрявому ковру брусники и упиралась вершиной въ подножье арангасовъ.
Мы сошли съ коней для принесенія жертвы шаманамъ и духамъ, «хозяевамъ мѣста». Ямщики рѣзали хвосты лошадямъ, а я и казакъ пошли посмотрѣть покойниковъ, погребенныхъ на лѣсинахъ.
Гробы шамановъ, висѣвшіе въ воздухѣ, имѣли форму большихъ корытъ, суживающихся къ концамъ. Каждый гробъ былъ укрѣпленъ отдѣльно на четырехъ столбахъ, вкопанныхъ въ землю и соединенныхъ между собою поперечными бревнами, другими поперечинами, они были придавлены сверху и концы перекладинъ прикрѣплены къ столбамъ клиньями. Древніе обитатели этихъ пустынь были искусными плотниками; безъ гвоздей, безъ желѣза они сколачивали эти деревянныя могилы прочно и крѣпко на диво потомству, чтущему свято ихъ память.
Эти «давношніе» 7) люди, какъ назвалъ ихъ казакъ Алексѣй, не хотѣли лежать въ землѣ, гдѣ такъ тѣсно и сыро; и по смерти они хотѣли быть на просторѣ, на вольномъ воздухѣ, какъ при жизни; они построили себѣ деревянные домики для вѣчнаго успокоенія на деревьяхъ, поближе къ небу и солнцу, точно собираясь улетѣть куда то. Якуты наши ямщики разговаривали тихо, двигались чинно. Они вѣрили, быть можетъ, что шаманы смотрятъ на нихъ и слушаютъ ихъ слова.
7) Давношній — древній.
Изъ четырехъ арангасовъ одинъ уже покачнулся на бокъ; два столба покосились, одна верхняя перекладина, придерживавшая крышку гроба отскочила: казалось — бравый шаманъ хотѣлъ разломать свой домикъ и выйти на свѣтъ Божій.
Мнѣ пришла въ голову мысль заглянуть въ средину корыта. Достаточно было срубить одинъ столбъ, чтобы развалить все сооруженіе. Но казакъ испугался этой мысли.
— Что ты! А если они насъ настигнутъ и утопятъ гдѣ-нибудь въ бадаранѣ!
Онъ сначала воспротивился моей затѣѣ, во всякомъ случаѣ, отказываясь помогать мнѣ. Онъ не боится якутовъ, потому что въ концѣ концовъ это запрещено, молиться этимъ чертямъ и духовенство спасибо скажетъ, если срубить арангасы.
Но это опасно.
— Они развѣ сами за себя не постоятъ? и онъ указалъ на могилы шамановъ.
— Исправникъ на Вилюѣ раскрылъ одинъ арангасъ, вытащилъ кости шамана, ровдужную одежду и всякую всячину и послалъ въ какой то городъ... Что же? все ему во снѣ мерещился шаманъ. Онъ приходилъ по ночамъ, смотрѣлъ на него огненными глазами и жегъ его и грозилъ ему, требовалъ назадъ всю одежду и кости... Померъ исправникъ вѣдь, послѣ этого году не прожилъ. Если они справились съ исправникомъ, то не долго имъ справиться съ простымъ казакомъ... Вы люди русскіе 8), васъ можетъ быть и не тронутъ.
— Авось не тронутъ, я беру отвѣтственность на себя.
Я понималъ, что должно было испытывать суевѣрное воображеніе.
8) Колымчане подъ словомъ русскій разумѣютъ — пріѣзжій изъ Россіи; русскій значитъ не сибирякъ.
Эти воздушные гробы поражаютъ воображеніе аборигеновъ суевѣрнымъ страхомъ; нѣсколько поколѣній якутовъ сохранило къ нимъ уваженіе и боязнь. Покойники могутъ встать изъ могилъ и сбить съ пути путника, загнать его въ непроходимыя дебри, гдѣ онъ умретъ съ голода, утонетъ въ трясинахъ. Они могутъ преслѣдовать оскорбителя могилъ за тысячи верстъ и жечь его своими невидимыми взорами.
Я не хотѣлъ подвергать казака гнѣву шамановъ. Пока онъ обдумывалъ помочь ли мнѣ, или уйти благочестиво подальше и принести жертву за себя и за меня хозяевамъ мѣста, — я отвязалъ топоръ, висѣвшій въ кожаномъ чехлѣ у моего сѣдла и сталъ рубить одинъ изъ покачнувшихся столбовъ арангаса.
Сухіе, рѣзко отчетливые звуки, разнеслись по полянѣ. Дерево было такъ твердо, что топоръ отскакивалъ отъ него, издавая какой то не то металлическій, не то каменный звукъ. Не знаю, заразился ли я невольно суевѣрнымъ настроеніемъ Алексѣя, но мнѣ показалось, что весь арангасъ болѣзненно стонетъ, что изъ корыта покачивающагося въ тактъ ударамъ топора, раздается хриплое бормотаніе, что остальные три арангаса подхватываютъ эти стоны и заключенныя въ корытахъ кости шамановъ дрожатъ отъ гнѣва. Я почти раскаялся въ томъ, что началъ разрушать воздушную могилу; но что скажутъ якуты, когда я не доведу своей затѣи до конца. Они скажутъ, что шаманы испугали меня, сдѣлали меня безсильнымъ, что они сами защитили себя и мой неосторожный поступокъ послужитъ лишь въ пользу тому суевѣрію, съ которымъ я, по долгу культурнаго человѣка, долженъ былъ бороться.
Раздался послѣдній стукъ топора, затрещали ломающіяся перекладины, подрубленный столбъ упалъ и вмѣстѣ съ нимъ рухнулъ арангасъ. Корыто ударилось о землю и двѣ его половины отскочили одна отъ другой. Столбъ пыли поднялся на мѣстѣ паденія... Горсть пыли, кучка истлѣвшихъ костей — было все, что осталось отъ покойника. Напрасно я искалъ слѣдовъ ровдужной одежды, какихъ нибудь остатковъ древняго вооруженія. Покойникъ былъ слишкомъ древенъ и разсыпался пылью и костьми при сотрясеніи и соприкосновеніи съ воздухомъ.
— Вотъ такъ штука! воскликнулъ казакъ. Весь разсыпался. И для чего было ихъ тревожить? Теперь мы насмотрѣлись на нихъ. Поѣдемъ.
Ямщики ахнули отъ изумленія, когда увидѣли, что я, сваливъ арангасъ, остался невредимъ. Они отошли въ сторону и о чемъ то совѣщались вполголоса.
Потомъ одинъ изъ нихъ сказалъ по якутски, о чемъ они совѣщались.
— Надо собрать кости и опять уложить въ гробъ.
— Русскій его свалилъ, пусть русскій и собираетъ.
Можетъ онъ и не настоящій шаманъ былъ, но мы все таки боимся его...
— За какой чортъ его собирать? Прервалъ якута Алексѣй.
Тогда одинъ изъ ямщиковъ выступилъ впередъ и принявъ ораторскую позу, съ нѣкоторой торжественностью сказалъ:
— Нюча! Ты иной человѣкъ и ничего не боишься, а у насъ свои обычаи и по нашимъ обычаямъ мы должны уважать и бояться этихъ
стариковъ, взобравшихся на деревья почивать на вѣки... Если мы не соберемъ костей и не похоронимъ ихъ опять на старомъ мѣстѣ, всѣ духи лѣсовъ разсердятся на насъ, не будутъ давать намъ покоя, будутъ сбивать съ дороги, ломать ноги конямъ. Вамъ что? Вамъ не приходится ѣздить часто по этому лѣсу, а намъ то каково?.. Мы просимъ васъ, русскіе, соберите кости въ корыто... Вы не побоялись развалить арангасъ, неужели побоитесь собрать?.. А мы пока разведемъ костеръ и сваримъ чай...
Русскіе молчаливо согласились, рѣшивъ, что якуты правы и стали собирать въ корыто истлѣвшія кости. Якуты развели костеръ, принесли воды изъ ближайшей лужи и варили чай, не то съ боязнью мести шамановъ, не то съ насмѣшкою надъ ихъ безсиліемъ, озираясь на арангасы.
Лошади, не обращая вниманія на сосѣдство страшныхъ шамановъ, щипали траву у столба, увѣшаннаго лошадиными хвостами.
Кости были собраны въ корыто и захлопнуты крышкой; гробъ былъ поставленъ подъ уцѣлѣвшими столбами. Самое главное было сдѣлано. Якуты дали обѣтъ лѣснымъ духамъ поднять гробъ на лѣсины, когда нибудь въ свободное время.
Утренней зарею мы тронулись въ путь и только въ полдень наступившаго дня моя мечта о гостепріимномъ кровѣ и хорошемъ обѣдѣ осуществилась.
Въ полдень, въ яркихъ лучахъ солнца мы увидѣли чистое какъ зеркало озеро, окруженное изумрудными стѣнами зарослей, юрту съ наклонными стѣнами, поросшими бурьяномъ, кучу свѣже наловленной рыбы, на травѣ, на берегу озера; сѣти развѣшанныя для просушки между деревьями; стадо коровъ и телятъ, сбившихся въ кучу у дымокура; радушныхъ хозяевъ, вышедшихъ намъ на встрѣчу.
Это было мое первое знакомство съ покойниками, погребенными не въ землѣ, а высоко надъ землею, на «лѣсинахъ»... А. К.
(OCR: Аристарх Северин)
При использовании материалов сайта обязательна ссылка на источник.